Текст книги "Всемирный следопыт, 1930 № 10-11"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Вот Циолковский предлагает проект оригинального бесфюзелажного аэроплана, который должен явиться как бы переходом к космическому реактивному кораблю. Это даже не один, а десяток или два десятка аэропланов, соединенных особенным образом. Каждый из этих летательных снарядов напоминает собою веретено, сделанное из металла. Внутри – воздух или кислород. «Веретена» смыкаются боками и образуют как бы волнистую квадратную пластинку площадью не менее 400 кв. м. Воздушные винты помещены спереди и сзади каждого «веретена». При взлете аэроплан ставится на особые поплавки, которые затем сбрасываются, чтобы не висеть мертвым грузом. Спускаться можно непосредственно на воду. Такая система отличается прочностью, безопасностью, большой грузопод’емностью, дешевизной и многими другими летными и экономическими достоинствами.

Интересен и проект земного сверхскорого поезда. Земным его можно назвать только относительно, так как этот поезд будет двигаться не по земле, а по воздуху: между полом поезда и землей будет находиться слой воздуха. Слой этот будет небольшой, поезд «над землей» будет висеть всего на несколько миллиметров, но этого слоя достаточно, чтобы свести трение почти к нулю. Такому поезду не нужно будет колес и смазки. Он сможет итти с огромной скоростью. На нем можно будет в полчаса доехать из Москвы до Ленингра да, за десять часов – от полюса до экватора и менее двух суток нужно для того, чтобы об’ехать по меридиану вокруг Земли! Каким черепашьим шагом, по сравнению с этим, двигался вокруг света жюль-верновский герой! С разбега по инерции поезд будет преодолевать все наклоны, взбираться без всякого усилия на горы и даже… перескакивать через реки, пропасти и, горы любых размеров. Долой туннели![26]26
  См. книги Циолковского: «Исследование мировых пространств», «Космическая ракета», «Космические ракетные поезда». «Воздушный транспорт» и др.


[Закрыть]).

Циолковский, повидимому, глядя на солнечные лучи, думает: «Какая бесцельная трата энергии!» Самая малая былинка занимает и волнует Циолковского. Зерновые хлеба используют только одну шеститысячную долю солнечной энергии. Как возмутительно мало! Солнце должно давать в среднем, при идеальном использовании его энергии, 625 кг. в год на 1 кв. метр. А мы получаем с квадратного метра 0,1 кг. В 6250 раз менее того, что можно получить! Надо приняться за растения и за солнечный свет! Надо вырастить такие сорта растений, которые использовали бы солнечную энергию возможно больше. Ведь банан ее использует в 100 раз больше, чем зерновые хлеба. Почему же не вырастить такой «сверхбанан», который явился бы еще лучшим «аккумулятором» солнечной энергии? И Циолковский намечает план. Надо путем отбора и скрещивания выработать растения, которые способны будут максимально использовать солнечную энергию. Надо позаботиться о том, чтобы солнечная энергия не поглощалась облаками и полупрозрачной атмосферой. Надо устранить вредное перегревание плодов и излишнюю испаряемость, овладеть почвой температурой, погодой, уничтожить вредителей, сорные травы, пыль наконец изменить самый химический состав лучей. На все это имеется у Циолковского подробные указания и расчеты. «Если бы утилизировать хоть 20 % солнечной энергии, то и тогда Земля могла бы прокормить население в 100 тысяч раз больше теперешнего».

Поистине, у гиганта мысли Циолковского есть чему поучиться…

_{К. Э. Циолковский около своей библиотеки}

ТРАГЕДИЯ В ПРОЛИВЕ ЛОНГА

Очерк полярного пилота М. Слепнева

I. На выручку «Ставрополя»

Возвращавшийся осенью 1929 года из очередного полярного рейса пароход «Ставрополь» встретил в районе мыса Северного трудно проходимые льды и был затерт ими. Американская шхуна «Манук» из Сеатля, принадлежащая промышленнику Свенсону, возвращавшаяся обратным рейсом с грузом пушнины, тоже зазимовала но соседству со «Ставрополем».

Всего на «Ставрополе» находилось около тридцати пассажиров (из них четыре женщины и трое детей). Капитан судна П. Г. Миловзоров был тяжко болен гнойным плевритом. Зимовка шхуны «Нанук» приносила мистеру Свенсону убытки из-за невозможности реализовать пушнину на аукционах зимы 1929–1930 годов, и он решил перебросить груз со шхуны на американский берег воздушным путем.

