Текст книги "«Если», 2002 № 01"
Автор книги: Айзек Азимов
Соавторы: Евгений Лукин,Любовь Лукина,Андрей Плеханов,Дональд Эдвин Уэстлейк,Александр Тюрин,Любомир Николов,Эдвард Лернер,Джеймс Блашке,Элизабет Вонарбур,Эндрю Стефенсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
В коридоре Эгон замедляет шаги, внезапно удивившись, что он так спокоен, что на его лице даже играет легкая улыбка.
* * *
На протяжении нескольких недель после выздоровления девушки Эгон время от времени встречал ее. Очень редко это происходило в местах, где обычно собираются ученики и воспитатели – в столовой, в общем зале, в помещении для игр. Чаще всего он видел ее в спортивном зале, где она вытанцовывала яростные и смертельно опасные па боевого рал-ки (новеландского варианта карате), или в бассейне, по дорожкам которого она носилась взад и вперед так упорно, словно отрабатывала наказание.
Этим утром она одним движением выбросила свое тело из воды, достигнув конца дорожки, несомненно, только потому, что заметила его, но делая вид, что просто закончила тренировку. Она взяла полотенце со стартовой тумбы, возле которой стоял Эгон, и принялась растирать обнаженное тело сильными, грубыми движениями. Она быстро оправилась после путешествия по зимним горам, и хотя оставалась столь же стройной, как раньше, у нее оформилась нервная, идеально контролируемая мускулатура. Линии тела казались четкими, экономными, словно бесполыми. Она очень коротко подстригла волосы, образующие нечто вроде гладкого черного шлема вокруг лица, на котором еще сохранились следы перенесенных испытаний. Но взгляд ее голубых глаз не изменился, оставшись жестким, неподвижным и напряженным.
– Вы давно здесь?
Он притворяется, что вопрос имеет отношение к данному помещению:
– Минут десять. Думаю, в схватке без оружия вы будете опасным противником.
Ему показалось, что она несколько озадачена. Взгляд голубых глаз уходит в сторону.
– Разве это не обязательно для Путешественников?
Он снова притворяется, что понял вопрос иначе:
– В этих горах давно нет бандитов.
Он замечает, как сжимаются ее губы. Потом она повторяет вопрос, сделав ударение на последних словах: «…для Путешественников».
– О, – произносит Эгон небрежным тоном, – конечно, как и многое другое.
– Я занималась всеми видами боевых искусств. – Она смотрит на воду бассейна, играющую голубыми бликами возле стенок из голубой керамики. – Но это есть в моем досье, как и все остальное.
В голосе, старательно изображающем безразличие, все сильнее чувствуется напряжение. Эгон не пытается выяснить, о каком досье она говорит; наставники стараются задавать как можно меньше вопросов. Но он отвечает на вопрос, оставшийся невысказанным:
– Мы знаем только ваше имя, возраст и место рождения.
Она напрягается, удерживаясь, чтобы не повернуться к нему; несомненно, она не хочет показать своего удивления. Чуть подождав и почувствовав, что снова способна контролировать себя, она снисходит до того, чтобы взглянуть на него.
– Вы принимаете кого угодно, – говорит она с понимающей улыбкой, которая означает: со мной такая ложь не пройдет, и вы хорошо знаете это.
– Конечно.
Несколько мгновений она изучает его, потом поворачивается к бассейну; отблески ряби играют на ее упрямом профиле, пробегают по короткой мокрой челке, кажущейся от этого еще более черной, по носу с небольшой горбинкой, по полным губам.
– Когда у меня начнутся занятия?
Похоже, в ее голосе прозвучал вызов.
– Прямо сейчас, – отвечает Эгон, стараясь не улыбаться; вот уже шесть недель, как она в Центре. Большинству учеников требуется гораздо больше времени, чтобы задать этот вопрос.
