Текст книги "Чекисты"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)

Весной и летом 1920 года ВЧК нанесла ряд новых сокрушительных ударов по врагу. Чекисты раскрыли центры «Польской организации войсковой», осуществлявшей шпионаж и диверсии в Киеве, Одессе, Харькове, Житомире и других городах. В Ростове, Одессе, Киеве, Николаеве, Екатеринославе, Омске, Челябинске, Томске, Иркутске было разгромлено несколько белогвардейских организаций. За призывы к вооруженной борьбе против Советской власти чекисты арестовали группы правых эсеров в Москве, Петрограде, на Украине, на Алтае. В Ростове ими был арестован Донской комитет меньшевиков.

В июле ВЧК разоблачила группу врачей и служащих Центральной приемочной комиссии, бравших взятки за освобождение от военной службы здоровых людей. С начала поверочного сбора преступники признали негодными к службе 8 тысяч человек – одну треть осмотренных, получив за это около 50 миллионов рублей. Среди лиц, дававших взятки, были бывшие купцы, заведующие продовольственными магазинами, работники кооперации. Президиум ВЧК во главе с Ксенофонтовым приговорил 44 участника группы к высшей мере наказания.

Летом 1920 года Ксенофонтову пришлось много внимания уделять работе в Верховном революционном трибунале. С 16 по 20 августа он председательствовал на заседании, рассматривавшем дело участников «Тактического центра». Суду были преданы 28 человек – руководители центра Д.М. Щепкин, С.М. Леонтьев, С.Е. Трубецкой и С.П. Мельгунов, а также члены входивших в центр контрреволюционных организаций, ряд крупных деятелей царского режима. В процессе расследования ревтрибунал полностью доказал вину подсудимых. Они ставили своей целью свержение диктатуры пролетариата, уничтожение завоеваний Октябрьской революции и восстановление путем вооруженного восстания власти буржуазии, а также оказывали всемерную помощь Деникину, Колчаку, Юденичу и Антанте. Четверо руководителей «Тактического центра» были приговорены к расстрелу. Однако, приняв во внимание их чистосердечное раскаяние и желание сотрудничать с Советской властью, ревтрибунал заменил расстрел иными наказаниями. Остальные подсудимые были приговорены к различным срокам лишения свободы. Одного подсудимого суд оправдал. [1]1
  В 1921 г. все осужденные по делу «Тактического центра» – были по амнистии освобождены из заключения.


[Закрыть]

31 августа – 4 сентября И. К. Ксенофонтов руководил заседанием Верховного ревтрибунала, на котором слушалось «дело кооператоров». Суд приговорил четырех руководителей Центросоюза, виновных в контрреволюционной деятельности, к 15 годам лишения свободы. Несколько подсудимых были освобождены от наказания, некоторые были осуждены условно, двое – оправданы.

Оба процесса, которые вел Ксенофонтов, состоялись в условиях тяжелой войны с Польшей и отражения наступления войск Врангеля. Относительно мягкие меры наказания виновных показали всему миру, что Советская власть не намерена была мстить своим политическим противникам, давала им возможность честным трудом искупить то зло, которое они принесли народу, поднявшемуся на защиту революции.

В середине октября 1920 года Центральный Комитет партии демобилизовал Ф.Э. Дзержинского, поскольку военные действия на польском фронте заканчивались, и снова направил его на работу в ВЧК. И. К. Ксенофонтов целиком сосредоточился на исполнении своих прежних обязанностей заместителя председателя ВЧК.

В конце ноября Феликс Эдмундович предложил Ксенофонтову выехать на Кавказ для ревизии и инспектирования чрезвычайных комиссий.

– Чрезвычайные комиссии на Северном Кавказе еще не окрепли, – сказал он. – Им нужна большая помощь и кадрами и советами. Вам следует на месте выявить их проблемы и, если возможно, разрешить.

