Текст книги "Русская жизнь. Русский бог (декабрь 2007)"

Автор книги: авторов Коллектив

Дядя, подари мне на елочку собачку!

По страницам старой новогодней прессы

Сатирикон , 1909, № 52

Рождественский мальчишка

(Сказочка)

Сначала все, как всегда, по-старому, по-бывалому, все так, как полагается в рождественском рассказе: и сильный мороз был, и елка за зеркальным окном у богатого чиновника, и звезды теплились, как лампады всемирные, и тучки грезили… А под окном, тоже по-старому, стоял бедный, но добрый рождественский мальчик, зяб и смотрел, как веселятся богатые дети. Ну совсем так же, как каждый год в рождественскую ночь бывает. Повторяю: и звезды на небе, как свечи, в свечи на елке, как звезды… А дальше невесть что, совсем не по-сказочному: вместо того, чтобы просто и мирно замерзнуть, мальчишка взял, да ни с того ни с сего вдруг так рассердился, так обозлился, что топнул стоптанным башмаком по мерзлой земле. Сначала топнул, а потом плюнул. Плюнув, буркнул:

– Непременно во всех газетах рассказов обо мне понапишут, понапечатают… Все Баранцевичи добрым сделают и сладких слов наговорят… Так-таки зря и замерзнешь без всякого для себя удовольствия. Не желаю!…

Притворился злым, оторвал примерзший было к земле камушек да изо всей силы и швырнул его в зеркальное окно. А за окном богатые дети хороводы водили, взрослые на стульях сидели, сложив руки на животах, успокоенных праздничной сытостью и довольством.

Швырнул… и под забором уселся ждать, пока не замерзнет полегоньку. А в комнате, когда мороз седыми клубами через разбитое окно ворвался и всех холодом обдало, перепуг произошел: ведь ко всему и сынишку младшего у барыни слегка камушком ушибло. Сначала перепуг, а за ним переполох: одна дама в шелковом платье в обморок упала, и ногу в желтом чулке вплоть до колена чиновнику особых поручений показала; папа, он же и действительный статский советник, за полицией горничную Дашу послал; гимназист Сеня среди суматохи горничную в начале коридора в щеку поцеловал, а студент Петя в конце коридора ущипнуть кое-как успел; мама подведенными глазами всю землю обшарила, папа грозно пальцем разбитому окну погрозил и произнес величаво: сначала успокоение, а потом обновление!… Даже мопсик Чекуртышка кошку Мурку за хвост грызнул. Не то чтобы мирное торжество было нарушено, а так как-то изменилось все на часок-другой. Мальчишка же, камнем в окно швырнувший, тем временем, конечно, не стерпел и под забором замерзнуть сподобился, согласно многим статьям устава рождественского, налагаемого на мальчишек писателями. Ну, замерз глупыш, замерз несмышленыш – это бы еще ничего. Скверно то, что он дороги просто в рай не нашел, заблудившись. Да и как не заблудиться среди звезд высоких, частых: хуже леса дремучего, ельника сплошного. И вместо рая попал к Магомету в приемную. У Магомета в тот вечер будни были и как раз приемные часы. Удивился несколько старец, пожал плечами, губами и спросил:

– Что? Зачем? Куда?

– Да я не знаю, дедушка, куда позволите!… Обогреться бы.

Еще больше удивился Магомет, рукой по голове провел, улыбнулся:

– Преждевременно, и не по месту назначения.

– Замерз я, дедушка, как полагается, а дойти, куда следует, не мог, заблудился, и теперь деться некуда.

– Гм… а к нам цензура не пропустит… И по 73-й, и по 4004-й.

Заревел мальчишка непутевый с устатку, да с испугу, засунул палец в рот, слезы так звездочками махонькими и падают, а он грязными кулачонками их по лицу размазывает. Молчит замухрыга, дрожит как осиновый лист. Видит, что не туда попал.

– Нечего здесь нюни распускать у порога моего рая.

