Текст книги "Из-за денег (сборник)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Роберт Шекли,Роберт Артур,Ричард Деминг,Кен Джилфорд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Лицо дворецкого озарила внезапно пришедшая ему на ум мысль.

– Сэр, мне только что подумалось, что вы в этой ситуации вполне можете оказаться убийцей.

– Эдгертон!

Но эта идея уже захватила его.

– Если это так, вы полностью положитесь на меня. Я никогда не выдам вашего секрета и, наконец, обрету душевный покой. Ибо, если вы убийца, вы ведь не убьете самого себя, и мне не о чем больше беспокоиться. Вы действительно застрелили мистера Кроуфорда, сэр?

– Эдгертон, довольно!

Вечером того же дня я обнаружил Аманту одну в гостиной. Я уселся рядом с ней в кресло с раскрытой книгой, но почти тут же отложил ее в сторону.

– Аманта, – сказал я тихо, – я знаю, что вы были в комнате Орвилла незадолго до того, как его застрелили.

Она несколько минут молча разглядывала меня своими темными глазами.

– Почему вы не сказали об этом сержанту Пуше?

– Я не видел в этом особой необходимости.

По-видимому, ответ ее несколько озадачил. Настала моя очередь задать ей вопрос.

– Аманта, это вы выстрелили в Орвилла?

После паузы она ответила:

– Да.

Я уставился на нее, переживая внутри гнев разочарования.

– Вам вовсе не обязательно признаваться мне в этом.

– Но вы же спросили.

– Да, спросил, но все же…

– Мой ответ поставил вас в неловкое положение? Теперь вы чувствуете себя обязанным сообщить обо всем сержанту Пуше?

– К черту Пуше! – Я встал и заходил взад-вперед по комнате. – Аманта, если вам абсолютно необходимо уничтожать людей, уничтожать из-за денег, может быть, вы остановитесь, если я вам предложу все, что имею… Я действительно готов, если вы захотите…

Дальше я не мог продолжать.

Аманта чуть раздвинула губы в улыбке.

– Но вы ведь отказались заплатить мне всего лишь пятьдесят тысяч долларов за то, чтобы я вас не отравила.

Я махнул пренебрежительно рукой.

– Миллионы тратятся на оборону, но ни цента, порой, на благодарность. Я имею в виду то, что… если вы действительно хотели меня отравить, ничто бы вас не удержало… – Я расстегнул воротник рубашки, сдавивший мне горло. – Кроме того, предпочитаю быть отравлен вами, чем кем-нибудь из тех, кого я знаю. – Случайно я взглянул на себя в зеркало и увидел покрасневшее, как у школьника, лицо. Как у провинившегося школьника. – И, во всяком случае, – продолжил я неуклюже, – вам не следовало убивать Орвилла.

– А я и не убивала. Я лишь выстрелила в его мертвое тело.

Я попросил ее объяснить.

– В тот день я завершала ночной обход помещений особняка, – сказала Аманта. – Уже направляясь к себе, я обнаружила Орвилла Кроуфорда лежащим на полу, вернее, на пороге своей комнаты, наполовину вывалившимся в холл. Словно он хотел позвать кого-нибудь на помощь, прежде чем упасть и умереть. Я уже было решила позвать остальных, но затем…

– Затем?

– В комнате я увидела пустой бокал и рядом бутылку виски.

– Аманта закрыла на несколько секунд глаза. – И когда я понюхала содержимое бутылки… – Тут она обернулась ко мне. – …Я поняла, что его отравили… А в доме живет бывшая узница, отравительница, убийца! Конечно же, меня бы первой заподозрили! – В ее глазах изобразилась острая боль. – Я провела четырнадцать лет в тюрьме. Ничего подобного я уже не вынесу. Поэтому я втащила мистера Кроуфорда в его комнату, задернула занавеси на окне, унесла бутылку и бокал. – Аманта глубоко вздохнула и продолжила: – Я взяла из шкафа в биллиардной хранившийся там револьвер и вернулась. Вложила оружие в руку Орвилла… приставила дуло к его сердцу… и нажала на спусковой крючок.

Я кивнул головой.

– Это и создало видимость, что он умер от огнестрельной раны. Одновременно исключало основание для полного вскрытия. Пулю извлекут, и больше ничего.

