Текст книги "Горький вкус времени"

Автор книги: Айрис Джоансен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

– Кажется, вы пребываете в добром здравии, Рауль. Вы не приезжали повидаться со мной более двух месяцев, и если бы я не услышала о том, как вы заняты, то упрекнула бы вас в пренебрежении мною.

– Я не мог выбраться. Марат считает меня незаменимым.

В своем платье из розовой парчи мать выглядит такой неподражаемо великолепной, как самая знатная герцогиня, а некоторая полнота придает ее высокой фигуре еще более величественный вид, с обожанием подумал Рауль Дюпре. Он смотрел на мать со смешанным чувством почитания и страха. Седеющие волосы Анны Дюпре были уложены по последней моде – год назад Рауль доставил ей служанку. Ее чувственные губы были накрашены в такой ярко-красный цвет, что рот казался кровавым, а чуть левее от верхней губы красовалась мушка в форме сердечка. Анна Дюпре обожала мушки и часто сетовала, что они выходят из моды. Она выжидающе смотрела на сына, в серых глазах блестел интерес. Ее глаза не всегда были добрыми, и тогда Дюпре их боялся. Такого страха он больше ни перед кем не испытывал. Однако сегодня они смотрели ласково.

– Но ведь вы бы оставили Марата и приехали ко мне, если бы я за вами послала?

Дюпре кивнул. Он смотрел на мать, и его переполняло счастье. Никто в мире не мог с ней сравниться.

– Я привез вам подарок, – робко сказал он. – Он принадлежал принцессе. – У него не было уверенности, кому принадлежал кулон, но он знал, что мать будет больше ценить подарок, если поверит, что его когда-то носила особа королевской крови.

Взгляд его матери с готовностью устремился на завернутый в шелк предмет у Дюпре в руке.

– Принцессе де Ламбель? Я слышала, вы отделались от этого товара.

– Нет, другой. – Дюпре радостно смотрел, как его мать разворачивала шелк. Ей теперь было сложнее угодить, порадовать. Прежде он дарил ей дома и слуг, теперь подобные подарки оставляли ее равнодушной, но этой безделушкой он наверняка заработает ее расположение. – Из аббатства Де-ла-Рен.

– Нечестивые шлюхи! – Его мать улыбнулась. – Вы хорошо поработали там, Рауль.

Огромная радость распирала Дюпре.

– Марат очень хвалил меня, – похвастался он матери, – а Дантон поговаривает о том, что сам бы не прочь пользоваться моими услугами. Принимать мне его предложение?

– Я поразмыслю над этим, пока вы будете в Испании. – Анна Дюпре рассматривала цепочку. – Очень мило.

Дюпре опечалился.

– Вам не нравится?

Его мать улыбнулась.

– Я просто дразнила вас. Это великолепный дар. – Она раскрыла объятия. – Идите сюда.

Дюпре бросился через комнату и сел рядом с матерью. Она крепко обняла его и стала ласково укачивать. Рауль закрыл глаза, и его окутала сладкая волна облегчения. Она была довольна им. Все эти долгие месяцы вдали от нее были для него мучительными. Неуверенность в себе делала его жизнь невыносимой. Он не всегда знал, чего мать хочет от него. И ему хотелось бежать и молить, чтобы она ободрила его.

Руки матери гладили его волосы, она приблизила пухлые губы к его уху и спросила нежно:

– Ты скучал обо мне?

Его руки крепче сомкнулись вокруг ее пышного тела. Она знала, что без нее он никогда не чувствовал себя полноценной личностью. И при этом ей доставляло удовольствие всякий раз слышать его рабски-обожающее «да».

– И ты не делал гадких вещей с этими гнусными тварями?

– Нет, – солгал Дюпре. Мать никогда не должна узнать о Камилле. Она не возражала против изнасилования безымянных женщин в аббатстве, однако тотчас осудит его отношения с Камиллой. – Вы знаете, я всегда повинуюсь вам, матушка.

– А разве это не шло вам на пользу? Вы вращаетесь в обществе великих людей, и скоро наступит время, когда вы придете им на смену.