Мальчишка сквозь нос и бурчит:

– Да я, дедушка, кроме того, еще и камнем швырялся, стекло разбил, холод в тепло напустил… Страшно уж очень… Может, ты городовому отдашь, а он за уши, да в участок… Отлупцуют, ради праздника…

– Ах ты воитель такой-сякой, людей на праздниках тревожить вздумал… Это по какому праву?

– Да я, дедушка, ощетинился на ихнее, «всехное» свинство, потому как тешатся бедными мальчиками и морозят их ни за понюшку табаку под зеркальными окнами. Забавляются вот уж много сто годов такими скучными приключениями… А мне что? Не хочу я по газетным редакциям таскаться, да на счет своей шкуры писателевым ребятишкам штанишки к праздникам покупать. Не хочу, чтобы про меня спросонок читали!

– Ну уж этого, брат, никак нельзя. Обычай допреж всего… Коран, так сказать, традиции и устои. Против этого нишкни!… Куда же мне девать тебя, дурында никудышная?… Ведь не могу же я тебя в свой рай пустить, раз ты рождественский мальчишка, да еще и стекла бил!… Сам-ка я все же посмотрю: что ты там на земле понаделал?

Отвел Магомет глаза в сторону, чтобы Аллахова разрешения попросить, а затем уже их на Землю опустил, как раз в квартиру с разбитым окном.

А там веселее прежнего: стекло ватой забито, и штора опущена, не видать, не слыхать. Околоточный три рубля крепко в кулаке держит. Барыня в желтых чулках с чиновником особых поручений вовсю любезничает. Гимназист Сеня стихи о прекрасной Даше сочинил.

Студент Петя горничную Дашу убедил.

Папа целых три часа до хрипоты орет: «Сначала успокоение, а потом умиротворение!»: совсем обалдел.

Мама подведенными глазами всю землю несколько раз обшарить успела и всем гостям рассказала, как ушибло милого Коку.

А маленький Кока едет, довольный, обложенный всякой всячиной: тут и конь деревянный, и сабля жестяная, и барабан турецкий, и ружье, и прочая амуниция. Совсем развеселился Магомет, хохочет:

– А дальше кадеты запрос захотят внести: «Известно ли, мол, правительству?», а дальше октябристы не позволят, а затем Мережковский «Возросшего Хама» напишет, а дальше Пуришкевич свиньей захрюкает!… А дальше все по-старому, по-бывалому!… Ха-ха-ха!…

Успокоился Магомет исподволь, поразмыслил и сказал мальчишке:

– Хорошо ли, дурно ли – не ведаю! Но знаю одно – веселее со стеклом разбитым, чем с постоянною елкою. А впрочем… совершив поступок свой, ты все же замерз – да послужит тебе сие в оправдание. Но куда же мне деть тебя? В свой рай пустить тебя не могу, а на ночь глядя гулять по небу тоже холодно. До гурий разных там ты еще не дорос, не твое дело, словом… А обогреться ты уже успел.

Посоветовался Магомет сам с собой и вынес резолюцию:

«По моему соизволению решено мальчишку разморозить, дабы неповадно было зря мальчуганов замораживать; в виду того, что оный, случайно ко мне попавший мальчонка, в газеты запоздал, постановлено мною отправить такового в редакцию „Сатирикона“, ибо сии суть нарушители традиций и обычаев. Дабы подобные случаи иной раз более не повторялись, объявляю для всеобщего сведения, что, как много камнями стекол не разбивай, – стекольщики новые вставят. Но присовокупить должен, что попавшему ко мне ненароком мальчишке рая своего я не показывал, посему размороженный вновь имеет возможность, а также и право, именоваться впредь по-прежнему рождественским».

Стояла ночь великая, красивая, как всегда, по-старому, по-бывалому. Жили злые и добрые, только счастья не было.

Полярный

Под звон колоколов

(История неврастеника)

В период тоски и безверия он услышал звон предпраздничных колоколов, и умиление наполнило его душу.

– …О, моя молодость! О, моя свежесть! Детские годы и запах молодой елочки… Пойду в лес и срублю ее – пусть мои детки повеселятся.

