Текст книги "Время Полицая (СИ)"

Автор книги: Айдар Павлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

– У Августа Яолы были враги? – спросил Вадим.

– Тьма! – воскликнул дед: – Практически все, кого знал Август Яола! Вы курите марихуану?

– Нет.

– А я курю. Поэтому у меня "зрачкы" расширены, – захихикал старик, вынимая сигарету. – С вашего позволения... – Он закурил.

По келье поплыл характерный запашок сена. Несколько раз глубоко затянувшись, старик в блаженстве закрыл глаза и покачался из стороны в сторону…

Когда он спустился с небес на землю, то, приглядевшись к Вадиму, уже не узнал его:

– Хи-хи-хи-хи-хи-хи! Ты кто? Хи-хи-хи! Ты нэ на ыгле, фраер?

– Что, зрачки расширены?

– Да нет. Хи-хи-хи! Видок у тебя прыкольный. Хи-хи-хи-хи-хи-хи-хи... – Он неожиданно закашлялся, перестал хихикать и похвалил кожанку Вадима: – Куртк кароший. Качественный. Хи-хи-хи-хи-хи! – вновь прорвало старика.

Вадим вдруг увидел в руках деда огромный тесак для разделки крупного рогатого скота.

– Э, ты что?! – удивился он.

– Затыкаем щели, фраер, блн, хи-хи-хи-хи, – сказал дед, протыкая полотном пузо Вадима. – Счетчик остановился. Хи-хи-хи-хи-хи-хи-хи...

Вадик упал на спину рядом с проклятым Августом Яолой и взвыл как голодный шакал. Он вопил до тех пор, пока над ним не замаячили извивающиеся змеи. Живой букет пресмыкающихся двигался и шипел. По-эстонски и по-русски, по-немецки и по-английски. Кто-то теребил его шкуру, задавал вопросы и хлестал по щекам...

Кто-то хлестал по щекам, теребил шкуру и задавал вопросы. Вадим продрал глаза и осмотрелся. Над ним стояла одна Настя, она его и разбудила.

– Где мы? – спросил он.

– В гостинице.

– Я не умер?

– Вроде, нет, – ответила она, перепугано моргая. – Ты кричал: "Кто убил Августа Яолу! Кто убил Августа Яолу!" Ты в порядке? Нормально себя чувствуешь?

– Как говно в проруби. Но это нормально. Душно только. Хочу пить...

Настя моментально протянула ему пол литровую бутылку колы.

– Кока-кола, – глупо улыбнулся Вадим, вспомнив девчонок с пепельными волосами.

– Кока-кола, – кивнула Настя.

Он нетерпеливо открутил крышку и сходу выпил почти все содержимое.

"Боже... Что за вкус?!" – с отвращением подумал он, чувствуя, как в организм, вместо Коки, проникла натуральная дрянь. То ли газировка застоялась, то ли ее вообще не умеют делать в Эстонии, только эта дрянь специфического вкуса нагло сползла по горлу в желудок и устроилась там как-то поперек.

– Где ты ее купила? – Вадик с кислой физиономией уставился на этикетку.

– В ларьке. – Настя пожала плечами, – Я тоже пила – вроде, ничего.

– Это «ничего»?!

Он посмотрел в окно: тьма несусветная, – потом на часы: восемь вечера! – Сколько же я спал? 3а две ночи отсыпался, что ли?

– Что с твоей рукой?

Он уставился на руку. Повязка была сорвана, вся ладонь – в крови, словно ее облили краской.

– Похоже на кетчуп, – сказал он.

– Это кровь, дурак!

– Вижу, не слепой.

– Я принесу бинт.

Настя поднялась о кровати, влезла в тапки и вышла из номера.

– Ага, принеси бинт, – согласился Вадим ей вслед.

Едва дверь за Настей закрылась, он вскочил с места, перелетел номер и открыл выдвижной ящик. Сумка лежала на месте, от сердца отлегло. Убедившись, что деньги в полной сохранности, он спокойно вернулся на кровать дожидаться Настю.

Она вернулась и молча перевязала ему руку. Она делала это не хуже Кобры. Еe грудь касалась его плеча. Затаив дыхание, Вадим следил за ее ловкими, быстрыми пальцами, вдыхал аромат распущенных волос…

После перевязки, он отправился в ванную комнату бриться. То, что Настя в очередной раз не воспользовалась его сном и не нагрела на сумку с деньгами, доставляло невыразимую радость, он брился с огромным удовольствием.