– Вы сообщите о том, что произошло действительно, сержанту Пуше? – спросила она.

– В этом нет особой необходимости. – Я вновь сел рядом с ней. – Но кое-что еще я хочу уточнить. Если вы не отравили вашего мужа, почему же тогда вы взяли вину на себя?

Аманта отвернулась от меня, и, когда она вновь заговорила, голос ее звучал тускло и устало.

– Я вышла замуж по настоянию отца, который запутался в долгах. Он устроил этот брак, надеясь, что мой муж даст ему денег.

– И ваш муж отказался это сделать?

– Муж рассмеялся отцу в лицо. Он сказал, что с самого начала знал, почему я вышла за него замуж… Сказал, что не мы, а он провел нас… Отравление было сделано неуклюже, и моего отца непременно бы разоблачили… – Ее руки задрожали.

– Значит, ваш отец отравил вашего мужа, и вы взяли вину на себя! – воскликнул я, изумившись. – Какой же отец мог позволить, чтобы…

Аманта слегка покраснела.

– Он сказал мне, что неизлечимо болен и ему осталось жить не больше года, и он скорее застрелится, чем отправится в тюрьму… Он просил меня… – Ее пальцы нервно скомкали носовой платок. – Он сказал, что если я возьму вину на себя, то я проведу в заключении не больше года, что оставит письмо, которое после его смерти меня полностью реабилитирует.

– И, когда он умер, письма не обнаружили?

– Он не умер. Он жив и по сей день. – Она резко повернулась ко мне. – Теперь я знаю, что он никогда серьезно не болел. – Слезы навернулись ей на глаза. – Он даже не удосужился навестить меня в тюрьме или хотя бы написать мне пару строк…

Передо мной сидела одинокая женщина, которая с детства оставалась сиротой. Я нежно прикоснулся пальцами к ее вискам.

В этот момент в комнату вошел Эдгертон.

– Какие будут распоряжения на этот вечер, сэр?

– Эдгертон, миссис Дезфаунтейн не убивала Орвилла, – поднялся я с места.

Глаза дворецкого посмотрели на Аманту, потом на меня.

– Я счастлив слышать это, сэр.

– И еще, Эдгертон. Я тоже не убивал мистера Орвилла.

– Я счастлив за вас обоих.

Он повернулся, чтобы уйти.

– Эдгертон.

– Да, сэр?

– Мне пришло на ум, что это вы, возможно, убили мистера Орвилла.

Он приподнял одну бровь.

– Я, сэр?

– Да, вы. Ради меня, конечно. Вас отличает преданность своему хозяину. Вы могли придти к выводу о необходимости убрать тех, кто угрожает, по вашему мнению, моему существованию.

– Вы ошибаетесь, сэр, – ответил Эдгертон. – Я не убивал мистера Кроуфорда. Мне и мысли такой не приходило в голову.

Я задумчиво подергал себя за ухо.

– Тогда, если мы трое не убивали Орвилла, остается еще только один…

– Да, сэр, – подтвердил Эдгертон.

Я возобновил движение по комнате, пока не принял решения.

– В таком случае, я должен убить Фредди.

– Но, сэр…

Жестом я заставил Эдгертона замолчать.

– Вы меня не разубедите. Я полон решимости. Но оба вы, конечно, никому ничего не скажете?

– Сэр… – опять вмешался Эдгертон.

Я упрямо потряс головой.

– Меня не волнует моя безопасность. Но я отдаю себе отчет, что, если я умру раньше, чем Фредди, он, несомненно, попытается расправиться с Амантой. Он, вероятно, чувствует себя уязвимо из-за ее присутствия в этом доме, ее репутации. Я не могу допустить, чтобы он покушался на ее жизнь.

– Чарльз, – заметила Аманта. – Мне кажется, что именно я должна позаботиться о дальнейшей судьбе мистера Мередита. Я не позволю, чтобы вы подвергались риску попасть в тюрьму.

– Сэр и мадам… – начал было Эдгертон.

Но в этот самый момент сверху раздался пронзительный крик.

– Мне кажется, что я узнаю голос Фредди, – вздрогнув от неожиданности, пробормотал я.

