Текст книги "«Если», 2002 № 01"
Автор книги: Айзек Азимов
Соавторы: Евгений Лукин,Любовь Лукина,Андрей Плеханов,Дональд Эдвин Уэстлейк,Александр Тюрин,Любомир Николов,Эдвард Лернер,Джеймс Блашке,Элизабет Вонарбур,Эндрю Стефенсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
– Она выбралась из сферы, – снова звучит голос Жоанн. – Меланэ шагнула мимо ступеньки и упала.
Эгон прикусывает губу; он слышит, как Меланэ бормочет что-то неразборчивое.
– Она поднялась. Подходит к панели приборов.
Голос Меланэ приближается; теперь интерком отчетливо передает ее слова. Она говорит на новеландском, непрерывно повторяя одни и re же фразы, в которых Эгон различает обрывки ругательств и молитв. Интонация отчетлива, но слова понять трудно; остается общее впечатление, что ей больно, что она в отчаянии и бешенстве.
– Я помогу тебе, Меланэ. Открой дверь, – повторяет Эгон.
С той стороны не доносится ни звука. Не выдержав напряжения, Жоанн громко вздыхает у центрального пульта.
Дверь беззвучно скользит в сторону. За порогом виден ярко освещенный зал, открытая сфера. В глубине помещения, возле пульта, стоит Меланэ. Она оборачивается, двигаясь медленно, словно пловец в плотной воде. Мертвенно-бледное лицо, тело блестит от пота. Левое колено кровоточит.
Эгон приближается. Он тоже двигается медленно, страшно медленно. Девушка выставляет перед собой руки, пытаясь принять оборонительную позу, однако ноги плохо слушаются ее.
– Я помогу тебе, Меланэ, – шепчет Эгон. – Забирайся в сферу. Я закрою ее за тобой.
Девушка всматривается в него, слегка прищурившись, словно пытается определить, насколько он искренен.
– Почему? – спрашивает она наконец.
Он старается любой ценой сохранить контакт.
– Потому что выбор всегда за тобой, Меланэ.
– Ха! – она резко выдыхает воздух с гримасой, которая должна изобразить сардоническую усмешку. Эгон, словно зачарованный, смотрит, как замедленно опускаются ее руки. Она еще раз повторяет свое «ха!» и добавляет, говоря слишком громко, словно вокруг бушует буря:
– Никогда!
– Но ты сама выбрала Центр, Меланэ.
– Не выбрала… – старательно выговаривает она. – Нигде. Никогда.
– Но ты же находишься здесь, в Центре, Меланэ. Никто ведь не заставлял тебя прийти сюда, так?
Она качает головой.
– Заставлял… Заставлял! Да.
– Кто тебя заставлял, Меланэ?
Кто тебя заставил, девочка, что за призраки гнались за тобой до ворот Центра и наконец настигли здесь?
Она опирается одной рукой о приборную панель, лицо ее искажает гримаса. Ее губы шевелятся, словно неслышно произносят какую-то фразу. Неожиданно она громко заканчивает ее:
– …я не могла убить их всех.
Эгон старательно контролирует свой голос:
– Убить – кого, Меланэ?
Она неопределенно машет рукой, пошатывается и снова хватается за приборную панель.
– Мост, – говорит она подчеркнуто отчетливо. – Я готова.
Спотыкаясь, она направляется к сфере. Двигаясь резко и импульсивно, почти полностью потеряв координацию, она поднимается по лесенке и ныряет внутрь сферы. Эгон поднимается следом и наклоняется к ней:
– Мост не убьет тебя, Меланэ. Он отправит тебя в другой мир, и придется начинать все сначала.
Нахмурившись, она пристально смотрит на него. – Начинать? Сначала? Снова убить его?
Эгон продолжает наобум:
– Может быть. И там будут другие Меланэ.
Голубые глаза закрываются, голова мотается из стороны в сторону по мягкой внутренней обшивке капсулы.
– Закройте сферу, – шипит девушка сквозь зубы. – Все это вранье. Закройте сферу!
