Текст книги "Беспредел (сборник)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Виктор Точинов,Николай Романов,Юрий Погуляй,Михаил Парфенов,Олег Кожин,Александр Подольский,Владислав Женевский,Вадим Громов,Герман Шендеров,Валерий Лисицкий
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Парфенов М. С

Сюрприз

Настя Хрипцова легко перескочила с выдвижной ступеньки на перрон и, щурясь на солнышко, глубоко вдохнула свежий воздух родной провинции. Ветерок тронул волосы, щекотнул шею. По коже побежали мурашки, сердечко затрепетало.

– Ух ты, какай стала! Милай моя! Звя-азда, ну прям звязда!

Низенькая круглая Василиса Андреевна – «мама Вася», как Настя с малых лет привыкла ее звать, – подкатилась веселым цветастым мячиком. Обняла, затискала, захлопала в ладоши. Восхищенно ахая да охая, завертела – и завертелась сама, разглядывая то с одного боку, то с другого.

– А платьице‑то у нее какой, глянь‑ко!.. А босоножки‑то, а? А, Вить?

– А что? Модно, – брякнул дядя Витя связкой ключей в ладони. Под полоской желтых от никотина усов пряталась меланхоличная полуулыбка. – Ну, здравствуй, племянница. Добре, что приехала.

– Да! Здравствуй‑здравствуй, милай ты наша! – спохватилась тетка. – Как добралась‑то? Устала в дороге небось?

– Попа болит, – хихикнула Настя. – А так нормально…

– Ну иш‑шо бы, три часа волындалась, даж больше.

– Так она, Вить, иш‑шо в Москве‑то небось по метрам зачухалась, пока до вокзала дошкандыляла. Да, Насть? Да? Или ты на такси?

– На такси.

Настя с трудом сдерживалась, чтобы не расхохотаться в голос, заново привыкая к акающему да ишшокающему брянско‑шуйскому эсперанто родичей, одновременно такому милому и такому смешному.

– А у нас свое такси. Местнай… Дай‑ко. – Дядя Витя подхватил ее чемодан и двинулся к тени у стен маленького вокзала. – Василис, я в машине буду, догоняйте!..

– Вишь как? Таксист выискалсо. Ну пойдем, правда что ль, чаго стоять‑то. Как мама, папа? Учеба как, а?..

Пять минут спустя Настя продолжала отвечать на расспросы уже с заднего сиденья старенькой, но все еще ходкой дядиной «девятки». Салон пропах пылью, однако все равно тут было куда уютнее, чем в вагоне «Ласточки». Может быть, потому, что в детстве всегда так каталась, слушая разговоры сидящих впереди взрослых. Может быть, еще и потому, что за стеклом проплывали до слез знакомые дома и улочки. Опрятные деревянные постройки едва ли не царских времен – и типичные пятиэтажные короба советской поры, похожие на дородных кумушек, игриво поглядывающих из‑за высоких берез: «Смотри‑ко, кого принесло! Да то ж Настька с третьего подъезду, студенточка! Никак на каникулы пожаловала, порыбалить!»

На перекрестке, когда машина повернула на проспект, то есть попросту на самую широкую и длинную в городе улицу, Настя прилипла глазами к окну, высматривая звонницу Воскресенского собора. Над всеми прочими городскими зданиями та возвышалась, будто барин с картинки в учебнике над бухнувшимися в ножки холопами.

– Шею‑то не сверни, милай моя! Ужель соскучилась? Ну иш‑шо бы, в Москве таку красоту разве сыщешь…

– Вася, а Вася, – прервал жену дядя Витя. Солнце теперь светило ему прямо в глаза. – А подай‑ко очечи, а?

– А волшебной слово?

– Какой те иш‑шо «волшебной слово»?.. Бягом, тваю мать!

– Ишь ты! Суров, как брянский лес…

Настя все‑таки не выдержала и прыснула в голос:

– Ой, не смешите!

– А чагой‑то «не смешите»? Тушь повытечет, что ль?

Дядя Витя надел старые солнцезащитные очки с большими квадратными стеклами и стал похож на Терминатора, только с усами. Настя согнулась пополам, давясь смехом. Отдышавшись, махнула рукой.

– Ох… и правда соскучилась я! И по городу, и по вам, родные мои.

– А мы тож скучали. А, Вить? А?