Поскольку теперь это входит в его обязанности, он прежде всего показывает ей Мост. Девушка внимательно рассматривает металлическую сферу, в полированной поверхности которой видно искаженное отражение зала и два деформированных силуэта; она дотрагивается до кабеля, связывающего сферу с генераторами, спрятанными в толще скал. Без малейшего оттенка вопроса в голосе она произносит:
– Это и есть Мост.
– Да.
Эгон касается красного рычага, и сфера медленно раскрывается; теперь можно видеть камеру, прозрачная оболочка которой тоже отходит в сторону. Так как ему не известно, что она знает про Мост, он кратко излагает стандартные сведения:
– Очутившись в камере, Путешественник засыпает, погруженный в раствор, охлажденный почти до абсолютного нуля. После этого начинается Путешествие.
Немного помолчав, она говорит:
– Я могла бы отправиться уже сейчас.
Все тот же сознательно нейтральный тон, стремящийся исключить возможность любого вопроса, любого признания в неведении, любой откровенности. Что она знает и чего не знает про Мост? Родом из Новеландии, она выросла в условиях жесткой структуры технократического общества. Это общество не слишком благосклонно взирает на деятельность Центра.
– Может быть, и так, – отвечает он.
– Это зависит от кого?
Она не спросила: «От чего?» Кроме всего прочего, общество Новеландии построено по строгому иерархическому принципу.
– Главным образом, от вас. Путешественники отправляются в путь, когда они готовы. Центр старается максимально обеспечить успех. И не только обучая боевым искусствам. Путешественники должны также в совершенстве освоить технические аспекты Путешествия, например, хорошо знать устройство Моста. Если возникнет необходимость, они должны суметь построить его копию.
Девушка недоверчиво произносит:
– Зачем?
– Чтобы иметь возможность продолжать Путешествие, если они этого хотят. Но чаще всего такой необходимости не возникает, потому что обычно они оказываются на планете, где Мост уже существует под тем или иным названием. Иногда он оказывается в пределах досягаемости на соседней планете; бывает, что неподалеку от Путешественника находится общество, научно и технологически подготовленное к тому, чтобы сконструировать Мост по его указаниям, если, конечно, ему удается убедить местных ученых. На все это может уйти много времени. Иногда даже у Путешественника пропадает всякое желание странствовать, когда все бывает готово.
Теперь она действительно смотрит на него; ее лицо почти избавилось от выражения полного безразличия: чуть приоткрытый рот, едва поднятые брови. Эгон подавляет улыбку и продолжает:
– Кроме того, Путешественники привозят что-нибудь из своих поездок – если хотят этого. Но можно и ничего не привозить – только свое тело и свое сознание. Поэтому они и тренируют тело и сознание, чтобы тоньше воспринимать, усваивать и запоминать как можно лучше и как можно больше. Это бывает необходимо и для их выживания. Недостаточно уметь хорошо сражаться.
Он почти скатился на менторство; девушка улавливает это и снова замыкается в себе. Взглянув на сферу, она спрашивает:
– Так когда же я начну?
* * *
Он передал девушку в руки наставников, специализировавшихся на бесчисленных предварительных исследованиях. Их цель – выяснить, способна ли она выдержать тренировки и операции, которые превратят ее тело в совершенную машину для выживания. Он не волнуется за нее: организм стажера почти всегда хорошо справляется с любыми нагрузками, но его беспокоит то, что она старается выглядеть такой жесткой, такой решительной. Значит, под этим панцирем она, несомненно, крайне уязвима. В конце концов, ведь это Талита. Существуют также тесты, позволяющие оценить чисто человеческие качества стажеров (добраться до Центра – значит, пройти первый из этих тестов). Но необходимо, чтобы они сами попросили проверить их. И если они не захотят этого, то никакая операция, никакая обработка препаратами не подготовит их к Путешествию.
