Текст книги "Горький вкус времени"

Автор книги: Айрис Джоансен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)

– Я знаю. – Жан-Марк пристально посмотрел на девушку. – Я буду сожалеть об этом до конца своих дней. Теперь все, что я могу сделать, – это попытаться как-то исправить причиненный вред. Вы уверены, что с вами ничего не случилось?

– Ничего существенного. – Жюльетта нахмурилась. – Ах да, забыла! Мне пришлось убить бандита.

Еле заметная улыбка тронула суровые черты Жан-Марка.

– Вы не считаете важным убийство человека?

– Он был негодяем. Он насиловал Катрин.

Улыбка слетела с лица Жан-Марка.

– Сожалею, что вы лишили меня этого удовольствия.

– Там был и другой. Если узнаете, кто он, сможете убить его.

Жан-Марк поклонился.

– Какое великодушие, Жюльетта! А теперь поведайте, как вам удалось спастись от резни в аббатстве.

Девушка коротко рассказала ему о происшедшем и о помощи Франсуа Эчеле и Дантона.

– Франсуа Эчеле… – задумчиво пробормотал Жан-Марк. – Я перед ним в долгу.

– Уверяю вас, он помог нам очень неохотно.

– Охотно или нет, он спас вас.

– Верно. – Жюльетта откинула одеяло и выпрыгнула из постели в белой ночной рубашке с высоким воротом и длинными рукавами. – Нам надо поговорить. Пойдемте на кухню, я поищу вам что-нибудь поесть.

– И мне будет даровано прощение?

В голосе Жан-Марка за насмешкой скрывалась глубокая усталость и печаль. Жюльетта впервые заметила темные тени под его глазами и слой пыли, покрывавший элегантный темно-синий плащ. Она неожиданно ощутила острое желание оберечь его. Ее гнев и возмущение вдруг испарились.

– Вы любите Катрин. И никогда не причинили бы ей вреда. Просто по глупости вы доверились легкомысленному Филиппу.

Легкая улыбка тронула его губы.

– Я и забыл ваш острый язычок. Помнил только… – На мгновение Жан-Марк замолчал, глядя на Жюльетту. – Как любезно с вашей стороны не подозревать меня в злом умысле, а только в глупости!

– Но вы сами обязаны были приехать за ней. Какие дела могли быть важнее этого, что вы…

– В прошлом году Национальное собрание конфисковало у меня для своего флота восемь кораблей, – прервал ее Жан-Марк. – Я надеялся спасти часть своих грузов, что оставались на складах в Тулоне, прежде чем эти все пожирающие ублюдки заграбастают и их. В тот момент это показалось мне очень важным.

– Восемь кораблей? Но это же очень много!

– Они бы забрали все, если бы я, предвидя это, не отослал большую часть флота Андреасов в чарлстонскую гавань два года назад.

– Вы знали, что они заберут ваши корабли?

Жан-Марк мрачно кивнул:

– О да, при первой же возможности или под любым предлогом. Большинство блистательных членов их Национального собрания так же продажны, как аристократы, которых они свергли. Единственный способ справиться с ними – подкупить их или уклониться от обязательств.

Жюльетта вздрогнула.

– Похоже, мир полон воров и убийц. Франсуа пытался объяснить мне, почему напали на аббатство, но я так и не смогла этого понять. И никогда не пойму.

– Как можно понять безумие? – пояснил Жан-Марк. – Бог мне свидетель, Жюльетта, я послал Филиппа отвезти вас обеих в Вазаро, потому что в Париже было неспокойно. Если бы я только предположил, что на аббатство может быть совершено нападение, а вам грозит опасность, я бы примчался сам. – Его губы скривились. – Вы правы, я поступил глупо.

– Может быть, вы не так уж и виноваты. – Жюльетте было больно слышать, как он бичует себя.

– Вы смягчились? – Жан-Марк покачал головой. – Вина лежит на мне, и вы вправе сердиться. – Он протянул руку к крутому локону на левом виске Жюльетты. – Под шипами у вас притаилось нежное сердце.

Кончик его указательного пальца слегка касался щеки Жюльетты, поглаживая шелковистую прядь. Какое наслаждение ощущать эту дивную кожу! Он старался не дышать, боясь выдать свое волнение.

– Вздор! – отрезвил Жан-Марка голос Жюльетты. Глаза Жан-Марка притягивали ее взгляд.