– А то! Знамо, скучали. Вот завтра утречком в Иваново прокачусь за спиннингом новым, а потом с вечера рыбалить поедем. На катере, а? А, Насть?

– А то! – в тон дяде ответила Настя. Потом вспомнила. – Только сначала я с девчонками встречусь, ладно?

– Уговорились, что ль?

– Вроде того. – Она уже набирала сообщение в мобильном.

Прошло каких‑то полчаса, и все собрались за обеденным столом. Хотя для обеда было еще рановато, скорее уж поздний завтрак. Но это по меркам Насти, успевшей отвыкнуть от заведенных у тети и дяди порядков. Теперь, глядя на разложенные по тарелкам первое, второе и десерт, она дергала за рукав подругу – помогай.

– Кушайти, кушайти, милай мои! – звенела хозяйка дома. – Супчику, а? Анжик, супчику будешь? Или котлетку? А?

– Спасибо большое, я сытая…

– Ну, значит, супчику! – скомандовала мама Вася, орудуя половником. – А котлетку опосля.

Анжелика Саакян жила на соседней улице – хотя здесь, в маленькой Шуе, все улицы были в той или иной мере соседними – и училась с Настей в одном классе. Как и Света, еще одна их подружка.

– А Светка чагой не пришла? Али придет иш‑шо? – поинтересовался дядя Витя, благоразумно наблюдавший за всей суетой со стороны, прислонясь к стенке видавшего виды комода.

– Не знаю. – Настя переглянулась с подругой. – Что‑то молчит, на звонки не отвечает. И в «Одноклассниках» ее нет, оффлайн.

– Спит, наверное, – пожала полными плечами Анжик. – Я ей в вотсап голосовое отправила – как проснется, порадуется. Правда, им же из Кочнево добираться…

– Ну, к ужину поспеют – разговеемся, – решил дядя Витя. А потом добавил, усмехаясь в усы: – Иш‑шо разочек…

И полез в комод за рюмками.

– Ты это чагой‑та? – встрепенулась тетка. – Чагой удумал‑то, я тья спрашиваю?!

– Знамо дело – отметить надо… Али как?

– Али хрен тебе в пердак! Какай такай «отметить»?! Время‑то видал, время‑то, а? Неча девок мне спаивать! Иш-шь ты!

– Тьху ты! Тудыть тебя, Вася… Время! – Дядя Витя с досадой крякнул, садясь за стол. Табурет под ним ответил не менее ворчливым скрипом. – Так и живем, плямяшка, вишь? Время срать – а мы не емши…

– И правда‑то! Котлетку, Анжик, а? А, Насть?

– А может… – задумалась Настя, которой объедаться вовсе не хотелось, – может, мы сами к ним, в Кочнево, заедем? Ну, типа в гости?

– Да вы ж дозвониться не можете. Как же вы, без предупреждения‑то?

– Ну, мы так можем…

– Сюрпризом! – пришла на выручку Анжик.

– Сурпризом дело хорошее. А если не будет там Светки‑то? – все еще сомневалась тетя.

– Да куда ж она денется, беременная!

– А не будет – обратно свезу, – заключил дядя Витя. – И правда, Вась, чай не тридевять земель, нехай прокатятся дети. Как раз и время пройдет. А, Вась?..

Дорога из города была прямая как стрела, однако дядя Витя по пути вывернул руль на первом же перекрестке. Притормозил на пустующей стоянке возле «Магнита» – самого большого гипермаркета в округе. Настя и Анжик молча сидели сзади, выжидая. В приоткрытое окно надувало запах прелого навоза с полей в паре сотен метров по другую сторону от магазина. Дальше, за полями, темнела полоска леса. В зеркале заднего вида отражались «терминаторские» очки дяди Вити, который заглушил мотор и замер, спокойно сложив руки на коленях.

– Насть, а Насть! – сказал он наконец вкрадчиво. – Ну ты ж оглянись вокруг себя…

Настя и правда начала осматриваться.

– …Не дерет ли кто тебя! – закончил дядя Витя громко. – Чагой расселись‑то, а? С пустыми руками гостевать намылились, что ль?

– В смысле? – спросила Настя, пихнув ехидно хихикающую подругу локтем в упитанный бок.

– Ну мы чагой стоим‑то здесь, милай моя?.. Думашь, я понюхать тут встал? Нанюхался за всю жисть‑то. Идите‑ко купите, чагой там брюхатым пить можно…

– Ой. Так у меня же паспорт в чемодане…

– У меня с собой!

