Текст книги "Число Зверя"

Автор книги: Айра Левин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Без пяти одиннадцать она подошла к стеклянным дверям небоскреба «Сигрэм», где поток людей был наибольшим. «Возможно, Хатч выйдет изнутри, – подумала она. – Может быть, у него там другая встреча. Иначе зачем он выбрал именно это место?» Она напряжений всматривалась в лица прохожих, и в какой-то момент ей даже показалось, что она увидела его, но это была ошибка. Потом Розмари заметила молодого человека, с которым встречалась еще до знакомства с Ги, но, приглядевшись внимательнее, поняла, что опять обозналась. Она продолжала искать глазами Хатча и изредка даже вставала на цыпочки, но все-таки не особенно старалась, потому что была уверена, что если даже и пропустит его, он все равно подойдет сам.

Однако Хатч не появился ни в пять минут двенадцатого, ни в десять. Розмари зашла в холл первого этажа, чтобы посмотреть списки служащих. Возможно, ей попадется какая-нибудь знакомая фамилия, которую она уже слышала от Хатча, и тогда можно будет навести справки. Но список оказался слишком длинный, чтобы прочитать все фамилии; она пробежалась по нему глазами, не нашла никого знакомого и снова вышла на улицу.

Сев на прежнее место, откуда по большим электронным часам на Парк авеню удобно было отсчитывать время, Розмари нетерпеливо поглядывала на проходивших мимо людей. Чужие мужчины и женщины находили друг друга, но Хатча по-прежнему не было, хотя раньше он никогда не опаздывал на свидания; во всяком случае – на свидания с ней.

В одиннадцать сорок она вошла в здание, и служащий из справочной направил ее в подвал, где в конце длинного белого коридора находился зал ожидания с современными черными стульями, абстрактной картиной на стене и единственной стеклянной телефонной кабиной. В кабине стояла симпатичная негритянка, но она быстро закончила разговор и вышла, приветливо улыбаясь. Розмари набрала номер своей квартиры. Однако дома никого не было. Тогда она перезвонила портье и выяснила, что для нее сообщений не было, а ее мужу звонил Руди Хорн, а не мистер Хатчинс. Розмари вынула еще одну десятицентовую монетку, чтобы позвонить Хатчу – там-то уж наверняка должны знать, где он сейчас находится. С первым же гудком трубку подняли и послышался взволнованный женский голос:

– Да?

– Это квартира Эдварда Хатчинса? – поинтересовалась Розмари.

– Да, а кто эта говорит? – Голос у женщины на тем конце провода был не старый и не молодой. «Сорок с небольшим, наверное», – решила Розмари.

– Меня зовут Розмари Вудхаус. Мистер Хатчинс назначил мне встречу в одиннадцать часов, но его до сих пор нет. Вы не знаете, он вообще придет?

Наступила долгая пауза.

– Алло! – взволнованно позвала Розмари.

– Хатч говорил мне о вас, – наконец ответила женщина. – Меня зовут Грейс Кардифф. Я его знакомая. Вчера вечером он заболел. Вернее, уже сегодня ночью.

У Розмари оборвалось сердце.

– Заболел?..

– Да. Он в состоянии глубокой комы. Врачи не могут понять, что происходит. Он в госпитале святого Винсента.

– Какой ужас! Я ведь только вчера разговаривала с ним, примерно в половине одиннадцатого, и голос у него был вполне здоровый…

– Я тоже с ним поздно разговаривала, и мне он тоже показался совершенно нормальным. Но уборщица пришла сегодня утром и увидела, что он лежит на полу без сознания.

– И никто не знает, отчего это произошло?

– Пока нет. Но еще рано. Я уверена, потом они выяснят. И тогда смогут лечить. А пока никто не может ему помочь.

– Господи, какой кошмар! – чуть не плакала Розмари. – С ним раньше ничего такого не случалось?

– Нет, никогда. Я сейчас еду в госпиталь, и если вы оставите мне свой телефон, я вам сразу же позвоню, как только узнаю что-нибудь новое.

– О, спасибо вам. – Розмари дала свой домашний телефон и спросила, не может ли она чем-нибудь быть полезной.

– Нет, спасибо. Пока ничего не надо. Я уже сообщила его дочерям, а больше для него ничего и не сделаешь, пока он не пришел в себя. Но как только понадобится ваша помощь, я сразу же дам вам знать.

