Текст книги "Миры Айзека Азимова. Книга 11"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

38

Городок, где команда Тессы Уэндел старалась потрясти Вселенную, построили еще до того, как она появилась на Земле. Он находился высоко в горах, так высоко, что никто чужой туда не мог добраться.

Теперь его посетил Танаяма. Он неподвижно сидел в инвалидном кресле с мотором, и только глаза в узких щелках глазниц были живыми.

Уэндел выглядела невозмутимой.

– Ну и что мне сейчас покажут? – прошелестел старческий голос. – Где корабль?

Естественно, корабля не было и в помине.

– Корабля нет, директор. И не будет много лет. Я могу лишь смоделировать полет. Это тоже захватывающее зрелище – вы увидите первый сверхсветовой перелет, который нельзя даже сравнивать с действием гиперпривода.

– И каким образом я его увижу?

– Я думала, директор, что вам уже все известно.

Танаяма отчаянно закашлялся. Наступила пауза. Наконец, отдышавшись, он произнес:

– Мне пытались рассказать, но я хочу обо всем услышать от вас. – Он не сводил с Тессы суровых и жестких глаз. – Вы здесь главная. Идея ваша – вам и объяснять.

– Но я не могу опустить теорию: разговор будет слишком долгим, директор. Он утомит вас.

– Не нужно теории. Просто объясните, что я увижу.

– Вы увидите два кубических стеклянных контейнера, внутри которых вакуум…

– Почему вакуум?

– Сверхсветовой полет возможен только в вакууме, директор. В противном случае объект, летящий со сверхсветовой скоростью, увлекает за собой материю, теряет управляемость и расходует на передвижение огромную энергию. Завершиться полет тоже должен в вакууме, в противном случае результаты окажутся катастрофическими, так как…

– Можете не продолжать. Если ваш сверхсветовой полет должен и начинаться и оканчиваться в вакууме, каким образом его можно осуществить?

– Сперва мы обычным образом выходим в космос, потом переходим в гиперпространство. Выход из гиперпространства осуществляется возле места назначения, но добираться до него придется тоже обычным путем. Конечно, на это необходимо время. Сверхсветовой перелет происходит не мгновенно, но до какой-нибудь звезды в сорока световых годах от Солнечной системы можно будет добраться не за сорок лет, а, скажем, за сорок дней. Так что жаловаться не на что.

– Ну хорошо. Эти ваши кубические стеклянные емкости – где они?

– Перед вами их голографические изображения. На самом деле каждая из них размещена в горах. Между ними три тысячи километров. В вакууме свет преодолевает такое расстояние за тысячную долю секунды, иначе миллисекунду. Но мы сделаем это еще быстрее. В центре левого куба в сильном магнитном поле подвешена маленькая сфера – крошечный гиператомный двигатель. Вы ее видите, директор?

– Что-то такое вижу, – ответил Танаяма. – И что же?

– Если вы будете внимательно следить за нею, вы увидите, как она исчезнет. Отсчет времени начат.

В наушниках присутствовавших раздался голос, ведущий предстартовый отсчет времени, и на слове «ноль» сфера действительно исчезла из одного куба и появилась в другом.

– Не забудьте, – напомнила Уэндел, – их разделяет три тысячи километров. Хронометры показали, что между исчезновением и появлением прошло десять микросекунд, значит, скорость перелета в сто раз больше скорости света.

Танаяма поднял глаза.

– Как знать? Что если вы просто придумали фокус, чтобы одурачить доверчивого, на ваш взгляд, старикана?

– Директор, – строго сказала Уэндел. – Здесь сотни честных ученых, многие из них земляне. Они покажут вам все материалы и дадут самые подробные объяснения. Никаких фальсификаций – все честно.

– Хорошо, пусть так – но что это значит? Маленький шарик, мячик для настольного тенниса пролетел несколько тысяч километров. Чтобы добиться этого, вы потратили три года?

– При всем моем уважении к вам, директор, должна заметить, что мы сейчас показали больше, чем вы могли ждать от нас. Да, наш двигатель размером с теннисный мячик, и пролетел он всего несколько тысяч километров – но вы были свидетелем сверхсветового перелета, а это все равно что увидеть звездолет, летящий к Арктуру со скоростью, в сто раз превышающей скорость света.

– Но я предпочел бы увидеть звездолет.

– Увы, придется немного подождать.

– Времени нет. Времени нет, – хриплым шепотом проскрипел Танаяма. И вновь зашелся в приступе кашля.

Негромко, так, чтобы услышал он один, Уэндел ответила:

– Одного вашего желания мало, чтобы одолеть природу.

