Текст книги "Жития византийских Святых"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

Обо всем этом святой Симеон рассказал в Эмесе, ^[119] где он юродствовал, одному человеку, диакону святой вселенской церкви этого же города Эмесы, мужу предивному и исполненному добродетели, который по присущей ему благодати Божией прозрел подвиг старца Симеона и которому блаженный тот Симеон явил страшное чудо; о чуде этом мы поведаем в своем месте. Сам упомянутый боголюбивый Иоанн, исполненный добродетели диакон, рассказал нам обо всей жизни премудрого, призывая Господа в свидетели, что ничего от себя не прибавил к рассказу, но, скорее, за давностью времени многое забыл.

И вот, по словам его, когда Симеон и Иоанн избрали дорогу, истинно приведшую их к жизни, оба в ликовании бежали, как Петр и Иоанн к животворящему Гробу Господню, ^[120] побуждая друг друга рвением своим и готовностью. Ибо Иоанн страшился, как бы жалость к матери не остановила Симеона, а тот опасался, что любовь к молодой жене, подобно камню магниту, притянет к себе [131] Иоанна. И с того часа каждый наставлял и просил другого. Один говорил: “Не малодушествуй, брат Симеон. Ибо мы уповаем на Бога, что сегодня возродились. Разве есть нам польза в день суда от суетных благ мира сего и богатства – скорее, они принесут вред. Ведь молодость и красота нашего тела вечно не останутся неувядаемыми – их в свое время сгубит и потушит старость или до срока наступившая смерть”. И на эти речи Иоанна и многие им подобные Симеон отвечал, умоляя его о том же и говоря: “Нет у меня, брат мой Иоанн, никого – ни отца, ни братьев, ни сестер, кроме той смиренной старицы, матери моей. Не столь смущает меня великий труд, сколь страшит сердце твое, как бы любовь к молодой жене не свела тебя с благого этого пути”.

Обмениваясь такими и многими подобными речами, они приходят в монастырь, зовущийся монастырем аввы Герасима. Ибо такова была молитва их: “Господи Боже, в том монастыре, где Тебе угодно, чтобы мы отреклись мира, пусть мы найдем двери открытыми”. Так оно и случилось. В том монастыре был досточудный муж, звавшийся Никон, жизнь которого подлинно соответствовала имени его. ^[121] Ибо он побеждал всякую вражью силу, прославился чудесами и знамениями и от Бога был почтен даром провидения. Предузнал он и приход этих блаженных, ибо в день их прибытия во сне явился ему некто и говорит: “Встань и отопри дверь овчарни, чтобы вошли овцы мои”. И он сделал так. Придя, Симеон и Иоанн нашли дверь открытой и сидящего в ожидании их авву, и Иоанн сказал Симеону: “Нам добрый знак, брат мой, вот [132] дверь открыта, и сидит при ней привратник”. Когда они приблизились, игумен говорит им: “В добрый час пришли вы, овцы Христовы” – и тут же говорит Симеону: “В добрый час ты пришел, юродивый; истинно десятка твоя победила и десятка ожидает тебя”. Он разумел совершенство монашеского подвига. ^[122] Приняв пришедших как посланных ему самим Богом, игумен уложил их спать. И на следующий день стал говорить им, как бы по вдохновению Божию, прежде чем они что-нибудь сказали ему: “Блага, блага и достойна любовь ваша к Богу; если только не дадите врагу спасения вашего угасить ее. Благ путь ваш, но идите вперед, пока не будете увенчаны. Блага цель ваша, но бдите, чтобы не остыло пламя, горящее в сердцах ваших. Благо, что вы предпочли вечное преходящему. Благо – родители ваши по плоти и благо служить им, но несравненно большее благо угождать Отцу Небесному. Благо – кровные братья, но братья духовные важнее. Благо – друзья во Христе, которые есть у вас в миру, но большее благо, когда друзья ваши – святые и угодники Божий. Благо – в трудный час заступники ваши пред лицом сильных, но это не то, что иметь святых ангелов, молящих за вас. Благи и достохвальны даяния богача и благочестивая забота о нищих, но не этого приношения ждет от вас Господь, а чтобы принесли Ему души свой. Сладостно вкушение благ мирских, но оно не сравнится с райским блаженством. Мило и желанно большинству из людей богатство, но оно не сравнится с тем, „не видел чего глаз, не слышало ухо и не приходило что на сердце человеку". ^[123] Мила красота юности, но она [133] ничто по сравнению с красотой Небесного жениха Христа, ибо Давид речет: „Ты прекраснее сынов человеческих". ^[124] Славно ратоборствовать за царя земного, но скоротечна такая служба и исполнена опасностей”.