Розмари вышла из здания «Сигрэм» и направилась на север по Пятьдесят третьей улице. Перейдя через Парк авеню, она побрела в сторону Мэдисон Сквер, размышляя о том, выживет ли Хатч, а если он умрет (какой эгоизм!), то найдет ли она себе еще такого же друга, на которого можно было бы полностью положиться. Потом Розмари задумалась о Грейс Кардифф. По голосу ей представлялась красивая женщина с сединой. Может быть, у них с Хатчем был роман? Может, эта стычка со смертью – а именно так это и окажется: не сама смерть, а только стычка с ней, – так вот, может быть, эта стычка подтолкнет их, и они поженятся? И в конце концов выйдет, что все было к лучшему? Может быть, может быть…

Розмари перешла через Мэдисон Сквер и где-то около Пятой авеню заглянула в одну из витрин, в которой переливались на солнце яркие фарфоровые фигурки девы Марии, Иосифа, младенца, волхвов, пастухов и домашних животных. Розмари тепло улыбнулась: откуда-то из самого детства на нее вдруг нахлынули забытые приятные чувства, поселившиеся в ее душе еще задолго до теперешнего агностицизма. А потом в зеркальном стекле витрины словно сквозь пелену, наброшенную на сцену Рождества, она увидела свое худое улыбающееся лицо с резко очерченными скулами и черные круги под глазами, которые так напугали вчера Хатча, а сейчас встревожили и ее. Неожиданно кто-то тронул ее за плечо.

– Вот это рука судьбы! – радостно воскликнула возникшая за ее спиной Минни. Она была в белом пальто из искусственной кожи, красной шляпе и своих неизменных очках на цепочке. Ослепительно улыбаясь, Минни весело затараторила:

– А я сегодня сказала себе: если уж Розмари вышла на улицу, то, значит, и мне тоже пора идти и докупить кое-что к Рождеству. И вдруг вижу тебя! Неужели мы с тобой ходим по одним и тем же магазинам?.. Но что с тобой, милочка? На тебе просто лица нет!

– У меня неприятные новости, – сообщила Розмари. – Мой друг серьезно заболел, и сейчас его отвезли в больницу.

– Какой кошмар! Кто же это?

– Его зовут Эдвард Хатчинс.

– Тот, с которым вчера познакомился Роман? Да он целый час потом говорил мне, какой это милый и интеллигентный человек! Какая жалость! А что с ним?

Розмари рассказала – Боже мой! – сокрушалась Минни. – Надеюсь, что все не кончится так, как с бедной Лили Гардинией. Неужели врачи ничего не могут сделать? Ну хорошо хоть, что они признаются в этом. Обычно медики прикрывают свое невежество потоком латинских выражений Если хочешь знать, что я об этом думаю, то послушай: если бы все деньги, которые мы тратим на астронавтов и запуски ракет в космос, применить для медицинских исследований здесь, на земле, то болезней стало бы гораздо меньше. Тебе плохо, Розмари?

– Боль немного усилилась.

– Бедняжка! Знаешь что – нам уже пора домой. Как ты на это смотришь?

– Нет-нет, вам же надо еще купить что-то к Рождеству.

– Ерунда. Впереди целых две недели. А теперь заткни ушки. – Минни достала свисток на тонкой золотой цепочке и пронзительно свистнула. К ним сразу же подрулило такси – Ну, как тебе это нравится? – спросила она. Скоро Розмари была уже в своей квартире. Она снова пила холодный кислый напиток из полосатого стакана, а Минни довольная наблюдала за ней.

Глава 4

Розмари всегда любила мясо с кровью, теперь же она ела его почти сырым – грела ровно столько, чтобы после холодильника оно не сводило зубы.

Неделя перед праздником и само Рождество были для нее просто ужасными. Боль усилилась до такой степени, что Розмари стало казаться, будто внутри нее что-то оборвалось – какой-то центр, сопротивлявшийся этой боли. Исчезли воспоминания о хорошем самочувствии, и она с какого-то момента просто перестала обращать внимание на эту боль; перестала говорить о ней с доктором Сапирштейном и даже думать на эту тему. Если раньше боль жила в ней, то теперь она сама начала жить внутри этой боли: боль для нее стала всем тем, что постоянно окружает человека – целым миром и временем. Розмари вконец измучилась, и теперь много спала и жадно поедала почти сырое мясо.

