Текст книги "Число Зверя"

Автор книги: Айра Левин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

– Одиннадцать. – Она постояла неподвижно. Затем повернулась и пошла к столику.

Джо смотрел на нее.

Розмари помешала косточки и замерла, постукивая по одной из них ногтем и глядя в окно.

– Ты, случайно, не знаешь ее второе имя?

– Имя Джуди?

Она повернулась и кивнула.

– Я даже не знал, было ли оно у нее, – произнес Джо. – Так все-таки объяснишь, какое это имеет значение?

– Здесь, в выдвижном ящике, телефонный справочник, – сказала Розмари. – Может, вместо второго имени там инициал… Харьят. Ха, а, эр, мягкий знак, я, тэ. Уэст-Энд-авеню.

– Ее инициал может иметь какое-то значение? – проговорил он, глядя на Розмари.

– Огромное.

Джо глубоко вздохнул, протянул руку, выдвинул ящик, вынул толстую манхэттенскую телефонную книгу в бордовой обложке.

– Почему я сейчас кажусь себе доктором Ватсоном? – пробормотал он.

Розмари ждала.

Джо нашел букву «X», полистал. Розмари следила за ним, стуча ногтем по косточке скрэббла.

– Такая фамилия только одна, – сказал он, придерживая очки. – Харьят Дэ. Эс.

Она протянула руку над цветами, резко растопырила пальцы; Джо поймал косточку, посмотрел на нее, на Розмари.

– Как тебе это удалось?

– Я чокнутая, – сказала она. – У меня бывают видения.

Она повернулась и пересекла комнату. Постояла, разглядывая майоликового Энди на телевизоре. Все видит и сам на виду…

Повернулась кругом и сказала:

– Одиннадцать ложек.

Джо с набитым ртом, держа в руке белую дугу пончика, смотрел на нее.

– Одиннадцать вилок. Семь столовых ножей. Один нож для колки льда. Что все это значит? Джо судорожно сглотнул:

– А что все это значит?

Она подошла к нему поближе:

– В «Тиффани».

– А что, там они особенные?

– Возможно. Возможно, в других магазинах посуда из нержавеющей стали или алюминия. В «Тиффани» – серебряная.

Розмари сцепила руки на затылке.

– Тридцать предметов, – сказала она, глядя на Джо запавшими глазами. – Тридцать серебряных предметов.

У него отпала челюсть, изо рта вывалились крошки.

Она шагнула к нему.

– Тридцать серебряных вещей. На теле Джудит Эс. Харьят. И внутри.

Часто моргая, Джо отложил недоеденный пончик. Она подступила еще ближе.

– Джудит Эс. Харьят. – Склонилась над розами, поворошила их. – Джудитэсхарьят.

– Иуда Искариот?

Розмари кивнула.

Они смотрели друг на друга.

– Подозреваю, что при рождении ей дали другое имя. – Она выпрямилась. Закрыла глаза, положила ладонь на лоб, повернулась. Медленно пошла по широкому кругу.

Глядя на нее, Джо спросил:

– Эта правда? Насчет видений?

– Иногда бывают. – Розмари не останавливалась, не убирала ладони со лба, не открывала глаз.

Джо смотрел на нее, подпирая нижнюю челюсть тыльной стороной ладони.

Она остановилась и повернулась к нему, перевела дыхание.

– Ей понадобилось имя с индусским звучанием, – сказала Розмари. – «Вассар-колледж», кафедра языка хинди. Она там научилась всему необходимому. Она умница, храни Господь ее душу. И любит… любила игры в слова, головоломки. – Розмари постояла несколько секунд, часто моргая, плотно сжав губы, стиснув руки. – Она вышла на Энди. Хотела раскопать компромат на него и на «БД», выставить их мошенниками, а его… шарлатаном, что ли?.. Все мы знаем, на кого он похож, поэтому она взяла имя Джудит Эс. Харьят, Джуди Харьят. Должно быть, надеялась, что никто не обратит внимания, да так оно и вышло. Наверное, собиралась провести здесь не больше месяца, но Энди ее очаровал… – Розмари откашлялась, – и она влюбилась в него. Не смогла выйти из образа. Она говорила, что Энди ее сглазил. Дура я, дура, могла ведь уже тогда все связать.

– Что связать? – оторопело спросил Джо.