Такими и подобными речами наставлял их святой и не прекращал поучать, видя, как от глаз юношей струят ручьи слез. Ибо они внимали ему, словно никогда прежде не слышали слова Божьего. Игумен снова оборотился к Симеону и говорит: “Не скорби и не оплакивай седин почтенной матери своей, ибо много более, чем сам ты, ее может утешить Бог, умилостивляемый твоими подвигами. Если б ты пожелал не оставлять матерь до кончины ее, как знать, не ушел ли бы ты сам из жизни ранее нее, чуждый добродетелям и не имея заступника, могущего избавить тебя от грядущих зол. Ибо ни любовь матери и отца, ни толпы братьев, ни богатство, ни слава, ни брачные узы, ни привязанность детей не могут смягчить судию, а только добродетельная жизнь, труды и подвиги во славу Божию”. Затем он сказал Иоанну: “Сын мой, пусть враг душ наших не нашептывает тебе: „Кто будет покоить старость родителя моего? Кто утешит жену мою? Кто осушит их слезы?". Ибо если б вы поручили близких своих одному Богу, а пошли служить другому, справедливо было бы тревожиться, призрит ли он на них и утешит ли. Вы же, прибегнув и посвятив себя Тому, Которому вверили их, должны быть спокойны и рассуждать так: „Если бы мы пребывали в мире сем и рабствовали жизни, благость Божия устрояла бы все; сколь же более Бог будет печься о наших домах [134] ныне, когда мы удалились, чтобы ото всего сердца служить Ему и угождать?". Итак, дети, помните слова Господа, сказавшего: „Позволь Мне прежде пойти и похоронить отца Моего"; „предоставь мертвым погребать своих мертвецов". ^[125] Не колеблясь мыслью и не смущаясь сердцем, последуйте Ему. Почему? Ибо даже если земной этот и смертный царь призовет вас, желая сделать патрикиями или кувикуляриями ^[126] земного и бренного своего дворца, преходящего, как тень или сон, разве не пренебрежете вы всеми, кто у вас есть, и без раздумий тотчас не пойдете к нему, чтобы насладиться почестями его, ликом его и речью его, и готовы будете принять всякий труд, всякое бремя и даже смерть ради одного того, чтобы удостоиться узреть день тот, когда царь в присутствии всего своего синклита примет вас, возьмет к себе на службу и одарит?”. Когда оба они подтвердили справедливость этих слов, великий Никон сказал: “Нам, дети, верным рабам Его, должно с большей ревностью и сознанием своей греховности последовать бессмертному и вечному Царю царствующих и идти за Ним, помня о любви к нам, которую Бог явил, не пощадив ради нас Сына Своего единородного, отданного Им ради всех нас. Так что, если мы, искупленные из погибели и смерти святой его кровью и ставшие родными сынами его, даже прольем нашу кровь, то и этот дар будет неравноценен, ибо кровь царя, братья, это не кровь раба”.

Такие и подобные речи говорил им этот богоносный муж, все предзнавший и от Бога предуведомленный о предстоявшем им подвиге и [135] житии, я разумею уединенную и весьма суровую отшельническую жизнь. Ибо он не считал ее ни легкой, ни избираемой многими и всегда кончаемой без укоризны, особенно видя нежное тело, дорогие одежды и юность, взращенную в роскоши и привыкшую ко всяческой праздности и соблазну. И вот этот мудрый врачеватель и наставник, по присущему ему Божественному видению и опыту, вооружив Симеона и Иоанна подобными примерами и поучениями и наставив, снова говорит им: “Хотите сейчас постричься или еще несколько пробыть в нынешнем мирском своем платье?”. Как по сговору, вернее, по внушению Святого Духа, оба пали в ноги игумена, прося его тотчас и не откладывая постричь их. И Симеон сказал, что, если он сейчас же не сделает этого, они уйдут в другой монастырь, ибо был он прост и нелукав. Иоанн был мудрее и владел большим знанием. Святой Никон тут же, отведя каждого по отдельности в сторону и желая испытать, готовы ли они ради Господа отречься от мира, сказал одному что-то, пытаясь отговорить от пострига в этот день. Так как никто из них не соглашался на это, игумен подходит к одному и говорит: “Вот я уговорил брата твоего в течение одного года остаться, как и сейчас, мирянином”. Тотчас тот, к кому он это сказал, ответил: “Если ему угодно остаться, пусть остается, но я, отец, право, не колеблюсь”. Симеон, когда наедине говорил с ним, сказал ему так: “Торопись, отец, ради Бога. Ибо сердце мое весьма тревожится за брата моего Иоанна: в этом году он женился на очень богатой и красивой женщине, и я опасаюсь, [136] как бы любовь к ней не завладела им вновь и не отвлекла его от любви к Богу”.