Она по-прежнему делала все необходимое по дому: готовила еду и убирала квартиру, отправила рождественские открытки домой (у нее не было настроения поздравлять родных по телефону), потом вложила деньги в поздравительные конверты лифтерам, портье и мистеру Микласу. Розмари читала газеты, старательно пытаясь проявить хоть какой-то интерес к студенческому протесту против призыва в армию или к забастовке, которая угрожала всему городу, но у нее ничего не получалось: ничего не было для нее более реальным, чем призрачный и абсурдный мир боли. Ги купил подарки для Минни и Романа, а друг другу они с Розмари договорились вообще ничего не покупать. Кастиветы подарили им серебряные подносы.

Несколько раз Розмари и Ги ходили в ближайший кинотеатр, но в основном сидели дома или навещали Кастиветов. Там они познакомились с супругами Фаунтэн, Гилмор и Виз, потом с женщиной по фамилии Сабатини, которая все время привозила с собой кошку, и с доктором Шандом – бывшим зубным врачом, который изготовил цепочку для талисмана с таннисом. Все они были пожилые и относились к Розмари с неизменным вниманием и заботой, очевидно, замечая ее плохое самочувствие. Лаура-Луиза тоже бывала там, а иногда к ним присоединялся и доктор Сапирштейн. Роман был прекрасным хозяином – он всегда вовремя наполнял стаканы и умело менял темы бесед. В канун Нового года он предложил тост «За 1966 год, год Номер Один». Розмари это удивило, хотя все остальные его поняли и тост им понравился. Она подумала, что чего-то не успела прочесть в газетах, но, в общем, ей было все равно. Обычно они уходили рано, Ги клал ее спать, а сам возвращался. Он был любимчиком у здешних женщин, которые стайкой собирались вокруг него и весело смеялись над всеми его шутками.

Хатч оставался в коме, по-прежнему глубокой и непобедимой. Грейс Кардифф звонила каждую неделю.

– Никаких перемен, никаких… – с горечью говорила она. – Они до сих пор ничего не в силах понять. Он может прийти в себя завтра утром, а может погрузиться еще глубже, и тогда уже больше не очнется.

Два раза Розмари ездила в госпиталь святого Винсента. Она стояла у кровати Хатча и беспомощно смотрела на его закрытые глаза, чутко прислушиваясь к едва различимому дыханию. Второй раз, в начале января, она встретилась там с его дочерью Дорис, которая сидела у окна палаты с каким-то рукоделием. Розмари познакомилась с ней у Хатча год назад. Эта невысокая милая женщина лет тридцати была замужем за инженером, шведом по происхождению. К несчастью, дочь очень сильно походила на Хатча, но в отличие от отца была с длинными волосами.

Дорис не узнала Розмари, но когда та представилась еще раз, начала смущенно извиняться.

– Не надо, – улыбнулась Розмари. – Я сейчас ужасно выгляжу и прекрасно об этом знаю.

– Нет, вы совсем не изменились. Просто я очень плохо помню лица. Я иногда даже своих детей не узнаю.

Дорис отложила вышивание, и Розмари подсела к ней. Они обсудили состояние Хатча. Потом пришла медсестра и поменяла пузырек в капельнице.

– А у нас с вами один и тот же гинеколог, – сообщила Розмари, как только ушла медсестра.

Они поговорили немного о беременности Розмари и о докторе Сапирштейне, о том, какой он способный и знаменитый. Дорис очень удивилась, когда Розмари сказала, что Ходит к нему каждую неделю.

– Поначалу он осматривал меня раз в месяц, – сказала она. – Потом мы стали встречаться каждые две недели, и лишь в самом конце – раз в неделю. Это было уже на последнем месяце. И мне казалось, что так у всех.

Розмари не нашлась, что ответить, и Дорис почувствовала себя неловко.

– Но, наверное, каждая беременность проходит по-своему, – спохватилась она и улыбнулась, пытаясь замять свою бестактность.

– Именно это он мне и говорит. Вечером она рассказала Ги, что доктор Сапирштейн осматривал Дорис только раз в месяц.

– Со мной что-то не так, – забеспокоилась она. – И он это знал с самого начала.

– Не будь дурочкой, – ответил Ги. – Он бы тебе все рассказал. А если не тебе, то уж мне-то наверняка.