– Ты не умрешь, Меланэ, – настойчиво повторяет Эгон, отчаянно пытаясь казаться спокойным и уверенным. – И ты не хочешь умереть. Иначе не пришла бы сюда. Не выбрала бы Центр.
Она открывает глаза и растерянно смотрит на него:
– Я не хочу… Не хочу начинать сначала, – бормочет она с нотками детского протеста в голосе.
– Единственный способ – остаться здесь и закончить то, что не было закончено. – Эгон сознательно расстается со своей ролью наставника. – Ты не готова к Путешествию, Меланэ, и знаешь это.
Он набирает полную грудь воздуха и бросается, словно в холодную воду:
Я сейчас закрою сферу, Меланэ, – говорит он. – Ты сама должна решить, уйти тебе или остаться. Никто не может заставить тебя или помешать тебе. Выбор остается за тобой. Помни это.
И тут он наклоняется и касается губами влажного лба под прядью черных волос. Быстро спускается вниз, подходит к панели приборов. Слышит, как Тенаден встревоженно окликает его в тот момент, когда он нажимает красную кнопку.
Сфера беззвучно закрывается.
Эгон опускается на пол, прислонившись к панели спиной. У него немного кружится голова. Интерком молчит, слышно только чье-то взволнованное дыхание. В зале воцарилась абсолютная тишина. Светильники заливают помещение слепящим светом. Эгон закрывает глаза. В голове – абсолютная пустота.
Странный звук из динамика, закрепленного на сфере, заставляет его приподняться. Рыдание?
И он видит, как сфера начинает раскрываться.
* * *
– Ты сильно рисковал, – обращается к Эгону Тенаден, когда они выходят из комнаты, в которой спит обессилевшая от всего перенесенного Меланэ. Эгон кивает головой; разумеется, ему нечего возразить. Он ни на мгновение не пытался внушить себе, что знал, какую кнопку нажмет девушка. Это было своего рода пари, и сейчас, замирая от ужаса, он пытается понять, на что же поставил. На свой почти двадцатилетний опыт преподавания? Или на еще более хрупкие отношения, наметившиеся между ним и Меланэ? Несколько музыкальных аккордов… Или все дело в убеждении, что если это Талита, то в ней обязательно должны обнаружиться скрытые резервы силы и рассудительности?
Да, это был большой риск. Он с внутренним трепетом думает о других Талитах (по меньшей мере, одна такая должна существовать, существовала, будет существовать), которые нажали другую кнопку. И, соответственно, об Эгонах (по меньшей мере, об одном), которые должны, были должны, будут должны жить с воспоминаниями об этом.
– Теперь ты обязан заняться девушкой, – обращается к нему Тенаден. Эгон не может сдержать удивления.
– Потому что это Талита?
Но Тенаден только смотрит на него, слегка улыбаясь, и Эгон догадывается, что скажет ему его старый друг: наоборот, потому что это не Талита или совсем немного Талита. Потому что благодаря случаю (или тому, что продолжают так называть, хотя верующие часто используют другое определение) здесь и сейчас его жизненный путь пересекся с путем этой девушки, и если бы даже ее звали иначе, Тенаден все равно обратился бы к нему с такой просьбой, и у Эгона был бы тот же ответ, который никого не может удивить. Эгон знает: он уже согласен, хотя еще и не сказал этого.
* * *
Первое время Меланэ упорно молчит. Она на несколько секунд открывает глаза, уловив чье-то появление у своего изголовья, и тут же закрывает их, убедившись, что это Эгон. Он подолгу сидит возле нее, пытаясь проникнуть в ее чувства. Сравнивает с тем, что испытывал сам, когда отказался от Путешествия. Но он прекрасно понимает: сходство – чисто поверхностное. Он знает: теперь необходимо построить между девушкой и остальным миром мост, без которого она никогда не сможет ступить на Мост настоящий.
И он начинает говорить. Он говорит про Мост, про Центр, сообщает новости из внешнего мира, которые принесла группа новичков. Он знает, что девушка сама сопоставит, сама сделает нужные выводы…
Теперь она смотрит на него. Или, по крайней мере, пытается смотреть на него, пытается извлечь необходимую информацию из лавины обрушившихся на нее ощущений. Эгон незаметно переводит разговор к теме необходимости выполнять упражнения, позволяющие контролировать зрительные ощущения, и Меланэ следует его советам, может быть, даже не отдавая себе в этом отчета.
