Текст книги "Моя голубка"

Автор книги: Айрис Джоансен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

Когда они доехали до развилки, О'Ши наклонился вперед и, понизив голос, сказал Рейли:

– Поезжай кругом, как будто мы направляемся к шоссе. Челлон что-то слишком быстро сдался. Нам не помешает слегка запутать следы на случай, если он решит отбить ее.

– Вы правы, – согласно отозвался Рейли, выполняя команду.

О'Ши откинулся на спинку сиденья, дружески пожимая руку Шины. Его холодные серые глаза внимательно изучали ее отрешенное лицо.

– Ты сделала правильный выбор, девочка. В глубине души ты же знаешь, кто тебе ближе. Челлон не может понимать тебя так, как я. Мы прожили с тобой столько лет, разве не так, Шина?

Шина механически кивнула.

– Да, столько лет.

Так много лет. В ее памяти пронесся день, когда дядя взял ее и Рори на ярмарку в окрестностях Бэлликрэй. Рори тогда было только пятнадцать. Она вспомнила, какой гордостью светилось лицо брата, когда он одним ударом тяжелого молота заставил зазвучать колокол на специальном стенде для проверки силы. Дядя Донал радостно смеялся, похлопывал его по плечу, и на его лице тоже была гордость – гордость любящего родителя. Так много лет. Шина почувствовала, как ледяная оболочка, сковавшая ее сердце, стала таять, и нестерпимая боль опять пронзила ее.

– Хватит расстраиваться. Все будет, как раньше, – спокойно говорил О'Ши. – Мы забудем, что вообще что-то случилось. – Он легонько потрепал ее по щеке. – Этого бы никогда не произошло, если бы я не был таким упрямым ирландцем и вовремя заметил, как ты измучена. Если бы ты была в форме, то никогда бы не позволила этому богатому плейбою даже подойти к тебе.

Интересно, что бы сказал дядя, если бы знал, что произошло в действительности, подумала Шина. Он явно считает, что Челлон охмурил ее, пустив в ход свое обаяние, и уговорил поехать с ним в романтическое путешествие. Хотя Рэнд наверняка достиг бы успеха и этим путем, если дать ему достаточно времени, с неожиданной нежностью подумала она. Ему понадобилось меньше, чем три недели, чтобы добиться ее любви и стать центром ее жизни. Волшебный поток воспоминаний нахлынул на нее, оживляя чувства после перенесенного шока. Что она здесь делает, внезапно спохватилась Шина. Почему она сидит тут, в этой машине, стремительно увозящей ее от единственного человека, рядом с которым она хотела бы прожить всю оставшуюся жизнь?

– Я вижу, тебе уже получше, – ласково сказал О'Ши, видя, что румянец возвращается на ее щеки. – Вот и прекрасно, дорогая. Скоро ты совсем придешь в себя. Нельзя было позволять этому человеку так тебя расстраивать. Ты же знаешь, я бы никогда не стал использовать тебя, как он говорил. Ты моя самая дорогая девочка, и всегда ей была.

– Да, мне уже лучше, – тихо сказала Шина.

Доверься мне, говорил Рэнд. Но если она ему поверит, то придется верить и его словам. А как это сделать, если она знала, как дядя любил Рори? Нужно быть безжалостным фанатиком, чтобы ради политической борьбы принести в жертву юношу, которого он любил, как сына. Но ведь члены НКИ как раз и были такими фанатиками, смущенно осознала она. Боже, она вообще не знает, что и думать!

Озабоченно нахмурясь, О'Ши опустил глаза на маленькую ручку в его руках.

– Понимаешь, Шина, эти американцы не понимают нас, – с горечью сказал он, словно разговаривая сам с собой. – Они не понимают, что такое жить в стране, раздираемой на части. Как они могут прочувствовать, сколько мы выстрадали и чем иногда приходится жертвовать, чтобы сохранить наше наследие? – На его квадратном лице отразилась искренняя боль, а глаза затуманились. – Боже, как я любил нашего парня!

Шина замерла, потрясенная. Нет, это не может быть правдой! Она не хотела этого слышать.

– Рори был для меня всем, – с чувством сказал О'Ши. – Он был прекраснейшим мальчиком на свете. Сильным, смелым, верным. – В его глазах читалось волнение. – Боже, я так им гордился!

