Текст книги "Знание-сила, 1998 № 02 (848)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Теломеры – это концевые участки хромосом. Теломераза – фермент, который обеспечивает воспроизводство этих участков при удвоении хромосом в процессе подготовки клетки к делению. Так выстраивается цепочка: теломера – теломераза – число клеточных делений – продолжительность жизни клетки. И вот, как сообщает корреспондент ИТАР—ТАСС Виталий Макарчев, американские исследователи «в ходе экспериментов ученые смогли создать технологию поддержания в организме необходимого количества теломеразы. Тем самым поддерживается и процесс постоянного омоложения клеток. «Это способно привести к бесконечному продлению человеческой жизни», – заявил участник эксперимента Джерри Шей.».

Откликаясь на последние события, газета «Известия» опубликовала свой комментарий и дала ему примечательное заглавие – «Таблетка от старости становится реальностью». Правда, между приемом «пилюли с теломеразой» и реальным действием этого фермента в ядрах клеток нашего организма, а также его общим возрастным состоянием – дистанция огромного размера, но об этом из-за краткости нашего комментария дальше распространяться не будем. Обратим внимание на другое; допустим, теломераза в ядре клеток сработала как надо. «Молекулярные часы» в хромосомах получили новый подзавод, клетки обрели способность делиться дальше и тем самым продлять свою жизнь – и что потом? Вопрос непростой, вопрос грозный. Биологам известны различные виды клеток, в которых не действуют теломерные «молекулярные часы» в хромосомах, но большинство этих видов – раковые клетки. «Исследователи старения находятся как бы между Сциллой смерти и Харибдой рака» (И. Лалаяиц). Дж. Шей и его коллеги сумели удержать свои подопытные клетки от сползания в онкологию. А что будет в живом организме, где миллиарды клеток, неподвластных жесткому лабораторному контролю?

Впрочем, как ни интересны все эти молскулярно-генетические хитросплетения, импульс для подготовки данного комментария дали совсем иные обстоятельства.

Что в конце концов произошло? Изучение теломер началось давно. Например, «Известия» рассказали о работах российского биолога Алексея Оловникова, который еще в 1971 году сообщил принципиально новые данные по теломерным «хвостам» хромосом.

Теоретическая модель теломеразного «механизма старения» клетки была разработана не позже 1995 года. А что реально произошло сейчас, в 1998 году?

Американские ученые во главе с Джеральдом Шеем сумели ввести теломеразную субстанцию в живые клетки, сохранив нри этом подопытные клетки в нормальном состоянии, то есть не сделав их раковыми. При этом число делений клеток увеличилось в полтора раза. И соответственно, надо думать, увеличилась продолжительность их жизни. «Это замечательное достижение,– оценил его Алексей Оловников. – То, чего добились ученые «в пробирке», несомненно, удастся сделать в будущем и в живом организме. Сегодня я не сомневаюсь в том, что будут созданы лекарства, которые продлят не просто жизнь, а молодость каждого человека, отодвинут начало старости и огромного числа болезней». Кстати, признаны и заслуги самого Оловникова. От Леонарда Хейфлика, видного специалиста по биологии клетки, Оловкшков получил послание: «Бум, который сегодня поднялся вокруг телом сризы, не был бы возможен, если бы не ты».

Многие десятилетия цивилизованные народы жили под сенью девиза «Реклама – двигатель торговли». В те благословенные времена ученые вообще, а наши отечественные в особенности с неприязнью косились на прессу: погоня, мол, за сенсациями, за дурно пахнущими новостями и вообще – реклама! Теперь же с очевидностью выяснилось, что уже давно для всего мирового научного сообщества действует лозунг «Реклама – двигатель науки». Потому что без прессы и без рекламы нет общественного внимания к научным разработкам и признания их, нет финансирования, нет грантов, нет оборудования.

Скажем, работы по клонированию млекопитающих велись давно и дали – на лабораторных мышах – замечательные результаты. Шотландские ученые из Института Рослин добились выдающегося результата, вырастив овечку Долли, но потом – обратите внимание – сумели весьма эффективным образом подать свой успех телевизионным командам, а через них – и всему цивилизованному сообществу.