В другой раз темой разговора становятся вкусовые ощущения – он специально пришел во время завтрака. А когда Мирабель, его любимая кошка, представила ему, как обычно, свое очередное потомство, он положил пушистые комочки на ладонь Меланэ и описал ощущения котят до того, как у них откроются глаза. Меланэ попыталась представить то, что чувствуют беспомощные котята, и почти улыбалась при этом.
Наступил день, когда она согласилась снова испытать гитару. Эгон был весьма обрадован, потому что она попросила его сама, и ему почти не пришлось незаметно подталкивать ее к этому. Сыграв не известную мелодию, она внезапно остановилась и сказала:
– Он постоянно напевал эту песенку.
Помолчав, она пристально взглянула на Эгона. Взгляд говорил: «Разумеется, вы не спросите меня, о ком я говорю».
Он посмотрел на нее без улыбки и ответил таким же взглядом: «Разумеется».
Она резко рванула струны:
– Вы действительно ничего не знаете о стажерах, которые приходят в Центр?
– Мы знаем, откуда они приходят, их возраст и тот факт, что им удалось добраться до Центра. Этого достаточно.
– Но ведь это может быть кто угодно! – В ее голосе слышится протест. – Воры… и… и другие преступники!
– Эти слова – просто этикетки. Нужно знать, кто и почему стал таким. Кроме того, человеку свойственно меняться.
– А если он не меняется?
– Значит, он умер.
Она опускает голову, упираясь упрямым подбородком в гриф гитары, и бормочет:
– Есть много способов стать мертвым.
Эгон хочет возразить, что только один из них является окончательным, но вспоминает ее слова в зале Моста: «Я не могла убить их всех».
Лицо девушки мрачнеет, глаза тускнеют. Очень тихо Эгон спрашивает:
– А ты, Меланэ, неужели ты тоже мертва?
Медленно подняв голову, она смотрит на него, словно откуда-то издалека. Потом выражение ее лица смягчается, и она произносит почти неслышно:
– Я – нет.
Эгон решает рискнуть и продолжает:
– А он – да.
Она резко выпрямляется, в глазах появляется агрессивный блеск; но некоторое время девушка молчит, не зная, какой ответ будет наиболее подходящим… потом решается и задает вопрос:
– Кто это – он?
– Тот, кто постоянно напевал эту мелодию, – парирует Эгон. Она пытается, хотя и довольно неубедительно, изобразить холодный сарказм:
– Да, уж теперь-то вы далеко продвинулись.
– Меня терзает любопытство, – отвечает Эгон с преувеличенной серьезностью. Девушка растерянно смотрит на него:
– А если я ничего не скажу?
Он извлекает из струн своей гитары легкомысленное стаккато: «Значит, тебе нечего сказать».
Тут же прекратив игру, он наклоняется к девушке:
– Ты можешь ничего не говорить, Меланэ, ты не обязана говорить. Ты сама решаешь, как тебе поступить.
Отведя глаза, она начинает играть что-то сумбурное, но постепенно ноты складываются в мелодию, ту же, что вначале. Она дважды повторяет мотив, потом останавливается.
– В любом случае, он не был моим отцом. Этот тип, который приютил меня, когда я сбежала. – Она берет аккорд и резко обрывает звук, прижав струны ладонью. – О, это патетическая история, которая заставит вас рыдать – от смеха… Вы уверены, что хотите услышать ее? Настоящий сентиментальный роман… – Ее низкий голос вибрирует от презрения и бешенства; Эгон сидит, опустив голову.