– Да, это его голос, – хладнокровно прокомментировал Эдгертон. – И мне кажется, что его радиоприемник упал в ванну с водой, которую мистер Мередит принимал. Бедолага погиб от электрошока.

Мои глаза сузились.

– Мы внизу, а Фредди там, наверху. Откуда вы знаете, что там произошло?!

Лицо Эдгертона оставалось непроницаемым.

– Я всего лишь высказал предположение, сэр. Но мне известно, что, принимая ванну, он любит слушать радио и при этом ставит приемник над головой на весьма неустойчивую полочку. Настолько неустойчивую, что легкий удар в стенку… и она упадет в ванну вместе с тем, что на ней.

Я по достоинству оценил наблюдательность Эдгертона, хотя полностью не поверил в его демонстративную невинность.

Но что я буду теперь делать со свалившимися на меня тремя миллионами долларов? Может быть, подумав втроем, мы найдем выход из этого положения?

Морис Роланд
Перед зеркалом

Фабийен вышла из ванной комнаты. Она с наслаждением почувствовала, что кожа ее лица стала нежнее под воздействием дорогого шампуня. Ей захотелось танцевать, обрести состояние счастья. Такие вечера случаются. То ли перепад температуры, то ли случайная улыбка на улице, но внезапно, без видимой причины, кровь закипает и пузырьками шампанского ударяет в голову.

Она остановилась перед трюмо. Ее пальцы легонечко погрузились в коробочку с румянами и затем стали поглаживать щеки круговыми движениями.

Фабийен закрыла глаза. Она потянулась, наслаждаясь игрой собственных пальцев, танцующих по лицу. Время от времени она чуть разжимала веки, и, подчиняясь взгляду, пальцы замедляли свое движение, растирали комочек румян, придавали цвету лица нужный оттенок.

Фабийен решила, что этот вечер она проведет вне дома. И не изменит своего решения, даже если ее тетя внезапно войдет и…

– Фабийен!

Пальцы остановились. Глаза широко раскрылись. Она даже не обернулась. Зеркало беспристрастно отразило открытую дверь и стоявшую на пороге разгневанную старую женщину. Рука ее была вытянута вперед в обвинительном, театральном жесте.

Фабийен закрыла глаза и тяжело вздохнула. Опять все сначала!

– Фабийен! Клянусь богом, ты снова красишься. Как обыкновенная потаскуха, которая отлавливает праздных мужчин в третьесортном ресторане. О господи, если бы сейчас тебя видела твоя мать! Эта святая женщина! Она бы перевернулась в гробу.

Все то же самое, да, совершенно то же самое, как это было позавчера или на прошлой неделе, или пятнадцать дней назад, всякий раз, когда Фабийен, готовясь пойти на свидание, прибегала к помощи косметики, чтобы чуть-чуть озарить лицо цветами жизни, цветами радости.

Она почувствовала, что ее челюсти сжались до боли. Мускулы лица настолько напряглись, что нижние края щек задрожали. Но она сдержалась, вытерла руки салфеткой и, не говоря ни слова, вытащила из небольшого флакона с тушью тоненькую кисточку. Она слегка наклонила голову к зеркалу, закрыла один глаз и точно выверенным движением наложила слой туши на ресницы.

– После смерти твоей матери я принесла себя в жертву. Я изматываюсь, я буквально пускаю себе кровь из четырех вен, чтобы правильно тебя воспитывать. И ради чего?! Ради того, чтобы видеть, как девушка разукрашивает себя словно бездарная актриса. Я знаю, куда ты намереваешься пойти. Потереться о мужчину в каком-нибудь пыльном танцевальном зале. О презренные мужчины, черт бы их всех побрал! Я никогда не испытывала ни малейшего желания даже прикоснуться пальцем к этим тварям. Никогда их грязные сальные лапы не касались моего тела. Какой стыд! Им даже и в голову не приходило, что в моей груди бьется возвышенное сердце. Ты посмотри на себя, Фабийен, посмотри! Ты, которую я воспитала в духе честности и порядочности, ты ведешь себя как продажная женщина, как мартовская кошка! О, ты меня не слушаешь! Ты продолжаешь размалевывать себя. Но здесь я хозяйка, и ты никуда не пойдешь сегодня. И не надейся, моя милая, я сумею найти на тебя управу. Я выполню свой долг, то, что обещала твоей матери, когда она лежала на смертном одре. Я выполню свой долг!