Конечно, в других вселенных пытались, пытаются и будут пытаться изготовить нужные «модели» Путешественников. Существуют химические субстанции, разработаны операции и методы кондиционирования, чтобы изменять практически все, что может быть изменено в человеке; но единственным кардинальным способом контролировать Путешественников и Путешествие является убийство. Убить их душу, стереть их личность и отпечатать на полученной чистой странице образ цели, которую необходимо достичь… В результате – никаких открытий, никаких странствий по вселенным. Только банальное перемещение по нескольким планетам ближайших звездных систем внутри одной и той же вселенной. Вот две главные иллюзии: надежда использовать Путешественников в чьих-либо целях и возможность получать выгоду из Путешествия. Никто другой, кроме Путешественника, не имеет власти над Путешествием.
Дело в том, что сила, овладевающая человеком, когда он оказывается вблизи абсолютного нуля и когда прекращается любое движение; сила, которая устремляется, увлекая за собой покорное тело, в другую вселенную, где вновь становится возможным движение жизни, – это не воля, не разум, не сознание. Это все перечисленное, но и нечто большее: синергетическое взаимодействие множества составляющих нематериальной матрицы, которая образует живое человеческое существо и которую, за неимением более подходящего термина, Эгону хотелось бы называть «душой». И в этой вселенной «душа» стажеров принадлежит им; Центр только отзывается на просьбы, но не подталкивает к ним. Обратиться в Центр – это первый шаг. Затем приходится подвергнуться проверкам, начать тренировки, узнать, что такое Мост, научиться работать с архивами, в которых находится информация, собранная Путешественниками… Каждый из последующих шагов совершается в нужное время, и каждый стажер сам определяет свой ритм. На тренировки и физические трансформации уходит обычно год, иногда два. Но требуется три-четыре года, иногда больше, чтобы стать настоящим Путешественником. Или чтобы понять: ты никогда им не станешь.
Однажды утром Эгон просыпается необычно рано. Осознав, что снова заснуть не удастся, он встает и отправляется в сад, чтобы там дождаться завтрака. По дороге он захватывает гитару – ему нравится играть среди зелени, наблюдая за любопытными зверьками, которые собираются со всего сада, привлеченные его мелодиями – по крайней мере, он думает, что они слушают его. Он усаживается на свое любимое место, опускает гитару на колени, но не сразу касается струн. Некоторое время он наслаждается спокойствием вокруг него, заполненным тысячами живых звуков, и улыбается при мысли о неизбежном ритуале воспоминаний. Всегда, когда он приходит сюда, цепочка таких похожих и таких разных мгновений влечет его через время к тому самому моменту, когда двадцать три года назад Талита (это был день ее ухода) протянула ему гитару со своей обычной странной улыбкой, одновременно печальной и ироничной, в которой он почувствовал столько нежности, что едва сдержал слезы. Двадцать три года… За это время слезы успели высохнуть. У него даже перестал ощущаться привычный спазм в горле, и в его улыбке не осталось ни капли принуждения, хотя она, конечно, немного печальна и, пожалуй, слегка иронична. Но всегда полна нежности. Неужели он действительно успокоился? Пожалуй, да.
Теперь, во время игры на гитаре, он с удовольствием вспоминает и многие другие моменты. В особенности, первый урок, когда Талита впервые прикоснулась к нему в его небольшой комнатушке над ангаром для катеров. Перед этим она показала несколько основных аккордов и теперь хотела, чтобы он усвоил арпеджио и разный темп. Он ощущал себя чудовищно неловким, но она повторяла все снова и снова, терпеливо и с улыбкой. «У тебя будет получаться лучше, чем у меня, потому что я даже не в состоянии как следует согнуть пальцы». В ответ на его вопросительный взгляд она отложила гитару и вытянула вперед руку ладонью кверху: согнутыми оказались только последние фаланги безымянного и мизинца. А вот указательный и средний пальцы правой руки остались прямыми. «Я как-то сильно порезалась, давно, когда…»
Молчание затянулось, и когда он уже почувствовал тревогу, на ее лице снова появилась улыбка, но совсем другая, и смысла этой перемены он понять не смог.