– Вот и шуруйте, сестры‑армяне. А я пока покурякаю.

…У железнодорожного переезда «девятка» вильнула через сплошную, чтобы объехать солидных размеров выбоину – «выебану», как обозвал ее, воюя с рулем и педалями, дядя Витя.

– Так и не залатали?

– Какой там, Насть! Каждый раз такий маневры приходится исполнять. Шумахер на хер!

– Да‑да, – подхватила Анжик. – Я помню, как вы нас возили на свадьбу Светкину, еще тогда ругались.

– Иш-шо бы! За малым же ж машину тада не угробил!

– Ничего‑то у вас здесь не меняется, – вздохнула Настя.

– Ну, енто как сказать, – ответил дядя Витя, медленно въезжая на переезд. – К лучшему и правда что ничего, пожалуй, а вона завод лесопильный, вишь? В том месяце сокращение было на пилораме-то…

Шпалы уползали под кромку ржавых решетчатых ворот прямиком на территорию завода. Настя увидела сваленные под открытым небом толстые дубовые стволы. Пара сараюх из кирпича, складские помещения, давно не крашенные стены самого предприятия. Из трубы валил черный дым, но ни одного рабочего нигде видно не было.

– Там же Костя работал. Его, получается, тоже уволили?

Настя вспомнила жениха подруги, каким тот казался нарядным и счастливым на свадьбе. В памяти всплыла идиллическая картинка – солнечный день, на небе ни облачка, молодые у Воскресенской звонницы отпускают голубей. Чуть в стороне дядя Витя с щенком хаски на руках – то был их с Анжик свадебный подарок молодоженам.

Костя не казался пределом девичьих мечтаний – невысокий, с Настю ростом, а значит, чуть выше Анжик и немножко пониже Светы. Короткостриженый, светло‑рыжий и конопатый, с мелкими, почти что детскими чертами лица. Самый обычный простой парень, не шибко умный и не то чтоб очень смешной. По крайней мере, бородатые его анекдоты не веселили никого, кроме Светки. Особенно те, что про евреев. Косте повсюду мерещились жидомасонские заговоры, а однажды он обозвал Анжик – как бы в шутку – «армянской еврейкой».

С другой стороны, это могло объяснить, почему Костя попал под сокращение – заводом владела компания «Эггерс», а Светкин жених вряд ли уверенно отличал немецкие фамилии от еврейских.

– Блин, а ведь они после свадьбы иномарку в кредит взяли, – сказала Анжик. – Надеюсь, успели выплатить.

– Спросите, как приедем, – рассудил дядя Витя. Завод остался позади, «девятка» петляла по узкой разбитой дороге. – Оно, конечно, тут у нас вам, молодежи, жизни нет, но… Он же ж не совсем дурак, Константин‑то. Руки вроде на месте, из нужных мест растут. Главное, чтоб не запил.

Бутылка фруктового вина протестующе звякнула в бумажном пакете на коленках у Анжик.

Выехали на широкую ровную трассу, по обе стороны которой рос густой лес. Настя, забыв обо всем, ахнула:

– Ой, красотень‑то какая, как же я по этим местам скучала! Грибы не пошли еще, дядь Вить?

– А то, – потеплел голос дяди. – Может, и пошли, пора подходящая. А что, милай мои, сгоняем на днях порыбалить, а там и по грибочки можно, а?..

– И маму Васю возьмем, да?

– А то! – усмехнулся дядя Витя. Помолчал минуту, сосредоточившись на изгибах дороги, а потом добавил: – Ты, племянница, вообще, как диплом получишь – к нам переезжай, на пэ‑эм‑жэ. Тут педагоги тож нужны, знаешь ли. Может, даже поболе, чем в столицах. Вон, дите подружкино хтой учить будет, как подрастет? А там и нас, стариков, досмотреть сможешь. Мамка с папкой, чай, не пропадут в Москве своей…

Настя отвела взгляд от зеркала заднего вида, пряча глаза. Не знала, что ответить – не скажешь же, что у родителей на дочку совсем другие планы. Да и самой ей как быть? Вроде и хорошо в Шуе, как дома, но все же – одно дело нагрянуть «сурпризом» в гости к Светке, другое – жить ее жизнью вместе с каким‑нибудь недалеким Костиком…

Десять минут спустя свернули на перекрестке и вновь очутились на раздолбанной узкой колее. «Девятка» тряслась и скакала на очередных «выебанах», вино плескалось в бутылке, которую Анжик от греха вытащила из пакета и прижала к пышной груди. Лес закончился, пошли заросшие сорной травой буераки и поля, а еще минут через пять мучительной тряски машина наконец-то выгребла к нескольким покосившимся деревянным избам и хилым частоколам. У въезда в поселок их встретил искореженный ветрами и непогодой синий указатель с надписью «Кочнево».