– Рассказать тебе про первую любовь? – донеслось из комнаты.

Он выглянул. Настя полулежала в кресле, закинув ноги на подлокотники, и играла с позолоченные кулончиком, который ей сегодня купили.

– Да! – ответил он, возвращаясь к зеркалу. – Это интересно. Счастливая любовь?

– Наоборот. Полный геморрой.

– А что так?

– Мы ездили в Польшу...

– Ты влюбилась в поляка?

– Нет.

– Медовое турне?

– Ну, не перебивай! Что ты там хихикаешь?

– Я нет. Я молчу.

– Три года назад всех наших отличников со школы на неделю вывезли в Польшу. Поскольку я была отличницей, я тоже поехала.

– С этим мужиком?

– Он учился в параллельном классе – никакой он не мужик – мальчик.

– Вам было по пятнадцать лет?

– Да, где-то около того.

– Ромео и Джульетта? Классно в Польше?

– Может быть и классно, но я из-за этой дурацкой любви так нечего и не увидела.

– А как звали твоего Ромео?

– Зачем тебе?

– Это тайна?

– Ну, Саша Прдуев.

– Га-га-га-га-га! – не выдержал Вадим: – Га-га-га-га!

– Дурак! – надулась Настя. – Больше ничего тебе не расскажу.

– Ну, прости. – Вадим выглянул из ванной. – Я не нарочно. Настена!… Я больше не буду. Прдуев знал, что ты его любишь?

– Дурак, – повторила Настя, не желая продолжать разговор. – По-моему, если люди вместе, они должны хорошо узнать друг друга. А что я о тебе знаю? Наврал в три короба, увез меня к черту на кулички и "га-га-га-га-га-га!" – передразнила она.

– Я же сказал, что случайно, любовь моя, прости. – Хочешь, я тоже расскажу о первой любви? Ну, Настена, не обижайся! Можешь смеяться, можешь плакать, но я любил ее больше, чем самого себя… – Вадим вернулся к зеркалу брить щеки. – Свою первую любовь. А давно это было! Ой! В старшей группе детского сада.

– Ты прикалываешься надо мной?

– Почему? У нас было все по понятиям: дарили друг другу подарки, говорили комплименты. Она подарила мне танк, реальный такой танк. Я был очень благодарен, везде таскал его за собой на веревочке, мне все завидовали. Вот. Потом его сперли. Из шкафчика для одежды. Какая-то сволочь – я так и не вычислил кто. Вычислил бы – за уши б подвесил! Несколько дней не мог успокоиться. Поднялась температура, я не мог есть, пить, курить, делать бизнес... А фамилия у нее была очень домашняя, располагающая такая: Сковородкина. Мария Сковородкина, моя первая любовь.

Настя затаилась.

– Тебе не интересно? – спросил Вадим.

– ... Ты хоть и врешь, да как-то складно, – вздохнула она.

– Я вру?! Да чтоб мне провалиться, если я не любил эту Сковородкину больше своей жизни! Правда, потом, как пошел в школу, сразу охладел, встретил другую – девочка моей мечты. По имени Катя. Передовая тоже, вся из себя, воображала бог знает что. Из-за этой Катюши я настрадался в пух и прах. И нос, блин, мне расквасили тоже из-за нее. Первая неплатоническая любовь, первая страсть, первый-третий класс. Она считалась у нас самой авторитетной девчонкой в классе, ну, а мне казалась красавицей из красавиц. Короче, в школе я страдал от любви, а по вечерам отводил душу во дворе с компанией. У меня была классная компания, мы постоянно что-то строили, играли в войну: друг Петька – он обожал животных, дома у него жил целый зверинец – и подружка Светка – в доску своя девчонка. Мы здорово ладили со Светкой, родители постоянно нас ругали за то, что мы поздно возвращаемся домой, вечно приходим грязные. Причем, Светка, если мы играли в войну, всегда воевала на моей стороне. Верный боец. А после третьего класса я свалил в другую школу и всех, к черту, забыл: и Петьку, и Катьку, и Светку. Самое интересное произошло потом, лет через десять, когда я покопался в старых фотографиях. Прикинь, что обнаружилось через десять лет, абзац полный! Короче, Светка, этот друг, соратник и до макушки своя девчонка, оказывается, была просто воплощенным ангелочком!