Выполнение воздушной переброски взяло на себя авиационное общество «Аляска-Эейрвейс», во главе которого стоял известный американский полярный летчик Эйельсон.

_{Самолет Эйельсона}

Положение парохода «Ставрополь» внушало опасение, и благополучный выход изо льда весной 1930 пода был под сомнением, а поэтому СНК Союза организовал спасательную экспедицию для снятия пассажиров со «Ставрополя». Во главе этой экспедиции был поставлен капитан ледореза «Ф. Литке» К. А. Дублицкий.

_{Советский пароход «Ставрополь», затертый льдом у мыса Северного.}

Я был назначен начальником летной части экспедиции, а пилотом второго самолета т. В. Л. Галышев.

II. Нельзя лететь

Ремонт, бункеровка угля и погрузка «Литке» задержали выход судна на неделю сверх плана, и только 7 ноября мы отбыли в нашу полярную экспедицию.

Шестнадцать суток тяжелого штурмового пути и стоянок среди густого, как молоко, тумана…

Наконец мы прибыли в бухту Провидения и вошли в гавань Эмма. Отсюда до «Ставрополя» и стоянки шхуны Свенсона «Нанук» около тысячи с лишним километров. Все местное население было немедленно мобилизовано с собаками на работу.

Условия оплаты чукчей были весьма своеобразны: кроме денег, было необходимо всех поить чаем и подарить по коробке спичек. В фактории Пинкишей (120 километров) – спичек сколько угодно, но оказывается – не дороги твои деньги, а дорога твоя любовь.

Наконец к 28 ноября все приготовления были закончены, оба огромных металлических самолета собраны.

Мы горели нетерпением немедленно вылететь, но началась пурга. Наш маленький домик и оба наши самолета были совершенно засыпаны снегом. По утрам, для того чтобы выйти из домика, приходилось прокапывать ход в снегу.

9 декабря на рассвете ушел ледорез «Литке».

И мы начали зимовку.

Нас – шесть человек. Пилот самолета № 182 – Виктор Львович Галышев, механик Фарих, Эренлрейс, радист Кириленко, Иван Михайлович Дьячков – проводник-каюр – и я.

Началась бесконечная полярная ночь. Ветер перешел в шторм. Громоздкую треногу для под’ема моторов сломало и завалило на один из самолетов. Самолеты стали совершенно невидными под снегом, экипажу начал приедаться хороший аргентинский корнбиф, и все стали… писать дневники.

Безумие лететь в такую погоду!

25 января подлинный герой Арктики – каюр Дьячков под завывание ветра и лай прекрасных камчатских псов, наводивших ужас на всех чукотских собак бухты Про-видения, отправился в далекий путь к «Ставрополю», имея на нартах запасы продуктов и лекарств.

III. Полет на мыс Северный

… А 28 января, несмотря на то, что полярная ночь только кончалась, два «Юнкерса» на высоте десяти метров от снежной пустыни проносятся над далеко растянувшейся ленточкой собак, и каюры от избытка чувств с остервенением машут нам меховыми рукавицами…

Мы вылетели в «безумный» поход, вырвав из снега свои самолеты, узнав о трагедии, происшедшей в районе пролива Лонга – об исчезновении мирового полярного летчика Эйельсона и его механика Борланда. К таким же полетам готовились в это время в Сибири летчики Чухновский и Громов.

…Самолет № 177 веду я, справа и немного сзади идет на 182-м Галышев. Мой механик ежится в своем ужасном по величине собачьем комбинезоне, со злостью смотрит на отказавшийся работать указатель скорости, пробует вежливо стучать по нему плоскогубцами и, вижу… беззвучно плюется; не выдержала на этот раз немецкая коробочка, не справилась с пургой и морозом Чукотки, хотя честно служила весь прошлый год и проделала с нами всю Алданскую экспедицию.

Пролетаем над Мечигменской необследованной губой, и я начинаю определять входной мыс в бухту Лаврентия…

Шесть зарытых в снег до крыш домиков – культбаза в Лаврентии– кажутся зданиями лучшего аэропорта. Все население на «аэродроме», а «аэродром» – на береговой галечной косе. Начальник пограничного поста тов. Кучма машет метлой – надо понимать, что это ветроуказатель «аэродрома», а так как машет во все стороны, то полагаю, что ветра нет, – не может же ветер дуть сразу со всех сторон, – и я сажусь по длинной стороне косы.

Завтра надо достигнуть мыса Северного.

