Текст книги "Чекисты"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)

– Что я буду делать?

Нам в организации нужен профессионал. Главным образом для печатания на гектографе листовок и проведения нелегальных собраний. Кроме того, потребуется ваше участие в работе культурного центра. Нужно будет установить связи с наиболее подготовленными социал-демократами, обеспечить их выступления перед рабочими с лекциями и беседами. Вам тоже иногда придется выступать на вечерах и собраниях, разумеется, конспиративно, под вымышленной фамилией. Мы считаем, что вы вполне справитесь со всем этим.

– Михаил Сергеевич, а где же я буду жить? Пребывание в Риге мне запрещено.

– Пропишетесь в пригороде, а квартиру в Риге мы вам обеспечим. Надо придумать кличку. Как вы смотрите, если мы вас будем называть „товарищ Лука“?

– Что ж, пусть буду „Лукой“!

Так Ксенофонтов стал профессиональным революционером.

В июле 1914 года в России прокатилась мощная волна стачек и демонстраций. В Петербурге полиция открыла стрельбу по участникам митинга на Путиловском заводе. Два человека были убиты, 50 ранено. В знак протеста против расстрела путиловцев забастовали сотни тысяч рабочих в разных городах страны. Ксенофонтов чуть ли не сутки подряд печатал листовки Рижского комитета с призывом ко всеобщей стачке. В городе забастовало 54 тысячи человек.

А 1 августа 1914 года началась мировая война. Многие большевики, члены Рижской организации, были мобилизованы на фронт. Ксенофонтов решил легализоваться и уйти в армию, чтобы вести революционную работу среди солдат.

…Телеграфный батальон, в который попал Иван Ксенофонтович, обслуживал штаб 2-й армии Западного фронта. Телеграфистов поначалу разместили в центральной телеграфной станции Гродненской крепости, а в середине августа перевели под Витебск.

После окончания краткосрочных курсов унтер-офицера Кеенофонтова зачислили в кабельное отделение телефонистом на коммутатор. Служба была нетяжелой. Каждую свободную минуту Ксенофонтов использовал для агитации среди солдат. Он организовал для них чтение газет. Это не запрещалось командованием. Оно было уверено, что чтение монархической и буржуазной прессы укрепляет дух армии, повышает готовность солдат отдать свою жизнь за „веру, царя и отечество“. Офицеры, конечно же, не догадывались, что Ксенофонтов занимался не столько чтением, сколько объяснением прочитанного. Он говорил своим слушателям, что войну затеяли капиталисты, что она ведется ради захвата чужих территорий, что народам она приносит кровь и страдания, а хозяевам – доход, поэтому солдаты всех стран должны не сражаться друг против друга, а повернуть оружие против буржуев и помещиков, против своих правительств.

В свободное от службы время солдатам разрешалось посещать корчму, В большую грязную хату набиралось множество посетителей. Потягивая пиво и дымя цигарками, они не спеша делились различными новостями. Ксенофонтов тоже иногда заходил в корчму – пообедать, поговорить с товарищами. Там он познакомился со стройной светлоглазой буфетчицей Ириной Стефанович. Девушка рано лишилась матери и росла под присмотром тети. Отца видела редко – он целыми днями пропадал на свадьбах, развлекая гостей игрой на скрипке. Вскоре молодые люди поженились. В сентябре 1915 года у них родился крепкий здоровый малыш, которого назвали Колей. Ирина с сыном уехала в Савинки, к родителям Ивана Ксенофонтовича.

Зимой телеграфный батальон перевели в Парфьяново, Докшицы и Буцлав – глухие поселки на западе Витебской губернии. Газет здесь купить было негде, и солдаты очень сожалели об этом. Однако Ксенофонтов нашел выход. Он предложил своему непосредственному начальнику старшему унтер-офицеру И. В. Евстафьеву, человеку, близкому ему по убеждениям, обратиться за помощью в земство. Сходи к властям, говорил Ксенофонтов, попроси их выписать газеты через земскую палатку. Скажи, что это нужно для просвещения солдат. Надо, дескать, помочь защитникам отечества приобщиться к свету знаний.

