Текст книги "Рывок на волю"

Автор книги: Б. Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Глава 2
ВТОРОЙ РАЗ В ТУ ЖЕ ИЖМУ

Как я и ожидал, нога зажила через месяц. Хромота исчезла полностью, и единственным, что доставляло мне опасения, было то, как бы рана не дала себя знать при четырехсоткилометровом марш-броске через тайгу. Это, конечно, если все пройдет наилучшим образом, и мне удастся сорваться из Ижмы и встретиться со своим проводником.

К сожалению, у меня не было никакой возможности для тренировок. По узкой камере много не нашагаешь, а выезжая под конвоем за пределы запретки или выходя на прогулки в прогулочный дворик, я перемещался с трудом, опираясь на палочку, стараясь убедить цириков в том, что ожидать от меня, хромоногого, каких-либо сюрпризов просто немыслимо. Усыплял, так сказать, бдительность противника. Правда, существовали серьезные опасения насчет того, что какая-нибудь из сук нашепчет операм о том, что в камере я по несколько часов провожу в беге на месте или упражняюсь с резиновым жгутом. Да и подглядеть через глазок за тем, как я, хромой и немощный, активно занимаюсь физподготовкой, цирики тоже могли. Хотя, на подобные случаи в правильных хатах всегда существуют варианты прикрытия.

Итак, опасения существовали, но другого выхода не было, и я, несмотря ни на что, в свободное время бегал на месте или натягивал жгут. А кроме того, каждый день отправлялся, хромая и охая, в гости к Кристине под конвоем двоих солдат, вооруженных «пээмами». Желторотых солдат, с которыми, я был в этом уверен, когда подвернется удобный момент, я справлюсь без особых проблем. Оставалось лишь дождаться такого момента.

Тем временем племянницу кума перевели из больницы домой, и там она находилась уже три с половиной недели. Радуя мамашу и дядю тем, что – моими стараниями – все вроде бы вернулось на круги своя: Кристина все такая же то задумчивая, то неспокойная, то кричит и психует, а то плачет и жалуется на жизнь. Но о самоубийстве больше не помышляет. И налицо все предпосылки к тому, что, если помучиться с ней еще месяцев девять, девочка придет в себя. Словно Спящая Красавица, выйдет из летаргии, и кошмар наркомании останется в прошлом.

А красавица тем временем продолжала основательно трепать мне нервы: то объяснялась в любви, то грозилась убить; то декламировала, как здорово то, что слезла с иглы, то требовала добыть ей героина. А стоило мне на время отделаться от дочурки, как за меня тут же принималась мамаша. Заниматься сексом она была готова всегда и везде, вплоть до того, что стоило нам остаться наедине хоть на минуту, как рука Анжелики тут же лезла ко мне в трусы. И это при всем том, что в любой момент в комнату кто-нибудь мог войти – хоть ее дочь, хоть ее брат, хоть один из двоих конвойных солдат. Этой озабоченной бабе все было до лампочки. А я никак не мог взять в толк, почему за три месяца, что провела в Ижме, она не нашла себе здесь какого-нибудь местного жиголо? Почему теребит только меня? Что во мне, одноногом, такого? Впрочем, конечно же, не больная нога…

В конце концов ежедневные визиты в гости к куму мне порядком поднадоели. Омерзительно ощущать себя собственностью двоих сумасшедших дур, исполнителем их ненормальных желаний. Я никогда не продавал себя ни за миску баланды, ни за бутерброд с ветчиной, и если бы не предстоящий побег, то давно бы расторг соглашение с кумом. Отправился бы обратно в кичман… под суд за побег… получил бы дополнительный срок… пошел бы на другую, худшую, зону… Только не быть бы домашним рабом…

В середине августа я наконец пришел к выводу, что к соскоку из Ижмы у меня все готово.

Нога была в полном порядке, и даже после активных нагрузок рана совершенно не давала о себе знать.

Абориген-проводник продолжал дожидаться меня в охотничьей избушке в восьми километрах вверх по реке – об этом отписал мне в маляве Костя Араб.

