Текст книги "Знание-сила, 1997 № 05 (839)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Annotation

Ежемесячный научно-популярный и научно-художественный журнал для молодежи

Знание-сила, 1997 № 05 (839)

Опять за державу обидно...

ВО ВСЕМ МИРЕ

Американским семиклассникам о советской водородной бомбе,

ТЕМА НОМЕРА

Границы Марса – возрождение духа Америки

Контрвзгляд Взгляд Владимира Буковского

Вовсе не на Марсе решаются судьбы Запада

Новые границы у нас под ногами

Ответы Роберта Зубрина на вопросы журнала «Знание-сила»

Город в поле магнитном

Юмор гумора

Пирамиды

ВОЛШЕБНЫЙ ФОНАРЬ

Искусство объяснять

«Слепой часовщик» попытка объяснить совершенно невероятное

Пластмассовые батарейки

ВО ВСЕМ МИРЕ

Век Московского царства

Федор Чижов

А и В сидели на трубе, C упало, Д пропало...

Владимир Павлович Эфроимсон (1908-1989)

10 и 90 – новая статистика интеллекта

Ума не приложу!

Наша страница в интернете

История одного кризиса

ВО ВСЕМ МИРЕ

Рождение средневековья

Наши Лауреаты

МОЗАИКА

Опыт мемуара на тему космических исследований планеты Венеры.

Александр Колчак – возвращение истины

ПОНЕМНОГУ О МНОГОМ

Экскурсия

КАК МАЛО МЫ О НИХ ЗНАЕМ!

Знание-сила, 1997 № 05 (839)

Ежемесячный научно-популярный и научно-художественный журнал для молодежи

Издается с 1926 года

"ЗНАНИЕ-СИЛА” ЖУРНАЛ, КОТОРЫЙ УМНЫЕ ЛЮДИ ЧИТАЮТ УЖЕ 70 ЛЕТ!

ПИСЬМО ЧИТАТЕЛЯ

С января нынешнего года передана «Очевидное – невероятное» (ОРТ) регулярно показывает сюжеты о странном, необычном, сверхъестественном. Редакция «Знание – сила» участвует в их подготовке. Уже появились первые отклики зрителей. Публикуем отрывок из одного такого отклика.

Москва, редакция журнала «Знание – сила», ведущему передачи «Мир сверхъестественного»

Л. Николаеву.

Вероятно, я пишу «на деревню...», но тем не менее:

Добрый день!

Это весьма интересно – все то, что показывается и о чем говорится в вашей передаче. Но кто может судить о том, что истинно, а что есть вымысел? Материалистическая наука отвергает все то, что не укладывается в ложе формул и уравнений, что не поддается физическому измерению. Каким необъяснимым загадочным явлениям может дать объяснение «единственно верная», материалистическая наука, которая представляет собой развитую механику? Но где же истинная наука, которая объяснит суть вещей в мироздании? Не может же так быть, чтобы «наука» – это только о взаимодействии материальных тел. Мир сверхъестественного должен быть объяснен с позиций истинно научных, а не с позиций мистиков, шарлатанов и мракобесов.

Наука ограничила себя рамками материального мира, и из поля зрения науки выпал целый мир – идеальный мир «разума», который охватывает собой всю Вселенную. «Идеальный мир» – это вымышленный мир или мир, в котором обитает наша мысль? Если наша мысль «вымышлена», то благодаря ли только заслугам нашей физической оболочки?

Станислав ЛЕДНЕВ, г. Оренбург

К ПОРТРЕТУ «ВЕЛИКОГО НЕЗНАКОМЦА»

Дорогая редакция!

Мною изданы самиздатом: в 1994 году книжка в стихах с собственными иллюстрациями о своей родословной из села Тарасово (высылал в Народный архив, г. Москва), в 1995 году книжка «Село Тарасово, Сарапулъского района, Удмуртской республики. Очерки истории», получившая пять положительных рецензий в местной печати. Это был скороспелый вариант книги, приуроченный к юбилею колхоза, ныне СХТОО «Мир» (на 60 стр.: текст, карты, планы, около 50 портретов селян, рисунки). Сейчас работаю над основным вариантом книги.

Просьба. Я бы хотел через вас связаться с кем-то из группы российских исследователей, изучающих российские села, под руководством Теодора Шанина. Узнал о них из вашего журнала 11/96 – из статей И. Прусс «Великий незнакомец» и В. Виноградского «Колхоз и крестьянский двор». Может, я могу им быть чем-то полезен.