Меланэ продолжает, не дожидаясь ответа:
– Героиня – бедная сирота. Ее приютило государство, доброе, справедливое, предусмотрительное государство. Неблагодарная героиня убегает. Ее ловят. У предусмотрительного государства есть заведения для неблагодарных сирот. Она убегает еще много раз. Это рассматривается как черная неблагодарность. К моменту последнего побега ей исполняется двенадцать лет. Когда ее поимка кажется неизбежной, из тени неожиданно выходит спаситель. Он довольно невзрачный, этот новый герой. Бродяга, пьяница, вдобавок хромой. Если бы он не был пьян, то ни за что бы не вмешался. Впрочем, позднее он не раз повторял ей это… Продолжать?.. Наша героиня погружается на самое дно вслед за своим спасителем, становится ради него фальшивой калекой, попрошайкой, в совершенстве усваивает искусство воровства. Короче, всячески поддерживает его в старости. Ему не удается изнасилование, когда ей еще нет и четырнадцати; впрочем, это происходит скорее случайно, чем для разнообразия сценария. Она вырастает на помойках, становится предводителем банды подростков, расправившись с ее прежним вождем в не слишком рыцарском поединке. Это – короткий период ее славы… Но вот в квартале появляется организованная преступность, настоящая преступность. Нужно сотрудничать или уходить. Она выбирает сотрудничество, потому что ее спаситель, окончательно опустившийся, не хочет трогаться с насиженного места. Какая преданность со стороны нашей героини, какая самоотверженность!.. Теперь ей остается только стать проституткой, чтобы обеспечить несчастному благородному старцу те несколько ежедневных бутылок спиртного, которые необходимы ему для счастья. Но нет, в последний момент происходит очередная неожиданная развязка: появляется еще один спаситель. Он молод, силен, уродлив, это восходящая звезда трущоб. Он видел ее поединок, она забавляет его, и он предлагает ей свое бескорыстное покровительство. Она соглашается. Еще один период процветания. Ей шестнадцать. У нее имеется ежедневный кусок хлеба и не только хлеба; она может спать, когда и сколько ей хочется, у нее шикарные наряды. К тому же она может читать книги. И она читает, читает, читает.
В неожиданно наступившем молчании Эгон бросает быстрый взгляд на девушку. Ее лицо искажено гримасой, руки судорожно стискивают гриф гитары, но она продолжает, звонко и насмешливо:
– Тем временем благородный старец умирает, погубленный слишком высококачественными напитками, которыми его в избытке обеспечила неожиданно достигшая успеха воспитанница. Наступает день, когда юный и уродливый главарь банды требует с нее должок – разумеется, его покровительство было не бесплатным. Испорченная прочитанными романами, наша героиня еще раз проявляет самую черную неблагодарность и отказывает ему, ожидая, что он поведет себя по традиционному сценарию, согласно которому отрицательный герой с великодушным сердцем уходит и возвращается влюбленным, очарованным ее невинностью. Однако отрицательный герой, не знакомый с этим сценарием, пытается воспользоваться ее беспомощностью. Возмущенная, она убивает его и исчезает.
Казалось, Меланэ полностью исчерпала заряд гнева; она заканчивает лишенным выражения голосом:
– Девушка покидает родину-мачеху с полицией и бандитами на хвосте. К счастью, она встречает верующую женщину, которая рассказывает ей про Центр. Она записывается прихожанкой ближайшей Церкви Моста и в течение трех месяцев скрывается от преследователей, постоянно ощущая за спиной их дыхание. Продолжение в следующем номере.
Эгон не торопится нарушить молчание, не столько по расчету, сколько из необходимости оценить все, что он узнал, заполнить пробелы, восстановить рассказ, исходя из отрицательных его аспектов: унижения презрением, виновности в насилии, любви в ненависти и, может быть, ненависти в любви. И эта свирепая ирония… Он никогда не подозревал ничего подобного у Меланэ… О нет! Это не обычная Талита. Обхватив гитару обеими руками, она сидит, не открывая глаз.
– Все это так важно? – негромко спрашивает наконец Эгон. Девушка вздрагивает, но он спокойно продолжает: – Как это может быть важным для того, что ты делаешь здесь, для твоего пребывания здесь, для того, что ты хочешь сделать, для того, кем ты хочешь стать? Однажды ты не обратилась в бегство с помощью Моста, Меланэ. Ты не позволила преследованию продолжаться дальше.