29 января начали подготовку до рассвета. Погода теплая – 5°. Когда поднялись – чуть-чуть рассвело. В качестве пассажира взяли с собой тов. Кучму. Взлетел первым, стал набирать высоту. Виктор «идет» сбоку.

Однообразно тянулся полет. От скуки смотрел направо, где изредка в рваных клочьях тумана, рождающихся в проливе Беринга, в моменты прояснения виднелись мыс принца Валлийского в Америке и острова Диомеда. Признаюсь, я мечтал в это время побывать в Америке, слетать в Аляску на минеральную родину Джэка Лондона: ведь это так близко – всего лишь несколько десятков минут пути.

От мыса Инцова пошли в глубь Чукотки. Над астровом Колучиным определился – подсчитал время хода. Неожиданно навстречу, в районе реки Ангуэмы, из слева идущей полосы пурги выскочил красный самолет, биплан с американскими опознавательными знаками.

Подлетев друг к другу, мы вежливо сделали по приветственному кругу – и разминулись. Американец ушел в Аляску.

И вот уж вижу мыс Северный, вижу шхуну «Нанук» и «Ставрополь», чернеющий в открытом море.

Но что это? На земле целых три самолета. И много народу. Настоящий полярный аэропорт «Ле-Бурже».

Иду на посадку. Машина прыгает на застругах. Сажусь. Вслед за мной сел Виктор.

Восторженная встреча. Много американцев Все осматривают с удивлением наши металлические машины.

Ко мне подходят Павел Григорьевич Миловзоров, промышленник Свенсон и его дочь – американская журналистка, корреспондентка «Нью-Йорк-Таймс». Она приветствует нас. Как-то необычайно видеть женщину здесь, за полярным кругом…

Мы идем на «Ставрополь».

Немедленно в эфир улетает радиограмма:

«Москва, Добролет. 29 ноября оба самолета Слепнева достигли мыса Северного, покрыв расстояние бухта Провидения – Пинкигней – Лаврентий – мыс Северный 9 часов».

Американцы с «Нанука» в свою очередь телеграфируют: «Фербенкс. Аляска-Эйрвейс. Два советских самолета прибыли».

_{Самолеты Слепнева и Галышева на мысе Северном}

IV. Найдены

Мыс Северный встретил нас известием, что летчик Кроссэн видел торчащее из снега крыло в районе устья реки Ангуэмы.

Мы решили полететь к месту аварии на его легкой машине, чтобы до крайнего случая сберечь мой поместительный «Юнкерс».

Взревел, бросая снежный смерч, знаменитый мотор «Вихрь», и через сорок минут мы уже слезали с самолета. Около часа бродили по снежной пустыне и, ничего не определив, сели на обломок крыла…

«Вот и все, что осталось от полярного самолета «Гамильтон 10 002», – думал я, разглядывая исковерканное крыло.

До нашего прилета американцы не сумели наладить поиски и раскопки, а это было необходимо сделать, чтобы выяснить причину гибели самолета.

«Это придется сделать нам, – думал я, – во что бы то ей стало летчики должны быть найдены… Им незачем итти на южный берег Чукотки, как предполагают американцы, – естественно, что они должны пойти к ближайшим жилым пунктам – зимовкам охотников или на мыс Северный, если только они остались в живых».

Но зловеще зиял разрыв металла исковерканного крыла.

И трудно было думать о жизни, о живом Эйельооне…

Кроссам встал, мы переглянулись, я махнул рукой в сторону мыса Северного, Кроссэн сказал «yes» – и мы полетели обратно.

V. Всем, всем, всем…

Я назначил совещание для выяснения обстановки, составления акта и принятия мер. Предварительно информировал по радио Арктическую комиссию и получил ответ от тов. С. С. Каменева.

Вот несколько пунктов протокола нашего совещания.

Работу парохода «Ставрополь», шхуны «Нанук», группы американских летчиков и нашего летного звена об’единить.

Для выяснения участи Эйельоона и Борланда пойти на риск экипажем и одним тяжелым самолетом.

Розыски производить до нахождения.

Начальником группы назначить пилота Слепнева.

_{Розыскная группа Слепнева}

И вот началась беготня с судна на судно и на факторию. Стали выволакиваться из трюмов лопаты, пилы, консервы.

Ночью радиотелеграфист «Ставрополя» выстукивал радиограмму, облетевшую газеты всего мира:

«Всем, всем, всем.

Самолет Эйельсона и Борланда «Гамильтон 10 002» разбился в 50 милях от мыса Северного, в районе жилища охотника Брюханова, в девяти милях от берега. Летчики пока не найдены. Пилот Слепнев».