– Не показывайте своего сердца и никогда не позволяйте мне видеть вашу слабость, Жюльетта.

– Я не… понимаю, о чем вы говорите.

– Знаю, что не понимаете. – Жан-Марк цинично улыбнулся и отпустил локон – тот тут же свернулся в крутой завиток. – Один бог ведает, зачем я это говорю. Должно быть, угрызения совести и потрясение делают меня таким растерянным. Обещаю вам, отдохнув, я снова стану самим собой и вы найдете во мне готового к бою противника.

– Противника? – Жюльетта пожала плечами. – У меня нет желания с вами сражаться.

– Вы сражались со мной с первой встречи, – мягко произнес Жан-Марк. – Все это – часть игры.

– Игры?

Жан-Марк направился к двери.

– Не теперь.

– Я не понимаю и десятой доли того, о чем вы говорите. Вы меня ужасно злите. – Жюльетта поспешила к нему, увидев, что он открывает дверь. – И вы сейчас не можете уйти. Я поищу вам что-нибудь поесть, а потом мы должны поговорить о Катрин.

– Сию минуту у меня нет ни малейшего желания обсуждать что-либо. Я сейчас слишком устал, чтобы есть или думать, – твердо объявил Жан-Марк. – С тех пор, как я покинул Тулон, я скакал день и ночь и уверен, что половина грязи с этой дороги все еще липнет ко мне. Я собираюсь вымыться и проспать следующие двенадцать часов.

– Двенадцать часов! Вы не можете этого сделать! Нам надо обсудить, что делать дальше с Катрин!

– Моя дорогая Жюльетта. – Ласковый тон не скрывал стальной решимости в его голосе. – Хорошо бы вам сразу уяснить, что я поступаю только так, как хочу, и питаю отвращение к словам «не можете».

Это она могла понять, с неохотой признала Жюльетта. Она и сама не любила этих слов.

– Я тоже, но если бы вы…

– Завтра. Спокойной ночи, Жюльетта. – Дверь за Жан-Марком тихо закрылась.

Жюльетта забралась в постель и медленно натянула на себя одеяло. Она забыла, что Жан-Марка невозможно заставить что-то сделать против его воли.

Жюльетта повернулась на бок, и ее пронзило острое возбуждение, навалилась истома, сладко заныло внизу живота. Он здесь! Красивый, блистательный и такой же таинственный и загадочный, каким она его помнила. Ей хотелось протянуть руку и дотронуться до необычной линии его скул, до крепких мышц его бедер.

Дотронуться? Жюльетта тут же поспешила найти приемлемое объяснение своему желанию. Ею движет лишь любопытство художницы к строению и линиям мужского тела.

Жюльетта закрыла глаза и приказала себе спать.

* * *

Руки Жан-Марка, когда он стоял, глядя на Катрин, медленно сжались в кулаки. Зачем он здесь? Ему следовало отправиться прямиком в постель, как он и сказал Жюльетте. Он не собирался будить Катрин и встречаться с ней до завтрашнего утра. И все же он у ее кровати.

Катрин никогда не обвинит его в преступной небрежности. Она так похожа характером на его отца. И так же молча будет страдать и погибнет прежде, чем произнесет хоть слово осуждения.

Жан-Марк знал, почему он здесь. Он хотел убедиться, что все не так страшно, что Катрин не уничтожена насилием. Этого подтверждения он не получил. От хрупкой бледности Катрин щемило сердце. А Жюльетта не утратила своей живости, некстати подумал он.

Жюльетта!

Судьба вновь привела ее под эгиду его власти, как это уже случилось в гостинице много лет назад. И черт побери! – ее уязвимость защищала Жюльетту от него так же, как когда-то оберегало от него ее четырнадцатилетие. Это почти заставило. Жан-Марка поверить в ангела-хранителя невинных мира сего.

Почти. Катрин также была невинна, но ангелы не защитили ее.

Жан-Марк протянул руку и ласково погладил светлые волосы Катрин, разметавшиеся по подушке. Он оказался не тем опекуном, каким хотел бы видеть его отец. Он всегда был слишком занят, слишком нетерпелив, все время торопился с места на место. Даже когда Катрин приезжала домой из аббатства, он уделял ей лишь мимолетное внимание.

Жан-Марк, пытаясь справиться с болезненным комком в горле, отвернулся. Самобичевание теперь не поможет. Слава богу, что Катрин и Жюльетта остались живы!

