Текст книги "Миры Айзека Азимова. Книга 2"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 34 страниц)

Глава 6
Тот, кто носит корону

Байрон Фаррил с беспокойством ждал в одном из внешних зданий дворцового комплекса. Впервые в жизни испытывал он унизительное ощущение провинциала.

Замок Вайдемоса, где он вырос, всегда казался ему прекрасным. И теперь память воскресила все его варварское великолепие. Резные линии филигранной работы, причудливо изогнутые башенки, разукрашенные декоративные окна. Он поморщился при этом воспоминании.

Здесь все было по-другому.

Родийский Дворец не был похож на кичливую глыбу, воздвигнутую тщеславными лордами коровьего королевства; не было в нем, однако, и наивной изнеженности, свойственной дряхлым и умирающим культурам. Это было каменное воплощение династии Хинриадов.

Строения спокойно и твердо стояли на земле. Строгие вертикальные линии устремлялись ввысь, нигде не переходя при этом в острые нервные шпили. В них была прямота и открытость, которая странным образом производила поистине одухотворенный эффект. Здания были сдержанны, самоуверенны и горделивы.

Так выглядело каждое строение и весь дворцовый комплекс в целом, в котором доминировал Центральный Дворец. В облике Дворца не осталось ни одной искусственной детали, подобной тем, что украшали местами прочие здания, построенные в мужественном родийском стиле. Не было даже декоративных окон, столь ценимых в качестве архитектурных украшений, но совершенно бесполезных для здания с искусственным освещением и вентиляцией. И их отсутствие ничуть не вредило внешнему виду Дворца.

Только линии и плоскости, геометрическая абстракция, уводившая глаза к небу…

Внезапно рядом с Байроном остановился тиранитский майор.

– Сейчас вас примут, – сказал он.

Байрон кивнул, и вскоре перед ним щелкнул каблуками огромный человек в алом мундире. Байрону вдруг пришло в голову, что те, кто обладает реальной властью, не нуждаются в ее внешних проявлениях и довольствуются тускло-голубыми мундирами. Он вспомнил великолепие жизни ранчеров и прикусил губу при мысли о ее тщете.

– Байрон Мелейн? – спросил родийский стражник.

Байрон встал, чтобы следовать за ним.

Маленький блестящий монорельсовый вагон был подвешен диамагнитными силами над красно-коричневой полоской металла. Байрон никогда не видел таких. Он задержался в дверях.

Вагон, рассчитанный на пять-шесть человек, покачивался от ветра – грациозная капля, отражающая блеск ослепительного солнца Родии. Единственный рельс, тонкий и более похожий на кабель, проходил под вагоном, не касаясь его. Байрон наклонился и увидел между вагоном и рельсом полоску голубого неба. В этот момент порыв ветра приподнял вагон на целый дюйм, тот задрожал, как бы от нетерпения, потом снова опустился над рельсом, все ниже и ниже, но так и не коснулся его.

– Входите же! – нетерпеливо произнес стражник.

Байрон по двум ступенькам поднялся в вагон. Стражник последовал за ним, ступеньки поднялись и легли на место, не оставив даже тончайшей щели в монолитной поверхности стенки.

Внешний вид вагона был обманчиво матовым. Внутри он оказался прозрачным как пузырь. При нажатии на кнопку вагон поднялся. Он ловко скользил по горам, со свистом рассекая воздух. С вершины дуги Байрон охватил взглядом всю панораму дворцового комплекса.

Строения слились в единое целое (может быть, их и задумывали для обозрения с вершины), украшенное сверкающими медными нитями, по которым неслись изящные шарики вагонов.

Байрон почувствовал толчок, и вскоре вагон остановился. Перелет занял менее двух минут.

Дверь, ведущая во Дворец, была открыта. Он вошел, и она автоматически закрылась. В маленькой пустой комнате никого не было. Наконец-то его никто не подгоняет… Но это ощущение не успокоило его: иллюзий на свой счет он не питал. С той самой проклятой ночи им все время кто-то манипулировал.

Джонти поместил его на корабль. Наместник-тиранит переместил сюда, и каждое передвижение лишь усиливало в нем ощущение безысходности.