Настя выбралась наружу первой. Потянулась, подставляя начинавшему припекать полуденному солнышку лицо. Следом вышла Анжик, все еще баюкающая на руках бутылку. Подбрели к воротам знакомого дома, заглянули во двор – там было тихо и пусто.

– Хозяева‑а! Костя, Света! – покричала Анжик.

– Вот тебе и сюрприз, – вздохнула Настя и снова ткнулась в мобильный. – Абонент вне зоны…

– Никого? – выглянул дядя Витя из водительского окошка. – Эхма. Ну хоть покатались. Обратно, что ль?

– Погодите. – Настя убрала телефон в карман и подошла вплотную к воротам. – А здесь не заперто. И следы шин свежие, да, Анжик?

– Ага, как будто вот только что уехали.

– Разминулись, знач, – кивнул дядя Витя. – А песель хде?

И правда – сейчас, год спустя свадьбы, щенок уже должен подрасти и, будь он на дворе или в самом доме, наверняка бы оповестил звонким лаем о прибытии «сюрпризных» гостей всю округу.

– Мож, связли куда? К ветеринару там, на прививки или иш‑шо в каки мяста нужные?

– Думаю, они должны скоро вернуться, – сказала Настя, кивнув на ворота. – Иначе бы заперли за собой, верно? Может, мы тут немножко подождем? Дядь Вить, ну пожалуйста!

– Дело ваше, Настюш. Давай тогда так – я покуда до леса сгоняю, грибочки посмотрю, правда что ль, не пошли ли ужо. А через полчасика, значит, обратно сюда, за вами. А?

Настя переглянулась с Анжик. Та кивнула.

– Хорошо, давайте так и сделаем.

– Только вы у дороги‑то не торчите, если уж открыто…

Ворота были тяжелые, металлические, с толстенным засовом изнутри, который хоть и не использовался, но веса всей конструкции добавлял изрядно. Насте пришлось как следует налечь плечом, чтобы открыть одну из створок. На коже осталась полоса рыжей ржавчины и несколько крупиц старой высохшей краски.

– Давно здесь не была, – призналась Анжик, пройдя вслед за Настей во двор и осмотревшись по сторонам. – С тех пор, как женились они, и не была. Все как‑то в городе обычно встречались, знаешь. Вот и днюху мою там же, у отца в кафешке, праздновали. Как‑то здесь все уныло, да?

В грязи перед крыльцом четко отпечатались следы от колес Костиной «короллы», коричневато‑бурые брызги заляпали дощатые ступени.

– Смотри. Видать, сильно спешили…

– Тебе не надо? – хихикнула Анжик, показав на приютившуюся подле ворот коробку дворового сортира.

Подошла, заглянула в вырезанную в форме классического сердечка дырку на двери, словно надеялась увидеть там спрятавшуюся подружку. Отвернулась, скорчив брезгливую гримасу.

– Фу, ну и вонизма. Ау! Света, Костя, ау! – продолжала кричать Анжик, бродя по двору, пока Настя всматривалась в грязные стекла деревянной хибары, больше смахивающей на дачный домик, построенный из чего попало, чем на сколько‑нибудь солидное жилище.

– Джулька, ау! – И «песеля» тоже ни слышно, ни видно…

Они поднялись на крыльцо – дверь в дом, как и дворовые ворота, оказалась не заперта, но зайти внутрь не хватило наглости, а на оклики никто, разумеется, не отвечал. Спустились назад, медленно обошли дом вокруг, погуляли по участку. Дверь в хозпристрой распахнута настежь. Инструменты – лопаты, мотыги – валялись в беспорядке прямо на земле, словно кто‑то их побросал в спешке. Сад и огород выглядели забытыми, неухоженными. На земле под болезненно хилой яблонькой гнили облепленные мошкой плоды.

