Текст книги "Русская жизнь. Сокровенный человек (апрель 2007)"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)
Ольга Михайлова
Скрытый сюжет
В московском «Театре.Doc» состоялась премьера спектакля «Синий Слесарь» по пьесе Михаила Дурненкова в постановке Михаила Угарова и Руслана Маликова
«Синий Слесарь» – пьеса о том, как герой, молодой человек с высшим образованием, устраивается на завод слесарем. Идут его первые дни в новом коллективе. Помоему, так. Правильно.
Борисыч увидел бригаду
Вроткомпот, – говорит,
И тут же…
Ничего. Откачали.
Но еще это пьеса о том, как герой, поэт, обнаруживает, что человеческая фантазия никогда не переиграет реальность, а потому решает перестать сочинять и просто жить этой реальной жизнью. Тоже правильно.
Знаю одно
Перерыв и трава возле бокса
Мятая с сонмом окурков -
Вот что мне нужно для счастья.
А еще это пьеса о том, как поэт, окунувшись в реальную жизнь, видит, что вся она и есть сплошная поэзия, и, не выдержав, заново принимается сочинять. Ему кажется, что здесь, на заводе, он вступил в неожиданный диалог с жизнью, к чему, в сущности, и стремятся, когда не пьют, поэты. Ну не для людей же, в самом деле, стихи пишутся!
"Чудесна страна Болгария
Прибежище искр мириадов"
Мне мастер сказал
Давая болгарку…
Но в финале оказывается, что сочинение его разошлось с реальностью. Даром что старался, выстраивал сюжет со смертью в конце. Высшим из искусств является трагедия, поэтому смерть в финале необходима, иначе за что люди деньги платили? Но у заводского бытия имеется какой-то свой сюжет, не заканчивающийся смертью. И герой не обижается, понимает, что как в жизни – лучше.
Солнце всех пыльных окошек
Пьяный хожу я по боксу
Всем улыбаюсь…
Работать не буду!
Синий Слесарь – это промышленное привидение вроде отца Гамлета. Только у них привидение жалуется и помощи просит, а у нас, наоборот, выполняет любые желания; правда, придется заплатить. Но все по справедливости. Даже если два литра спирта на проходной отобрали и взять больше негде, а закуски наготовлено и душа горит, выход есть – позвать Синего Слесаря. Он обязательно явится и поможет. И всего-то в расплату за это документы потеряешь и жена уйдет, и то временно. Такое и без Синего Слесаря бывает.
Утро. Похмелье. Чернильная синь остановок.
В автобусе свет такой яркий
Что сразу же можно зашиться.
Собственно, это концерт. По жанру. «Концерт в нескольких отделениях» – так автор свое сочинение определяет. Не тот автор, который автор пьесы, а тот, который герой.
Но, на самом деле, "Слесарь" – этакие индустриально-философские диалоги, в которых обсуждаются отношения фантазии и реальности. Возможно, автор их солипсист и считает, что никаких заводов с рабочими в природе нет (а и правда, какая земля родит завод?), зато есть писатель вроде Венедикта Ерофеева, и он их сочинил.
Впрочем, можно понять и строго наоборот. Никакой фантазии нет: все, что мы придумываем, уже существует в реальности. Иногда мы записываем с ошибками, и тогда реальность может нам и по шее отвесить, то есть по-своему подредактировать.
О подъемник случайно разбил себе бошку
Сразу как будто живым
Для меня стал подъемник
Угондошил его монтировкой.
Нет, сначала, разумеется, у героя-поэта амбиции: как это так, не я придумал, что «девочка-магнит живет в метро восемь лет» или «в ОВД Басманное ликвидирован гей-бордель». И вот герой видит – ну, хотя бы ту же девочку-магнит, которая за восемь лет жизни в метро превратилась без солнечного света в бледную взрослую женщину, и начинает сочинять ее историю. Герой хорошо сочиняет, а жизнь лучше. Приходит он на работу, на свой уже почти родной завод, а девочка-магнит на проходной вахтером.
Болт в кармане нашли
Вохровцы черти
Если им верить то мир
Лишь для болта существует.
Ну и зачем сочинять? Лучше жить да радоваться. «А мир пусть себе пишет за всех авторов вместе взятых». «Молдаванин по фамилии Бодю изнасиловал кошку на Красной площади». После этого разве покажется пошлостью «завести детей и считать, что это самое главное в жизни»? Зачем во всем искать второй смысл, если мы и с первым не знаем что делать?