Они должны примириться с тем, что произошло, и найти способ продолжать жить.

8

Филипп Андреас явился на следующий день ранним утром. Он был бледен, трезв и испытал бесконечное облегчение, когда Жан-Марк сообщил ему, что Катрин и Жюльетте удалось спастись от резни.

– Ты имеешь полное право сердиться, Жан-Марк, – с несчастным видом сказал Филипп. – Когда по приезде в город я услышал об этой бойне в аббатстве, я почувствовал… Ты не можешь винить меня больше, чем я сам виню себя.

– Еще как могу, черт побери! Матерь Божья, что могло тебя так задержать?

Филипп вспыхнул, и его зубы впились в нижнюю губу. Жан-Марк изумленно уставился на него.

– Женщина?!

– Одна из цветочниц. Она была… я думал, это не очень важно. Всего несколько ночей.

Жан-Марк зло рассмеялся.

– Господи, надеюсь, твои игры с цветочницей стоили того, что случилось с Катрин. – Он сжал зубы. – Ты не можешь просто извиниться и забыть об этом, Филипп. Почему, черт тебя побери, ты не сделал так, как я тебе велел? Я же специально заехал в Вазаро!

– Я не думал, что такое может произойти, – просто ответил Филипп. – Ты же знаешь, у нас в Вазаро все спокойно, и кажется, что никакой войны и революции просто не существует.

– Будь ты проклят, я же наказал тебе выехать немедленно и… – Жан-Марк замолчал. И что он на него кричит? Ему следовало самому ехать прямо в аббатство. Филипп был так далек от революционных бурь в своем Эдеме, что, несомненно, не понимал, какой вред может причинить его отсрочка. У Жан-Марка такого оправдания не было. Он уже имел опыт общения с фанатиками и вымогателями из Национального собрания, равно как и с умирающими с голоду бандами, бродившими по улицам города и сельским дорогам.

– Ладно, что сделано, то сделано. А теперь попытаемся подумать о будущем. Жюльетта сообщила, что им помог человек по имени Франсуа Эчеле – он соратник Жоржа Жака Дантона. Я хочу увидеться с ним. Отыщи его и привези сюда.

– Ты думаешь, это разумно? Дантон публично заявил, что одобряет массовые убийства и сам им способствует. В Париже меня уже просветили.

– Нам необходима помощь, а у Эчеле есть причины нам ее предоставить. Филипп замялся:

– Могу я сначала увидеть Катрин? Я хочу сказать ей, как сожалею…

– Не думаю, что она захочет вас видеть. – В дверях стояла Жюльетта, обвиняюще глядя на Филиппа. – Я помню вас. Вы Филипп, а я Жюльетта де Клеман.

Филипп кивнул и поклонился.

– Я тоже помню вас, мадемуазель. Не могу сказать…

– Почему, ради всего святого, вы не приехали за ней?

Филипп вспыхнул:

– Меня… задержали.

– А Катрин изнасиловали.

– Жан-Марк сообщил мне. Не могу передать, насколько я сожалею…

– Ступай, Филипп, – велел Жан-Марк. – Я хочу, чтобы Эчеле был здесь еще до обеда.

Филипп снова поклонился Жюльетте и быстро выскользнул из салона.

Жюльетта повернулась к Жан-Марку.

– Вы послали за Эчеле? Хорошо. А почему вы не… Куда вы смотрите?

– На вас.

– У меня что, грязь на лице? – Девушка подняла руку к щеке. – Я сегодня утром скоблила пол и…

– Скоблили пол?

– Почему бы и нет? Робер и Мари уже не первой молодости, а других слуг в дом мы брать не должны. Я хорошо скоблю полы. В аббатстве я постоянно это делала. – Она отняла руку от щеки. – Потом смою. Одно пятнышко не имеет значения.

– Не имеет. – Жан-Марк вряд ли бы увидел грязь на лице Жюльетта, будь оно все забрызгано ею. Он видел расцвет ее девичества. Ее кожа – розы со сливками, нежная, благоухающая юностью и свежестью. Прошлой ночью свет свечи озарял ее спутанные блестящие кудри и любопытные карие глаза. Храбрая и нетерпеливая, стояла она в своей белой ночной рубашке с высоким воротом и длинными рукавами. А этим утром яркий солнечный свет, струившийся сквозь окна, открывал Жюльетту во всей обольстительной красе. Надетое на ней ветхое шерстяное платье охватывало ее тонкую талию и плотно облегало небольшую высокую грудь, подчеркивая ее девичью прелесть. Жюльетта была среднего роста, но казалась выше. В ее осанке чувствовалась уверенность в себе. Походка ее была легкой и грациозной.