3 декабря коллегия ВЧК признала желательным образовать Центральное управление всеми органами ЧК на Кавказе. Ксенофонтов должен был изучить и этот вопрос. Кроме того, ему поручили договориться с особым отделом Кавказского фронта об организации особого отдела по охране границы.

Поездка была длительной. В Ростове-на-Дону Ксенофонтов провел ревизию районной ТЧК и Донской ЧК, затем посетил Новороссийск, Екатеринодар, Пятигорск, Владикавказ. Он внимательно анализировал работу чрезвычайных комиссий, интересовался состоянием дисциплины, взаимоотношениями ЧК с партийными и советскими органами.

Вернувшись в Москву, Иван Ксенофонтович доложил Дзержинскому о результатах поездки. Чрезвычайные комиссии Северного Кавказа, рассказывал он, в основном справляются с задачами. Кубано-Черноморская ЧК разгромила несколько законспирированных врангелевских организаций. Новочеркасская ЧК вместе с Донской ЧК ликвидировала белогвардейский «Штаб спасения России», арестовала его руководителя князя Ухтомского. Им удалось удачно внедрить в штаб своего человека. Чекисты раскрыли связи Ухтомского с белогвардейской бандой Назарова, с десантами Врангеля.

Дзержинский слушал внимательно, иногда что-то записывал в блокнот. О наиболее крупных операциях чекистов ему в общих чертах было известно, но многое он узнал впервые.

– Скажите, Иван Ксенофонтович, какие трудности испытывают чрезвычайные комиссии? Какие недостатки в их работе? – спросил он.

– Основная трудность – это нехватка работников. Особенно это чувствуется в транспортных ЧК. Я им рекомендовал установить более тесный контакт с партийными комитетами, с профсоюзами, просить у них пополнение. Транспортные ЧК слабо связаны с территориальными чрезвычайными комиссиями. Серьезный недостаток в работе всех ЧК – неумение выбрать главное направление. Много занимаются борьбой с мелкой спекуляцией, регистрацией нетрудовых элементов вместо того, чтобы бросить все силы на выявление законспирированных белогвардейских групп.

В конце разговора Дзержинский поручил Ксенофонтову подготовить приказ, который бы обобщил деятельность чекистских органов на Кавказе и сформулировал задачи по улучшению работы чрезвычайных комиссий и особых отделов. В феврале 1921 года приказ был разослан на места.

По возвращении из командировки Ксенофонтов снова с головой ушел в повседневную работу. Почти ежедневно он проводил заседания президиума ВЧК. На них рассматривались самые разнообразные вопросы: об организации чрезвычайных комиссий в автономных республиках, охране границы, увеличении ставок сотрудников, обследовании мест заключения, о помощи Наркомпросу в борьбе с детской беспризорностью, награждениях отличившихся чекистов, о перемещениях сотрудников ВЧК и т. д.

Одной из неотложных и важных задач ВЧК в тот период была борьба с политическим бандитизмом, прежде всего с бандами Махно на Украине и антоновщиной в Тамбовской губернии. Центральный Комитет партии придавал быстрейшему разгрому банд первостепенное значение. Против них были посланы регулярные части Красной Армии и войска ВЧК, образованные в январе 1921 года.

6 февраля Ксенофонтов провел расширенное заседание президиума ВЧК. В нем приняли участие члены коллегии и заведующие отделами ВЧК. Ксенофонтов сообщил, что мятеж Антонова в Тамбовской губернии разрастается, его банды совершают опустошительные набеги в Воронежскую, Пензенскую, Саратовскую губернии:

– Центральный Комитет партии, товарищ Ленин, – говорил Иван Ксенофонтович, – требуют как можно быстрее покончить с антоновщиной. Скоро наступит весна, и тогда, после полевых работ, бандитизм примет еще более опасные масштабы. Сейчас же, до весенней распутицы, имеется возможность сравнительно легкой переброски войск, окружения и уничтожения банд. Наша задача – обеспечить разведку. Мы должны знать состав и численность банд, их главарей, местонахождение штабов, источники снабжения оружием и боеприпасами, их планы и намерения. В этих сведениях крайне нуждается командование частей Красной Армии и войск ВЧК.