Дюпре довольно кивнул. С тех пор, как он себя помнил, она говорила о его великом будущем. Еще ребенку мать пророчила ему судьбу вождя и старательно готовила его к этому усыпанному розами пути. Но уроки ее были суровыми, порой и жестокими – она перемежала наказание похвалой до тех пор, пока он наконец не стал понимать, что от него требуется. Ему предстояло стать могущественным человеком и сделать свою мать королевой, как она того заслуживала. Ей было не место в этой маленькой деревушке, замужем за невежественным торговцем, его отцом. И обязанностью сына было освободить ее из этой буржуазной тюрьмы. Его отец теперь уже умер, а долг Рауля все еще не был выполнен.

Мать оттолкнула его и снова взглянула на украшение.

– А в медальоне есть портрет?

– В медальоне?

Анна Дюпре недовольно посмотрела на сына.

– Разумеется, это ведь медальон. – Ее пальцы ощупывали золотой кружок. – Не будьте глупым. – Ее раздражала его непонятливость.

Медальон с щелчком раскрылся, и Анна Дюпре критически оглядела портрет.

– Прелестна. Это и есть принцесса?

Рауль тоже взглянул на миниатюру с изображением девушки – той, что мелькнула тогда в колокольне аббатства. Он медленно выпрямился.

– Да, это она.

Портрет был очень похож и мог оказаться полезным. Вернувшись в Париж, он отдаст художнику скопировать миниатюру, а потом повесит портрет на здании ратуши. Дюпре рассеянно поглаживал шрам, оставленный на его горле зубами черноволосой стервы. Эти две девушки были вместе, и если он отыщет ту, что на портрете, то заставит ее сказать, где найти гражданку Справедливость.

– Могу ли я взять его назад нена… – Он почувствовал недовольство матери. В отчаянии Дюпре торопливо продолжал:

– Совсем ненадолго. Я подарю вам…

– Разумеется, Рауль. – Мать поднялась с кушетки. – Конечно, вы можете забрать свой подарок. Вы хотите передарить его кому-нибудь другому? Кого вы цените больше, чем меня? – Она ослепительно улыбнулась. – Возможно, вам лучше уехать сейчас, Рауль. Полагаю, я буду невероятно занята всю эту неделю.

– Нет, я просто подумал об одном деле. – Дюпре вскочил, охваченный паникой. Он почувствовал, как вокруг него смыкается тьма, полная, как в детстве, отвратительных черных тварей. – Простите меня. Вы знаете, как я ждал встречи с вами, как хотел побыть здесь. Я ведь не увижу вас до возвращения из Испании. Не отсылайте меня.

Мать холодно смотрела на него.

– Вы попросите прощения за дерзость.

– Да-да, я прошу прощения!

Дюпре снова вложил матери в руку украшение. После возвращения он попытается убедить ее ненадолго расстаться с медальоном.

– Этого недостаточно.

Дюпре тут же опустился на колени и зарылся лицом в юбки ее парчового платья. Ткань у его щеки была гладкой, от нее исходил запах красного жасмина и кедровых полок ее шкафа.

– Я умоляю вас о прощении. Я недостоин быть вашим сыном. – Он подождал. Иногда, чтобы заслужить прощение, приходилось еще больше унижаться. Он поцеловал ей руку. – Пожалуйста, матушка. Я так раскаиваюсь.

Мать погладила его волосы любящей рукой.

– Стало быть, впредь вы должны еще больше трудиться, дабы стать достойным своей матери.

– Я буду, матушка. Можно мне встать?

– Да. – Она отвернулась. – Я тут поразмыслила – нам надо поговорить о статуэтке Танцующий ветер поподробнее. Обладать таким сокровищем для меня могло бы быть очень выгодно. Это слишком прекрасная вещь, чтобы отдавать ее Марату. – Она презирала этого краснобая. – Однако мы можем решить этот вопрос позже. На обед у нас будет гусь, а потом я поиграю для вас на скрипке. Вы бы этого хотели?

– Да, матушка. – Дюпре терпеть не мог гусятины, и мать это знала. Она все еще сердилась на него. И она будет следить, как он ест, а Дюпре будет стараться не показать своего отвращения к гусю. Но наказание могло быть и хуже.

Она могла просто прогнать его.

14

Парадная дверь открывалась.

– Господи Иисусе, неужели опять! – пробормотал Жан-Марк, отталкивая стул и прыжками покрывая расстояние между письменным столом и дверью кабинета, намеренно оставленной им приоткрытой. После трех ночей он стал думать, что прогулка Жюльетты во сне была просто единичным случаем.