Бдительность конвоя давно была усыплена полностью. То же можно сказать и о самом куме, который даже начал выдавать конвойным солдатам, дабы особо не привлекали внимания, проходя через поселок, вместо положенных им автоматов пистолеты ПМ. Нарушение – да. Но что значат какие-то нарушения в такой глухомани, как Ижма?

Последнее время меня почти каждый день сопровождали одни и те же солдаты. Один, тезка нашего кума Анатолий, полгода назад был призван из Воркуты. Второй обладал редким именем Парамон. Этому он был обязан, наверное, тем, что был уроженцем заполярного селения Верхняя Колва и, как все подобные уроженцы, отличался специфическим именем и яркой внешностью самоеда. При первой же нашей встрече Парамон поделился со мной тем, что хотя он и потомственный оленевод, но возвращаться в родовой чум не собирается. После армии – а до дембеля ему оставалось меньше трех месяцев – пойдет в школу прапорщиков, а потом будет лупить дубинкой мерзавцев вроде меня. «Что же, – размышлял я, хромая впереди своего косоглазого конвоира, – после таких откровений я прибью тебя без зазрения совести. А потом, если выживешь, то ни о каких школах прапорщиков можешь и не мечтать. Приняли бы обратно в чум…»

Несмотря на явную неприязнь, которую испытывали ко мне оба конвойных, они не гнушались угощаться у меня сигаретами, которые мне подгонял в БУР Костя Араб. А когда Анжелика или Кристина предлагали им кофе и бутерброды, Парамон и Анатолий от жадности забывали вообще обо всем. В том числе и о том, что я могу сбежать. Да и куда бы я, инвалид, по их мнению, делся б из дома, обнесенного высоченным забором? К тому же еще находясь под постоянным надзором одной из двух женщин. «Да эти женщины сразу бы сообщили нам о попытке побега», – вот так, наверное, размышляли два недалеких лоха (один из Воркуты, другой из оленеводческой юрты). И совершенно теряли бдительность, совершенно уверенные в том, что я, одноногий, все равно никуда от них, героев, не денусь.

Я был совершенно иного мнения. И соскакивать решил из дома кума. В тот день, когда тот уедет в зону на служебной машине, а не на джипе (я уже нашел, где Анатолий Андреевич хранит запасные ключи от своего внедорожника). И в тот момент, когда шансы на то, что смогу нейтрализовать конвойных, будут максимально приближены к ста процентам.

За Анжелику с Кристиной я не беспокоился совершенно – справлюсь с обеими, словно с младенцами. Нет, убивать и даже бить по башке я никого из женщин не собирался. У меня был другой, более действенный способ, и здесь мне подыграла сама судьба. В тот самый день, когда Крис выписывалась из больницы, я приехал встречать ее и совершенно случайно, даже не думая, что это может мне пригодиться, умудрился стянуть из «приемника»[1]1
  Приемник (мед. жарг.) – приемное отделение стационара.


[Закрыть] пузырек с хлороформом (уж не знаю, что он там делал). А потом, когда мы уже прибыли домой, спрятал его в рюкзаке со старыми тряпками, который постоянно стоял в углу Кристининой комнаты. И хлороформ до сих пор находился на месте – я проверял это всякий раз, как только Кристина на минуту выходила из комнаты, и у меня появлялась такая возможность.

Оставались только утратившие бдительность солдаты. Здесь я рассчитывал на внезапность и на свою рукопашную подготовку. Вырублю голубчиков, словно детсадовцев, а потом и им дам подышать наркозом. Так, чтобы очухались не раньше, чем через пару часов. Уж с хлороформом-то я обращаться умею и нужные дозы определю без труда.

А дальше уж дело техники. Завожу джип, открываю ворота, выкатываю машину.

Потом наступает чуть ли не самый рискованный момент всей операции. Дабы не привлекать внимания соседей, ворота нельзя оставлять нараспашку. А для этого на виду у всей улицы придется вылезать из машины и возиться со створками. Правда, улица бывает обычно пустынна, но кто его знает! Я уже давно привык к неприятным сюрпризам судьбы.

Дальше тоже не сахар – придется проехать почти через весь поселок, пока не выберусь из него в нужном мне направлении. Но это все-таки лучше, чем переться через Ижму пешком.