– Готова спорить с тобой на что угодно, – сказала Розмари, нагибаясь и выбирая пончик, – что на самом деле она Элис Розенбаум. Все сходится. Должно быть, патологоанатом, или кто там проводил вскрытие, уже знает.

– Господи, да о чем ты? – спросил Джо. – Кто такая Элис Розенбаум? Никогда не слышал этого имени.

– Может, слышал несколько лет назад, да забыл. – Розмари, оттопырив локоть, поднесла ко рту пончик, откусила. – Я сама его услышала недели две назад, когда просматривала видеоархивы Пи-би-эс. Один из моих братьев в средней школе встречался с девочкой по имени Элис Розенбаум и ссорился из-за нее с нашим отцом, вот я и запомнила. А Элис Розенбаум из архива Пи-би-эс – член «Бригады Эйн Рэнд», та самая, которая вела похищенный поезд. Очевидно, она была неравнодушна к поездам.

– Джуди… параноик-атеист? Розмари кивнула:

– Наверняка. Все сходится. – Она оторвала зубами еще кусочек пончика. – Имя наверняка ненастоящее, и никакая другая женщина не выставляла бы напоказ свое индийское происхождение.

– Что-то я не пойму, к чему ты клонишь? – Джо встал. – Ей что, необходимо было притвориться индианкой? Зачем? Почему недостаточно трика, очков и «Элис Джи. Смит» или «Джонс»?

Розмари постучала пальцем по лбу.

– Татуировка, – сказала она. – У индианок на лбах красные кружочки. Что ей было делать, целый месяц пластырь носить? Помнишь метку? Ей понадобилось пятно, чтобы спрятать татуировку – знак доллара.

Розмари доела пончик, стряхнула сахар с губ и пальцев, облизала их.

Джо схватился за голову:

– Боже, я тону! Выходит, кто-то… заплатил ей тридцать сребреников? – Он опустил руку, посмотрел на Розмари. – Хотел показать, что она – Иуда? Что предала Энди?

Розмари отвернулась.

– Как же так? – продолжал Джо. – По твоим словам, она его любила. Конечно, на прошлой неделе у них случилась маленькая размолвка или что-то в этом роде, но ведь он не… Да как ты могла такое вообразить?.. Он все время был с нами!

Розмари повернулась кругом, глаза, окаймленные черным, впились в его зрачки.

– С нами не было остальных, – сказала она. Подал голос дверной звонок. Почерк Энди.

Секунду-другую они стояли, глядя друг на друга, потом она выпустила из легких воздух и двинулась в прихожую. Энди снова позвонил. Чем ближе к двери, тем медленнее Розмари шла. Джо, выйдя из-за кофейного столика, смотрел на нее.

Она отворила дверь.

Энди кивнул:

– Задание выполнено.

Они обнялись, он спросил «как ты?», поцеловал мать в висок, провел ладонью по ее волосам.

– Хорошо, – ответила она. Поцеловала его в щеку. – Ты быстро управился.

– Погоди!

Энди затворил за собой дверь, и рука об руку они прошли в гостиную.

– Джо?!

– Энди… – Джо смотрел на него.

– Да садитесь вы! – сказал ему и Розмари Энди, убирая руку с ее плеч. – Сейчас я вам такое расскажу – попадаете.

Розмари и Джо переглянулись.

– Я серьезно. – Энди переводил взгляд с матери на шофера и обратно. – Хотите, садитесь, хотите, падайте, дело ваше.

– Это насчет татуировки? – спросил Джо.

Энди изумленно посмотрел на него. Тяжело сглотнул:

– Кто звонил? Я должен знать, кто у нас такой разговорчивый.

– Твоя мать вычислила, – кивком указал на Розмари Джо.

Энди резко повернулся к ней:

– Что Джуди – Элис Розенбаум? Розмари кивнула.

– Как?

Глядя на него, она ответила:

– Тридцать серебряных предметов и имя.

– Имя?

– Джудит Эс. Харьят…

– Произнеси скороговоркой, – сказал Джо. У Энди зашевелились губы. Он посмотрел на мать, на шофера и хлопнул себя по виску:

– Даже об этом подумали!.. А я и не сообразил! Она мне говорила, что ее второе имя – длинное, индийское… Ты еще не поняла, кто это сделал? Кто за этим стоит?

Глядя на него, она ответила:

– Нет.

Он повернулся к Джо.