Чиновники земства, тщеславно и в то же время осторожно выставлявшие напоказ свой либерализм, согласились с доводами Евстафьева. Ксенофонтов возобновил чтение газет среди солдат.

Однажды случилось событие, которое могло иметь для Ксенофонтова самые печальные последствия, Из командировки в Петроград возвратился солдат Козлов. В столице ему удалось каким-то образом достать большевистские прокламации. Их сразу же распространили среди солдат батальона. Об этом стало известно командованию. Офицер, командир кабельного отделения, где служил Ксенофонтов, вызвал к себе Евстафьева и начал допытываться, кто в батальоне занимается крамольной пропагандой.

– В поселке, – говорил он, – слухи, что среди солдат ведется агитация против войны, распространяются большевистские листовки. Это делают враги престола. Они хотят нашего поражения в войне. Надо выяснить, нет ли в нашем отделении таких людей.

– У нас, ваше благородие, никакой агитации не ведется, – с простодушным видом ответил Евстафьев. – Правда, в роте читают солдатам газеты, но только дозволенные.

– В нашем отделении никаких чтений газет не должно быть, – приказал офицер. – Я категорически запрещаю.

Евстафьев сразу же сообщил о разговоре Ксенофонтову. Обсудив сложившуюся ситуацию, решили чтение газет продолжать, а конспирацию усилить.

Осенью 1916 года батальон расквартировали в местечке Кочановичи, в семи верстах от Несвижа, где размещался штаб армии. Здесь Евстафьев добился назначения Ксенофонтова телеграфистом ротной канцелярии. У Ивана Ксенофонтовича стало больше свободного времени. Евстафьев часто посылал его с различными служебными поручениями в Несвиж, а фактически – за газетами. Революционная агитация среди солдат не прекращалась ни на один день.

В феврале 1917 года Иван Ксенофонтович поехал в Оршу за получением инженерного имущества для телеграфной роты. Закончив дела, он уже собрался возвращаться в часть. Но его внимание привлекло необычное поведение солдат и офицеров, что-то взволнованно обсуждавших. На лицах многих офицеров была явная растерянность, солдаты же, напротив, не скрывали радости.

– Не знаешь, браток, что случилось? – спросил Ксенофонтов у одного из солдат. – Что-то офицеры, как бараны, толпятся?

– Как? Ты не слыхал? В Петрограде революция! Царь отрекся от престола! Свобода, брат!

– А откуда тебе известно?

– Да я только нынче утром из Петрограда. Новость так обрадовала Ивана Ксеиофонтовича, что он не удержался и… заплакал.

Бросив все дела, Ксенофонтов немедленно выехал в Москву. Город было не узнать. Не дымились трубы фабрик и заводов. Стояли трамваи. Все улицы и площади заполнили толпы ликующих людей. Повсюду шли митинги, слышались лозунги: „Да здравствует революция!“, „Да здравствует свобода!“ По тротуарам свободно разгуливали солдаты с красными бантами на груди.

Ксенофонтов с трудом разыскал Московский комитет партии. Там тоже царило необычайное оживление. Все куда-то спешили, на ходу отдавая распоряжения или получая задания. Все же Ивану Ксенофонтовичу удалось расспросить о перевороте в Петрограде и о положении дел в Москве. Он получил директиву: возвращаться на фронт, сплачивать солдат на защиту революции.

– Сейчас главное, – сказали ему, – закрепить победу. Необходимо арестовать офицеров-монархистов, создать в армии выборные солдатские комитеты, ограничить офицерам доступ к оружию, послать делегатов от солдат в местный Совет.

Ксенофонтову вручили пачку только что выпущенных большевистских листовок, и он выехал в свою часть.