Входная дверь снова была распахнута настежь. Чертова девица, наверное, снова на полпути в это проклятое аббатство. По крайней мере на сей раз она выбрала не дождливую ночь.

Однако когда Жан-Марк добежал до порога, Жюльетта успела лишь выйти на улицу. В следующую минуту он уже стоял рядом.

– Жюльетта!

Молчание. Пробормотав проклятие, Жан-Марк взял ее на руки и понес в дом.

– Аббатство…

– Нет. – Жан-Марк ногой захлопнул дверь и пошел к лестнице. – Все кончено. С этим надо что-то делать. У меня нет ни малейшего желания проводить ночи, гоняясь за вами по всему Парижу.

Зачем он вообще разговаривает с ней? Она явно ничего не понимает.

Жюльетта оставила дверь своей спальни открытой, и Жан-Марк пронес ее через комнату, положил на кровать и набросил на нее одеяло. Резкий осенний ветер и бледный лунный свет врывались через открытое окно, освещая напряженное лицо Жюльетты.

Жан-Марк стоял, глядя на девушку, пытаясь подавить болезненную жалость и нежность, охватившие его. Он мог позволить себе увлечение, забаву, даже уважение к достойному противнику, но только не это. Матерь Божья, он желал ее долгие пять лет и не мог допустить, чтобы нахлынувшая нежность помешала любовной игре.

– Позвольте мне попробовать еще раз, – прошептала Жюльетта.

Он видел блеск ее глаз в комнате, освещенной лунным светом, и знал, что не сможет оставить ее до тех пор, пока Жюльетта не погрузится в нормальный сон. Жан-Марк сел рядом с ней на кровать.

– В этот раз я смогу сделать все так, как надо. Я должна вернуться в аббатство.

Глаза Жюльетты теперь влажно блестели, и мучительная боль, светившаяся в них, отозвалась в Жан-Марке.

Он не мог допустить, чтобы так продолжалось.

– Боюсь, что вы правы. – Он ласково отвел непослушные кудри от виска Жюльетты и прошептал:

– Хорошо, малышка, мы вернемся в аббатство и снова сделаем это.

* * *

– Но мне надо заниматься своими делами, мадемуазель Жюльетта, – запротестовал Робер. – Мои кости уже вросли в эту скамью.

– Минутку, Робер, я почти закончила. – Жюльетта добавила немного тени в морщины, избороздившие его лицо на портрете. – Что важнее? Картина, которая принесет вам бессмертие, или ваша работа по дому?

– Мари сказала бы: работа по дому, – сухо отозвался Робер. – Содержать комнаты в чистоте и подавать еду на стол, когда нет других слуг, – это нелегкая задача.

– Но вы оба прекрасно справляетесь. Я помогу вам, как только мы здесь закончим. – Жюльетта широко улыбнулась, глядя на Робера поверх мольберта. – Думаю, вы были бы довольны, если бы мы все уехали и дом снова закрылся.

– Конечно, он был бы рад, – ответил за Робера Жан-Марк, направляясь к ним по дорожке. – Можете спасаться бегством, Робер.

– Благодарю. – Робер поднялся и заспешил прочь.

– Вам не следовало этого делать. – Жюльетта избегала взгляда Жан-Марка. – Я бы уже скоро разрешила ему уйти. А вам неужели нечем больше заняться, кроме как мешать моей работе?

– И вам тоже приятного утра. – Жан-Марк остановился перед мольбертом. – Вы уловили сходство. Портрет вполне приличный.

– Я не делаю «приличных» работ. Он великолепный, – возразила задетая за живое Жюльетта.

– Но скучный.

– Скучный?

– В нем нет полета, нет дерзания. Насколько я помню, вы прежде не боялись писать правду.

– Но это и есть Робер.

– И вы явно выбрали его, он – безопасный сюжет и не вызовет у вас трудностей. – Жан-Марк пожал плечами. – Вам нет нужды переживать. Многие художники предпочитают писать обыденное, а не дерзать.

– Я не «многие» художники! – сверкнула на него глазами Жюльетта, кладя кисть. – Я дерзаю.

– Да неужели? – Жан-Марк опустился на мраморную скамью напротив девушки. – Что-то я в последнее время и следа полета кисти не видел. Вы избегаете самого большого вызова вашему мастерству.

– Вас? – Гнев на лице Жюльетты сменился пылким энтузиазмом. – Вы позволите мне написать вас? Если вы станете мне позировать, я смогу…

– Нет, не меня. – Жан-Марк встретился взглядом с Жюльеттой. – Аббатство. То, что произошло там.