С уважением доцент кафедры рисунка УГАХА Леонид ОСИНКИН, г. Екатеринбург.

ЗАМЕТКИ ОБОЗРЕВАТЕЛЯ

Александр Семенов

Опять за державу обидно...

«Марс-96». 12 ноября 1996 года

Когда Юрий Гагарин полетел в космос, мне было семь лет. Я учился в первом классе и хорошо помню, как отменили уроки и нас отправили домой – радоваться в семейном кругу этому действительно великому событию– И потом так было не раз: несмотря на свою полную непричастность к космической программе, всегда было приятно узнавать, что наши конструкторы и ученые вновь выполнили сложную и красивую работу – послали корабль к Венере или на орбиту вокруг Земли.

Последние несколько лет российская наука ничего существенного не открывает и не создает по той причине, что просто борется за выживание. Но глаз по привычке ищет в потоке новостей отечественные достижения, чтобы еще разок воскликнуть: «Жив курилка!» Увы, такие моменты случаются все реже. Поэтому-то я с искренним удовольствием обнаружил информацию о планируемом запуске нашего космического корабля на Марс. Причем об этом упоминали все зарубежные источники, да и у нашего Института космических исследований была создана в компьютерной сети специальная страница, посвященная грядущему событию. На ней расписывалось по дням, как идет подготовка к старту, перечислялись все приборы и аппараты, что полетят к Марсу, в общем – все на современном уровне, «как у людей».

Единственное, что меня огорчило, так это заметка в журнале «New Scientist» от 9 ноября 1996 года, которую я прочел шестью днями позже, накануне запуска «Марса– 96». После объективной информации о целях проекта и его оборудовании журнал дал несколько строк из интервью с заместителем руководителя проекта Василием Морозом. Сквозь сухие строчки текста я чувствовал, как рвутся наружу его эмоции: «К сожалению, зарубежные ученые не могут даже вообразить, как сложно в современной России подготовить проект, подобный «Марсу-96». У нас нет денег даже на проведение всех необходимых предстартовых тестов».

Корабль должен был лететь еще в 1994 году, но пуск его отложили из-за тех же финансовых трудностей. А надо сказать, что отправиться к Марсу можно не в любой день, а лишь раз в два года, потому что наши планеты расположены в эти моменты наиболее благоприятным образом. На корабле были размещены зарубежные приборы, и за отсрочку, я думаю, пришлось заплатить.

«Марс-96». 13—15 ноября 1996 года

«Марс-96». 16 ноября 1996 года, 22.20

В общем, решили запускать. Как мы уже знаем, у «Марса-96» не сработала одна из ступеней, и он довольно быстро упал на Землю. Особенно больно бывает испытывать негативные эмоции, когда настроишься на положительные. Но ничего не поделаешь. Очередная сотня миллионов долларов была сожжена, и это – в то время, когда у нас нет денег ни на что. Волей– неволей начинаешь размышлять о собственной бездарности и переживать за державу.

При этом, постоянно просматривая десятки зарубежных популярных журналов и сотни заметок в компьютерных сетях, я отмечаю, что финансирование науки сокращается везде. Во всех странах не хватает денег и приходится искать пути для выживания и продолжения исследований. К примеру, проекты американских летательных аппаратов десять лет назад стоили далеко за миллиард долларов, а сейчас руководитель НАСА Даниэль Голдин поставил предел: не дороже двухсот миллионов. И ничего – полетели на Марс за несколько дней до нашей неудачи.

Все-таки дело не только в том, что денег не хватает, а еще и в неумении распорядиться ими с умом. Хочу подчеркнуть, что я никого не обвиняю, а лишь пытаюсь осторожно проанализировать наши некоторые национальные черты. Я сам совершенно не умею считать, планировать и экономить свои скудные финансы, и чем дальше, тем больше думаю, что это серьезный недостаток воспитания, образования и всей нашей системы. Человек, который экономит деньги, иначе как «скупердяй», «жмот» и «скряга» в нашем быту и литературе просто не именуется. Одним из достоинств человека считается его готовность поделиться «последней рубашкой». Я уверен, что любой западный человек прежде всего поинтересовался бы, как эта широкая душа дошла до жизни такой – с последней рубашкой. По-моему, это элементарное неумение все просчитывать и взвешивать разъело и нашу науку. Иначе не запускались бы почти «на авось» стомиллионные космические корабли.