Итак, выезжаю за пределы поселка. Что дальше? А дальше… А дальше черт его знает! То ли сразу прячу внедорожник в кустах и иду пешком километров восемь-десять через тайгу, то ли уперто еду на джипе вперед, чтобы как можно ближе подобраться к избушке, в которой меня дожидается проводник…

Кстати, предстоит еще как-то форсировать реку. Если повезет, то где-нибудь на берегу наткнусь на бревно или даже на салик.[2]2
  Салик – на северных сплавных реках два-три бревна, сколоченных вместе, и используемые вместо лодки для спуска одного или нескольких человек вниз по течению.


[Закрыть] Не повезет – что скорее всего, – так придется преодолеть метров пятьсот-шестьсот вплавь. И постараться не быть при этом замеченным.

Да поможет мне во всем этом Бог!!!

…Вот такой я составил план соскока из Ижмы. И принялся терпеливо ждать подходящего для этого дня. Впрочем, сказать: «Терпеливо», – значит, покривить душой. С того момента, когда я точно определил для себя, что к побегу готов, и до того момента, когда все обстоятельства сложились просто так идеально, что второго такого раза могло и не быть…

…так вот до такого момента прошло меньше недели.

И когда я осознал, что час «X» номер два наступил, то улыбнулся украдкой от своих конвоиров и решил, что сегодня или погибну, или все же вкушу свободы.

И захромал еще сильнее, с трудом плетясь в направлении дома кума.

* * *

Кристина в тот день была особо невыносимой. Несколько раз обложила меня крепким матом, пару раз пыталась наброситься на меня с кулаками. В конце концов от души цапнула меня зубами за палец и прокусила его до крови. На этом она угомонилась, и в тот момент, когда я накладывал на место укуса повязку, уже ластилась ко мне и выпрашивала прощения.

Анжелика в это время возилась на кухне, – судя по запахам в доме, варила варенье, – и я очень рассчитывал на то, что она там застряла надолго.

Все спокойно. Все хорошо. Все так, как и должно быть.

Правда, меня чуть-чуть беспокоили мои конвоиры. Обычно они проводили время на лавочке возле крыльца, старательно заплевывая двор и дожидаясь подачки в виде сигаретины или чашечки кофе. Но порой неожиданно заглядывали в дом. Скорее от скуки, чем затем, чтобы проверить, все ли в порядке.

«Не дай Бог, кто-нибудь сунется сюда, когда я хлороформом буду обрабатывать женщин, – решил я. – Надо бы подогнать солдатикам кофе и бутербродов. Тогда десять минут мне обеспечены наверняка. А я управлюсь с бабами и за пять…»

– Ко-о-остик, солнышко. – Кристина крепко прижалась ко мне. – Ну прости ты меня, кусачую стерву! Наркоманку психованную! Не обижайся, ага? Скажи мне, пожалуйста, зайка, что больше не обижаешься! Хорошо?

– Хорошо, – я ткнулся губами девочке в лобик. – Все в прошлом, малышка. – И посчитал, что настало время приступать к исполнению своего плана.

Ну с Богом!!!

– Крис, лапочка, у меня к тебе просьба.

– Конечно! – с готовностью откликнулась девочка. Чувство вины за мой укушенный палец еще не успело выветриться из ее дурной головы.

– Свари, пожалуйста, тем двум ублюдкам-охранничкам кофе. И слепи для них несколько бутиков.

Кристина удивленно округлила глаза.

– Тебе что… это надо – кормить этих цириков? Что-то не видела, чтобы они о тебе хоть как-то заботились.

– В том-то и дело, – я еще раз поцеловал девочку в лобик, – что мне кое-что нужно от этих уродов. А для этого надо немножко прогнуться. Вот ты и поможешь мне в этом. Отнесешь им пожрать, а когда они притащат чашки назад, как бы между прочим заметишь, что угостить их попросил я. Сделаешь, а? Для меня. Ведь ты меня любишь?

Кристина растерянно пожала плечами.

– Конечно, люблю… А чего не отнесешь кофе сам?

– Пора бы выучить тебе, Крис, что это великое западло – напрямую прогибаться даже перед простыми солдатами.