Господи, да он хочет обладать ею! Его затопило вожделение. Он постарался сесть на ближайший стул. Вот вам и щит ее невинности.

Жюльетта дерзко взглянула в лицо Жан-Марку.

– Знаете, вам следовало выслушать меня вчера ночью.

– Я не привык, когда от меня чего-то требуют. Гораздо лучше я реагирую на просьбы. – Жан-Марк слегка улыбнулся. – Вам следовало сказать: «Жан-Марк, прошу вас» или «Жан-Марк, будьте любезны». Тогда я бы не отказался выслушать вас.

Щеки Жюльетты запылали.

– Ваши любовницы, может, и говорят вам «прошу вас», но от меня вы этого никогда не услышите.

– Нет? – Брови Жан-Марка удивленно поднялись. – Какое несчастье! В таком случае, боюсь, что вы получите от меня меньше, чем ожидаете.

– Я ничего не хочу от… – Жюльетта замолчала и глубоко вздохнула. – Я уже поняла, что вы любите играть словами, наносить удар, отступать и смотреть, что получится, правда?

– Разве? – Жан-Марку хотелось бы видеть Жюльетту менее вызывающей и более уязвимой. Ему трудно было помнить о ее недавних страданиях, ощущая только болезненный физический отклик. Когда же он сможет встать со стула? Его элегантные панталоны вот-вот лопнут.

Жюльетта прижала руки к груди.

– Я никогда не знаю, о чем вы думаете. Сейчас даже хуже, чем тогда, когда мы были в гостинице.

– Зеркало. Так вы тогда определили мое лицо. – Жан-Марк вскинул голову. – Галерея зеркал.

– Вы смеетесь надо мной! Я найду способ узнать вас, – не сдавалась Жюльетта.

– Могу предложить ряд чарующих способов достижения этой цели, однако до этого радостного часа предлагаю попробовать «пожалуйста».

Жюльетта поспешно отвела глаза.

– Нет, я бы не смогла… – Она осеклась. – Что вы намерены делать с Катрин?

Жан-Марк почувствовал отвращение к себе. Что с ним происходит? Девушка в опасности, а он думает только о себе, жаждет близости с Жюльеттой. Мысленно он уже не раз и наслаждался ею.

– Я вывезу Катрин из Парижа как можно скорее. В Вазаро она будет в безопасности.

Проклятие! Не может же он помышлять о том, чтобы держать Жюльетту в Париже, где она будет постоянно подвергаться риску попасть в лапы революционеров-якобинцев или жирондистов.

– Не уверена, что Катрин когда-нибудь будет в безопасности. – Жюльетту пробрала дрожь. – Вы не знаете Дюпре?

– Нет, я видел его пару раз в каком-то из клубов с Маратом, но нас так и не представили друг другу. – Глаза Жан-Марка сузились при взгляде на лицо Жюльетты. – Однако вы явно очень хорошо с ним знакомы? Что произошло в аббатстве Де-ла-Рен, Жюльетта?

– Я рассказывала вам о Катрин.

– Но не о Жюльетте.

Девушка отвела глаза.

– Не о чем тут рассказывать.

– Что случилось в аббатстве? Я должен знать.

– Зачем вы задаете мне все эти вопросы? Самое важное – это Катрин.

Жан-Марк помедлил.

– Хорошо, поговорим о Катрин. Вы беспокоитесь, что Дюпре может проследить ее до Вазаро?

– Если он узнает, что она – ученица из аббатства. Он не допустит, чтобы остались свидетели преступления, способные опровергнуть его обвинения против монахинь.

– Что ж, тогда надо сделать так, чтобы он не узнал. Как только будет безопасно, Катрин уедет в Вазаро.

– Она должна отправиться немедленно. Ей надо уехать от всего, что напоминало бы об аббатстве. Вы не понимаете. – Зубки Жюльетты впились в нижнюю губу. – Здесь я боюсь за нее. В последние два дня она похожа на привидение и ходит как во сне. Всех она отталкивает, даже меня.

– Со временем она придет в себя. Я не могу отправить ее через кордоны, пока это не будет безопасно.