Шина закрыла глаза, затопленная болью. «Дядя Донал гордится мной!» – говорил Рори. Она тогда не поняла. Она думала, что дядя так же поддержал умирающего паренька, как и она, чтобы морально облегчить его последние часы, но оказывается, его истинные чувства были иными. Да, все, что сказал Рэнд, было правдой, и какое-то время Шина не знала, как вынести эту правду.

– Ну вот, я опять тебя расстроил, – сказал О'Ши с деланным сочувствием, увидев ее мертвенно-бледное лицо. – Ты молодец, что еще терпишь ворчание старика, когда приходится нести свой собственный крест.

Последняя фраза возродила из памяти Шины слова Рэнда, что дядя посылает ее на сцену, как на распятие. Теперь все прояснилось. Что никак не укладывалось у нее в голове, так это искренняя любовь дяди к Рори. Шина не могла представить себе такую степень фанатизма, которая заставила бы человека принести в жертву самое дорогое. Но сейчас у нее уже не осталось сомнений, что дядя поступил именно так. Она, наверное, никогда не узнает, не сам ли О'Ши организовал эту голодовку, но было совершенно очевидно, что он и не пытался отговорить от нее Рори, даже когда остальные сдались. Шину передернуло от отвращения, когда она осознала, как много лет целенаправленной пропаганды и тщательно вливаемого яда привели к этой ужасной ночи в Бэлликрэй.

– Мы отвезем тебя в Нью-Йорк как можно скорее, – заботливо сказал ее дядя. – Ты можешь оставаться в постели и отдыхать весь завтрашний день. На концерте тебе отведено только три номера, так что тебе даже не придется репетировать.

Три номера.

– И «Песня о Рори»? – спросила Шина, зная ответ еще до того, как дядя кивнул. Да, если она хотела, чтобы все кусочки мозаики встали на места, то «Песня о Рори» обязательно должна быть исполнена. Значит, ей предназначено быть послушным инструментом дядиного фанатизма так же, как им был Рори. Неожиданно Шину захлестнула волна слепящего гнева, которая смела всю боль и растерянность, наполнив душу неведомой ей раньше уверенностью. Ну нет, никогда больше она не позволит ему использовать ни себя, ни смерть своего брата!

О'Ши наклонился вперед и деловито заговорил с Рейли.

– Теперь можешь вызывать по радио вертолет, Шон. Поезжай прямо к аэродрому Челлона.

– Хорошо, Донал, – ответил Рейли, вынимая портативное переговорное устройство. Он подчинился своему начальнику с той безоговорочной готовностью, которая обычно отличает военных. Как же она была слепа! А теперь еще и радио для переговоров с воздухом, горько подумала Шина. Ей казалось, что она попала в какой-то шпионский боевик.

– Вертолет? – осторожно спросила она, как бы невзначай забирая свою руку у дяди. Теперь его прикосновение вызывало у нее отвращение.

О'Ши кивнул.

– У нас есть поблизости вертолет. Мы оставим машину на аэродроме и пересядем в вертолет. – На его губах заиграла самодовольная улыбка. – Мы взлетим прежде, чем Челлон вообще узнает о нашей посадке. А в Хьюстоне пересядем на обычный рейс в Нью-Йорк.

– Понятно, – протянула Шина. – А я думала, что сегодня мы доберемся только до Хьюстона.

О'Ши весело ухмыльнулась.

– А какой смысл задерживаться, если ты опять с нами? Уж лучше сразу полететь в Нью-Йорк. – Он ласково погладил ее по щеке, не в силах скрыть торжество. – Ты ведь хочешь ехать с нами, разве не так, девочка?

Он был так уверен, что победил! Он считал, что теперь все ниточки, управляющие его марионеткой, опять сосредоточены в его руках.

– Да, дядя Донал, – спокойно ответила Шина, твердо встречая его взгляд. – Я и правда очень хочу поехать с вами.

Когда они добрались до частного аэродрома, было уже совсем темно, но взлетное поле отлично освещалось, так что ярко-красный вертолет, который как раз садился, не испытывал трудностей. Несанкционированная посадка, однако, не прошла незамеченной – из бетонного здания около ангара выбежала толпа механиков и охранников.

– Нам лучше приготовиться к разговорам, – прошептал дядя Донал Рейли, помогавшему Шине выйти из машины.