«И что за дурацкую лапшу я вешаю на уши дуре?!» – подумал я в этот момент. И продолжал уже вслух:

– К тому же эти дебилы еще решат, что хочу их сейчас отравить и двинуть в бега. – (Действительно, как жаль, что у меня под рукой тогда не было ничего такого, что можно было бы подсыпать конвойным в кофе. И не иметь с ними никаких не нужных ни мне, ни им заморочек.) – Так, лапочка, что же?

Кристина дернула узеньким плечиком, сказала: «Сейчас», и вышла из комнаты. А я подошел к двери, прислушался. Девочка на самом деле отправилась на кухню.

– Чего ты? – донесся до меня голос ее мамаши.

– Костя просит этим двоим… – Кристина хихикнула, – …героям-охранникам с улицы сделать по кофе. И бутербродов.

– Так сделай, – безразлично сказала Анжела, и я испугался, что она решила использовать те пять минут, которые ее дочка будет не со мной, на исполнение своих непомерных сексуальных желаний. Но мамаше, видимо, было не отойти от таза с вареньем, и она на этот раз избавила меня от своего общества. Замечательно! Сегодня судьба мне явно благоволила! Я еще постоял возле двери, до конца дослушал, как Кристина наливала в чайник воду, и бросился к рюкзаку.

Та-а-ак… Флакон с хлороформом на месте. Отлично!

Теперь мне была нужна тряпка. Какой-нибудь носовой платок. Что-нибудь хлопчатобумажное… Это что? Фу, портянка! Грязная! Наплевать, сойдет и портянка.

Пробку из флакона долой! Зубами… Не поддается! З-зараза! Эти сволочи настолько тугие, что их не сразу вытащишь даже ножом – уж это я знал по своему врачебному опыту. А у меня не было и ножа. Только зубы… Еще одна попытка… Еще одна… От напряжения на глаза навернулись слезы!

А ведь так недолго и спалиться! Провалить весь план в самом начале! Из-за какой-то – будь она проклята!!! – пробки!.. Еще одна попытка… Еще… Есть!!! Пошла! Теперь я без особых проблем открою флакончик зубами за доли секунды!

Я облегченно вздохнул и только тут понял, что меня прошиб пот. Распроклятие! Нелегкая это задача – работать анестезиологом в экстремальных условиях.

Я поставил флакон под кровать, прикрыл его грязной портянкой, подумал: «А не нейтрализует ли ее аромат действие хлороформа?», усмехнулся и занял пост возле двери, дожидаясь, когда Кристина понесет солдатам на улицу кофе. Вот тогда-то все и начнется.

Я попытался прислушаться к своим ощущениям. Ни дрожи в коленках, как у меня было накануне первого побега с Блондином, ни вообще какого-либо предстартового мандража не наблюдалось. Я был спокоен, словно тибетский лама, и это меня порадовало. Это представилось мне добрым знаком. Да и судьба ко мне пока благоволила. Тьфу-тьфу-тьфу… Я трижды постучал по косяку двери. И в тот же момент услышал, как из кухни вышла Кристина, и скрипнула входная дверь в дом.

Вперед!!!

Я сорвался с места, приземлился на колени перед кроватью и выдернул из-под нее хлороформ и портянку. Подцепил ногтем пробку. На секунду электрическим током меня прошибла ужасная мысль: «А вдруг во флакончике никакой не наркоз! Вдруг там давно налито что-то другое, а от хлороформа осталась лишь сигнатура! Я же не открывал! Я же не проверял!!!» Но пробка уже вылетела наружу и покатилась по полу, а все мои сомнения тут же развеял знакомый запах летучей жидкости, стремительно распространяющийся по комнате. Йес! Сейчас получишь, Крис, свой дозняк…

Когда Кристина через минуту вошла в комнату, я стоял возле кровати и задумчиво разглядывал пол у себя под ногами.

– Зайка, твое задание в лучшем виде… Фу, Кость, чем здесь воняет? Какой-то больницей? – Девочка плотно прикрыла за собой дверь, и я облегченно вздохнул: умница, теперь ее мать ничего не услышит, даже если и будет сейчас легкий шум.

– Крис, извини. Я тут разлил… – виновато пробормотал я. – Иди посмотри.