В начале марта Ксенофонтов провел собрание солдат несвижского гарнизона по выборам в Совет. Избрали исполком из девяти человек во главе с Ксенофонтовым. Все члены исполкома, кроме Ивана Ксенофонтовича, были беспартийными. Но они оказались надежными людьми. Исполком разместился в одной из казарм. Это позволяло поддерживать более тесную связь с солдатами, оказывать на них влияние, и вместе с тем гарантировало от провокаций со стороны офицерства.

Средств в исполкоме никаких не было. Руководители Совета со смехом вынули свои кошельки и внесли деньги в общий фонд – кто сколько мог. Заказали печать, штамп. Позже начали поступать отчисления из воинских частей.

В середине марта состав исполкома изменился. На общем собрании солдат и офицеров гарнизона в него было избрано несколько эсеров и меньшевиков. Однако Ивану Ксенофонтовичу удалось нейтрализовать их влияние. Опираясь на беспартийных солдат, он добился того, что Совет по всем важнейшим вопросам проводил линию большевиков.

После Февральской революции в русской армии были созданы выборные солдатские комитеты. Они отвечали за соблюдение внутреннего распорядка в частях, осуществляли контроль за офицерством, организовывали собрания, митинги, демонстрации. Начали созываться армейские и фронтовые съезды, на которых избирались комитеты армий и фронтов. В мае по предложению Ксенофонтова в Несвиже собрался съезд представителей частей 2-й армии. Большинство на нем имели эсеры и меньшевики. Съезд избрал армейский комитет, в котором преобладали соглашатели, но были и большевики. Ксенофонтов вошел в состав комитета.

Армейский комитет разместился в замке Радзивиллов, в помещении штаба армии. Он всецело поддерживал политику Временного правительства, вместе со штабом старался сохранить „боевой дух“ армии, необходимый для продолжения империалистической войны. Первое время комитет имел большое влияние среди солдатских масс, находившихся в окопах, однако в Несвиже он доверием солдат не пользовался.

Единственной реальной силой в городе был Совет рабочих и солдатских депутатов, возглавляемый Ксенофонтовым. Он созывал собрания гарнизона, организовывал для солдат митинги, лекции, создал библиотеку. Совет получал по подписке много газет. Их распределяли среди подразделений, обслуживавших штаб, и посылали на позиции.

В исполкоме Совета с утра до вечера было полно солдат. Они обращались к Ивану Ксенофонтовичу с самыми различными просьбами – прислать докладчика на митинг, помочь достать литературу, особенно газеты „Правда“, „Солдатская правда“, „Известия“. Частыми гостями были курьеры, прибывавшие по различным делам в штаб армии и в армейский комитет. Из комитета они обычно уходили неудовлетворенными и направлялись за помощью в Совет. Ксенофонтов сердечно беседовал с ними, советовал, как лучше наладить работу солдатских комитетов. Связь с полками, находившимися на фронте, поддерживалась также через солдат, которые после лечения в госпиталях возвращались в окопы.

В начале июня Ксенофонтов в составе делегации 2-й армии выехал в Петроград для участия в 1-м Всероссийском съезде Советов. Столица бурлила. Страсти кипели и в актовом зале бывшего кадетского корпуса, где заседал съезд. Иван Ксенофонтович жадно слушал выступавших ораторов – и большевиков, и их противников. Вот на трибуну поднялся В.И. Ленин. С гневом говорил он об антинародной политике Временного правительства, неспособного управлять страной. И когда Владимир Ильич смело бросил в зал, что большевистская партия каждую минуту готова взять власть, Ксенофонтов вместе с товарищами поднялся с места и долго аплодировал оратору.

Через две недели Иван Ксенофонтович шел в колонне демонстрантов, рабочих и солдат, заполнивших улицы Петрограда. Над морем голов плыли алые знамена и лозунги: „Вся власть Советам!“, „Долой десять министров-капиталистов!“

Перед отъездом в Несвиж Ксенофонтов получил четкие директивы „Военки“ (так называлась Военная организация при ЦК РСДРП (б) о развертывании революционной работы в армии. Особое внимание обращалось на создание в каждой роте, в каждом батальоне, полку партийных ячеек.

