Текст книги "Великий князь Владимирский (СИ)"

Автор книги: Банный Лист

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

Следующий Собор назначил опять на сентябрь будущего года.

Сразу же за Земским, начался церковный Собор. Многие делегаты прошедшего остались, чтобы дождаться результатов. Я присутствовал на всех заседаниях, стараясь не вмешиваться. Священнослужители разруливали накопившиеся внутрицерковные проблемы, и только в последний день избрали митрополита. Им, как и ожидалось, стал Кирилл.

– Чем ты занят, любимый? – спросила Анна, неслышно подкравшаяся сзади, обнимая меня.

– Вот, станок для чеканки монет разглядываю, – показал ей на чертежи, разложенные на столе.

Жена с любопытством посмотрела на пергаменты, а потом заявила:

– Я опять беременна.

– Давно?

– Уже два месяца задержка.

Обнял свою женщину и принялся целовать. Прав был Дружина, эта смолянка нарожает мне кучу детей. Первенец уже начал ходить и ронять все, что оказывалось у него на пути. Кнутович, забросив все дела, неотлучно находился при Анне и ребенке. Вытребовал себе самую лучшую лекарку, поселил ее рядом с женой и заставлял ежедневно осматривать обоих. Маньяк.

Первые монеты отчеканили в декабре. Станок мог выдать десять больших или сорок маленьких кругляшей за раз. Смотрелись они стильно. Конечно не так, как те, что я перенес из будущего, но на много, на много круче нынешних. Четкий рисунок, ровные края с гуртом. Всего решил выпускать четыре вида серебряной монеты и один вид золотой. Самой мелкой была серебрушка весом в 1,5 грамма. На ней изображался с одной стороны всадник на коне и с копьем, с другой раскидистое дерево. Следующая была весом в 3 грамма. С куницей с одной стороны и надписью «Одна куна» с другой. Третья, весом в 6 грамм, со стоящим на задних лапах медведем и надписью «Серебро Великого князя Ростислава». Последняя весила 30 грамм и имела с одной стороны изображение моего профиля, а с другой надпись «Если с нами Бог, то кто на нас?». Золотая монета, весом в 6 грамм, тоже украшалась моим профилем и надписью «Золото Великого князя Ростислава». Контролировал чеканку боярин Федор.

Князь Мстислав все еще гостил у меня. Мы ждали приезда Бачмана и эмира. Пора было окончательно закрыть вопросы с границами, сферами влияния и пошлинами. Заявились союзники вместе, 12 декабря. Три дня пировали, даже эмир не отказывался от меда. Я рассказал им подробности свих битв, они своих. Предательство князя Ярослава их огорчило, все же стояли на Днепре плечом к плечу. Булгарию окончательно зачистили от остатков монголов еще весной. Затем теснили и добивали захватчиков на востоке, в Приуралье. Последнее сражение произошло на реке Урал, почти в том же месте, что и первое. В этот раз результат был обратным. В двухдневной битве Бачман и эмир разгромили карательный корпус, пришедший из Хорезма. После этого наступило затишье. Ни у одной из сторон не осталось сил для продолжения масштабных боевых действий. А потом умер Верховный хан и монголам стало не до войны.

Обсуждали, как будем жить дальше, до 23 декабря. Утвердили границы, договорились не лезть к подвластным племенам друг друга. Мне досталась Вятская земля и Северный Урал, эмиру мордва, черемисы, башкиры и мадьяры, Бачману западные половцы и Северный Кавказ. Князь Мстислав застолбил за собой Лукоморье и Кубань. Также он и Бачман решили восстановить совместными усилиями Тану, в устье Дона, и привлечь туда прежних владельцев – венецианцев. Город Саксин остался независимым, купцы всех договаривающихся сторон могли торговать там, уплачивая пониженные пошлины. Обязались, по возможности, оказывать военную помощь друг другу при нападении на кого-либо из нас других правителей. Бачман согласился на то, что восточные половцы останутся мусульманами, а западные православными, отказ от язычества, притормозивший во время нашествия, снова набирал ход. 23 декабря уехали Ильхам-хан и половец, прихватив свою долю добычи, хранившуюся у меня. Князь Мстислав Давыдович отметил в замке Рождество и тоже отбыл домой.