Кристина молча подошла к кровати, остановилась и вперила удивленный взор в пол. И пока она безуспешно силилась что-нибудь там разглядеть, я чуть отступил в сторону и назад, левой рукой взял в захват ее тонкую шейку, а правой плотно прижал к лицу портянку, обильно смоченную хлороформом. Девочка на секунду растерянно замерла, возможно, решив, что я решил над ней подшутить или отомстить за сегодняшний укус. Потом ее хрупкое тельце слабо трепыхнулось в моих железных объятиях, но это было лишь рефлекторное движение. Никакого сопротивления она оказать не могла. Она уже вдохнула пары наркоза и вырубилась.

А через десять секунд я уложил ее на кровать.

А еще через пять устремился на кухню…

– Слушай, иди-ка сюда на секунду.

Анжела вздрогнула и обернулась на мой голос. Она стояла у газовой плиты, на которой варилось варенье.

– Чего, Костик? Это срочно? Мне не оторваться сейчас.

А мне обязательно было нужно, чтобы она оторвалась. И пошла из кухни, оставив меня у себя за спиной хоть на секунду. Чтобы я мог напасть сзади и уложить ее наверняка. Так чтобы не успела наделать даже легкого шума. Так, чтобы и не пискнула. Так, чтобы цирики возле крыльца не расслышали ни единого шороха.

– Анжела, прошу, оторвись на секунду. Там у Кристины я сейчас обнаружил какую-то химию. Сам не пойму, что такое. Может быть…

– Вот гадина! – перебила меня Анжелика, отложила деревянную ложку, которой помешивала варенье и решительно отошла от плиты. – Так и знала, что втихаря что-то химичит! Убью ведь! – И она пошагала из кухни вершить правосудие над любимой дочерью-наркоманкой. А уже через секунду трепыхалась в моих объятиях, вдыхая пары хлороформа. И пытаясь ребром ладони заехать мне между ног.

Неудачно это у нее получилось. К тому моменту наркоз уже начал проникать в мозг. И в результате так же как и ее дочь, мамаша не смогла оказать мне никакого сопротивления. Я аккуратно уложил ее на пол. Потом отбросил портянку в сторону, прикинул, что у меня есть еще, как минимум, пять минут, подошел к умывальнику и тщательно вымыл руки.

К тому же надо было потратить немного драгоценного времени на то, чтобы перевести дух и настроиться на второй, более сложный этап операции. Хотя и более привычный мне по жизни, чем война с двумя бабами с помощью хлороформа. И все же два цирика, вооруженные пистолетами, вызывали у меня куда большие опасения, нежели Кристина с Анжелой.

Но с караульными у меня вообще не возникло головняков.

Когда я вышел на крыльцо, они беззаботно трапезничали. Допивали свой кофе. Доедали свои бутерброды. Держали свои «пээмы» в кобурах. И не ждали от меня никаких неприятностей.

– Чего тебе, инвалид? – недовольно пробурчал набитым ртом Парамон, наблюдая за тем, как я, подергивая раненой ногой и опираясь на палочку, неуклюже ковыляю с крыльца. Анатолий даже не посмотрел в мою сторону.

– Анжела послала за чашками. – Мне оставалось всего три ступеньки и метра четыре до скамейки, на которой расположился мой непутевый конвой.

– Нашла, кого посылать. Доходягу безногого. Сами бы принесли, – хмыкнул Парамон и запихал в рот остатки булки с плавленным сыром. Но прожевать ее он не успел.

Я наконец доковылял до скамейки и, не откладывая дел в долгий ящик, крутанулся вокруг оси на правой здоровой ноге, а левой «больной» вбил в самоеда бутерброд вместе с зубами. Потом принял стойку, провернул в руке свою палку-клюку и с размаху опустил ее на макушку так и не успевшего понять, что происходит, Анатолия. Повторным ударом я проделал то же самое с головой Парамона. Самоед, хоть уже и получил от души по своей косой роже, но явно нуждался в добавке.

Чашечка выскользнула у него из рук, ударилась оземь и раскололась на две аккуратные половинки, изгадив дорожку к крыльцу остатками кофе. Скамейка покачнулась, и с нее съехало вниз блюдечко с бутербродом, который упал, как и положено, – маслом вниз. А следом за бутербродом мне под ноги обрушились два бесчувственных тела.