– Да? Он тебе что-нибудь говорил?

– Ничего. Клянусь Богом, ничего.

– Тогда почему он хочет, чтобы я показывалась ему каждую неделю?

– Может быть, он сейчас всех так смотрит. А может, он проявляет к тебе больше внимания, потому что ты знакомая Минни и Романа.

– Нет.

– Ну тогда я не знаю, спроси у него самого. Может быть, ему нравится тебя осматривать, а ее – нет.

Через два дня она все же спросила об этом самого доктора Сапирштейна.

– Эх, Розмари, Розмари… Ну что я вам говорил по поводу ваших подружек! Разве я не предупреждал, что каждая беременность протекает по-своему?

– Да, но…

– И наблюдение тоже надо вести по-разному. Дорис Аллерт уже два раза рожала до нашей с ней встречи, и во время предыдущих беременностей никаких отклонений у нее не было. Поэтому ее и не надо было наблюдать так тщательно, как женщину, которая собирается рожать впервые.

– А вы разве всех смотрите каждую неделю, кто рожает первый раз?

– Пытаюсь, но иногда мне это не удается. С вами все в порядке, Розмари. Боль скоро пройдет.

– Я начала есть сырое мясо. Только немного его разогреваю.

– Еще что-нибудь необычное?

– Нет, – сказала она и про себя удивилась: разве этого не достаточно?

– Ешьте все, что вам захочется. Я ведь уже говорил вам, что у беременной женщины могут появиться самые разные вкусы. Некоторые даже едят бумагу. И перестаньте наконец волноваться! Я не держу никаких секретов от своих пациентов – жизнь и без того сложна. Я вам говорю чистую правду. Ну так как, вы успокоились?

Розмари кивнула.

– Передавайте привет Минни и Роману, – сказал он. – И Ги тоже.

Розмари читала уже второй том «Крушения» и начала вязать Ги полосатый красно-оранжевый шарф для репетиций. Забастовка, о которой так много писали в газетах, все-таки началась, но они практически не ощутили ее последствий, потому что большую часть времени сидели дома, лишь иногда по вечерам наблюдая из окна за толпами, медленно плывущими по улице.

– Эй, крестьяне! – кричал на них Ги. – Домой! Убирайтесь домой, да побыстрее!

Вскоре после того как Розмари рассказала доктору Сапирштейну о своем пристрастии к сырому мясу, она поймала себя на том, что жует сырое куриное сердце. Произошло это на кухне. Розмари посмотрела на свое тусклое отражение в хромированном корпусе тостера, потом опустила взгляд на руку и увидела полусъеденное сердце; по ее пальцам струилась кровь. Она тут же выбросила остатки сердца в мусор, открыла воду и смыла с ладони кровь. Потом, не выключая воду, наклонилась над раковиной и ее вырвало.

Попив воды, она немного успокоилась, умыла лицо, руки и тщательно вычистила раковину специальным средством, выключила воду, вытерлась и некоторое время молча простояла в задумчивости. Затем достала из ящика блокнот, ручку, села за стол и начала писать.

Ги, уже в пижаме, пришел к ней на кухню в половине восьмого. Перед Розмари лежала раскрытая кулинарная книга. Она выписывала из нее рецепты.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он.

– Составляю меню, – сказала она. – Для вечеринки. Двадцать второго января у нас будут гости. Через неделю. – Она поглядела на разбросанные по столу листочки бумаги и подняла один из них. – Мы пригласим Элизу Дунстан с мужем, Джоан с приятелем, Джимми и Тайгер, Аллана с подругой, Лу и Клаудию, Ченсов, Венделлов, Ди Бертиллона с его девушкой – если, конечно, ты хочешь их видеть, – Майка и Педро, Боба и Тea Гудманов, Каппов, – тут она жестом указала в сторону их двери, – и еще Дорис и Акселя Аллерт, если они смогут прийти. Дорис – это дочь Хатча, – пояснила она.

– Знаю, – ответил Ги.

Розмари положила листок на стол.

– Минни и Роман не приглашены. И Лаура-Луиза тоже. А также Фаунтэны, Гилморы и Визы. И доктор Сапирштейн вместе с ними. Это будет особая вечеринка – только для тех, кому меньше шестидесяти.

– Вот это да! – озабоченно покачал головой Ги. – А я-то в списке есть?