В глаза Насте бросилась перевернутая набок ржавая бочка для сбора дождевой воды, теперь пустая и частично утопленная в вязкой от влаги почве. Грядки с клубникой заросли сорняком. Пленка крохотной теплицы зияла дырами, рваные края покачивались на легком ветру. В воздухе приятно пахло травой – за хлипким забором простиралось до самого горизонта поле дички.

– Немного же они тут времени проводят…

– Ну а когда им? Светка на шестом месяце, Костя работает… Ну, в смысле, работал, наверное. Считай, в одно лицо семью кормить приходится парню… Приходилось.

– Да уж, не особо весело им живется, должно быть.

– А вот мы и повеселим… Тш! – Анжик замерла, прижав палец к губам. – Слышишь?

К воротам, судя по звукам, подъехала машина – и непохоже, чтобы то была «девятка» дяди Вити.

– Ну наконец‑то, – обрадовалась Настя.

– Шшш! – Анжик схватила ее за локоть и потянула к дому. – Сюрприз же!

Они спрятались за углом, прижавшись к стене у крыльца и выглядывая оттуда во двор. Отчетливо хлопнула дверь автомобиля. Заскрипели натужно петли ворот, когда открылись сначала одна, а потом и другая створки. Насте из их с подружкой укрытия было видно только верхнюю часть ограды – все, что ниже, загораживали перила и крыльцо. Вот мелькнула короткостриженая макушка – Костя суетливо забежал во двор, чтобы закрепить створки ворот, потом выбежал обратно. Снова заворчал двигатель «короллы», и вот уже задняя часть авто показалась во дворе перед домом. Машина остановилась, движок затих, снова хлопнула дверца. Настя подтолкнула подругу локтем – мол, пошли, чего ждешь. А та в ответ шепотом выругалась: забыла, что ли, у меня же бутылка, осторожнее!

– Сюрприз же, – одними губами сказала Настя. И кивнула на Костю, который возился с багажником, стоя к ним спиной, и ничего вокруг, казалось, пока еще не замечал.

С трудом сдерживая смех, аккуратно подталкивая друг дружку, девушки на цыпочках, крадучись, медленно вышли из своей «засады» и начали приближаться к парню.

– На счет «три», – тихонечко выдохнула Анжик. Настя, наоборот, вдохнула поглубже, набрала в легкие воздуха.

Что‑то не так.

Она не успела это подумать, скорее почувствовала. Это ощущение – что что-то не так – сложилось у Насти в подсознании само собой, в долю секунды, пока взгляд отмечал мелкие и вроде бы незначительные детали: грязный, покрытый толстым слоем пыли капот «короллы»; дерганые движения молодого человека, словно выплясывающего какой‑то странный танец позади автомобиля, да еще и, кажется, что‑то напевающего при этом. Одежда на нем тоже странная – не такая, – что это за мудацкие рейтузы, майка‑алкоголичка?.. Тонкая трещина на заднем стекле…

Внутри машины никого нет. Настя поняла, что это неправильно, когда Костя повернул ключ в замке. Неправильно, ужасно‑ужасно‑ужасно неправильно, потому что там, в «королле», должна была сидеть Света. И еще в салоне должен быть пес, «песель», подросший за год жизнерадостный щенок хаски.

А там пусто.

Она так и замерла на месте с не успевшим вырваться из груди визгом «сюрпри‑и‑из», и Анжик тоже застыла, так как именно в этот момент Костя закончил возиться с замком багажника и резко, с хлопаньем, поднял крышку. Взгляды обеих девушек опустились вниз.

Внутри багажника лежало что‑то красное и мокрое – мокро‑красное, красно-мокрое, – упакованное в полиэтилен. Вполне возможно, в тот самый полиэтилен, обрывки которого болтались в саду на стенах теплицы.

Что-то не так… Что-то совсем-совсем НЕ ТАК.

Краем глаза Настя уловила движение – это у Анжик отвисла челюсть, задрожали полные губы, полезли из орбит глаза. Не соображая, что делает, подчинившись внезапно проснувшимся в ней животным инстинктам, Настя быстро и бесшумно прижала ладонь к лицу подруги. Закрыла Анжик рот, чтобы та не выдала их криком.

– Если в кране нет воды-ы, значит, выпили жиды-ы, – глухо провыл Костя и захихикал. Упершись руками о бортик, склонился над багажником. – Если в кране нет… Ну что, сучка, еб твою, далеко уехала?