– Возможно, все будет даже серьезнее, – с усмешкой ответил Шон, и в его глазах блеснуло что-то хищное. Интересно, почему она никогда не пыталась понять, что кроется за его светскими манерами? В каждом его движении читалась теперь готовность к схватке и угроза.

– И не думай! – предостерегающе оборвал О'Ши, с тревогой взглянув на напряженное лицо племянницы. – Я сам обо всем позабочусь.

Они быстро пересекли взлетную полосу, мужчины по обе стороны Шины.

– Боже мой, Шина, у тебя сегодня сплошные приключения! – раздался впереди знакомый голос. Навстречу им непринужденной походкой шел Ник О'Брайен. – Интересно, Рэнд знает о вашей маленькой прогулке?

Шина почувствовала, как напряглись ее спутники, словно кошки, готовящиеся прыгнуть. О'Брайен, видимо, тоже почувствовал опасность, потому что в его движениях появилась еле заметная угроза.

Шина поспешно вышла вперед, стараясь избежать опасного противостояния.

– Рэнд знает, что я уезжаю, Ник, – быстро сказала она, пытаясь предостеречь его своими расширенными глазами. – Мы только что расстались с ним. – Она выдавила почти естественный смешок. – Я и не предполагала, что опять тебя увижу сегодня. Я думала, что ты вернулся в Кресент-Крик. Что ты здесь делаешь?

– А здесь всегда по средам идет игра в покер по-крупному, – ответил он, переводя внимательный взгляд на ее спутников. – Твой отъезд выглядит несколько поспешным, правда? – тихо спросил он. – Ты уверена, что Рэнд об этом знает?

Шина кивнула.

– Поверь мне Ник, Рэнд знает, что я улетаю в Нью-Йорк, – очень серьезно сказала она. Понятно было, что разговор будет немедленно передан Рэнду, на это она и рассчитывала. Упоминание Нью-Йорка поможет ему не тратить попусту времени в Хьюстоне. Она услышала, как О'Ши что-то пробормотал вполголоса за ее спиной, и мрачно улыбнулась. Наверняка он решит, что она проговорилась совершенно случайно. Его послушная глупая куколка никогда не взяла бы на себя смелость нарочно расстроить его планы.

О'Брайен долго испытующе всматривался в ее лицо.

– Я все еще не понимаю, почему он тебя отпускает, но я не вправе тебе мешать, – медленно сказал он. – Это опять какая-то загадка.

Шина радостно улыбнулась.

– Я знаю, как ты любишь загадки, Ник. Я тоже недавно пыталась решить загадку, и неожиданно все фрагменты сложились.

– Это самый приятный момент в разгадывании головоломок.

– Ну, мне, правда, помогли, – призналась она. – Рэнд тоже мастер отгадывать загадки, ты же знаешь.

– Что-то я раньше не замечал за ним такого увлечения, – задумчиво ответил О'Брайен. – Но я рад, что он тебе помог.

– Шина, дорогая, нам пора, – сказал О'Ши, подходя к ним. – Тебе придется поболтать с твоим приятелем в другой раз.

– Я готова, дядя Донал, – покорно сказала Шина и опять повернулась к О'Брайену. – До свидания, Ник. Надеюсь, мы скоро увидимся.

– А ты уверена, что этого хочешь? – подозрительно спросил Ник. – Ведь знаешь, когда уезжаешь, иногда бывает очень трудно вернуться.

– Я уверена, – тихо ответила она, пристально и многозначительно глядя ему в глаза. – Всегда трудно вырваться из уютного кокона, но это необходимо, если хочешь стать личностью. Я уже вырвалась, Ник, и я действительно хочу поехать в Нью-Йорк и участвовать в благотворительном концерте.

– Ну конечно, хочешь, – довольно заметил О'Ши. – Но мы должны поторопиться, чтобы не опоздать на пересадку в Хьюстоне.

Шина послала Нику ослепительную улыбку.

– Увидимся! – жизнерадостно бросила она и отвернулась. Через несколько секунд ей помогли подняться в красный вертолет, и тяжелые металлические дверцы с лязгом захлопнулись за ее спиной.