«Я порезала руку перед тем, как отправиться в свое самое первое Путешествие», – закончила Талита, и ее голос прозвучал очень необычно. Все с той же загадочной улыбкой она протянула руку и медленно, глядя ему прямо в глаза, погладила по щеке. Что с ней случилось, о чем она думала в этот момент? Даже сейчас он не понимал этого, как в то время не понимал многих ее взглядов, многих пауз в разговоре. Но ему было очень дорого воспоминание об этом первом прикосновении холодных пальцев (очевидно, в них плохо циркулировав! кровь) к его щеке.
Он извлекает несколько аккордов – это тоже своего рода ритуал. Он всегда начинает с той самой первой мелодии, которой она его научила. Это всего лишь несколько нот, но таким образом он приветствует ее через время. Звуки его гитары кажутся ему восхитительно насыщенными и объемными, а самая обычная последовательность нот – чем-то вроде чуда, словно отражение божественной гармонии. Может быть, музыка чем-то схожа с траекторией, которую описывают Путешественники между бесчисленными вратами миров? Нечто подобное утверждают некоторые верующие; об этом иногда говорила и Талита.
Он снова улыбнулся, продолжая играть мелодию, которую она принесла ему в подарок с другой Земли. Гимнопедия. Медленная, но свободная мелодия; мерно звучащая, задумчивая и в то же время освещенная тайной лукавой улыбкой; гимнастические вольты, контролируемое сознанием ликование юношеских тел, ловких и стремительных братьев и сестер… Путешественников?
Уголком глаза он улавливает движение слева от себя, но продолжает играть; наверное, это один из котов, обитателей Центра. Может быть, это хорошо знакомое ему животное с длинной бежевой шерстью, коричневой мордочкой и яркими голубыми глазами?
Действительно, его взгляд тут же встречается с голубыми глазами. Но это глаза Меланевич – так она сама называет себя, хотя окружающие для краткости стали звать ее просто Меланэ. В связи с этим он испытывает к ней нечто вроде благодарности, смешанной с иронией: ему, пожалуй, было бы трудно называть ее Талитой – слишком уж она непохожа на все, что будит в нем это имя. Он улыбается гостье, с радостью отмечая, что она не обратилась в бегство, заметив в саду чье-то присутствие. Наверное, ее привлекла музыка. Если звуки гитары могут очаровывать белок и котов, то почему бы им не пленить эту маленькую дикарку? «О, Орфей, помоги мне!»
Похоже, его мольба была услышана: ресницы медленно прикрывают огромные голубые глаза, на губах появляется намек на улыбку, и она произносит:
– Это было так красиво.
Эгон наклоняет голову и проводит пальцем по струнам, заставив коротко зазвучать высокое «ми», словно для того, чтобы поставить точку после ее комментария. Невероятно, но Меланэ продолжает:
– Я помешала вам.
Он отвечает, стараясь казаться непринужденным, стараясь не спугнуть ее:
– Нет, что вы. В это время я обычно играю для котов и птиц. Такой слушатель, как вы, мне гораздо приятнее.
Согласится ли она вступить в игру? Она ничего не говорит в ответ, но усаживается на траву у ствола ближайшего дерева – здесь он может наблюдать за ней уголком глаза, не поворачивая головы. Он выполняет невысказанную просьбу и возобновляет игру. Через несколько мгновений он принимается негромко напевать слова песенки, которую наигрывает. Он знает: у него приятный голос – слегка меланхоличное вибрато. Он незаметно поворачивается к девушке: она внимательно следит за тем, как он извлекает звуки из струн, переводя взгляд с его правой руки на левую. Когда он останавливается, она поднимает глаза: «Это очень трудно».
Он старательно устраняет всякий намек на надежду в своем голосе, отвечая:
– Я уже не помню, как научился играть, это было очень давно. Но я могу показать вам, если вы хотите.