В Несвиже не было большевистской организации – ни в городе, ни в гарнизоне. Поэтому, вернувшись из Петрограда, Ксенофонтов первым делом взялся за ее создание. Он знал многих честных, преданных идеалам революции солдат. Они послужили ядром создаваемой организации. Секретарем ее стал Иван Ксенофонтович.

4 июля Временное правительство расстреляло демонстрацию рабочих и солдат в столице. Контрреволюция праздновала победу. По всей стране развернулась дикая травля большевиков. Их обвиняли в германском шпионаже, в разложении армии с целью облегчить немцам захват России, в попытке вооруженного восстания.

Контрреволюция подняла голову и в Несвиже. Офицерство сочло, что настал благоприятный момент для того, чтобы свести счеты с ненавистным Советом, изменить его состав. Оно рассчитывало вывести Ксенофонтова из исполкома и подорвать таким образом влияние большевиков в городе и гарнизоне. Офицеры потребовали срочно созвать Совет, заслушать на нем доклад исполкома, принять резолюции по текущему моменту и произвести перевыборы.

…Собрание Совета проходило в помещении городской думы. Зал был заполнен до отказа солдатами гарнизона и рабочими. Ксенофонтов рассказал о работе Совета, разоблачил грязную клеветническую кампанию против большевиков, призвал солдат бдительно следить за подозрительными действиями офицеров и генералов, стойко защищать завоевания революции. Собравшиеся дружно одобрили предложенные им резолюции. Выборы нового состава Совета опять дали большинство противникам войны. Иван Ксенофонтович снова был избран председателем Совета и его исполкома.

В конце августа генерал Корнилов, верховный главнокомандующий русской армией, поднял мятеж. Он двинул воинские части на Петроград. Цель мятежа состояла в том, чтобы задушить революционные силы, уничтожить Советы, солдатские комитеты, добиться отставки Временного правительства, установить военную диктатуру. Рабочие и солдаты по призыву большевиков поднялись на борьбу с мятежным генералом.

Во время корниловского мятежа Ксенофонтов привел гарнизон в боевую готовность. Опасаясь провокаций со стороны контрреволюционных элементов, он установил круглосуточное дежурство в частях. Непосредственную охрану Совета несла бомбометная команда, насчитывавшая около 400 человек. Она была вооружена бомбами, минометами, пулеметами.

В сентябре в стране начался новый революционный подъем. Усилилась борьба рабочих против политики Временного правительства, участились выступления крестьян против помещиков, солдаты все настойчивее требовали заключения мира. Вышли из тюрем большевики, арестованные после июльских событий. Повсюду происходила большевизация Советов. В этих условиях В.И. Ленин снова выдвинул лозунг „Вся власть Советам!“, снятый после июльских дней, и поставил вопрос о практической подготовке вооруженного восстания.

Оживилась политическая жизнь и в Несвиже. Часто по вечерам и в выходные дни большевики устраивали в городском саду митинги и собрания, на которые приходили сотни людей.

– Временное правительство, – говорил Ксенофонтов, – продолжает империалистическую войну. Оно залило Россию кровью, завалило поля горами трупов убитых солдат, ввело смертную казнь на фронте. Правительство посылает войска против крестьян. Оно кормит народ обещаниями дать хлеб и землю и ничего не делает, чтобы выполнить свои обещания. Пора передать власть людям, более сильным умом и духом, которые всю свою жизнь посвятили борьбе за счастье народа. Только власть Советов даст измученным рабочим и крестьянам мир, хлеб, землю и свободу!

Военные оркестры исполняли „Интернационал“, „Марсельезу“, „Смело, товарищи, в ногу!“. С революционными песнями расходились рабочие по домам, а солдаты в казармы.

Революционный кризис в стране нарастал неудержимо. Влияние большевиков на массы становилось определяющим. Тысячи рабочих и солдат вступали в партию Ленина. Только с середины сентября по начало октября число большевиков и сочувствующих им в частях Западного фронта увеличилось более чем в пять раз. Самой многочисленной была большевистская организация 2-й армии.