– Да, ты есть. И ты будешь барменом.

– О Господи! Ты и правда думаешь, что это будет хорошо?

– По-моему, у меня уже давно не было такой блестящей идеи – Может быть, сначала стоит посоветоваться с Сапирштейном?

– Зачем? Я просто собираюсь устроить вечеринку, а не переплывать Ла-Манш и не взбираться на Аннапурну.

Ги подошел к умывальнику, открыл воду и подставил под струю стакан.

– Ты знаешь, у меня ведь с семнадцатого уже начнутся репетиции.

– Но тебе ничего не придется делать, – ответила Розмари. – Просто быть дома и всех очаровывать.

– И готовить напитки. – Он поднял стакан и выпил.

– Ладно, бармена мы найдем. Того, который был у Джоан и Дика, – помнишь? А когда ты захочешь спать, я всех выгоню.

Ги повернулся и с сомнением посмотрел на нее.

– Я хочу видеть именно их, – пояснила Розмари. – Я не Минни с Романом. Я устала уже от всех этих стариков. Ги отвернулся и уставился в пол. Потом снова посмотрел на нее.

– А как твои боли? Розмари сухо улыбнулась.

– Разве я тебе не говорила? Через пару дней все пройдет. Так мне сказал доктор Сапирштейн.

Обещали прийти все, кроме Аллертов – из-за болезни Хатча – и Ченсов, которые уезжали в Лондон фотографировать Чарли Чаплина. Бармен тоже не смог прийти, зато он порекомендовал другого. Розмари отнесла в чистку свое длинное коричневое бархатное платье, договорилась в парикмахерской насчет прически, заказала вино, ликеры, лед и все необходимое для чилийской запеканки из даров моря Утром в четверг как всегда пришла Минни со своим полосатым стаканом и застала Розмари за разделкой крабов и омаров. – Как интересно! – заулыбалась она, устремляясь в кухню. – Что это?

Розмари объяснила, остановив ее в дверях.

– Сейчас я все это заморожу, а в субботу буду готовить. К нам придут гости.

– Решили повеселиться?

– Да. У нас много старых друзей, которых мы не видели уже сто лет. Многие даже не знают еще, что я беременна.

– Я могла бы помочь, если хочешь. Я умею хорошо накрывать на стол.

– Спасибо за предложение. Но я думаю, что управлюсь сама. У нас будет все а-ля-фуршет, так что мне почти ничего не придется делать.

– Пальто можно будет сложить у нас.

– Не стоит, Минни. Вы и без того для меня много делаете. Правда.

– Ну, если передумаешь, дай знать. А теперь пей. Розмари с отвращением посмотрела на стакан.

– Я не хочу. То есть, сейчас не хочу. Я попозже выпью, а стакан принесу.

– Ему нельзя долго стоять.

– А он и не будет стоять. Вы идите. А стакан я верну потом.

– Я могу и подождать, чтобы тебе не надо было идти ко мне.

– Не стоит. Я очень нервничаю, когда на меня смотрят во время готовки. И потом мне все равно надо на улицу, так что я буду проходить мимо вашей двери.

– На улицу?

– Да, в магазин. Ну, а теперь идите. Вы очень добры ко мне, даже слишком…

Минни обиженно нахмурилась и сделала шаг назад.

– Только долго не жди. А то витамины пропадут. Наконец Розмари с облегчением закрыла за ней дверь, вернулась в кухню, постояла немного со стаканом в руке, а потом решительно вылила его содержимое в раковину.

Через час, очень довольная собой, она уже заканчивала запеканку. Когда блюдо было готово и поставлено в холодильник, Розмари приготовила свой собственный напиток из молока и сливок, добавив туда яйцо, сахар и херес – получилась душистая рыжевато-коричневая жидкость.

– Ну держись, Дэвид-или-Аманда! – сказала она и попробовала. Ей очень понравилось.

Глава 5

В половине десятого уже казалось, что никто не придет. Ги засыпал в камин угля, приготовил лучину и вытер руки платком. Розмари вышла из кухни и остановилась, глядя на мужа со своей болью и только что сделанной прической, в коричневом бархатном платье. Бармен возился с лимонными корками, салфетками, стаканами и бутылками. Он был очень симпатичным итальянцем и звали его Ренато. Бармен производил впечатление человека не бедного и, видимо, мог в любой момент бросить это занятие, если оно ему наскучит Сначала пришли Венделлы – Тэд и Кэрол, а через минуту Элиза Дунстан со своим мужем Хьюгом, который немного прихрамывал. Потом появился Аллан Стоун, агент Ги, с красивой манекенщицей-негритянкой Рэйн Морган, за ними – Джимми и Тайгер, Лу, Клаудия Камфорт и ее брат Скотт.