Настя почувствовала, как шевелятся волосы на затылке, и это был не ветер. В голосе стоящего перед ними буквально на расстоянии вытянутой руки молодого мужчины слышались тонкие истеричные нотки. Отдельные слова звучали еле слышно, неразборчиво, другие Костя, наоборот, почти выкрикивал. Настя с трудом узнавала этого человека – фигура, прическа казались знакомыми, но одновременно и чужими, словно кто‑то натянул на себя костюм Кости.

Кто‑то больной на всю голову.

– К маме она собралась, падлюка! Вот тебе мама, вот! – Человек, похожий на мужа их подруги, несколько раз сильно ударил окровавленный сверток кулаком. Только сейчас Настя заметила на предплечьях и майке Кости алые разводы. И, что самое ужасное…

То, что лежало у него в багажнике, сваленное там, как мешок картошки, – оно никак не отреагировало на яростные удары. Там, под полиэтиленом, чавкало и хлюпало, но это не были звуки чего‑то живого.

Ладонь Насти увлажнилась. Она услышала тяжелое сопение пускающей слюни Анжик, да ей и самой уже хотелось орать от ужаса. Но каким‑то чудом Настя сдерживала себя. Продолжая зажимать подруге рот, она попятилась, осторожно увлекая ее обратно, за угол дома, в их жалкое укрытие. И только об одном сейчас молила Бога – чтобы Анжик не выронила гребаную бутылку.

– Если в кране есть вода, значит, жид нассал туда! – Костя снова засмеялся – тоненьким детским голоском. На секунду выпрямился, застыл. Настя и Анжик тоже замерли, затаив дыхание.

Костя медленно наклонил голову набок. Посмотрел направо, на забор. Потом резко, по‑птичьи, дернулся в другую сторону.

«Только не за спину. Только не смотри за спину».

– А ты что, сучара, думала меня бросить? Кинуть меня решила, блядина жидовская, да?!.

Медленно, очень медленно Настя сделала еще пару мелких шажков назад. Они уже, пятясь, обогнули крыльцо – до спасительного угла остался буквально метр. Легкие разрывало от недостатка кислорода – Настя боялась дышать ртом, в горле застрял истеричный всхлип.

– Еще ни одна жидовка меня не бросала, ебанарот… – он снова начал что‑то бормотать. Потом нагнулся, закопошился в багажнике, шурша полиэтиленом. Вытащил оттуда что‑то. Воспользовавшись моментом, Настя и Анжик успели преодолеть оставшееся расстояние и прижались спинами к стене дома.

Во дворе громыхнуло, лязгнуло. Настя, жестом приказав подруге молчать, осторожно отвела ладонь от ее лица и еще более осторожно выглянула из‑за угла: Костя расхаживал вокруг машины, болтая руками в воздухе – разговаривал сам с собой, но с таким видом, будто выступал перед толпой зрителей. Насте все еще с трудом верилось, что это тот самый парень, с которым они все учились в одной школе, который был-то всего на пару классов старше… Но когда он повернулся лицом к дому, Настя убедилась – он. Он, Костя.

Просто Костя… сошел с ума.

– Лопаты говно стали делать, а? – Теперь он смотрел прямо на дом, словно обращался непосредственно к Насте, хотя и не мог видеть ее из‑за крыльца. По бледному, белому лицу ползали пятна.

– Суки пархатые, на всем экономят! Раз копнешь – и черенку кирдык. А еще грибники эти… Ну ничего, ничего, где наша не пропадала!.. А вот… хер вам! – Костя потряс в воздухе кулаком. «Красным от крови убитой им Светки кулаком!» – криком кричала внутри Насти маленькая насмерть перепуганная девочка, но безумец визжал гораздо громче. – Хуй вам, слыхали? – вопил Костя. – ХУЙ! ВАМ! Вот ТАКЕННЫЙ, блядь, необрезанный русский ХУЙ! Если в кране нет лопат… нам топор и брат и сват!

Резко развернувшись, он, пританцовывая, направился в сторону, противоположную той, где скрывались девушки.

– Настя‑а‑а…

– Тише-тише. – Она обняла Анжик за плечи, посмотрела в глаза.

– Настя‑а‑а, он, он…

– Он в любой момент может нас найти, – тихо, но как можно четче произнесла Настя, надеясь, что так до подруги лучше дойдет смысл сказанного. – Надо валить, Анжик, понимаешь?

– Ну не‑е‑е… – Анжик вся мелко тряслась от ужаса. Насте дико захотелось влепить ей крепкую пощечину, от души врезать по дрожащей пухлой щеке. Сдержалась – звук удара мог услышать слоняющийся в округе сумасшедший.