Я отправился в инспекторскую проверку по своим землям. Начал с Рязани, оттуда покатил до Чернигова и Переяславля, затем были Киев и Галич. Там съездил на место гибели Ильи и моего войска. Часовня уже стояла и понравилась мне. Галичане вздохнули с облегчением. Из Галича направился во Владимир-Волынский, далее в Берестье, Гродно, Туров, Минск, Смоленск и Полоцк. Смоленск начал заселяться, но медленно, сейчас в нем проживало не более трех сотен человек. Когда был в Прибалтике, меня снова отыскал тот же литовский посол. На этот раз угрожать мне постеснялся, и мы договорились, что я встречусь с князем Миндовгом в Полоцке, после визита в Новгород и Псков.

В марте вернулся в Полоцк и обнаружил там заждавшегося меня литовца. Три дня ругались и спорили, но в конце концов, договорились. Я пообещал Миндовгу негласную помощь серебром и оружием в его перманентной войне с Орденом, а он отказался от притязаний на мои земли.

Оставшуюся часть своих территорий решил проверить уже летом, после родов Анны, которые намечались в мае. По дороге домой заглянул во Владимир-на-Клязьме, прогулялся по уже довольно внушительному рынку. Заметил, что люди расплачиваются за товары новой монетой, и купцы охотно ее принимают. Ну да, это не рубленными кусочками серебра или облезлыми кунами рассчитываться.

Анна родила 22 мая. Второго сына крестил митрополит. Назвали Владимиром. Крестильное имя Дмитрий. Дружина звал младенца по имени Харальд.

– Старый язычник, – смеялся я.

Боярин плевался и ковылял к дверям, за которыми находилась мать с детьми. Ноги Кнутовича, совсем еще недавно могучего мужчины, начали предавать своего хозяина.

Отправился посмотреть, как там моя пехота. Федор Горелый отчитался о наличии 2 200 бойцов. Обещал к концу года собрать полную терцию, а еще через год довести ее качество до уровня предыдущей. Сыбай набрал 1 300 человек и усиленно их гонял. А вот Чудина пришлось все же заменить, не тянул. Поставил во главе лагеря под Стародубом Ратшу Новгородца, ветерана из первого набора. Был он необычайно долговяз и сух, за что соратники дразнили его, частенько, Толстым Ратшей. В этом лагере было 1700 бойцов, но качество их … Надеюсь, новый командир быстро подтянет.

Помещиками я тоже прирастал. В июне их количество почти достигло того, которое было до предательства князя Ярослава. И продолжало, пусть и медленно, расти. К концу года ожидал цифру в 5 000 помещиков и их слуг. Основная масса претендентов теперь была с запада и северо-запада.

Погостил у себя дома до 10 июня и продолжил объезд земли. На этот раз плыли на ладьях. В конце августа вернулись. Что сказать? Хуже, чем я надеялся, но лучше, чем могло быть. Население на севере становилось все больше, они не сильно пострадали от нашествия. Так что избыток спускался на юг и занимал пустующие земли при полном одобрении с моей стороны и со стороны моих тиунов. Но общий уровень городов сильно упал. И в плане населения, и в отношении ремесла и, соответственно, торговли. Кустарщина, не идущая ни в какое сравнение с изделиями сгинувших мастеров, спросом не пользовалась. Северо-западные ремесленники задавили конкурентов своей продукцией. Новгородские и псковские купцы радостно потирали руки. Этим вопросом предстояло заняться вплотную, а то перекос в сторону Новгорода мне не нравился, от слова «совсем».

Урожай опять порадовал. Купцы сообщили, что начали отправлять часть продукции из зерна в Европу, так как собственные нужды оказались полностью закрыты и еще оставалось изрядно излишков. За границу везли крупу и муку, цельное зерно продавать иноземцам я запретил и строго следил, чтобы запрет соблюдался. В следствии этого стало расти, как на дрожжах, количество мельниц.

10-го сентября открылся Земской Собор. На этот раз занимались только обсуждением законов. Споры доходили до драк, приходилось вмешиваться и наводить порядок с помощью бойцов из терции Горелого. Наконец, 12 ноября, Собор закрылся, приняв единогласно выстраданный сборник. Делегаты не разъехались, ждали еще две недели, пока я закончу печатать окончательную версию. Так как набор текста и распечатка в типографии шли параллельно дебатов, то и оттиски последних страниц получили уже через три дня, после закрытия. Остальное время занимались переплетом. Раздав заждавшимся первый тираж, в типографии приступили к подготовке второго. Новым Сводом я собирался обеспечить каждый городок в своем государстве. Пять штук отправил, вместе с делегатами, в Крым, князю Мстиславу. Сам он не смог приехать, болел.