Она смотрит на него расширившимися глазами. Эгон встает и оставляет ее наедине со своими вопросами.
Через несколько дней она возобновляет тренировки с предназначенными для этого наставниками, а Эгон возвращается к своей обычной работе – рассказывать стажерам о принципах действия Моста и способах его изготовления. Все это время, как и остальные наставники, он поочередно дежурит по неделе у Моста, в центре управления, в лазарете, на кухне, в саду.
Меланэ находит его именно в саду. Ничто в ее поведении не говорит, что она искала его. Он видит, как девушка небрежной походкой, раздвигая руками свисающие над аллеей ветки, постепенно приближается к нему. Он продолжает поливать цветы, не поднимая головы, когда она останавливается возле него. «Добрый день», – говорит она наконец. Он отвечает: «Добрый день». Неужели она улыбнулась? Нет, конечно, но в ней не чувствуется обычного напряжения. Она присаживается на одну из каменных глыб, искусно расставленных вокруг фонтана.
Продолжая работать, Эгон время от времени поглядывает на девушку, которая смотрит в сторону, на горы. Приближается вечер, и темно-синее небо за стенками купола, защищающего сад, кажется монолитным и в то же время загадочно хрупким. Слабеющий солнечный свет оставляет на вершинах ледников вокруг Центра таинственные эфемерные знаки, сверкающие на вечных снегах.
Эгон заканчивает поливку, ставит лейку на бордюр фонтана и пьет воду, зачерпнув ее в пригоршню. Под куполом сегодня жарко, несмотря на хорошую вентиляцию. Меланэ сбросила комбинезон и на ней только короткая туника без рукавов, прихваченная поясом вокруг талии. Он любуется отдыхающим юным телом, непринужденностью позы, женственной округлостью ног и рук, которые уже не кажутся такими сухощавыми, как раньше. Его взгляд поднимается выше… чтобы наткнуться на иронический ответный взгляд голубых глаз.
– Довольны мной? – спрашивает Меланэ.
Он проводит влажными руками по своим щекам и кивает головой.
– А ты?
– О, я очень довольна вами.
Ответ застигает его врасплох; особенно удивительным кажется подобие улыбки на ее лице.
Через несколько мгновений девушка отворачивается – нельзя же рассчитывать сразу на слишком многое – и долго созерцает горные вершины.
– Там, снаружи, наверное, сильный мороз?
– Минус двадцать, не меньше.
– А здесь?
– Плюс двадцать шесть на этот час.
Меланэ протягивает руку, зачерпывает немного воды и смотрит, как она стекает назад в фонтан.
– Две вселенных. Если купол исчезнет, сад тут же погибнет. Если генераторы остановятся, Мост перестанет действовать, и Центр умрет.
– Мост перестанет действовать, и сад исчезнет, но Центр не умрет. Конечно, жить в Центре станет гораздо труднее. Но ведь здесь раньше был обычный монастырь. Основатели Центра изменили очень немногое, стараясь лишь облегчить адаптацию человека к жизни в условиях высокогорья. Мы не погибнем, и к нам, как прежде, будут прибывать Путешественники.
Она упирается локтями в колени, опустив подбородок на ладони, и вдумчиво смотрит на струящуюся воду фонтана.
– Что бы вы сами делали, если бы Мост остановился? А если бы его не было вообще? – неожиданно спрашивает она.
Он старается не показать своего удивления – атака с этой стороны оказалась для него неожиданной:
– Если Мост перестанет действовать, я останусь здесь, по крайней мере на некоторое время. У меня еще много дел в архиве. Но если бы его не было… Здесь не было бы и меня.
– И где бы вы находились? Кем бы стали?
Она его удивляет – такие прямые вопросы личного характера!
– Я жил бы в Нью-Бедфорде на востоке Конфедерации северян и занимался бы продажей яхт, как и мой отец.
Теперь, похоже, пришла ее очередь удивляться:
– Здесь? На этой Земле? Так вы… вы не Путешественник?
Неужели она не знала этого? Быстро прокрутив в памяти их беседы, Эгон соображает: действительно, он ни разу не говорил, что никогда не Путешествовал.