Вернемся к теломеразе. В этой области исследований конкурируют различные научные коллективы, и успех в общественном мнении каждому из них нужен, как воздух,– это раз. Отсюда рекламные усилия и всемирный «звон» (как говаривали когда-то шахматисты).

«Фонтан юности» – надо же придумать!

Но есть и пункт два. Он состоит в том, что, грубо говоря, наука «умеет много гитик» и в ней по поводу роли теломер в жизни клетки существуют весьма различные мнения.

Теломериого «механизма старения» клеток нет вообще – такова позиция ряда известных исследователей, в том числе крупного специалиста по биологии клетки, лауреата Нобелевской премии Томаса Чеха. Об их работах рассказывается в статье, публикуемой дальше.

Наука так именно и делается: на многие «да» есть свои «нет» до тех пор, пока истина более или менее ие установится. Стремление ввести читателя в этот завлекающий мир «рго» и «contra» на фоне сенсационных сообщений о «пилюлях от старости» и послужило поводом для данного комментария.

А продолжение последует непременно. Конкуренция научных коллективов в этой области молекулярной биологии так велика и ставки в ней так высоки, что события тут развиваются стремительно. Будем ждать новых сообщений с интересом. Все-таки жизнь – старение – смерть. Касается каждого.

КЛУБ «ГИПОТЕЗА»

Михаил Вартбург

«Часы смерти», «Часы жизни» – ау?

Соблазнительная гипотеза, по которой старение и рак связаны с длиной теломер, является ошибочной. Таким громовым (для понимающих) ударом начинается статья о новых исследованиях по теломерам.

О теломерах заговорили всего несколько лет назад, но сразу очень шумно и возбужденно. Еще бы! Выяснилось, что эти особые образования на концах хромосом каким-то образом связаны со старением и смертью клеток, а стало быть – и всего организма.

Поясним подробнее. Внутри каждой хромосомы, окруженная белковой защитной оболочкой, находится туго свернутая, многократно «сфальцованная» для более плотной упаковки молекула ДНК, имеющая, грубо говоря, вид винтовой лестницы: две длинные химические цепи, соединенные химическими же «ступеньками» и свернутые винтом. Именно эта молекула несет в своих химических звеньях всю наследственную информацию.

Многие из клеток время от времени делятся надвое, давая жизнь новому поколению клеток, и этот процесс деления сопровождается удвоением ДНК в хромосомах (внешне это выглядит как удвоение хромосом), необходимым для того, чтобы обе дочерние клетки получили один и тот же набор «генетических инструкций».

Удвоение ДНК – очень сложный процесс. Им управляют специальные белки, которые движутся по «винтовой лестнице» этой молекулы, как застежка по «молнии» на одежде. Продвигаясь от одного конца молекулы к другому, они «расстегивают», разделяют ее на две одиночные цепи и одновременно раскручивают сами эти цепи. По мере того как такой «расстегивающий» молекулу белок продвигается вдоль нее, позади него два других белка, иного типа, движутся по двум расплетенным и отделенным друг от друга цепям молекулы и присоединяют к свободным участкам этих цепей химические звенья, дополняющие каждую цепь снова до двойной лесенки, а затем закручивают обе получившиеся лесенки винтом. Таким образом, пока первый белок расплетает винтовую лестницу исходной ДНК, позади него непрерывно нарастают две новые винтовые лестницы, то есть две новые молекулы ДНК, в точности подобные исходной. К моменту, когда передний белок кончит расплетение всей молекулы, задние уже построят и заплетут две новые – Произойдет «удвоение».

В этом описании есть, однако, небольшая неточность. Дело в том, что в действительности два задних белка, строящих новые молекулы, работают неодинаково. Один из них всегда движется в ту сторону, что и передний, «расплетающий» исходную молекулу белок, а вот второй способен двигаться только в противоположном направлении. Поэтому ему приходится все время совершать своеобразные прыжки: сначала он приближается вплотную к переднему белку и с этого места начинает двигаться назад, строя очередной участок новой ДНК; за это время передний белок продвигается немного вперед, расчищая для него новый строительный участок; задний белок-строитель совершает прыжок, снова приближаясь вплотную к переднему, а затем опять начинает пятиться от него назад, заполняя очередной участок новой ДНК – и так до конца.