Кстати, о смыслах: эта пьеса еще и о заводских рабочих. Некоторых слов в пьесе я не понимаю, и потому звучат они для меня чистейшей поэзией: "калиброванные кондукторы", "грохотальный участок" или "рожковый ключ", который, оказывается, можно поместить "не туда". Рабочие, к тому же, сочиняют хокку – образцы индустриальной лирики. Они хороши сами по себе, но еще выигрышнее смотрятся в общей ткани пьесы, стилистически крайне разнообразной. "Так шарикоподшипник, вынутый из обоймы, бывает хорош сам по себе, но в сочетании с другими приобретает новую, дополнительную прелесть".
До зарплаты как до Пекина раком скакать
Мне Мастер поведал
Срочно менять президента.
Можно исповедовать любую философию, считать мир продуктом собственного воображения или же, напротив, сознание полагать вторичным. Главное, говоря словами автора пьесы, – «естественно наблюдать красоту во всех проявлениях окружающего мира».
Несу заготовки в контейнер
Блестят заготовки
Теплые будто хлеба или сиськи
Мягкие взгляду.
Это очень русская пьеса: между героями нет вовсе никакого отчуждения. Вопреки западной драматургической традиции, коммуникация возможна. Вежливые – чужие. Грубые – свои. Лучше, конечно, когда и вежливые, и свои. Но пока идеал воплотим только в форме хокку. А чтобы стать ближе к народу, приходится добавлять парудругую нецензурных слов. Не такая уж большая плата за близость, за выход из одиночества, за «долой солипсизм».
После работы слегка посидели с друзьями
Там, где я жил, туда не пускают
Я, как Алиса, устал удивляться…
А спектакль заканчивается мужским стриптизом, и этим все сказано. Слесари все как на подбор: стихов читают много, матом ругаются мало, на красавицу-ведущую этой «пьесы-концерта» смотрят восхищенно – индустриальная муза, наверное. К сожалению, в конце она только пиджачок с плеч стряхнула, а больше ни-ни. Мужчины же вовсю раздеваются, и движения их органичны, как в балете. А текст они произносят так, будто сами придумали эти слова. И потому «Синий Слесарь» дарит разом и удовольствие, и смысл. Все-таки заводскую реальность на трезвую голову, да еще без стихов, выдержать невозможно.
Максим Семеляк
Свободное плавание
Группа «Аукцыон» выпустила новый альбом, записанный совместно с лучшими американскими инструменталистами
Новому альбому «Аукцыона» задолго до выхода принялись прочить славу второй «Птицы»: во-первых, всем того очень хотелось; во-вторых, выложенная загодя в Сеть песня «Ждать» на то более-менее настраивала. Ожидания не оправдались. Если «Птица» была в первую очередь историей про песни, то «Девушки поют» – целиком и полностью про музыку. Она не про хиты, но про звуки, это пластинка, основанная на реальных музыкальных событиях, как то: порывистое дыхание китайской флейты, сдавленный писк мелодики, рокот гитары, иногда напоминающей о манерах Джорджа Харрисона, ну, и собственно голос Леонида Федорова, который давно уже превратился в совершенно отдельный инструмент секретного диапазона. «Аукцыон» не записывал пластинок больше десяти лет. Им это дело как-то сходило с рук – они могли играть на концертах одни и те же песни, постепенно доводя их то до неузнаваемости, то до совершенства, то до того и другого сразу. Могли записывать альбомы по второму разу (см. «Это мама»). Никто их не упрекал в безбожно затянувшейся паузе. Получилось как раз наоборот – именно в период формального безвременья «Аукцыон» снискал наибольшую славу. В первую очередь это, разумеется, связано с выходом из тени Леонида Федорова (как заметил один проницательный человек, вся история группы «Аукцыон» – просто выход Федорова из дальнего угла сцены под самые что ни на есть софиты). За истекшие десять лет Федоров дал какое-то несусветное количество сольных концертов, записал несколько странных грандиозных альбомов в компании с Владимиром Волковым (их «Лиловый день», пожалуй, самая интересная в музыкальном отношении здешняя пластинка 2000-х), вывел в люди группу «Ленинград» и вообще незаметно превратился в человека, по отношению к которому слово «гений» стало употребляться едва ли не чаще, чем слово «музыкант». И решительно ни у кого не возникало желания с этим спорить.
Как сказано по другому поводу у Лескова, вероятно, это почему-нибудь так следует.