В сентябре – октябре в Минске состоялись две конференции РСДРП (б): Северо-Западной области и Западного фронта, а также армейская партийная конференция. Ксенофонтов принимал самое активное участие в их работе. Он установил связь с Минским Советом и с Северо-Западным областным комитетом РСДРП (б), наладил контакты с большевистскими организациями 3-й и 10-й армий.

Армейский комитет во 2-й армии полностью потерял влияние на солдатские массы. Его председатель штабс-капитан Титов и военный комиссар Гродский метались от одного полка к другому, призывая солдат сохранять верность Временному правительству. Но все было тщетно. Армия, уставшая от эсеро-меньшевистской демагогии, от бесконечных обещаний, отвернулась от оборонцев. Она требовала окончания войны, перехода власти к Советам.

Начал проявлять нервозность и штаб армии. Командование с тревогой наблюдало за „разложением“ фронтовых и тыловых частей. Его беспокоило соседство с большевистским Советом в Несвиже. В сентябре штаб принял решение переехать „по стратегическим соображениям“ в Слуцк. Он надеялся, что в этом городе, где Совет был эсеро-меныневистский, ему будет спокойнее. Однако командование крупно просчиталось. Оно не учло того, что вместе со штабом в Слуцк прибыли и обслуживавшие его части, распропагандированные большевиками. За несколько дней был большевизирован местный Совет. Оборонцев отстранили от руководства исполкомом. Председателем Совета стал Ксенофонтов. Одновременно он фактически возглавил партийную организацию, насчитывавшую около тысячи человек. Большевики развернули широкую пропаганду своей политики среди рабочих города и батраков окрестных имений.

…Вечером 25 октября в помещении Слуцкого Совета проходило заседание исполкома. Обсуждались вопросы, касавшиеся обычной, повседневной жизни города, – о подвозе продовольствия, подготовке к зиме. Внезапно резко распахнулась дверь и в комнату вихрем ворвался возбужденный, сияющий от радости телеграфист.

– Товарищи! – крикнул он, прерывая ход заседания. – Телеграмма из Петрограда! Правительство свергнуто! Власть в руках Советов!

Члены исполкома, взволнованные известием, вскочили с мест. Ксенофонтов выхватил телеграмму из рук солдата, пробежал ее глазами и прочитал собравшимся:

– „В Петрограде власть в руках Военно-революционного комитета Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Единодушно восставшие солдаты и рабочие победили без всякого кровопролития. Правительство Керенского низложено.

Комитет обращается с призывом к фронту и тылу не поддаваться провокации и поддерживать Петроградский Совет и новую революционную власть, которая немедленно предложит справедливый мир, передаст землю крестьянам, созовет Учредительное собрание. Власть на местах переходит в руки Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов“,

Раздались возгласы:

– Да здравствует революция! Ура!

Ксенофонтов предложил изменить повестку дня заседания и немедленно заняться обсуждением полученного сообщения. Эсеры и меньшевики заявили, что они воздерживаются от участия в заседании исполкома и покидают собрание. Уходу нескольких оборонцев не придали никакого значения.

Ксенофонтов продолжил заседание. По его предложению в ту же ночь установили дежурство в частях, заняли телеграф, ввели контроль над всеми распоряжениями штаба армии. Члены исполкома направились в казармы, чтобы рассказать о событиях в Петрограде. Солдаты радостно восприняли известие о свержении Временного правительства.

Штаб армии попытался воспрепятствовать действиям Совета. Он отдал приказ арестовать и расстрелять Ксенофонтова и других большевиков – членов исполкома. Но об этом сразу же стало известно Совету. Офицеры, попытавшиеся привести приказ в исполнение, сами были арестованы.