Президиум ВЧК принял решение послать в Тамбовскую и другие охваченные восстаниями губернии опытных чекистов, улучшить сбор разведывательной информации о мятежниках.

Ксенофонтов как заместитель председателя ВЧК координировал действия Секретного отдела ВЧК и местных чрезвычайных комиссий в разработке совместных мероприятий по проникновению в банды Антонова и разложению их изнутри, поддерживал постоянную связь с председателями губернских ЧК и с командованием частей ВЧК.

Весной 1921 года Секретный отдел ВЧК, возглавляемый Т.П. Самсоновым, совместно с Воронежской ЧК начал подготовку операции по внедрению в штаб Антонова бывшего левого эсера Е.Ф. Муравьева. Под видом члена ЦК левоэсеровской партии ему удалось проникнуть в логово мятежников. Муравьев получил важные сведения о дислокации бандитов, их командном составе, вооружении, связях и планах. С помощью Муравьева удалось вызвать нескольких руководителей банд в Москву якобы на «съезд повстанческих армий и отрядов» и арестовать их. Три группы боевиков Муравьев послал «за оружием» в Тулу, Воронеж и Москву, все они также попали в руки чекистов. Эти мероприятия способствовали дезорганизации политического и военного руководства мятежников накануне решающих операций Красной Армии и войск ВЧК по уничтожению банд Антонова.

Многие сложные вопросы приходилось решать И. К. Ксенофонтову на посту заместителя председателя ВЧК. Иногда жизнь ставила их совершенно неожиданно.

Однажды Ивана Ксенофонтовича пригласил к себе Дзержинский.

– Вы знаете, – обратился к нему Феликс Эдмундович, – что два дня тому назад, 8 февраля, умер князь Кропоткин. Комиссия по организации похорон послала телеграмму Ленину. Она просит освободить из мест заключения анархистов для участия в похоронах. С такой же просьбой обратилась к Владимиру Ильичу дочь Кропоткина. Анархисты грозятся, что они сбросят с гроба покойного все коммунистические венки, если их требования не будут приняты. Ленин сообщил об этом в Президиум ВЦИК. Президиум предлагает ВЧК по своему усмотрению решить этот вопрос. Вчера Владимир Ильич звонил мне, спрашивал, можем ли мы что-нибудь сделать, чтобы удовлетворить анархистов. Похороны состоятся в воскресенье, в 11 часов.

– Насколько я понимаю, – заметил Ксенофонтов, – анархисты должны прибыть без конвоя для участия в траурной процессии. Какую гарантию они дают, что не совершат побег?

– Никакой. Только честное слово.

Да, рискованное дело, – сказал Иван Ксенофонтович-. – Тем более уже было несколько случаев побегов анархистов во время следования к месту заключения. Я думаю, что от окончательного решения мы пока воздержимся, посмотрим, как поведут себя легальные анархисты дальше. А тем временем наметим, кого можно, а кого нельзя отпускать под честное слово. Я думаю, что уголовников, выдающих себя за анархистов, никоим образом освобождать нельзя. Мигом разбегутся. Речь может идти только об идейных анархистах.

Утром следующего дня в кабинет к И.К. Ксенофонтову вошел секретарь Дзержинского В.Л. Герсон с сотрудником Секретного отдела ВЧК М.В. Бренером. Вид у них был озабоченный, растерянный.

– Что будем делать с анархистами, Иван Ксенофонтович? – спросил Герсон. – Завтра похороны, а вопрос с их освобождением все еще неясен. Феликс Эдмундович будет только после обеда, приедет на заседание президиума, Самсонов в отъезде. Только что звонили из Совнаркома, спрашивали, какое решение мы приняли по записке товарища Ленина.

– Какой записке? – удивился Ксенофонтов.