Байрону было ясно, что тиранитов он не обманул. Слишком легко удалось ему уйти. Наместник мог связаться с Земным консулом, мог по гиперсвязи поговорить с Землей или узнать рисунок его сетчатки.

Это были обычные, рутинные процедуры – невероятно, чтобы о них могли случайно забыть.

Он вспомнил, как Джонти анализировал события. Возможно, его анализ еще не утратил актуальности. Тираниты не станут открыто убивать его, чтобы не создавать мученика. Но Хинрик – их марионетка, он тоже способен отдать приказ о казни. А потом сам будет убит кем-нибудь из приближенных. И при этом тираниты останутся в стороне.

Байрон крепко сжал кулаки. Он высок и силен, но безоружен. У людей, которые придут за ним, будут бластеры и нейронные хлысты.

Он прижался к стене и быстро обернулся, услышав звук открывающейся двери. Вошли двое – вооруженный человек в форме и девушка.

Байрон слегка расслабился. При других обстоятельствах он постарался бы повнимательнее рассмотреть девушку, тем более что она действительно заслуживала внимания, но сейчас ему было не до того.

Они приблизились и остановились в шести футах от него. Он не сводил глаз с бластера стражника.

Девушка сказала своему спутнику:

– Я буду разговаривать с ним первая, лейтенант. Небольшая вертикальная морщинка появилась у нее на лбу.

– Вы обладаете сведениями о заговоре против Правителя?

– Мне обещали, что я увижусь с самим Правителем, – сказал Байрон.

– Это невозможно. Если у вас есть что сказать, говорите мне. Если информация будет правдивой и ценной, вас наградят.

– Позвольте узнать: кто вы такая? Откуда я знаю, что вы имеете право говорить от имени Правителя?

Вопрос, казалось, вызвал у девушки раздражение.

– Я его дочь. Пожалуйста, отвечайте на мои вопросы. Откуда вы прибыли?

– С Земли. – Байрон помолчал немного и добавил: – Ваша милость.

Добавление понравилось ей.

– Где это? – спросила она.

– Маленькая планета в секторе Сириуса, Ваша милость.

– Как вас зовут?

– Байрон Мелейн, Ваша милость.

Она задумчиво посмотрела на него.

– С Земли? Вы можете управлять космическим кораблем?

Байрон сдержал улыбку. Его испытывали. Она прекрасно знает, что космическая навигация – запретное искусство в подвластных тиранитам мирах.

– Да, Ваша милость, – ответил он.

Он мог бы доказать это на деле, если только проживет достаточно долго. Космическая навигация на Земле не запрещена, а за четыре года можно изучить многое.

– Очень хорошо, – сказала она. – А теперь рассказывайте.

Он неожиданно принял решение. Со стражником он бы на такое не решился, но эта девушка, если она действительно дочь Правителя, может выступить в его защиту.

– Никакого заговора нет, Ваша милость, – выпалил он.

Девушка нахмурилась и нетерпеливо повернулась к своему спутнику:

– Займитесь им, лейтенант. Выбейте из него всю правду.

Байрон сделал шаг вперед и наткнулся на холодный ствол бластера.

– Подождите, Ваша милость! – воскликнул он. – Выслушайте меня! Это был единственный способ увидеться с Правителем. Неужели вы не понимаете?

Видя, что она все-таки уходит, он крикнул ей вдогонку:

– По крайней мере скажите Его превосходительству, что я Байрон Фаррил и заявляю свои священные права на убежище.

Он хватался за последнюю соломинку. Старые феодальные обычаи начали утрачивать силу еще за поколение до прихода тиранитов и давно уже стали архаизмом, но у него не было в запасе ничего другого. Ничего.

Девушка обернулась и подняла брови:

– Вы утверждаете, что принадлежите к аристократическому роду? Только что вас звали Мелейн…

Неожиданно прозвучал новый голос:

– Точно, но второе имя более верно. Вы действительно Байрон Фаррил, сэр! Сходство несомненное.

В дверях стоял маленький улыбающийся человечек. Глаза его, яркие, широко расставленные, с интересом рассматривали Байрона. Он запрокинул голову, разглядывая высокого юношу, и спросил:

– Разве ты не узнаешь его, Арта?