– Что же делать?

Жан-Марк покачал головой:

– Понятия не имею. Мне надо изучить ситуацию, а потом подумать об этом.

– Подумать? Да сделайте же что-нибудь!

– Я послал за Эчеле.

– Позовите меня, когда он придет. Я пойду к Катрин. Она сегодня снова не притронулась к завтраку, и я должна уговорить ее поесть. – Она помедлила и спросила:

– Почему вы сохранили ее?

– Что, простите?

– Мой Танцующий ветер. – Жюльетта показала на стену, где висела картина. – Конечно, она прекрасно написана, но ей не хватает мастерства, присущего другим полотнам салона.

Взгляд Жан-Марка устремился к картине.

– Мне она нравится. Мне приятно видеть ее, когда я приезжаю в Париж.

– Потому что это изображение Танцующего ветра?

– Возможно, под своим «зеркалом» я так же сентиментален, как мой отец, в том, что касается семейных сокровищ.

Жюльетта скептически посмотрела на Жан-Марка.

– Вы не верите, что у меня сентиментальная душа?

Девушка проигнорировала его вопрос и сама спросила, не знает ли он, где может быть статуэтка.

– Никто не знает. Она таинственно исчезла в тот день, когда толпа вынудила королевскую фамилию оставить Версаль и отправиться в Париж. Ходят слухи, что королева спрятала ее во дворце или на его территории, чтобы уберечь от революционеров.

– Что ж, почему бы и нет? – резко спросила Жюльетта. – Статуэтка принадлежит королеве. Все остальное у нее отняли. Почему бы ей не сохранить Танцующий ветер?

– Скажем так, она не насытила этих добрых господ из Национального собрания. Кое-кто из них желал бы использовать Танцующий ветер в качестве символа революции.

– У них предостаточно символов. А у нее теперь ничего нет.

– По-прежнему верны монархии? – Улыбка Жан-Марка исчезла. – В наше время это опасная позиция. На вашем месте я бы пересмотрел ее.

– Меня не волнует ни монархия, ни республика. Мне наплевать на политику. Я была бы вполне довольна, если бы меня оставили в покое в аббатстве, если бы этим негодяям-убийцам не понадобилось на нас набрасываться.

– Не могу себе представить вас в монашеском облачении.

– Я не говорила, что хочу стать монахиней. Мне надо было, чтобы меня оставили в покое и не… Ох, вы опять надо мной смеетесь! – Жюльетта отвернулась от картины. – Вас, кажется, не очень огорчает исчезновение статуэтки. Разве она вам больше не нужна?

– Нужна. Я обещал своему умирающему отцу позаботиться о возвращении статуэтки нашей семье. – Жан-Марк помедлил. – Если я проявляю терпение, то обычно получаю то, что хочу.

– А я нетерпелива.

Жан-Марк улыбнулся.

– О, но я тоже, малышка! Однако надо взвесить ценность того, чего хочешь, отметая раздражение, вызванное ожиданием.

У Жюльетты перехватило дыхание – она поняла, что Жан-Марк говорил уже не о статуэтке. Девушка сделала отчаянную попытку вернуться к прежнему разговору:

– Глупо не понимать, что для Катрин надо что-то сделать именно сейчас.

Жан-Марк иронически улыбнулся.

– Сожалею, что не могу последовать вашему замечательному совету. Как, должно быть, восхитительно сознавать, что ты всегда прав!

– Я не всегда права. – Жюльетта направилась через салон к двери. – Впрочем, почти всегда.

* * *

– Что это такое? – Жюльетта в недоумении смотрела на кучу свертков, которые Робер притащил в комнату Катрин спустя три часа.

– Одежда. Месье Филипп вернулся и находится в салоне вместе с месье Эчеле.

– Филипп! – Взгляд Катрин метнулся к Жюльетте. – Ты не говорила мне, что Филипп здесь.

– Я собиралась сказать тебе об этом позже.

– Месье Филипп сказал, что взял на себя смелость приобрести несколько предметов гардероба для вас и мадемуазель Катрин. – Робер улыбнулся Катрин, складывая свертки на диван с подушками у окна. – Судя по всему он не одобряет платья моей Мари.