Глава десятая

Шина добавила немного сиреневых теней на веки, отчего ее глаза стали казаться еще темнее, и оценивающе посмотрела на свое отражение в зеркале гримерной. Одно мгновение она колебалась, не добавить ли еще румян, но потом решила остановиться. В этот вечер цвет ее лица был вполне удовлетворительным и сам по себе. В действительности, она никогда перед концертом не выглядела такой оживленной, полной жизни.

Раздался негромкий стук, и в ответ на ее разрешение в гримерную вошел Донал О'Ши, закрыв за собой дверь.

– Публика сегодня просто великолепна, дорогая, – сказал он, подходя и кладя руки ей на плечи. – Очень отзывчивая для такой аудитории. Странно видеть, что люди, заплатившие пятьдесят долларов за билет, настолько снисходительны. – Он презрительно поморщился. – Они аплодировали даже этой новой рок-звезде, которая сейчас выступала.

Шина улыбнулась и потянулась за помадой. Она неторопливо начала подкрашивать губы розовым.

Дядя пристально рассматривал ее и все больше хмурился.

– Я не уверен, идет ли тебе это платье. Почему ты не надела один из своих обычных костюмов? Это выступление не настолько уж важно, чтобы покупать ради него новый наряд.

– А я не согласна. Я думаю, что это выступление будет очень важным. – Она опустила глаза на свое платье из черной тафты. – Я была уверена, что ты оценишь мой вкус, дядя. Это же черный цвет, и я выгляжу достаточно трагично, разве не так?

Обсуждаемый наряд напоминал больше роскошный китайский халат, а не платье. Его свободные складки полностью скрывали всю ее хрупкую фигурку, начиная с высокого стоячего воротника и до самых пят, рукава тоже были длинными и очень пышными. Единственным украшением служили три крупные пуговицы из блестящего оникса, одна у горла, одна на талии, и последняя на уровне колен.

– Оно слишком изысканно для тебя, Шина, – недовольно сказал Донал, все еще хмурясь. – В следующий раз я схожу с тобой и помогу тебе выбрать. – Он прошел к креслу в дальнем углу гримерной. – Ну ладно, теперь все равно поздно беспокоиться об этом. Твоя очередь сейчас подойдет.

Кивнув, Шина взяла расческу и начала причесывать свои роскошные черные локоны.

– Я почти готова, – заверила она.

О'Ши какое-то время молча наблюдал за ней, словно удивляясь новому выражению на ее хрупком лице.

– А ты изменилась, – коротко сказал он. – Ты никогда раньше сама не покупала себе платья, пока не связалась с этим бандитом Челлоном.

Шина улыбнулась.

– Мы все меняемся, когда взрослеем, дядя Донал. Я решила, что мне пора и самой что-то сделать для своей карьеры. Я слишком долго позволяла тебе одному нести всю ношу.

– Ерунда, – грубовато отозвался О'Ши. – Я готов и впредь ограждать тебя от ненужных забот и волнений. Можешь полностью положиться на меня.

Она ничего не ответила, и после короткого молчания О'Ши осторожно спросил:

– А ты не против, что я включил сегодня в программу «Песню о Рори»? Шина покачала головой.

– Конечно, нет, – безмятежно ответила она. – Я согласна, что сегодня мне как раз необходимо ее спеть. Если бы ты вдруг забыл про нее, я бы сама тебе напомнила.

– Я рад, Шина, что ты так к этому относишься, – медленно сказал он. Поднявшись, он опять подошел и встал за ее спиной. Одной рукой он погладил ее по волосам. – Очень хорошо, что ты не забыла, как это важно. – Он накрутил на палец один из ее локонов, затем отпустил. – Рори так любил твои волосы… – рассеянно произнес он, при этом не сводя внимательных глаз с ее лица. – Помнишь, как он смеялся, когда играл с ними?

Шина ощутила новую вспышку боли и быстро закрыла глаза, чтобы скрыть горе и гнев, охватившие ее. Она что, слишком спокойна, на его взгляд? Зачем ему нужно постоянно будить в ней болезненные воспоминания?

– Да, помню, – едва слышно сказала она. Черные, веселые глаза, которые искрились, смеялись и очень любили жизнь. – Помню.

Шина открыла глаза и успела заметить искорку удовлетворения в глазах дяди, которая сразу же сменилась нежным сочувствием.