28 октября собрался Слуцкий Совет. Он заседал несколько часов. Представители всех частей гарнизона в один голос заявляли, что они получили наказ от солдат всемерно поддержать власть Советов. Была намечена программа дальнейших действий. Совет постановил взять власть в уезде в свои руки, не пропускать ни одной части, направляющейся с контрреволюционной целью с фронта в Петроград, установить самую тесную связь с Минским Советом и областным комитетом РСДРП (б). Было также решено немедленно приступить к конфискации помещичьих имений и образованию крестьянских комитетов для управления ими.

В ноябре 1917 года Иван Ксенофонтович был избран членом Учредительного собрания по Западному фронту, Минскому и Могилевскому избирательным округам. Вскоре после этого он выехал в Минск для участия в работе 2-го съезда Западного фронта. Делегаты съезда избрали его членом ВЦИК второго созыва. В конце ноября Центральный Комитет РСДРП (б) вызвал И.К. Ксенофонтова в Петроград в распоряжение председателя ВЦИК Я.М. Свердлова.

Петроград, куда прибыл Иван Ксенофонтович, переживал тревожные дни. Против молодой, еще не окрепшей Советской власти единым фронтом выступили кадеты, эсеры, меньшевики. Свыше месяца бастовали служащие бывших министерств, Государственного банка, казначейства, продовольственных и топливных органов городской управы. В результате остались без пенсий и пособий вдовы, сироты, пенсионеры, на некоторых предприятиях прекратилась выдача жалованья рабочим. Оказались без средств к существованию раненые и больные солдаты, а также инвалиды. Возникли трудности со снабжением предприятий топливом, создалась угроза остановки фабрик и заводов. Центр саботажников – „Союз союзов служащих государственных учреждений“ – принял решение объявить всеобщую политическую забастовку по всей России,

Положение осложнялось пьяными погромами, захлестнувшими Петроград. Неизвестные лица собирали на улицах толпы деклассированных элементов, несознательных рабочих и солдат, подбивали их на разгром винных складов, магазинов, лавок и аптек. Контрреволюционеры распространяли среди погромщиков листовки с призывом к аресту членов Совнаркома, „агентов Вильгельма“. В стихии пьяных погромов враги намеревались потопить революцию.

6 декабря Совет Народных Комиссаров принял решение создать особую комиссию во главе с Ф.Э. Дзержинским для принятия мер в борьбе с готовившейся всероссийской забастовкой служащих государственных учреждений.

На следующий день утром И.К. Ксенофонтова вызвал Я.М. Свердлов. Он сообщил о решении Совнаркома образовать комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем и предложил Ивану Ксенофонтовичу войти в нее.

– Я согласен, Яков Михайлович, – ответил Ксенофонтов.

– В таком случае, – сказал Свердлов, – свяжитесь, пожалуйста, с Феликсом Эдмундовичем. Дело срочное. Комиссия, вероятно, соберется уже сегодня.

Дзержинского Иван Ксенофонтович увидел в одном из коридоров Смольного. Он разговаривал с Я.X. Петерсом.

– Здравствуйте, товарищ Ксенофонтов, – обратился Дзержинский к подошедшему Ивану Ксенофонтовичу. – Товарищ Свердлов рекомендует вас в комиссию по борьбе с контрреволюцией. Встречаемся сегодня вечером, около восьми часов, в его кабинете.

В назначенный час в комнате № 39 на втором этаже Смольного собрались Ф.Э. Дзержинский, И.К. Ксенофонтов, В.К. Аверин, Г.К. Орджоникидзе, Я.X. Петерс, К.А. Петерсон, Д.Г. Евсеев и В.А. Трифонов. Все они были профессиональными революционерами, которых партия послала на передний край борьбы с врагами Советской власти. Некоторых из пришедших Иван Ксенофонтович знал по работе во ВЦИК, иных видел впервые.

Ф.Э. Дзержинский коротко рассказал о решении Совнаркома, принятом накануне, о полученной записке В. И. Ленина, в которой ставилась задача принять экстренные меры по защите революции. Феликс Эдмундович предложил назвать создаваемый орган Всероссийской чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией и саботажем при Совете Народных Комиссаров.