Фабийен взяла тоненький косметический карандаш и чуть-чуть расширила угол своего глаза, сделав разрез немного вверх.

– О, какой ужас! Ты хочешь быть похожей на китаянку! Нет, ты не выйдешь в таком виде за этот порог. Не забывай, ты живешь в моем доме. Если бы твоя мать – эта святая женщина – могла присутствовать при этом постыдном разукрашивании, я даже не знаю, как бы она себя повела. Разве не говорят, что я воспитываю тебя как собственную дочь? Откуда в тебе эта пагубная привычка размалевываться, выставлять себя напоказ, выглядеть вульгарной? Ты спятила, вот что я тебе скажу. Ты спятила! У тебя вид сумасшедшей со всей этой краской на твоей физиономии. Ты только посмотри на себя, посмотри!

Фабийен внимательно осмотрела свое лицо. Чего-то не хватает. О, да, подвести брови.

– А теперь ты малюешь брови! Ты издеваешься надо мной, Фабийен! Издеваешься, так?! Признайся! Признайся откровенно, что тебе наплевать на меня. Плевать на приемную мать, которая пожертвовала ради тебя всем, делала все от нее зависящее, чтобы ты стала честной и порядочной.

Теперь надо подкрасить губы. Яркой помадой, которая придала бы рту кокетливое выражение и подчеркнула бы сладость губ.

– Нет, нет! Только не это. Этого я не потерплю. Я заставлю тебя стереть с лица всю эту гадость. Немедленно возьми платок и сотри помаду с губ!

Платок? Действительно, платок нужен. Фабийен открыла ящик и извлекла из него квадратик тонкой ткани. Несколько капель духов только усилят свежесть платка. Фабийен откупорила тяжелый флакон из хрусталя и чуть наклонила его.

– А теперь ей понадобились духи! Как настоящей потаскухе! Немедленно сотри весь этот макияж и прими ванну, чтобы очиститься от дурных запахов. Или ты хочешь, чтобы я сделала это за тебя?

– Тетя, не подходи ко мне!..

Слишком поздно. Предупреждение не подействовало. С глухим стуком последовал удар флаконом. Прямо в ту часть лба, которая граничила с волосами. Флакон упал на пол рядом с телом старой женщины, и духи, выливаясь, смешались с кровью, которая растекалась вокруг пробитой головы и впитывалась в персидский ковер.

Фабийен закончила подкрашиваться. Она одела свое платье, прекрасное платье из светло-зеленого шелка, сшитое так, как она мечтала. Она причесалась перед зеркалом, стараясь не вступить стройными ногами в лужу крови с духами. Потом она взяла любимую сумочку, надела пару туфель под цвет платья. Фабийен еще раз внимательно оглядела свое отражение в зеркале. Она нашла, что выглядит превосходно. Затем вышла из комнаты, плотно заперев за собой дверь.

В двадцать пять лет у каждого есть право жить так, как он хочет.

Ричард Деминг
Часы «кукушка»

Первый телефонный звонок раздался около 11 часов вечера в понедельник хмурого февраля. Марта Пруэтт готовилась улечься в постель. Она сидела в домашнем халате у камина, глядя на последние всплески пламени и попивая из чашки маленькими глотками горячее молоко, помогавшее ей уснуть. На коленях у Марты, свернувшись в клубок, мурлыкал во сне сиамский кот, которого она называла Хо Ши Мин.

Когда она приподнялась с кресла, чтобы ответить, Хо Ши Мин громко запротестовал, разумеется на сиамском… Мяуча, он, тем не менее, последовал за ней в комнату, где находился телефон. Поставив чашку на ночной столик, Марта села на край кровати. Кот стал тереться о ее ногу, и одной рукой хозяйка ласково погладила его по спине. Другой она сняла телефонную трубку.

– Алло?

В трубке раздался легкий скрежет, затем низкий, но приятный женский голос ответил:

– Я нашла ваш номер телефона в объявлении, напечатанном в газете.