– Какой я дурак, что расстраиваю тебя перед выходом на сцену, – с раскаянием сказал он. – Ты просто ангел, что терпишь мою бестактность. – Он повернулся и пошел двери, но, не дойдя до нее, остановился. – Я знаю, ты сегодня сделаешь все, чтобы я мог тобой гордиться, Шина. – И он вышел.

Шина довольно долго сидела неподвижно, отчаянно борясь с нахлынувшими на нее эмоциями. Сегодня она не позволит воспоминаниям уничтожить все ее самообладание. Она должна полностью владеть собой, если хочет выдержать этот вечер и выйти победителем. Шина несколько раз глубоко вдохнула, и постепенно спокойствие вернулось к ней. И когда стук в дверь возвестил о том, что пора на сцену, ее лицо было столь же невозмутимо, как и до прихода дяди в гримерную.

Шон Рейли стоял в кулисах рядом с О'Ши.

– Ты очень элегантна сегодня, Шина, – сказал он с дружеской улыбкой. Протягивая ей гитару, он с интересом осмотрел ее наряд. – Очень светская молодая особа.

– Слишком светская, – ехидно заметил ее дядя. – Совсем не то, чего бы нам хотелось.

– Спасибо, Шон, – мило улыбнувшись, сказала Шина. – Очень жаль, что дядя Донал с тобой не согласен. – Ее взгляд был устремлен на сцену, где раскланивался пианист с мировым именем.

– Ну, возможно, это платье немного не соответствует твоему обычному стилю, – мгновенно выкрутился Рейли. – Но, тем не менее, очень мило.

Пианист уже ушел со сцены, и О'Ши повернулся к Шине.

– Ты знаешь, что надо делать? – с нажимом спросил он. – Сначала две баллады, а потом «Песня о Рори».

– Я знаю программу, дядя Донал. – Ведущий известного ток-шоу уже объявлял ее, и она только успела добавить: – Не беспокойся. Я думаю, тебе это представление запомнится надолго.

О'Ши смотрел ей вслед с беспокойным любопытством, а она уже вышла на сцену, где ее встретил взрыв аплодисментов.

Дядя был прав, аудитория действительно была замечательной, отметила про себя Шина, стоя молча в центре сцены и ожидая, пока смолкнут рукоплескания.

Когда огромный зал затих, она негромко сказала:

– Я хотела бы сразу извиниться. Я немного изменю программу, но надеюсь, что вы не будете разочарованы. Я была бы вам очень признательна, если бы вы воздержались от аплодисментов, пока я не покину сцену.

Не обращая внимания на удивленный шепоток, пробежавший по залу, она повернулась и быстро подошла к табурету, удобно устроилась с гитарой на коленях и взяла первые аккорды.

– «Песня о Рори», – объявила она низким грудным голосом.

Когда он лежал, умирая, мой Рори,

Он спросил меня: «Почему?»

Я не могла найти ответа,

Как ни старалась…

Как всегда, когда она пела об этом, ею овладели болезненные воспоминания, но в этот раз она заставила себя не концентрироваться на мыслях о кошмарных часах смерти брата и постаралась сосредоточиться только на хорошем. Улыбка Рори, его веселый смех, время, когда они были еще маленькими и он принес домой белку с покалеченной лапкой и выхаживал ее всю зиму, пока она не поправилась…

Понемногу ей становилось легче, и все счастливые дни, прожитые вместе с Рори и наполненные радостью и смехом, постепенно возвращались к ней. Вот Рори смеется так, что чуть не падает со стула, – тогда он подложил резинового паука ей в тарелку. Потом, когда она расплакалась от обиды, он настоял, чтобы она взяла его порцию, а вдобавок его десерт. Прошлое полностью захватило ее, и почти все воспоминания были светлыми и радостными. Почему она никогда не понимала этого?

Последние дрожащие аккорды отозвались в зале сладкой печалью, в которой совсем не было боли. На щеках Шины не было слез, ее глаза светились от нежности и легкой грусти. Она долго сидела молча, смотря в пространство. В зале стояла такая тишина, что можно было услышать, как упадет иголка, и Шина смутно сознавала, что публика полностью разделяла ее чувства и даже поддерживала ее в том, что она собиралась сделать.

На минуту она закрыла глаза и постаралась проглотить ком в горле. Ее голос был чрезвычайно тихим, но то, что она сказала, слышал каждый из сидящих в зале, и каждый был тронут почти до слез.

– Прощай, Рори! Мне будет не хватать тебя.