И он протягивает ей гитару. Неужели она действительно так легко поддастся на его уловку?
Кажется, да. Она берет инструмент и неловко опускает его себе на колени. В этот момент она внимательно рассматривает струны и гриф и не смотрит на Эгона, поэтому он позволяет себе улыбнуться: девушка слишком юна, он должен помнить об этом. Спасибо, Орфей.
Он кладет ее пальцы на гриф и струны; девушка позволяет ему прикасаться к себе, направлять ее движения, как будто не замечая этого. Она следует его указаниям серьезно и старательно: еще бы, если уж она знакомится с чем-либо, то для нее исключительно важно добиться успеха. Она сама догадывается, как исполнять самые простые арпеджио, и быстро овладевает последовательностью до мажор. Она возвращается назад, ошибается, начинает снова.
Она продолжает знакомиться с гитарой еще добрых четверть часа, потом отпускает гриф, трясет левой рукой и дует на кончики пальцев, натертые стальными струнами.
– В конце концов у вас образуются мозоли, – замечает Эгон, протянув к ней свою левую руку, чтобы показать кончики пальцев. – Но у вас слишком длинные ногти на этой руке.
Она отвечает:
– А у вас слишком короткие, не такие, как на другой. Мне всегда казалось странным, что у вас ногти разной длины на разных руках.
Отдает ли она себе отчет, что этим признается в необычном интересе к другому человеку? Похоже, что нет. Осмелев, он спрашивает:
– Урок показался вам сложным?
Ах, какая это ошибка – задать прямой вопрос! Она тут же кладет гитару на траву и неохотно бросает: «Нет», – продолжая массировать пальцы и не глядя в его сторону.
Он чувствует, что, стоит ему задать еще один вопрос, и все закончится. Поэтому он берет гитару и начинает наигрывать под сурдинку. Меланэ поднимается, отряхивает с себя сухие травинки. Он вздыхает про себя, не замедляя быстрого перемещения пальцев по струнам. Эх ты, Орфей… Впрочем, это было бы слишком хорошо.
– В Центре найдется еще одна гитара? – спрашивает Меланэ.
* * *
Разумеется, она не подходит к нему за советами, это было бы слишком откровенно. Но на следующий вечер он приносит свою гитару в общий зал. Он исполняет несколько отрывков мелодий, очень простых, которые легко запомнить и повторить. Еще через несколько дней он приходит в сад (Вирри предупредил его, что она там), застает ее за игрой, указывает на некоторые ошибки и дает несколько советов. Через пару недель, снова в саду (все наставники в курсе, что его нужно предупредить), он замечает, что Меланэ делает значительные успехи, и говорит ей об этом. Она воспринимает его слова весьма сдержанно, не изменив нейтрального выражения лица, но ему ясно: она довольна похвалой. Потом, с исключительно безразличным видом, она сообщает:
– Я думаю, мне понадобится несколько больше информации об игре на музыкальных инструментах.
Он с удовольствием слышит это «я думаю» и тут же показывает ей мажорные и минорные гаммы и обращение аккордов, рассказывает о различных тональностях… «Я думаю». Да, она делает успехи. Он следит, как старательно она повторяет все, что он показал ей, с иронией воспринимая свою почти отеческую нежность к девушке. Короткая прядка черных волос, закрывающих щеку, прикушенная губка, нахмуренные брови. Она очаровательна в своем усердии, эта маленькая Меланэ.
Ему приходится совершить усилие, чтобы напомнить себе: это Талита.
* * *
Потом тренировки начинаются всерьез, и он реже видит ее с гитарой, чем на занятиях по теории Моста. Это прилежная, внимательная, целеустремленная ученица. После окончания занятий она ведет себя сдержанно, но почти доброжелательно. Говорит то, что полагается, делает то, что требуется, вместе с другими стажерами, которые находятся на той же стадии обучения, – их всего десяток. Редко улыбается, никогда ничего не предлагает, довольствуется тем, что внимательно слушает и наблюдает. Но это поведение – не что иное, как маска, только более искусная, чем те приемы, которые она применяла сначала.