Артемизия торопливо подошла к нему:

– Дядя Джил, что ты здесь делаешь?

– Забочусь о своих интересах, Артемизия. Вспомни: если произойдет убийство, я буду наиболее вероятным преемником Хинрика. – Джилберт Хинриад подмигнул и добавил: – Я тебя прошу, убери отсюда этого лейтенанта. Никакой опасности нет.

Не обращая внимания на его слова, она спросила:

– Ты опять прослушиваешь коммутатор?

– Да. А ты хочешь лишить меня этой забавы? Так приятно подслушивать их.

– Но если они поймают тебя?

– Опасность – это часть игры, моя дорогая. Причем самая забавная часть. В конце концов, тираниты не задумываясь прослушивают Дворец. Мы и шагу не можем ступить, чтобы они тотчас не прознали об этом. Почему бы и нам не узнать об их намерениях? Ты не хочешь представить меня?

– Нет, – отрезала она. – Это не твое дело.

– Тогда я представлю тебе нашего гостя. Услышав его имя, я бросил подслушивать и побежал сюда. – Он подошел к Байрону, осмотрел его с неопределенной улыбкой и подтвердил: – Это Байрон Фаррил.

– Я уже сам представился, – ответил Байрон, не спуская глаз с лейтенанта, который по-прежнему держал бластер наготове.

– Но вы не добавили, что вы сын Ранчера Вайдемоса.

– Я сделал бы это, если бы не ваше вмешательство. Вы слышали все, что я сказал. Но я должен уйти от тиранитов, не выдавая им своего настоящего имени.

Байрон ждал. Если не последует немедленного ареста, значит, у него еще есть шанс.

– Ясно, – сказала Артемизия. – Но это действительно должен решать Правитель. Вы уверены, что заговора нет?

– Уверен, Ваша милость.

– Хорошо. Дядя Джил, побудь с мистером Фаррилом. Лейтенант, идемте со мной.

Байрон почувствовал слабость. Ему хотелось сесть, но Джилберт, по-прежнему рассматривая его с почти циничным любопытством, не предложил ему кресла.

– Сын Ранчера! Забавно.

Байрон взглянул на него. Он устал от осторожных восклицаний и обдуманных фраз.

– Да, сын Ранчера. Очень смешно, не так ли? Чем еще я могу вас развлечь?

Джилберт не обиделся. Наоборот, его улыбка стала еще шире.

– Вы можете удовлетворить мое любопытство. Вы действительно явились в поисках убежища? Сюда?

– Этот вопрос я буду обсуждать с Правителем, сэр.

– Оставьте, молодой человек! Вы увидите сами, что с Правителем мало что можно обсуждать. Как вы считаете, почему сейчас вы разговаривали с его дочерью? Вам это не показалось забавным?

– А вы все на свете считаете забавным?

– Почему бы и нет? Жизнь вообще забавна. Это единственное прилагательное, которое ей соответствует полностью. Взгляните на мир, молодой человек. И если вы не увидите, что в нем все забавно, можете тут же перерезать себе горло, поскольку в нем не останется ничего хорошего. Кстати, я не представился. Я двоюродный брат Правителя.

– Примите мои поздравления, – холодно сказал Байрон.

– Вы правы, – пожал плечами Джилберт. – Это не впечатляет. Но я готов оставаться в таком положении бесконечно, тем более что убийства не предвидится, насколько я понимаю.

– Если только вы не состряпаете заговор сами.

– Мой дорогой сэр, где ваше чувство юмора? Вам придется привыкать к тому, что никто не принимает меня всерьез. Мои замечания – лишь проявление свойственного мне цинизма. Вы считаете, что Директорат чего-нибудь стоит в наши дни? Конечно, Хинрик не всегда был таким. Он, правда, и раньше был не очень умен, но с каждым годом становится все невыносимее. Ах да, я и забыл! Вы же его еще не видели. Ничего, сейчас увидите! Я слышу, он идет. Когда будете разговаривать с ним, помните, что перед вами Правитель величайшего из Затуманных королевств. Это вас позабавит.