Шофер отрицательно покачал головой.

– «Бригада», ее сообщники! – заявил Энди. – Может, не все пятеро, но кто-то из них – наверняка. Перед самым нашим приездом в мэрию комиссар установил личность Джуди. Я сразу понял, к чему это все, какая цель: ее внедрили к нам, чтобы она шпионила. Потом, когда она… поменяла команду, ей решили отомстить, а заодно сорвать Зажжение, изобразив убийство Джуди так, будто она поплатилась за то, что предала меня! Сыграли на моем облике – вот откуда появились тридцать серебряных вещей и это имя! Вот почему ее убили 13 – 3257 так театрально – чтобы привлечь внимание. Правда, кто еще мог связать все воедино – я имею в виду «Тиффани», наготу, кровь, серебро? Только тот, кому нужна всемирная шумиха!

Громко выдохнув, Джо покачал головой:

– Да, малыш, должен признать, мы с твоей матушкой тут маленько подергались, во всяком случае я, за Рози говорить не буду. Слава Богу, все выяснилось. Уф! – Он помахал рукой, хлопнул себя по груди.

– Это выглядит логично… – сказала Розмари. Энди поднял указательный палец.

– Я ведь даже слова не успел сказать, мэр сам все состыковал. Не забыл и тридцать сребреников. Как только он все разложил по полочкам, остальные сразу согласились. Ее имя – оба имени – пока не будут разглашены, до Зажжения, точнее, до третьего января. Фэбээровцы берут форт как-его-там, в Монтане, под наблюдение, их компьютер уже нашел связь между одним из членов «бригады» и адвокатом, живущим здесь, на восемнадцатом этаже.

– Слава Богу, – повторил Джо, выбирая пончик.

Энди повернулся к Розмари, положил руки ей на плечи. Глубоко вздохнул, заглянул в глаза.

– По крайней мере мы теперь знаем, кто это сделал, – сказал он. – Надеюсь, это немного поможет. Кивнув, Розмари произнесла:

– Поможет, дорогой.

– Ох, бедняжка… – Он поцеловал ее в нос, обнял. – Не переживай. Ты словно постарела… в матери мне годишься!

Она ткнула его кулачком в грудь, он хихикнул.

Джо, глядя на них, ел и улыбался.

– Ангел мой, это действительно поможет, – сказала Розмари. – Наверное, я бы и сама додумалась, что за всем этим стоит «бригада», будь у меня побольше времени. Я ведь поняла, кто такая Джуди, буквально за несколько минут до твоего прихода. Рада, что ФБР не канителится; не сомневаюсь, преступников скоро найдут.

Она улыбнулась, излучая честность и откровенность. А также правдивость и искренность.

Антииуды…

Получалось, что Джуди была в числе его двенадцати антиапостолов.

Сейчас их уже одиннадцать.

Близился вечер. Розмари укладывала костяшки скрэббла. Она уже приняла на ночь душ и сидела теперь за столом. Легкая свободная пижама, легкий джаз по радио, легкий снежок за окном.

"ULTRAMESSO»^[28]. С намеком на комнату подростка.

Впрочем, это слово не такое уж распространенное, чтобы им пользовались пяти – и шестилетние.

Может, Джуди-Элис солгала и о «жареных мулах», чтобы цену себе набить? Может, и нет никакого слова из тех десяти букв? Может, это маскировка, наподобие ее сари и пятна на лбу?

Нет… даже параноик-атеист до такого не додумается… К тому же они с Розмари дружили. Нет, это не маскировка.

"MORTUALESS»^[29].

Хатч не успел рассказать ей об истинном происхождении Романа. Он погиб от злых чар Романа и его ковена^[30].

И Джуди не дали рассказать Розмари… О чем? О том, что Энди – во главе изуверской секты? О том, что Элис Розенбаум пронюхала не только о мошенничестве и уклонении от налогов, но и о колдовстве и сатанизме? За это Энди ее «сглазил»? О чем она предупреждала Розмари? О том, что в мае или апреле «Тайме» или таблоиды разоблачат происки антииуд? Да такой рассказ был бы опубликован через две секунды, приди Джуди с ним в редакцию! А может, речь шла о книге? Она побывала у издателя, и тот обещал, что книга выйдет в мае или апреле? Что еще могло толкнуть ее убийц на такое театральное действо? Должно быть, они совсем чокнутые, вроде машущих ножами душегубов из новейшей истории – правда, благодаря Энди, маньяков теперь гораздо меньше.

