Текст книги "Никогда не спорь с боссом"

Автор книги: Барбара Делински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Глава седьмая

Этой ночью Коринна лежала в постели, подводя итоги своей жизни.

Ей тридцать лет. У нее прекрасная работа, прекрасный дом и чудесные друзья; есть бабушка, которая ее любит, и сестра, которая в ней нуждается, да еще родители, которым на нее наплевать.

А через десять лет? Она станет сорокалетней дамой с той же работой, тем же домом и теми же самыми друзьями.

Чего-то в этой картине недоставало. Ей хотелось иметь детей.

Коррей отличался от всех ее знакомых мужчин как день от ночи. Он заставлял ее смеяться от души и таять в его объятиях. Он вытащил на поверхность те стороны ее личности, о которых ей не хотелось бы знать.

Лежа в кровати, в своей чопорной белой ночной рубашке, на накрахмаленном белье, уставившись в белоснежный потолок, она осознала, что хочет, чтобы он любил ее. Ей хотелось, чтобы его любовь была так сильна, что смогла бы удовлетворить любое желание, любую мечту, любое стремление, которые, возможно, появятся у нее в ближайшие сто лет.

Она снова окинула мысленным взором свою нынешнюю жизнь, а потом представила себе жизнь с Корреем. Разница крылась в расцветке. Сейчас ее жизнь была черно-белой, размеренной и уравновешенной, в то время как жизнь с Корреем могла бы расцветиться всеми красками радуги.

Но стоит ли это риска?

Все следующее утро мысли Коррея только наполовину занимали совещания. Другая половина была отдана Коринне. Тогда, у Алана, она показалась ему по-мальчишески нескладной, а на самом деле была по-женски изящной. Где-то хрупкая, где-то пышная, она так напоминала готовый распуститься бутон, что от подобной перспективы у него сводило судорогой мышцы. Даже ее короткие густые волосы лишь усиливали ее прелесть, поскольку подчеркивали открытые черты лица, характерную горбинку носа, несметное количество эмоций в ее бездонно-карих глазах.

Чуть за полдень, едва дождавшись окончания заседания, которое он просидел, ерзая в кресле как на иголках, Коррей набрал ее номер.

– Привет, Кори.

С минуту она молчала. Затем осторожно протянула:

– Должно быть, у тебя перерыв на кофе.

Он уловил уже знакомый ему оттенок сдержанного юмора в ее тоне, только сейчас он чуть-чуть изменился. В нем появилась теплота, интимность, намекающая на их тайну. А еще он почувствовал, как она затаила дыхание.

– Сейчас у меня деловой ланч, а потом сразу в аэропорт. Почему бы тебе не прилететь ко мне на выходные? Мы бы обсудили на пару все, что нужно, ты смогла бы внести необходимые изменения – моя секретарша будет в твоем распоряжении, – а потом мы могли бы встретиться с остальными заказчиками для окончательного подтверждения.

– Звучит великолепно.

– В понедельник? Во вторник?

– Может быть, в среду?

Он застонал.

– Это же через целых пять дней.

– Они мне нужны, – шепнула она, молясь в душе, чтобы он ее понял.

Он понял, но начал нервничать.

– Хорошо, в среду. Пораньше?

– Я постараюсь.

Коррей не стал утруждать себя напоминанием, чтобы она позвонила перед вылетом. Он знал, что будет постоянно звонить ей; и это было не столько частью сознательного плана, сколько просто острой необходимостью слышать ее голос.

Что вызывало его удивление в следующие четыре дня, так это полное отсутствие какого-либо сознательного плана во всех его поступках. Послать ей в субботу великолепные белые розы заставила спонтанная мысль, что одна истинно американская красавица заслуживает получить дюжину других. Заказать в воскресенье корзину свежих круассанов его заставило внезапно появившееся непреодолимое желание представить, как она вонзает в пропитанное маслом тесто свои зубки – со страстностью вознагражденной невинности.

В понедельник утром он послал изящную хрустальную вазу на адрес офиса Коринны, а во второй половине дня – одну-единственную восхитительную нераскрывшуюся розу, как будто созданную для этой вазы. На этот раз желтую, потому что Кори казалась ему солнечным лучиком. Сама ваза была простой, очень чистых и четких очертаний, говоривших об изысканности и прекрасном вкусе – они были ей присущи, эти качества, и он так любил их в ней.

Рано утром во вторник он позвонил.

– Я звоню слишком рано?

Она мягко засмеялась.

– Ничуть. Бабуля уже в саду, а я вот-вот уйду на работу.

