Текст книги "Золотая печать"

Автор книги: Айдын Шем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Глава 12

Пришло время, когда в Москву стали приезжать уже люди, которые с той или иной степенью прочности обосновались в Крыму и вели борьбу, так сказать, изнутри, уже с местными крымскими властями. Оказалось, – хотя кто бы в том сомневался! – оказалось, что все, даже мелкие антитатарские действия крымских властей регулируются из Москвы – с Лубянки и со Старой площади.

Среди первых жертв участников борьбы крымских татар за свои права уже на родной земле оказалась красавица Светлана, молодая русская женщина, купившая на свое имя квартиру в Симферополе и попытавшаяся прописать в эту квартиру мужа – крымского татарина. Не тут-то было!

Все власти города объединились против русской женщины.

Светлана стала работать в городской поликлинике, а мужа ее Асана, как не имеющего прописки, на работу не принимали.

– Вы знаете, что ваш муж активист так называемой инициативной группы? – хрипел, вылупив глаза в разоблачительном пароксизме, симферопольский чекист. – Вы же состояли в комсомоле, на вас замечательные характеристики из вашего института.

– Ну и что? Мой муж тоже состоял в комсомоле, причем был секретарем факультетского бюро.

– Да, да! Эти татары специально вступают в комсомол и даже в партию, чтобы изнутри вредить делу построения коммунизма в нашей стране!

Дело Светланы Сеитовой было признано весьма серьезным. Разрешить ей прописать мужа значило создать прецедент. Поэтому этим неприятным случаем заинтересовались в самой Москве. Надо было любыми средствами разрушить семейные узы русской женщины с крымским татарином или уж, если не получиться, вынудить доктора Сеитову уехать из Крыма.

Как раз в эту пору Асан Сеитов по заданию Организации должен был ехать в Москву для встречи с соратниками, прибывающими из Узбекистана. Светлана, взвинченная неожиданным для нее безобразным поведением местных симферопольских властей, пожелала сопровождать мужа. В Москве крымские татары расселились по подготовленным адресам. Асан и Света оказались гостями Камилла.

Вечером второго или третьего дня пребывания группы крымских татар в Москве в квартире раздался телефонный звонок. Камилл и четверо его гостей, в том числе и Асан со Светланой, сидели за чайным столом.

– Это доктор Камилл Афуз-заде? – ну о-о-чень вежливо осведомился приятный мужской голос.

Камилл сразу усек, откуда этот звонок, и обратил внимание на подчеркнутое обращение «доктор».

– Да, это безработный доктор физико-математических наук Камилл Афуз-заде, – ответил он жестко.

– Наша организация не причастна к тому, что вы безработный, – поспешно заверили его на том конце провода, даже еще не представившись. Но говоривший сразу же спохватился и поспешил добавить: – Я капитан такой-то, беспокою вас из Комитета государственной безопасности.

 – По какому же поводу беспокоит меня Комитет государственной безопасности? – спросил Камилл своего невидимого собеседника, а сам подумал, что чекистов все еще тревожат его разветвленные связи с диссидентами, оттого и такая вежливость.

– Я хотел бы поговорить со Светланой Сеитовой, которая гостит у вас. Это возможно?

– А откуда у вас информация, что у меня гости? – рассердился Камилл. – Я, что, под негласным наблюдением? В любом случае я не намерен вступать с вами в разговор относительно посещающих меня людей.

– Погодите, не кладите трубку, – забеспокоились на другом конце провода. – Я прошу вас, передайте товарищу Сеитовой телефон полковника NN, с которым она может переговорить по вопросу, очень для нее важному.

И Камиллу был продиктован номер телефона.

– Хорошо, при случае я передам ваш телефон, – Камилл записал продиктованные ему цифры.

– Очень буду вам благодарен, если вы сообщите этот номер Светлане Сеитовой, с тем, чтобы она завтра утром позвонила нам. Всего хорошего.

Камилл невежливо не ответил на «доброе пожелание» собеседника и положил трубку, когда в ней раздались короткие гудки.

Во время этого короткого телефонного разговора гости настороженно смотрели на хозяина квартиры. Положив трубку, Камилл рассмеялся и обратился к Светлане:

– Товарищ Сеитова, полковник госбезопасности NN ждет вашего звонка завтра утром по вопросу, очень важному для вас.