До конца – да не совсем! Поскольку описываемый белок-строитель (тот, что способен двигаться только вспять) должен каждый раз держать под контролем весь освободившийся участок строительства, ему нужны «крепежные места» на концах этого участка. Пока работа по созданию двух новых ДНК идет в основной части исходной молекулы, это требование легко выполнимо; но когда процесс такого строительства доходит до конца исходной молекулы, у белка-строителя не остается одного «крепежного места» – одна его «рука», так сказать, повисает в пустоте. И самый последний участок исходной молекулы остается недостроенным, неудвоенным. Имеются белки еще одного, третьего типа, которые этот дефектный участок отрезают.

В результате удвоение оказывается неполным – самые кончики исходной ДНК не удваиваются, а всякий раз отрезаются. И понятно, две новые молекулы ДНК, получившиеся при каждом очередном делении, должны поэтому оказаться несколько короче исходной. (У внимательного читателя в этом месте может возникнуть вопрос: не означает ли такое укорочение дочерних ДНК, что в них осталось меньше генетической информации, чем в материнской? Биологи, которые тоже задумались над этим, вынуждены были заключить, что та информация, которая содержится в концах молекул ДНК, является, по всей видимости, не нужной для жизнедеятельности клетки: это просто запасные, лишенные всякого генетического смысла, «буферные» химические звенья, призванные дать молекуле возможность укорочения без потери важной информации.)

Эти-то буферные концы ДНК (или тех хромосом, внутри которых упакованы ДНК) и есть теломеры.

А весь тот сложный процесс, который мы выше попытались грубо, но наглядно представить, можно коротко выразить двумя-тремя фразами: при каждом очередном делении клетки теломеры ее хромосом несколько укорачиваются, а обусловливается это тем, что белки, заведующие удвоением хромосом (происходящим перед всяким делением клетки), теряют свою эффективность, как только дело доходит до удвоения их концов (то есть теломер). Иначе говоря, теломеры не способны копироваться полностью, а потому каждый раз, когда клетка делится, ее теломеры теряют часть своей длины. Что немедленно подталкивает к ошеломляющему выводу: количество возможных делений клетки, то есть время ее жизни, ограничено исходной длиной ее теломер, ибо как только эти теломеры укоротятся до минимально допустимой длины, клетка утратит способность делиться – она умрет.

Именно так родилась гипотеза, связавшая теломеры со старостью. По существу, она впервые предложила наглядное, молекулярное объяснение процесса старения и смерти. По мере старения организма, говорила она, его теломеры становятся все короче, пока, наконец, не достигают той минимальной длины, на которую исходно рассчитаны. Эта их исходная длина и задает длительность жизни данного организма. Теломеры – это те песочные часы, что отмеряют отпущенное ему время. Это все три богини Мойры в едином лице: и та, что прядет нить человеческой жизни, и та, что измеряет ее длину, и та, с ножницами, которая в положенный момент ее обрезает. Но все это, добавляла гипотеза, относится к жизни нормальных клеток. А вот в клетках, пораженных раком, теломеры, напротив, почему-то не укорачиваются; и это объясняет, почему раковые клетки способны делиться – и размножаться – до бесконечности. Иными словами, это объясняет главную особенность этой страшной болезни. Но это не только объяснения. Все это имеет и чисто прикладное значение. Ибо все сказанное означает, что в принципе наука может победить и старость, и рак: для этого ей достаточно научиться (открыть способ) предотвращать укорочение теломер в хромосомах нормальных клеток и, напротив, ускорять их укорочение в хромосомах раковых клеток.

Одного этого открытия было бы достаточно, чтобы обессмертить крохотные теломеры. Но этим дело не кончилось. В самое последнее время на теломеры обратили свое внимание и специалисты по СПИДу. Оказалось, что в иммунных клетках определенного типа теломеры, в результате атаки вируса СПИДа, укорачиваются намного больше, чем им положено по возрасту,– как будто атака вируса эквивалентна быстрому искусственному старению. Эти результаты породили гипотезу, что, возможно, то же самое происходит в иммунных клетках всех других типов, и тогда воздействие вируса на организм сводится к преждевременному изнашиванию его иммунной системы (на «молекулярном языке» – к преждевременному укорочению его теломер). Опять– таки весьма соблазнительная в своей простоте и общности гипотеза, согласитесь.