С «Аукцыоном» же произошла следующая важная штука: он словно бы расписался в своей принципиальной несамостоятельности по ряду вопросов и с загадочной улыбкой удалился под сень иных традиций и иных представлений о том, как оно вообще все бывает. Благодаря федоровской активности его группа скорее ассоциируется с новой импровизационной музыкой, нежели с банальным рок-н-роллом. За эти годы «Аукцыон» сгенерировал вокруг себя сильнейшее звуковое поле: Владимир Мартынов, Татьяна Гринденко, Владимир Волков, а теперь вот Марк Рибо, Джон Медески и Нед Ротенберг.
Грубо говоря, такие вещи называются переходом на другой уровень. Русская рок-музыка всегда в глубине души почитала за высшую доблесть две довольно пошлые крайности – честность устремлений и виртуозность исполнения. При этом она напрочь забыла про музыкальное мышление как таковое. В этом и состоит разница между, например, нынешним «Аукцыоном» и нынешним «Аквариумом». Если Гребенщиков с годами стал по-другому играть, то Федоров стал иначе думать.
То же самое произошло и с языком. По иронии, человек, никогда не писавший тексты песен, сработал наиболее литературные альбомы во всей русской рок-музыке (циклы на стихи Введенского, Хлебникова, Волохонского). Он как бы играет теперь и на их поле тоже. То есть Федоров опять-таки передал самого себя на поруки мощной и неожиданной традиции. Вот так, постепенно, прячась то за спину Гаркуши, то за тексты Озерского, то за музыку Баха, то за песни Хвостенко, Федоров пришел к обоснованной задолго до него, предвосхищенной ясности, которую и зафиксировал альбом «Девушки поют».
У зауми есть одно благодарное свойство: она чаще всего бывает попросту неинтересной, но почти никогда фальшивой. В этом смысле федоровская манера сочинять и петь напоминает рецепт – неизменно неразборчивый, но единственно необходимый. Федоров практикует то особое красноречие недосказанности, которое, с одной стороны, дает ему изрядное преимущество (поди, в самом деле, пойми, о чем песня «Таял» или «Далеко», но эта подвижность значений всегда завораживает), а с другой – требует куда большей музыкальной ответственности. Когда смысловая нагрузка смещается со слова на звук, сфальшивить непростительно. И если со словами «Аукцыон» традиционно играет в поддавки, то с музыкой обращается вполне по-шахматному.
Альбом «Девушки поют» – как раз про такую музыкальную ответственность.
По всем формальным признакам это самый помпезный музыкальный труд со времен «Radio Silence»: с «Аукцыоном» сыграли не то чтобы звезды, но, скажем так, лучшие люди. При этом у «Аукцыона» с современной американской околоджазовой сценой действительно много общего. При этом американские авторитеты совершенно не кажутся свадебными генералами, скорее, они напоминают друзей жениха – и играют при этом соответственно (взять хотя бы партию мелодики в исполнении Джона Медески в песенке «Слова»). Им как бы передалось беспечное самоупоение «Аукцыона», которое они, в свою очередь, довели до нездешнего проф-пригодного ума. Тут главное не порода, но свобода, – Рибо с Медески то и дело позволяют себе звукоизвлечение совершенно на грани фола с нелепыми раскатами клавиш и прочей вольной абракадаброй.
В конечном счете «Девушки поют» достигают довольно неожиданного эффекта: получилась более чем изощренная музыка, но без всякой задней мысли. Диск записан почти мгновенно, без репетиционной муштры. Все здесь сыграно, как выражался в других обстоятельствах Ариэль Шарон, быстро, сильно, элегантно.
Элегантность – вообще ключевое слово. Федорова за его сольные альбомы в последнее время совсем задразнили – гением, левшой, самородком и прочими именами, так или иначе предполагающими чересчур основательное движение мыслей и чувств. Новая запись возвращает ему ту живописную легкость, с которой собственно «Аукцыон» когда-то начинался. Другое дело, что эту легкость еще нужно прочувствовать, расслышать – строго говоря, Федоров кинул публике единственную кость в виде песни «Ждать». Все остальное так или иначе тонет в буйстве красок. Но важно понять, что «Девушки поют» – вполне светская музыка, приличествующая текущему моменту. В ней не существует никакого специального вызова, никакого привилегированного донкихотства. даже самые тяжкие куски пластинки не несут никаких тайн либо откровений – просто люди так играют. Очевидно, это и называется сверх-естественностью (ставлю тут дефис, памятуя о своеволии Федорова и компании с буквой «ы»). Это всего лишь элементарное нью-йоркское изящество, в которое «Аукцыон» так счастливо вписался.
Так что если применительно к данной пластинке и говорить о каких-то безднах – разве что о безднах вкуса.