Присутствующие были в недоумении: почему кагебистам приспичило говорить именно со Светланой?

– Наверное, Светлану хотят использовать в качестве агента в нашем лагере, – со смехом произнес один из гостей.

Наутро Светлана позвонила из камилловой же квартиры – чего уж играть в конспирацию! – этому полковнику NN и была приглашена в здание на Лубянке. Провожала Свету в логово большая группа земляков, которая осталась дожидаться ее в скверике напротив Политехнического музея.

…Его фамилия была Нюркин, но в целях благозвучия ему на службе дали псевдоним «Огневой». Так и числился он в табели – капитан Алексей Огневой (Нюркин). Это был рослый белокурый красавец, которому недостаток интеллекта возмещала наглость, и который посему пользовался успехом у женщин определенного круга. Соответственно этому и определялось его использование в спецоперациях, что породило у капитана завышенное представление о своей неотразимости. Однако начальство знало об ограниченности сферы, в которой эта «белокурая бестия» может быть использована. Кроме всего прочего Нюркину-Огневому не давались иностранные языки, что позволяло привлекать его к операциям в основном внутри страны. Но когда возникала необходимость в операциях вне сферы контингента, в котором действовали флюиды белокурого капитана, то этого на все готового офицера руководство иногда все же использовало и здесь, цинично ухмыляясь, что «бабы есть бабы» – и часто срабатывало. Нюркин ходил «в народе» с расправленными плечами, приподымая грудную клетку и победно посматривая по сторонам, отчего походка у него была слегка подпрыгивающая. В стенах же родного учреждения поступь его менялась, он твердо ступал по паркету, почти не сгибая колен, и взгляд его становился ищущим – сказывалась легкая близорукость.

Задание на Светлану капитан получил от самого генерала, который решил, что на выпускницу провинциального медицинского института талантов Огневого вполне хватит. На детальную разработку времени не было, и использовать мужские чары капитана предполагалось непосредственно в кабинете полковника – ох, этот всегдашний дефицит времени, не говоря уже о дефиците кадров! Не раз дорого стоил он нашим доблестным службистам!

Предполагалось, что полковник начнет сочувственную речь о крымских татарах, ставших жертвой сталинских преступлений, затем намекнет на чуждость культуры крымских татар той культуре, в которой воспитана Светлана. Далее предполагалось робкое вступление в разговор красавца капитана, который должен был возразить своему начальнику, упомянув о своем однокласснике татарине, который знал наизусть много стихов Пушкина и Лермонтова. Тут полковника должны были вызвать по телефону, и он на время удалялся, перед тем приказав принести в кабинет чай или кофе «чтобы вам было не так скучно в ожидании моего возвращения».

– Игорь Владимирович, а вы расскажите даме о ваших приключениях в Индии, – должен был на прощание произнести седой полковник и шутливо погрозить пальцем: – Только не раскрывайте оперативных секретов.

Такого рода «непосредственностью» в общении чекисты хотели смягчить сердце молодой женщины, сделать ее более покладистой, внимающейувещеваниям по-доброму настроенных единоплеменников.

Так все и было разыграно. Однако Светлана, естественно, сразу почуяла подставу и решила включиться в игру, но только на свой лад.

Когда хозяин кабинета, извинившись и дважды с серьезным видом ткнув указательным пальцем в потолок, удалился, обещав вскоре вернуться, в кабинете воцарилось молчание. Потом капитан Нюркин разлил по чашечкам кофе, принесенный служителем, и, продолжая примитивно спланированную операцию, с обезоруживающей белозубой улыбкой обратился к Светлане:

– Я не только в этом кабинете, но и во всем нашем здании не встречал таких обаятельных женщин как вы.

Светлана не была, однако, обезоружена, хотя бы потому, что видывала она обольстителей и более изощренных – кого из красивых женщин не пытались завлечь в хитрые сети разного рода пижоны? И к тому же она сознавала себя находящейся во вражеском стане.

– Красивых женщин вы сюда не приводите, пристреливаете на месте? – она поднесла чашку с кофе к губам.

Офицер деланно рассмеялся.