39

Прошло три дня, до отказа заполненных официальными мероприятиями, и городок, неофициально именовавшийся Гипер-Сити, мог вздохнуть с облегчением – гости наконец-то отбыли восвояси.

– Ну вот, – сказала Тесса Уэндел Крайлу Фишеру, – теперь два-три дня на отдых, и с новыми силами за работу. – Выглядела она утомленной и недовольной. – Какой гадкий старик!

Фишер без труда понял, кого она имела в виду.

– Танаяма болен и стар.

Уэндел метнула в него свирепый взгляд.

– И ты его еще защищаешь!

– Просто констатирую факт, Тесса.

Она укоризненно подняла палец.

– Сомневаюсь, что в молодые годы этот несчастный старец был умнее… Как же он мог столько лет руководить Конторой?

– Это его место. Он командует Конторой больше тридцати лет. А до этого почти столько же проработал первым заместителем – и волок дела за трех-четырех директоров. И каким бы дряхлым и больным он тебе ни казался – директором он останется до самой смерти, и даже дня три после нее, пока люди не убедятся, что он не восстанет из гроба.

– Тебе это кажется забавным?

– Нет, но что еще делать, как не смеяться: ведь этот человек, не обладая официальной властью и даже не будучи известным широкой публике, держал в страхе и повиновении правительство за правительством в течение почти половины столетия. А все потому, что знал о каждом всю неприглядную правду и без колебаний этим пользовался.

– И его терпели?

– Конечно же. Ни в одном правительстве не нашлось желающего рискнуть своей карьерой ради сомнительной возможности свергнуть Танаяму.

– Даже сейчас, когда его хватка не могла не ослабнуть?

– Ты зря так считаешь – его кулак разожмет только смерть, но до последнего момента воля не позволит пальцам расслабиться. Сперва остановится сердце – лишь потом разожмется рука.

– Зачем ему это? – неприязненно произнесла Уэндел. – Ему давно пора на покой.

– Отдых не для Танаямы. Это невозможно. Не могу сказать, что я когда-нибудь был близок к нему, однако последние пятнадцать лет мне время от времени приходилось иметь с ним дело – мне всегда доставались от него синяки. Я помню его еще полным сил и энергии, и уже тогда мне казалось, что он просто не может остановиться. Вообще людьми руководят разные причины, но Танаямой всегда владела ненависть.

– Нетрудно догадаться, – проговорила Уэндел, – видно невооруженным глазом. Тот, кто хоть раз ненавидел, уже не в силах стать благостным. Кого же ненавидит Танаяма?

– Поселения.

– Неужели? – Уэндел вдруг вспомнила, что она уроженка Аделии. – Мне тоже не приходилось слышать от поселенцев доброго слова о Земле. И ты прекрасно знаешь мое мнение о таких местах, где сила тяжести постоянна.

– Тесса, я говорю не о неприязни, антипатии или презрении. Я говорю о слепой ненависти. Поселенцев не любит едва ли не каждый землянин. У них там все самое новое. У них тишина, покой и удобства. Им неплохо живется: сплошной отдых, изобилие пищи, там не бывает плохой погоды, там забыли про бедность. Там все делают роботы, которых прячут от посторонних глаз. И вполне естественно, что люди, считающие себя обездоленными, начинают ненавидеть тех, у кого все есть – с их точки зрения. Но Танаяма одержим пламенной ненавистью. Он с удовольствием наблюдал бы за гибелью поселений, всех до одного. Видишь ли, я не сказал о его личном пунктике. Для него невыносима культурная однородность Вселенной. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Нет.

– Дело в том, что в каждом поселении живут люди, так сказать, одной породы и принимают туда только тех, кто похож на них. Каждое поселение обладает в известной мере своей культурой, жители даже внешне похожи. На Земле же, напротив, культуры веками перемешивались, обогащали друг друга, соперничали, опасались соседей. Как и многие земляне, Танаяма – сам я, кстати, тоже – видит в этом залог жизнестойкости. Нам кажется, что культурная однородность ослабляет поселения и в конечном счете сокращает отпущенный им срок жизни.

– Хорошо, но зачем же тогда ненавидеть, раз у поселений тоже не все ладно? Неужели Танаяма ненавидит нас за то, что нам живется хуже и лучше одновременно? Это же безумие.

– Согласен. Благоразумный человек этого себе не позволит. Быть может – только быть может, – Танаяма опасается, что поселения ожидает расцвет и культурная однородность в конце концов окажется достоинством, а не недостатком. А может быть, он боится, что поселения решат общими силами уничтожить Землю – а потому мечтает опередить их. И вся эта история с открытием Звезды-Соседки только еще больше разъярила его.