И все же он замечает, что другие стажеры меняются со временем, тогда как она остается почти той же. По крайней мере, ее маска остается на месте, охраняя то, что происходит в глубине – если там что-то происходит. Вот будет любопытно, если… Он спохватывается и заставляет себя рассмотреть гипотезу более спокойно. Следует принять мысль – и он давно принял ее, – что наравне со множеством миров, в которых вообще нет Талиты, существует хотя бы одна вселенная, в которой Талита так и не стала Путешественницей. Или такая, в которой ее попытка стать Путешественницей потерпела неудачу, и она не нашла другого пути.
И что этой вселенной может оказаться именно его вселенная.
* * *
«Меланэ сказала, что готова к операциям», – сообщил Тенаден однажды вечером Эгону. Прошло более полугода с тех пор, как Меланэ появилась в Центре; два стажера из ее группы уже начали проходить специальную обработку и подверглись операциям, которые позволят им видеть, слышать и ощущать лучше, больше и иначе, чем это позволяют обычные человеческие чувства. Талита Меланевич успешно закончила первую фазу тренировок, она знает все, что нужно знать об устройстве и функционировании Моста. Теперь она хочет перейти ко второй фазе, и у Центра нет права отказать ей в этом. У Центра есть только две возможности: во-первых, добиваться, чтобы все занимающиеся с самого начала продвигались в процессе подготовки к Путешествию примерно с одинаковой скоростью; во-вторых, возвратить в исходное состояние уже подготовленного стажера, если он отказывается совершить Путешествие, или проделать то же с Путешественником, который не хочет продолжать свои странствия. Но всегда именно стажеры и Путешественники решают сами, должны ли они переходить к следующему этапу подготовки.
Стажеры отправляются в путь, когда готовы, но это не означает, что в подобный момент они сами обязательно считают себя готовыми. В древние времена и в этом мире, и в других вселенных совершались (cовершаются, будут совершаться) многочисленные ошибки, промахи, злоупотребления и трагедии, после чего Центры постепенно пришли к тому, что были приняты своды писаных и неписаных законов. Даже теперь иногда случаются недоразумения, приводящие к трагедиям. Случается, что у стажера обнаруживается изъян, о котором никто не подозревал, и он ломается. Иногда это происходит в последний момент, когда он уже находится в сфере, за мгновения до начала Путешествия. Чаще же это случается на стадии физических преобразований, «запустить» которые и попросила Меланэ.
Естественно, ей не будет отказано. Эгон знает, что Тенаден пришел к нему не за советом: он просто хотел проинформировать его. И не потому, что речь шла о Талите – точно так же он поступил бы в отношении любого другого стажера, состояние которого вызывало бы его опасения. Его цель – предупредить Эгона, как и всех других наставников – они должны быть более внимательными, чем обычно.
Но с первыми жаркими летними днями в Центр прибыл Путешественник, и Эгон получил задание помочь ему вспомнить все подробности Странствия и занести эту информацию в архив. Перегруженный работой, он на время потерял из виду Талиту. Мимоходом он узнавал от других наставников, от врачей-невропатологов и психологов, что она успешно перенесла все операции и сейчас нормально восстанавливается.
Разумеется, сложности создают не сами операции и не восстановительный период; главной проблемой является последовательная адаптация мозга стажера к жестокой бомбардировке новыми ощущениями; стажер теоретически знаком с этим состоянием, но еще не умеет справляться с ним.
Наступает день, когда Меланэ пробуждают, выводя из состояния искусственного сна, в который ее погрузили, чтобы тело быстрее приспособилось к изменениям психики. Тенаден попросил Эгона присутствовать при этом, и тот согласился.