– Тогда рад, что застал тебя. Просто захотелось кое-что сказать.

– Да?

– Я скучаю по тебе.

– Ты позвонил, чтобы вот это сказать?

– Угу. А еще я хотел предупредить, что сегодня я ничего не пришлю.

– Слава Богу. Ты и так прислал более чем достаточно.

– Тут бы я с тобой поспорил, только не думай, что я пытаюсь завоевать твое сердце всякими трогательными безделушками.

Она рассмеялась: только Коррей мог выдать нечто столь обворожительно откровенное.

– Хотела бы я с уверенностью заявить, что меня не купить, но вынуждена признаться, что очень тронута.

– В таком случае… – начал было он, но был тут же прерван.

– Нет, Коррей. Больше никаких цветов, ваз или круассанов. Иначе я и вправду подумаю, что тобою движут тайные мотивы.

– Я просто хотел сказать, что буду ждать тебя завтра в аэропорту, и что я тебя люблю.

Не успела Коринна зажмуриться от глубины этих слов, как телефон онемел. С тех пор как они расстались, он звонил каждый день – и сегодня впервые произнес эта слова. Она не была уверена, что ей их не хватало, но, когда прижала безмолвную трубку к груди, сердце у нее колотилось с бешеной скоростью.

Скорость ее пульса достигла предела на следующий день, когда она сошла с трапа самолета и увидела Коррея, дожидавшегося у самого края взлетного поля.

В последний раз они расстались после знаменательного эпизода на бельведере. Наверное, и ему на память придет именно эта сцена? Может, он ждет, что она бросится ему на шею? И вообще – как ей себя веста? Не протягивать же ладонь для делового рукопожатия!

В конце концов она решила помахать. В жизни этого не делала, но ничего лучшего в голову не пришло…

Коррей обхватил ее за плечи и улыбнулся.

– С рассвета жду, когда приземлится этот чертов самолет. Рад видеть тебя, Кори.

– Взаимно, – улыбнулась она в ответ.

– Машина – перед входом в аэропорт. Там будет прохладнее.

Кивнув, она зашагала с ним в ногу. Вот и вся твоя неловкость, думала она. Коррей своим теплым, но ненавязчивым приветствием прекрасно ей подыграл, и даже сейчас не навязывал особенной близости, если не считать, что вел ее под руку. Коринна почувствовала себя на удивление легко и свободно.

Но до машины они не дошли. Как раз перед самым выходом из аэропорта он неожиданно втолкнул ее в угол и уронил сумку на пол.

Коринна оказалась между ним и стеной. Озадаченная, она подняла к нему лицо и нахмурилась.

– Я тебе кое-что должен, – сказал он. – И не успокоюсь, пока не расплачусь.

Сунув руку в карман, он вытащил небольшую конфетку в фольге.

– Шоколадка «Хершиз кисс»! – Он зажал ее между большим и указательным пальцами, совсем как фокусник, демонстрирующий волшебное яйцо, готовое растаять в воздухе. Затем аккуратно развернул фольгу и закинул конфету в рот.

У Коринны отпала челюсть.

– Она же моя! – раздался ее протест.

Коррей катал конфету во рту и был, казалось, на верху блаженства.

– Угу, – наконец промычал он. – Я тебе обещал огромный «Поцелуй Херши». И он твой.

Сообразительность ее подвела, поскольку она не уловила смысла до тех пор, пока его рот не слился с ее. А потом волна ощущений окатила ее с ног до головы, и что-либо соображать было уже поздно. Тающий сливочный вкус шоколада. Нежная ласка губ. Густая сладость языка.

– Вот, – пробормотал он. – Как тебе?

Коринна протяжно, судорожно вздохнула.

– Впечатляюще.

Он рассмеялся и, подняв ее сумку, крепко прижал Коринну к себе.

– Я планировал проделать этот фокус в машине, но все мои планы полетели к чертям, как только я тебя увидел. Еще скажи спасибо, что я не устроил сцену прямо на взлетном поле.

– Спасибо, – отозвалась Коринна, но в глубине души пожалела, что он удержался.

– Значит, я не преступил границ? – поддразнил он.

– А с каких пор это тебя волнует? Помнится, в коридоре офиса ты устроил довольно унизительную для меня сцену.

– А все потому, что тогда я тебя не знал. Если бы я только представлял себе, какую это вызовет неловкость…

– Ты и хотел, чтобы я испытала неловкость!