И как назло сразу же после неудачи с нашим «Марсом-96» я прослушал доклад о том, как немецкие ученые планируют строительство будущего ускорителя.

Немецкое правительство почти на десять процентов сократило финансирование всех международных научных проектов на 1997 год. Это связано с тем, что Европа переходит к единой валюте – экю – и всем ее странам рекомендовано иметь резервы на случай возможных финансовых проблем. Вот они и создают эти резервы. Кругом стоит дружный вой, что наука погибнет, а – на тебе! – дирекция физического центра ДЕЗИ в Гамбурге представляет проект нового ускорителя. Причем не простого, а суперускорителя. Длина его должна быть ни много ни мало двадцать пять километров. Это будет (конечно, если получится) линейный ускоритель с лвумя пучками электронов и позитронов. Я не буду вникать в технические сложности, которые ожидают его создателей,– надо будет создавать рекордные ускоряющие мощности, рекордную чистоту обработки поверхностей и многое-многое другое. Приведу лишь несколько выдержек (в моем пересказе) из доклада директора ДЕЗИ Бьорна Вика на конференции, посвященной планированию нового ускорителя.

«Для ускорителя потребуется очень много денег. Это значит, что деньги эти будут отобраны у других институтов и университетов. Мы должны сейчас составить подробную программу вовлечения как можно более широкого круга немецких исследователей в нашу работу, чтобы она стала и их работой. Для рецензирования нашего проекта будет создан специальный комитет из ученых разных стран и областей науки. Наш проект надо описать так, чтобы у них не осталось ни малейшего сомнения, что его надо осуществить, необходимо найти убедительные доводы. Другой комитет будет оценивать наше предложение с точки зрения эффективности конструкционных решений и его конкурентоспособности на мировом уровне. В марте 1997 года оба комитета получат наше предложение и два месяца будут его изучать. Вторую половину 1997 года я отвожу на доработку проекта после замечаний комитетов. В 1998 году мы должны отдать предложение в немецкое правительство. Параллельно с этим мы будем продолжать наши экспериментальные разработки элементов ускорителя. По нашему плану, в 2000 году должно быть принято решение – строить или не строить.

Еще одна сложность – земля. Ускоритель пройдет по территории двадцати пяти районов в пригородах Гамбурга, и в каждом из них органы местного самоуправления должны разрешить нам это сделать. Я сам решил проехаться по этим районам и был совершенно потрясен, когда в первом же магистрате мне сказали, что будут очень рады нам помочь. Причем мэр городка вызвался сопровождать меня в поездке по .другим районам, чтобы помочь в агитации, а местная газета опубликовала статью под заголовком “Ура! Через нас пройдет суперускоритель”».

Здесь я кончаю цитировать Вика, да и заметки о своих переживаниях. Очень хочется гордиться своей страной, но пока это не получается, как я ни стараюсь. Приходится гордиться немецкими коллегами. Молодцы они все-таки, что и говорить! •

ВО ВСЕМ МИРЕ

Рисунки Е. Садовниковой

Ненаучная точка отсчета

Двадцать первый век, по аналогии с текущим двадцатым обозначаемый традиционно как XXI, не начнется 1 января двухтысячного года, что утверждают многие и многие. В действительности же он «будет иметь место» только с 1 января 2001 года. Упорное желание принимать за начало третьего тысячелетия именно двухтысячный год два американских математика, супруги Моррисон, объясняют так.

Абсолютно круглые числа рубежа веков и смены тысячелетий (вступление вскоре в эпоху Водолея) психологически и эстетически воспринимаются населением легче и лучше, чтобы в шумном застолье излить свой восторг от встречи редчайшего Нового года с тремя нулями. Дополнительная единичка (довесок) хороша и приемлема разве только для пуристов (просим не путать с пуританами) и аккуратистов, составляющих явное меньшинство от подавляющей общей массы.

И это несмотря на предпринимаемые время от времени попытки разъяснить (например, у нас в беседах по радио) истинное положение дел.

Не так страшен черт?

Сначала придумали видеоигры. Некоторое время спустя возникла проблема их влияния на нестойкую детскую психику. Особенно это касается видеоигр агрессивного содержания. Согласно расхожэму мнению, влияние таких игр однозначно негативное. «Все не так просто»,– заявляют немецкие психологи.