Нужно ли ей, чтобы он был Путешественником? Он внимательно следит за ней, произнося фразу:
– Нет, я отказался от Путешествия, когда был еще стажером.
Она потрясена, разочарована или удовлетворена? Когда она снова поднимает глаза, ее лицо не выражает ничего, кроме внимания:
– Почему?
Этот вопрос немного раздражает Эгона. Он был задан так, словно она имеет право на ответ. Потом он признает, заставляя себя отнестись к ситуации с иронией, что оказался в ловушке своей собственной стратегии: он говорил ей о себе, чтобы вызвать ее на ответную откровенность, в то время как она ничего не требовала от него. А теперь она просит его продолжать рассказ. Должен ли он рассказать о Талите? Но разве можно не рассказать ей о Талите?
Что ж, он расскажет, но не станет упоминать ее имени. Меланэ и так трудно, ей ни к чему этот дополнительный груз.
– Потому что я жду другого Путешественника. Точнее, Путешественницу. Если бы я отправился в путь, то потерял бы всякую надежду когда-либо увидеть ее.
Лицо Меланэ превращается в обычную, лишенную выражения маску. Может быть, она ревнует? С раздражением, иронией и покорностью Эгон признает вероятность такого предположения – это банально, но неизбежно. Одновременно с сочувствием приходит тревога. Придется избавиться от нее, отучить ее от себя. Он привык к подобным ситуациям, случавшимся не однажды.
– Но вы ведь собирались в дорогу. Вы даже подверглись операциям, – говорит Меланэ.
– И я прошел все этапы тренировки. Но когда я оказался в капсуле… – Стоит ли говорить ей, что он в конце концов нажал кнопку, и машина усыпила его, простерилизовала, заморозила… И что после всего этого он пришел в себя в том же месте, в той же капсуле? Нет. Он решает сказать: «Я понял, что в действительности не хотел отправляться в Путешествие», – задавая себе вопрос, насколько точно эти слова отражают то, что ему довелось пережить. Открыв капсулу, он увидел Тенадена, и они выяснили с помощью контрольных приборов, что Эгон ни на секунду не покидал капсулу.
Прежде всего он подумал, что Мост не сработал. Это обычная реакция стажеров, несмотря на постоянные напоминания наставников. Ему потребовалось время, чтобы свыкнуться с забытой истиной: Путешественника отправляет в дорогу не Мост, а его собственное сознание. Мост ничего не может, ничего не решает. Эгон сам удержал себя в капсуле, отказался от Путешествия.
Да, ему потребовалось немало времени, чтобы понять эту истину и принять ее.
Нет, вот что он скажет: «Я понял, что в действительности не хотел отправляться в Путешествие». Это будет то, что нужно.
Она внимательно смотрит на него и негромко произносит:
– Но почему перед этим вы хотели отправиться в Путешествие? Как отделить воспоминание от того, как он сам себе объяснял случившееся? К тому же он должен думать о том, что Меланэ услышит – что она хочет услышать.
– Я не хотел расставаться с моей… Путешественницей. До самого последнего момента я был уверен: она не решится уйти, она не сможет бросить меня. – Он сдерживает ироничную усмешку, которую Меланэ вряд ли способна понять, и продолжает: – Я начал тренироваться, чтобы произвести на нее впечатление. Мне сейчас кажется, что это был своего рода шантаж. Я хотел сказать ей: видишь, если ты уйдешь, то я тоже уйду, и ты никогда, никогда не сможешь встретиться со мной! Но она все-таки ушла. Хотя и пообещала вернуться. Она знала: я не уйду, что бы я ни говорил. Я продолжал тренировки – из чистого упрямства, как мне теперь кажется. А также из боязни, что мне придется ждать неизвестно сколько лет без малейшей надежды на ее возвращение… И еще от стыда, потому что в действительности мне совсем не хотелось уходить. То, что она была настоящей Путешественницей, вызывало у меня восхищение. Если бы я тоже ушел, то во время странствия смог бы поддерживать с ней своего рода призрачный контакт… Конечно, все это так противоречиво…
Он замолчал, осознав свою ошибку: решив ответить ей как можно более искренне, он быстро убедился, что Меланэ его не понимает. Конечно, она пыталась; она стремилась провести параллель с ее собственными переживаниями, но теперь иллюзия сходства испарилась. Понимает ли она, что на пути к себе самой должна будет проделать более короткий путь, нежели тот, который выпал на его долю? Когда она оказалась перед выбором, то не нажала на кнопку пуска. Но она действительно хочет уйти. Хотя, возможно, сама еще не понимает этого.