Ги складывал пальто на кровать. Ренато повеселел и принялся размешивать коктейли… Розмари указывала пальцем на входящих и знакомила всех Джимми, Тайгер, Рэйн, Алан, Элиза, Хьюг, Кэрол, Тэд, Клаудия, Лу, Скотт, Боб и Тea Гудманы пришли со своими друзьями Пегги и Стэном Килер.

– Ничего страшного! – улыбнулась Розмари. – Ерунда Чем больше гостей, тем веселее! Каппы явились без пальто.

– Ну и путешествие! – сказал мистер Капп («Это Бернард», – машинально представила его Розмари). – Автобус, три поезда и паром. Мы вышли из дома пять часов назад!

– Можно, я посмотрю квартиру? – спросила Клаудия. – Если она вся такая симпатичная, то я себе просто горло перережу.

Майк и Педро принесли букеты алых роз. Педро прижался щекой к Розмари и прошептал:

– Пусть он тебя получше кормит, а то ты прямо зеленая стала.

Розмари продолжала знакомить гостей:

– Филлис, Бернард, Пегги, Стэн, Тea, Боб, Лу, Скотт, Кэрол…

Потом понесла розы на кухню, куда следом за ней сразу же вошла Элиза со стаканом в руке и фальшивой сигаретой, с помощью которой она пыталась бросить курить.

– Какая ты счастливая! – сказала она. – Такой прекрасной квартиры я еще ни у кого не видела. Вот это кухня! С тобой все в порядке, Рози? Ты выглядишь какой-то усталой.

– Спасибо, что не сказала хуже. Мне сейчас действительно не совсем хорошо, но я скоро поправлюсь. Я беременна.

– Не может быть. Это же здорово! И когда ждете?

– Двадцать восьмого июня. С пятницы уже пойдет пятый месяц.

– Вот здорово! А как тебе доктор Хилл? Просто мечта Запада, правда?

– Да, но я к нему больше не хожу.

– Почему?

– У меня теперь другой врач, пожилой, – Сапирштейн.

– Зачем? Он ведь не может быть лучше Хилла.

– Он очень известный и к тому же – друг наших хороших знакомых. Вошел Ги.

– Ну, поздравляю тебя, папочка! – улыбнулась Элиза.

– Спасибо. Ро, подавать соус?

– Да, пожалуйста. Посмотри, какие розы! Это Майк и Педро принесли.

Ги взял со стола поднос с галетами и кувшин с розоватым соусом.

– А ты возьми другой, ладно? – попросил он Элизу.

– Конечно, – ответила она, взяла второй кувшин и пошла за ним.

– Я сейчас приду! – крикнула вдогонку им Розмари. Ди Бертиллон пришел с актрисой Портией Хэйнес, а Джоан позвонила и предупредила, что они задерживаются в других гостях и будут только через полчаса.

– Какая же ты вредная со своими секретами! – Тайгер крепко обняла Розмари и поцеловала.

– Кто беременный? – раздался вдруг чей-то голос, а другой ответил: – Розмари.

Она поставила одну вазу с цветами на камин, а другую – на столик в спальне.

– Поздравляю, – сказала Рэйн Морган. – Я так и поняла, что это ты беременная.

Ренато подал Розмари стакан с разведенным виски.

– Первый напиток я всегда делаю крепким, – объяснил он. – Чтобы все разогрелись. А потом перехожу на более легкие.

Майк через всю комнату помахал ей рукой и одними губами выразительно произнес: «Поздравляю». Розмари улыбнулась, кивнула и тоже одними губами ответила:

«Спасибо».

– Здесь жили сестры Тренч, – сказал вдруг кто-то из гостей, а Бернард Капп добавил: – И Адриан Маркато, и Кит Кеннеди.

– И Перл Эймс, – поддержала его Филлис Капп.

– Сестры Трент? – переспросил Джимми.

– Тренч, – поправила Филлис. – Они ели маленьких детей.