По последит исследованиям, маленькие дети действительно демонстрируют физическую агрессию именно после подобных игр. А вот подростки проявляют агрессию независимо от содержания видеоигры. Более того, подростки-мальчики после безобидных «развлекаловок» демонстрируют даже больше негативных эмоций, чем обычно.

А вот негативные эмоции нам ник чему. Так что, может, подросткам играть «в войнушку» полезно?

Небесные узоры, не видимые глазу

«И разорвались небеса. И тысяча огней. То вспыхнет там, то здесь мелькнет»... До сих пор этот красочный феномен – северное сияние – можно было увидеть лишь в темное время суток. И вот недавно американские ученые разработали специальный фильтр. Ультрафиолетовая камера, оснащенная им, регистрирует огненные сполохи даже днем. Возникают эти ослепительные переливы красок вследствие сложного взаимодействия солнечного ветра, магнитного поля и атмосферы Земли: магнитное поле притягивает электрически заряженные частицы солнечного ветра, поток их увлекается к полюсам Земли, частицы сталкиваются с молекулами, циркулирующими в верхних слоях атмосферы, каждое соударение оканчивается вспышкой.

Но вернемся к видеокамере. Космическое ведомство НАСА оборудовало ею новый американский спутник «РоАВ», и началось наблюдение за невидимыми человеческому глазу сполохами. Оказалось, что в одно и то же время полярное сияние на дневной и ночной стороне Земли по-разному реагирует на магнитные бури и другие возмущения, искажающие поток солнечного ветра, и потому возникают совершенно разные красочные небесные узоры.

Добавим, что эти наблюдения помогают лучше понять природу солнечного ветра и точнее оценить его влияние на нашу с вами жизнь.

ВЕЛИКИЕ БИОГРАФИИ

Геннадий Горелик

Американским семиклассникам о советской водородной бомбе,

или

симметрии в несимметричной вселенной

Паоло Учелло. Геометрическое построение вазы. 1439 год

Чтобы заголовок сделать понятнее, надо бы рассказать, как я решился заняться биографией Андрея Дмитриевича Сахарова. Затем объяснить, почему Российская Академия наук решила,что это мое намерение не заслуживает поддержки. И почему совсем иначе на это посмотрел Дибнеровский фонд, о котором я узнал из листка, приколотого к институтской доске объявлений.

Но это все я не стану объяснять. Хотя бы потому, что сам не понимаю всех «как» и «почему», из-за которых три года назад оказался в далеком американском Бостоне.

Для рассказа гораздо важнее, что помимо влечения к истории науки судьба наградила меня еще и сыном, который за прошедшие три года достиг совершеннотринадцати-летия. Матвей вполне освоился в школе, в Америке вообще, и к набору своих домашних имен прибавил школьное «Мэтт».

Школа эта государственная, бесплатная. Однако, чтобы в ней учиться, семья должна жить там, где квартиры сдают дороже долларов на триста. А квартиры стоят дороже потому, что школа хороша. Так что...

Впрочем, рассказывать российским читателям о замечательной стране рыночной экономики есть кому и без меня. А вот кто расскажет школьникам этой страны о замечательном российском физике? Конечно, школьникам не страны в целом – тут государственное мышление не в ходу,– а одной, Мотькиной, школы. Такая мысль не случайно посетила ее директора, когда он узнал, что родитель его семиклассника пишет книгу о знаменитом гуманитарном физике.

Дело в том, что биографиями в седьмом классе занимались серьезно. Каждому семиклассному биографу предоставили выбрать по своему вкусу личность, чем– нибудь замечательную,– хоть Архимеда, хоть Мэрлин Монро,– собрать в библиотеке сведения, написать биографию, подобрать иллюстрации, и, наконец, на итоговом собрании в актовом зале перевоплотиться в саму замечательную личность.

Вместе с другими родителями я побывал на этом перевоплощении и получил возможность побеседовать с Эйнштейном, Пикассо, с каким-то знаменитым, но совершенно неизвестным мне футболистом. Другие родители беседовали с моим сыном, перевоплотившимся в Леонардо да Винчи, и он им что-то объяснял про свою Джоконду и про свои научные изобретения.

Поэтому, когда директор школы сцросил, не могу ли я рассказать семиклассникам о своих биографических занятиях, я, недолго думая, согласился. Недолго – еще и потому, что вопрос этот директор задал в своем кабинете сразу после серьезного разговора о драке, в которой участвовал мой Матвей. Мне очень понравилось, как директор вел этот разговор-разбирательство. Он предложил высказаться обоим дуэлянтам, внимательно выслушал обоих, затем строго и решительно, но бережно к их достоинству, сообщил им, что драки в школе недопустимы и после следующей с его школой им придется расстаться.