А Иоанн с глазу на глаз сказал этому святому мужу (ведь он понимал все более ясно, чем брат Симеон), так умоляя его со слезами: “Отец, да не потеряю я брата своего через тебя, ибо у него осталась только мать, и такая удивительная любовь была между ними, что он не мог прожить без нее и двух часов, и до сего дня они, мать его и он, спали вместе, чтобы и ночью не разлучаться. Это-то будет мучить и терзать меня, пока он не пострижется и я не перестану о нем беспокоиться”. Великий узнал об их заботах друг о друге, и, уверившись, что Бог не посрамит и не презрит последовавших Ему ото всего сердца, не колеблясь, достал ножницы, и, положив их, по велению обряда, на святой престол, постриг юношей, и, сняв с них одежду, облек в бедную, но исполненную святости. Этот мудрый и сострадательный муж жалел их из-за изнеженности тела их, непривычного к испытаниям. Во время пострижения Иоанн сильно плакал. Симеон знаками побуждал его перестать, не понимая, о чем он плачет. Он думал, что Иоанн плачет от печали по отцу своему и из-за любви к жене своей. Когда их постригли и святой обряд кончился, игумен снова почти весь день поучал их, провидя, что они по смотрению Божию не долго останутся у него. Наутро, то есть в святое воскресенье, игумен хотел дать им святую одежду. Когда некоторые братья стали говорить им: “Вы блаженны, ибо завтра возродитесь и будете чисты от всякого греха, как при рождении, словно в день этот вас окрестили”, они изумились [137]и вечером в субботу бросились к святому Никону и пали в ноги ему, говоря: “Просим тебя, отец, не крести нас, ибо мы – христиане и происходим от родителей христиан”. Он же, не зная о том, что они услышали от монастырских отцов, стал говорить им: “Кто, дети, собирается вас крестить?”. Они сказали: “Почтенные владыки наши, монастырские отцы, говорят нам: „Завтра вы будете вновь крещены"”. Тогда игумен понял, что те подразумевали святую одежду, и говорит: “Они правильно сказали, дети мои. Ибо, если Богу будет угодно, завтра мы хотим облачить вас в святое и ангельское одеяние”. ^[127] Когда чистые сыны Христовы уразумели, что ничто не препятствует им облечься в монашеское одеяние, они говорят авве: “А что еще надобно, отец, чтобы облечься в те ангельские, как ты называешь их, одежды?”.

В прошедшую седмицу, когда праздновали святой праздник Воздвижения Креста, этот великий дал одному из молодых братьев святую одежду; с того времени не прошло семи дней, и брат этот еще носил все, что по обычаю полагается. Великий велел тотчас позвать его. Когда монах пришел, Иоанн и Симеон, увидев его, упали в ноги авве и сказали ему: “Мы просим тебя, если ты собираешься так же одеть и нас, удостоив такой же чести и славы, сделай это вечером, ибо, будучи людьми, мы опасаемся, как бы ночью не пристигла нас смерть и мы не умерли, лишившись такой славы, радости и такого сонма сопутников и венца”. Когда игумен услышал, что они боятся лишиться такого сомна сопутников и венца, он понял, что через носящего святую одежду им было явлено видение,[138] и приказал ему воротиться туда, где он пребывал со времени, как был в нее облачен. Когда монах ушел, сыны Христовы весьма опечалились и говорят игумену: “Ради Бога, отец, встань и сделай нас такими, каков он, ибо во всем монастыре твоем нет человека, почтенного равной честью”. Авва говорит им: “О какой чести вы говорите?”. Тогда они сказали: “Во имя удостоившего нас, отец, одежды своей и чести, блаженны и мы, если и нам последует такая толпа монахов со свечами, и мы также наденем блистающий светом венец на головы свои”. Ибо они думали, что и игумену открылось то, что предстало их взорам. Игумен из этих слов все понял, но не сказал им, что ничего не видел, а молчал и дивился великой простоте и чистоте их, особенно Симеона. Великий только ласково молвил им: “Завтра по благости Святого Духа и вы так облачитесь”. Как утверждал святейший диакон, правдолюбец Симеон говорил: “Ночью мы видели лица друг друга, как бы днем”. Каждый из них узрел на голове другого венец, как у того монаха, которого видели. “В таком ликовании,– говорил он,– была душа наша, что мы не хотели вкушать ни пищи, ни питья”.