А что, если антииуды открыли ей Страшную Правду?

Нет. Если бы Джуди-Элис знала, кто отец Энди, она бы ни за что не стала откровенничать с его матерью. Ни крупицы правды ей не выдала бы. Напротив, попыталась бы вытянуть из Розмари побольше информации. Индийское воспитание – ха! – послужило бы ей предлогом.

Из всего этого следует, что одиннадцать остальных, возможно, еще ни о чем не догадываются. Секта делится своими тайными знаниями с неофитами – у Романа это была одна из любимых приманок, когда он пытался втянуть Розмари…

"STEALORMUS»^[31]…

В последний канун Рождества – ее последний канун, полгода назад – она отпустила Энди одного к Минни и Роману, отпустила впервые в жизни и позволила остаться на ночь. Тогда ему было пять с половиной. Роман сказал, что за полгода до следующего дня рождения Энди необходимо совершить определенные обряды; инструкции она получит. Дескать, они гордятся своими обязательствами, а она должна гордиться своими. У отца Энди тоже есть права. И обряды.

На самом деле она нуждалась в ковене. Когда у вас крошечный сын с прекрасными тигриными глазами, крошечными и, увы, не столь прекрасными рожками и совсем не прекрасными некоторыми другими частями тела… Все это сегодня он, похоже, прячет (она не спрашивала) посредством той самой полусатанинской воли, что перекрашивает его глаза в светло-карий цвет… Когда у вас такой ребенок, вы утром не поведете его в детский сад. И когда вам отчаянно нужна нянька на несколько дней, вы не позвоните в агентство и не наймете девочку из соседней квартиры.

Ковен платил по счетам. Женщины стали любящими няньками, и Розмари доверяла им ребенка – правда, лишь когда у нее не оставалось другого выбора, и со строжайшими условиями, за соблюдением коих она тайком следила. Шайка Романа – и мужчины, и женщины, кроме шлюхи Лоры-Луизы, – всячески демонстрировали Розмари свое уважение и готовность помочь.

Так же, как и ныне – все окружающие.

Роман ей обещал, даже дал клятву, якобы священную для него, что Энди не причинят никакого вреда, что его не будут ни к чему принуждать, что его лишь укрепят духовно и физически, и это пригодится ему на всем жизненном пути. Он получит только радостные, вдохновляющие переживания – как на молитве в любой хорошей церкви. И хотя Розмари не может быть сторонним наблюдателем, ее участию в ритуалах будут рады всегда. Ковену пригодится молодая кровь, – тут старческий глаз мигнул, – и в нем есть два свободных места. Если Розмари согласна, она может сама присматривать за Энди.

Ну уж нет!

Половину того предрождественского дня она просидела на скамеечке для ног в чулане, чья задняя стенка примыкала к чулану их квартиры. Розмари прижималась ухом к дну стакана, приставленного к покрашенной белым фанере; то и дело ей слышались слабые отголоски ночи – флейта, молитва, барабан. Через трещины просачивался запах таннисова корня – кислый, но не противный… А вот от запаха серы ее подташнивало. Неужели Сатана вышел, или поднялся, или просочился сюда из потустороннего мира, или где там находится ад?

Она плакала. Из-за Энди. Надо было забрать его и удариться в бега. Ведь могла убежать еще до его рождения, и далеко – в Сан-Франциско или Сиэтл. Села бы на самолет и улетела куда глаза глядят, а потом разыскала бы агентство или детскую больницу – лучше всего при церкви, – и ей бы помогли.

Запах серы исчез, зато в тесноте чулана быстро окреп аромат танниса, и ей полегчало. Вспомнился привкус танниса в напитке, который стряпала Минни во время беременности Розмари, – это снадобье доставалось и Энди с материнским молоком. Минни с Романом любили малыша, хорошо о нем заботились.

Позже она взбила гоголь-моголь, плеснула туда бурбона и села перед телевизором. Традиционно перед Рождеством показывали «Эту прекрасную жизнь», легкую музыкальную комедию; Розмари смотрела се во второй раз.

Утром Энди прошел через чуланы, и был он свеж, счастлив, рад видеть (обнимать, целовать) ее. Сразу же убежал в гостиную. Хорошо ли он провел время? Он кивнул, глядя на елку.