Так я получил домашнее задание, для которого лучше подходит кондовое американское слово – challenge. Не знаю я, как одним русским словом назвать трудную, но захватывающе интересную задачу. А мне предстояло найти простые английские слова, чтобы американский семиклассник – вопреки Тютчеву – собственным умом понял бы страну, в которой нам самим было порой легче жить, чем постигнуть все ее необщие аршины. Страну, в которой прошла вся жизнь Андрея Сахарова. В которой он изобретал водородную бомбу и разгадывал загадки Вселенной, защищал свободу мысли и отстаивал права человека.

Знают ли они...

И вот в том же самом актовом зале, где не так давно состоялось массовое переселение душ первоклассных людей мира в бостонских семиклассников, эти самые семиклассники уютно расселись прямо на полу и устремили свои пытливые – по возрасту – глаза на пришельца. Блеск взоров, должен сказать, сильно отличался от профессионально испытующего облучения более привычных ученых собраний.

Аудиторию нельзя было назвать совсем неподготовленной – накануне каждый семиклассник получил по листочку, в котором я его спросил, знает ли он, что:

во время второй мировой войны русские и американские солдаты воевали с общим врагом – фашизмом?

но спустя всего десяток лет советские ракеты с термоядерными боеголовками были нацелены на американские города, а американские ракеты – на Россию?

что конструкция советских боеголовок возникла из идеи, родившейся в голове молодого физика-теоретика Андрея Сахарова, и за это он был щедро награжден советским правительством?

что в разгар своего бомбового изобретательства Сахаров открыл также путь к мирной термоядерной энергии?

что, осознав зловредное воздействие атмосферных ядерных испытаний на здоровье человечества, он способствовал заключению международного договора о запрещении таких испытаний?

а осознав, что правительство его собственной страны не менее вредоносно для судеб человечества, начал борьбу за права человека, свободу и демократию?

что его усилия Нобелевский комитет наградил премией мира, а советское правительство – высылкой в полузакрытый город Горький, где ему только голодными забастовками удавалось освободить заложников, сделанных правительством из его близких?

что в физике Сахарова больше всего интересовало, почему наша Вселенная такова, как она есть?

и – семиклассникам на десерт – что Андрей Сахаров начал учиться в школе именно с седьмого класса, а до того учился дома?

Из рукописного наследия Андрея Сахарова

Десерт, возможно, был педагогически вреден, но из песни слова не выкинешь, а выкинешь – не поймаешь. Впрочем, когда имеешь дело с неискушенной аудиторией, слово – не самый убедительный инструмент, в сто раз важнее один раз увидеть. Чтобы помочь тринадцатилетним американцам понять русского физика-гуманиста, я захватил с собой две картинки – две его маленькие рукописи. Но подействует ли это на юных американцев, не знающих русского языка?

Первой поэтому я показал рукопись Сахарова, где часть текста написана на интернациональном языке арифметики.

Как только картинка появилась на экране, темнокожая отличница из первого ряда деликатно подсказала мне, что прозрачку я положил не той стороной.

Тогда я предъявил второй автограф: и объяснил, что Сахаров умел писать не только одной рукой в зеркальном изображении, но и обеими руками одновременно в разные стороны.

А Лидия Корнеевна Чуковская, которой он демонстрировал свое умение и которая сберегла эти авто1рафы, как видно, такого не умела.

Я не стал объяснять юным американцам подробно, как были связаны жизни этих двух замечательных диссидентов, но сказал, что не диссидентство было делом их жизни, а физика для одного и лирика – для другой, что диссидентами их вынудила стать советская жизнь. А то, что занимала их не только антисоветская деятельность, но и все живое человеческое,– можно догадаться уже из этих картинок.

И рассказать о Сахарове, о его физике и его гуманике помогли мне эти же картинки – в них так наглядно запечатлелись симметрии того несимметричного мира, в котором Сахарову довелось жить.

Вот этот рассказ вкратце.

Правое и левое

В самые первые американские месяцы меня поразило обилие вокруг людей, писавших левой рукой. За 45 лет предыдущей – российской – жизни я ничего подобного не видел. Я знал, разумеется, что такие люди есть на свете, и, конечно же, читал лесковского «Левшу», но почему-то в повседневной жизни их не встречал и даже в сознании как-то связывал печальную судьбу Левши с его врожденной особенностью.