– Мы никого не пристреливаем, тем более красивых женщин, – он тоже взял в руки чашку.

– А, ну да. Вы их режете кинжалами, как Зинаиду Райх?

Эта реплика стала неожиданностью для капитана, тем более что он ничего не знал о какой-то Райх. Занервничал затаившийся в соседней комнате полковник, слушающий этот разговор через специальную аппаратуру. Он быстро понял, что эта доктор Светлана весьма изощрена и вряд ли по зубам белокурому красавчику.

Со стороны Светланы последовало еще несколько насмешливых реплик, на которые у капитана не находилось ответов и он почувствовал признаки зарождающейся в душе злости. Нет, не подумайте, что он был обижен за свою контору – такой служил бы за хорошую плату хоть сигуранце. Он ощутил мало скрываемое презрение, исходящее от этой бабенки, и понял, что надо перехватить инициативу в беседе.

– Знаете Светлана, – можно я буду вас так называть? – когда я был в Индии…

– О! Такого голубоглазого красавца индейские женщины, наверное, носили на руках! – подыграла чекисту наш доктор.

Настроение у Нюркина стало улучшаться: клюнуло, кажись! А то как же!

– У вас тоже прекрасные голубые глаза, перед которыми, я думаю, никакой мужчина не может устоять, – промурлыкал он.

– Не знаю, это проблемы этих никаких мужчин, – жестко отвечала Светлана, но капитан не уловил этой жесткости.

– У мужчин много проблем, – с наигранной грустью нашелся сказать Нюркин-Огневой. – Ах, если бы наши русские красавицы были бы так же внимательны к нашим русским мужчинам, как индейцы.

– Вы хотели сказать «индийцы», а точнее «индианки»? – Светлана едва сдерживала смех.

– Да, конечно, индианки, – согласился капитан, вовсе не смутившись. – Смуглые индианки прекрасны, но мне милее наши светлокожие красавицы.

– Вы сейчас разыгрываете карту цвета кожи и глаз? – Светлана с усмешкой глядела на капитана. – Вы полагаете, что женщины должны терять разум от ваших голубых глаз?

– А вам по нраву черные татарские глаза? – чекист Нюркин почувствовал, что фраза конфронтационна и во исправление показал на лице томную печаль.

– Татарские глаза? – переспросила Светлана с интересом наблюдая за трансформациями настроения и повадок чекиста. – Кстати, у моего мужа тоже голубые глаза. Впрочем, не настолько прозрачные, как у вас, капитан, – добавила она двусмысленный комплимент.

– Загляните в них поглубже, Светлана, и вы увидите мою взволнованную вами душу! – капитан в этой фразе превзошел самого себя.

Он подошел и склонился над сидящей на стуле женщиной.

В любой ситуации нельзя так форсировать события, особенно в данном непростом случае. За стеной полковник был крайне встревожен топорной работой этого «сердцееда», который, по-видимому, до того работал в основном на вербовке гостиничных горничных.

Капитан Нюркин тем временем попытался дотронуться губами до шеи молодой женщины.

– Что вы себе позволяете? Вы плохо воспитаны, мужлан! – Светлана резко встала и отошла к книжному шкафу. Поведение офицера ее взбесило. И капитан был сильно обижен данной ему характеристикой, тем более что женщина эта растревожила его инстинкты.

– Светлана, вам не идет быть сердитой! – капитан через силу обворожительно улыбнулся.

– Вы не боитесь, что таким смелым поведением с замужней женщиной вы навлечете на себя гнев ее мужа? – Светлана уже всерьез была обеспокоена ситуацией.

– Кого? Этого татарина? – прорвало капитана. – Я видел его! Я одной рукой буду держать его жену, а другой уложу его одним ударом!

И он, возбужденный, приблизился к женщине.

– Светлана! Вы же русская женщина! Бросьте его, он вас недостоин!

В ответ женщина дала самоуверенному селадону пощечину, и не символичную, а припечатала со всего размаху. Случившееся стало для капитана совершенной неожиданностью.