– Ты о том, что, открыв эту звезду, Ротор и не подумал известить человечество?

– Хуже то, что они не предупредили нас о том, что звезда движется к Солнечной системе.

– Они могли и не знать об этом.

– Танаяма никогда этому не поверит. Не сомневаюсь: он убежден, что они знали все и нарочно промолчали, чтобы Земля погибла.

– По-моему, никто не знает, подойдет ли Звезда-Соседка настолько близко, чтобы вызвать какой-нибудь вред. Я лично тоже не знаю. Астрономы полагают, что звезда без всяких проблем пройдет мимо Солнечной системы. Или ты слыхал что-нибудь другое?

Фишер пожал плечами.

– Я – нет. Но ненависть заставляет Танаяму видеть в этой звезде источник беды. Отсюда логически следует, что Земле необходим сверхсветовой звездолет – надо же искать мир, подобный Земле, куда можно будет переселиться, если дело дойдет до худшего. Согласись – это разумно.

– Безусловно, но начинать переселяться в космос можно и не со страху. Все и так знают, что человечество уйдет в космос, даже если Земле ничего не будет грозить. Сначала люди перебрались в поселения, следующий логический шаг – дорога к звездам, а чтобы сделать его, нам нужен сверхсветовой звездолет.

– Да, но Танаяму интересует не это. Колонизацию Галактики, не сомневаюсь, он предпочтет оставить следующим поколениям. Он стремится лишь отыскать Ротор и покарать беглецов, дезертировавших из Солнечной системы, за пренебрежение интересами рода человеческого. Именно до этого он мечтает дожить – и потому-то и подгоняет тебя, Тесса.

– Пусть подгоняет, ему ничто не поможет. Он уже на ладан дышит.

– Сомневаюсь. Современная медицина подчас творит чудеса, а уж ради Танаямы врачи постараются.

– Даже современная медицина не всесильна. Я справлялась у врачей.

– И они рассказали? Мне казалось, что состояние здоровья Танаямы – государственная тайна.

– Не для меня, Крайл. Я наведалась к медикам, обслуживавшим здесь старика, и объяснила им, что хотела бы еще при жизни Танаямы построить корабль, способный унести человека к звездам. Короче, я спросила у них, сколько ему осталось жить.

– И что тебе ответили?

– Год, не больше, и велели поторопиться.

– Неужели ты справишься за год?

– За год? Что ты, Крайл, я только рада. Просто приятно знать, что этот ядовитый тип ничего не увидит. Крайл, не кривись – неужели ты считаешь, что я жестока?

– Ты не права, Тесса. Этот, как ты сказала, ядовитый старик в сущности и добился всего. Он сделал возможным создание Гипер-Сити.

– Верно, но старался он для себя. Не для меня, не для Земли, не для человечества. Конечно, я могу ошибаться. Только я уверена, что директор Танаяма ни разу не пожалел врага своего, ни разу ни на дину не ослабил хватки на его горле. И я думаю, что он и сам не ждет ни от кого жалости или сострадания. Даже будет презирать как слабака любого, кто окажется способен на это.

Фишер по-прежнему казался печальным.

– Так сколько же времени на это уйдет, Тесса?

– Кто знает? Может, целая вечность. Но даже если все сложится наилучшим образом, едва ли меньше пяти лет.

– Но почему? Ведь сверхсветовой перелет уже состоялся.

Уэндел выпрямилась.

– Крайл, не будь наивным. Я сумела создать лабораторную установку. Я могу взять маленький шарик – мячик для настольного тенниса – девяносто процентов массы которого составляет гиператомный двигатель, и перебросить его с места на место со сверхсветовой скоростью. Корабль же, да еще с людьми на борту, – совсем другое дело. Сначала следует все рассчитать, а для этого и пяти лет мало. Скажу тебе честно: до появления современных компьютеров и математических моделей даже о пяти годах нельзя было мечтать – разве что о пятидесяти.

Крайл Фишер покачал головой и ничего не ответил.

Внимательно посмотрев на него, Тесса Уэндел подозрительно спросила:

– Что с тобой? С чего это ты тоже заторопился?

– Я понимаю, что и тебе не терпится, но лично мне сверхсветовой звездолет просто необходим, – примирительно ответил Фишер.

– Тебе больше, чем кому-либо?

– Да, для пустяка.

– А именно?

– Хочу слетать к Звезде-Соседке.