– Ворота, – прошептала Настя. – Он не запер ворота, помнишь?

Глаза Анжик закатились, вряд ли та что‑ нибудь сейчас соображала, в полуобморочном состоянии. Настя, так и не решившись отвесить подруге пощечину, сильно ущипнула ее за полную грудь – Анжик ахнула от боли, но во взгляде проявилась хоть какая-то осмысленность.

– У нас мало времени, – сказала Настя. – Надо бежать.

– Бежать?.. – неуверенно повторила Анжик. – Меня ноги не держат…

Дальше разговаривать было нельзя – Настя услышала шум со стороны сарая. Кажется, Костя снова затянул свою дебильную песенку. В любую секунду психопат мог вернуться – и да, кстати, что он там говорил про топор?

На полусогнутых (хорошо, что на ней были босоножки – «чоботы», как говорил дядя Витя, – а не туфли какие‑нибудь московские на высоких тонких каблучках) Настя пробежала десяток метров до дощатой коробки сортира и встала там, прижавшись всем телом к доскам. Мелкая щепка ужалила щеку, но Настя не обратила внимания на укол. Оглянулась на Анжик – подруга все еще стояла, пошатываясь, у крыльца, с бутылкой в безвольно повисшей руке.

– Если в кране нет воды-ы…

Настя махнула подруге: быстрее, дура, быстрей же! Но та затрясла головой из стороны в сторону: нет, нет, нет, ни-за-что!

– Значит, выпил ее ТЫ! – голос и шаги раздались совсем рядом, буквально в нескольких метрах: Костя возвращался. Анжик медленно осела за крыльцом. Настя замерла, прислушиваясь.

Теперь подруги оказались разделены: одна стояла возле сортира, другая забилась в угол между крылечком и стенкой дома. Настя видела Анжик, а та видела ее, но никто из них сейчас не видел Костю. Судя по звукам, тот опять возился с багажником. Шуршал полиэтиленом, разворачивал сверток, кулек с чем‑то, что – в этом Настя уже не сомневалась – когда‑то было Светой.

Распахнутые настежь ворота манили, притягивали взгляд, но… «Если я сейчас побегу – он увидит». Защекотало подбородок – по щеке вниз, к шее, стекла капелька пота.

– Вот какого хера ты такая жирная стала, а? Слониха, епт! Разве не в обратку теперь должно быть, а?

Тяжелый влажный шлепок. «Вытащил труп из машины», – догадалась Настя.

– Если… в кране… – Натужно кряхтя, Костя медленно выволок тело на середину двора.

Она поняла это по звуку и по тому, как столь же медленно распахивались глаза Анжик – та могла видеть происходящее, из ее угла обзор был лучше. И к тому моменту, когда Костя закончил, глазные яблоки Анжик уже вылезали из орбит, напоминая белые мячики для настольного тенниса, которые кто‑то словно воткнул в ее рыхлое лицо.

– Дай знак, – беззвучно сказала Настя подруге.

«Дай знак, когда он будет за машиной. Тогда я смогу бежать».

– Ах ты ж, ебанарот!..

Анжик приподнялась. Замахала руками над головой, пуще прежнего пуча глазищи. В последнюю секунду Настя заметила тень на земле у самых своих ног и успела, скользнув по стенке, обогнуть сортир. Костя спешил к воротам. Она услышала быстрые шаги и обежала на цыпочках туалет вокруг, остановившись со стороны, противоположной той, где пряталась сначала. Сбоку лязгали и скрипели петли и створки – Костя запирал единственный путь к спасению.

Настя окаменела, позвоночник будто бы превратился в узкую стальную перекладину, вертикально пронзившую тело. Перед ней открылась жуткая картина – во дворе, между крыльцом и «короллой», прямо на земле лежала упакованная в полиэтилен Света. Костя частично раскрыл сверток, и теперь Настя видела, что ее мертвая подруга полностью обнажена. Одна грудь повисла набок, другая была залита кровью, а из плеча над ней торчал топор, лезвие которого наполовину погрузилось в плоть. Настя видела глаза Светки – один закрыт полностью, а второй лишь наполовину, словно мертвая подружка тайком подсматривала за происходящим. Должно быть, ситуация ее забавляла, а может, ей было интересно, кто же выйдет в итоге победителем в этой странной игре в кошки‑мышки – муж‑убийца или бывшая одноклассница.