Это Марту Пруэтт не удивило: никто из ее друзей не мог звонить в столь поздний час. Объявление, о котором упомянула ее собеседница печаталось ежедневно и гласило: «Служба спасения от самоубийства работает круглосуточно. Конфиденциально. Бесплатно. Звоните по номеру 6482444». Разумеется, в объявлении не указывался персональный телефон Марты: в нем давался номер центрального пункта связи, который аккумулировал первично все поступавшие в службу звонки и затем автоматически ретранслировал их на персональный телефон дежурившего в этот день сотрудника.

– Вас соединили со «Службой спасения от самоубийства». Чем я могу вам помочь? – спросила Марта дружеским тоном.

Прошло какое-то время, прежде чем женщина вновь заговорила.

– Я сама не знаю, почему я позвонила. Я не… Я хочу сказать, что вовсе не думаю о самоубийстве. У меня тяжело на сердце, вот и все. Я хотела бы только с кем-нибудь поговорить…

Слушая собеседницу, Марта предварительно умозаключила, что звонившая относилась к тому, достаточно редкому типу людей, которые отказываются признавать наличие у них наклонности к самоубийству. Само по себе такое отрицание еще ни о чем не говорит. Ведь, например, доказано несоответствие истине старого постулата, согласно которому те, кто угрожает самоубийством, обычно его не совершают. Во множестве случаев угрожавшие покончить с собой в конце концов так и поступали. С другой стороны, несомненно и то, что нередко расстаются с жизнью люди без малейшего предупреждения о своем намерении. Сам факт, что женщина позвонила в службу, указывал на то, что мысль о самоубийстве приходила ей в голову.

– Вы можете поговорить со мной. Именно поэтому я и нахожусь у телефона. Расскажите мне, что вас беспокоит.

– О, многое, очень многое!

Затем, после долгой паузы:

– Случайно, вы не пытаетесь узнать, откуда вам звонят?

– Разумеется, нет… Люди перестали бы нам звонить, если бы мы так поступали. Вполне понятно, мы предпочитаем знать, с кем мы разговариваем, но мы никогда не принуждаем никого называть себя. Если вы хотите говорить анонимно, это ваше полное право. Тем не менее, если вы скажете мне, как вас зовут, я вас заверяю, что это останется исключительно между нами. Не беспокойтесь, я не собираюсь нервировать полицию, чтобы вас доставили в больницу. Мой долг заключается исключительно в том, чтобы помочь вам. И без вашего согласия я никогда никому не передам содержания нашего разговора.

– С вашей стороны это очень мило. Кто вы такая?

Много раз Марте приходилось давать уклончивый ответ на этот вопрос. Дело в том, что, согласно инструкции, добровольные сотрудники службы не имели право ни при каких обстоятельствах сообщать звонившим сведения о своей личности, чтобы избежать всякую возможность непосредственного контакта с эмоционально нестабильными личностями. Можно было бы в каком-нибудь особом случае и нарушить это правило, но где гарантия, что тот или иной клиент не проявит в состоянии крайнего нервного напряжения излишней агрессивности, особенно по отношению к старой деве, которой уже почти шестьдесят, которая весит пятьдесят килограммов и которая живет одна, если не считать сиамского кота?

– Я – одна из сотрудниц нашей службы, которые отдают часть своего времени спасению человеческих жизней. Гораздо важнее мне узнать побольше о вас.

– У вас есть какое-нибудь имя?

– Конечно. Меня зовут Марта.

Больше ничего о себе говорить не разрешалось, если звонившая или звонивший становились слишком настойчивыми. В таких случаях рекомендовалось давать вежливое, но твердое разъяснение, почему сотрудники службы вынуждены скрывать свои фамилии и адреса. Но, к счастью, женщина не стала продолжать свои расспросы и, подождав секунду-две, сказала:

– Меня зовут Жанет.

Марта хотела было спросить женщину, какое у нее полное имя, но сдержалась, решив, что излишняя поспешность может разрушить тот климат доверия, который, казалось, устанавливался между ними.

– Мне очень приятно познакомиться с вами, Жанет. Сколько вам лет? Судя по голосу, вы молоды.

– Не так уж. Мне тридцать два года.

– Знаете ли, по сравнению со мной, вы молоды. Вы замужем?

– Да. Уже почти десять лет.

– Ваш муж сейчас с вами?