– Нет! – Жюльетта отшатнулась, словно он ее ударил. – Я не хочу. Это так ужасно, это такое уродство!..

– А вы боитесь… – Жан-Марк кивнул. – Это вполне понятно.

– Нет! Я никогда не боялась. Я просто не хочу это писать.

– Или знаете, что не сможете? Такой сюжет под силу только мастеру.

– Я могла бы!

– Однако вы даже не осмеливаетесь попробовать.

– С какой стати мне трусить? – Жюльетта глубоко, судорожно вздохнула. – Мне бы хотелось, чтобы вы ушли.

– Разве? В юности вы подавали большие надежды. Я думал, у вас впереди блестящее будущее. Какой позор, вы оказались посредственностью!

– Я не боюсь, и я не посредственность. С какой стати мне писать то, что никто не хочет видеть?

– Это и есть ваше оправдание? – Жан-Марк притягивал своим взглядом Жюльетту. – Я хочу увидеть то, что произошло в аббатстве, Жюльетта, то, что видели вы.

На щеках Жюльетты вспыхнул лихорадочный румянец, в глазах заблестели слезы. Она отставила мольберт и схватила этюдник со скамьи.

– Вам нравится смотреть на кровь? Я вам покажу. – Трясущейся рукой она схватила перо и стала набрасывать рисунок лихорадочными, размашистыми движениями. – Вы хотите увидеть насилие? Я вам его покажу! Хотите посмотреть на смерть? Вы ее увидите! Я искажу вам! Покажу…

Через несколько минут она закончила набросок, отшвырнула его в сторону и взялась за новый. Завершила этот этюд и начала другой. Эскизы вылетали из-под ее пера, как мертвые листья, слетавшие с измученной, изломанной ветви.

Жан-Марк тихо сидел, а вокруг него росла гора набросков. Лицо Жюльетты было искажено от ярости, глаза дико блестели. Время от времени она что-то нечленораздельно бормотала, но он знал, что она говорит не с ним. Жан-Марк сомневался, помнит ли Жюльетта, что он еще здесь.

Позднее утро перешло в день, день растворился в синеве наступивших сумерек.

Наконец девушка остановилась, тупо глядя на последний этюд.

– Вы закончили? – Жан-Марк поднялся и подошел к скамье, где сидела Жюльетта. – Можно мне посмотреть?

Жюльетта кивнула.

Жан-Марк подобрал с земли все эскизы. С ее рисунков взывали о помощи кричащие рты, зверски изуродованные монахини. Хохочущие, смакующие насилие убийцы. Их похотливые рожи, уродливые спины. Распятая на булыжниках девочка. Раскинутые в мертвом бесстыдстве обнаженные бедра женщин.

Жан-Марк положил на скамью листы.

– Разрешите взглянуть на последний рисунок, который у вас в руках?

Жюльетта отдала набросок и закрыла глаза.

– Кто эта коленопреклоненная женщина?

– Преподобная мать.

– А мужчина в революционной шапке с косой?

– Я не знаю его имени. – Жюльетта содрогнулась. – Мясник. Он был мясником.

– А это вы?

Жюльетта открыла глаза.

– Да. Я!

– Вы сказали, что мужчина с косой – мясник.

– Так оно и было. – Жюльетта обхватила себя руками, чтобы унять сотрясавшую ее дрожь. – И я тоже. Жан-Марк застыл.

– Они заставили вас убивать монахинь?

– Да.

Жан-Марк с минуту молчал.

– Каким образом?

– Кровь.

– Кровь?

– Кровь в потире. Я не думала, что возможно такое зверство. Это так страшно.

– Что они еще сделали, Жюльетта?

– Сестра Матильда. Они поставили ее обнаженной перед судебной трибуной и вынудили встать на колени передо мной. Она была так напугана. Я видела ужас в ее глазах. Дюпре велел поднять тост за славных марсельцев и за то, что они сделали в аббатстве. Кто-то принес потир святого причастия из часовни. – Жюльетта остановилась и облизала сухие губы. – Я отказалась.

– И что потом?