Тесса гневно поглядела на него.

– Зачем? Соскучился по жене?

Подробности своих отношений с Эугенией Фишер с Тессой не обсуждал и не намеревался этого делать.

– У меня там дочь, – ответил он. – Я думаю, Тесса, это нетрудно понять. У тебя ведь тоже есть сын.

Это была правда. Сыну Тессы было за двадцать, он учился в Аделийском университете и изредка писал матери.

Уэндел смягчилась.

– Крайл, – сказала она, – не обольщай себя напрасными надеждами. Не сомневаюсь: раз они открыли Звезду-Соседку, то к ней и отправились. С простым гиперприводом на путешествие должно уйти года два. Но кто может быть уверен, что Ротор выдержал путешествие? Но даже если так оно и есть, найти пригодную для жизни планету возле красного карлика практически невозможно. Даже если они прибыли благополучно, то наверняка отправились дальше – искать подходящую планету. Куда? Где их теперь искать?

– Я думаю, они и не рассчитывали найти подходящую для жизни планету возле Звезды-Соседки. Скорее всего, Ротор просто остался на ее орбите.

– Допустим, они перенесли полет, допустим, они кружат вокруг звезды, – но ведь это не жизнь, люди так жить не могут. Так что, Крайл, придется тебе смириться. Если мы и доберемся до Звезды-Соседки, то ничего не найдем, разве что обломки Ротора.

– Это лучше чем ничего, – возразил Фишер, – но мне бы хотелось, чтобы они уцелели.

– Ты еще надеешься отыскать своего ребенка? Дорогой Крайл, твои надежды призрачны. Ты оставил их в двадцать втором году, ей был только год. Даже если Ротор цел и твоя дочка жива, сейчас ей уже десять, а когда мы сможем отправиться к Звезде-Соседке, будет уже не меньше пятнадцати. Она тебя не узнает. Кстати, и ты ее тоже.

– Тесса, я узнаю ее и в десять лет, и в пятнадцать, и в пятьдесят, – ответил Фишер. – Я узнаю. Только бы ее увидеть…

Глава 19
Остаемся40

Марлена робко улыбнулась Сиверу Генарру. Она уже привыкла попросту входить в его кабинет.

– Я не помешала, дядя Сивер?

– Нет, дорогая, особых дел у меня нет. Питт затеял все это, чтобы избавиться от меня, а я не возражал – потому что хотел бы избавиться от него. В этом я признаюсь не каждому, но тебе вынужден говорить правду, чтобы ты не уличила меня во лжи.

– А вы не боитесь, дядя Сивер? Вот комиссар Питт испугался. И Ауринел испугался бы тоже – если бы я показала ему, на что способна.

– Нет, не боюсь, Марлена, потому что я смирился. При тебе я становлюсь прозрачным как стекло. Это даже приятно – успокаивает. Лгать – дело нелегкое, приходится все время делать усилия над собой. Вот потому-то ленивый человек никогда не лжет.

Марлена вновь улыбнулась.

– Поэтому я нравлюсь вам? Потому что позволяю быть ленивым?

– А сама ты как думаешь?

– Не знаю. Просто вижу, что нравлюсь, но почему – не понимаю. Вы ведете себя так, что симпатию я ощущаю, а причины ее уловить не могу. Правда, порой я как-будто догадываюсь, но это ускользает. – Она помолчала. – А иногда хотелось бы знать.

– Радуйся, что не можешь. Чужой ум – грязное, вонючее и неуютное местечко.

– Почему вы так говорите, дядя Сивер?

– Знаю, вот и говорю. Твоих способностей у меня нет, однако мне пришлось повидать людей куда больше, чем тебе. Ну а тебе, Марлена, нравится изнанка собственных мыслей?

– Не знаю. – Марлена казалась удивленной. – А что в них может быть плохого?

– Неужели тебе нравится все, что приходит в голову? Каждая мысль? Всякое побуждение? Только говори честно. Я этого не смогу заметить, но не криви душой.

– Ну конечно, иногда в голову лезут всякие глупости и пустяки. Вот когда я сержусь, в голову приходит такое, чего никогда не сделаю. Но это случается не так уж часто.

– Не так уж часто? Не забывай, что ты свыклась со своими мыслями и не ощущаешь их – ну как платье. Ты ведь не замечаешь одежды, потому что привыкла к ней. Твои волосы падают на шею, их ты тоже не замечаешь. А вот если чужой волосок коснется твоей шеи, кожа сразу же чешется. Мысли другого человека могут быть не хуже твоих собственных, но это чужие мысли, и они тебе не понравятся. Ну например, может не понравиться даже то, что я чувствую к тебе симпатию, могут не понравиться причины этого чувства. Так что куда лучше просто принимать мою привязанность как нечто данное, а не рыться в моих мыслях, пытаясь докопаться до истинных причин.