– Задачи комиссии, – говорил Дзержинский, – пресекать преступные действия не только в Петрограде, но и по всей России. Мы должны выработать меры борьбы с контрреволюционерами и саботажниками. Комиссия будет наблюдать за антисоветской печатью, за кадетами и эсерами, за саботирующими чиновниками, а также за лицами, проникающими с преступными целями в советские учреждения. На нее возлагается предварительное расследование, а затем все дела и арестованные должны передаваться в Ревтрибунал.

Прений почти не было. Дзержинский торопился – он опаздывал на заседание Совнаркома, на котором должно было быть принято решение об утверждении состава комиссии. Договорились собраться на следующий день в 3 часа и решить организационные вопросы.

8 декабря члены ВЧК собрались, как было условлено. Из присутствовавших на прошлом заседании не было только Серго – он получил другое назначение и в работе ВЧК больше не участвовал. Зато комиссия пополнилась новыми людьми. Избрали президиум из пяти человек во главе с Ф.Э. Дзержинским. И.К. Ксенофонтов и Я.X. Петере стали секретарями комиссии. Установили ежедневное дежурство в ВЧК – по очереди. Определили, что все распоряжения комиссии и ордера на обыски и аресты должны иметь подпись председателя ВЧК или его заместителя и одного из секретарей.

Так началась работа И.К. Ксенофонтова в ВЧК. Первое время приходилось заниматься всем – вести делопроизводство, ходить на обыски и аресты, производить дознание. Уже 9 декабря Ивану Ксенофонтовичу поручили арестовать ярого черносотенца, бывшего обер-прокурора синода Саблера. На следующий день, 10 декабря, в ВЧК поступило из Комитета по борьбе с погромами сообщение о том, что помощник командующего обороной Петрограда штабс-капитан Казанцев и комиссар гражданского отделения Петроградского военного округа левый эсер Фаерман занимаются шантажом и вымогательством. Коллегия ВЧК поручила Ксенофонтову расследовать это дело. Фаерман, Казанцев и их сообщники были арестованы. В ходе следствия, проведенного Ф.Э. Дзержинским и И.К. Ксенофонтовым, выяснилось, что Казанцев и Фаерман терроризировали владельцев вечерних кафе и клубов. Угрожая закрыть заведения, они требовали от хозяев „откуп“. Шантажисты выдавали фальшивые документы на производство обысков и арестов. Клубу литературного общества „Вешние воды“, по существу представлявшему собой игорный дом, они за крупную взятку разрешили принимать посетителей до четырех часов утра, несмотря на то, что ресторанам, кафе и клубам города запрещалось работать после 23 часов. Дело Казанцева и Фаермана было передано в следственную комиссию Петроградского ревтрибунала.

Много времени уходило у Ксенофонтова на дежурства. Секретари ВЧК обязаны были постоянно находиться в ВЧК, в том числе и в ночное время. Ведь в ВЧК, помещавшуюся на Гороховой, 2, в здании бывшего градоначальства, непрерывно шли посетители. Они рассказывали о собраниях контрреволюционеров, готовящихся террористических актах, о фактах спекуляции золотом и платиной, распространении контрреволюционной литературы. Много сообщений поступало по телефону – как днем, так и ночью.

18 декабря Дзержинский и Ксенофонтов узнали о том, что контрреволюционный „Союз защиты Учредительного собрания“ созывает в здании Вольно-Экономического общества конференцию, в которой предполагается участие кадетов, эсеров, меньшевиков, представителей разных „демократических“ организаций. Враги Советской власти намеревались обсудить меры по скорейшему открытию Учредительного собрания, возможно, даже явочным порядком, без разрешения правительства.

Феликс Эдмундович немедленно вызвал комиссара ВЧК И.В. Успенского и выписал ордер на производство ареста и обыска тех, кто окажется в помещении общества. Ордер вместе с Дзержинским подписал Ксенофонтов. В тот же вечер чекисты арестовали всех явившихся на конференцию.