– Та, которая за тебя воевала?

– Ну да! Таких красавиц встречаешь не часто – пальчики, оближешь – в нее можно втрескаться хоть сейчас, если ты не дятел, конечно. А Катя – воображала, самая передовая, любовь моя, мечта моя и рана, – это всего лишь такое, понимаешь, пухленькое, неказистое личико было, хоть вой! Вот так можно всю жизнь прожить и не заметить, что настоящая любовь…

Вадим внезапно смолк. В животе, куда сползла отвратительная жидкость под видом Кока-колы, пронесся настоящий ураган. Он судорожно согнулся пополам, схватил руками живот, а губами – кран, из которого лилась теплая вода, и начал взахлеб глотать жидкость... Но это не помогало. Он с трудом выпрямился и прижался щекой к зеркалу. Отражение, которое он увидел, было искажено гримасой ужаса.

– Э!… – простонал Вадим. – Что я выпил? Что ты мне дала?

– Что-что? – пролепетала Настя из комнаты.

В животе чавкнуло, забродило и он, вновь в согнувшись над раковиной, стал выплескивать из себя все, что в нем было.

– Ты... ты в порядке? – в дверях появилась напуганная Настя.

– Я... я плохо... себя чувствую, – прохрипел Вадик, не поднимая голову из раковины. – Что за гадость я выпил?

– Кока-кола.

– Это не кока-кола. – Отвалив от умывальника, он зигзагами добрался до комнаты. – Это цыганка. Кобра. Она забрала у меня все. Она тащится, когда ей отдают последнее…

Он открыл выдвижной ящик, вытащил сумку, запустил руку на дно и выудил револьвер.

– Какая цыганка? – Настя приклеилась спиной к стене и смотрела на подыхающего парня глазами, полными кошмара.

– Змея! Вадим стоял на карачках с револьвером в руке и явно бредил: – Преследует меня по пятам. С ней еще две близняшки, такие маленькие нимфы... Они отняли у меня дом, семью, а теперь хотят забрать тебя... О-о-о-о!! Что это?! – Он завалился на бок, прижимая пушку к животу: – Она тебе подсунула эту гадость, да? О-о-о-о!!... О-о-о-о!!!... Вы не могли сделать так, чтобы без боли, стервы?!! Я же люблю тебя, дура! А-а-а-а-а!!!

– Что... что... я не могла?

У Насти зуб на зуб не попадал от страха.

"Он же все вытравил!! – поняла она. – Ему мало!!"

То есть, все, что она намешала в бутылку колы.

«Все вытравил! Катастрофа!» – Настя дрожала, прижимаясь лопатками к стене. Он мог пальнуть из этой фигни, которую сжимал в руке, в любую секунду. Но что-то медлил.

Вадим вновь вернулся к черной хозяйственной сумке, матюгаясь и охая, вывалил на пол содержимое: баксы, баксы, рубли, рубли... Его глазища бегали как у сумасшедшего.

– На! – прокряхтел он, – это твое. Чего тебе еще? Я боюсь боли. Зачем ты сделала мне так больно?... На!! – Он швырнул револьвер к ногам девушки: – Держи, я сказал! Стреляй, змея! Потом почистишь пушку тряпкой, положишь мне в руку, скажешь, застрелился... Что не ясно?! – взвыл он. – О-о-о-о-! Деньги твои, ты этого хотела. А я... я.... я спать хочу, дура.

С последними словам его лицо упало на палас.

Он спал.

Четвертое декабря, восемь-двадцать вечера...

Настя едва дышала и не могла поверить в успех предприятия. В какой-то момент ей показалось, что он будет целую ночь ползать по коврику на четвереньках, вопить и угрожать пистолетом. Но нет, обошлось.

Оклемавшись, она надела тапки, вышла из номера и спустилась на первый этаж к портье.

Хозяин гостиницы, он же портье, увидев Настю, широко улыбнулся. Этот добряк был всегда рад ее видеть.

– Как вам у нас нравится? – поинтересовался он.

– Спасибо, все здорово. – Настя подняла вверх большой палец. – А есть расписание поездов?

– Пожалуйста. – Дядька дал ей брошюру. – На Ленинград?