Эпилог

Прошло почти пять лет, после Земского Собора, принявшего единый Сборник законов. Это время было богато событиями, но слава Богу, не военными. Повоевать пришлось всего один раз, да и войной это назвать трудно. Литва решила пощупать мои границы, я, в ответ, пощупал ее за вымя. Пришел под Ковно, разбил стены, занял город. После чего примирились. Моя армия состояла из трех терций, 5 тысяч помещиков и 70 орудий (50 фальконетов и 20 бомбард, калибром 200 мм, изготовленных из бронзы, полученной в качестве контрибуции от поляков и венгров). Одна терция и 2 тысячи помещиков остались дома, на всякий случай. Были еще городовые полки в Новгороде, Пскове, Полоцке, Владимире Волынском и Галиче, численностью от 200 до 500 всадников. Их я в поход не привлекал, за ненадобностью.

Польша и Венгрия еще не восстановились, Орден воевать со мной опасался. Монгольская империя увязла в Китае и на Ближнем Востоке, ей было не до Руси, или Булгарии. Так что жили мирно.

Белая Гора росла, приходилось задумываться он новом поясе стен. Население увеличилось до 15 000 душ. Ну так столица, сюда всегда идет приток народа. Построили еще один собор, посвященный Григорию Победоносцу. Купцы и цеха ставили каменные церкви в своих кварталах. Всего их уже насчитывалось 7 штук. Дом цехов получился на славу и стал центром городской светской жизни. Мужики любили там бражничать, а женщины хвастаться обновками и украшениями. Университет открыли три года назад и ожидался первый выпуск в сентябре. Артиллерийская школа тоже готовила очередной выпуск. Название осталось от первого учебного заведения, созданного после битве на Угре. Сначала там обучали канониров, через год добавили обучение инженеров, потом интендантов и понеслось. Сейчас школа готовила будущих офицеров из 14–16 летних парней. Через нее прошли все княжичи, собранные мной и многие уже несли службу в восстановленном отряде жандармов.

В бывшем Стародубском, Городецком и Муромском княжествах, сейчас проживала десятая часть населения всей Руси. Ополье тоже быстро заселялось из-за своих почв. В остальных же землях, разграбленных монголами, с приростом населения было гораздо хуже. Особенно в Киеве и Переяславлье. Даже Смоленск, где горожан уничтожили позже всех, перегнал их по численности жителей. Если бы не союзнические отношения, то в Землях Переяславля, Киева и Чернигова сейчас пасли бы свои табуны и отары половцы. Защищать их было некому. Поместья я там раздавал, и самые крупные, но желающих было мало. Когда-нибудь эта ситуация изменится, но не сейчас. Слишком мало времени прошло.

Новые монеты все шире и шире расходились по Руси, и не только по ней. Чеканщики запустили уже четыре станка, которые не простаивали ни дня. Все серебро, поступавшее в казну от налогов и таможенных сборов, тут же переплавлялось и отправлялось к ним. Из Крыма, кстати, тоже пришел обоз с серебром князя Мстислава. Он попросил отчеканить и ему. Не жалко, сделали. Правда монеты немного отличались. На серебрушке вместо дерева, для Давыдовича чеканили сокола Рюриковичей. На шестиграммовой, вместо надписи «Серебро Великого князя Ростислава», была надпись «Крым-наш», на 30-ти граммовой вместо моего профиля – профиль князя Мстислава с длинными усами. Тому очень понравилось. Крымские монеты Земской Собор этого года признал, как имеющие право хождения, наравне с моими. Я потихоньку вводил в оборот захваченную у монголов добычу, но все равно, пока только 30 % из нее была в деле. Остальное лежало мертвым грузом в сокровищнице.

Что бы подтолкнуть развитие земли, четыре года назад начал программу по строительству дорог, связывающих все города Руси. Реки, служившие в качестве торговых магистралей сейчас, текли как им вздумается, да еще требовали волоков. Так что, после сбора урожая и до посевной, большинство смердов брали топоры, запрягали волов и лошадок и шли зарабатывать серебро. Не отсюда ли пойдет, потом, традиция на Руси, укладывать асфальт и ремонтировать дороги в лютый, зимний мороз? Главным дорожником стал, естественно, немец, приятель и собутыльник Иоанна Аргосца.