Хинрик нес свой высокий сан с непринужденностью, выработанной многолетней практикой. Он снисходительно принял церемонный поклон Байрона и спросил:

– У вас к нам дело, сэр?

Артемизия стояла рядом с отцом, и Байрон с удивлением заметил, что она очень хороша собой.

– Ваше превосходительство, – сказал он. – Я пришел по поводу своего отца. Вы должны знать, что казнь его была несправедливой.

Хинрик отвел взгляд.

– Я немного знал вашего отца. Он пару раз бывал на Родии… – Он помолчал и продолжил слегка дрожащим голосом: – Вы очень похожи на него. Очень. Но его судили, знаете ли. По крайней мере, я так думаю. И в соответствии с законом… Честно говоря, подробностей я не знаю.

– Вот именно, Ваше превосходительство! А я хотел бы узнать эти подробности. Я уверен, что мой отец не предатель…

Хинрик нетерпеливо прервал его:

– Как сын вы, конечно, должны защищать отца, но сейчас не время обсуждать этот вопрос. Почему бы вам не увидеться с Аратапом?

– Я не знаю его, Ваше превосходительство.

– Аратапа? Наместника тиранитов?

– Я видел его, и он послал меня сюда. Вы понимаете, я не мог сказать тираниту…

Хинрик вдруг застыл, потом поднес руку к губам, как бы унимая дрожь. Слова зазвучали приглушенно:

– Вы говорите, вас сюда прислал Аратап?

– Я счел необходимым сообщить ему…

– Не повторяйте того, что вы ему сказали. Я знаю. Я ничего не могу сделать для вас, Ранчер… э-э… мистер Фаррил. Это не только моя юрисдикция. Исполнительный Совет… Перестань дергать меня, Арта! Как я могу заниматься делами, когда ты отвлекаешь меня? Исполнительный Совет должен быть поставлен в известность. Джилберт, позаботьтесь пока о мистере Фарриле! Я посмотрю, что можно сделать. Да, я проконсультируюсь с Исполнительным Советом. Таков закон, видите ли. Это важно, очень важно.

Он отвернулся, продолжая что-то бормотать, и вышел.

Артемизия задержалась и коснулась рукава Байрона.

– Минутку. Вы правду сказали, что можете управлять космическим кораблем?

– Совершенную правду, – улыбнулся Байрон.

После мгновенного колебания она тоже улыбнулась ему в ответ.

– Джилберт, – сказала она, – мне надо будет с тобой поговорить.

И вышла. Байрон смотрел ей вслед, пока Джилберт не дернул его за рукав.

– Вы голодны? Хотите пить, умыться? – спросил он. – Жизнь продолжается, а?

– Спасибо, да, – ответил Байрон Фаррил. Напряжение его спало. Он мгновенно расслабился и почувствовал себя удивительно хорошо. Она была красива. Очень красива.

Но Хинрику расслабиться не удалось. Мысли его лихорадочно путались. Он пришел к неизбежному заключению: это ловушка! Аратап прислал его, а значит, это ловушка!

Хинрик закрыл лицо руками, пытаясь успокоиться и унять биение сердца. Он знал, что надо делать.

Глава 7
Музыкант мозга

Ночь приходит в свое время на все обитаемые планеты. Не через одинаковые интервалы, потому что известные периоды обращения колеблются от пятнадцати до пятидесяти двух часов. Это требует серьезного психологического приспособления от тех, кто путешествует от планеты к планете.

На некоторых планетах такие приспособления уже сделаны и периоды бодрствования и сна соответствуют биоритмам человеческого организма. На других планетах повсеместное использование кондиционированных атмосфер и искусственного освещения сделало вопрос о смене дня и ночи второстепенным. На многих планетах принято произвольное деление, игнорирующее обычную смену света и тьмы.

Но какими бы ни были социальные условия, наступление ночи всюду имеет серьезное психологическое значение, восходящее к существованию первобытного предка человека. Ночь – всегда время страха и неуверенности; заходит солнце – и вместе с ним уходит в пятки человеческое сердце.