Через два дня после того, как они прияли святую одежду, они видят того, кто облачился в нее семью днями ранее и чей венец и сопутники открылись им. Теперь он был одет в грубую одежду и занят работой, и вокруг головы его уже не было венца, и не было толпы монахов со свечами, и Иоанн и Симеон удивились этому. И Симеон говорит Иоанну: “Истинно, брат, когда пройдут семь дней, мы тоже лишимся благолепия этого и [139] прелести”. И Иоанн говорит: “Чего ты желаешь, брат?”. Тот снова говорит ему: “Чтобы, как мы ушли из мира и отреклись мирского, также отказались бы ото всего, наделенного дыханием. Ибо, одетый в одежду сию, прозреваю я иную жизнь и иные дела. С того дня, как раб Божий облек нас в нее, внутренняя моя, не знаю отчего, пылает, и душа моя жаждет никого не видеть, ни с кем не говорить и никому не внимать”. Иоанн говорит ему: “А что мы будем есть, брат?”. Симеон отвечает: “То же, что и те, кого зовут восками, ^[128] о которых говорил нам вчера владыка Никон. Может быть, он, желая, чтобы и мы вели такую жизнь, рассказал нам, как живут воски и как спят, и все остальное о них”. Затем Иоанн говорит: “Как же нам быть? Ведь мы не знаем ни песнопений их, ни чина”.

Тогда Бог открыл сердце аввы Симеона, и он сказал: “Спасший тех, кто прежде Давида угождал Ему, спасет и нас, а если окажемся достойны, Он научит и нас, как научил Давида, когда при стадах своих тот жил в пустыне. ^[129] Не препятствуй мне, брат, и да не отступимся мы от того, чему посвятили себя”. Тогда почтенный Иоанн сказал: “Поступим, как тебе угодно. Но как мы уйдем отсюда, когда дверь на ночь запирается?”. Симеон говорит ему: “Тот, кто открыл нам днем, откроет и ночью”.