– Чем занимался? – спросила Розмари, опускаясь рядом с ним на колени и с улыбкой глядя на отблески елочных огней в его глазах и на щеках.

– А вот и не скажу. Я что, отчитываться должен? Держа руку на обтянутом фланелью плече сына, она сказала:

– Если в самом деле не хочешь – не говори. А если все-таки передумаешь – расскажи. Детям это простительно. Но если не хочешь – не надо. Поступай, как считаешь нужным.

Он предпочел не рассказывать.

Ее последнее Рождество… У него их было двадцать семь, вернее, это будет двадцать седьмым. И наверняка эти рождественские ночи были похожи на ту. Так же пахло таннисом, так же плакали флейты и нараспев звучали голоса. Черные Рождества…

"TREMULOSA»^[32].

Он сказал ей, что с сатанизмом покончил. Сказал после того, как посмотрел ей в глаза и пообещал никогда больше не лгать. Но если все-таки солгал… Ночь с четверга на пятницу – самое подходящее время, чтобы это выяснить.

В самолете он говорил, что у него с Джуди планы на канун Рождества, а подарками с Розмари и Джо они обменяются в рождественское утро. И Джуди о чем-то повела речь, когда они с Розмари в первый раз играли в скрэббл. О чем-то, что происходит на девятом этаже…

Девятый этаж. Неплохое местечко – амфитеатр, уборные, артистическая студия, конференц-залы, и все устлано коврами, звукоизолировано от пустующих офисов наверху и внизу. Да, неплохое местечко для Черной Мессы. Уж получше, чем гостиная Минни и Романа.

Пять человек содержат его в идеальной чистоте… А разве уборщики не приходят к девяти? «Ultramesso»…

"SOULMASTER»^[33].

За окном шелестели снежинки – белые, послушные ветру, срывались с темного неба. Один-ноль в пользу синоптиков, обещавших к полуночи четыре дюйма осадков. И еще от двух до четырех – к утру. Ветер порывистый, со скоростью до сорока миль в час.

Снег, наверное, падает и на радиостанцию. Бинг Кросби мечтательно поет о белом Рождестве.

И оно будет точно таким, как те, из ее прошлого…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава 14

Снегопад 1999 года, продлившийся два с половиной дня и укрывший все Восточное побережье от мыса Гаттерас до мыса Код белым одеялом толщиной от двух до пяти футов, намного превзошел пик, вершину, Эверест снегопадов этого столетия, и доставил всем рекордную головную боль.

Нью-Йорку повезло – на его долю пришлось лишь около двадцати четырех дюймов. За что Господь Бог получил тысячу благодарностей – говорили, что Бостону теперь вовек не откопаться и что «мать-природа» (Бог в женском платье?) покарала и остальные города: погребены пути электричек, обрушились крыши супермаркетов, пустыми стоят театры и магазины, не позавидуешь многим путешественникам, и вынуждены сидеть по домам все остальные, кроме детей с санками и любителей лыжных прогулок.

Но наконец упала последняя снежинка и засияло солнце. Случилось это ранним утром в пятницу, как будто природа вняла склочному, вульгарному призыву одной из бульварных газет: «Бинг, завязывай!» Центр Манхэттена превратился в клочок тундры – там протаптывали дорожки, разбрасывали снег, катались на лыжах, играли в снежки, резвились с собаками, возили детей на пластмассовых «ледянках» – а владельцы магазинов улыбались, глядя на все это из дверных проемов.

Лишь магазин «Тиффани» был набит посетителями, машущими кредитными карточками, – и не только головной салон на Пятой авеню и его бутики в других универмагах и гостиницах, но и филиалы на Уайт-Плейнз и Шорт-Хиллз. Все верно, очередное доказательство, что дурной славы не существует, пока название выговаривают правильно.

– Привет. Пошли, глянем на елку.

Они не виделись и не разговаривали друг с другом с утра вторника, когда предельное изнеможение дало Розмари законный предлог проститься с сыном и Джо, поцеловав обоих в щеку. Джо унес несъеденные пончики и обе газеты – «Спасибо, дорогой». Энди сказал, что собирается «удалиться от мира», но на позднем завтраке в рождественское утро будет как штык.