Наступила еще одна долгая пауза, затем Шина медленно открыла глаза. Боль и сожаление больше не отражались на ее лице, их сменили спокойная безмятежность и неукротимая сила, которую еще раньше заметил О'Ши. Она заговорила негромко и непринужденно, словно обращаясь к собравшимся вокруг друзьям.

– Это последний раз, когда я исполнила «Песню о Рори». Спасибо, что вы помогли мне попрощаться с ним. – Она опять посмотрела в темноту, и на ее лице было такое же серьезное выражение, как у ребенка, который старается объяснить взрослым то, что ему самому кажется абсолютно ясным. – Понимаете, пришло время покончить со скорбью и сказать ей «прощай». – Она медленно встала и положила гитару на табурет. – Кто-то однажды сказал мне, что жизнь должна быть праздником. Она не станет им, пока мы цепляемся за старые раны и разногласия. Мы должны идти вперед. – Не переставая говорить, она расстегивала пуговицы на своем платье. И закончив словами: – Как это сделала я, – сбросила с себя элегантный, но траурный наряд.

Шина услышала, как ахнули сидящие в зале люди, как пробежал по рядам изумленный шепот. Она спокойно положила платье на табурет и подошла к краю сцены.

Шина предстала перед публикой в легком платье из алого блестящего шифона, которое она выбирала очень придирчиво, потому что оно должно было говорить не менее ясно, чем слова. Его покрой был изысканно прост, с завышенной в стиле ампир талией и небольшой расклешенной юбочкой, которая только намекала на скрытые под ней формы. Ее шея и плечи были почти открыты, а тоненькие бретельки на спине переходили в две широкие ленты, которые развевались, как знамена, создавая впечатление радостного полета.

Шина стояла неподвижно, пока публика опять не умолкла, вся ее маленькая фигурка олицетворяла собой гордость и уверенность в себе.

– А теперь я хотела бы спеть вам песню, которую я только что написала об этом празднике, – сказала она, мягко улыбаясь и отбрасывая назад свои великолепные черные кудри, чтобы видны были изящные золотые серьги в ушах.

Без музыкального аккомпанемента, своим чарующим грудным голосом, она запела простые, трогательные слова, которые вели слушателей от нежной, грустной мольбы к победной песне торжества и надежды.

Слышали ли вы шелест ветерка,

Пролетающего над землей?

Видели ли вы когда-нибудь

Радость в глазах моего Рори?

Читали ли вы слова,

Начертанные на песке?

Слышали ли вы его смех,

Звучащий, словно песня?

Тогда вы знаете, что только любовь

Озаряет наши сердца.

И вы знаете, что только радость

Делает нас свободными.

Вы знаете, что смерть бессильна,

Пока жива память.

И если мы будем вместе,

То ничто не сломит наш дух.

Все началось с шепота,

Но уже сливается в хор.

С каждого холма, из каждой долины

Летит и звенит призыв.

Долой убийства, долой голод!

Пусть на земле царит мир.

Дайте нам любовь! Дайте нам радость!

Дайте нам жизнь!

Когда последний страстный зов воспарил над затихшим залом, Шина чувствовала возбуждение, близкое к головокружению. Да, именно это она и хотела сказать. Это то, чему учил ее Рэнд. Это единственное понимание жизни, которое имеет смысл.

Она молча стояла на сцене, и грудь ее лихорадочно вздымалась, а все ее существо звенело от пьянящего ощущения важности этого волнующего момента. Ее темные глаза сияли на оживленном, разрумяненном лице.

Постепенно Шина пришла в себя. На ее губах расцвела улыбка трогательной радости.

– Спасибо, что вы поддержали меня сегодня, – просто сказала она, повернулась и ушла со сцены. Она не заметила ни мгновения абсолютной тишины, наступившей в зале, ни последовавшего затем почти истерического взрыва аплодисментов.

Разъяренный О'Ши тут же грубо схватил ее за плечи и начал трясти.

– Ты, маленькая дурочка! Ты хоть понимаешь, что ты сделала? – злобно прошипел он, впиваясь в нее грозным взглядом. – Ты все испортила!

– Отпусти ее, О'Ши, – неожиданно прозвучал голос Рэнда Челлона, угрожающий, как шипение кобры. – Даю тебе ровно три секунды.