Напомним, что все эти открытия следовали одно за другим, и каждое поднимало теломеры еще на одну ступеньку славы: вот они объясняют старение, вот они объясняют рак, а вот уже и загадочный СПИД тоже оказывается связан с ними. И вдруг – как удар литавр в самой высшей точке симфонического накала – прозвучал громовой голос: все эти гипотезы являются ошибочными! Теломеры не имеют абсолютно никакого отношения ни к старению, ни к раку, ни к СПИДу!

В научной печати были опубликованы результаты новых исследований. Если верить им, то теломеры вовсе не сокращаются с каждым делением в нормальных клетках и вовсе не остаются неизменными в раковых клетках. Авторы этих новых работ – Элизабет Блэкберн из Калифорнийского университета и Тития де Ланге из университета Рокфеллера.

Что же послужило основанием для столь радикального пересмотра всех прежних представлений? Какие новые результаты понудили Блэкберн и де Ланге вынести теломерам столь суровый приговор?

Как утверждают эти исследовательницы, все прежние экспериментальные выводы, указывавшие на непрерывное сокращение теломер при каждом очередном делении, были ошибочными, потому что базировались на слишком малом числе наблюдений. В экспериментах Блэкберн и де Ланге была прослежена достаточно длинная последовательность делений, и это позволило им обнаружить, что после некоторого периода укорочения длина теломер снова начинает возрастать, пока не достигает прежней величины; после этого она опять начинает укорачиваться, и так далее. Иными словами, достаточно продолжительное наблюдение показывает, что процесс изменения длины теломер представляет собой не столько неумолимое укорочение, сколько чередование укорочений и удлинений – этакий «маятниковый» процесс!

По мнению Блэкберн и де Ланге, укорочение теломер не связано с каким бы то ни было «врожденными» особенностями белков, заведующих удвоением ДНК, а потому не является неизбежным. Напротив, когда длина теломер становится так мала, что на них остается очень мало белковых молекул, тогда сплошной белковый слой, прежде покрывавший теломеры, распадается, и белки, заведующие удвоением, получают возможность пробиться к концам молекулы ДНК. А следующее деление клетки сопровождается уже вполне нормальным удвоением ДНК, вместе с ее концами; в результате теломеры становятся чуть длиннее и с каждым новым делением продолжают удлиняться – пока не достигнут такой длины, когда удлинение снова сменится укорочением.

Это, конечно, обескураживающий вывод. Он полностью противоречит описанной нами выше модели удвоения ДНК. Тем не менее авторы новых работ настаивают на том, что эта модель не соответствует действительности. Подобное мнение высказывает и крупнейший специалист по биологии клеток, лауреат Нобелевской премии доктор Томас Чех, который пришел к таким же выводам в результате своих последних исследований изменений длины теломер в дрожжевых клетках. По мнению этих ученых, теломеры – просто буферные зоны, призванные закрыть собой, как пробкой, концы хромосом и тем самым обеспечить сохранность более важных участков ДНК внутри каждой хромосомы.

– Впрочем, д-р Блэкберн считает, что ей удалось найти такой клеточный процесс, к которому теломеры все же имеют хоть какее-то отношение. Как мы уже говорили, перед каждым делением хромосомы клетки удваиваются: вместо одной появляется пара одинаковых. Непосредственно перед делением эта пара разделяется: одна из ее хромосом оттягивается к одному полюсу клетки, а другая – к другому. В результате, после деления в каждой половинке (то есть в каждой из двух дочерних клеток) окажется по одной хромосоме каждой пары, а в целом – одинаковые с материнским наборы всех хромосом. Так вот, по утверждению Блэкберн, теломеры, судя по всему, имеют отношение к этому процессу разделения хромосомных пар и их оттягивания к разным полюсам клетки.

Это, конечно, очень интересный (и, добавим, пока еще очень мало исследованный) процесс. Но, конечно, это не то, что старение. Или рак. Или СПИД. Совсем не то. Поэтому, если (подчеркнем еще раз: ЕСЛИ) результаты Блэкберн и де Ланге найдут подтверждение в работах других исследователей (а можно думать, что эти обескураживающие результаты будут сейчас усиленно проверяться), то увлекательную и изящную гипотезу об укорочении теломер как основной причины старения, болезней и смерти придется действительно отбросить. И тогда нам останется, вслед за древними римлянами, лишь меланхолически вздохнуть: «Sic Transit gloria telomeris!».