Я бросил взгляд на Анатолия – не надо ль добавить? Не надо!

Взгляд на Парамона. Тоже не надо.

Отдыхайте, ребята. Только отдайте сначала мне ваши волыны.

Я скоренько опустошил обе кобуры своих конвоиров, выбил у одного из пистолетов обойму и, удостоверившись, что она полностью снаряжена, сразу почувствовал себя в миллион раз увереннее. Теперь все зависило только от скорости моих действий. И конечно – да как же я об этом забыл! – в большой степени от удачи. Но, похоже, сегодня она шла со мною рядом. Тьфу-тьфу-тьфу… Тук-тук-тук по деревянной скамейке, на которой еще минуту назад пировали два самоуверенных дурака. Которым теперь не нужен был и хлороформ, чтобы провалиться в отключке пару часов. А может, несколько суток. Во всяком случае, времени на отступление мне хватало. Но все же надо было спешить.

Я вернулся в дом, потратил минуту на то, чтобы проверить состояние Кристины и Анжелины, остался ими доволен и поцеловал на прощание девочку. Потом на кухне выключил газ под тазом с вареньем, из ящика стола достал запасные ключи от внедорожника и поспешил к машине. Но, уже выйдя на улицу, резко развернулся и бросился обратно в дом. До меня вдруг дошло, что необходимо (просто необходимо!!!) сделать еще одно важное – нет, важнейшее дело. Снять с души грех за то, что взял и, возможно, разрушил сейчас одну жизнь – а в лучшем случае, душу, – которую ни в коем случае не хотел разрушать…

Карандаш я только что видел на кухонном столике. Листочек бумаги попался мне на глаза там же. Я оторвал от него половину, на которой был записан какой-то рецепт, а на другой половине торопливым почерком написал.

«Кристинка, любимая киска!

Я сволочь, и я это знаю. Но иначе поступить было нельзя. Мне необходимо уйти. Это мой единственный шанс попытаться прожить больше года. Если я ничего не предприму, поверь, меня в ближайшие месяцы сумеют отправить на тот свет. Выживать удавалось лишь благодаря тебе, милая. Только ты этого не знала. Но это так! Я нужен твоему дяде до тех пор лишь пока я нужен тебе. А потом все!!!

Я знаю, что сделал тебе очень больно. И не сколько физически, сколько… Ну ты меня понимаешь!

А понимала ли ты хоть когда-нибудь, девочка, что за последнее время ты стала очень мне дорога? Дорога настолько, что где-нибудь через год, когда все утрясется, я тебя обязательно разыщу. Обязательно! Отвечаю!!! И в тот момент я хочу увидеть прекрасную девушку, а не зеленую трясущуюся наркошу. Пообещай, что будет именно так.

Обещаешь?

Спасибо!!!

А за то, что я вырубил тебя хлороформом, еще раз прости. Я очень не хотел этого делать. Поверь!

Целую, целую и еще раз целую! И, возможно, люблю! Только без герыча.

Извини за сумбур. Совсем нету времени.

И спрячь эту записку подальше. Ни в коем случае не показывай никому. Пусть она будет лишь нашей.

БУДЬ УМНИЦЕЙ. Я В ТЕБЯ ВЕРЮ!

Твой Костоправ».

Как ни старался, я все же потратил на это письмо чересчур много времени. А оно меня и так поджимало. А ведь еще надо было придумать, куда…

Да куда ж его спрятать, проклятое, чтобы никто до него не добрался раньше Кристины!

Я метнулся в комнату, где она спала на кровати.

Куда?!!

– Прости меня, девочка, – прошептал я и еще раз, теперь уж точно последний, поцеловал Крис.

Я скомкал письмо в тугой шарик и засунул его под крышечку Кристининого дезодоранта.

Вот теперь, кажется, все! Цейтнот достиг угрожающих размеров!

– До свидания, малышка, – еще раз прошептал я и сломя голову понесся из дома…

Джип даже не был оборудован сигнализацией – все равно из Ижмы его никуда не угнать. Так считал кум. Я посчитал иначе: «Угоню, раз плюнуть!» Завел движок и, оставив машину немного погреться, поспешил отворять ворота.