VI. Жизнь в ледяной пустыне

Организация разыскной группы была мною закончена к вечеру 4 февраля. План похода был тщательно продуман всеми нами. Каждый участник был прикреплен к той или иной партии: санной, летной или лыжной.

5 февраля, взяв на самолет студента Дубровина и кочегара Костенко, я взлетел с площадки у мыса Северного и пошел к месту аварии.

Стоял морозный день. Лицо жгло холодом. Через сорок две минуты прилетели к месту гибели «Гамильтона». Зайдя далеко в лагуну Ангуэмы, я повел самолет на посадку, пренебрегая направлением ветра и намереваясь посадить самолет вдоль заструг. Это было рискованно – кто знает, устоит ли шасси при такой неподобающей посадке?

Выдерживаю самолет до потери скорости и сажаю на заструги. Машина дергается, крылья пляшут вверх и вниз, вот-вот, кажется, зацепят за заструг, пробег замедляется – и мы на снегу. Контакт выключен. Вое благополучно.

Завтра люди на лыжах и собаках привезут лопаты, пилы, продукты, а сегодня нужно так или иначе переночевать на морозе.

Под крылом самолета выкапываем в снегу яму, натягиваем палатку и пытаемся устроиться. Молча, обжигаясь, пьем чай. По небу полыхает северное сияние. Сбоку на белизне поблескивает крылом зловещий «Гамильтон 10 002». После чая гасим примус, залезаем в кабину «Юнкерса» и засыпаем тяжелым сном. Всю ночь брезент хлопает по кабине. Нестерпимо холодно. Тогда механик на несколько минут разжигает примус, но вот он погас – и холод снова пожирает нас.

Утром, часов в десять пришла первая группа людей.

Момент аварии, по моему мнению, был воссоздан вполне правдоподобно, и я смог поставить раскопки, уже имея известные соображения. Было очевидно: Эйельсон, подлетев к реке Ангуэме, попал в полосу сильной пурги и стал терять ориентировку. Пришлось сильно снизиться. Над избушкой охотника Петушкова он сделал два круга, повидимому, определился, так как взял прямой курс на мыс Северный и решил к нему пробиваться сквозь снег и ветер. Лагуну Ангуэмы он перелетел на высоте не более пяти метров и за лагуной ударился колесом о тундровый берег. Колесо самолета снесло. Затем машина, подкинутая вверх, пронеслась метров на двести вперед, с силой ударилась о землю и разбилась.

VII. Начальник!.. Нога…

Каждый день приносил находку – то какие-либо части от самолета, то обломки груза, находившегося в кабине.

_{Передняя часть разрушенного самолета Эйельсона.}　

Когда были найдены револьвер Эйельсона, шлемы и патроны, стало ясно, что пилот и механик погибли.

13 февраля матрос «Ставрополя» Джекопсон крикнул:

– Начальник!.. Нога!..

Все бросились к месту, где из-под слоя снега виднелся брошенный меховой сапог или… нога в сапоге.

Спеша и волнуясь, но вместе с тем осторожно снимали пласты снега и обнажили труп человека, лежавшего лицом вниз, со страшным смерзшимся натеком крови. Никто не знал, кто это – Эйельсон или Борланд? Я приказал закрыть труп железным листом и снегом, чтобы не тронули собаки. И мы стали ждать прилета летчика Гильома.

Летчик Гильом посмотрел на труп и тихо сказал:

– Борланд…

VIII. Летчик Эйельсон

17-го пришла санная партия, положение людей и собак улучшилось. Оставалось найти Эйельсона. И 18-ю днем, на сравнительно небольшой глубине, под тем снегом, по которому проходили десятки людей, был найден Эйельсон – мертвый.

Задача по отысканию была выполнена, нужно было начинать труднейшую часть работы – отступление.

Первой партией я отправил самых слабых и обмороженных. Затем «наладил» на лыжах, дав немного собачьих упряжек, здоровых и сильных.

Больше нужды в дежурном советском самолете не было, и летчик Галышев на 182-м повез в бухту Лаврентия женщин и детей, пассажиров «Ставрополя».

Остались я, механик Фарих, два матроса со «Ставрополя» и двое мертвых в самолете.

И тогда со стороны Америки показался желтый «Ферчальд» капитана Рида, сделал два красивых круга и пошел на посадку.

Коснувшись заструг, самолет подскочил, треснул и, снеся шасси и пропеллер, врезался грудью в снег. Все бросились к разбитой машине. Из нее вышел пилот и, приложив рукавицу к шлему, отрапортовал:

– По специальному заданию. Сел, чтобы вручить вам телеграмму из Вашингтона.