В Центральном Дворце не было видимых признаков наступления ночи, но Байрон ощутил ее приход каким-то инстинктом, спрятанным в неизведанных закоулках сознания. Он знал, что снаружи чернота ночи едва нарушается редкими искорками звезд. Он знал, что рваная «дыра в космосе», известная как туманность Конской Головы (прекрасно знакомая всем Затуманным королевствам), закрывает половину звезд, которые иначе были бы видимыми.

И снова его охватило отчаяние.

После короткого разговора с Правителем он больше не виделся с Артемизией и понял, что жалеет об этом. Он с нетерпением ждал обеда – может быть, удастся поговорить с ней. Но ему пришлось есть в одиночестве, если, конечно, не принимать в расчет двух стражников, маявшихся у дверей. Даже Джилберт покинул его, по-видимому, чтобы пообедать в более подходящем обществе.

Поэтому, когда Джилберт вернулся и сказал: «Мы с Артемизией говорили о вас», его слова встретили мгновенную и заинтересованную реакцию. Это позабавило его, о чем он не преминул сообщить Байрону.

– А сейчас я хочу показать вам свою лабораторию, – объявил Джилберт и жестом отослал стражников.

– Что за лаборатория? – спросил Байрон без малейшего интереса.

– Я делаю там разные безделушки, – последовал уклончивый ответ.

Внешне это вовсе не напоминало лабораторию, скорее библиотеку с богато инкрустированным столом в углу.

Байрон неторопливо огляделся.

– Вы здесь делаете свои безделушки? А что они из себя представляют?

– Ну, например, специальные подслушивающие устройства, чтобы ловить шпионские лучи тиранитов. Это совершенно новая технология, их невозможно засечь. С их помощью я узнал о вас, когда о вашем появлении доложили Хинрику. У меня есть и другие забавные штучки. Мой визиосонар, например. Вы любите музыку?

– Не всякую.

– Прекрасно. Я изобрел инструмент, только не знаю, можно ли назвать его музыкальным. – Джилберт коснулся панели, и полка с книгофильмами скользнула в сторону. – Не очень надежный тайник, но меня никто не воспринимает всерьез, и у меня ничего не ищут. Забавно, не правда ли? Впрочем, я забыл, что вас ничто не забавляет.

Он вынул из тайника прямоугольный ящик топорной работы без полировки. Одна сторона ящика была усеяна маленькими светящимися кнопками.

– Не очень красив, – заметил Джилберт, – но разве в этом дело? Выключите свет. Нет, нет, никаких выключателей или контактов! Просто пожелайте, чтобы свет погас. Сильнее желайте! Вы очень хотите, чтобы свет погас.

Свет потускнел. Только с потолка исходило слабое жемчужное сияние, озарявшее их лица призрачными отблесками. Джилберт негромко засмеялся, услышав удивленное восклицание Байрона.

– Одна из шуток моего визиосонара. Он настроен на мозг, как личные капсулы. Понимаете, что я имею в виду?

– Если честно – абсолютно ничего не понимаю.

– На инструмент воздействует электрическое поле ваших мозговых клеток. Математически это очень просто, но, насколько мне известно, еще никому не удавалось втиснуть все необходимые цепи в ящик такого размера. Обычно для такой цели нужно пятиэтажное здание… Мой инструмент работает и в обратном направлении тоже. Я могу переключить его прямо на ваш мозг, так что вы будете видеть и слышать без глаз и ушей. Смотрите!

Вначале смотреть было не на что, потом Байрон уловил краем глаза какое-то слабое движение. В воздухе повис голубовато-фиолетовый шар. Байрон отодвинулся от него, но шар поплыл за ним. Байрон закрыл глаза – шар по-прежнему висел перед ним. Его сопровождала ясная, чистая мелодия; она была частью шара, вернее, шар и былэтой мелодией.

Он рос, расширялся, и Байрон вдруг понял, что он расширялся внутри его мозга. Это был не цвет, а скорее цветной бесшумный звук. Он был ощутим, хотя и без участия органов чувств.

Шар поворачивался, переливался радужными оттенками, а музыкальный тон повышался, пока не повис над ним, как тончайший шелк… Потом вдруг взорвался, и цветные пятна разлетелись во все стороны, обжигая без боли.