Благодарим израильский еженедельник «Окна» за возможность публикации этой статьи. •

ВСЕМИРНЫЙ КУРЬЕР

 Александр Семенов

Реки

• оставляют следы

• текут среди воды

• есть и на Солнце

оставляют следы

Циркон, состоящий из циркония и углерода, очень прочный минерал.

«А уж если он попадает в реку,– говорит Нэнси Риггс, геолог из американского штата Аризона,– то его несет без остановки». В этом году Риггс с коллегами по цирконовым осколочкам проследили русло реки, которая несла свои воды по территории Соединенных Штатов сотни миллионов лет назад. Тогда Северная Америка была частью супсрконтннеита Пан ген, а океан начинался в Неваде.

Геологи собрали осколки циркона в песчаниках северо-западного Техаса. Используя изотопный метод датировки (сравнивая количество двух разных изотопов урана в этих песчаниках), они определили, что циркон образовался между 515 и 525 миллионами лет назад. После этого удалось найти место в горах на возвышенности Амарилло-Вихита, откуда эти цирконы были вымыты. Цирконы столь почтенного возраста нечасто встречаются, но группе Риггс удалось отыскать их в западной Неваде. Ученые сделали вывод, что принесла их туда древняя река, которую они назвали Чинли.

После того как Пангея начала двигаться от экватора в более сухие пояса, а высокие участки Техаса опустились ниже, река пересохла. Произошло это около двухсот миллионов лет назад.

текут среди воды

Известные климатологи Хансен и Бездек решили найти какие-нибудь ключи для длиниопериодных климатических перемен. С этой целью они тщательно проанализировали сорокапятилетние записи поверхностных температур в Северной Атлантике.

К сожалению, им не удалось обнаружить ничего определенного, что давало бы возможность предсказывать погоду хотя бы на год. Но они обнаружили нечто совсем необычное и непонятное: огромные линзы теплой и холодной воды, медленно вращающиеся на просторах Атлантики. Размеры этих линз гигантские – около тысячи километров в поперечнике, но их оказалось совсем непросто заметить. Хансену и Бездеку удалось их зафиксировать только потому, что они не принимали в расчет большинство второстепенных и коротких (меньше четырех лет) изменений, а искали самые заметные колебания. Оказалось, что линзы на один-два градуса холоднее или теплее окружающих вод. Это своеобразные замкнутые на себе реки в океане, и вода в них движется, следуя общей структуре океанических течений: против часовой стрелки в Северной Атлантике и по часовой стрелке в южной части. После четырех—десяти лет путешествий линзы исчезают. Их размер в глубину трудно определить точно, ио он не больше четырехсот метров.

Очень загадочна скорость их движения: полтора километра в день – это примерно на треть меньше скорости окружающих течений. Ученые считают, что вода протекает как бы сквозь линзы и обменивается с ними температурой. Никто не понимает, как возникают линзы и почему им удается так долго жить. Хансеи и Бездек предполагают, что между атмосферой и поверхностью моря идет какой-то обмен, поддерживающий линзы в стабильном состоянии. Непонятно, как линзы влияют на климат,– это должно проясниться в будущем, а пока линзы остаются загадкой.

есть и на Солнце

Совместные усилия солнечной обсерватории SOHO (Solar and Heliostieric Observatory) европейского и американского космических агентств привели к открытию мощных струйных потоков на Солнце. Их вполне можно называть и реками, только состоят они из раскаленной газовой плазмы.

«Обнаруженные нами движения плазмы очень похожи по структуре на климатические картины нашей планеты,– говорит Джаспер Шоу из Стенфорда.– Еще одна неожиданность: потоки у полюсов, расположенные в глубине Солнца и не видимые с поверхности». Шоу и его коллега Александр Косовичев обнаружили шесть достаточно широких полос (по 70 тысяч километров) в южной и северной полусферах, которые движутся с разными скоростями. Они считают, что эти полосы уходят на 20 тысяч километров в глубь Солнца. Есть и более мелкие овалы по 25 тысяч километров, вращающиеся, как вихри,– это самые мелкие из найденных до сих пор структур на Солнце (не забывайте, что оно в два раза больше нашей планеты). И наконец, весь поверхностный слой Солнца медленно перетекает от экватора к полюсам. Поток этот достаточно медленный – около ста километров в час – по сравнению со скоростью вращения самого Солнца (семь тысяч километров в час), но тем не менее за год вещество с экватора добирается до нолюса. В общем, пристальное изучение нашего светили показывает, что это невероятно активная среда, поведение которой далеко еще не понято астрономами.