– Вот по этой. Вчера передали. Ксенофонтов взял записку. В ней говорилось:

«Т. Дзержинский! Посылаю Вам, согласно нашему телефонному разговору, письмо дочери Кропоткина. Надеюсь, удастся освободить тех, за кого она просит. Найти ее через Управдел Н.П. Горбунова. Ваш Ленин».

– Ребята волнуются, – вступил в разговор Бренер. – Они хотели бы знать, как будут организованы похороны. Разрешат ли анархистам первыми идти за гробом Кропоткина, будет ли им позволено нести свои знамена? Сотрудники отдела опасаются, не произойдет ли каких-нибудь эксцессов во время панихиды. Ведь руководить похоронами будет член конфедерации анархистов-синдикалистов!

Вопрос был крайне сложный. Иван Ксенофонтович тут же попытался связаться по телефону с Дзержинским, находившимся на даче. Феликс Эдмундович оказался на месте. Было решено: анархисты отпускаются утром в воскресенье под честное слово до 12 часов ночи, к этому времени они обязаны вернуться в места заключения.

В воскресенье, 13 февраля, анархисты без конвоя прибыли в Колонный зал Дома союзов проститься с Кропоткиным. Траурная процессия медленно двинулась на кладбище. Вслед за катафалком шли колонны анархистов с черными знаменами, за ними со склоненными красными знаменами – трудящиеся Москвы. Похороны прошли организованно. Ночью все анархисты, отпущенные под честное слово, возвратились в места заключения.

В середине февраля 1921 года Центральный Комитет партии откомандировал Дзержинского на Украину с заданием выяснить причины и наметить пути преодоления топливного кризиса. Руководство Всероссийской чрезвычайной комиссией снова легло на плечи Ксенофонтова. Отъезд Дзержинского, как будто по иронии судьбы, опять совпал с резким, наибольшим за все годы существования Советской власти обострением внутриполитической обстановки.

В конце февраля в Петрограде и Москве начались спровоцированные эсерами и меньшевиками забастовки рабочих, уставших от войны, голода и разрухи. Они требовали ликвидации заградительных отрядов, вылавливавших мешочников на железных дорогах, свободы торговли, равного для всех распределения продуктов, «демократических свобод», перевыборов Советов. Начались волнения моряков на линкорах «Севастополь» и «Петропавловск» в Кронштадте. На заводах и улицах появились меньшевистские листовки.

Утром 1 марта в кабинете Ивана Ксенофонтовича раздался телефонный звонок. Дежурный секретарь В.И. Ленина передавала, что его, Ксенофонтова, и Менжинского вызывает Владимир Ильич, прием назначен на 3 часа 15 минут пополудни.

Ленин встретил руководителей ВЧК сдержанно, даже несколько сурово. Чувствовалось, что он сильно озабочен последними событиями.

– Вы знаете, товарищи, о волнениях в Петрограде, о попытке контрреволюционеров организовать демонстрацию в Москве, – сказал Владимир Ильич. – Я получил сообщение из Петрограда о «волынках» на заводах, о приезде к бастующим рабочим делегации кронштадтских моряков. За всем этим ясно видна рука эсеров и меньшевиков. Вчера состоялось заседание Политбюро ЦК. Было принято решение прекратить освобождение меньшевиков из тюрем. ВЧК поручено произвести аресты эсеров и меньшевиков, возбуждающих рабочих против Советской власти. Вы должны срочно дать сведения о деятельности анархистов и других антисоветских партий, о причастности их к последним контрреволюционным выступлениям. ЦК срочно вызвал Феликса Эдмундовича в Москву, на днях он выедет из Харькова. Какими сведениями вы располагаете, что намерены предпринять, чтобы не допустить активизации действий врагов Советской власти?

Ксенофонтов и Менжинский коротко доложили Ленину об известных ВЧК фактах антисоветской деятельности эсеров, меньшевиков и анархистов, о важнейших процессах, происходящих во враждебном лагере, об участии чекистских органов в борьбе с политическим бандитизмом.

Беседа продолжалась двадцать пять минут.