* * *

– К тебе припадаю, полная сил и жизни! Ты принесешь детям радость и красоту!… Прости, что я срезываю тебя, на усладу юности. Только чем резать?… Ножом, что ли? Жаль, что тупой и скрипит… Боже, как он скрипит! Притащишь елку домой – придется клеить глупые картонажи… Детишки с мокрыми носами 6удут вертеться около и мешать… Для чего это все?! Этот визг и плач детей, обделенных игрушкой, нелепые хороводы вокруг елки, сюсюканье взрослых – как это все, в сущности, противно!

И ведь ничего не поделаешь. Традиция, чтоб она пропала! И в будущем году эта пошлейшая елка, и нелепый хoровод, и сюсюканье, и в следующий. Неужели так уж необходимо любоваться на все это? Нет… Пропадай вы там! «Дядя, подари мне на елочку собачку»! Тигра живого подарить тебе, паршивцу! Как это все противно! И елка ведь для него только глупейший предлог, чтобы пошуметь, объесться скверными елочными украшениями и поломать игрушки… У, паршивцы!

И повис так несчастный злобный неврастеник, умиротворенный елкой, на которой он висел долго, долго…

А колокола звонили, те самые колокола…

Праздники

 
Карет нарядных вереницы…
Довольных лиц беспечный ряд…
То к праздникам сыны столицы
Достать все нужное спешат!
 

«Все нужное?» Мало ли что к празднику нужно всякому уважающему себя – и себя более чем других – человеку! А жизнь – ведь это сплошной увеселительный праздник! Не для всех, впрочем… И праздничные мотивы тоже не для всех одинаковы… Не считая дней и чисел, в календаре отмеченных красною краской, и не только от Господа Бога, но и от начальства назначенных для получения «праздничных» повышений и тепленьких местечек «за усердие»… Не считая этих чисел, которых у нас в России больше, чем во всех странах, вместе взятых, – иным «избранным» везет еще и на экстраординарные праздники и празднички! Авансик, например, в какой-нибудь миллиончик, на поставку клозетов, то бишь испорченной ржи в голодающие губернии. Несколько пар миллиончиков на «предвыборную агитацию» – с солидными отчислениями в виде излюбленных субсидий, истинно русским Карл-Амалиям на погромно-борзописную деятельность… А то какое-нибудь суденышко a la «Кубань», все жизненные части которого «пропали» из военной(!) гавани, под самым носом бдительного начальства. А то и просто жирная, с позволения сказать, «экспроприация»!

Чем это, помилуйте, не праздники? И даже красной краской отмеченные! Не той краской – типографского происхождения, которая «во дни свободы» служила внешним конституционным выражением внутренних реакционных чувств… Настоящею кровяною краской, правда, испорченною, но неподдельною кровью измученных цингой крестьян, многочисленных жертв скоропалительного правосудия, от какой стороны оно бы не исходило, и тех случайных, но – увы! – многочисленных туловищ, рук, ног и голов, которые то и дело, но без всякого прикосновения делу, летят во все стороны по лицу всей России – при скромных бомбовых опытах возрождения «свобод» на родимой сторонушке!

И тем разгульнее, тем бесшабашнее, тем беспардоннее эти «праздники» для инициаторов и беззастенчивых их соучастников!

 
И вин шипучих льются реки,
И оргий шумных ночь полна…
И зверем лютым человеки
Насилья чашу пьют до дна!…
 

А в Петербурге, в закусочной, оголодавший безработный, на глазах «сытых» людей, делает себе «харакири», – единственное, что приобрела Россия из войны с Японией…

В грязных канавах, которых даже в столице, на великий соблазн провинции, более чем достаточно, то и дело находят замерзших людей, павших жертвой голодного истощения.

И десятки тысяч взрослых и малых, женщин и детей, наряду с сытыми и празднующими, готовы отдать себя и жизнь свою за черствый, потом и кровью облитый, заработанный кусок насущного хлеба!…

 
А жизнь, как враг, неумолима!
И рядом с жертвами ея,
Судьбой бездушною хранима
Ликует алчущих семья!…
 

Русское слово, 1907, 2 января

«Союзники»

В «Союзе русского народа», по словам «Товар.», обнаружена растрата револьверов. На днях выяснилось, что дружинники заложили револьверы в ломбард. Всех заложенных револьверов насчитывают свыше 100.