Розмари обрадовалась, когда он ушел. Излучать – это вам не шутки. Но все же гадала: уж не печаль ли, а может, вина или смесь того и другого вынуждают его «удалиться от мира» и в чьем обществе он намерен это сделать? А может, в одиночку? Она представила его (или их) на обложке «Плейбоя»: саманная хижина с воловьими рогами вместо стропил, кругом – пустыня.

– Ты дома?

– Да. – С телефоном в руке она направилась к окну спальни. – А ты где?

– На сорок пять этажей выше. Только, что вошел.

– Как это? – спросила Розмари, глядя вниз, на белое неровное одеяло, которым укутался парк.

– Самолет, вертолет и метро. Что-то вроде физзарядки, верно? На центральных улицах снег в основном убран, на расчистку брошена муниципальная техника. Совсем по-рождественски.

Она глубоко вздохнула и проговорила:

– Помню, в прошлое Рождество у нас была своя елка. Тебе было пять с половиной, мы ее вместе наряжали. А ты помнишь?

– Забыл напрочь. Потому-то я все еще в Аризоне. У тебя есть сапоги? Бутики, должно быть, уже все распродали.

– Есть, – ответила она.

Все были в сапогах – коричневых, черных, красных, желтых. Перчатки, варежки, шарфы, шляпы, шапки-ушанки, красные щеки (в другие дни лишь чуть-чуть розоватые), значки «Я люблю Энди», «Я люблю Розмари», широкие улыбки, блестящие солнцезащитные очки или глаза, улыбающиеся прохожим.

– Таким красивым город бывает только после большого снегопада, – сказала Розмари, дыша белым и шагая рука об руку с Энди по Центральному парку среди десятков других гордых участников движения «Отвоюем землю у машин». – Это и в самом деле пробуждает в людях самое лучшее.

– Да, пожалуй, – кивнул Энди.

Они остановились на Седьмой авеню посмотреть на мужчин, женщин и детей, которые помогали муниципальным техникам раскопать заваленный снегом содеразбрасыватель. Чуть дальше другая группа людей то же самое делала с чем-то громадным и оранжевым.

Вместе с другими пионерами новоявленной тундры они вышли в район Сентрал-парк-саут, то и дело поддерживая друг друга, – снеговой покров толщиной в двадцать четыре дюйма еще не успели утоптать.

Розмари была полностью экипирована а Lа Гарбо: новые большие солнцезащитные очки, шарф на шее, шляпа с широкими вислыми полями, пальто от «Ниночки» – возможно, с плеча русского полковника. Впрочем, она уже почти «созрела», чтобы подарить пальто коридорному.

Энди не изменил своему пристрастию к простым нарядам: лыжные очки и громадный значок «Я люблю Энди» мгновенно превратили его в одного из безликих горожан, подражателей Энди, коих на планете легионы. Пожалуй, на одного из лучших.

К ним подошел полицейский в темных очках и поднял большой палец в кожаной перчатке.

– Эй, Энди! – ухмыльнулся он. – Класс! Здорово похож!

Энди и Розмари улыбнулись ему. Энди сказал:

– Спасибо, люблю тебя. – И они пошли дальше.

– Еще и голос! – вскричал полицейский. – Скажи еще что-нибудь!

– Да пошел ты!

Полицейский рассмеялся и помахал рукой. Розмари пихнула сына локтем:

– Энди!

– Часть маскировки, – объяснил он. – Разве Энди ответил бы так? Никогда!

– О-о!

– Скажи «дерьмо» – поможет.

– Дерьмо!

Они рассмеялись и по утоптанной тропинке повернули направо и прошли на Шестую авеню. Здесь, насколько охватывал глаз, земля была отвоевана – белая тундра испещрена человеческими силуэтами и окаймлена шеренгами иглу в форме автомобилей.

– А когда отказались от «Авеню оф Америкас»? – спросила Розмари, глядя на табличку с названием улицы.

– Официально – всего лишь несколько месяцев назад, – ответил Энди. Она улыбнулась:

– Хатч говорил, что кто-нибудь однажды сосчитает буквы.

Это имя вызвало недоумение.

Пришлось рассказать о Хатче – ее друге, которого убила секта Романа.

Держась за руки в перчатках, они шли по Шестой авеню, будто оказавшейся на Северном полюсе, и водили по сторонам очками – антеннами локаторов. Пройдя авеню до середины, увидели, как несколько человек разгребают снег вокруг стоящего под углом к тротуару лимузина с окнами, залепленными не целиком.