И вот, когда они приняли это решение, едва настала ночь, игумен видит во сне, как кто-то отпирает дверь монастыря со словами: “Выходите, крестным знамением осененные овцы Христовы, на пастбище ваше”. И, проснувшись, он тотчас идет к дверям и находит их открытыми, и, подумав, [140] что Симеон и Иоанн ушли, печально садится и со вздохом говорит: “Не удостоился я, грешный, чтобы отцы мои помолились за меня. Истинно были они отцами моими, владыками и наставниками, и я лишился их заступничества. Увы! Сколько драгоценных камней, по слову Писания, „лежат на земле его" ^[130] в небрежении, и все видят их, но немногие знают им цену”. Когда в печали он говорил такие слова, се идут к дверям чистые женихи Христовы, а впереди них пречистый игумен Никон видит неких евнухов – одни несут светильники, другие держат в руке скипетры. Заметив Симеона и Иоанна, Никон весьма возликовал, ибо сбылось желание его. Когда же блаженные увидели его, они не остановились, ибо не знали, что это игумен. Тогда святой Никон бросился к ним и позвал их. Они узнали игумена и тоже весьма возликовали, паче же потому, что двери были не на запоре, и они поняли, что Бог снова открыл святому их намерение. Симеон и Иоанн хотели пасть ему в ноги, но Никон остановил их, говоря, что не следует делать подобного по святости облекающего их ангельского одеяния. Они тотчас говорят: “Благодарим тебя, отец, и не знаем, чем воздать Богу и твоей святости. Кто думал, что мы будем удостоены столь великих даров? Какой царь мог бы так почтить нас? Какие земные сокровища в столь краткое время сделали бы нас богачами? Какие омовения очистили бы души наши? Какие родители любили бы и хранили бы нас так? Какие приношения и дары так скоро уготовили бы нам отпущение грехов, как уготовил ты, почтенный отец наш, кто вместо всех предков наших и родителей [141] стал после Христа отцом нам и матерью?! Ты – владыка наш, наш покровитель, наставник, вожатый и все, чего не высказать словом. Через тебя мы получили сокровище это нерасточимое, через тебя обрели перл бесценный, подлинно познали святость крещения, которое предвозвестили нам святые отцы, истинно поняли по сжигавшему сердца наши пламени, которое выше сил было терпеть, столь сильно оно палило нам внутреннюю, как бушует огонь грехов наших. Мы просим твое блаженство, отец, усердно помолиться о нас и отпустить рабов твоих всем сердцем и всей душой служить Богу, которому мы посвятили себя, и умоляем никогда не забывать о недостойных сынах твоих, когда воздеваешь честные руки свои в молитве. Истинно, истинно внемли, о святой, мольбам чужестранцев и помни об их сиротстве”. И, обняв колени святого, они снова говорили: “Помни, отец, о смиренных овцах своих, которых ты принес в жертву Христу. Помни о чужеземных деревьях, которые ты заботливо посадил в блаженном райском саду. Не забывай нерадивых работников, ^[131] которых в одиннадцатом часу дня нанял на виноградник Христов”. Пастырь весьма удивился, видя, как они, еще два дня назад вовсе неученые, внезапно умудрились, облекшись в святую одежду. После того как Симеон и Иоанн долгое время плакали, святой Никон, преклонив колени и справа от себя поставив Симеона, а слева Иоанна, воздел руки к небу и сказал: “Боже справедливый и славный, Боже великий и могущественный, Боже предвечный, услышь в час сей грешника. Услышь меня, Боже, в силе Своей. Не вспоминай в час [142] этой моей молитвы о вечно и во веки творимых прегрешениях ничтожества моего. Услышь меня, Господи, услышь меня в пламени молитвы, как некогда пророка Своего. ^[132] Воистину да будет так, Боже святых сил, воистину да будет так, Боже, творец ангелов, воистину да будет так, сказавший: „Просите, и получите". ^[133] Не погнушайся мной, имеющим нечистые уста и погрязнувшим во грехах. Услышь меня, обещавший внимать всем, с верой взывающим к Тебе, и направь ноги рабов Твоих и стопы их на путь мира. ^[134]Пожалей сынов своих, простых сердцем, живущих на чужбине, рекший: „Будьте просты, как голуби". ^[135] Я взываю к Тебе всем сердцем моим. Боже, Боже, услышь меня, упование всех концов земли и находящихся на чужбине далеко. ^[136] Накажи всех нечистых духов ради сыновей твоих. Возьми щит и латы и восстань им на помощь. ^[137] Обнажи меч и прегради путь преследующих их. Скажи, о Господи, Господи, душе их: «Я – твое спасение». Да отступит от ума их дух боязни, беспечности, гордыни и всякого зла и да угаснет всякий огонь в них и всякое побуждение, порожденные диаволом. Да просветится тело их, и душа, и дух светом познания Твоего, чтобы, придя к единой вере и признанию Святой и поклоняемой Троицы и достигнув совершенства и меры возраста, вместе с ангелами и со всеми от века Твоими, Боже, угодниками восславили во веки веков пречестное и благое имя Твое, Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. Вместе с прочими дарами, Господи, навсегда вложи им в сердце и слова этой моей убогой и недостойной молитвы, чтобы прославляли и хвалили благость Твою”. И [143]снова игумен стал со слезами говорить Симеону и Иоанну: “Бог, которого вы избрали, добрые дети мои, и вослед которому пошли, сам пошлет ангела Своего пред лицом вашим, ^[138] который приготовит путь свой пред стопами вашими. Ангел, по слову великого Иакова, избавляющий меня от всех враждебных сил, упредит вас на путях ваших. Избавивший пророка Своего из пасти львиной ^[139] и вас избавит из когтей львиных. Избравший вас Бог сохранит жертву мою от посрамления”. После этих и подобных им молитв богоносный муж обнял за шею Симеона и Иоанна и стал говорить: “Спаси, Боже, спаси их, кто всем сердцем своим возлюбили имя Твое. Ибо Ты, Господь, справедлив и не презришь и не оставишь отказавшихся от суетных дел жизни сей”. А затем снова сказал им: “Смотрите, дети, вы поднялись на страшную и утаенную от людских глаз брань. Но не страшитесь, ибо могуч Бог, который „не попустит вам быть искушаемыми сверх сил". ^[140] Сражайтесь, дети, чтобы не потерпеть в брани этой поражения, будьте стойки, ибо оружие ваше – святое ваше одеяние. Помните реченное: „Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия". ^[141] И еще о возведении башни: „Не ленитесь, начав эту прекрасную и высокую постройку", то есть свое житие, и да не сбудется на вас: „начали строить, и не достало сил и охоты довершить основание". ^[142] Крепитесь, дети мои: брань коротка, но славен венец, труд – на время, а отдых – на века”.