– На Ленинград, – кивнула Настя.

– Уже?

– К сожалению. – Настя уставилась в таблицу расписаний.

– Жаль.

– У меня сессия – нет выбора. Очень бы хотелось остаться, но...

– Мне вас будет не хватать.

– А Вадик остается.

– Прекрасно.

– До Нового года. Он пишет диплом, ему сейчас ни до кого нет дела.

– Понятно.

– Даже до меня.

– Даже?!

– Ой, я умру с ним! Закупил продуктов на целый месяц, чтобы никуда не выходить.

– Серьезный молодой человек.

– Лучше бы его не беспокоить.

– Разумеется.

Портье заглянул через плечо Насти в расписание, которое она внимательнейшим образом изучала:

– Это на Москву, – подсказал он.

– А?! – вздрогнула Настя.

– Вы смотрите расписание поездов на Москву. Ленинград – на следующей странице.

– Оу! – Настя прелестно улыбнулась. – А я и не вижу! В этих очках совсем рехнуться можно! – Она перевернула страницу и напомнила: – В общем, вы не беспокойте его, ладно?

– Вадима?

– Ну, да. Ему необходима полная звукоизоляция. Если его отвлекают от работы, он звереет.

– Понимаю.

– Но – между нами – он ничего не слышит, когда работает: запихивает в уши вату, не отзывается и не выходит. – Настя вновь подарила портье теплую улыбку: – Не волнуйтесь, на цыпочках ходить не надо.

– Прекрасно, – ответил портье. – У меня тихая гостиница, тихое место. Надеюсь, Вадима не побеспокоят, пока он не сделает свою работу.

– А к Рождеству я, скорее всего, приеду.

– Правда? – обрадовался портье.

– Должен же кто-то вытащить его отсюда. – Настя показала наверх.

– Буду ждать, – сально растаял дядька.

– Все равно, я ничего не понимаю. – Она вернула расписание. – Когда ближайший поезд?

Портье взглянул в книжку, затем – на часы и прикинул:

– На восемь – пятьдесят две вы уже вряд ли успеваете… Тогда, может быть, на десять – пятнадцать?

– Восемь – пятьдесят? Почему не успеваю? Долго идти до вокзала?

– Ну, минут двадцать. Вам же надо еще собраться.

– Я сама собранность. – Настя махнула рукой. – Спасибо вам за все.

– Не за что. Всегда рад помочь.

Она вернулась в номер, быстренько накинула куртку, влезла в сапоги, собрала с пола рассыпанные деньги, закинула их в сумку и застегнула молнию.

Перед самым уходом Настя опустилась рядом с Вадимом на корточки, наклонилась к уху и громко окликнула:

– Э – э!

Он не пошевелился, сопел носом в коврик, как и пять минут назад. Дорога была свободна.

– Спокойной ночи, любовь моя! – передразнила Настя, уходя. – Я таких психов еще не встречала!

Поезд Таллинн – Ленинград тронул ровно по расписанию: восемь – пятьдесят две. Настя сидела в купе напротив пожилой пары и рассматривала позолоченного тельца на новой цепочке. Ее добрые серые глаза были украшены двумя незаметными искорками торжества. Настя закинула ногу на ногу, покачала итальянским каблучком и подумала, что она просто гений: всыпать тройную дозу снотворного для крупного рогатого скота в бутылку Кока-колы – это потрясающе! – спать псих должен всю оставшуюся жизнь.

"Спокойной ночи, любовь моя!" – улыбнулась девушка.

Отовариться скотским снотворным ей пришло в голову совершенно неожиданно, во время самостоятельной прогулки по волшебному городу Таллинну, где улочки имеют какое-то иное измерение, а на каждом перекрестке прохаживаются остроумные гномы. Она увидела вывеску "Зоомагазин" и зашла из чистого любопытства. Но едва ее взгляд упал на пакетик со снотворным, участь Вадима была предрешена…

«Господи, неужели это кончилось? – вздохнула Настя. О, ля-ля!»

Часть вторая

1

5 декабря, 1991.