Исследовательская группа из Стенфорда изучает Солнце при помощи прибора «Допплеровская камера Михельсона», который измеряет движение миллиона точек поверхности Солнца раз в минуту. Измерения позволяют отследить движение воли возмущений через солнечные внутренности, а потом делать выводы о составе и структуре этих внутренностей. «Нечто похожее делают врачи, просвечивая ваши внутренности ультразвуком», – говорит Шоу. Более точное понимание того, как устроено Солнце, поможет ученым понять причины одиннадцатилетнего цикла его активности и даст возможность предсказывать магнитные бури, которые влияют на наше самочувствие, а порой и на поведение наших приборов.

ВОЛШЕБНЫЙ ФОНАРЬ

Юлий Данилов

Название реки Большой Меандрес в Турции стало нарицательным для обозначения меандров – излучин любой реки. Некий путешественник собирается пройти на лодке все меандры от истоков до устья реки, в пяти местах пересекающей некоторую параллель.

На рисунке представлены все возможные варианты последовательности расположения точек пересечения реки и параллели с запада на восток.

Рисунок Ю. Сарафаном

Андрей Журавлев

Путешествие в недалекое прошлое

в поисках далекого прошлого

Фото автора

Остатки древнейшего сообщества твердого морского дна (ножки иглокожих)

Вот урок нашей русской насмешливости. Вперед не стану судить о человеке по его бараньей папахе и по крашеным ногтям.

А. С. Пушкин. Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года.

«Он был типичным порождением своей Среды...». «Среда заела...».

Что же это за Среда, которая способна породить и заесть? В какой мере влияет Среда на организмы в ней живущие? Часто крупнейшие события в эволюции биоты, такие как кембрийская (550 миллионов лет назад) и ордовикская (490 миллионов лет назад) вспышки разнообразия организмов, связывают с изменениями Среды. Интересно, что оба события часто объясняют повышенным притоком биогенных веществ (фосфатов, соединений азота, железа), что якобы и способствовало умножению видов. В переводе с научного языка на современный телевизионно-казенный жаргон это означает, что процветание государства зависит лишь от обилия в нем жратвы.

Конечно, хорошо бы было перенестись куда-нибудь в начало кембрийского или ордовикского периода и посмотреть, как оно там на месте было. К сожалению, машина времени так и осталась изобретением писателей-фантастов. Да и попади она нам в руки, все равно ни один наблюдатель, даже все человечество, учитывая непродолжительность его существования (всего каких-то три с половиной миллиона лет), не способны отследить ни одно из событий, о которых пойдет речь, поскольку каждое из них длилось более пяти миллионов лет.

Но если нельзя попасть сразу туда, куда хочется, попытаемся хотя бы подъехать поближе.

А теперь представьте себе портреты одних и тех же лиц, пристально буравящие вас суровыми взглядами со стен домов, лобовых стекол машин, из глубины будок чистильщиков обуви, с подарочных тарелок и, сами понимаете, с первых страниц газет. Представьте телевизионные программы, сверстанные из новостей не первой свежести, которые произносятся бодро-ледянящими голосами, кинофильмов двадцати-тридцатилетней давности, музыкальных заставок с цветочками и трудящимися массами, спортивных соревнований и речей тех же лиц, что смотрят на вас со стен, тарелок и так далее (см. выше). Песни эмигрантов, звучащие с затертых магнитофонных пленок, названия улиц, переиначенные в честь «вечно живых» лидеров, и плакаты с целеустремленными лицами солдата и рабочего. Чтобы попасть в такую страну, понадобится обычный ТУ-154 и чуть больше трех часов лету.