Между тем шли часы, и уже ударили в било, ^[143] когда Симеон и Иоанн готовились выйти; тут [144] Симеон отвел игумена в сторону и сказал ему: “Ради Бога, отец, помолись, чтобы Господь уничтожил память о жене у брата моего Иоанна; да не покинет он меня по подстрекательству диавола, и да не погибну я от тоски по нем и от разлуки с ним. Помолись, отец, заклинаю тебя Богом, чтобы Господь утешил отца его и он не тревожился о нем”. Старец удивился любви его к брату и ничего не ответил ему. Авва Иоанн в свою очередь отвел игумена в сторону и взывал к нему так: “Бога ради, отец, не забудь брата моего в своих молитвах, чтобы он не покинул меня из-за сострадания к матери своей и в гавани мне не привелось потерпеть кораблекрушения”. И вот, когда он это сказал, игумен, пораженный их любовью друг к другу, наконец говорит им: “Идите, дети. Ибо я благовествую вам, что открывший вам эти двери уже открыл и те”. И, перекрестив им лоб, грудь и все тело, отпустил их с миром.

Когда он их отпустил и Симеон и Иоанн вышли, они стали говорить так: “Боже великого раба Твоего, путеводи нас, беспомощных чужеземцев, ибо не знаем ни мест сих, ни страны сей. Но, идя к Тебе, мы обрекли себя смерти в безбрежной пустыне этой”. И вот Иоанн говорит Симеону: “Что будет? Куда мы пойдем?”. Тот ответил ему: “Давай повернем в правую сторону, ибо правая сторона – благая”. ^[144] И, идя так, дошли до Мертвого моря и реки, называемой Арнон. По устроению Божию, ибо Бог не оставляет верящих в Него всем сердцем, они нашли место (там жил какой-то старец, за несколько дней до того почивший), где было немного утвари и пригодная для еды трава; [145] ею и питался старец, там покоившийся. Преславные, увидев то место, возликовали, точно нашли какое сокровище, ибо поняли, что оно уготовано и дано им самим Господом. Они стали благодарить Бога и великого старца, говоря: “Истинно по молитвам его мы счастливо совершили путь сей”.

Когда они пробыли там немного дней, враг душ наших, диавол, сверх сил которого было терпеть добродетель рабов Христовых, начал искушать их – Иоанну он внушил тоску по жене его, а Симеону – великую любовь к матери. И когда один из них испытывал угнетение, тотчас говорил другому: “Встань, брат, помолимся”. И они повторяли молитву великого старца (она была такова: “Господи, вложи им в сердце слова этой молитвы моей”), которую оба, оказалось, помнили слово в слово. И они творили ее при всяком искушении и при всякой просьбе к Богу. Иногда диавол разжигал их, как рассказывал святой юродивый, на вкушение мяса и вина, и снова внушая им страх пред властями и небрежение подвигом своим, так что всячески старался заставить покинуть пустыню и возвратиться в монастырь. Также он внушал им сны, а иногда многоликий змий этот представал им в видениях друзей их плачущими или безумными и многое другое, о чем невозможно рассказывать, самому не испытав подобного искушения. Но всякий раз как они вспоминали венцы, которые узрели на головах друг друга, поучение и слезы старца, на сердце их как бы проливался святой елей, и оно утешалось.

Владыка Никон тоже являлся им во сне – он то наставлял их, то молился за них, а иногда обучал [146] словам псалмов. И они просыпались, наизусть помня все, что от него слышали во сне, и были в великой радости от того, ибо знали, как старец печалится о них, и на деле убеждались в этом. Ведь Симеон в своих молитвах прежде всего просил Бога, чтобы успокоилось сердце матери его и укрепилось, а Иоанн – чтобы Бог призвал к себе жену его,– и скончалась любовь ее, питаемая памятью о нем. Бог, рекший, что “желание боящихся Его Он исполняет”, ^[145] услышал обоих. Спустя два года честной Симеон по воле Божией узнал, что мать его теперь беспечальна ^[146] и ночью видит его во сне, и он утешает ее, и говорит ей по-сирийски: “Ла дехре, лих ем (а это значит „не печалься, мать"), ^[147] ибо мне и почтенному Иоанну хорошо, и мы здоровы и служим при царском дворце, и вот на нас венцы, которыми украсил нас царь, и богатые одежды. Утешь отца брата Иоанна и скажи, что он вместе со мной служит царю. Потому не печальтесь”. И авве Иоанну в видении его предстал ангел, говорящий ему: “Вот, теперь отца твоего я сделал беспечальным и жену твою скоро возьму к себе”.