По понятиям 1991 года пять торговых ларьков, составлявших собственность генерального директора ТОО "Кобра" Михаила Яновского на 5 декабря – целый клад и манна небесная. Кроме сей роскоши, Мине так же принадлежала прекрасная квартира в Озерках и представительный офис на Благодатной улице. Офис, параллельно с прямыми обязанностями центра управления ТОО "Кобра", выполнял функции склада: в одной из трех его комнат лежали коробки, бутылки, шмотки, – закупленная, но пока не доехавшая до прилавков заморская утварь. Персонал размещался в большой комнате: правая рука директора, коммерческий директор Боря Родионов, бухгалтер Лиза Бузыкина и сам Михаил Эдуардович – купец, бизнесмен и деловой человек с новым русским мышлением.

Миша и Борис составляли хребет команды: нанимали продавцов, водителей с машинами, считали прибыль, боролись с налоговыми конвульсиями государства и, как могли, платили дань Романовым, своим акционерам. Примерно семьдесят процентов деловой активности фирмы приходилось на Борю Родионова, крепкого парня в чистых ботинках и белой рубашке. Голова и умница, этот Боря все привык делать сам, губу никогда не раскатывал и иллюзий не питал. Может быть, поэтому провидение сберегло его от удачи окунуться в омут российского кредита-91. Совсем другое дело Миня – юный баловень судьбы, которому однажды повезло выйти на кланчик Романовых, взять кредит и открыть собственное дело – на него приходилось не более пятнадцати-шестнадцати процентов деловой активности ТОО "Кобра". Оставшиеся проценты принадлежали невзрачной двадцатидвухлетней Лизе, двоюродной сестре генерального – она толково давила кнопки калькулятора, складывала прибыль, вычитала издержки, то есть, сидела в офисе на Благодатной не только благодаря родству с директором. Вот, собственно, портрет ТОО, озаглавленного "Коброй" с подачи Полицая.

Портрет на закате деятельности. Для его полноты осталось добавить, что Миша, Боря и Полицай были очень разными людьми. Когда считал деньги Миня, у него зримо светлели и одухотворялись черты лица. Когда крупная сумма оказывалась в руках Бориса, он начинал кряхтеть, не сводя с купюр удивленного взгляда. Для Полицая капуста вообще не имела религиозного статуса – с материальными проблемами он никогда не сталкивался – деньги осыпались везде, где он находился, – ему достаточно было пошевелить пятерней или просто воспользоваться лазерным прицелом из-под крутого лба в ходе деловой встречи. Культ и трепет при виде денег Полицаю был незнаком.

Как и тысячам других дутых фирм, выросшей из ничего "Кобре" ангелы-хранители отвели около года на то, чтобы развернуться, проесть кредит и вовремя смотать удочки, не дав вспороть себе брюхо таким чудовищам, как Полицай или его папа, которые, справедливости ради, ее целый год кормили, поливали, однако в итоге, без соответствующих финансовых поступлений – а таковые соответствовали “европейским стандартам” – закрыли глаза на европейские аппетиты скромных пасынков перестройки в лице руководства фирмы и не могли однажды не превратиться из друзей и благодетелей в ангелов истребления.

А начиналось все многообещающе. Миня тогда проживал в коммуналке без малейшей надежды подняться выше звания «продавец ликероводочного ларька», каковым он в ту пору являлся. Но у него имелся старинный друган Леня Копнов, который был очень к нему расположен в том смысле, чтобы дать Мине шанс выбиться в люди, – он-то и познакомил его с Полицаем. Они несколько раз втроем выпивали, оттягивались... И вот, наконец, одним прекрасным вечером в Мишкину коммуналку завалилась компания: Леня, его девушка Наталья и Полицай.

Выпили водки, потолковали о деньгах, еще выпили, раскурили на четверых косяк, побратались... Как вдруг Полицай приметил в углу комнаты коробку кошачьего корма "Вискас", из которой Миня подкармливал своего котяру Мурзика. Сунув в нее нос, Пол скривил пятиугольную рожу, изображая крайнюю степень отвращения, и попросил Миню съесть пару кошачьих сухарей. Так, для пробы.

Леня с Наташкой с любопытством уставились на хозяина. Мишка потупился, помешкал, однако успел вовремя смирить гордыню, закинул в рот два кусочка и стал жевать.

– ... Ничего особенного, – дожевав едва съедобное лакомство, сообщил Миня.

После этого Полицай протянул корм Лене – тот отмазался, сказал, что сыт. Предложили Наталье – она обратила все в шутку:

– Я не долбанная, Пол! Лучше, оставь кисе.