Обстановка в аэропорту медленно и ясно проясняет, в какой части света и на каком вообще свете мы находимся. Медленно, потому что нужно отстоять длиннющую очередь на паспортный контроль, затем еще одну такую же, где в окошке любезно объяснят, что сюда стоять было не нужно, так как здесь проверяются только местные жители, и наконец, третью, которая уже не очередь, а просто толпа с огромными тюками, коврами, тележками носильщиков, колыхающаяся, но неподвижная. Очередь берет свое начало от таможенника, если, конечно, удастся до него добраться. Он старательно пролистывает буклеты «Аэрофлота» и тщательно выдергивает из них страницы с балеринами, рекламирующими водку, просто с водкой в ящиках и просто балеринами в пачках.

За спиной таможенника, в теплом ночном горном воздухе нас окружает толпа по-восточному любезных красивых улыбающихся молодых парней, которые на любые вопросы, заданные на ломаном английском языке, дают на том же языке только положительные ответы. Выясняется, что каждый из них встречает именно нас, и он прислан местной геологической службой, чтобы как можно скорее после бессонной ночи, проведенной в самолете и аэропорту, мгновенно доставить к вожделенной койке в гостинице. После нескольких кругов по ночному, но сияющему всеми огнями городу (еженедельная праздничная ночь с четверга на пятницу, когда работают все магазины, рестораны и банки), выясняется, что язык мы все-таки ломали несколько по-разному и лучше вернуться в аэропорт. В аэропорту нас окружает.., как можно скорее.., выясняется.., в аэропорт.

Семнаи. Уголок базара

Тегеран. У Аятоллы Хомейни

Тегеран. Самая устойчивая часть власти

Открытое лицо Ирана

В аэропорту с третьего раза мы попадаем в дружеские объятия тех, кто ждет именно нас, то есть представителей Иранской геологической службы, и через десять минут оказываемся в ведомственной гостинице.

На следующий день, когда рассеивается утренняя дымка у подножия хребта Эльбурс и проступают контуры потухшего, но величественного – на все свои пять с половиной километров высоты – вулкана Демавенд, вместе с ними проступают и некоторые отличия сегодняшнего дня страны исламского фундаментализма от прошлых дней государства победившего коммунизма. Нет очередей на переполненных товарами рынках и в магазинах, не продают с одиннадцати до семи водку, но нет и кинотеатров, а женщины ходят с покрытой платком головой и обычно небольшими группками – по две-три. Это женская половина обычной иранской семьи отправилась за покупками.

Итак, мы в Иране. И привело нас сюда не только бедственное положение российской науки, в результате которого научная поездка в родную Сибирь оказалась не по карману, но и некоторые особенности географического положения этой страны на Земле кембрийского периода.

В отчетном периоде Иран находился не в центре Азии, а на западной периферии не существующего ныне материка Восточная Гондвана. Этот материк включал в себя нынешние Австралию,' Антарктиду, Новую Зеландию, Новую Гвинею, а также большую часть современной Азии, за исключением Сибири. Сибирь тогда находилась примерно на экваторе, между Западной и Восточной Гондванами.

Западная Гондвана стремительно (для материка, со скоростью 15—19 сантиметров в десять лет) приближалась к Восточной. Сама Западная Гондвана состояла из Южной Америки, Африки, южной и центральной Европы, а также небольших кусочков Европы западной и Америки Северной.

Встреча обеих Гондван намечалась в середине кембрия, и туда мы еще успеем. (Поскольку центр будущей объединенной Гондваны находился в Индии, материк получил свое название по народу гонды, населяюшему теперь центральную часть этого полуострова.) Временное воссоединение Гондван было не менее значимым, чем временное воссоединение Украины и России. В этой связи стоит отметить, что территории будущих Киева и Москвы в кембрийском периоде находились близ Южного полюса на материке Балтия. Если бы положение материков на планете оставалось неизменным, то ссылали бы из Сибири в Москву, а не наоборот, а правительственные дачи омывались бы теплым таймырским морем.

Однако вернемся из теплой Сибири и холодной Балтии на территорию (точнее, акваторию) тогдашнего умеренного Ирана. С одной, западной стороны он находился под влиянием силы Кориолиса, которая выносила богатые биогенными веществами глубинные слои океанических вод. (В современном мире подобное явление происходит у тихоокеанских берегов Южной Америки.) С другой, восточной стороны иранская часть Гондваны испытывала растяжения. Там образовывались мелководные моря, сходные с нынешним Красным морем, которое расширяется благодаря расхождению Африки и Аравийского полуострова.