Энди бросился на помощь, Розмари следом. Когда нашли и отворили незапертую дверцу, выяснилось, что в машине никого нет.

Они помахали на прощанье спасателям-добровольцам и пошли дальше, отряхивая снег с одежды.

На Западной Пятьдесят первой они прошли мимо неоновой вывески мюзик-холла «Радио-Сити».

– Когда у тебя следующее выступление в прямом эфире? – спросила Розмари. – Жду не дождусь.

Энди перевел дух – из ноздрей вырвались струйки белого пара.

– Думаю, я больше не буду выступать. Во всяком случае, пока.

– Почему? Ведь это очень действенно! Знаешь, мне тут одна женщина, воспитательница из яслей, о тебе рассказывала. Говорит, когда увидала тебя, испытала настоящий религиозный экстаз.

Отведя от нее взор, он произнес:

– Не знаю, но у меня такое чувство, что после Зажжения мне надо будет ненадолго от всего этого отойти. Все обдумать и решить, как быть дальше.

– Я тут немного поразмыслила о презентации ток-шоу, – сказала она. – И решила просто войти и сказать: а вот и я, мама Энди, прошу любить и жаловать. Есть отличное название – ты его подсказал: «Свежий взгляд». Правда, здорово? В самый раз для программы, которая сравнивает день сегодняшний и день вчерашний.

– Ага, здорово, – кивнул Энди.

– Я хочу поднимать серьезные темы, например, стоит ли нам говорить на языке террористов. И не столь серьезные, такие, как роликовые коньки с колесами в один ряд, – и приглашать людей, так или иначе связанных с темой.

– Не забудь, что мы собираемся ненадолго уехать. Розмари выдохнула длинную струю белого пара.

– Нет, – сказала она. – Нет, по-моему, это не самая лучшая идея. Сейчас не время.

Энди выпустил воздух из легких, поджал губы. Держась за, руки, мать и сын шли по тротуару. Свернули направо, на Рокфеллер-плаза, – и застыли на месте.

– Ух ты! – Энди поднял свободную руку. Розмари присвистнула.

Они приблизились к высоченному конусу разноцветных огней. Розмари сказала:

– Знаешь, что сразу замечает свежий взгляд? Чрезмерность! Обычно рождественская елка – это дерево, на котором висят украшения, а не просто огромный конус из огней и елочных игрушек. А тут, наверно, внутри пенополистирол.

– Вообще-то в прошлом году ее укоротили, – признался Энди. – Люди стали жаловаться.

Они приблизились – по почти чистому асфальту, в людской толпе, между валами передвинутого бульдозерами снега. Найдя местечко, с которого были хорошо видны и елка, и каток с фигуристами перед нею, Розмари сказала:

– Впрочем, что касается блеска… Энди кивнул, глядя на елку. Розмари посмотрела на сына, на огни, блистающие на его очках, на щеки и бородку.

– Поздоровайся с Энди, – потребовал остановившийся перед ними мужчина, держа мальчика лет семи за ручонку в варежке. Мальчик, глядя на Энди, застенчиво покусывал вторую рукавицу. Мужчина подмигнул.

– Будь лапушкой, – сказала Розмари. Энди нагнулся, улыбнулся мальчику, снял очки и сказал:

– Привет.

Мальчик опустил варежку до подбородка.

– А ты настоящий Энди?

– Если со всей прямотой, – ответил Энди, – то я сейчас не уверен. А ты кто?

– Джеймс.

– Здорово, Джеймс. – Энди протянул ему руку в перчатке.

Мальчик пожал ее рукой в рукавичке.

– Здорово…

– Правда, здорово, когда столько снега? – спросил Энди.

– Ага, – кивнул Джеймс. – Мы будем лепить снеговика.

Энди хлопнул его по плечу и улыбнулся.

– Не скучай, Джимбо. – И встал. – Славный малыш, – сказал он мужчине, надевая очки. Мужчина ткнул его пальцем в грудь:

– Ты в десять раз больше похож на Энди, чем тот парень из мини-сериалов. И голос у тебя больше похож, чем у него.

– Годы тренировок, – скромно произнес Энди. Розмари потеребила его за рукав.

– Счастливого Рождества, – сказал мужчина. Кивнув и ей, он потащил Джеймса к елке.