После разговора с В.И. Лениным Иван Ксенофонтович послал во все чрезвычайные комиссии директиву ВЧК о повышении бдительности. В крупных городах были произведены аресты эсеров и меньшевиков, уличенных в антисоветской агитации, в подготовке восстаний. На подавление начавшегося Кронштадтского мятежа Ксенофонтов направил войска ВЧК, которые вместе с частями Красной Армии приняли участие в боевых действиях по разгрому мятежников.

В середине марта Ксенофонтов по заданию ВЧК выехал в Петроград. Он был наделен специальными полномочиями по расследованию причин Кронштадтского мятежа и ревизии Петроградской ЧК и особого отдела Петроградского военного округа. В Кронштадте он провел предварительное следствие по делам арестованных мятежников.

Выполнив поручение ВЧК, Ксенофонтов в конце марта возвратился в Москву.

Напряженная работа в ВЧК подорвала здоровье Ивана Ксенофонтовича. Сильно сказывались нервное переутомление и физическая усталость. Ксенофонтов обратился в Центральный Комитет партии с просьбой перевести его на партийную или хозяйственную работу. ЦК удовлетворил просьбу. Ксенофонтов сдал дела новому заместителю председателя ВЧК И.С. Уншлихту. В конце апреля Иван Ксенофонтович получил месячный отпуск для отдыха и лечения.

…Летом 1921 года на Воздвиженке, 5, в доме, где размещался Секретариат ЦК РКП (б), появился человек среднего роста, круглолицый, с наголо обритой головой. Суконная гимнастерка, подпоясанная офицерским ремнем, до блеска начищенные сапоги придавали его коренастой фигуре подтянутый вид. Это был Иван Ксенофонтович Ксенофонтов, назначенный Оргбюро ЦК РКП (б) управляющим делами ЦК.

Перед Ксенофонтовым поставили задачу улучшить работу аппарата Управления делами, приспособить ее к условиям мирного времени. После окончания гражданской войны была восстановлена сеть партийных организаций на территории, освобожденной от белогвардейцев и интервентов. Возросли масштабы деятельности Секретариата ЦК. Больше внимания стало уделяться вопросам партийного строительства. Расширились связи между партийными организациями и Центральным Комитетом РКП (б). Увеличилось количество документов, проходивших через Управление делами ЦК. Усилился поток посетителей. Тысячи коммунистов, демобилизованных из армии, обращались в ЦК за содействием в решении бытовых вопросов. Многим нужно было помочь восстановить здоровье, подорванное годами тюрем и ссылок, залечить раны, полученные в боях. Все это требовало от Управления делами особой четкости и оперативности.

Организационное бюро ЦК РКП(б), назначая Ксенофонтова на должность управляющего делами ЦК, учитывало его большой опыт руководства ВЧК. Этот опыт Иван Ксенофонтович широко применил на новой работе. Он упростил и удешевил аппарат Управления делами, укрепил служебную дисциплину. Несколько работников, недобросовестно относившихся к делу, были уволены. Ксенофонтов ввел учет времени, занятого на службе каждым сотрудником. При Секретариате было создано бюро пропусков. Иван Ксенофонтович организовал четкую регистрацию входящей и исходящей корреспонденции, наладил строгий контроль за исполнением постановлений ЦК, поручений и заданий В.И. Ленина и других руководителей партии.

Нововведения Ивана Ксенофонтовича в Управлении делами ЦК встретили понимание со стороны сотрудников. В большинстве своем это были молодые люди, пришедшие из армии. Их быт носил на себе суровый отпечаток времени, только что закончившейся войны. Они ходили, как правило, в легких серых пальто, выданных со склада. Эта одежда лишь символически защищала их от холода. Жили впроголодь. Раз в месяц с шумом и шутками приносили продовольственный паек: мясо австралийских кроликов, пару ржавых селедок, пакет пшена, немного муки. Зарплаты с трудом хватало на пропитание. Однако «цекисты» были полны энтузиазма, бодрости и оптимизма. Часто после окончания рабочего дня они задерживались в кабинете Ксенофонтова, говорили о текущих делах, обсуждали положение в мире, в стране. Товарищеские беседы затягивались иногда на несколько часов.