– Но где он их достал всего за несколько часов? – Жюльетта развернула сверток и вынула шелковое платье цвета корицы. Низкий вырез обрамляла затейливая золотая вышивка, на три четверти рукава были отделаны тонким кружевом. Платье было не хуже, чем те, что ей доводилось видеть в Версале, и Жюльетта знала, как много часов работы уходило на вышивку. Розе Бертен, любимой портнихе королевы, требовалось несколько недель, чтобы сотворить такое платье. Хотелось бы знать, как он умудрился найти портниху, настолько любезную, чтобы обделить кого-то из своих заказчиц, отдав это платье Филиппу.

– О, дамы всегда очень любезны с месье Филиппом! Сказать господам, что вы присоединитесь к ним, как только переоденетесь?

– Нет. – Жюльетта направилась к двери. – Я и так прилично одета. Для меня вполне сгодится платье вашей жены.

Робер кивнул.

– Я так и думал. И сообщил месье Андреасу, что вы сейчас же спуститесь к ним.

Жюльетта остановилась и подозрительно посмотрела на садовника.

– Как умно с вашей стороны! Робер мягко улыбнулся.

– Вам нечего меня бояться, мадемуазель Жюльетта. Я никогда никому не скажу, что вы из аббатства.

– А что вы знаете о том, что произошло в аббатстве?

– Только то, что слышал на рынке.

– И что именно?

– Весь Париж говорит о массовых убийствах. Я никогда не скажу ничего такого, что могло бы повредить мадемуазель Катрин. Я никогда не поверю в этакую клевету о ней или о монахинях. К тому же у меня не вызывают симпатии эти надутые вожди революции, приказывающие говорить всем «ты» вместо «вы» и называть себя «гражданином», тогда как я все шестьдесят лет своей жизни считал вполне удобным обращение «месье».

– Благодарю вас, Робер. – Жюльетта почувствовала симпатию к старому слуге. – Сейчас нелегко кому-либо довериться. – Она позвала с собой Катрин, сказав, что Филипп хочет ее видеть.

– Нет! – Катрин резко села в постели, щеки ее пылали, глаза наполнились слезами. – Отошли его отсюда.

– Катрин, я признаю, что он был…

– Я не стану с ним встречаться. Я больше не хочу его никогда видеть. Не приводи сюда Филиппа, Жюльетта. Не заставляй меня…

– Я не собираюсь заставлять тебя делать то, чего тебе не хочется. – Жюльетта бросила на подругу встревоженный взгляд. – Я скоро вернусь.

– Только не приводи его с собой. Не позволяй ему увидеть меня. Он… – Катрин замолчала, по щекам ее катились слезы. – Силы небесные, прости меня! Я знаю, ты терпеть не можешь, когда я плачу. Но я, кажется, не могу остановиться. Извини, что я для тебя такая обуза.

– Никакая ты не обуза и, если хочешь плакать, плачь на здоровье. У тебя для этого есть причины.

Глаза Катрин светились, как сапфиры под дождем, когда она прошептала:

– Пожалуйста, не принуждай меня встречаться с ним, Жюльетта.

– Я не стану приводить его сюда. – Жюльетта повернулась к Роберу:

– Позовите свою жену, пусть посидит с мадемуазель Катрин вместо меня.

Старик кивнул.

– Моя Мари всегда любила мадемуазель Катрин. Она хорошо позаботится о малютке.

– Прекрасно. – Жюльетта уже была на середине коридора.

– К моему возвращению покормите ее, вымойте и успокойте.

– Мы постараемся выполнить по крайней мере два из этих заданий, мадемуазель.

Ни страха, ни поспешного повиновения. Старик оказался храбрее, чем казалось на первый взгляд, с уважением подумала Жюльетта и, обернувшись, улыбнулась Роберу.

– А я позабочусь обо всем остальном.

Жюльетта горделиво выпрямилась и проследовала вниз по ступенькам в салон на встречу с тремя мужчинами.

* * *

Однако в золотом салоне были только Франсуа Эчеле и Филипп Андреас. Они стояли в неловком молчании и были так же чужды друг другу, как павлин и пантера.

Это зрелище позабавило Жюльетту, и она помедлила у двери. Филипп, с блестящими золотыми кудрями, сияющий, как закат, был в алом шелковом камзоле, жемчужно-серых панталонах и начищенных черных сапогах. Эчеле, одетый в черный костюм из саржи неопределенного покроя, нес свою свирепость, как пантера перед прыжком, так что надетое на нем казалось чем-то совершенно несущественным. Интересно.