Тогда Полицай матюгнулся и поставил Миню в пример остальным участникам банкета, выпил и заверил, что на двести процентов может быть уверен лишь в том другане, который "хавает" по его первой просьбе "Вискас", мол, это самый "конкретный" тест на вшивость.

Наталья поинтересовалась, существуют ли другие способы конкретного определения процентов вшивости?

Полицай ничего конкретного не сказал, лишь добавил водки, закусил головкой маринованного чеснока и проворчал, что реальных способов до хрена, но этот самый конкретный.

Вскоре он уже обнимал Мишку своей здоровенной оглоблей, придавав плечи лучшего другана до боли в пояснице, и покручивал пук щетины на бороде Мини волосатой пятерней. Поля расслабился как дома. Тонко прочувствовав ситуацию, Миша поведал друзьям, что закончил работу над “конкретным бизнес-планом”, и поэтому ему любопытно узнать мнение Полицая, как человека компетентного, где сейчас реально найти кредит под собственное дело?

– В Африке, нах, – ответил Полицай. – Ты Миня, блн, в натуре, тему застолбил. – И посмотрев в преданные глаза начинающего бизнесмена, с нежностью, на какую только был способен, добавил: – Член любителей подрочить, нах!

Это был комплимент. Мишка понял, что близок к заветной цели.

По соседству с Миней, буквально через стенку, проживал некий Слава, мужик без работы, возраста и определенных целей. Он целыми сутками висел на стакане, имел имидж законченного алкоголика и частенько клянчил у "богатенького" Мишки либо полный “стаканчик”, либо денег на "Красную шапочку" (хит продовольственного рынка 1991 года). Ну, а Мишка-то, добрая душа, редко когда отшивал.

Короче, все бы прошло гладко, не завались в комнату Мишки дядя Слава. Выглядел он жуть как неаппетитно, по привычке попросил "накапать" ему стаканчик и беззащитно улыбнулся.

Полицай взял граненый стакан, с горкой "накапал" в него кошачьего корма и вручил соседу.

Кредит Миня, в конце концов, получил, зато соседа, вследствие перепавших ему нескольких тренировочных ударов Полицая (Слава не сразу понял, что надлежит сделать со “стаканчиком”, поэтому угощался не достаточно шустро), пришлось волоком выгребать в своей комнаты и выковыривать изо рта ошеломленного дяди Славы добрую горсть "Вискаса".

Так положили начало карьере Мини-бизнесмена.

И вот, опала. Поистине,

Храни нас пуще всех печалей

И барский гнев, и барская любовь...

В целом, 1991 год можно было назвать счастливым. Везло Мишке невероятно. Однако к концу года позиция в расположении фигур круто начала меняться. Полицай невзлюбил Миню. После священного покровительства, последовавшего вслед за знакомством с идолом эпохи Полицаем бизнесмен Яновский, говоря народным языком, попал в бидон.

Развязка произошла ураганоподобно.

Вчера – это было четвертое декабря – в офис на Благодатной улице внезапно заявился Полицай и устроил такое, что пером описать невозможно...

После его ухода, до двух часов ночи, в мрачной тишине, с бледными как смерть лицами, руководство ТОО "Кобра" пыталось привести в относительный порядок мебель, аппаратуру, документацию, новые товары в кладовой… – все было смято, сломано, истреблено пронесшимся тайфуном по кличке Полицай. Большая часть добра превратилась в пыль за какие-то три минуты его телодвижений, ее пришлось вынести из офиса и закинуть в огромный мусорный бак, что на углу Благодатной улицы и Новоизмайловского проспекта. Материальный ущерб исчислялся тысячами долларов.

Сегодня – пятого декабря – Миня спозаранку вцепился в перевязанную скотчем телефонную трубку, которая днем ранее разлетелась пополам, и предпринял отчаянные поиски Лени Копнова. Больше всего на свете ему хотелось установить, какая змея укусила их общего друга Полицая, и, если повезет, мирно замять недоразумение.

Обзвонив все явочные номера Лени Копнова, Миша установил обескураживающий факт: Леня находится в спортзале Полицая.

А если Леня находится в спортзале Полицая, то...

Какой смысл ему жаловаться? Ведь это все равно, что жаловаться самому Полицию.