По тому, как постепенно расслабляются все мышцы, долгое время находившиеся в предельном напряжении, Эгон понимает, что Меланэ проснулась. Но она не открывает глаз. Ему хорошо известно, что она ощущает в эти мгновения: она улавливает малейшие колебания температуры и поля силы тяжести, а отражения звуковых волн от стен и предметов обстановки дают ей полное представление о комнате, в которой она находится, и о количестве и поведении присутствующих людей. Он знает, что Меланэ, несмотря на усвоенные теоретические сведения, еще не способна разобраться в сигналах органов чувств, что вокруг девушки сейчас царит жуткий хаос, из которого ее мозг отчаянно пытается извлечь привычные краски, формы, звуки, воспоминания – любую упорядоченность, только не этот головокружительный вихрь. И он понимает: только гордость удерживает ее от отчаянного крика. Она дышит осторожно, словно с каждым вдохом к ней в легкие поступает отравленный воздух.
Многие в такой ситуации теряют голову.
– Меланэ?
Она начинает поворачивать голову в направлении Эгона, но тут же останавливается с исказившимся лицом: это движение мгновенно разрушило и тут же восстановило – но уже в ином виде – вихрь ее восприятий. Потом, после неимоверного усилия, она расслабляется. Она снова контролирует свое поведение.
Эгон не знает, можно ли радоваться этому, и повторяет ее имя. Глаза девушки остаются закрытыми; она хорошо усвоила настойчиво повторявшиеся на тренировках советы наставников. Способна ли она различить его голос среди заливающих ее волн хаоса?
Она едва слышно шепчет:
– Эгон.
– Да, это я. Теперь, если хочешь, можешь открыть глаза.
Она очень медленно поворачивает голову в его сторону, но глаз не открывает. Он так же медленно наклоняется к ней. Она заметно вздрагивает: это плавное рассчитанное движение все равно слишком резко нарушило изменчивые сферы ее ощущений. Эгон прекрасно помнит свой собственный опыт: внезапное дробление того, что едва начало приобретать некий порядок, диссонирующие ритмы, болезненные колебания… И он повторяет, все так же тихо: «Ты можешь открыть глаза».
Медленно поднимаются веки, в щелках между ними видна голубая радужка. Взгляд останавливается на его лице, но он знает: Меланэ не видит его по-настоящему; перед ней не силуэт с четкими контурами, а множество отдельных его составляющих. Она улавливает биение сердца Эгона, пульсацию легких, градиенты тепла на разных участках тела. Он представляется ей чем-то вроде светящегося туманного облака, постоянно меняющего свои оттенки; может быть, в центре этого тумана она и видит нечто материальное. Потребуются недели, может быть, месяцы, чтобы мозг научился правильно анализировать поступающую в него информацию, выстраивать связные структуры и, наконец, сознательно выбирать уровень восприятия. Она научится видеть нормально, и инфракрасном спектре, в ультрафиолете; слышать обычные звуки, ультразвуки, инфразвуки…
Меланэ не закрывает глаз, выдерживая пытку хаосом необычных ощущений. Десять, двадцать, тридцать секунд…
– Очень хорошо, Меланэ, теперь закрой глаза, – шепчет Эгон. Выдержав еще несколько секунд, она подчиняется.
* * *
Проходит неделя, затем еще одна. Меланэ уже научилась видеть, слышать, обонять. Она переживает второе рождение, второе детство; это ее очередной шаг к Мосту. Эгон, все еще занятый своим Путешественником, редко видит ее, но внимательно следит за успехами девушки – как, впрочем, и остальные наставники.
Еще три, четыре недели. Меланэ научилась самостоятельно передвигаться – она уже способна без посторонней помощи подняться в свою комнату этажом выше. Этим вечером звуки гитары заставляют Эгона остановиться перед закрытой дверью: мешанина звуков, обрывки искаженных мелодий, мгновения тишины, рваные аккорды, раздраженно взятые неловкими пальцами. Все более и более продолжительные перерывы – и, наконец, глухой удар и жалобный звон лопнувшей струны.