Жюльетта кашлянула. Франсуа круто развернулся.

– Позвольте довести до вашего сведения, мадемуазель, что я не люблю, когда за мной посылают. Я не подручный конюха, обязанный повиноваться вашим приказаниям. – Глаза пантеры, подумалось Жюльетте, – сплошные черные зрачки и мерцающая угроза. – Если я и решу помочь вам, то не потому, что вы этого требуете.

– Нам необходимо было поговорить с вами, – отозвалась Жюльетта. – И это вовсе не я посылала за вами, а Жан-Ма…

– О, месье Эчеле! – Неожиданно рядом с Жюльеттой возник Жан-Марк и лениво направился к Франсуа. – Как мило с вашей стороны, что вы пришли! Я Жан-Марк Андреас, и мне хотелось бы выразить вам свою сердечную признательность за услугу, оказанную вами моей кузине и мадемуазель де Клеман.

– Месье Андреас. – Франсуа поклонился, настороженно глядя на Жан-Марка. – Обстоятельства сложились так, что я не мог поступить иначе.

– И я уверена, что он всеми силами постарался бы избежать этого, – сладким голосом произнесла Жюльетта. – Полагаю, мы должны быть благодарны ему за то, что он не отослал нас к своему другу-мяснику.

– Уверяю вас, мадемуазель де Клеман не хотела вас обидеть, – выступил в защиту девушки Филипп. – Она просто потрясена ужасами, через которые ей пришлось пройти…

Жюльетта ощетинилась.

– Я устала и зла, но не собираюсь падать в обморок только из-за того, что этот человек сверлит меня злобным взглядом.

Франсуа неожиданно улыбнулся.

– Да уж, я думаю, нечто значительно большее заставит вас потерять сознание.

– Я тоже так считаю, – сухо заметил Жан-Марк. – Не кажется ли вам, что пора отбросить разногласия. Ваши слова Катрин не помогут, Жюльетта.

Франсуа быстро подошел к окну и встал, глядя на улицу.

– Филипп утверждает, что проехать через сторожевые посты без нужных документов почти невозможно, – произнес Жан-Марк в спину Франсуа. – Вы можете достать нам бумаги?

– Нет.

– А Дантон может?

– Вероятно. Но не станет рисковать. Во всяком случае, сейчас.

– Почему? – спросила Жюльетта.

– Слишком опасно. Помимо регулярной стражи, у Дюпре на каждом посту по меньшей мере один свой человек, и никогда не знаешь, где и когда он появится, чтобы лично проверить бумагу. Жоржа Жака не должны связывать с вами, иначе он потеряет все, чего добился.

– И чего же? – поинтересовался Жан-Марк.

– Поддержки жирондистов. Если Национальный конвент потеряет их, власть захватят радикалы-экстремисты вроде Марата и диктатора Робеспьера, тогда начнется массовый террор.

– Мне нет дела до этих жирондистов! – заявила Жюльетта. – Я хочу, чтобы Катрин уехала из Парижа. Что вы можете сделать?

– Ждать.

– Я не могу ждать. Медлить нельзя!

Франсуа повернулся к ней лицом.

– В таком случае незачем было убивать марсельца.

Девушка напряглась.

– Они нашли его?

– О да, нашли! И обыскивают окрестности, ищут его убийцу. Жорж-Жак говорит, что Дюпре был в высшей степени недоволен. Он любит, чтобы все было чисто и аккуратно.

– Сомневаюсь, чтобы эти слова можно было применить к резне. – Жюльетта покусывала нижнюю губку. – Он знает, кто убил эту свинью?

– Он подозревает гражданку Справедливость.

– И больше никого?

Франсуа покачал головой.

Стало быть, Дюпре не нашел медальон, с облегчением подумала Жюльетта.

– Шпага. Дюпре знает, что я забрала ее. – Лоб девушки пересекла морщинка. – Но у него нет уверенности, что Катрин была в склепе. Он видел ее всего минуту в колокольне… Может, он вспомнит, что ее не было во дворе во время суда.

– У Дюпре отличная память на мелкие подробности. Сегодня утром он назначил награду за обе ваши головы и дал полное описание вас.

– Гражданка Справедливость? – удивился Жан-Марк.

– Мадемуазель де Клеман, – объяснил Франсуа. – Под этим именем Дюпре знает ее.

Взгляд Жан-Марка с неожиданной настойчивостью устремился на Жюльетту.