"То есть, общих друзей не осталось, что ли?" – понял Миша и, превозмогая комплексы, набрал-таки телефонный номер спортзала, который купил Полицай для занятий физкультурой и спортом.

Услышав голос Лени, Миня высказал ему все, что думает о Полицае: если Пол реально рассчитывает поиметь с пяти несчастных клеток “двадцать семь тысяч долларов” – именно эта цифра постоянно звучала вчера на Благодатной из уст Полицая, пока тот громил офис, – то он неизвестно каким местом думает и вообще – фантаст.

Ответ от Лени последовал прохладный: не дрейфь, лягуха, авось утрясется? Такое равнодушие возмутило Миню до глубины души:

– Утрясется?! – воскликнул он, подпрыгнув в директорском кресле со сломанными подлокотниками. – Подгребай, посмотри, как он мне вчера утряс! – пригласил Миня, забравшись на самые верхние ноты паники: – Двадцать семь кусков!! Леня, он это серьезно?!!

– Не знаю. Мишка... – протянул тот. – Чего не знаю, того не знаю.

"Серьезно, – заключил Миня до вялому голосу Копнова. – Полицай шутить не умеет. У него все серьезно". Тяжело вздохнув, он опустился с верхнего регистра на басовые октавы:

– Лень, а Лень, может, как сказать... я что-нибудь... Что произошло? Чья это идея: Пола или Палыча?

– Не знаю, Минька, – ломался Леня. Трепаться каждому погоревшему лоху об обстановке на фирме в планы Копнова не входило, да и войти не могло.

– Это ж нереально, – стонал Миша: – Двадцать семь... Двадцать семь кусков! Это даже не... Что мне делать? Лень, а Лень?

Последовала трагическая пауза.

– Может, Поля тебя, чисто, не понял? – спросил Леня, лишь бы не молчать: – Или ты его?

– Я его... я его спрашиваю, – пересказал Михаил, – с какой стати? А он мне: "С такой, бл, стати, что ты, Миня, – фраер и член любителей подрочить"! – и начал крушить мебель!! Это что, нормально?!

Они помолчали еще секунд десять-пятнадцать. Леня ничего не думал. Ему еще вчера стало ясно: песенка другана спета, бидон закрылся, бизнес кончился. Мине бы в самый раз оторвать седалище от кресла, пока другие не оторвали его с кожей, и драпать пошустрее в тень, бросив все, как есть. Однако конкретного совета Миня так и не дождался. К чему Лене заморочки?

2

Между тем, руководство ТОО "Кобра" 5 декабря сильно поредело и на семьдесят процентов сократило деловую активность: коммерческий директор, обыкновенно точный как часы, на работе не появился. Честно говоря, после вчерашних неприятностей генеральный директор не особо уповал вновь увидеть Борю Родионова, разве что в амплуа Александра Матросова. Очевидно, парень в блестящих ботинках и белой сорочке подыскивает более перспективную работу, – не оставаться ж в пекле за коммерческую идею. Лизе Миша разрешил подойти после двенадцати, так что до полудня пыхтел и возмущался директор "Кобры" в абсолютном одиночестве: может ли контора – спрашивал он, глядя в белый потолок, – с которой трясут в пять раз больше, чем она в состоянии дать – двадцать семь косых! – продолжать существование как контора? Ответ отрицательный. Тем не менее, юный двадцатипятилетний босс с добрыми глазами и аккуратной бородкой упорно не желал его глотать, словно ему предлагали стакан "Вискаса" всухомятку. Он всячески искал логический выход из заколдованного тупика. Выход нашелся. Правда, не логический. Зато какой!

Примерно около полудня, средь рокового затишья, одновременно, словно после тщательных репетиций, свершились два события, буквально перевернувшие жизнь Михаила Яновского задом на перед. Их эпатирующая синхронность едва не скосила добрые глаза генерального директора. Ибо ослик, встречающий два кочана капусты, неизбежно застревает посредине, хлопая ушами, чтобы не потерять из поля зрения оба велочка.

Короче, раздался телефонный звонок, и открылась дверь. Нет, наоборот. Дверь, напротив которой Михаил Эдуардович сидел за директорским столом, распахнулась, а облепленный скотчем телефон, который он тупо разглядывал, подал сигнал, – в противном случае, Мишка успел бы снять трубку.

А так он не успел.