– И не просто ели, – сказал Педро, – а прямо-таки пожирали.

Розмари закрыла глаза и затаила дыхание – боль резко усилилась. Может быть, это из-за выпивки? Она отставила стакан в сторону.

– Тебе плохо? – наклонилась к ней Клаудия.

– Все в порядке. – Розмари улыбнулась. – Просто небольшой спазм.

Ги разговаривал с Тайгер, Портией Хэйнс и Ди.

– ..Еще рано судить, – объяснил он. – Мы репетируем только шесть дней. Хотя смотреть ее гораздо приятнее, чем читать.

– А играть, наверное, тяжело, – предположила Тайгер. – Послушай, а что сейчас с тем парнем? Он все еще слепой?

– Не знаю, – пожал плечами Ги.

– С Дональдом Бомгартом? – уточнила Портия. – Да ты его знаешь, Тайгер. Он живет с Зоей Пайпер.

– Так это он? А я и не знала, что знакома с ним!

– Он сейчас пишет великолепную пьесу, – продолжала Портия. – По крайней мере первые два акта очень интересные. Такой яростный гнев, как у Осборна.

– К нему не вернулось зрение? – осторожно спросила Розмари.

– Нет, – вздохнула Портия. – Все уже отчаялись. Он, конечно, храбрится, изо всех сил пытается привыкнуть к своему состоянию… Это, собственно, и побудило его взяться за пьесу. Он диктует, а Зоя пишет.

Наконец пришла Джоан. Ее спутнику было за пятьдесят. Она взяла Розмари за руку, отвела в сторону и взволнованно спросила:

– Что с тобой стряслось? Что случилось?

– Ничего, – ответила Розмари. – Просто я беременна.

Розмари с Тайгер заправляли салат на кухне, когда к ним вошли Джоан и Элиза и закрыли за собой дверь – Как, ты говоришь, зовут твоего врача? – начала Элиза.

– Сапирштейн.

– И его удовлетворяет твое состояние? – спросила Джоан.

Розмари кивнула.

– Клаудия сказала, что у тебя только что был спазм.

– У меня начались сильные боли, но они скоро пройдут, это нормально.

– Что еще за боли? – удивилась Тайгер.

– Боль, просто боль. Сильная боль, вот и все. Это потому, что у меня с трудом расходятся кости таза.

– Рози, поверь мне: у меня это уже дважды позади, но боль не бывает такая сильная; просто немного ноет, и все, – сказала Элиза.

– У всех по-разному, – ответила Розмари, механически размешивая деревянной ложкой салат. – Каждая беременность имеет свои особенности.

– Но не такие же! – возразила Джоан. – Ты выглядишь, как чемпионка среди заключенных концлагеря. Ты уверена, что твой врач все правильно тебе назначает?

Розмари заплакала, тихо и беспомощно, продолжая держать ложку в салате. Слезы побежали по ее бледным щекам.

– О, Боже! – всплеснула руками Джоан и посмотрела на Тайгер, ожидая от нее подмоги. Тайгер обняла Розмари за плечи и принялась утешать: – Ш-ш-ш, тихо. Ну не надо, Рози! Ш-ш-ш…

– Ладно вам, – сказала Элиза. – Лучше не трогайте ее. Она и так весь вечер, как на иголках.

Розмари беззвучно рыдала, и черные полосы туши пролегли по ее щекам. Элиза усадила ее на стул. Тайгер забрала ложку и отодвинула вазы с салатом на дальний угол стола.

Дверь приоткрылась, но Джоан подскочила и захлопнула ее. Это был Ги.

– Эй, дайте мне войти, – попросил он.

– Извини, – отозвалась Джоан. – Вход только девушкам.

– Мне надо поговорить с Розмари.

– Нельзя, она занята.

– Послушай, мне надо вымыть стаканы.

– Иди в ванную. – Она прислонилась плечом к двери и не пускала его.

– Черт побери, да откройте же! – требовал он с другой стороны.

Розмари, все еще сгорбившись, плакала, руки беспомощно лежали на коленях, плечи вздрагивали. Элиза то и дело вытирала ей лицо краем полотенца, а Тайгер ласково гладила по голове и тихонько шептала какие-то слова утешения. Постепенно слезы стали стихать.

– Мне так больно! – пожаловалась Розмари. – И я так боюсь, что ребенок умрет.