Пузыри цвета омытой дождем зелени поднимались вверх с тихим жалобным стоном. Байрон в смятении устремился к ним и обнаружил, что не видит и не чувствует своих рук. Вокруг ничего не было – только пузыри, заполнившие мозг.

Он беззвучно закричал, и фантазия кончилась. Перед ним в освещенной комнате стоял Джилберт и смеялся. У Байрона сильно кружилась голова. Он вытер холодный пот со лба и резко опустился на стул.

– Что со мной было? – спросил он, стараясь придать голосу твердость.

– Не знаю. Я оставался вне этого. Не понимаете? Произошло нечто такое, в чем ваш мозг не имел предшествующего опыта. Мозг ощущал непосредственно и не знал, как интерпретировать такой феномен. Он мог лишь пытаться применить старые знакомые способы: перевести все это в зрительные, слуховые и осязаемые образы. Кстати, вы ощущали запах? Иногда мне кажется, что я чувствую аромат. У собак, надо полагать, почти все превратится в запахи. Мне хочется испытать это на животных. С другой стороны, если вы постараетесь игнорировать этот эффект, он поблекнет, что я и делаю, когда хочу наблюдать его действие на других. Это несложно. – Он положил маленькую руку с выпуклыми венами на инструмент, бесцельно перебирая кнопки. – Иногда мне кажется, что на этой штуке можно сочинять симфонии в новой манере и добиться таких эффектов, которые невозможны с одним зрением или слухом. Боюсь, что мне для этого не хватает способностей.

Байрон неожиданно сказал:

– Я хотел бы задать вам вопрос.

– Пожалуйста.

– Почему бы вам не направить свои способности на полезное дело, вместо того чтобы…

– Тратить их на бесполезные игрушки? Не знаю. Может быть, чувствую, что они не совсем бесполезны… Вы знаете, а ведь они противозаконны.

– Что именно?

– Визиосонар. И мои шпионские устройства. Если бы тираниты узнали о них, мне грозил бы смертный приговор.

– Вы, разумеется, шутите.

– Вовсе нет. Сразу видно, что вы выросли на отдаленном ранчо. Я знаю, молодежь не помнит того, что было в старину. – Неожиданно он склонил голову набок, лукаво прищурив глаза: – Вы против власти тиранитов? Говорите прямо. А я так же прямо скажу, кто я и кем был ваш отец.

– Да, против, – спокойно ответил Байрон.

– Почему?

– Они чужаки, пришельцы. Какое право они имеют распоряжаться на Нефелосе или на Родии?

– И вы всегда так думали?

Байрон не ответил.

Джилберт фыркнул:

– Иными словами, вы пришли к выводу, что они чужаки, лишь после того, как они казнили вашего отца. Что, кстати, было их правом. О, не надо, не горячитесь! Поверьте, я на вашей стороне. Но задумайтесь. Ваш отец был Ранчером. Какие права имели его подданные? Если один из них крал скот для себя или для продажи, как его наказывали? Сажали в тюрьму как вора. А если бы он задумал убить вашего отца – по любой причине, может быть, оправданной с его точки зрения, – что бы его ожидало? Несомненно, казнь. А какое право имел ваш отец устанавливать законы и наказывать других людей? Он был для них тиранитом.

Ваш отец в собственных глазах, да и в моих тоже, настоящий патриот. Но что с того? Для тиранитов он был предателем, и они убили его. Вы ведь не станете отрицать необходимость самозащиты? В свое время Хинриады тоже пролили немало крови. Изучайте историю, молодой человек. Для любого правительства убийство – часть его существования.

Поэтому отыщите для ненависти к тиранитам причину получше. Не думайте, что достаточно будет сменить одних хозяев другими. Такая смена не принесет свободы.

Байрон ударил кулаком по ладони.

– Прекрасная философия! Особенно для человека, стоящего в стороне. А что, если бы они убили вашего отца?