Этот вопрос представлял собой попытку узнать, есть ли кто-нибудь в том помещении, откуда звонит клиент, и являлся частью обычной процедуры.

– Нет. Сегодня понедельник. По этим дням он играет в шары в клубе и никогда не возвращается домой раньше полуночи.

– У вас есть дети?

– Нет. У меня было два выкидыша.

В голосе женщины Марта не заметила никакого сожаления. В нем была лишь констатация факта.

– Значит, вы одна в вашей квартире в данный момент?

– Да.

Марта выдержала долгую паузу, прежде чем мягко спросить:

– Жанет, вы не хотели бы сообщить мне ваше полное имя?

– Это обязательно? – переспросила после столь же долгой паузы молодая женщина, и в ее голосе прозвучали нотки нерешительности.

Чувствуя, что собеседница вот-вот положит трубку, Марта поспешно сказала:

– О, нет! Это вовсе не обязательно! – Затем через несколько секунд она задала ей еще один вопрос.

– Чем занимается ваш муж?

– Он человек свободной профессии.

Привыкшая улавливать малейшие изменения в интонациях собеседников, Марта тут же подметила еле заметный нюанс в поведении молодой женщины: звонившая насторожилась; она, очевидно, начала опасаться, что ее ответы невольно могут способствовать раскрытию ее личности. Марта немедленно переключилась на другую тему.

– Вы позвонили потому, что у вас неприятности во взаимоотношениях с мужем, Жанет?

– Нет, нет! Фред замечательный муж… Дело в том, что… Все как-то складывается не так.

Марта отметила себе, что мужа зовут Фред. И тут же случай помог добыть новую информацию. В трубке она услышала отдаленное «Ку-ку, ку-ку», затем часы пробили одиннадцать раз, после чего снова дважды раздалось – «Ку-ку, ку-ку».

Марта знала, что так называемые «фоновые» звуки нередко указывают, откуда люди звонят в «Службу спасения от самоубийства». Например, звуки автомобильного или железнодорожного движения иногда помогали установить местонахождение потенциального самоубийцы, предугадать его намерения. В данном случае Марте стало ясно, что в помещении, откуда звонила молодая женщина, имеются часы «кукушка», снабженные механизмом для боя. Наличие в доме или квартире таких часов – сравнительная редкость, поэтому данный факт в совокупности с другими мог бы оказаться полезным в определении места жительства обратившейся за помощью. Как бы там ни было, у Марты выработалась привычка запоминать малейшую деталь телефонного разговора. Она задала еще один вопрос.

– Жанет, скажите, что складывается у вас не так?

– О, теперь это кажется мне не столь важным, после того как я решила вам позвонить. Наша беседа несколько успокоила меня. Могу ли я вам позвонить еще раз, если вдруг опять разнервничаюсь?

– Конечно. Возможно, вам ответит кто-нибудь другой, но телефон нашей службы работает двадцать четыре часа в сутки.

– Вот как…

Марта уловила нотку разочарования в голосе молодой женщины.

– Я хочу говорить именно с вами. Скажите мне, когда вы дежурите?

– По понедельникам и средам. С 8 вечера до 8 утра.

– Хорошо. Мне придется приурочивать мои нервные состояния к вашему рабочему расписанию. – заметила Жанет, пытаясь прибавить немного юмора своему тону. – Спасибо вам за ваше терпение, Марта.

– Я буду счастлива чем-нибудь вам помочь. Вы уверены, что с вами все в порядке?

– Да. Не беспокойтесь. Вы мне очень помогли. Еще раз спасибо.

Она повесила трубку.

Молоко в чашке остыло. Марта вылила его в блюдце Хо Ши Мина, затем улеглась в постель.

Второй телефонный звонок раздался ровно в полночь в следующую среду. Марта уже спала почти час, и настойчивый звонок вырвал ее из глубокого сна.

Когда она зажгла ночник и поднесла трубку к уху, она отчетливо услышала, как приглушенно часы били полночь. Марта подождала, пока раздастся знакомое ей уже «Ку-ку, ку-ку», затем отозвалась:

– Алло?

– Марта?

Тот же нерешительный низкий женский голос.

– Да, это я, Жанет.