– Твой врач что-нибудь делает? – спросила Элиза. – Лечит тебя как-нибудь, дает лекарства?

– Ничего, совсем ничего.

– А когда это началось? Розмари всхлипнула.

– Когда начались боли, Рози?

– Перед Днем Благодарения. В ноябре.

– В ноябре? Что?! У тебя такая боль ноября, а врач ничего не делает?!

– Он говорит, что все скоро пройдет.

– А он показывал тебя другим докторам? – спросила Джоан.

Розмари отрицательно покачала головой.

– Он очень хороший, – сказала она, пока Элиза вытирала ей щеки. – Известный.

– По-моему, он просто сумасшедший садист, – отрезала Тайгер.

– Такая боль – это сигнал, что что-то случилось, – добавила Элиза. – Я не хочу тебя пугать, Рози, но лучше тебе показаться доктору Хиллу. Кому угодно, покажись, кроме этого…

– Этого идиота, – подсказала Тайгер.

– Он не может быть прав, если позволяет тебе так страдать, – поддержала Элиза.

– Я не соглашусь на аборт, – заявила Розмари. Джоан от двери прошептала:

– А тебе никто и не говорит про аборт! Просто пойди к другому врачу, и все.

Розмари забрала у Элизы полотенце и промокнула глаза.

– Он предупреждал, что все так и будет. – Она посмотрела на следы туши на полотенце. – Что мои подружки скажут, будто у них все прошло нормально, а со мной что-то не так.

– Я не понимаю тебя, – обиделась Тайгер.

– Он сказал мне не слушать подруг, – объяснила Розмари.

– Но ты же слушаешь нас! Что за мерзкие советы он тебе дает?

– Мы просто хотим, чтобы ты пошла к другому врачу, – ласково сказала Элиза. – Я думаю, ни один уважающий себя специалист не станет возражать против этого, если так лучше для его пациента.

– Так и сделай, – добавила Джоан. – Прямо в понедельник утром.

– Ладно, – согласилась Розмари.

– Обещаешь? – строго спросила Элиза. Розмари кивнула.

– Обещаю. – Она улыбнулась. – Мне уже лучше. Спасибо.

– Ну, теперь ты еще хуже выглядишь. – Тайгер раскрыла сумочку. – На, подрисуй глаза. И все остальное. – Она выложила на стол перед Розмари все свои коробочки и тюбики.

– Мой наряд! – воскликнула Розмари.

– Мокрую тряпку! – тут же среагировала Элиза и бросилась к раковине.

– Чесночный хлеб! – закричала Розмари.

– Ставить или вынимать? – вскочила Джоан.

– Ставить. – Розмари щеточкой для туши указала на холодильник, на котором лежали две завернутые в фольгу буханки.

Тайгер взялась за салат, а Элиза стала вытирать длинное вечернее платье Розмари, испачканное каплями размытой туши.

– В следующий раз, когда соберешься плакать, не надевай бархат, – посоветовала она.

Вошел Ги и удивленно посмотрел на них.

– Обмениваемся косметическими советами, – сказала Тайгер. – Тебе интересно?

– Все в порядке? – спросил он у Розмари.

– Да, – ответила она, улыбаясь.

– Немного пролила заправки на платье, – объяснила Элиза.

– А кухонным работникам полагается выпить, как вы считаете? – поинтересовалась Джоан.

Запеканка пользовалась успехом, салат тоже (Тайгер чуть слышно шепнула Розмари: «Это он из-за твоих слез такой вкусный»).

Ренато выбрал шипучее вино и с хлопком откупорил его.

Брат Клаудии, Скотт, сидел в кабинете с тарелкой на коленях и вещал:

– Зовут его Альтизер и сейчас он, по-моему, в Атланте, а заявляет он следующее: «Бог умер, и это исторический факт, свершившийся уже в наше время». Причем он имеет в виду, что Бог умер в буквальном смысле этого слова.

Его внимательно слушали Каппы, Рэйн Морган и Боб Гудман.

Джимми, который стоял в гостиной у окна, вдруг радостно воскликнул:

– Ого, снег начинается!

Стэн Килер рассказал целую серию польских анекдотов, и Розмари громко смеялась над ними.

– Смотри не напейся, – тихо шепнул ей Ги. Все еще смеясь, она повернулась и показала ему стакан:

– Да ведь это же лимонад!