Внезапно Эгоном овладело глубокое уныние. Зачем он пытается помочь этому ребенку? Во имя какого опыта, какой мудрости? Ему сорок девять, ей девятнадцать. Что он в действительности знает о ней, в чем может быть уверен? Эти сложные схемы, которые он построил, основываясь на ее скупых рассказах, эти интерпретации, эта его честность, которой он так гордится… А вдруг правда находится где-то далеко отсюда и отступает все дальше и дальше, и он ее никогда не узнает?
Он хотел бы поделиться своими сомнениями с Меланэ и даже начинает фразу: «Я не знаю…» Он слышит свой голос, неуверенный, словно взывающий к прощению. Он видит, как лицо девушки твердеет: на нем, словно тени, быстро сменяются опасение, тревога, отрицание. Она ждет от него отнюдь не признания в слабости, эта хрупкая, эта безжалостная Меланэ.
И он снова опускает руку в струи фонтана в ожидании следующего вопроса.
* * *
Снова наступает зима, синева неба режет глаза; на ее фоне с новым совершенством, почти с жестокостью, вырисовываются белоснежные вершины. Иногда небо становится черным, серым, белым, и пейзаж исчезает, стертый нагрянувшей метелью. Большинство стажеров, принятых в Центр этой осенью, начинает техническую подготовку; те, кто пришел прошлой осенью и подвергся операциям, продолжают с большим или меньшим успехом овладевать своими обострившимися чувствами. Меланэ настолько успешно проходит этот этап, что ей пора подумать о тренировке абсолютной памяти.
Однажды вечером Тенаден сообщает об этом Эгону, и Эгон ожидает, что девушка навестит его. Разумеется, именно таким образом она и поступает, но раньше, чем можно было ожидать: она приходит в тот же самый вечер. Она останавливается перед ним в укромном уголке общего зала, где он устроился с книгой. Он поднимает глаза, улыбается и жестом предлагает сесть.
Вероятны два сценария ее поведения: или она будет долго молчать, или заговорит о чем-нибудь постороннем. И в том, и в другом случае из нее придется буквально выжимать то, ради чего она пришла. Эгон даже одобряет подобную сдержанность, но его утомляет необходимость постоянно решать загадки, то и дело рисковать, постоянно находиться начеку; так трудно иногда поддерживать равновесие между сочувствием, желанием помочь, реальной привязанностью и таящимися где-то в глубине горькими воспоминаниями. Но что делать – все наставники в тот или иной момент испытывают эти чувства к своим ученикам.
– Значит, ты должна начать тренировку абсолютной памяти? – осторожно спрашивает Эгон.
– Я начинаю завтра утром, – говорит она тоном, означающим, что проблема не в этом; Эгон некоторое время пребывает в растерянности. В конце концов, Меланэ сама принимает решения, и она не слишком предсказуема. Он с нежностью смотрит на нее – с нежностью, смирением и уважением. Она напомнила ему правило, которое каждый наставник должен непрерывно повторять: только стажеры решают, что им делать, и весь опыт и знания учителей нужны лишь для того, чтобы облегчить выбор.
Он пробегает взглядом по контурам ее лица, в сотый раз удивляясь, насколько эти черты, уже ставшие для него привычными, не похожи на черты его Талиты. Менее четкие, разумеется, своего рода набросок. Но те же густые брови, красиво выгибающиеся над миндалевидными глазами с легкими тенями под ними, нос с горбинкой, экзотические скулы, губы, одновременно тонкие и чувственные. А вдруг она все же Талита? Нет, вряд ли… В крайнем случае, ее дальняя родственница.
