Текст книги "Миры Айзека Азимова. Книга 11"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)

17

Для Питта начались кошмарные дни. Теперь ему уже виделись не только полчища землян, преследующие по пятам его Ротор; к давним опасениям добавились новые, более сильные. Что если Ротор вторгнется в пределы владений какой-нибудь древней и могущественной цивилизации, а та, сама того не замечая, возьмет и прихлопнет Ротор, как назойливого комара?

Но они продолжали приближаться к Немезиде, и однажды Питт с тревогой спросил у Инсигны:

– Так, значит, наличие кислорода и в самом деле может быть признаком существования жизни?

– Янус, это неизбежно следует из законов термодинамики. В атмосфере, похожей на земную – а насколько мы можем судить, Эритро во всем подобна Земле, – свободный кислород не может существовать, это столь же неопровержимо, как и то, что камни не могут висеть в воздухе. В атмосфере кислород непременно будет самопроизвольно соединяться с другими элементами, выделяя при этом энергию. Присутствовать в атмосфере свободный кислород может лишь тогда, когда в ней происходит какой-то процесс, обеспечивающий непрерывное выделение кислорода и поглощающий энергию.

– Эугения, я это все понимаю – но неужели таким процессом может быть только жизнь?

– Дело в том, что кроме фотосинтеза в зеленых растениях природа не придумала другого способа превращения энергии в свободный кислород.

– Ты говоришь, природа не придумала – но ведь это в Солнечной системе не придумала. А мы возле другой звезды, тут иная планета, совершенно другие условия. Законы термодинамики, конечно, неизменны – а вдруг здесь кислород выделяется в результате неизвестного в Солнечной системе химического процесса, происходящего с выделением кислорода?

– Если ты любитель пари, я бы не советовала тебе ставить на это, – ответила Инсигна.

Нужны были доказательства, и Питту оставалось только ждать.

Сначала обнаружили, что магнитные поля Немезиды и Мегаса крайне слабы. Особого восторга открытие не вызвало, об этом многие уже догадывались, ведь и звезда, и планета вращались очень медленно. Магнитное поле Эритро, совершавшей один оборот вокруг собственной оси за двадцать три часа шестнадцать минут и за то же время обегавшей один раз вокруг Мегаса, по интенсивности оказалось эквивалентно земному.

Инсигна выглядела довольной.

– Планета защищена от космического излучения, к тому же звездный ветер от Немезиды должен быть куда слабее солнечного. Это хорошо, значит, признаки жизни на Эритро мы сумеем обнаружить издалека. Технологической цивилизации, разумеется.

– Каким это образом? – поинтересовался Питт.

– Можно не сомневаться, что высокого уровня технологии невозможно достигнуть, не используя радиоволнового излучения, распространяющегося во все стороны от Эритро. А поскольку искусственный компонент легко выделить из естественного хаоса радиоволн, излучаемых ею, планета обладает не слишком сильным магнитным полем.

– Едва ли это необходимо, – ответил Питт. – Можно доказать, что Эритро безжизненна, несмотря на наличие кислородной атмосферы.

– О? Хотелось бы услышать, каким образом это можно доказать.

– Вот что мне пришло в голову. Слушай! Ты же сама говорила, что приливное воздействие замедляет вращение Немезиды, Мегаса и Эритро. И не ты ли говорила, что в итоге Мегас отодвинулся от Немезиды, а Эритро удалилась от Мегаса?

– Да.

– Следовательно, некогда Мегас располагался ближе к Немезиде, а Эритро – к Мегасу, а значит, и к Немезиде. Отсюда следует, что поначалу на Эритро было слишком жарко для возникновения жизни, скорее всего она только недавно достаточно охладилась. О возникновении технологической цивилизации не может быть и речи.

Инсигна мягко усмехнулась.

– Я и представить себе не могла подобной изобретательности в астрономических вопросах – одной фантазии недостаточно. Красные карлики живут долго, так что Немезида вполне могла сформироваться еще на заре Вселенной, скажем, миллиардов пятнадцать лет тому назад. Тогда приливное воздействие было весьма сильным, и поначалу все три тела располагались близко друг к другу. На процесс взаимного удаления могли уйти самые первые три-четыре миллиарда лет жизни этой системы. Приливное воздействие уменьшается обратно пропорционально кубу расстояния, так что потом оставшиеся десять миллиардов лет значительных перемен не было. А этого времени хватило бы на существование не одной, а нескольких технологических цивилизаций. Нет, Янус, что толку в безосновательных измышлениях. Лучше подождем, не обнаружится ли что-нибудь интересное в радиоволновом диапазоне.