«Не сходи с ума. Она труп, она ни о чем уже не думает».

Настя с громадным трудом заставила себя оторвать взгляд от окровавленных останков – как раз вовремя, чтобы увидеть Анжик, вновь лихорадочно ей о чем‑то жестикулирующую.

– Если!.. В кране!.. Есть!.. Еда!

«Господи боже, да он же прямо ко мне идет!»

Они сорвались с места одновременно, как по команде. Настя переместилась к дверям сортира, пока Анжик, выбравшись из своего угла, побежала к «королле». Настя даже обрадовалась – значит, подруге хватило мозгов догадаться, что за корпусом машины прятаться легче.

Увы, в следующую секунду бутылка «Сангрии», горлышко которой Анжик все еще сжимала потными толстыми пальцами, задела дном о край крыльца. И с громким, режущим уши звоном разбилась, плеснув на ступеньки красной пеной.

Настя нырнула в приоткрытую дверь, быстро закрыла ее за собой и замерла на месте. Маленькое отверстие в форме сердечка белело у нее перед лицом, и она прижалась к нему, чтобы наблюдать за тем, что происходит снаружи.

– А‑а‑а! А‑а‑а!

Истошно вопя, Анжик пробежала мимо и исчезла из поля зрения. На секунду вид из отверстия в двери сортира оказался закрыт, а совсем рядом Настя услышала частое хриплое мужское дыхание. Потом Костя истошно завизжал, передразнивая беглянку: «А‑А‑А!!!» – и устремился вдогонку.

– Не на… не на… Нась!.. – предательский вопль оборвался на полуслове. Из‑за хлипких досок донеслись глухие удары и хруст.

Настя отлипла от сердечка в панике – бежать, бежать, бежать-бежать-бежать, БЕЖАТЬ! – глянула в черную дыру под ногами, откуда поднималась сладковатая теплая вонь. Запах гнили, мочи и экскрементов наполнял всю коробку сортира, но над «очком» был особенно резким, почти осязаемым. От него на глазах моментально выступили слезы и закружилась голова. Сумрак колыхался морочными волнами, в которых вспыхивали белые искры, – Настя поняла, что сейчас потеряет сознание. Упадет, стукнется об пол, и на этом все закончится, потому что Костя, пока еще весело, с песнями и плясками, проводящий время в компании двух трупов во дворе, услышит. Услышит – и сразу же все поймет.

– Жирная маленькая жидовка! – раздалось за стеной, совсем рядом. – Свинья кошерная!

Или это у нее в голове?.. Да уже все равно – Насте стало дурно, ей нужно было срочно вдохнуть хотя бы капельку свежего воздуха, чтобы обморок отступил, а дальше – будь что будет. Она может неожиданно выскочить и атаковать психопата, попытается выцарапать ему глаза, прежде чем тот успеет использовать топор. А если ей удастся добраться до разбитой бутылки и схватить острый осколок…

– Ничего‑ничего! Если в кране… нет… дерьма… Куда одно полезло, поместится и другое!

Настя потянулась обратно к сердечку, но вдруг ей навстречу, словно из ниоткуда, из воздуха, рванулось, заполонив обзор, залитое кровью лицо – лицо Анжик. Доски затрещали, когда о дверь с силой ударилось тело, щека мертвой подружки прилипла к отверстию, а выбитый глаз с помутневшей карей радужкой нырнул через дыру прямо внутрь коробки и повис, болтаясь из стороны в сторону на ниточке нерв, все равно что елочная игрушка на празднике.

Настя ахнула и отскочила. Стопа оскользнулась, гнилая доска под ней громким треском вторила ломающейся двери. Девушка ухнула вниз, в клоаку. Слава богу, что не стала наедаться у родственников – дыра была узкой, грубо обструганные дощатые края расцарапали бока в кровь, но Насте все же удалось проскочить под весом собственного тела. Короткий полет завершился мягким приземлением в вязкую жижу на дне выгребной ямы.

Настю немедленно вырвало. Она успела только зажать рот руками, чтобы приглушить звуки. Сквозь пальцы брызнула желчь, повалились наполовину переваренные кусочки котлет – остатки недавнего завтрака‑обеда. Давясь, Настя изо всех сил старалась удержать рвотную массу за щеками и одновременно боялась оторвать взгляд от смутно светлеющего над головой отверстия.