«Государственный департамент охотно дает согласие на то, чтобы командор Слепнев и механик советского аэроплана сопровождали тела погибших до Фербенкса.

Соединенных Штатов маршал (подпись)».

IX. Поле мертвых

22 февраля ночью мороз дошел до 50°, и Фарих с большим трудом завел мотор.

Мертвые Эйельсон и Борланд находились в пассажирской кабинке. Над самолетом развевалось черное траурное полотнище.

Рид полетел на самолете летчика Гильома, а примерзший к снегу «Юнкерс» едва оторвался земли.

Скоро впереди сказались очертания «Нанука» и «Ставрополя», и Лильом вежливо отошел в сторону. Я спустился и встал рядом с самолетом Галышева, украшенным приспущенным советским флагом. На шхуне «Нанук» и на «Ставрополе» флага тоже были приспущены.

К нам подошли американцы с нартами, на которые и были положены трупы. Их немедленно прикрыли американскими звездными флагами. И печальное шествие двинулось к помещению на берегу.

Помещение – избушка, принадлежащая фактории было декорировано флагами.

По моему предложению, тела погибших до передачи их Америке, должны были быть осмотрены смешанной комиссией, состоящей из представителей Союза, САСШ и Канады.

Врач парохода «Ставрополь», тов. Комартовский, раздел трупы, для того чтобы тела оттаяли. К трупам был приставлен караул. Только через два дня, когда тела совершенно оттаяли, в присутствии всех членов комиссии был произведен осмотр и составлен акт.

27 февраля мертвые Эйельоон и Борланд были зашиты в полотно и перевезены на борт «Нанука».

Я передал трупы – в лице старшего американского летчика Ионга – американскому дароду.

От имени правительства САСШ Ионг благодарил нас…

X. Отправка пассажиров со «Ставрополя»

Отлет самолетов разыскной экспедиции был предположен на 1 марта. Решено было так: американец Ионг на «Ферчальде», Гильом на легком разведчике, и я на своем «Юнкерсе» полетим в Америку. Галышев заберет вторую партию пассажиров и уйдет в лаврентьевскую культ-базу. Разбитый самолет канадского ка, – питана Рид останется на нашей территории под охраной, сам Рид сядет на самолет Гильома. Летчик Кроссэн свой поврежденный самолет оставит на мысу Северном и полетит на самолете вместе с Ионгом.

Погода первых чисел марта была хотя и не совсем удовлетворительной, но позволила бы вылет, если бы… не телеграммы из Теллора на американском берегу: «Снежный шторм, ветер 8 баллов, видимость отсутствует».

Так как санной партии нужно было итти не в Америку, а к заливу Лаврентия, то, «снарядив» Ивана Михайловича Дьячкова шестью пассажирами с соответствующим количеством чая, галет и сахара, я отправил санную партию в обратный путь.

XI. Отлет в Аляску

4 марта мыс Северный, который привлек к себе внимание всего мира, перестал быть аэропортом. Утром радист «Нанука» – его все звали просто «марконик» – пропищал с полчаса на своем ключе и затем, постучав на пишущей машинке, спокойно сказал, что погода в Теллоре «не очень плохая».

Ежедневные телеграммы «шторм со снегом» так прискучили, ежедневные разогревы моторов на самолетах так надоели механикам, что все высказались за вылет в «не очень плохую погоду».

Собачьи нарты в полчаса разнесли весть, что самолеты готовятся к отлету, и к мысу Северному из фактории, «Ставрополя» и чукотских яранг стало стягиваться все живое.

Три самолета, сделав по кругу над мысом, взяли курс на место гибели американцев. Я шел справа от Ионга и через сорок пять минут с воздуха увидел те траншеи, которыми был изборожден весь район, где разыгралась трагедия.

Самолеты то немного нагоняли друг друга, то отставали. Показалась Колючинская губа, и Галышев повернул вправо, к Лаврентию. У мыса Сердце-Камень стало покачивать, я поднялся выше, до 2000 метров, и впереди не засинело, как это принято писать про море, но засерело Берингово море. Уж очень разительна была разница между яркими переливами, расцветкой льдов на горах и тусклым однообразием поверхности моря.

Где-то внизу, почта под крылом, запомнился скалистый обрывающийся прямо в воду мрачный мыс Дионисия.

«Это последний кусок советской земли… покидаю Союз», – подумал я.