Ивана Ксенофонтовича сотрудники любовно называли «дед», «отец». Он был прост, приветлив, добр в отношении к подчиненным, но вместе с тем принципиален и тверд, нетерпим к любому нарушению служебной дисциплины и партийной этики. «Ксенофонтов, – вспоминал писатель Илья Кремлев, работавший в начале 20-х годов в Управлении делами ЦК, – был человеком кристаллической чистоты и беззаветной преданности партии… В нем, как в ценнейшем сплаве, слились воедино те чудесные черты, которые так присущи были чекистам… прямолинейность, неукротимая ненависть к проклятому прошлому, редкое бескорыстие, поразительное чувство товарищества и врожденная мягкость, уживающаяся с воспитанной опасной работой неумолимостью там, где этого требовали интересы революции».

Иван Ксенофонтович часто принимал посетителей, внимательно выслушивал их просьбы, жалобы, заявления, оказывал им помощь в устройстве на работу, в получении жилья, лечения. Однажды к нему в кабинет вошла невысокого роста женщина с орденом Красного Знамени на жакете.

– Товарищ Ксенофонтов, – обратилась она к Ивану Ксенофонтовичу. – Я красная сестра милосердия Фирковская, воевала в армии Буденного. Была тяжело ранена, получила инвалидность. Сейчас мне срочно нужна госпитализация. Очень прошу вашего содействия. Кроме того, нельзя ли получить единовременное пособие. Стыдно просить об этом, но другого выхода нет.

Иван Ксенофонтович помог Е.И. Фирковской лечь в больницу, распорядился выдать ей денежную ссуду.

Ксенофонтов проявлял постоянную заботу о быте красноармейцев отряда особого назначения при ЦК РКП (б). Он помог благоустроить казарму, где жили бойцы, интересовался их довольствием, организовал обучение грамоте, наладил регулярные политические занятия. Красноармейцы отряда единодушно избрали Ивана Ксенофонтовича депутатом Московского Совета. Весной 1922 года на общем собрании отряда, посвященном увольнению с действительной службы, бойцы приняли резолюцию, в которой отмечали большое внимание к ним со стороны Ксенофонтова. «Вы с отеческой заботливостью, – писали красноармейцы, – старались улучшить наше положение, благодаря чему серая казарма превратилась для нас в уютный дом».

Слова искренней благодарности в адрес Ивана Ксенофонтовича звучали и в выступлениях красноармейцев, увольнявшихся в запас в 1924 году. 4 апреля на общем собрании бойцов и командиров была принята резолюция, в которой говорилось: «Имя, которое мы, красноармейцы, тебе дали, – „дедушка“, „отец“ – будет долго сохранено в нашей памяти, и мы там, на своих местах, рассыпавшись по всему СССР, будем в лице твоем чтить и уважать Российскую Коммунистическую партию, как единственную защитницу мирового пролетариата и крестьянства».

Три с половиной года пробыл Ксенофонтов управляющим делами ЦК. Аппарат работал четко, хорошо. В конце ноября 1924 года Иван Ксенофонтович обратился в ЦК РКП (б) с просьбой перевести его на советскую работу, где в то время была большая нужда в опытных партийных кадрах.

С грустью расставались сотрудники Управления делами со своим руководителем. В день его ухода из аппарата ЦК они составили благодарственный адрес Ивану Ксенофонтовичу. Его подписали 80 человек. Они обещали Ксенофонтову работать с неутомимой энергией, как он их учил.

23 февраля 1925 года Ксенофонтов приступил к новой работе: его назначили заместителем наркома социального обеспечения РСФСР. Задачи, стоявшие перед наркоматом, были необычайно сложны. За годы империалистической и гражданской войн в стране погибло в боях и умерло от ран и болезней свыше двух миллионов солдат и офицеров. Более двух миллионов человек стали жертвами эпидемий в тылу. Сотни тысяч семей остались без кормильцев. Война искалечила четыре с половиной миллиона человек, многие из них полностью потеряли трудоспособность. Все они нуждались в питании, лечении, материальных средствах.