– Но мы тогда окажемся еще ближе к Немезиде…

Наконец звезда приблизилась настолько, что превратилась в крошечный красный тусклый шарик и на нее можно было смотреть невооруженным глазом. Возле нее ржавой точкой виднелся Мегас. В телескоп он казался пошедшим на ущерб – под таким углом подлетал к Немезиде и Мегасу Ротор. Эритро можно было различить в телескоп – алую неяркую точку.

Но она становилась все ярче, и наконец Инсигна сказала Питту:

– Хочу тебя порадовать, Янус. Мы так и не обнаружили никакого радиоизлучения, которое могло бы иметь искусственное происхождение.

– Чудесно. – Теплая волна истинного облегчения окатила Питта.

– Но не надо скакать от радости, – осадила его Инсигна. – Ну а если они предпочитают обходиться без радиоволн? Или научились экранировать их? Или вообще пользуются чем-нибудь другим?

Питт криво улыбнулся.

– Ты серьезно?

Инсигна неуверенно пожала плечами.

– Если ты хочешь предложить мне пари, советую не ставить на это, – сказал Питт.

Вскоре Эритро превратилась в шар, который уже различали без телескопа, за ней воздушным шариком парил Мегас, с другой стороны Ротора виднелась Немезида. Ротор тормозил, чтобы выйти к Эритро. Видимые в телескоп, над планетой клубились знакомые облака, совсем как на Земле, – оставалось надеяться, что и давление, и температура на поверхности Эритро будут не слишком отличаться от земных.

– Радуйся, Янус, городских огней на ночном полушарии Эритро мы не обнаружили, – объявила Инсигна.

– Ты хочешь сказать, что на ней нет технологической цивилизации?

– Конечно.

– Тогда я сам попытаюсь выступить в качестве адвоката дьявола, – проговорил Питт. – Разве цивилизация, возникшая у тусклого красного солнца, не может обойтись без яркого уличного освещения?

– Это в видимом диапазоне оно может казаться неярким, но Немезида обильно светит и в инфракрасном. Нетрудно предположить, что их уличные светильники дают инфракрасное излучение. Но спектр излучения планеты является полностью естественным. К тому же вся поверхность излучает достаточно однородно, а искусственное освещение образует произвольного вида сетки с темными ячейками, где никто не живет.

– Значит, Эугения, о технологической цивилизации можно забыть, – с облегчением проговорил Питт. – Ее здесь нет. Цивилизация могла бы сделать Эритро кое в чем привлекательнее для нас, но нельзя же стремиться к встрече с теми, кто ни в чем нам не уступает, если не превосходит. В таком случае нам пришлось бы удалиться, но куда? К тому же на новый перелет могло бы уже не хватить запасов энергии. Ну а раз так – мы можем с легким сердцем остаться у Немезиды.

– Но атмосфера Эритро изобилует кислородом, значит, на планете должна существовать жизнь. Нет лишь технологической цивилизации. Следовательно, нам придется спускаться на ее поверхность и изучать формы, которые приняла здесь жизнь.

– Зачем?

– Как ты можешь спрашивать, Янус? Если мы наткнулись на жизнь, возникшую независимо от Земли, – какое изобилие открытий ожидает наших биологов.

– Да-да, конечно. Это относительно научной любознательности. Видишь ли, местные формы жизни от нас не сбегут. Позже найдется время и для них. Сейчас же все внимание следует уделить неотложным задачам.

– Но что может быть важнее исследования жизни на первой планете, открытой людьми за пределами Солнечной системы?

– Эугения, постарайся же, наконец, подумать, как нам устроиться здесь. Надо будет строить новые поселения. Придется урегулировать все отношения в обществе, состоящем из понимающих друг друга людей, значительно менее воинственном, чем то, что осталось в Солнечной системе.

– Но для этого нам понадобится сырье, а значит, все равно надо спускаться на поверхность Эритро и исследовать жизнь, возникшую на ней…

– Нет, Эугения. Сажать транспорты на Эритро, потом поднимать их – дело чересчур энергоемкое при таком гравитационном поле. Даже здесь, в космосе, совместное гравитационное воздействие Эритро и Мегаса достаточно ощутимо. Мои люди уже все просчитали. Транспортировку сырья из пояса астероидов наладить будет сложнее, но это выгоднее, чем возить все с Эритро. Если перевести Ротор в пояс астероидов, затраты уменьшатся. Новые поселения мы будем сооружать именно там.

– Значит, ты предлагаешь не обращать на Эритро вообще никакого внимания?