– О, вы меня узнали! – заметила молодая женщина несколько удивленно. – А я думала, что из-за множества звонков, которые вы получаете, вы уже забыли обо мне,

– Нет. Я помню о вас. У вас опять нервное состояние?

– Я чувствую себя ужасно.

Марта услышала звук подавленного рыдания. В голосе звонившей появились истерические нотки.

– Марта… в понедельник… я… я вам солгала.

– В чем?

– Когда сказала, что никогда не думала о самоубийстве. Это не правда… Я думаю об этом все время. Я не знаю, что мне делать.

– Жанет, ваш муж дома?

– Нет. Он на приеме в честь участников Национального конгресса…

Женщина резко себя оборвала.

– В общем, я одна.

«Какой Национальный конгресс?» – спросила себя Марта. – Вот еще одно событие, которое она должна запомнить. – «О каком конгрессе идет речь?»

– Жанет, не живет ли у вас поблизости какая-нибудь ваша подруга, которая могла бы побыть с вами немного?

– О, нет! Никто из моих друзей не знает, что со мной происходит. Я не могу с ними разговаривать об этом… Это невозможно!

– Что происходит с вами, Жанет?

После долгого молчания, которое, казалось, никогда не кончится, молодая женщина еле слышно прошептала:

– Марта, я об этом еще никому не говорила. Я сошла с ума.

– Почему вы так думаете, Жанет?

– Марта, я ничего не воображаю. Я уверена. Я знаю!

Голосом, полным отчаяния, звонившая продолжала:

– Послушайте… Прошлым воскресеньем, ночью, я тихо встала с постели, прошла на кухню, чтобы взять там большой нож. Я пришла в себя, держа в руке этот нож, когда вернулась в нашу спальню. Я поняла, что хотела зарезать Фреда во сне. Вот почему я позвонила вам в понедельник.

Сердце Марты учащенно забилось в ее груди. Звонившая женщина страдала, очевидно, не только от острого невроза. Марта поняла, что имеет дело с тяжело больной психопаткой, требующей очень осторожного обращения.

Перед тем, как уйти на пенсию в прошлом году, Марта Пруэтт, получившая, к тому же, небольшое наследство, всю свою жизнь отдала работе в сфере социальной помощи. Ее профессиональная подготовка, – и она это хорошо понимала, – не позволяла ей заниматься психоанализом вообще и, в частности, анализировать по телефону состояние конкретной личности. Но Марта совершенно определенно знала, что бесполезно пытаться предотвратить намерения психопата совершить акт убийства. Единственно разумным в данной ситуации, как ей представлялось, было предпринять попытку убедить молодую женщину срочно обратиться за помощью к специалисту-психиатру.

– Скажите мне, Жанет, вы кому-нибудь говорили о вашем состоянии.

– Нет. Только вам.

– Ваш муж… Он догадывается о чем-нибудь?

– Он уверен, что я его люблю, – ответила Жанет, рыдая. – Именно поэтому я хочу покончить с собой, пока я еще отдаю себе отчет. Лучше умереть, чем убить любимого человека…

– Послушайте меня внимательно ни вы, ни ваш муж не должны пострадать, – прервала твердо Марта. – Ведь вы мне позвонили для того, чтобы я дала вам совет, не так ли? Вы готовы выслушать мой совет?

– В чем он состоит? – прошептала молодая женщина.

– Вы, как я убедилась, полностью осознаете, что вы умственно больны. Любой психолог вам подтвердит, что самокритичная оценка внутреннего состояния – явный признак выздоровления. Как вы понимаете, это не всегда так. Нужны и другие признаки. Ведь нередко те, кто утверждают, что они абсолютно здоровы, остаются в состоянии тяжелого нервного расстройства…

– Марта, вы хотите мне посоветовать, чтобы я обратилась к нашему домашнему врачу? – с печалью в голосе вмешалась Жанет. – Так случилось, что он – брат моего мужа. Полностью исключается, чтобы я проконсультировалась у него.

– Вовсе не обязательно обращаться к вашему домашнему врачу, – или ставить в известность вашего мужа, – если вы решите пройти курс лечения. Вы сами можете найти себе компетентного психиатра по справочникам или, если вам так угодно, я могу порекомендовать вам хорошего специалиста.

– Он ничего не скажет моему мужу? – Жанет спросила после некоторого раздумья.