– Они косой полоснули по горлу сестры Матильды. – Жюльетта снова закрыла глаза. – И наполнили потир ее кровью. Дюпре приказал мне ее выпить, и я снова отказалась. Они привели на суд преподобную мать и сказали, что, если я не осушу чашу, они убьют ее. – Жюльетта открыла глаза и невидящим взглядом уставилась перед собой. – Я выпила кровь, но меня тут же вырвало. А они убили преподобную мать, и кровью из ее горла наполнили снова церковный сосуд. И опять другую монахиню они поставили на колени перед судом. Я попыталась помочь ей и остальным, но меня снова и снова рвало. Я должна была быть сильнее. Все, что от меня требовалось, – это сделать так, как они хотели, а я все-таки не смогла. – По щекам девушки катились слезы. – И они убили их. Шестерых. Я не смогла выпить кровь, и они всем им перерезали горло.

– Успокойтесь, это была не ваша вина. – Жан-Марк подхватил девушку и прижал к себе. – Они бы ведь все равно убили их. Вы знаете это, Жюльетта.

Из глаз Жюльетты молча катились слезы.

– Я знаю. Я правда знаю. – Она устало прижалась щекой к груди Жан-Марка и прошептала:

– Иногда.

Жан-Марк баюкал Жюльетту, прижимая ее лицо к своей рубашке. Матерь Божья, какую же боль она скрывала все эти последние недели! Она ухаживала за Катрин, вела хозяйство, пыталась управлять ими и все это время носила в себе это страшное бремя ужаса и вины.

Жюльетта прильнула к нему, как малое дитя.

Сумерки сменились поздним вечером, когда девушка наконец подняла голову и посмотрела на Жан-Марка.

– Вы очень жестоко поступили со мной, Жан-Марк.

– Да.

– Но я не думаю, что при этом вам хотелось причинить мне боль. – Жюльетта ладонью вытерла щеки. – Поэтому я вас прощаю.

На губах Жан-Марка медленно появилась улыбка. Он был рад, что Жюльетта так быстро пришла в себя.

– Я вам очень благодарен.

– Вы лжете. – Девушка расправила кружевную оборку на платье. Она вскинула глаза на Жан-Марка. – Но, поскольку вы заставили меня набросать все эти рисунки, я считаю вас своим должником.

– Вы хотите взять с меня мзду за эскизы?

– Вы дадите мне право бесплатного проезда на одном из ваших кораблей или беспроцентный заем?

В этот раз Жан-Марк даже не пытался скрыть улыбку.

– И не подумаю.

– Тогда вы должны позировать мне. – Жюльетта торжествующе кивнула. – Я напишу вас и узнаю все ваши тайны.

Жан-Марк нахмурился.

– Я сейчас слишком занят для такой чепухи.

– Я подожду более удобного для вас времени. Обещаете?

Жан-Марк развеселился. Только Жюльетта могла попытаться извлечь победу из своей минутной слабости.

– Отлично. – Он торопливо взвесил свои слова. – Когда у меня будет время.

– Хорошо.

Жан-Марк постучал по пачке листов.

– Коль скоро я согласился заплатить за них, полагаю, все эти наброски принадлежат мне?

Жюльетта старалась не смотреть на рисунки.

– Разумеется.

– И я могу поступить с ними как хочу?

– Конечно.

– Порвите их.

Жюльетта вскинула глаза на Жан-Марка.

– Что?

– Я хочу, чтобы вы их порвали.

– Все до одного?

– Все до одного.

– Почему?

– Это мой каприз. Сделайте мне одолжение. – Он протянул девушке первый набросок. – Порвите его.

Жюльетта осторожно взяла рисунок и разорвала его.

– Еще.

И обрывки второго полетели на дорожку. Когда от всех рисунков осталась лишь разорванная на клочки бумага, Жюльетта села и долго на них смотрела.

– Вы сбиваете меня с толку, Жан-Марк.

– Потому что потакаю своим прихотям?

– Нет, потому что вы были очень добры ко мне, и я недоумеваю, почему. Иногда кажется, что в вас как бы два разных человека… – Не дожидаясь ответа, Жюльетта вскочила. – Я сделала то, что вы хотели, а теперь нам надо пойти и посмотреть, приготовила ли Мари что-нибудь на ужин. Обед из-за вас я уже пропустила. – Она повернулась и направилась по дорожке к дому.

Жан-Марк в два шага догнал девушку.