– Да, Эугения, пока. Вот окрепнем, подкопим сил, выйдем на стадию устойчивого прироста – тогда и займемся жизнью на Эритро или загадочными химическими процессами на ее поверхности.

Питт примиряюще улыбался Инсигне. Он был уверен, что исследования Эритро следовало отложить на возможно более далекие времена. Раз технологического общества на ней не существует, прочие формы жизни могут и подождать. Орды последователей, извергаемые Солнечной системой вдогонку Ротору, – вот кто был его истинным врагом.

Ну почему же никто, кроме него, не понимает, что следует делать? Что заставляет всех вечно уклоняться с магистрального пути на глухие тропы?

Разве можно позволить себе умереть, оставив этих дураков без присмотра?

Глава 10
Переубеждение18

Итак, теперь, через двенадцать лет после того, как выяснилось, что на Эритро нет технологической цивилизации, через двенадцать мирных лет, в течение которых ни одно поселение с Земли не появилось в окрестностях Немезиды, чтобы погубить зарождающийся новый мир, Питт мог еще наслаждаться редкими моментами покоя. Но сомнения одолевали его даже во время недолгого отдыха. Он все подумывал, не увести ли Ротор отсюда, как он намеревался поначалу. Вот если бы они не остались на орбите Эритро, если бы на ее поверхности не вырос Купол…

Питт откинулся на спинку кресла, ограничительные поля поддерживали его, полный покой навевал сон… Внезапный негромкий звонок заставил его, хоть и не сразу, вернуться к действительности.

Он открыл глаза – и как это они вдруг оказались закрытыми? – и взглянул на небольшую видеополосу на противоположной стене. Легкое нажатие руки превратило ее в экран головизора.

Конечно же, это был Семен Акорат.

Перед комиссаром появилась блестящая, как коленка, лысина: Акорат сбривал и темный венчик вокруг нее, полагая, что редкая растительность на краю пустыни способна лишь подчеркнуть полное запустение в центре, а объемистый череп во всей своей нагой красе может показаться даже величественным. Вот он. Озабоченный взгляд… Его глаза были озабоченными даже тогда, когда повод для беспокойства трудно было сыскать.

Питт не любил Акората. Не потому, что тот когда-либо подводил его, проявив неумение или отсутствие преданности – в обоих качествах его нельзя было даже заподозрить, – просто не нравился, и все тут. Акорат вечно нарушал покой Питта, отрывал от размышлений, требовал от Питта такое, чего сам не намеревался делать. Акорат распоряжался в приемной Питта и определял, кому и как попадать на прием к комиссару.

Питт слегка нахмурился. Он что-то не помнил, чтобы кому-то назначал встречу на это время. Однако, будучи человеком рассеянным, он во всем полагался на исполнительного, ничего не забывавшего Акората.

– Кто там? – спросил он без интереса. – Что-нибудь несущественное?

– Абсолютно ничего важного, – ответил Акорат, – но лучше вам самому поговорить с ней.

– Она рядом с вами и слышит нас?

– Комиссар, – с укоризной проговорил Акорат, усмотрев в словах босса замечание. – Конечно же, нет. Она рядом, но по другую сторону экрана.

Мысли свои он формулировал с привычной точностью, что весьма нравилось Питту. Акората нельзя было понять превратно.

– Если «она», значит, это доктор Инсигна. Вы не забыли мои инструкции? Без предварительной записи я не приму ее. Акорат, я сыт ею по горло. Хватит с меня этих двенадцати лет. Найдите какой-либо предлог. Скажите, что я медитирую… Нет, она не поверит… Скажите, что…

– Комиссар, это не доктор Инсигна. Я бы не стал вас беспокоить. Это ее дочь.

– Ее дочь? – Он не смог сразу припомнить имя девочки. – Ты хочешь сказать, что здесь Марлена Фишер?

– Да. Естественно, я объяснил ей, что вы заняты, но она сказала мне, что лгать стыдно, что все написано у меня на лице и что таким голосом правду не говорят, – с возмущением цитировал баритон секретаря. – Во всяком случае, она утверждает, что не собирается уходить. Она просила передать вам, что просит принять ее. Ну как, комиссар? По правде говоря, ее глаза просто пугают меня.

– Кажется, я что-то уже слыхал о них. Хорошо, пусть войдет. Пусть войдет, и посмотрим, сумею ли я перенести их взгляд. Придется подумать о ее способностях, всему должно быть рациональное объяснение.