– Но именно это они и сделали! Мой отец был Правителем до Хинрика, и его убили. Убили не открыто, а исподволь, изнутри. Его сломили духовно, как сейчас сломили Хинрика. Мне не позволили стать Правителем после смерти отца: мои поступки, видите ли, трудно предсказуемы. Хинрик был высок, красив, а главное уступчив. Но, очевидно, все же недостаточно уступчив. Они постоянно травили его, превращая в марионетку, и добились того, что он даже икнуть не может без позволения. Вы его видели. Он деградирует с каждым днем, постоянно дрожит от страха. Но это… все это вовсе не причина, по которой я хочу уничтожить тиранитов.

– Да? Вы изобрели какую-то новую причину?

– Наоборот, очень старую. Тираниты уничтожили право двадцати миллиардов человеческих существ принимать участие в развитии расы. Вы учились в школе, изучали экономический цикл. Когда заселяется новая планета… – Он начал по пальцам перечислять пункты: – Ее первая задача – прокормиться. Она становится аграрным миром, начинает раскапывать недра, добывая сырье на экспорт, и продает излишки сельхозпродукции, чтобы покупать предметы роскоши и технику. Таков ее второй этап. По мере роста населения и увеличения иностранных инвестиций расцветает индустриальная цивилизация. Это третья ступень. Постепенно планета становится все более механизированной, она ввозит пищу, вывозит технику, инвестирует более примитивные планеты. Вот вам и четвертый этап.

Механизированные миры всегда более густо населены, милитаризованы, сильны и окружены кольцом аграрных зависимых планет…

Что же случилось с нами? Мы находимся на третьей стадии – этапе роста индустрии. Однако рост остановился, застыл, был заморожен. Это связано с контролем тиранитов над нашей промышленностью. Мы постепенно обеднеем и перестанем приносить прибыль, но пока они снимают сливки.

К тому же, продолжая индустриализацию, мы могли бы создать мощное оружие. Поэтому индустриализацию остановили, на научные исследования наложили запрет. И постепенно люди так привыкли к этому, что даже не осознают, чего лишились. Поэтому вы удивились, когда я сказал, что могу быть казнен за создание визиосонара…

Конечно, когда-нибудь мы победим тиранитов. Это совершенно неизбежно. Они не могут править вечно. Никто этого не может. Они разленятся, станут покладистее. Начнутся смешанные браки, утратятся их особые традиции… Но на это могут уйти столетия, потому что история не торопится. И когда минут эти столетия, Родия по-прежнему останется аграрной планетой без промышленности, без науки. А наши соседи со всех сторон, те, что не находятся под контролем тиранитов, будут сильными и прогрессивными. Королевства навсегда останутся отсталыми полуколониями. Они никогда не поднимутся. Мы обречены быть лишь наблюдателями в великой драме развития человечества.

– То, что вы говорите, мне отчасти знакомо, – сказал Байрон.

– Естественно. Вы ведь учились на Земле. Земля занимает совершенно особое место в социальном развитии.

– В самом деле?

– Представьте себе, Со времен открытия межзвездных полетов Галактика постоянно заселялась. Мы всегда были растущим, а потому незрелым обществом. И совершенно очевидно, что человеческое общество достигло зрелости только в одном месте и только однажды, а именно на Земле, перед самой ее катастрофой. Это было общество, временно утратившее возможность экспансии и потому столкнувшееся с проблемами перенаселения, истощения ресурсов и так далее, – проблемами, с которыми не сталкивались больше ни в одной части Галактики.

Люди вынужденыбыли внимательно изучать социальные науки… Многое из этого мы, к сожалению, утратили. Но вот что забавно: в молодости Хинрик был ярым примитивистом. У него была уникальная, самая обширная в Галактике библиотека о земных явлениях. Став Правителем, он выбросил ее за борт, как и многое другое. Однако мне удалось сохранить часть ее. Земная литература – уцелевшие ее фрагменты – удивительна. В ней есть какой-то особый привкус углубленного самоанализа, которого лишена наша центробежная галактическая цивилизация. Да, эта литература поистине крайнезабавна!

– Вы меня обрадовали, – сказал Байрон. – А то вы так долго были серьезны, что я уже начал беспокоиться, не утратили ли вы свое знаменитое чувство юмора.