– Позвольте напомнить вам, что я тоже не ел. Мне кажется, вы немного…

– Посылка, месье Андреас. – Робер встретил их перед дверью и вручил Жан-Марку небольшой предмет, завернутый в ткань. – Его несколько минут назад принес какой-то мальчик.

– Спасибо, Робер. Вы не скажете Мари, что мы готовы ужинать? – И Жан-Марк развернул пакет.

Жюльетта подошла ближе и взглянула на предмет, вынутый им из пакета.

– Что это?

– Похоже на веер.

Это был дешевый бумажный веер вроде тех, что продавала в кафе Нана Сарпелье. Жюльетта раскрыла его. На грубой коричневатой поверхности было изображено кафе с вывеской в виде хитро улыбающейся кошки.

– Она хочет, чтобы мы пришли в кафе. – Глаза Жюльетты возбужденно блестели. – Сообщите Роберу, что мы не будем ужинать дома. Я пойду переоденусь и надену парик.

– Нам необязательно идти туда сегодня.

– Почему бы и нет? – Жюльетта удивленно обернулась к Жан-Марку. – Зачем ждать?

Жан-Марк смотрел на девушку в скорбном изумлении. Всего несколько минут назад она была такой хрупкой и ранимой, какой он ее еще никогда не видел, а сейчас она опять была готова сражаться с титанами.

– Но вы только что утверждали, что голодны.

– Не прикидывайтесь глупым. Мы можем сделать и то, и другое. Этот человек, Раймон, сказал, чтр готовит отличное жаркое из барашка. – И Жюльетта помчалась к себе.

* * *

– Вы говорили о двух миллионах ливров. – Нана Сарпелье разложила на столе несколько вееров. – Нам пришлось немало похлопотать, чтобы помочь вам. И деньги нужны до того, как я сообщу вам сведения.

– Это нелепо. Я не могу дать вам деньги, пока не продам… – Жюльетта осеклась, затем продолжала:

– Предмет, о котором вы говорили с королевой. Это и есть цель нашей сделки. Вам придется довериться мне, а я отдам вам деньги потом.

– Довериться?

– Почему бы и нет, раз сама королева мне верит.

Нана Сарпелье серьезно посмотрела на Жюльетту и стала собирать веера со стола.

– Скажите нам, – попросил Жан-Марк. Нана встала и положила их на поднос.

– Имя, – настойчиво сказала Жюльетта. Женщина взялась за поднос.

– Селеста де Клеман. – В следующее мгновение она уже пробиралась между столиками кафе.

Ошеломленная Жюльетта поникла на стуле. Жан-Марк поднес бокал к губам.

– Ваша мать. Интересно. – Он сделал еще глоток вина. – И достойно сожаления.

– Я не думала… – Жюльетта замолчала и поднесла дрожащую руку ко рту. – Зачем ей это делать?

– Красть Танцующий ветер? Полагаю, он представляет собой соблазн почти для любого человека. Ей подвернулась возможность, и она ею воспользовалась.

– Нет, я имела в виду не это, – покачала головой Жюльетта. – Разумеется, она его взяла. Но зачем она осталась в Париже и стала любовницей этого торговца, если у нее была статуэтка?

– Она знала, что не сохранит ее, если кто-то узнает, что она ее украла. В то время Конвенту он был очень нужен.

– Стало быть, Танцующий ветер был у нее в том доме на улице Ришелье?

– По-видимому, да.

– Я… не думаю. Она что-то сказала насчет своих документов… – Жюльетта наморщила лоб, стараясь поточнее припомнить слова матери в ночь бойни. – Она сказала, что бумаги на выезд ее из Парижа потребовали сделки с Маратом. Она сказала: «Эта свинья думает, что я пришлю ему это, но он узнает, что меня не так легко запугать…» – Жюльетта дотронулась до руки Жан-Марка. – Неужели вы не понимаете? Прислать. Не отдать. Она собиралась выслать ему оплату за документы уже из Андорры, а за какую цену можно подкупить Марата?

– За Танцующий ветер. – Жан-Марк наклонился к Жюльетте. – Который она, по всей видимости, не собиралась посылать ему с самого начала. Когда же у нее была возможность вывезти статуэтку из страны?

Жюльетта постаралась сообразить.

– Сестры говорили, что моя мать покидала Париж и ездила домой в Андорру вскоре после того, как королева была вынуждена оставить Версаль. – Жюльетта криво усмехнулась. – Они сказали мне об этом нехотя, думали, что мать бросила меня.