Оба рассказывали друг другу то, что видели во сне, и обрадовались, и возликовало сердце их. И тотчас Господь навсегда разрешил их от дум о родителях, и впредь отошла от них эта забота, и больше они нимало о родных не печалились. Но радостно и неутомимо денно и нощно свершали подвиг отшельничества и уединения, предаваясь только непрестанному труду и беззаботной заботе, я разумею прилежной молитве, и потому рачительные подвижники эти скоро так преуспели, что в [147] краткое время удостоены были божественных видений, знамений и чудес. Немного спустя они подвизались в отдалении друг от друга, примерно как камень кинуть. Ведь братья уговорились так, то есть уединяться, когда кто-нибудь возжелает одинокой молитвы, а если одного посетят мысленные соблазны или ослабнет ревность его, идти к брату своему и вдвоем молить Бога избавить его от искушения. И вот в один из дней Симеон, сидя на своем обычном месте, в восхищении духовном видит себя при больной матери в Эдессе (ибо он был родом оттуда) и говорит ей по-сирийски: “Как ты себя чувствуешь, мать?” И когда она ответила: “Хорошо, дитя мое”, снова говорит ей: “Иди к царю, не страшись, ибо по просьбе моей он уготовил тебе почетное место, и, когда будет на то воля его, я последую за тобой”. Придя в себя, Симеон понял, что в час тот мать его скончалась, и, прибежав к брату Иоанну, говорит ему: “Встань, почтенный брат, сотворим молитву”. Когда тот встревожился (ибо подумал, что Симеона искушает диавол), Симеон говорит ему: “Не тревожься, брат. Благодарение Господу, ничего худого не случилось”. Иоанн говорит ему: “А почему ты так быстро бежал, отец Симеон?”. (Ведь он весьма почитал и уважал его, так же как тот Иоанна.) Тогда глаза Симеона стали полны слез, и слезы покатились по груди его, точно перлы, и он говорит Иоанну: “Господь уже призывает к себе добрую мою и благочестивую мать”. И рассказал ему о своем видении, и они преклонили колена и стали молиться. И слышно было, как Симеон обращал к Богу воистину печальные и [148] умоляющие слова. Внутренняя его потрясена была и взволнована сыновними чувствами, и он вскричал: “Боже, принявший жертву Авраама, видевший всесожжение Иефтаи, не погнушавшийся даров Авеля, через сына Своего Самуила явивший Анну пророчицей, ^[148] Господь мой, Господь, ради меня, раба Твоего, прими душу доброй моей матери. Вспомни, Господи, труды ее и тяготы, которые она из-за меня сносила. Вспомни, Господи, слезы ее и стенания, когда я покинул ее, чтобы прийти к Тебе. Вспомни, Господи, о сосцах ее, вскормивших меня, недостойного, чтобы порадоваться моей юности, ибо она не порадовалась. Не забудь, Владыка, что она, которая и на единый час не могла разлучиться со мной, разлучилась на все время. Помни, всеведающий Владыка, что, когда она вздумала радоваться на меня, я ради имени Твоего покинул ее. Не забудь, справедливец, терзания внутренности ее в день, когда я ушел к Тебе. Ты, Господи, знаешь, как, когда я покинул ее, она все ночи не могла найти сна, вспоминая о моей юности. Ты, Владыка, ведаешь, сколько ночей она не смыкала глаз, тоскуя по спавшем с ней ягненочке. Не забудь, человеколюбец, сколько горя было на сердце ее, когда она в печали глядела на одежду мою, ибо не было с нею перла ее, надевавшего эти гиматии. Вспомни, Владыка, что ее девственника, утешения, радости и отрады я лишил мать ради того, чтобы служить Тебе, моему и ее Богу и Владыке всяческих. Пусть ангелы сопутствуют ей, чтобы спасти душу ее от нечистых духов и кровожадных зверей, ^[149] обитающих воздух этот и стремящихся пожрать тех, кто идет мимо. Боже, Боже, пошли с ней [149] надежных стражей против всякой нечистой силы на ее пути и вели, Боже мой, чтобы безбольно и легко душа ее рассталась с телом. И если в этой жизни мать моя как женщина смертная согрешила делом или словом, отпусти душе ее ради жертвы ее, ибо рожденное ею дитя, меня, недостойного раба Твоего, она отдала Тебе, Владыка. Господь, Господь Бог мой, справедливый судия и человеколюбец, да не ввергнешь Ты ее из горя в горе, из боли в боль, из стенаний в стенания, но вместо печали, которой она печалилась из-за единственного сына своего, даруй ей радость, вместо слез – ликование, уготованное святым Твоим, Боже, Боже мой, во веки веков. Аминь”.