В декабре 1917 года было заключено соглашение между большевиками и левыми эсерами о вхождении последних в Совнарком. Войдя в правительство, левые эсеры потребовали включения своих представителей во Всероссийскую чрезвычайную комиссию, причем без утверждения предложенных кандидатур Советом Народных Комиссаров. Ф.Э. Дзержинский выступил решительно против такого порядка пополнения ВЧК. 8 января 1918 года Совнарком принял решение ввести в состав ВЧК левых эсеров, членов ВЦИК, но с обязательным утверждением кандидатов в Совете Народных Комиссаров. Левый эсер В. А. Александрович стал первым заместителем председателя ВЧК.

К весне 1918 года в ВЧК уже работало около 120 сотрудников. Две трети из них составляли большевики, остальные – левые эсеры. Кроме того, было несколько анархистов. В связи с увеличением аппарата ВЧК Ксенофонтов почти целиком сосредоточил свое внимание на организационной работе.

В марте 1918 года ВЧК вместе с Советским правительством переехала в Москву. Вначале она разместилась в доме на Поварской улице, а в апреле в ее распоряжение передали здание на Большой Лубянке, 11, где ранее находилось страховое общество „Якорь“.

В Москве Ксенофонтову с женой и сыном выделили небольшую комнату на втором этаже 1-го Дома Советов (гостиница „Националы)). Из окна открывался вид на Тверскую. По улице с лязганьем двигались трамваи, проносились редкие автомобили, мчались извозчики, непрерывным потоком шли люди. Отсюда было рукой подать и до Лубянки, и до Центрального Комитета партии на Воздвиженке, и до Кремля. На службу Иван Ксенофонтович выходил рано утром, а домой возвращался далеко за полночь.

Обстановка внутри ВЧК после переезда в Москву сильно осложнилась. Дружной, слаженной работы с левыми эсерами не получалось. Удавалось добиться единогласного решения только при рассмотрении дел о бандитах и спекулянтах. Но как только на заседании коллегии речь заходила о строгом наказании политических преступников, вставших на путь вооруженной борьбы против Советской власти, левые эсеры срывали принятие постановлений, ссылались на запрещающие директивы своего ЦК. Разногласия приняли особенно острый характер после ареста участников савинковского "Союза защиты родины и свободы". Дзержинский, Ксенофонтов, Петере, Лацис убеждали левых эсеров в необходимости расстрела наиболее активных членов этой крупнейшей военно-заговорщической организации, но все было тщетно. Александрович и его товарищи применяли право вето, мешали развертыванию борьбы с контрреволюцией.

В июне 1918 года была созвана 1-я Всероссийская конференция ЧК. Ее председателем избрали Ф.Э. Дзержинского, однако он не смог присутствовать на заседаниях. Феликс Эдмундович в эти дни вел расследование по делу эсеров и меньшевиков – организаторов антисоветских сборищ, так называемых "собраний уполномоченных фабрик и заводов Москвы". Конференцией фактически руководили И.Н. Полукаров, И.К. Ксенофонтов, Д.Г. Евсеев.

В клубе ВЧК, где проходили заседания конференции, с утра и до позднего вечера не утихали споры. Не было ни одного вопроса, по которому не возникало бы резких разногласий с левыми эсерами. Их было меньшинство, но они использовали любой повод для нападок на большевиков. Особенно бурная дискуссия развернулась о принципах организации ЧК. Ксенофонтов и другие большевики говорили, что ВЧК должна быть строго централизованным учреждением, объединяющим ЧК всей страны. Вместе с тем они считали нужным сохранить подчинение ЧК местной власти, которая должна координировать работу всех органов, боровшихся с контрреволюцией на территории губернии. Левые эсеры категорически выступали против централизации чрезвычайных комиссий, поскольку она якобы противоречит демократии, «самодеятельности масс». Они заявляли, что ЧК должны подчиняться только местным Советам. Однако конференция отвергла полуанархистские предложения левых эсеров и утвердила принцип двойного подчинения чрезвычайных комиссий.