– Но она вернулась в Париж. Почему?

– Она терпеть не может Андорру и считает Париж и Версаль единственными цивилизованными городами в Европе, где бы она могла жить. Возможно, она думала, что время повернет вспять и король снова обретет власть.

– Может быть. В то время многие сочувствовали королевской семье.

– Однако сейчас уже нет. – Жюльетта содрогнулась, вспомнив угрожающе мрачный Тампль. И все же девушка постаралась сосредоточиться. – Мать, должно быть, оставила статуэтку в Андорре – и мигом в Париж. Вернись королева снова к власти, моя мать отдала бы ей статуэтку и была бы осыпана милостями за свою преданность. А если нет, то она, вынув драгоценные камни из статуэтки, продала бы их. Во всех случаях она получила бы то, что хотела. Мать ведь не знала, что ей придется пойти на сделку с Маратом, чтобы спасти свою жизнь.

– Сделка, в которой она постаралась обмануть всех.

Жюльетта устало вздохнула.

– Этого я не понимаю. Она бесчестна, но весьма проницательна. Ей следовало предвидеть, что провести Марата не так-то просто. – Рука девушки, когда она отвела белокурый локон от виска, дрожала.

Жюльетта выглядела измученной и усталой, казалось, она не спала несколько ночей. Под ее глазами залегли темные круги, а сами карие глаза на тонком лице казались не правдоподобно огромными. Ее мать предала королеву – эта мысль жгла Жюльетту стыдом.

Жан-Марк бросил несколько франков на стол и встал.

– Мы уходим.

Жюльетта подняла на него глаза.

– Но мы должны все обсудить. Я не собираюсь сдаваться. Неужели вы не хотите вернуть Танцующий ветер?

– Еще как хочу и намерен это сделать.

Жан-Марк завернул Жюльетту в плащ и повел к двери.

– Тогда нам надо решить, что делать дальше.

– Мы прекрасно можем сделать это завтра.

– Нет, я хочу…

– Жюльетта, – Жан-Марк открыл дверь, – я устал, раздражен и вижу перед собой огромную гору проблем, для которых у меня нет решения. Мы все обсудим утром.

Неожиданно в ее глазах появился блеск.

– Я все время забываю, что вам уже за тридцать. – Девушка пошла вперед к ожидавшему их экипажу. – Можете идти спать, а я буду и в постели планировать, что нам делать дальше.

– Благодарю вас. – Жан-Марк даже не пытался скрыть иронию в голосе, помогая Жюльетте сесть в экипаж. Он готов был поспорить, что Жюльетта так измучена, что заснет, едва коснувшись головой подушки, а ему придется бодрствовать, чтобы убедиться, что сегодняшнего испытания с рисунками будет достаточно и она перестанет бегать босиком по улицам Парижа. Боже милостивый, как случилось, что он так далек от своей первоначальной роли соблазнителя? Скорее всего он больше похож на отца-наставника и опекуна.

Что ж, ему будет чем занять свой мозг во время этой ночной вахты. Как, черт побери, он собирается отобрать Танцующий ветер у Селесты де Клеман?

* * *

– Я сказала ей имя. Решила, что нам нет смысла в этом упорствовать, – прошептала Нана и ласково потерлась щекой об обнаженное плечо Уильяма. – Я ошиблась?

– Нет. Нам нужны остальные части головоломки.

– Может, она и не клюнет на это. Эта женщина – ее мать.

– Родственная любовь в этом мире не всегда побеждает.

Горечь, прозвучавшая в голосе Уильяма, поразила Нана, и она с минуту молчала, а потом спокойно спросила:

– О чем говорилось в последнем послании Месье?

Мускулы его плеча под ее щекой напряглись.

– Он начинает проявлять нетерпение.

– Мы все его проявляем. Это все?

– Нет.

– А что еще?

Уильям повернулся на бок.

– Спи, Нана.

* * *

– Я решила, нам надо немедленно отправляться в Андорру, – объявила Жюльетта, выходя на следующее утро к завтраку в столовую и обнаружив за столом Жан-Марка. – Если мы будем ждать, мать начнет продавать драгоценности.

Жан-Марк откусил кусок рогалика.

– Может быть, вы к тому же знаете, каким образом это сделать? Возможно, вы забыли о том, что мы в любую минуту можем вступить в войну с Испанией? А поскольку Андорра находится прямо на границе, то нам, вероятно, придется ублажать и испанцев, и французов.