Вот здесь-то и возникли первые сложности за весь сегодняшний день. Я не сумел разобраться с внушительным чугунным запором, который соединял две не менее внушительные створки. А ведь сколько раз наблюдал украдкой за тем, как кум легко, без каких-либо ключей или приспособлений, разбирается с этой щеколдой. Но, видимо, был в ней какой-то секрет. А на разгадывание головоломок у меня совершенно не было времени. И я уже начинал мандражировать – ведь в любой момент мог спалиться в этом дворе.

А вдруг куму сейчас взбредет в голову позвонить домой и узнать, как здесь дела? Хотя такой привычки он не имеет, но кто его знает? А как возьмет и припрется сейчас сюда за какой-нибудь надобностью? Вдруг что забыл? А вдруг… Да всякое может случиться!

Минут пять я метался по двору в поисках какого-нибудь инструмента, чтобы попробовать взломать проклятую щеколду. Мне был нужен лом. Или хотя бы большой топор. Маленький, почти игрушечный – я это знал – хранился в доме на кухне. И ничего больше. Только топорик. Что-нибудь подходящее мне могло оказаться лишь в гараже, но он был заперт на огромный амбарный замок. Впрочем… попытка не пытка. Все равно не осталось времени на размышления, а так хоть какое-то решение головоломки.

Я вскочил за руль внедорожника, врубил заднюю передачу, откатил машину назад. Закрепил ремень безопасности. Перекрестился…

Джип буксанул всеми четырьмя колесами и резво рванул вперед. Кра-ах!!! Мощный бампер шарахнул по гаражным воротам! Меня вдавило в ремни! И все… И ничего… Кажется, я здесь застрял!

Не пытаться же выбраться из Ижмы в арестантской робе! Или в форме одного из конвойных! Да меня же сразу спалят! К тому же я уже настроился на машину!

Что делать, что делать?!! Что делать, черт побери!!!

Нет, все-таки к дьяволу эту машину! Я пришел к другому решению, хотя раньше не держал его в голове, даже как резервное.

Чисто автоматически вырубив зажигание, я выскочил из внедорожника и побежал в дом. Анжелика по-прежнему безжизненно лежала у входа на кухню, но я бросил на нее лишь мимолетный взгляд и ворвался в спальню кума. Там мне потребовалось не больше пары минут на то, чтобы выпотрошить платяной шкаф, скинуть с себя робу и втиснуться в старые потертые джинсы, футболку и серенький незаметный джемпер. В прихожей я обнаружил выцветшую ветровку и кроссовки с вложенными в них несвежими носками. Плевать, я не брезглив. Напялил носки, напялил кроссовки, которые, к моей радости, оказались мне впору, и не откладывая ни на секунду, отправился в путь. Через поселок. Рискуя в любой момент напороться на кого-нибудь из сотрудников зоны, больнички или УИНа, которыми кишмя кишела вся Ижма. И которым отлично была знакома моя физиономия.

У скамейки, возле которой развалились двое моих конвойных, я на минутку задержался, проверил у каждого пульс, пощупал их разбитые темечки и поставил диагноз, что жить оба будут наверняка. Потом извлек из одного из волынов обойму, засунул ее себе в карман, а пистолет бросил на землю. И, приоткрыв калитку, осторожно высунул нос наружу. Ни единой живой души вокруг не наблюдалось. К тому же к моей большой радости начал накрапывать дождик, который должен был очистить улицы Ижмы от лишних свидетелей. А кроме того, я мог, не вызывая ни у кого подозрений, накинуть на голову капюшон. Тоже плюс, и притом преогромный. В какой-то мере капюшон скрывал мое лицо от любопытных.

Мне очень помогли прогулки по поселку весной, когда я был на расконвойке. Тогда, пораньше отделавшись от Кристины и не спеша возвращаться в зону, я подолгу шатался по улицам Ижмы, изучив их за это время вдоль и поперек. И теперь без проблем и без колебаний определил для себя дальнейший маршрут. И минут за сорок прошел через поселок по этому маршруту, как по проспекту. В обход торных троп и местных тусовок возле ларьков и магазинчиков. Встретив по пути лишь нескольких человек, которые не проявили ко мне никакого интереса. Дождь усилился, перешел почти в ливень, и обитатели Ижмы спешили поскорее укрыться где-нибудь от непогоды. А потому не только капюшон у меня на голове, но и моя стремительная походка казались совершенно естественными. Не было бы дождя, так хрен бы кто заставил меня так спешить – чуть ли не бежать, – притягивая к себе любопытные взгляды!