Сатирикон , 1909, № 1

Новогоднее недоразумение

(Притча)

 
К буфету немец подошел -
Дебелый, белый, краснощекий,
Голубоокий,
Как немцу быть должно, и, не садясь за стол,
Хлебнул из кружки влаги пенной,
Для немца самой драгоценной;
Хлебнул, вздохнул и произнес: «Gott, Gott!»
Стоявший тут же русский купчик
Поспешно отозвался: «Да уж год!
Вот истину-то вымолвил голубчик!
Годок один еще такой -
И прямо в омут головой!»
Но немец лишь взглянул на купчика обидно,
И тот остался в дураках…
Не поняли друг друга, очевидно:
Что значит – говорить на разных языках!
 
 
Вл. Лихачов
 

Старый год

Я вынул часы и без церемоний сказал:

– Тебе пора, старый урод! Скатертью дорога, чтоб ты переломал по пути свои скверные ноги!

Не обращая внимания на мою брань, он встал и с наигранной робостью наклонился ко мне.

– Что я вас попрошу…

– Чего?!

– Тут один мальчишечка должен явиться… Может быть, вы бы взялись передать ему кое-что от моего имени, а?

– Стара шутка! Этот мальчишечка будет таким же негодяем, как и ты!

Но старик так спешил, что мою брань пропускал совершенно мимо ушей. Вывернув из дырявого кармана разную дрянь, он стал лихорадочно рыться в ней, откладывая один предмет за другим.

– Для мальчишечки… Складная панама! На воре не горит… имеем массу благодарностей от заказчиков! Засим, адрес-календарь для сенаторских ревизий…

Потом он отложил надкусанное яблоко и лаконично сказал:

– Плод. На предмет холеры.

Потом достал заскорузлый носовой платок:

– Подлинный платок Бенкендорфа. На предмет утирания народных слез.

Отложил истертую веревку:

– Веревка.

Потом – зачем-то – кусок скверного серого мыла:

– Мыло.

– Довольно! – закричал я, – уходи!

– Ухожу, ухожу, – заторопился он. Кстати, у меня ничего нет больше для мальчишки.

– Лжешь! – бешено заревел я. – У тебя еще должна быть одна бумага, помеченная семнадцатым октябрем.

С деланным испугом старикашка схватился за карманы и быстро стал по ним шарить.

– Нет… Экая досада! Обронил, значит! Карманы-то дырявые…

И, хихикнув, исчез. Конечно, звонко пробили часы…

И вы, конечно, думаете, я проснулся? Чего же мне просыпаться, когда я не спал…

Медуза Горгона

Ваши пожелания на новый год?

С этим вопросом мы обратились к:

Шаху Персидскому

– B истекающем году, – писал нам шах, – мне пришлось очень много повозиться с конституцией, то даровывать ее, то отменять. Высказываю пожелание, чтобы мне в Новом году удалось установить, подобно тому, как установлены в заграничных курортах «мужские» и «дамские» часы купания, «абсолютистские» и «конституционные» часы правления.

В. М. Пуришкевичу

– Себе пожелаю, чтобы народ, вместо двучленной формулы «Минин и Пожарский» заучил трехчленную: «Минин, Пожарский и Пуришкевич». Стране же пожелаю такую Думу, в которой Крупенский сидел бы на месте Гегечкори, я на месте Гучкова, а на моем – полк ляхов, – сказал он нам.

А. И. Дубровину

– Пожелаю стране не лишиться «Русского Знамени». «Русскому Знамени» – побольше кoпеeчeк. «Союзу русского народа» побольше работы и побольше шварцев, – сказал нам известный доктор.

Н. А. Хомякову

– Сeбе пожелаю побольше находчивости и остроумия, посильнее глухоты на «удобное» ухо и побольше председательских кризисов с благополучным исходом. Стране же советую не отворачиваться от Думы третьего созыва, памятуя, что на безлюдье и Фома – дворянин.