– Поэтому мы и должны снова задействовать Франсуа и Дантона. – Жюльетта нахмурилась. – А ведь вы знаете, они могут и не захотеть помочь нам. Однако следует что-то придумать, чтобы убедить их согласиться с нашей точкой зрения.

– С нашей точкой зрения? – Жан-Марк голосом выделил слово «с нашей». – Полагаю, вы приняли решение без моего участия?

– Кто-то из нас должен был подумать. Что вы сидите как истукан? Я же сказала вам, что надо делать. Поехали к Дантону.

– Садитесь и позавтракайте. – Жан-Марк откусил еще кусок рогалика. – У меня нет желания куда-либо ехать сегодня утром.

– Но, Жан-Марк, мы обязаны…

– Прошу прощения, месье Андреас. – На пороге появился Робер. – Прибыли месье Эчеле и месье Дантон, я проводил их в золотой салон, как вы велели.

– Благодарю вас, Робер. – Жан-Марк прижал к губам салфетку, положил ее на стол и поднялся. – Пожалуйста, скажите Мари, чтобы она начала укладывать вещи мадемуазель.

– Все?

– Все. – Жан-Марк обошел стол и взял Жюльетту за локоть. – Она сюда больше не вернется.

Жюльетта ничего не могла понять.

– Почему они здесь?

– Я послал за ними. – Жан-Марк повел девушку к сводчатой двери. – Идемте. Невежливо заставлять их ждать, к тому же я уверен, что такая важная персона, как Дантон, не привык, чтобы за ним посылали до завтрака.

– Но зачем вы их пригласили?

– Сегодня ночью я принял кое-какие решения. – Жан-Марк распахнул двери золотого салона. – Доброе утро, господа. Благодарю вас за то, что пришли.

– Вы знали, что мы придем, – объявил Дантон. – Здесь, разумеется, и любопытство по поводу срочности вашего вызова, а кроме того, мм порадовались вести, что наконец сможем распрощаться с гражданкой де Клеман.

– Ее сундуки уже пакуют, пока мы разговариваем, – улыбнулся Жан-Марк. – Но садитесь, прошу вас. Нет смысла вам испытывать неудобства, пока…

– …вы роетесь в наших карманах? – глухо закончил Франсуа. – Вам что-то нужно, Андреас?

– Разумеется. – Жан-Марк помедлил. – Я хочу кое-что в них положить.

– В мои карманы больше не требуется, – заметил Франсуа.

– Я пригласил вас участвовать в дискуссии просто из вежливости. – Жан-Марк обернулся к Дантону:

– Это вас я собираюсь искушать, Дантон.

– Неужели?

– Вы разумный человек, знающий, что каждая вещь в этой жизни имеет свою цену.

– Вы пытаетесь подкупить меня?

– Да, – спокойно признал Жан-Марк. – Но способом, который не сможет скомпрометировать вас как члена Конвента. Однако вы крайне обеспокоены преобладанием там якобинцев. Как вы смотрите на то, чтобы купить достаточно голосов независимых депутатов и таким способом получить необходимое вам равновесие?

Дантон прищурился.

– Это вам дорого обойдется. И вы, должно быть, много хотите взамен.

– Мне необходимы бумаги, чтобы проехать с Жюльеттой через посты до Вазаро. – Жан-Марк помедлил. – И нужен еще один документ, по которому я назначаюсь специальным агентом республики с чрезвычайными полномочиями. Я не хочу иметь неприятностей как при выходе одного из моих кораблей из Канн, так и при встрече с какими-нибудь армейскими подразделениями на границе.

– На границе?

– Я еду в Испанию.

– Зачем?

– Это дело личного характера и не представляет угрозы для безопасности республики.

– Куда именно в Испанию?

– В Андорру. Скорее всего я пробуду там всего пару недель, а потом вернусь в Канны.

– Если сможете бежать из Испании, не получив пули в лоб, – мрачно предупредил Дантон.

– Я оставлю своему деловому агенту месье Бардо указания оказать вам необходимую помощь. Таким образом моя кончина никоим образом не отразится на вас.

– Вы не скажете мне, зачем едете в Андорру?

– С какой стати?

Лоб Дантона пересекла морщина. Он резко повернулся и направился к двери.

– Я дам вам знать.

– Когда? Мое дело довольно срочное.