Марлена вошла. Удивительное самообладание, подметил Питт, впрочем, подобающе скромна и без какой бы то ни было заносчивости. Села, положив руки перед собой, предоставляя Питту право начать разговор. Он не торопился, рассеянным взором поглядывал на девочку. Питту приходилось видеть Марлену, когда она была поменьше, но с тех пор прошло много времени. Хорошеньким ребенком ее назвать было нельзя, и подростком она не сделалась симпатичней. Широкие скулы, полное отсутствие изящества – но удивительные глаза с длинными ресницами под широкими дугами бровей.

– Ну, мисс Фишер, – начал Питт, – вы хотели видеть меня – так мне сказали. Могу ли я спросить, зачем я вам понадобился?

Марлена окинула его холодным взором своих необыкновенных глаз и без тени смущения проговорила:

– Комиссар Питт, полагаю, моя мать уже сказала вам о моем разговоре с приятелем: я проговорилась ему о том, что Землю ждет гибель.

Брови сошлись вплотную над обыкновенными глазами Питта.

– Да, – ответил он. – Надеюсь, что она успела уже запретить вам дурацкие разговоры о таких серьезных вещах.

– Да, комиссар, она сделала это. Но если о чем-то просто не говорить или называть глупостью, это не значит, что это что-то не существует.

– Мисс Фишер, комиссар Ротора – я, и подобные вопросы относятся к моей компетенции, так что я прошу вас позволить мне решать здесь, что так, что не так, что глупо, что нет. С чего вы взяли, что Земля погибнет? Ваша мать говорила что-нибудь в этом роде?

– Не прямо, комиссар.

– Косвенно, значит?

– Она просто не сумела скрыть это, комиссар. Люди говорят не только словами. Есть еще интонации, выражения лиц, движения глаз и ресниц, разнообразные покашливания. Всех способов не перечесть. Вы понимаете, что я хочу сказать?

– Прекрасно понимаю. Мне тоже приходится обращать внимание на подобные вещи.

– И вы гордитесь этой способностью, комиссар. Вы знаете, что умеете хорошо понимать людей, и эта способность явилась одной из причин назначения вас комиссаром.

На лице Питта появилось удивление.

– Юная леди, я вам этого не говорил.

– Словами – нет. Но вы, комиссар, могли и не прибегать к ним. – Она смотрела прямо в глаза Питту, на лице ее не было даже тени улыбки, только легкий интерес к разговору.

– Итак, мисс Фишер, вы пришли, чтобы поговорить со мной об этом?

– Нет, комиссар. Я пришла потому, что в последнее время моей матери стало сложно попадать к вам на прием. Нет, конечно, она мне этого не говорила. Я сама заметила и подумала, что, возможно, вы согласитесь переговорить со мной.

– Хорошо, и вот вы здесь. О чем же вы хотите поведать мне?

– Моя мать беспокоится – потому что Земля может погибнуть. Там остался мой отец, вы помните это.

Питт уже ощущал раздражение. Как можно постоянно смешивать личные интересы с процветанием Ротора? Эта Инсигна – хоть он и благодарен ей, открывшей для него Немезиду – давно уже буквально душила его этой своей удивительной способностью безошибочно угадывать неверный путь и толкать его туда. А теперь, когда он больше не хочет ее видеть, подослала дурочку дочь.

– Как вы считаете, эта самая гибель произойдет завтра или в следующем году? – спросил Питт.

– Нет, комиссар, я знаю, что до нее еще почти пять тысяч лет.

– К этому времени вашего отца уже не будет в живых. Как, впрочем, и вашей матери, и меня, и вас. Когда мы все умрем, до гибели Земли и всей Солнечной системы останется почти пять тысяч лет – хотя я лично сомневаюсь, что Солнечной системе действительно угрожает нечто серьезное.

– Неважно, когда это случится, комиссар, – важно, что случится.

– Ваша мать должна была объяснить вам, что люди Земли задолго до начала катаклизма сумеют заметить угрозу – если она возникнет – и предотвратят ее. К тому же бессмысленно заранее горевать по поводу гибели планеты. Эта участь ожидает любой из миров. Каждая звезда неизбежно проходит стадию красного гиганта и губит свои планеты. Планеты умирают, как люди. Только жизнь их много дольше. Вы согласны со мной, юная леди?

– Согласна, – согласилась Марлена. – Мы с компьютером дружим.

Нисколько не сомневаюсь, – подумал Питт и с опозданием стер с лица сардоническую усмешку. Наверное, она поняла, как он к ней относится.

И, желая окончить разговор, Питт произнес:

– Тогда можно считать разговор оконченным. Любые речи о гибели планеты глупы, но даже если бы это было не так – что вам до нее? Не советую вспоминать об этом, иначе не только вас, но и вашу мать будут ожидать неприятности.