– Почему же? – спросила Марлена. – И что это за причины?

– Хорошо: ты мне нравишься потому, что когда-то я был тобой.

– Как это понимать?

– Я не хочу сказать, что был девушкой, одаренной утонченной проницательностью. Просто когда-то я тоже был молодым, считал себя скучным и полагал, что меня не любят за это. Я уже понимал тогда, что далеко не глуп, только не мог еще догадаться, что именно за это меня и не любят. Мне казалось, что нельзя ценить недостаток и пренебрегать достоинством. Марлена, я сердился и расстраивался, а потом решил, что никогда не позволю себе относиться к людям так, как они относились ко мне, – только реализовать это благое намерение в жизни мне практически не удалось. И вот я встретил тебя. Ты не скучная, каким был я, ты умнее меня, и я думаю, что тебе повезет больше, чем мне. – Он широко улыбнулся. – У меня такое чувство, словно мне представился новый шанс, еще более выгодный. Впрочем, ты пришла ко мне не за тем, чтобы выслушивать мои разглагольствования. Уж это я способен понять, хоть и не наделен твоим даром.

– Я хотела поговорить о маме.

– О? – Генарр нахмурился. – А что с ней?

– Вы знаете, она уже заканчивает работу. А если она вернется на Ротор, то захочет взять меня с собой. Нужно ли мне возвращаться?

– Думаю, что да. А ты не хочешь?

– Не хочу, дядя Сивер. Я чувствую, что должна остаться. Мне бы хотелось, чтобы вы сказали комиссару Питту, что мы задержимся. Ведь вы можете придумать какой-нибудь предлог. А комиссар – не сомневаюсь – охотно согласится, особенно когда вы доложите ему итоги маминой работы: Немезида действительно погубит Землю.

– Марлена, она так и сказала?

– Нет, но мне и не надо говорить. Можете напомнить комиссару, что теперь мама наверняка не даст ему покоя, она будет требовать, чтобы предупредили Солнечную систему.

– А тебе не приходит в голову, что Питт вовсе не склонен оказывать мне любезности? Если он подумает, что мне просто хочется задержать Эугению и тебя на Эритро, то может приказать вам возвращаться, только чтобы досадить мне.

– Я абсолютно уверена, – невозмутимо возразила Марлена, – что комиссару Питту доставит большое удовольствие оставить нас здесь, чтобы насолить вам. Кстати, вы и сами хотите, чтобы мама осталась – она вам нравится.

– И даже очень. И нравилась всю жизнь. Да только я-то твоей маме не нравлюсь. Недавно ты говорила, что она еще не забыла твоего отца.

– Дядя Сивер, вы нравитесь ей все больше и больше. Правда.

– Марлена, симпатия – не любовь. Не сомневаюсь, что ты уже понимаешь это.

Марлена покраснела.

– Я же говорю о старых людях.

– Да-да, о таких, как я. – Откинув голову назад, Генарр расхохотался. Потом сказал: – Извини, Марлена. Нам, старикам, вечно кажется, что молодежь не умеет любить, а молодежь вечно считает, что старики уже обо всем позабыли. Почему же ты решила остаться под Куполом? Не ради же нашей с тобой дружбы?

– Вы мне нравитесь, дядя Сивер, – серьезно ответила Марлена. – Очень нравитесь. Но я хочу остаться здесь потому, что мне нравится Эритро.

– Я же говорил тебе, что этот мир опасен.

– Не для меня.

– Ты все еще убеждена, что лихоманка к тебе не пристанет?

– Конечно.

– Но откуда ты знаешь?

– Просто знаю. И раньше знала – когда еще не прилетела на Эритро. И нечего сомневаться.

– Это было тогда. Но теперь ты знаешь о лихоманке.

– Мое решение бесповоротно. Здесь я ощущаю себя в полной безопасности. Большей, чем на Роторе.

Генарр медленно покачал головой.

– Вынужден признать, что не понимаю тебя. – Он внимательно посмотрел в ее лицо, темные глаза, полуприкрытые великолепными ресницами. – Что же, Марлена, позволь теперь мне прочитать твои мысли. Ты решила добиться своего и во что бы то ни стало остаться на Эритро.

– Да, – спокойно сказала Марлена. – И я надеюсь на вашу помощь.