А. И. Гучкову

– Меня обвиняют в том, что я ушел от своей программы. Программа – бессрочная паспортная книжка. Скажите, у кого из обладателей такой книжки, спустя несколько времени по ее получении, приметы не расходятся с действительностью? Например: волос черный, рост высокий, особых примет нет – так обозначено в выданной книжке, а на деле: волосы поседели, спина привыкла находиться в согнутом положении, образовалось прихрамывание на правую ногу… Жизнь идет своим путем, не считаясь ни с книжками, ни с программами… Пожелаю стране понять это. А себе пожелаю выступить в Новом году на той же трибуне, в качестве председателя… не только думского большинства, но и большинства, занимающего места на скамьях правительства. И. Гуревич

Нива, 1914, № 1

 
Новый Год
 
 
Он пришел… он стоит на пороге
Поклонитесь ему: это – Рок!
Он пришел вам напомнить о Боге,
Как закон, непреклонен и строг.
Не смягчат его пышные встречи,
Не задобрят ни тосты, ни речи,
Это – Рок: он бесстрастно-жесток.
Не встречайте его: это – Время;
Это смерти стоит часовой,
Он не властен снять с плеч ваших бремя,
Ни закон изменить мировой.
Возлюбите друг друга, как братья,
Вознесите молитвы к Творцу.
Полночь бьет… У подножья распятья
Позабудьте вражду и проклятья:
Годом ближе вы стали к концу.
 
 
А.Д. Львова
 

Бегемот, № 1, 1925

Такой век!

(Рассказ матери)

Устроили мы детишкам под Новый год елочку. Позвали только своих. Встретим, думаю, Новый год по-семейному, по-хорошему.

Собрались родные с детворою; уселись, ждут, когда зажгут елку.

Подожгла я нитку, свечи загорелись.

– Ну, теперь, – говорю я своему Андрюше, – за тобой дело. Занимай, детка, гостей! Прочти стишок какой-нибудь хороший, спойте песенку, вокруг елки попляшите.

– Подожди, мама, – говорит Андрюша, – сперва хлопушки раздам! В них костюмы, сперва нарядимся…

Разорвали хлопушки, а в них, поверите ли, во всех – пионерские костюмчики. Нарядились ребятишки, галстучки красные надели и стали читать стихи. Первый – мой Андрюшенька басню рассказал про буржуя. Я уж его дергала сзади за штанишки, а он так и режет, звонко, звонко… А потом другие ребята стишки читали, да все про духовенство, про религию… Господи, думаю, и откуда они набрались этого? – Довольно, – говорю, – дети, стишков. Спойте лучше что-нибудь!

– Сейчас споем!… – сказал Андрюша.

Снял с елки игрушечный барабан, прицепил его к себе, потом выстроил детей в ряд, ударил в барабан и – вокруг елки. Два раза прошли молча, а потом барабан стих, и запели:

Комсомольцы, комсомолки Мы обходимся без елки… Bo – И боле ничего!

У меня даже голова закружилась, а Иван Сидорыч кинулся к своему Петюньке, схватил его за ухо – и крутит. А тот хоть бы что, поет свое – и только.

Пошлепала и я Андрюшку.

Тогда они пошептались в уголку, и вот выходит на середину комнаты Зоечка Кузовкина и говорит нам, т. е. родителям:

– От имени нашего коллектива выражаю родителям порицание, так как поведение их на елке было позорное.

Слыхали? Родителям – порицание! А ей, этой самой Зойке-поганке, семи годочков еще нет. Ну и деточки! Поистине наказание господне!