С первых дней пребывания в НКСО И.К. Ксенофонтову пришлось осуществлять фактическое руководство наркоматом – нарком В.Г. Яковенко был тяжело болен. Иван Ксенофонтович начал с улучшения работы центрального аппарата. На ответственные должности были выдвинуты опытные коммунисты. Удельный вес членов партии в коллективе увеличился за год почти в два раза. Коммунисты стали составлять около трети всех служащих наркомата. Повысилась интенсивность работы сотрудников, началось внедрение научной организации труда. Губернские органы соцобеспечения были укреплены выдвиженцами, преимущественно беспартийными рабочими и крестьянами.

Ксенофонтов повел решительную борьбу с бюрократизмом в аппаратах собеса, за сокращение бумажной отчетности. Несколько ответственных работников были наказаны за казенное отношение к инвалидам и волокиту. На места стали регулярно направляться инспекции, возглавляемые членами коллегии НКСО. Они ревизовали работу губернских и областных отделов собеса, оказывали им помощь, обобщали и распространяли передовой опыт. Ксенофонтов требовал от сотрудников неуклонного повышения дисциплины, добросовестного отношения к труду.

– Там, где товарищи не спят, – говорил он на IV Всероссийском совещании заведующих губернскими и областными отделами собеса, – удается много сделать. Но там, где работают спустя рукава или недостаточно активно проявляют себя, там дело не двигается с места. Трудиться надо не за страх, а за совесть.

– Каждый работник, – подчеркивал Иван Ксенофонтович, – начиная с курьера и кончая ответственным должностным лицом, должен проявлять максимальную инициативу, работать не бюрократически, а творчески.

Одним из важнейших направлений деятельности НКСО Ксенофонтов считал всемерное содействие укреплению и развитию крестьянских обществ взаимопомощи. Они играли основную роль в социальном обеспечении деревни. Ксенофонтов рассматривал крестьянские общества взаимопомощи как «школу советской государственности».

Другим важным направлением являлось трудовое устройство инвалидов. Всероссийское кооперативное объединение инвалидов (ВИКО) при наркомате образовывало производственные, торговые, потребительские артели. Благодаря посильному труду в артелях инвалиды обеспечивали себя и свои семьи средствами, необходимыми для жизни. Создавались различные техникумы, где они могли получить специальность.

Ксенофонтову удалось добиться удвоения пенсионного фонда. В результате повысился средний размер пенсий. Расширилась работа по пенсионному обеспечению инвалидов в деревне. Были увеличены нормы снабжения в домах инвалидов и престарелых. В 1925 году при прямом участии Ивана Ксенофонтовича образовалось Всероссийское общество слепых, увеличены пенсии незрячим и глухонемым.

Предметом особой заботы Ксенофонтова было пенсионное обеспечение лиц, имевших особо выдающиеся заслуги перед советским народом: участников революционного движения, крупных деятелей науки, техники, литературы и искусства. Иван Ксенофонтович возглавил Комиссию по назначению персональных пенсий.

Однажды, вскоре после вступления Ксенофонтова на должность замнаркома, ему позвонила Н.К. Крупская.

– Иван Ксенофонтович, – сказала она, – нужнопо мочь Александре Михайловне Калмыковой. Она очень много сделала в свое время для нашей партии. Александра Михайловна была вдовой тайного советника. Все свое состояние отдала на дело революции. Сейчас ей уже 75 лет, живет одна, бедствует.

– Хорошо, Надежда Константиновна, – ответил Ксенофонтов, – что-нибудь придумаем.