– Счастливого Рождества, – сказала Розмари. Энди помахал рукой. Джеймс помахал в ответ.

Они дошли до Седьмой авеню, где тундру изрезали фаланги снегоочистителей, и зашагали дальше, к полупустому ресторану «Стэйдж-дели».

– В углу ваш братец, – сообщил официант, подошедший к столику с блокнотом и карандашом.

Энди посмотрел в угол – оттуда ему помахал другой Энди. Он помахал в ответ, Розмари тоже. Так же поступила и спутница второго Энди – Мэрилин Монро.

– Что будем заказывать? – спросил официант.

– Сандвичи с пастрами и пиво.

Энди жевал. Его очки были обращены к окну.

Розмари сняла свои очки и посмотрела на сына:

– Не хочешь поговорить?

Несколько секунд он молчал. Потом глубоко вздохнул, пожал плечами.

– Ирония судьбы, только и всего. – Очки повернулись к столу. Энди взял сандвич. – Я наконец нашел умную и сексуальную женщину, которая действительно предпочитает кромешную тьму, потому что не надо беречься от загара. Она говорит, что индианка никогда не позволит мужчине что-либо увидеть… Может, это правда, кто знает.

– Сомневаюсь, – проговорила Розмари. – Они очень открытые… по-моему.

– Во всяком случае, это будоражит воображение. Надев очки и оглядев блюдо, Розмари сказала:

– Мне все не съесть. Попрошу, чтоб завернули.

Сентрал-парк-саут уже расчистили, и движение перешло на вторую скорость: по серому месиву толщиной в фут пробирались немногочисленные легковушки. Розмари по пятам Энди шла вдоль блестящего сугроба.

– Что делаешь сегодня вечером?

– В полдевятого молитва в святом Патрике, – ответила Розмари. – Джо закажет для нас места. – Она поравнялась с сыном. – А ты чем намерен заняться?

– Пораньше завалюсь спать. Подустал в дороге. Впрочем, думаю, оно того стоило.

С вырубленной в снегу лесенки ему протянул руку почтальон, и вдвоем они помогли Розмари. Розмари и Энди поблагодарили почтальона.

– Правда, здорово! – сказал он.

– Спасибо, люблю тебя.

– Класс!

Они приблизились к парадному входу башни, кивнули швейцару (тот подмигнул в ответ), и Розмари первая вошла через вращающуюся дверь в людный вестибюль отеля, чьи мраморные просторы были испещрены зелеными ветвями и золотыми листьями. Между коридорными с багажом, мимо стойки портье, где бил баклуши шейх со своим окружением, через суматошную стайку маленьких француженок в школьной форме и россыпь апельсинов на полу (споткнулся официант с вазой) – к лифтам.

– Я заскочу в аптеку, – сказала Розмари. – А ты уверен, что тебе там ничего не нужно? – Она протянула ему пакет с деликатесами.

– Уверен. – Энди пинком отшвырнул апельсин. – Завтра часов в одиннадцать?

– Отлично.

– Я позвоню. – Клацнув очками, они поцеловали Друг друга в щеки.

– Счастливого Рождества, – сказали оба, улыбаясь одними губами.

Он направился в угол, к лифтам.

Она пошла в аптеку. Французские школьницы болтали у газетного лотка, сверкая бижутерией и расточая запах духов.

Розмари купила зубную пасту и фонарик, попросила доставить их в номер, затем прошла в глубь аптеки и поговорила с улыбчивым фармацевтом. Через минуту он отошел от прилавка.

Поблескивая очками, Розмари осмотрела аптеку, сняла очки и улыбнулась. Продавщица улыбнулась в ответ, поковыряла пальцем в ухе и поморщилась – в двери хлынули школьницы.

Вернулся фармацевт, протянул руку над прилавком.

– Всенощная?

– Да, Эл, вы угадали. Счастливого Рождества.

– Хватит полтаблетки, чтобы не уснуть три или четыре часа. Счастливого Рождества, Розмари.

– Привет, Розмари. Это Джо. Как придешь, позвони мне, ладно? У меня тут проблема.

Когда Розмари, выслушай автоответчик, перезвонила, выяснилось, что проблема связана с Мэри-Элизабст, двадцатитрехлетней дочерью Джо, которая вдруг оказалась лесбиянкой и переселилась к своей любовнице, разменявшей пятый десяток.