Когда они встали с молитвы, брат Иоанн начал утешать Симеона, говоря: “Вот, брат Симеон, Бог внял тебе, и услышал молитву твою, и призвал к Себе твою мать. Теперь раздели со мной мою заботу и помолимся с Божией помощью вдвоем, чтобы Господь смилостивился и над той, которая по его воле зовется моей супругой, и внушил ей стремление к монашеской жизни или, по милосердию Своему, призвал ее к Себе”. И вскоре после того, как они стали молиться, в одну из ночей авва Иоанн видит, что пришла мать Симеона и, взяв за руку жену его, говорит ей: “Встань, сестра, и иди ко мне, ибо царь, который принял на службу к себе моего сына, даровал мне дом дивный. Но смени одежды свои и одень чистые”. И тотчас Иоанн увидел, как она встала и последовала за матерью Симеона, и понял, что жена его тоже умерла и что обе они в местах блаженных, и возликовал великим ликованием.

[150]

Когда 29 лет провели они в пустыне, упражняясь во всяком подвиге и терпя лишения, холод, зной и несказанные искушения диавола, и обороли его, и достигли великого совершенства, особенно Симеон из-за присущей ему простоты и чистоты (ведь по пребывающей в нем благодати Святого Духа он не чувствовал страданий, холода, голода, зноя и как бы преступил пределы природы человеческой), Симеон говорит Иоанну: “Брат, что за польза нам долее оставаться в этой пустыне? Послушай меня: встань и уйдем, чтобы спасти также и других. Ибо здесь мы никому, кроме себя, не приносим блага и ни от кого не получаем мзды”. И стал говорить ему такими словами Священного писания: “Никто не ищи своего, но каждый пользы другого”, ^[150] и “Для всех Я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых”. ^[151] Говорил и слова Евангелия: “Так да светит свет ваш перед людьми, чтобы они видели ваши добрые дела, и прославляли Отца вашего Небесного”, ^[152] и другое подобное. В ответ почтенный Иоанн говорит ему: “Я думаю, брат мой, что сатана, разъярившись на то, что мы так подвизаемся, вселил в тебя мысль эту. Напротив, оставайся, и да свершим мы в пустыне этой житие, какое начали проводить и к какому были призваны Господом”. Симеон говорит ему: “Истинно, я не останусь, но, одетый силой Христовой, пойду, чтобы смеяться над миром”. Снова говорит ему брат его: “Любезный брат, молю тебя Богом, не оставляй меня, смиренного. Ибо я не достиг еще такого совершенства, чтобы мог смеяться над миром. Ради того, кто соединил нас, да не пожелаешь ты отъединиться от брата [151] своего. Ты ведь знаешь, что, кроме Бога, у меня есть только ты, брат мой, ибо ото всех я отрекся, чтобы пойти за тобой. А теперь ты хочешь, как в безбрежном море, бросить меня в этой пустыне? Вспомни, что в день, когда мы кинули жребий и пришли к владыке Никону, мы решили не расставаться. Вспомни страшный час, когда облачились в святую одежду и стали оба как единая душа, так что все дивились на любовь нашу. Не забывай слов великого старца, которыми он наставлял нас в ночь нашего ухода из монастыря. Пусть, молю, я не погибну, и Бог да не спросит с тебя душу мою”. Снова Симеон говорит ему: “Считай, что я умер. Разве, живя без меня, ты не должен заботиться о себе? Истинно, если ты пойдешь со мной, поступишь разумно и хорошо, так как я не останусь”. Когда брат Иоанн увидел, что Симеон неколебим в решении своем, ему открылось, что Бог вразумил его на это. Ведь ничто не могло разлучить их, кроме смерти, впрочем, вероятно, и она не могла. Ибо они часто просили Бога вместе призвать их к Себе и верили, что Господь услышит эту их мольбу, так же как услышал и все остальные.