– Жанет, вы знаете, что врачи обязаны хранить профессиональную тайну. И все, что им сообщают их пациенты, они не разглашают. Я не могу вас заверить, что тот врач, к которому вы обратитесь, кто бы он ни был, не посоветует вам рассказывать о вашем состоянии мужу, но совершенно точно, что он сам ничего не скажет никому без вашего согласия.

– Вы думаете, что рекомендуемый вами специалист сможет мне помочь? – в голосе молодой женщины появилась слабая надежда.

– Я в этом уверена.

– Кто он?

– Доктор Альбер Мэннерс. У него собственный кабинет в городском медицинском центре. Я сама никогда у него не консультировалась, но хорошо о нем информирована от членов бюро социальной помощи, в котором я много лет работала. Я знаю, что у него превосходная репутация. Вы готовы записать адрес?

– Я запомнила. Доктор Альберт Мэннерс. Городской медицинский центр.

– Вы обещаете мне, что вы позвоните ему завтра утром?

– Да, обещаю. Спасибо, Марта…

– Как вы думаете, когда ваш муж вернется?

Но Марта уже говорила в пустоту: молодая женщина отключилась.

Не совсем удовлетворенная результатами разговора Марта встала с постели, согрела себе немного молока, выпила полчашки, чтобы привести опять себя в сонное состояние. Ей не удалось выяснить личность звонившей. И, если эта молодая женщина или ее муж погибнут, она, Марта Пруэтт, никогда не сможет избавиться от чувства вины за эту трагедию, зная, что драму можно было предотвратить, окажись она более умелой и изобретательной в разговоре с молодой женщиной, узнай ее полное имя или адрес, предупреди вовремя ее мужа…

Последний, третий звонок раздался за несколько минут до девяти часов вечера в следующий понедельник. Когда Марта сняла трубку, она сначала не узнала по голосу Жанет, поскольку он звучал крайне замедленно и неразборчиво:

– Слишком поздно… Не могу больше ждать… Слишком поздно…

В этот момент Марта различила знакомую низкую интонацию.

– Жанет?

– Да. Прив… Марта.

– Жанет! Что с вами происходит!

– Слишком поздно. Я не могла больше…

– В чем дело?

– Визит… К доктору Мэннерсу… Я не дождалась визита… Я наверняка убила бы мужа сегодня… когда он вернется из клуба… Лучше так, чем иначе…

– Жанет! – резко оборвала ее Марта. – Скажите мне, что вы приняли?!

– Передайте Фреду… я это сделала ради него. – Паузы между словами в трубке становились продолжительнее, голос молодой женщины угасал. – Скажите… скажите ему… – что я его люблю…

– Жанет! Как мне вас найти? – закричала, теряя хладнокровие, в трубку Марта. – Где вы живете?

– Позвоните в «Вапити боулинг клаб»… Скажите ему… скажите ему…

Зловещее молчание воцарилось в трубке.

«Kv-ку» и затем бой часов, и снова два раза «Ку-ку, ку-ку», – все, что отозвалось на настойчивый призыв Марты:

– Жанет! Ты слышишь меня, Жанет? Отзовись!

Полное молчание. Марта еще попыталась несколько раз добиться ответа, но тщетно. Вдруг до нее дошло, что линия телефонной связи с домом Жанет все еще свободна. Понимая, что правила не рекомендуют разыскивать источник анонимных телефонных звонков, но сознавая чрезвычайность сложившейся ситуации, Марта попыталась привлечь внимание оператора на центральном пункте частыми нажатиями на разъединительный рычаг телефонного аппарата, следуя данным ей когда-то советам. Но внезапно линия рассоединилась, и она услышала в трубке обычный длинный гудок. «Какое у меня сегодня невезение!» – с ужасом подумала она. – «Я упустила последнюю возможность узнать, откуда звонила самоубийца!».

Тем не менее, немного придя в себя, Марта Пруэтт вспомнила, что располагает некоторыми данными, позволяющими напасть на след.

Наиболее существенным фактом было то, что муж Жанет находился в «Вапити Боулинг клаб». Она довольно легко отыскала номер телефона этого клуба в справочной книге. Набрав номер и немного подождав, она услышала мужской голос.