Одним словом, удача, на секунду отвлекшись в тот момент, когда я не смог отворить ворота и выкатить из двора внедорожник, опять обратила на меня внимание. Все вновь складывалось весьма удачно. Я без проблем вышел за пределы поселка и сразу очутился в светлом и чистом сосновом бору, куда местные домохозяйки ходили за грибами и голубикой, а тинейджеры на пикники, пьянки и по другим интимным делам.

Я выбрал одну из многочисленных тропинок и перешел на легкий бег трусцой, глубоко вдыхая одуряющий аромат влажной хвои. Мне предстояло сделать крюк по тайге, чтобы обогнуть свою собственную зону, которая сейчас находилась примерно в километре справа от меня, тянулась вдоль реки – а значит и вдоль моего курса – на три километра, а в ширину не достигала и полутора тысяч метров. Примерно в четырех километрах от зоны вверх по течению Ижма делала крутой поворот, за которым можно было смело выходить на берег, не опасаясь быть замеченным в бинокль с наблюдательных вышек, и начинать искать возможности для переправы. А пока предстояла сравнительно приятная прогулка по широкой тропинке через безлюдную тайгу.

Прогулка прогулкой, но все-таки я не забывал о том, что надо спешить. Тот разгром, который я учинил в доме кума, мог быть обнаружен в любой момент. А в этом случае весь гарнизон, естественно, тут же подняли бы по тревоге и уже через пятнадцать минут на всех дорогах и тропах были бы выставлены посты. Впрочем, они меня не особенно беспокоили – их бы я сумел обойти. Так же, как не беспокоили собачки – дождь смыл все мои следы. Самым мерзким было бы то, что в случае тревоги задача переправы на другой берег усложнилась бы в тысячу раз. Что вверх, что вниз по течению на десятки километров от зоны Ижма была бы взята под наблюдение: посты по обоим берегам в пределах прямой видимости друг друга. Переправляться пришлось бы вплавь, да к тому же еще и ночью. Хотя, особого преимущества мне это бы не дало – ночи здесь в августе достаточно светлые. Так что риск быть замеченным или напороться на засаду, уже достигнув противоположного берега, был бы максимальным. Сверхзадача даже для бывалого партизана или профессионального диверсанта. А для меня дилетанта? Почти неразрешимая!

При этой мысли я поддал ходу. К счастью, нехватка двигательной активности за два месяца нахождения в камере БУРа не особенно сказалось на моей физической форме. Помогли бег на месте и упражнения со жгутом-эспандером. Помогло то, что я не курил и усиленно питался, готовясь ко второму побегу. И, наверное, в первую очередь, помогало то, что сейчас на карту было поставлено все. От скорости передвижения напрямую зависела моя жизнь. И в крови хватало адреналина. И раненая нога совсем не давала о себе знать.

Я совершенно не представлял, какое я преодолел расстояние, когда тропинка неожиданно пересеклась с дорогой на Ухту. Эта дорога, практически непроходимая на некоторых участках, была проложена параллельно реке и иногда подступала к ней чуть ли не вплотную, а иногда удалялась в тайгу на несколько сотен метров. Летом ею пользовались, как правило, лесовозы, гэтэтэшки[3]3
  ГТТ – грузовой тягач тяжелый, гусеничный вездеход.


[Закрыть] или «Уралы» военных или УИНа и, очень редко, местные охотники и рыбаки, счастливые обладатели внедорожников и квадроциклов. Другим транспортным средствам соваться на эту «трассу Ижма-Ухта» было равносильно самоубийству. Поэтому плотность движения сводилась к нескольким машинам в сутки. Пешеходы же здесь не появлялись вообще, предпочитая более удобные таежные тропы. Так что вероятность напороться на кого-нибудь на этой дороге практически сводилась к нулю.