Калмыкова была беспартийной и потому не имела формального права на получение персональной пенсии. Ей оказали единовременную материальную помощь. Но эта помощь не решила проблемы обеспечения ветерана-революционерки. 23 мая 1925 года Крупская послала Ксенофонтову письмо, в котором говорилось: «Тов. Ксенофонтов, большое спасибо за меры, принятые в отношении Калмыковой. Но хорошо бы урегулировать этот вопрос также на будущее время – и выдавать ей пенсию в размере 75 рублей. Жить ей уже недолго. Она содержала старую „Искру“ целиком на свои средства. К ней очень хорошо относился всегда Владимир Ильич – писал ей как-то (кажется, в 21-м году) горячие приветы». Крупская сообщала, что Калмыкова привлекалась к суду еще по делу «Народной воли», она помогала группе «Освобождение труда» издавать марксистские произведения, имела до революции склад популярной литературы, где была явка социал-демократов, большую роль сыграла в развитии народного образования, сама читала лекции в воскресных рабочих школах. «Пожалуйста, урегулируйте уж это дело, – писала Надежда Константиновна. – Конечно, я тут больше всех виновата, что не проследила, не позаботилась».

Ксенофонтову удалось добиться назначения Калмыковой персональной пенсии в виде исключения, учитывая ее заслуги перед революцией.

Случай с А.М. Калмыковой подсказал Ксенофонтову мысль о том, что следует более активно выявлять ветеранов революции, не имевших средств к жизни, нуждавшихся в увеличении пенсий и в лечении. В июле 1925 года он от имени коллегии НКСО обратился к секретарям губернских и областных комитетов партии с письмом, в котором просил их содействия в решении этого вопроса. «В ожесточенной гражданской борьбе и в тяжелые годы нелегальной борьбы с царизмом, – писал Ксенофонтов, – многие старые большевики подорвали свои силы и стали инвалидами. Многие из них по причине инвалидности крайне нуждаются материально. Многим из них партия в советском порядке уже помогает (Комиссия по выдаче персональных пенсий при НКСО), но многие, к сожалению, об этом еще не знают, хотя имеют неоспоримое право на обеспечение по своим заслугам». Ксенофонтов просил губкомы выяснить, кто из заслуженных партийцев нуждается в материальном обеспечении, помочь им оформить документы на получение персональной пенсии.

Работая в НКСО, Ксенофонтов выдвинул предложение об упорядочении законодательства о социальном обеспечении. Многие законы и инструкции, считал он, устарели. Некоторые из них были опубликованы только в газетах, и это затрудняло пользование ими. Коллегия НКСО образовала комиссию по кодификации законодательства о назначении пенсий и пособий, подготовила проекты положений о социальном обеспечении и внесла их на рассмотрение Совета Министров РСФСР.

Ксенофонтов часто выступал в печати по проблемам социального обеспечения. В 1925 году он опубликовал брошюру «Состояние и развитие социального обеспечения в РСФСР», две статьи в журнале «Взаимопомощь». В газете с таким же названием было напечатано несколько речей Ксенофонтова, его бесед с корреспондентами. Он написал большую программную статью для вновь организованного журнала «Вопросы социального обеспечения».

Еще во время работы в Управлении делами ЦК у Ксенофонтова появились признаки болезни, которая потом привела к трагическому концу. Он с трудом мог принимать пищу: беспокоила боль в желудке и пищеводе. Никто из товарищей по работе не знал о недуге. О нем было известно лишь жене, Ирине Филипповне.

В конце 1925 года болезнь резко обострилась. Однажды, во время работы XIV съезда партии, по пути из Кремля домой, в гостиницу «Националь», Ксенофонтову стало плохо. С трудом дошел до квартиры. Ирина Филипповна вызвала доктора. В тот же день Ивана Ксенофонтовича поместили в больницу.9 февраля 1926 года Ксенофонтов вышел из больницы и сразу же включился в активную работу. Он провел заседание коллегии НКСО, составил докладную записку в ЦК ВКП(б) о положении дел в наркомате, принял участие в подготовке законодательных актов и инструкций по социальному обеспечению. Начал работать над статьей «Назревший вопрос», посвященной пенсионному обеспечению и трудоустройству инвалидов.