– Почему гражданка Справедливость?

– Дюпре счел забавным наградить меня этим прозвищем. Но это неважно. – Жюльетта нахмурилась. – Стало быть, Дюпре не знает, что мы в Париже.

Франсуа кивнул:

– Именно поэтому безопаснее будет подождать.

– Подождать чего?

– Жорж-Жак собирается уговорить Марата выслать Дюпре из города как можно скорее. А Дюпре – единственный человек, который может узнать вас.

– Помимо целого двора мужчин, которые там в это время были. Вы же узнали.

– Марсельцы в тот момент были больше заняты, чем я.

Приступ тошноты подступил к горлу Жюльетты. Она вспомнила, чем занимались мужчины во дворе монастыря.

– Да, очень заняты.

– Они и сейчас заняты. – Франсуа сжал губы. – Уверен, что через несколько дней события в аббатстве вольются в общий красный туман.

Взгляд Жюльетты метнулся к его лицу:

– Боже правый, еще? Франсуа кивнул:

– В то утро, покинув аббатство, они отправились на Ла-Форс. Убили принцессу де Ламбей, насадили ее голову на пику и отнесли в Тампль – показать Марии-Антуанетте.

Жюльетта сглотнула горечь. Она знала эту хрупкую женщину. Ее мать всегда ненавидела нежную принцессу, дарившую королеве свою любовь и преданность еще с детства.

– Незачем было ей об этом рассказывать, – упрекнул Франсуа Филипп. – Видите, как она расстроилась?

– А королева? – спросила Жюльетта. – Они убили королеву?

– Нет, Тампль хорошо охранялся. Никому из королевской семьи не причинили вреда.

Жюльетта почувствовала некоторое облегчение. Королева и Людовик-Карл по-прежнему были живы.

– Как, должно быть, были разочарованы эти мясники! Франсуа старался не встречаться взглядом с девушкой.

– Марат не позволит услать Дюпре, пока не убедится, что тот сделал свое дело. Вы не должны и шагу ступить из дома, пока существует хоть малейшая возможность встретиться с ним.

– А подкуп возможен? – спросил Жан-Марк.

– Не сейчас. Быть может, позже.

– Значит, нам придется оставаться в Париже, пока Дюпре не отошлют? – Жюльетта пыталась хоть как-то привести мысли в порядок. – Не нравится мне это. Вокруг площади слишком много жилых домов, и наше пребывание здесь недолго останется секретом. Независимо от того, насколько осторожными мы будем.

Жан-Марк с минуту раздумывал.

– Я могу попросить Робера распустить слух о том, что Филипп приехал из Вазаро, чтобы помочь своим двум сестрам, вынужденным бежать из своего дома на севере после захвата пруссаками Вердена.

– Это возможно, – отозвался Франсуа. – При условии, если в отношении женщин не будет предпринято официального расследования. – Он повернулся к Филиппу:

– Вы останетесь здесь, чтобы придать правдоподобие этой истории?

Филипп кивнул:

– Конечно. Я пробуду здесь сколько нужно.

– Катрин не захочет, чтобы вы здесь были, – заявила Жюльетта. – Она не желает вас видеть.

– Я постараюсь не попадаться ей на глаза. – Голос Филиппа звучал твердо. – Но мое место здесь – помочь Жан-Марку и Катрин…

– Пока сойдет и эта история, – заметил Жан-Марк. – Вы дадите мне знать, Эчеле, если появится какая-то опасность?

– Заверяю вас, что ни Жорж-Жак, ни я не желаем, чтобы этих женщин арестовали. Это поставит нас в крайне неловкое положение. – Франсуа повернулся к двери:

– Я сообщу вам, когда Дюпре покинет Париж.

– Подождите, – задержала его Жюльетта. – Этого недостаточно. Филипп – чужой в Париже, и, кроме того, может стать известно, что подопечная Жан-Марка жила в аббатстве. Это вы должны придать правдоподобие нашему присутствию здесь. Раз вы работаете на Дантона, то вас должны знать. Заходите с визитом по крайней мере через день.

– У меня нет времени на…

– Заходите так часто, как будет возможно, и не задерживайтесь надолго. – Жюльетта насмешливо улыбнулась. – И наденьте свою трехцветную кокарду, чтобы все знали, как верны правительству живущие в этом доме.

Франсуа встретился взглядом с девушкой.