– Ну… возможно… совсем чуть-чуть… Но ведь я был в отчаянии оттого, что ты не соглашалась потратить на меня время…

– То есть то, что я делаю сейчас? – Они остановились у машины, и Коринна изучающим взглядом впилась в его лицо, пытаясь обнаружить следы самодовольства, высокомерия – хоть чего-нибудь, что дало бы ей ключ к его поведению.

– Сию минуту, – мягко произнес Коррей, – ты даришь мне несказанное удовольствие уже тем, что находишься рядом. Давай пока на этом и остановимся.

Когда он привез ее в гостиницу переодеться, она обнаружила, что для нее оставлен тот самый шикарный «люкс», которым она пользовалась в прошлый приезд.

– Это уж слишком.

– Что – слишком? Вместо одной комнаты у тебя гостиная и спальня.

– С тремя вазами свежих цветов, роскошной верандой и джакузи?

– Что я могу поделать, если в моем отеле такие шикарные «люксы»?

– Но ты ради меня швыряешь деньги на ветер.

– Мои деньги – куда хочу, туда швыряю.

– Но…

– Второе правило Кардинала: никогда не спорь с боссом.

– Это было правило номер один!

– Да, и абсолютно непреложное.

Тем же вечером Коррей пригласил ее в ресторан, а потом на концерт народной музыки.

В четверг утром они закрылись у него в кабинете и обговорили весь разработанный Коринной план от начала до конца. Пару пунктов Коррей поставил под сомнение, но возражения высказывал очень деликатно.

После детального обсуждения опросных листов Коринна решила отшлифовать измененные пункты.

– Мне подойдет маленькая комнатка или стол какой-нибудь из секретарш.

– Ты останешься здесь.

– Но…

– Третье правило Кардинала: никогда не спорь с боссом.

– Это же было правило номер один… и номер два.

– А теперь номер три. – Он силой усадил ее в глубокое кожаное кресло, сунул в руку карандаш и ткнул пальцем в бумаги. – Работай, – прозвучал его приказ.

Четвертое правило Кардинала было призвано на помощь, когда Коринна принялась доказывать, что сама в состоянии напечатать образцы анкет. Их напечатала и сняла с них копии его секретарша.

Утром в пятницу они провели встречу с остальными бизнесменами острова, которые присоединились к их проекту, а в пятницу вечером он устроился вместе с ней в отдельном кабинете роскошного обеденного зала гостиницы, чтобы отпраздновать единодушное одобрение намеченного плана. Услышав клятвенные заверения, что она не в силах больше сделать ни единого глотка шампанского, он провозгласил пятое правило Кардинала. Когда она попыталась отказаться от фирменного орехового пудинга, в ход пошло шестое.

Однако от предложения пройтись по пляжу Коринна не отказалась. На задворках ее затуманенного сознания маячили сцены соблазнения под звуки прибоя. Коррей снял ботинки и носки и закатал брюки, она сняла свои туфли, и они рядышком пошли по песку.

Никакого соблазнения не было. Они почти все время молчали: разве нужны слова, когда луна играет в кошки-мышки с облаками, одинокие зарницы всполохами освещают горизонт, а прибой ласкает теплыми брызгами ступни?

Эту ночь Коринна проспала так спокойно, как не спала уже давно. А когда наступило утро, и Коррей посадил ее на самолет, единственным, что нарушало ее умиротворение, было засевшее глубоко внутри смутное ощущение чего-то неисполненного.

Прошло две недели, прежде чем она вернулась в Хилтон-Хэд. Все это время Коррей звонил так часто, что возбудил наконец любопытство бабушки. Цветы и круассаны – это одно дело, их можно было отнести к выражению благодарности за работу. А телефонные звонки, на ночь глядя, – это нечто иное.

После одного из таких звонков Коринна задержалась в гостиной. Часы показывали половину десятого. Бабушка устроилась в кресле и аккуратно расправила складки бархатного халата.

– Полагаю, это был Коррей Хараден, – произнесла она ровным тоном.

– Угу.

– Расскажи мне о нем.

– А что бы тебе хотелось знать? – осторожно поинтересовалась Коринна.

– Ты мне уже рассказала, где он живет, чем занимается и что он – ваш клиент. Однако не каждый клиент посылает цветы и круассаны, и не каждый звонит тебе на дом.

– Верно. Коррей – не «каждый».

– А какой?

– Он… очень приятный человек.

– Рада это слышать. «Приятный человек»… Это еще не основание для счастливого брака.

– Мы никогда не говорили о браке, – растерянно отозвалась она.