«Врожденной» или нет, биологи пока сомневаются, но ведь природа рождает это леворукое меньшинство, наверно, в одинаковой пропорции и на Западе, и на Востоке. Куда же они девались в России?! Туда же, куда и другие меньшинства, подавленные тоталитарным большинством? Не обязательно в настоящий ГУЛАГ, вполне достаточно исправительно-трудовой средней школы и среднего пионерского лагеря.

А ведь в науке новое слово всегда говорит меньшинство, самое маленькое меньшинство – один человек. Хорошо, что Сахаров относился к еще более редкому меньшинству двуруких и поэтому был не столь уязвим для подавляющего большинства праворуких. Но, поскольку ручной труд очень важен для интеллектуального развития ребенка, не известно, насколько беднее был бы мир Сахарова, если бы родители не держали его дома до седьмого класса, а сразу с первого отдали бы его на перевоспитание в советскую школу: «Кто там пишет левой?! Правой! Правой! Правой!»

По мнению самого Андрея Сахарова, столь долгое домашнее образование значительно усилило его неконтактное, от которой он страдал потом и в школе, и в университете, да и вообще почти всю жизнь». Однако, быть может, тесные ранние контакты с советской жизнью серьезно подорвали бы его способность быть в меньшинстве. Если не сломали бы вообще этого мягкого человека с твердыми моральными устоями и чувством собственного достоинства.

Симметрии в физике и политике

Слово «симметрия» привычнее звучит в описании формы здания, узора, геометрической фигуры – это всегда какая-то регулярность, закономерность формы. Физика прошла долгий путь, прежде чем – уже в нашем веке – в своих закономерностях разглядела проявления симметрий мироздания: в законе сохранения энергии – одну симметрию, в законе сохранения электрического заряда – другую.

И вообще всякий фундаментальный физический закон раскрывает некую симметрию Вселенной. Если же экспериментально наблюдается некая фундаментальная асимметрия, то для физика-теоретика challenge – то бишь трудная, но захватывающе интересная задача – найти место этой асимметрии в гармонии мироздания. Даже если уверенность в существовании такой гармонии – лишь профессионально необходимый предрассудок физика-теоретика.

Подобной задачей Сахаров заинтересовался в шестидесятые годы. Симметрия бабочки, или зеркальная симметрия, воплощенная в приведенном автографе Сахарова, оказалась причастной к наиболее значительной его идее в космологии – в физике Вселенной.

Однако, прежде чем рассказывать об этой абсолютно мирной идее, надо напомнить, что предыдущие два десятилетия своей жизни – самые плодотворные годы для физика-теоретика – Сахаров отдал делу создания самого разрушительного оружия в истории человечества.

Главные симметрии-асимметрии, формировавшие его тогдашнюю жизнь, относились не к физике, а к политике.

В годы, когда Андрей Сахаров входил в науку и взрослую жизнь,– поступил он в университет в 1938 году,– мир представлялся очень асимметричным и ему, и очень многим его современникам. Впереди планеты всей шла страна, в которой ему посчастливилось родиться. Шла навстречу своему – и всепланетному – светлому будущему, обществу социальной справедливости и беспредельных возможностей. Позади оставались страны капитализма, и среди них наиболее зловещая – гитлеровская Германия, в которой надругались над словом «социализм» приставкой «национал» и в которой научные теории отвергали из-за их неарийского происхождения.

В России строили социализм интернациональный и научный. Для естествознания это были родственные эпитеты: ведь наука образовала первый настоящий интернационал – интернационал ученых. Однако в тридцатые годы к слову «интернационал» напрашивался только эпитет «коммунистический», эпитет, который прочно отделял Советский Союз от остального мира и устанавливал главную асимметрию довоенного мира.

Асимметрию эту отменила мировая война. Сначала пакт Молотова – Риббентропа обнаружил глубинную симметрию Сталина и Гитлера, но спустя два года фашистская ось Берлин – Токио, вонзившись почти одновременно в коммунистическую автократию и в буржуазную демократию, породила странную симметрию Восток – Запад. Возникло немыслимое прежде словосочетание «Объединенные нации». Уничтожив фашистскую ось, Объединенные нации успели создать только одноименную организацию – мировой парламент: осевая – зеркальная – симметрия очень быстро преобразилась в асимметрию. В этом преображении ключевую роль сыграли первые атомные взрывы.