– Ты, татарская подстилка! – закричал он, схватившись за щеку. – Ты, сука, да я тебя…

Вконец разъяренная Светлана с профессиональным разворотом влево правой ногой врезала офицеру в пах. Тот упал, охнув, и не сразу смог подняться. Светлана стояла в напряженной позе, готовая дать отпор – пригодились тренировки в секции карате.

Услышав шум от падения тела, полковник через дверь-шкаф быстро вошел в кабинет. Он увидел поднимающегося с пола офицера и потянулся было рукой к кнопке под столешницей, но остановился. Полковник не ожидал такого результата, он предполагал, по-видимому, что на предложение бросить своего мужа-татарина русская женщина со слезами благодарности бросится на шею красавца-капитана. Теперь с некоторой растерянностью он наблюдал за дальнейшим развитием событий и, надо сказать, симпатии его были на стороне женщины.

Капитан тем временем поднялся, постоял секунд пять в наклоненном положении с засунутыми между ног руками, потом вдруг как отпущенная пружина взметнулся с прижатыми к груди кулаками на женщину. Если бы достал, то уложил бы насмерть. Но Светлана быстро отпрыгнула в сторону, и отличник боевой и политической подготовки с грохотом вошел в фанерную дверцу шкафа – не посудного, к счастью. И вновь незадачливый соблазнитель-профессионал потерпел фиаско, и если бы до того, как распластаться на полу, он врезался бы не в рассыпавшийся от удара шкаф, а в стену, то переломал бы себе руки.

Светлану охватил смех, немного истерический, а, в общем, торжествующе-радостный смех победителя. Полковник подбежал к лежащему на полу офицеру. Тот, однако, уже приподнялся на окровавленных руках и из его горла раздался воистину звериный рык. Полковник понял, что надо вызывать подмогу, и бросился к двери. На его нервный зов быстро вбежали два дежурных сержанта и устремились к женщине.

– Нет! – крикнул полковник. – Держите капитана!

Но капитан озверел, и даже двум архангелам-амбалам трудно было его удержать. Полковник был не на шутку напуган. Несомненно, если бы Нюркин-Огневой вырвался из удерживающих его рук хоть на несколько секунд, то он в буквальном смысле оторвал бы голову этой женщине.

– Ты что, капитан? Одурел совсем? Возьми себя в руки! – полковник встал между ним и Светланой. Он дотянулся до стоящего на столе графина и слив воду на ладонь плеснул водой в разбухшее от ярости лицо офицера.

Тот отряхнулся, посмотрел на полковника уже более осмысленным взглядом и облизнул губы. Полковник вылил остатки воды в стакан и сделал знак амбалам освободить удерживаемому руки. Светлану между тем вывел из комнаты вошедший помощник.

– Ты что, охренел совсем? – продолжал свой напор полковник, протянув стакан с водой капитану. – Этому тебя обучали? Ты хочешь убийством в моем кабинете женщины скандал на весь мир раздуть? Вон, погляди, ее сторонники у Политехнического стоят, а еще другие на телефонах дежурят! Так тебя обучали работать?

– Вы видели, куда эта курва меня ногой ударила? – смог, наконец, вымолвить капитан, опять сунув обе руки между ног.

– И такого слабака мне рекомендовали для этой деликатной операции! – воскликнул полковник. – Все! Вы мне больше не нужны, капитан! Свободны!

Он нажал нужную кнопку и в кабинет вошел перед тем уже отведший Светлану в соседнюю комнату помощник.

– Лейтенант, проводите капитана Огневого в медицинский кабинет!

Давно отвыкшему от подобных сцен полковнику впору было самому выпить чего-нибудь успокоительного. Но валерьянку он пить не стал, а налил себе стопочку армянского, после чего минуты две посидел неподвижно, прислушиваясь, как приятное тепло распространяется по всему телу. Потом он приказал ввести к нему эту женщину.

– Я приношу вам извинения за поведение капитана, – хмуро обратился он к Светлане. – Но ведь и вы виноваты, нельзя же так, это уж слишком.

– Что нельзя? – нервно засмеялась Светлана. – По яйцам бить сволочь нельзя?

– Ну вот, вы опять, – произнес с укоризной полковник. – Вы же интеллигентная женщина, как можно так выражаться…

– Я, товарищ полковник, врач, – отвечала Светлана, – и я выражаюсь профессионально. Ну, хорошо, не яйца, а яички. Это вас успокаивает? При чем тут суффиксы, дело в сути, – Светлана опять не смогла сдержать короткий смешок.