Первая дорога, покрытая утрамбованным щебнем, связала Белую гору с Владимиром. Тут же, вдоль нее стали расти, как грибы после дождя трактиры, открытые моими отставниками. Заработав на службе килограммы серебра, они охотно вкладывались в придорожные заведения, так как я специальным указом снизил им налоги на 5 лет, в случае занятия предпринимательской деятельностью. Для всех трактиров выпустили свод правил, в которых указывалось требуемое качество еды и напитков, количество гостевых комнат, санитарные нормы. Так же при конюшне трактира всегда должны были находится несколько свежих лошадей на смену для гонцов. Содержание лошадок оплачивалось из казны. Это я перенял у монголов их ямскую службу.

В этом году посадил на коня своего старшего сына. На пацана, гордо вертящегося на спине смирной лошадки, с завистью смотрели два младших брата, Владимир и Мстислав. Их сестра, Анастасия, была еще слишком мала, поэтому вместо восхищения Иваном сосредоточенно пыталась сосать палец, устроившись на руках у беременной матери. После посажения на коня, я отдали Ивана в обучение Казимиру. Тот быстро избавит сына от иллюзий своей исключительности и научит мужскому ремеслу воина.

Месяц назад умер Дружина. Я был в городе, когда это произошло, так что успел с ним проститься.

– Олаф, – прошептал умирающий, когда я склонился над ним, – как оно дальше будет?

Он никогда не спрашивал меня об этом, только о событиях ближайших пяти – десяти лет. Я взял боярина за руку, склонился к его уху.

– Ну слушай, старый, – тихо сказал в ответ Кнутовичу и начал рассказывать.

Когда я закончил, он уже не дышал. Похоронили его под полом собора, рядом с Ильёй. Верею хотел забрать к себе старший брат, Семион Дружинович, но я настоял, чтобы она перебралась к нам, в замок. Анна с ней хорошо ладила, так что двум многодетным мамашам будет не скучно. Я-то постоянно в разъездах.

Сегодня, 17 августа, я сидел в плетеном из лозы кресле на террасе трактира «Рыжий швед», который горел уже три раза и все три раза упрямый средний сын Хрольфа, тиуна из Нового Листвина, отстраивал его заново, делая с каждым разом все краше и краше. Очень популярное местечко в городе. Напротив расположилась Александра Брячеславна, вдова Иуды-Александра. После сдачи Новгорода, ее выдали мне и теперь она жила в Белой Горе, под присмотром. Встретил ее, когда ехал к собору, она попросила о личном разговоре. Хотя я с ней и не общался, но все же сестра моей первой жены.

– Приезжай в замок, – предложил ей.

– Давай лучше здесь. Вот хотя бы у «Рыжего шведа».

Я подумал и согласился.

– Расскажи, как умер мой муж.

Тьфу ты!

– Ты же знаешь.

– Знаю. Но хочу услышать и от тебя.

– Зачем тебе это?

– Очень нужно. Расскажи.

– Хм. Ладно.

И я рассказал. В конце слезы непрерывно текли по красивому лицу Александры, но она продолжала слушать, не обращая на них внимания.

– Ты не мог оставить ему жизнь?

– Я доверял твоему мужу. Даже то, что ты вышла за него замуж, моя заслуга, отчасти.

– Да, Александр говорил мне.

– Перед походом на Батыя написал завещание в его пользу, – продолжил объяснять вдове. – Когда он приехал с отцом и попросили о помощи, не отказал, отправил к ним лучшие части, с лучшими людьми. А он хладнокровно предал и меня, и их, завел в засаду и сам, лично, убил одного из близких мне людей. А потом повел польские и венгерские войска на мои земли. Разорять, жечь, грабить, убивать и насиловать. Как Батый, которого он так уважал. Или боялся. Так что, нет, не мог. У него был шанс стать святым, но Александр выбрал путь Иуды. По делам и смерть.

Княгиня захлебнулась слезами и стала кашлять.

– Может дать тебе кваса? – спросил у нее.

Свояченица кивнула, я позвал слугу. Когда поворачивался к ней, увидел стремительно приближающееся к моей груди острие кинжала.