 
На грани
 
 
День итогов… Ну, так вот:
Мы не будем слишком строги,
Подводя тебе итоги,
Добрый, честный старый год.
В посмеяние врагов
Ты принес, под песни бардов,
Вместо дутых миллиардов
Кучу трезвых пятаков.
Шестеренками звеня -
Новой жизни мощный фактор -
Не один советский трактор
Заменил собой коня.
Поборов, как богатырь,
Глупой косности привычки,
Ты продвинул дело смычки
Без боязни вглубь и вширь.
Есть и минусы… Но мы
Замолчим их деликатно.
Ты ушел. Прийти обратно
Не дано тебе из тьмы.
Твой преемник юн и нов.
Будь готов! – кричим мы звонко,
И в ответ из уст ребенка
Слышен клич: – Всегда готов!
 

Тоже профсоюзник

– С новым годом, барин! На чаек с вашей милости!

– Во 1-х, я не барин, а во 2-х, в союзе состоишь?

– Состоял когда-то в «Союзе русского народа».

– Оно и видно! Проваливай!

Новогодняя анкета

– Ваши пожелания на Новый год?

С таким вопросом Бегемот обошел всех своих друзей и знакомых. Одни шуточкой отделывались. Говорили, что и так все обстоит больно хорошо. Другие, напротив, говорили, что неплохо бы понизить трамвайную плату до пятачка. Третьи особых пожеланий не высказывали, а просили в долг одолжить до пятницы. Бегемот, не щадя затрат и здоровья, произвел анкету среди некоторых сознательных читателей. Вот наиболее характерные, созвучные эпохе пожелания.

У гражд. Тыкина

Гражданин Тыкин встретил Бегемота восторженно.

– А, Бегемотушка, друг ситный, присаживайся… Ветчинки не хочешь ли? Чудная ветчина… Ах, насчет пожелания? Это можно. Перво-наперво чего я желаю, это пущай государственная торговля увеличивается. А частные купчишки пущай в дыру валятся. А больше пока и желать нечего… Попробуй ветчинки, Бегемотушка. Гляди, жирок-то какой, стерва, розовый. Хороша?

– Приятная ветчина, – сказал Бегемот.

– То-то, – сказал хозяин. – Знаю, где покупать. Может, видел лавчонку наискось. Гаврилова. Подлец купчишка, а товар прелестный. Завсегда покупаю там… Ну, прощайте. С Новым годом вас.

У гражд. Корюшкина

– Перво-наперво, – сказал гражд. Корюшкин, – пожелаю я на Новый год ликвидировать основной вопрос в планетарном масштабе – раскрепощение женщин. Пущай они раскрепощаются, а остальное пока пущай в дыру валится – не до того. Это самый основной, больной вопрос и ответ… Присаживайтесь, гражданин Бегемот. Попробуйте, чего жена настряпала… – Бегемот сел за стол. – Марья! – закричал хозяин жене. – Ах ты, чертова дура, куда запропалась! Гость пришедши, а ты ушедши? Дура соленая. Подай гостю тарелку. Да колбасу нарежь. Да ходи, мымра, веселей. Глядеть противно…

Бегемот отведал кружок недоброкачественной колбасы и, попрощавшись с хозяевами, вышел из комнаты, выплюнув колбасу в прихожей под стол.

У гражд. Дерюгина

Гражданин Дерюгин встретил Бегемота ласково и приветливо.

– Перво-наперво, – сказал гражд. Дерюгин, – на Новый год я пожелаю эту, как ее, – производительность. Пущай эта, как ее, производительность растет. А остальное – это не важно. Остальное пока пущай в дыру валится. Пущай с нового году не будет этих лодырей и прогулов. Праздников тоже пущай будет поменьше… Крещение-то неизвестно, празднуется, ай нет?

– Нет, – гордо сказал Бегемот, – не празднуется.

– Жаль, – с грустью сказал Дерюгин. – А то шибко бы подходяще вышло. Глядите. Первое число праздник? Праздник. Третье число жена именинница? Именинница. Четвертое – вообще воскресенье. Пятое – понедельник. Шестое – Крещение. Ай, жаль, что не празднуется! На ять был бы праздничек. Погуляли бы, а там за дело. Ну, до свиданья, всего хорошего.

Бегемот вышел на улицу, покачиваясь. Болела голова, шумело в ушах и на душе было противно, хотя спиртного Бегемот и в рот не брал. С Новым годом, читатель! Каковы твои пожелания?