– Вы с Корреем, или мы с тобой? – любезно осведомилась Элизабет. – Мне известно, что мы с тобой действительно не говорили, а следовало бы, видимо, давным-давно.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что тебе нет никакого резона оставаться на всю жизнь старой девой только потому, что родители променяли тебя на развлечения и удовольствия.

Коринна была поймана врасплох. Она явно недооценивала интуицию Элизабет.

– Откуда такой изумленный взгляд, Коринна? Я тебя воспитала. Мы с тобой настолько похожи, что мне относительно несложно догадаться, о чем ты думаешь, даже если ты и не высказываешь мысли вслух. Всякий раз, когда приезжают родители, я вижу в твоих глазах неодобрение. Всякий раз, когда ты упоминаешь их имена, я слышу в твоем голосе горечь. А теперь я вижу, как загораются твои щеки, когда звонит Коррей, как ты расцветаешь, когда он присылает подарки. Не стоит смущаться, дорогая. Я рада видеть тебя такой.

– Правда?

– А как же иначе? Ведь я хочу, чтобы ты была счастлива. Ты его любишь?

Коринна опустила взгляд на руки и нахмурилась.

– Кажется, да.

– Звучит неубедительно.

– Но он совсем… другой.

– Очень может быть, что именно за это ты его и любишь.

– Ты не понимаешь. Коррей… такой… стремительный.

– А еще?

– Импульсивный. Вспыльчивый. Постоянно в пути, летает с одного места в другое.

– Дела идут успешно?

– Да.

– В таком случае его поездки, полагаю, оправданны. Нельзя считать постоянные отлучки пороком только потому, что твои родители тоже мотаются по свету. Алекс и Чериз – два сапога пара. Не стану утверждать, что они уникальны в своем роде, поскольку им явно удается находить себе подобных, но таких меньшинство. Твой дедушка тоже много времени проводил в разъездах.

– Ради дела.

– Как и твой Коррей – разве нет?

– Да…

Взгляд Элизабет стал отсутствующим.

– Твой дедушка был настоящим мужчиной. Я многое отдала бы, чтобы он почаще оставался со мной, но он занимался тем, в чем знал толк, и не только ради себя, но и ради меня. Может, он и не скопил состояния, но на столе всегда хватало еды, и время от времени мы могли позволить себя маленькую роскошь. – Она снова устремила взгляд на Коринну. – Однако твоя мать не в состоянии была оценить этого, ей всегда хотелось большего.

– А твои чувства к дедушке… Расскажи мне о них еще.

– У нас была особенная любовь. Времена тогда были другими. Трудности во время войны, трудности после нее. Когда мы купили этот дом, он казался нам дворцом. И мы гордились друг другом. – Щеки у нее порозовели, и этот румянец служил единственным доказательством того, что она касалась чего-то очень личного, глубоко спрятанного. – Он всегда говорил, что во мне его опора, что он не мог бы так работать, если бы не был уверен, что вернется домой, ко мне.

– Какие трогательные слова.

– Да, у твоего дедушки был истинный дар красноречия. В Теодоре не было ни малейшей фальши.

Коринне ужасно хотелось спросить об их сексуальных отношениях, но в лоб задать вопрос она не решилась и попробовала обходной маневр.

– С ним ты была… не такой, как с остальными?

– О да, – только и ответила Элизабет. Удивительно, но этого оказалось достаточно. Впервые на памяти Коринны голос ее бабушки снизился до шепота.

– С Корреем я тоже становлюсь совсем другой.

– Так и должно быть. Мужчина должен открыть в своей женщине ту ее сторону, о которой остальные и не подозревают.

– Как же в таком случае объяснить поведение моих родителей?

– Никак. Когда я над этим думаю, мне приходит в голову единственное приемлемое объяснение: они до конца не удовлетворяют друг друга, а потому их влекут новые люди.

– Но ведь если они друг друга любят…

– Может быть – но каждый с присущим ему эгоизмом. Первая любовь Чериз – она сама. Осмелюсь высказать мнение, что то же самое справедливо и по отношению к Алексу… Он сделал тебе предложение? – внезапно спросила Элизабет.

Коринне потребовалась целая минута, чтобы переключиться с рассказа бабушки.

– Коррей?

– Есть и другой мужчина, за которого ты собираешься выйти замуж?

– Я не собираюсь замуж за Коррея.

– Так он сделал предложение? – терпеливо переспросила Элизабет.

– Да, сделал.

– И ты дала ему от ворот поворот. Я рада.

Коринна остолбенела.

– Вот как? Почему?

– Замужество – не из тех решений, которые можно принимать скоропалительно. Я полагаю, Коррей любит тебя.