Ее сняла тетка, которая появилась в открытой двери. Мише оставалось лишь наблюдать за паранормальным течением событий. Вот как это произошло.

Гостья, ворвавшаяся в офис «Кобры», как к себе домой, была стройна, пахла неземными духами и что-то до боли напоминала... По обе стороны ее смуглого лица бренчали серьги. Профиль Дианы, умные сверкающие глаза, разноцветные цыганские платки... Миша пытался припомнить, где мог видеть ее раньше: имя, время, место... Тщетно. Его околдовала ее простота и непосредственность. Сверкнув серебряными браслетами и перламутровыми коготками, женщина бесцеремонно сняла трубку с контуженного телефона и не сказав хозяину ни слова, ответила на звонок:

– Да, я Кобра, – представилась она. – Привет, цыпа! Как тебе Таллинн?… Что? Ты меня не знаешь?! Зато я тебя знаю!

– Э-э, – промычал Миша.

– На, поговори с Настей. – Цыганка отдала трубку шокированному директору. – Похоже, девочка решила с тобой подружиться.

– Яновский, слушаю, – с достоинством представился Миня.

– Михаил Эдуардович? – На другом конце провода с ним говорил грудной голос девчонки, которая его недавно опустила на Измайловском и которую под грузом текущих проблем пришлось упустить из поля зрения, равно как пятнадцать тысяч рублей, помытые ею из кабины Нивы, – по сравнению с двадцатью семью тоннами баксов они стали выглядеть детской забавой и этакой невинной шуткой.

– Настя? – Он опешил.

– Вы узнали? – растаял голос.

– Не я... То есть, я не ожидал. Я... Вы...? Но... – потерянно хлопал губами Миша.

– Да что с вами? Ха-ха-ха-ха-ха!

Он посмотрел на цыганку: она по-хозяйски устроилась в кресле напротив и ядовито усмехнулась.

– Почему вы молчите, Михаил Эдуардович? – спросила девочка по телефону: – А можно вас звать просто Миша?

– Разумеется. Но...

– Миша, не молчите! – Настя пела голосом, не уступающим в прелести птахам телефонного секса. – А то мне станет скучно, и я повешу трубку.

– Не делайте этого! – решительно вскрикнул директор "Кобры" и заметил, как гостья в платках вновь хихикнула. Его просто распинали между двумя наглыми бабами, это начинало действовать на нервы. – Ни в коем случае не бросайте трубку!

– Но почему, Миша? Если мне с вами станет скучно, почему я не могу бросить трубку? – удивлялась воровка с Измайловского.

"Она дурочка, что ли?" – не понял Михаил и взял быка за рога:

– Настя!

– Ау?

– Когда я вас подвозил... Помните?

– Конечно, Миша. Как я могла такое забыть?

– Как вам сказать... Вы случайно не захватили с собой... мой бумажник?

Цыганка вдруг открыто захохотала, обнажив белые зубы. Не успел Миша на нее рассердиться, как услышал по телефону:

– Да, конечно, захватила, – смеялась синхронно с гостьей Настя. – Ну и что?

– Как это «ну и что»? – обалдел Миня. – Это же не ваши деньги, их надо вернуть!

– А чьи? Baши?

– Разумеется.

– Надо подумать.

– Как это, подумать?! Интересно! Нам следует немедленно встретиться и обсудить этот вопрос.

– Немедленно?! Ту-ту-ту… По-моему, вы пытаетесь бежать впереди паровоза.

– Слушайте, вы! – сорвался директор. – Имейте совесть!

– Вы женаты?

– Я?! При чем тут это?!

– С кем я только что говорила?

Миша перевел нервный взгляд со стены на гостью – цыганка, вроде как, даже их слышала, по крайней мере, ее реакция соответствовала шоу, разыгравшемуся на проводе.

– ... Знать не знаю, – буркнул он Насте.

– Не с вашей женой?

– Нету у меня жены.

– Неужели?

– Может быть, – пропыхтел директор, – все-таки, обсудим наш вопрос?

– Может быть, – вновь засмеялась Настя. – Вы опять о деньгах?

– Где они?

– Вы интересуетесь только деньгами, Миша?

– А вы долго собираетесь косить под дурочку?

– Я просто хочу знать круг ваших интересов: о чем с вами можно говорить, чем занимаетесь в свободное время. Не только ведь считаете деньги?