Слишком рано, слишком рано! Меланэ еще не обладает координацией движений, необходимой для того, чтобы не затеряться в многообразии лабиринта звуков. Нужно было убрать гитару из ее комнаты! Но теперь уже поздно, он уже не может зайти к ней – она просто не станет слушать его. И он идет дальше по коридору, немного согнувшись под тяжестью огорчения. Завтра, как можно раньше, он поговорит с девушкой.
Но ночью чья-то рука, резко вырывает его из забытья. Меланэ оглушила чем-то тяжелым дежурного и заперлась в зале, где находится Мост.
Ученики были разбужены диким воплем. Выскочив в коридор, они увидели Меланэ, обнаженную, с дико вытаращенными глазами; она отшвырнула парней в сторону и умчалась по коридору. Стажер Пайра и Шолтена. Пайр, огромный детина, похожий на сказочного великана, смущенно разводит руками; его физиономия с одной стороны постепенно приобретает фиолетовый оттенок. «Она отшвырнула меня в сторону, как пушинку, и я врезался в стену…»
– Состояние берсерка, – говорит Тенаден. – Такой кризис случается у стажеров, прошедших метаморфозу.
Бегом они спускаются по лестнице. Пострадавший дежурный – это наставник Кюрре, сидит на полу, прислонившись к стене; ему оказывают срочную помощь. Дверь зала заперта изнутри. Ее можно открыть, если подняться к центральному пульту и включить аварийную цепь; подобная ситуация была учтена. Но сейчас гораздо важнее происходящее за дверью. Эгон нажимает клавишу интеркома и связывается с дежурной у центрального пульта.
– Жоанн, ты видишь ее на экранах?
– Вижу. – (Эгон несколько расслабляется; к счастью, Меланэ не вывела из строя систему связи, так что сохраняется возможность…) – Но она открыла сферу. Сейчас забирается внутрь.
Эгон обменивается взглядом с Тенаденом. Эгон нажимает другую клавишу, которая включает динамик интеркома в зале. Он думает об акустике зала, в котором звуки многократно отражаются от плоских и выпуклых поверхностей, беспорядочно дробясь при этом. Тем хуже. Он говорит медленно, четко выговаривая каждый слог, чтобы Меланэ смогла, несмотря на реверберацию, понять смысл.
– Меланэ, это Эгон. Ты не можешь отправиться в Путешествие без посторонней помощи. Кто-то должен закрыть сферу снаружи.
Неужели она забыла об этом? Это правило постоянно повторяют стажерам… Мост не всегда действовал таким образом, но после многочисленных ошибок и неудач постепенно выработался порядок окончательной процедуры. Конечно, стажеры отправляются в путь, когда готовы к Путешествию – но кто-то обязательно должен находиться рядом с ними, чтобы закрыть сферу. Это своего рода последний предохранитель. Когда же сфера закрыта, – и только после этого, – стажер может нажать изнутри кнопку, которая, включает дальнейшую последовательность полностью автоматизированных операций, после чего никто, даже стажер, уже не сможет остановить процесс. Внутри сферы есть еще одна кнопка, позволяющая открыть сферу. Система устроена таким образом, что одновременно может быть нажата только одна кнопка из двух: или пуск, или возврат.
– Позволь мне войти, Меланэ. Я помогу тебе.
Он слышит, как за его спиной Тенаден негромко обращается к Жоанн:
– Что она сейчас делает?
– Никакой реакции… Нет! Она выбирается из сферы.
– Ты хочешь помочь мне? – произносит Меланэ, не подходя к интеркому.
– Да, помочь. Открой двери.
– Она не двигается с места, – бормочет Жоанн. – Слушай, Эгон, ведь я могу открыть дверь отсюда.
Эгон молча качает головой. Жоанн не видит его, но он знает, коллега все равно не станет включать механизм открывания дверей: Меланэ должна сама открыть их.