Джилберт пожал плечами:

– Я позволил себе расслабиться, и это чудесно. Впервые за многие месяцы. Вы знаете, каково это – все время играть роль? Притворяться двадцать четыре часа в сутки, даже с друзьями, даже в одиночестве, чтобы не выдать себя ненароком? Быть недотепой, вечным шутом? Чтобы тебя не принимали всерьез. Быть таким слабым, чтобы все убедились в твоей безвредности? И все это для сохранения жизни, которая вряд ли того стоит. И все же пока я порой сражаюсь с ними! – Он поднял голову. Голос его звучал почти умоляюще: – Вы можете управлять кораблем. Я не могу. Разве это не странно? Вы говорите о моих научных способностях, а я не могу справиться с простейшей космической шлюпкой. Но вы можете, а следовательно, должны покинуть Родию.

– Почему? – холодно нахмурился Байрон.

– Как я уже упоминал, – торопливо сказал Джилберт, – мы с Артемизией говорили о вас и все устроили. Выйдя отсюда, идите прямо в ее комнаты. Она вас ждет. Я нарисовал вам план, чтобы вы не расспрашивали никого в коридоре. – Он сунул Байрону в руку маленькую металлическую пластинку. – Если вас кто-нибудь остановит, скажите, что вас вызвал Правитель, и идите дальше. Если будете действовать уверенно, все сойдет…

– Подождите, – остановил его Байрон.

Он больше не собирался продолжать в том же духе. Джонти послал его на Родию и тем самым отправил прямо в лапы тиранитов. Тиранитский наместник послал его в Центральный Дворец и тем самым подверг капризам неустойчивой марионетки. С него довольно! Отныне его шаги, быть может, будут и неверными, но, космос их всех разрази, это будут его собственные шаги!

– Я здесь по важному делу, сэр, и не собираюсь улетать, – сказал он упрямо.

– Что?! Послушайте, не стройте из себя идиота! – На мгновение в голосе Джилберта проклюнулась прежняя интонация. – Вы думаете чего-нибудь добиться здесь? Вы думаете, что сумеете выйти из Дворца живым, если дождетесь утреннего солнца? Хинрик свяжется с тиранитами, и вы в течение двадцати четырех часов окажетесь за решеткой. Он не сделал этого до сих пор только потому, что ему трудно шевелить мозгами, чтобы принять какое бы то ни было решение. Он мой двоюродный брат, и я хорошо его изучил, можете мне поверить.

– А если и так, вам-то что до этого? – не сдавался Байрон. – С какой стати вы так печетесь обо мне?

Он разозлился не на шутку. С него довольно! Он больше не будет плясать под чью-то дудку! Джилберт встал и заглянул ему в глаза:

– Я хочу, чтобы вы взяли меня с собой. Я забочусь исключительно о себе. Я больше не могу. Лишь потому, что ни я, ни Артемизия не умеем управлять кораблем, мы еще здесь. Речь идет о спасении нашей жизни.

Байрон почувствовал, что его решимость ослабевает.

– Дочь Правителя? Какое отношение имеет она ко всему этому?

– Она в еще более отчаянном положении, чем мы. У женщин более тяжелая доля. Что ждет юную, привлекательную и незамужнюю дочь Правителя, когда она станет такой же юной, привлекательной, но замужней? И кто в наши дни является желанным женихом? Ну конечно же, старый, распутный тиранитский придворный, похоронивший трех жен и мечтающий вернуть себе огонь юности в объятиях молодой девушки.

– Правитель никогда этого не допустит!

– Правитель допустит все, что угодно, да никто и не ждет его благословения.

Байрон представил себе Артемизию такой, какой видел последний раз. Волосы, убранные со лба, пышными волнами спадают на плечи. Чистая гладкая кожа, черные глаза, алые губы. Высокая, юная, улыбающаяся…

Такое описание подходит сотням миллионов девушек в Галактике. Просто смешно позволять такой глупости как-то повлиять на его решимость.

Однако он спросил:

– Корабль готов?

Лицо Джилберта сморщилось от внезапной улыбки. Но прежде чем он смог произнести хотя бы слово, послышался стук в дверь. Не мягкое жужжание фотолуча, не легкий щелчок пальцами по пластику, а именно стук, сопровождаемый звоном металла и оружия.