– Разговор еще не окончен, комиссар.

Питт почувствовал, что теряет терпение, однако невозмутимо ответил:

– Дорогая мисс Фишер, если комиссар говорит – все, значит – все, и ваше мнение здесь ни при чем.

Он привстал, но Марлена не пошевелилась.

– Я хочу предложить вам кое-что, в чем вы нуждаетесь.

– Я?

– Возможность избавиться от моей матери.

Воистину озадаченный, Питт сел в кресло.

– Что вы имеете в виду?

– Я объясню, если вы согласитесь выслушать меня. Моя мать уже не может оставаться на Роторе. Ее волнует, что будет с Землей, Солнечной системой, иногда она… даже тревожится об отце. Ей кажется, что Немезида погубит всю Солнечную Систему. И она считает, что в ответе за это, поскольку давала имя звезде. Комиссар, она человек эмоциональный.

– Да. Вы тоже это подметили?

– Она причиняет вам беспокойство. Она частенько напоминает вам о делах, которые ей кажутся важными, а для вас, наоборот, не представляют интереса. Приходится отказывать ей в приеме, посылать ее подальше – мысленно, комиссар. Ее действительно можно отослать отсюда.

– В самом деле? Ах да, у нас появилось новое поселение. Значит, я должен отослать ее на новый Ротор?

– Нет, комиссар, пошлите ее на Эритро.

– Почему я вообще должен это делать? Чтобы избавиться от нее?

– Да, комиссар. Вы этого хотите. А мне нужно другое. Я хочу, чтобы вы отпустили ее на Эритро, – здесь она не имеет возможности работать в обсерватории: приборы постоянно заняты, она чувствует, что за ней следят, и ощущает ваше раздражение. К тому же Ротор не слишком хорошее место для точных измерений. Для этого он вращается слишком быстро и неравномерно.

– Вот как – все на своих местах. Это ваша мама столько наговорила? Нет, не нужно объяснять. Понимаю, она это сделала косвенно и только косвенно.

– Да, комиссар. Кроме того, не забывайте про мой компьютер.

– Тот самый, с которым вы живете душа в душу?

– Да, комиссар.

– Значит, вы полагаете, что на Эритро ей будет работаться лучше?

– Да, комиссар. Там будет стабильная база для наблюдений, и мама сумеет выполнить все измерения. Сумеет выяснить, уцелеет ли Солнечная система. А поскольку для этого ей потребуется немало времени, то по крайней мере на этот срок вы избавитесь от нее.

– Похоже, и вы стремитесь избавиться от нее, не так ли?

– Ни в коем случае, комиссар, – строго ответила Марлена. – На Эритро мы полетим вместе. Таким образом, вы избавитесь и от меня, что доставит вам даже большее удовольствие.

– А почему вы решили, что я хочу отослать вас подальше?

Марлена посмотрела на Питта немигающими печальными глазами.

– Вам уже этого захотелось, комиссар, потому что теперь вы знаете, что я безошибочно интерпретирую все ваши внутренние побуждения.

И Питт вдруг понял, что отчаянно хочет избавиться от этого чудовища. Он сказал:

– Позвольте подумать, – и отвернулся. В его жесте было нечто детское, но он не желал, чтобы эта жуткая девица читала его лицо, как открытую книгу.

Девушка была права. Теперь ему хотелось отделаться от матери и дочери разом. Что касается матери, то он и сам подумывал, не сослать ли ее на Эритро. Но она явно не стремилась туда, а подобная инициатива с его стороны обещала закончиться нежелательным шумом. И вот ее дочь предоставила ему повод. Теперь Инсигна не будет противиться назначению на Эритро, а это меняет дело.

Он медленно проговорил:

– Ну, если ваша мать действительно этого хочет…

– Она хочет этого, комиссар. Она еще не говорила об этом мне, и, возможно, еще сама не отдает себе отчета, но она захочет туда. Я знаю. Поверьте мне.

– Что мне еще остается? А вы хотите туда?

– Очень, комиссар.

– Тогда я немедленно распоряжусь. Вас это устраивает?

– Да, комиссар.

– Ну теперь я могу, наконец, считать разговор оконченным?

Марлена встала и склонила голову в неуклюжем поклоне, явно предназначенном, чтобы выразить благодарность.

– Спасибо, комиссар.

Она повернулась и вышла, но только через несколько минут после того, как за девушкой закрылась дверь, Питт осмелился расслабить мышцы лица, уже уставшие от застывшего на нем выражения.

Он не мог позволить ей узнать то, чего она не должна была даже заподозрить, то, что лишь он один знал об Эритро.