Шина взглянула мимо разъяренного О'Ши и не менее сердитого Шона Рейли и увидела Рэнда, стоящего за ними. Она не сомневалась, что он будет на концерте, но все равно страшно обрадовалась. Его светлые волосы прекрасно гармонировали с черным смокингом, и выглядел он удивительно живым и притягательным. Впрочем, дядя и Шон явно не разделяли ее восторга. На их лицах она видела лишь злобу и ярость.

– Лучше не вмешивайтесь, Челлон, – прорычал О'Ши, крепче сжимая плечи племянницы. – Это все ваших рук дело!

Челлон гордо взглянул на него.

– Тут вы ошибаетесь, О'Ши. Вы всегда недооценивали Шину. Это был ее собственный замысел от начала и до конца. А теперь немедленно отпустите ее. Она едет со мной.

– Черта с два, – взвился О'Ши. – Сегодня она совершила серьезную ошибку, но даже ее можно исправить. Она остается!

– А я сказал, отпустите ее, – произнес Челлон с утроенной угрозой в голосе.

– Вам ее не получить! – сузил глаза О'Ши. – Нас здесь двое.

Рейли как по команде подошел ближе.

– И нас тоже двое, – вступил в разговор Ник О'Брайен, выходя из тени кулис ленивой походкой. Он также был в вечернем костюме, и в его глазах светилась такая же угроза, как у Рэнда.

В течение долгой минуты мужчины пожирали друг друга глазами, готовые сцепиться. Затем хватка О'Ши начала ослабевать. Шина вырвалась и подбежала к Рэнду, который сразу же обнял ее одной рукой, словно защищая.

– А в чем, собственно, дело? – непринужденно спросил О'Ши. – Здесь, несомненно, произошло большое недоразумение. Мы должны просто все обсудить. – Его ласковый взгляд был прикован к Шине. – Шина, дорогая, ты ведь меня знаешь. Я растил тебя как родную дочь. Неужели ты теперь оставишь меня из-за какой-то грязной клеветы?

Шина встретила его заискивающий взгляд, и на какой-то момент заколебалась под влиянием привычной привязанности и преданности, которую он сумел в ней воспитать. Она тряхнула головой, как бы отгоняя ненужные эмоции, и вспомнила темные, растерянные глаза Рори, как он умирал в больнице Бэлликрэй.

Ее лицо исказила гримаса непередаваемой боли.

– Гори вечно в аду, Донал О'Ши! – тихо сказала она, потом повернулась и решительно пошла прочь.

Челлон и О'Брайен моментально последовали за ней, а Рэнд порывисто сжал ее локоть, словно предлагая поддержку.

– Я и сам бы не смог сказать лучше, – восхищенно заметил он. – У тебя действительно талант, Шина.

– Я рада, что ты меня одобряешь, – улыбнулась в ответ Шина. – И я ужасно рада видеть тебя. Честно говоря, я боялась, что ты можешь не понять мое послание.

– С таким помощником, как Ник, который сумел передать все нюансы? – усмехнулся Рэнд. – Да это было детской игрой!

– Приятно, когда твой гений ценят по заслугам, – улыбаясь, сказал Ник. – Но было бы гораздо веселее, если б наши ирландские друзья оказались порешительнее. Я надеялся немного поразмяться.

– Когда я обрисовал Нику ситуацию, он настоял на том, чтобы пойти со мной, – пояснил Рэнд Шине. – Наверное, он ожидал нечто вроде хорошей перестрелки.

– Ну, надежды не всегда сбываются, – наигранно печально вздохнул Ник.

Золотистые глаза Рэнда светились такой любовью и нежностью, что у Шины перехватило дыхание.

– Ты не представляешь, как я сегодня гордился тобой, голубка моя, – тихо сказал он. – Это было самое великолепное выступление, которое я видел в своей жизни.

Шину переполняло такое счастье, что никакие слова не могли выразить ее состояние. Она расплылась в блаженной улыбке и сказала осипшим от волнения голосом:

– Не зови меня голубем. Разве ты не видишь, я теперь жаворонок!

Рэнд задумчиво посмотрел в ее лицо и улыбнулся с теплотой и гордостью.

– Да, пожалуй, ты права.

Шина довольно засмеялась и взяла его за руку. Другую руку она протянула Нику, и так, вместе, они вышли в ночь.