В действительности он знает, что не лицо, не тело выглядят иными: их оживляет другой характер.
С сожалением, которое не смогло стереть время, Эгон снова повторяет себе, что он, по сути, очень мало знает о своей Талите. Повторяет с сожалением, в котором есть оттенок стыда; они говорили о самых разных вещах – разумеется, о других вселенных, музыке, любви, жизни; он рассказывал ей о себе, подобно любому юноше, переполненному своими переживаниями… Да и как могло быть иначе? И она так чудесно умела слушать, так хорошо понимала его. Ей было тридцать пять, ему только восемнадцать; его больше интересовало то, чем он является для нее, нежели то, чем она была для самой себя.
Лицо Меланэ поворачивается наконец к нему, проходя при этом через обычную последовательность быстрых метаморфоз: в профиль, в три четверти, анфас. Странно, но оно кажется умиротворенным – вероятно, этим оно обязано его экскурсии в свое прошлое. Эгон улыбается ей:
– У тебя все будет отлично, – говорит он, чтобы завязать беседу. Девушка кивает головой:
– У меня и так хорошая память. Вот, значит, в чем проблема.
– Слишком хорошая? – бросает Эгон, чтобы проверить свою догадку. Все правильно: лицо девушки освещает благодарная улыбка.
Противоположностью абсолютной памяти является абсолютное забвение; это первое, что должны были сказать ей наставники. Способность человеческого мозга к запоминанию хотя и огромна, но не бесконечна. Иногда приходится освобождать место для новых энграмм. А иногда Путешественники, уходящие с пути, выбирают полное забвение, чтобы избавиться от воспоминаний о своих скитаниях. И абсолютное забвение – своего рода гарантия безопасности: какой бы великолепной машиной для выживания ни были Путешественники, они не всемогущи и рано или поздно могут оказаться в опасной ситуации; и есть знания, которые нельзя без риска передать в любые руки. Поэтому Путешественники могут по желанию забывать ту или иную информацию с такой же легкостью, с какой ее запоминают.
– Что ты хочешь забыть, Меланэ? – осторожно интересуется Эгон. В голубых глазах девушки что-то вспыхивает, прежде чем она отводит их в сторону. Эгон подавляет вздох. «Нет, моя дорогая, я совсем не умею читать мысли, об этом нетрудно догадаться».
– Я не уверена, должна ли забыть это, – бормочет Меланэ, и он не может не чувствовать восхищение – девушка продвинулась гораздо дальше, чем можно было подумать.
– Но ты хотела бы забыть? – снова спрашивает он. Девушка поворачивает к нему почти расстроенное лицо – она достаточно привыкла к Эгону, чтобы позволить себе время от времени проявлять эмоции.
– Путешествие, – говорит она, – это… рождение. Я не хочу отправиться в Путешествие, оставшись… грязной.
Эгон сдерживает улыбку. Он едва не возразил ей, что рождение – вообще несколько «грязный» процесс, но промолчал, потому что Меланэ еще не готова воспринимать шутки.
– Ты сама себя рождаешь. В другой вселенной ты не будешь ничем иным, кроме того, чем сама себя сделала.
– Но я могу выбрать, из чего я буду делать себя.
Ответ внезапный, словно шальная пуля. Эгон легко касается мягкой кожи книжного переплета. Он не спешит, ему нужно обдумать мысль, случайно пришедшую в голову. Не потому ли совсем другой кажется ему его Талита и другими кажутся все остальные Талиты, прошедшие через Центр? Потому что они решили не уходить со всеми своими воспоминаниями? Но нет, нет, это невозможно, это неправдоподобно! Неужели его Талита могла отказаться от части самой себя, какой бы болезненной она ни была? Неужели она могла добровольно искалечить себя? Нет, только не она.
Но, может быть, Меланэ?
Тяжесть ответственности, которую возлагает на него эта девчонка, неожиданно раздражает его, и не только раздражает, но даже немного пугает. Ведь можно сколько угодно твердить, что выбор делают ученики, но нельзя не сознавать, что его мнение сыграло существенную роль в решении Меланэ.