В Хиросиме и Нагасаки наука зримо воплощалась в политику. И физики, причастные к этому воплощению, гораздо лучше политиков поняли, что новая асимметрия чревата самоуничтожением человечества. Крупнейшие физики-теоретики двадцатого века – Эйнштейн и Бор – обращались к новорожденному мировому парламенту – ООН – с призывом создать Мировое правительство, чтобы ядерный век не стал последним для мировой цивилизации. Увы, тогда это была слишком теоретическая идея.

Теоретик-изобретатель

Для начинающего физика Андрея Сахарова, пожалуй, слишком теоретическим был весь этот взгляд – глобально-симметричный взгляд с высоты заатмосферного полета. Слишком нетеоретическими были обстоятельства окружающей жизни, в силу которых он сначала эвакуировался вместе с университетом из окруженной Москвы в далекий Ашхабад, после ускоренного окончания МГУ отказался от аспирантуры и отправился на военный завод в Ульяновске, производивший патроны – для фронта, для победы.

Молодой специалист по «оборонному металловедению», стараясь усовершенствовать патронное дело, изобрел прибор для магнитной проверки пуль. Из размышлений над этим изобретением – на фоне голодной и холодной жизни военных лет – возникла первая его самостоятельная задача в теоретической физике.

Чтобы из серьезного патронного производства возникла физическая задачка сомнительной важности, требуется человек с призванием физика-теоретика. Иначе изобретение вполне конкретного прибора не поведет к абстрактному вопросу: а что если магнитные силы заменить электрическими? Ведь это был совершенно не производственный вопрос, а вопрос к природе, в которой Имеется странная симметрия электричества и магнетизма.

За сорок лет до того служащий патентного бюро в Берне, размышляя над кажущейся несимметрией движущихся зарядов, создал самую знаменитую физическую теорию, сделавшую и его самым знаменитым физиком. Начиная размышлять о какой-нибудь несимметрии природы, теоретик не знает, придет ли он к теории относительности, просто к новой формуле или не придет ни к чему разумному вовсе. Но общий психологический мотив одинаков.

Итак, в самом теплом и светлом помещении Ульяновского патронного завода – в парткабинете, рядом с томами основоположников, двадцатитрехлетний инженер занялся теоретической физикой и придумал способ вычислить интересовавшую его электромагнитную силу.

За этой задачей последовали другие – столь же ненужные для производства патронов, но интересные для начинающего теоретика. Интересны они были прежде всего тем, что на вопрос, задаваемый природе, ответ достигался с помощью рассуждений и математических выкладок, что возможно, только если умело распорядиться симметриями и асимметриями. Из этих задач формулировку только одной можно не пояснять: с какой скоростью увеличивается толщина льда, окруженного ледяной водой? (не подсказал ли холод военных лет эту задачу?)

Решения двух других задач начинающий теоретик отправил отцу в Москву, а тот показал их Игорю Евгеньевичу Тамму, главному теоретику в Физическом институте Академии наук.

В результате в январе 1945 Андрей Сахаров стал аспирантом ФИАНа и занялся наукой: «Я уже давно внутренне был готов перейти на чисто научные занятия, готовился к этому, хотя мне и было немного жалко оставить ту изобретательскую работу, которая начала у меня получаться. Но тяга к науке была сильней, с огромным перевесом».

Однако на чистую науку история ему дала всего несколько лет. Взрыв американской атомной бомбы в Хиросиме в августе 1945 /ода был адресован и Советскому Союзу. Вопиющая атомная асимметрия требовала ответа. Так считали не только сталинские политики, но и советские физики. Только что пережитая тяжелейшая, разрушительная война, сменившаяся так быстро войной жестокохолодной, крах надежд на послевоенное мировое содружество и свободное развитие,– все это в условиях тотально-контролируемого общества помогало не замечать злокачественные симптомы сталинизма. Восстановление симметрии силы, баланс ядерного оружия для физиков был не столько великодержавной претензией, сколько предотвращением новой войны.

Летом 1948 года к супербомбовой физике были подключены и теоретики ФИАНа во главе с учителем Сахарова И. Е. Таммом. Андрею Сахарову, только что защитившему диссертацию по чистой науке, пришлось вернуться к изобретательству. Почти на двадцать лет. Он не только считал это необходимым, ему нравилось это дело, и оно у него получалось.