У Светланы не было никаких дел к хозяину сего кабинета, ее сюда заставили придти, и она пришла сюда отнюдь не с добрым сердцем, ибо от работников этого учреждения исходили только издевательства, только провокации, только насилие. И эта античеловеческая деятельность именовалась деятельностью во благо государства? Потому-то и позволяла себе доктор Светлана – и с большим удовольствием! – говорить с хозяином этого кабинета в такой манере. Разве не здесь ее склоняли к предательству своего мужа, разве не здесь ее оскорбили и даже пытались убить?

Понимающий, что теперь уж никакой «душеспасительной» беседы быть не может, полковник взял отобранный у посетительницы в самом начале пропуск и приготовился отметить на нем разрешение на выход.

– Я вам, гражданка Сеитова, рекомендую не разглашать это происшествие. Предупреждаю, неразглашение в ваших же с вашим мужем интересах. Заметьте, я не беру с вас подписи о предупреждении, но нарушение устного предупреждения карается суровее. Вы меня понимаете, надеюсь?

Тут впервые Светлана почувствовала страх и онемевшими губами вымолвила:

– Понимаю…

Полковник сунул в руки расслабившейся женщине пропуск и движением головы указал на дверь.

Когда Светлана шла к своим, толпившимся в маленьком сквере перед зданием Политехнического музея, ее все еще била дрожь, которую она старалась унять. Войдя в подземный переход, она остановилась, сделала несколько глубоких вдохов, выйдя из перехода, она, еще не замеченная ожидавшими ее мужчинами, повернула в сторону магазина фарфоровой посуды, зашла в него, не торопясь прошла по залам, стараясь сосредоточить свое внимание на красивых сервизах. Это ей в какой-то мере удалось, и, выйдя на улицу, она также неспешно направилась к скверу. Первым ее увидел муж и бросился ей навстречу.

– Да, угрожали. Да, пытались вербовать. На все я говорила «нет» и «не знаю» – так отвечала Светлана на вопросы растревоженных товарищей. О действительно состоявшихся событиях она расскажет уже дома только мужу…

«Ох, лучше бы работать заграницей с иностранками!» – думал между тем профессионал-совратитель, покидая кабинет врача, где ему наложили на яйца компресс.

Светлана с той поры стала активным участником крымскотатарского Сопротивления. Она в той ситуации, в которую ее ввергла грубая работа служащих весьма ответственного учреждения, осознала себя женой воина, сражающегося за правое дело, признала своим долгом сохранять верность этому святому делу. Но не только несомненное чувство долга, подпираемое литературно-историческими прецедентами, руководило ее поступками, а инстинкт, биологический женский, инстинкт, если хотите, самки, самца которой пытаются затравить… Так, наверное, волчица, забыв даже о своих волчатах, бросается на защиту своего волка или мстит за его гибель.

Прописаться Асану в квартире, принадлежащей его законной жене, так и не разрешили. Светлана подала иск в суд, хотя результат был заранее известен. Но после события в Москве милиция до поры до времени перестала беспокоить супругов Сеитовых. Светлана продолжала свою работу в поликлинике, а Асан вынужден был заняться мелкой коммерцией, что, кстати сказать, давало семье, ожидавшей ребенка, больший доход, чем ежели бы отец семейства работал врачом. Главврач поликлиники, на которого оказывалось огромное давление, чтобы заставить его под любым предлогом уволить доктора Сеитову, оттягивал поиски таких предлогов, зная, что вскоре Светлана уйдет в декретный отпуск, а тогда уж уволить ее будет невозможно.

Но для нашей славной ГБ в сотрудничестве с партийно-советскими организациями нет ничего невозможного! Однако это уже другая история.

Надо сказать, что Светлана, русская жена крымского татарина, вошедшая в число активистов Движения, не была исключением. Камилл однажды встретился еще с одной, не очень молодой женщиной, чей муж получил срок за участие в Движении и которой, матери двух детей, предложили развестись с мужем неподходящей национальности. Ну, она задала жару интернационалистам в штатском!…