– Так он говорит.

– Но ты все еще не уверена.

Коринне потребовалось время, чтобы собраться с мыслями.

– Коррей – прямая противоположность того мужчины, с которым я себя представляла рядом. У него репутация плейбоя, хоть он и клянется, что те времена ушли в прошлое. Он относится к жизни… слишком легко.

– И к тебе тоже?

– Нет, во всяком случае, мне так кажется. Но можно ли зависеть от такого человека?

– Подобная легкость может быть всего лишь фасадом, за которым скрывается весьма серьезный подход к жизни.

– Может быть. Но есть и еще кое-что. Его рассеянность просто невероятна. Недавно он залил куриное мясо соусом «тартар» вместо майонеза. Потом утверждал, что банки совершенно одинаковы!

Элизабет прокашлялась.

– Интересный, должно быть, получился куриный салат.

– А история с его линзами? Позвонил как-то утром в панике, предупредил, что заедет с опозданием, потому что потерял линзу. Он стал носить контактные линзы, чтобы не метаться вечно в поисках запропастившихся очков, – и вот пожалуйста, и линзу потерял.

– Вполне могу понять его беспокойство. Они же, насколько мне известно, очень дорогие.

– Они застрахованы, но не в этом дело. Он на коленях обшарил всю ванную, а линза была у него в глазу!

– Удобно было искать.

– Полный идиотизм!

– Откровенно говоря, – высказалась Элизабет, – все это выглядит очень мило.

Коринна расплылась в детской улыбке.

– Ты права. Временами Коррей до того обворожителен, что я готова задушить его в объятиях.

– Что ж, прекрасно. – Элизабет поднялась с кресла. – Мне пора ложиться.

– Но мы же ничего не решили, – вскинулась Коринна.

– Мы? Не мне принимать решение, дорогая. Если ты согласишься выйти за него замуж, то именно тебе придется жить с этим человеком день за днем, год за годом.

Коринна подскочила с кресла и побежала за бабушкой в коридор.

– Ты не можешь сейчас уйти, ба!

– Могу и должна. Тебе необходимо многое обдумать. А мне нужен отдых.

– Но ведь Коррей живет в Южной Каролине. Если я выйду за него, то отсюда уеду. – Ей казалось, что это единственное, чем можно вернуть внимание бабушки. И в который раз за сегодняшний вечер она ошиблась.

– У нас есть самолеты, – отозвалась Элизабет с середины лестницы. – А если Коррей намеревается построить в Балтиморе отель, то ты часто будешь сюда прилетать.

– И ты не будешь по мне скучать?

Обернувшись, Элизабет нежно улыбнулась Коринне.

– Ты сама знаешь, что буду, дорогая. Но ведь я не вечна. Мне будет тебя не хватать, конечно, но это достаточно небольшая цена за твое счастье. – С этими словами она продолжила свое восхождение.

В середине июня Коринна была в Хилтон-Хэд, вооруженная готовым к распределению опросным листом, а также твердым решением как можно больше времени провести с Корреем.

После раздачи первых анкет им пришлось несколько дней ждать ответов, и все это время Коррей посвятил развлечению Коринны.

Чем они только не занимались! Ходили по магазинам, ловили рыбу на озере и любовались птицами в лагунах. А еще они танцевали. Танцевали вечер за вечером. В объятиях Коррея Коринна чувствовала себя защищенной, свободной и живой – настолько живой, что единственной остававшейся проблемой было чувство неудовлетворенности, которое день ото дня росло в ее душе.

В начале июля Коррей заказал на выходные номер в Атланте. Ожидая возражений со стороны Коринны, он был приятно удивлен ее реакцией.

– Атланта? – Она улыбнулась. – Я по-настоящему ее и не видела. Может, стоило бы слетать в Балтимор, взглянуть, как там дела, – выдала она, но глаза у нее искрились.

В такую игру он тоже умел играть.

– Может, и стоило бы.

– Боюсь только, что у меня не совсем подходящая одежда. Может, там мне удастся купить что-нибудь помоднее.

Коринну переполнял восторг. Она знала, что любит Коррея и что любовь за последние две недели только выросла.

День за днем она убеждалась в правоте слов Элизабет. Коррей был примером единства противоположностей – серьезным и в то же время легкомысленным, преданным делу и в то же время любителем развлечений.

Когда они целовались, она ощущала его возбуждение. И всякий раз при расставании слышала желание в его хрипловатом голосе. Коринна еще больше любила его за самообладание, хотя ее собственное подвергалось мучительному испытанию.