Текст книги "Жития византийских Святых"
Автор книги: авторов Коллектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)
По мере развития агиографического стиля роль рассказчика ограничивается его заявлением о себе в начале и в конце легенды или устраняется совсем. Наметившаяся тенденция [34] перехода от личного рассказа к объективированной форме повествования означала и освобождение от традиций античной художественной прозы, где рассказ от лица очевидца предпочитался иным формам ведения повествования.
На всех этапах развития агиографии тема монашеского подвига была главенствующей. Однако почти бесследное исчезновение из поздних легенд мирских сюжетов – признак изменения стиля. Легенда второго периода все более решительно отдаляется от быта, и светский бытовой рассказ со светским героем в центре перестает связываться с представлением о святости. Ничего аналогичного нижеприводимым сюжетам ранней агиографии в это время не встречается: жена спасает мужа, очутившегося за долги в тюрьме; человек покушается в отсутствие сына на свою сноху и убивает ее, так как женщина оказывает сопротивление (мученичество Фомаиды); некий гот, имевший на родине жену, утаив это, добивается брака с греческой девушкой и увозит ее к себе, здесь она становится рабыней его здешней супруги и, чтобы отомстить за смерть своего ребенка, из ревности отравленного этой женщиной, тем же ядом отравляет ее, но по заступничеству святых избегает грозящей ей страшной смерти (чудеса Гурия, Самона и Авива).
Более не удовлетворяют светское благочестие, доброта, мягкость к рабам, смирение, набожность, достаточные в предшествующие века, чтобы прославить и даже причислить к святым не только Фомаиду, но Марию Антиохийскую, Геласию, Марию Младую, Филарета Милостивого или праведниц, которые превосходили святостью знаменитого подвижника Макария Египетского, хотя подвиг их заключался только в том, что, будучи 15 лет замужем за двумя братьями и прожив все это время в одном доме, они ни разу не поссорились и не обидели друг друга (житие Макария Египетского). Теперь агиографы предпочитают в качестве героев носителей приподнятого над обыденной жизнью религиозного подвига. Наблюдаемые сдвиги в сторону предельного спиритуализма и абстрактности, когда легенда, по существу, превращается в обнаженную нравственную парадигму, иллюстрацию общей мысли, едва прикрытую литературной бутафорией,– свидетельства зрелости [35]агиографического стиля, завершающий итог его эволюции. Развитие легенд, как, впрочем, и всех других жанров византийской литературы, обозначало освобождение от стеснительного, но при этом чрезвычайно сильного влияния чуждой ей сенсуалистической древнегреческой литературы (Кроме непосредственного воздействия языческой литературы проводником ее традиций была и раннехристианская повествовательная проза, несмотря на особенности своих задач и враждебное отношение к античной культуре не освободившаяся от ее влияния.) и выработку абстрактных форм, соответствующих культуре византизма. На этом пути агиография не разучивалась пользоваться веристическими способами выражения, т. е. не постепенно варваризовалась, а отвергала их, так что ее зрелый стиль (XI—XV вв.) едва ли правильно, как это обычно делают, считать шагом назад. Напротив, в результате длительной эволюции легенды этого периода стали полноправным жанром высокой литературы и, развив присущие агиографии с самого начала особенности, превратились в своеобразное чисто византийское явление художественной литературы.
Греческая агиография незаслуженно осталась достоянием специалистов и широким кругам читающих известна в лучшем случае по отражениям или стилизациям писателей нового времени (Радищев, Иван Аксаков, Герцен, Гаршин, Лесков, Ремизов и др.), дающих отдаленное представление об оригиналах. Вздумай читатель, непричастный к византинистике, заглянуть в специальные журналы и издания, от времени до времени публиковавшие переводы агиографических памятников, это едва ли могло способствовать их популярности, так как переводчики не ставили себе художественных задач. Цель состояла в том, чтобы дать приближающийся к подстрочнику – в этом усматривали поруку точности – перевод информационного характера, впечатление о котором дают тексты, подобные следующим: царь велит, “чтобы он, влекомый по тем острейшим [36] и жаловидным камням, которых была масса в том месте, был уничтожен в смысле всего его тела... Сам же он, разрешенный, казался сверх ожидания нестрадающим”, или: “Лучшее его не было перетянуто вниз худшим, но оказалось совершенно непоработимым и чуждым всякой примеси на худшее вследствие расширения доброго”, или, наконец: “И с вечера, усевшись на обеих ногах, проводила ночь на открытом воздухе, потому что и не могла сидеть вполне по причине подтекавшей снизу воды от дождя”.
Между тем поэтичность, неожиданность наивного угла зрения на вещи, в полной мере не покидающие даже позднейшие легенды, выдержанные в духе крайней абстрактности и спиритуализма, народный характер и свежесть фантазии подавляющего большинства памятников делают эти новеллы до сих пор живыми и привлекательными.
*
СПИСОК ОСНОВНЫХ СОКРАЩЕНИЙ
Быт. – Книга Бытия
Второз. – Второзаконие
Галат. – Послание к галатам
Дан. – Книга пророка Даниила
Деян. ап. – Деяния апостолов
Евр. – Послание к евреям
Захар. – Книга пророка Захарии
Иезек. – Книга пророка Иезекииля
Иер. – Книга пророка Иеремии
Иоанн – Евангелие Иоанна
Иов – Книга Иова
Исх. – Исход
Коринф. – Послание к коринфянам
Лев. – Левит
Лук. – Евангелие Луки
Марк – Евангелие Марка
Матф. – Евангелие Матфея
Наум – Книга пророка Наума
Неем. – Книга Неемии
Песнь пес. – Песнь песней
Посл. Иак. – Послание Иакова
Посл. Петра – Послание Петра
Прем. Сол. – Книга премудрости Соломона
Притчи Сол. – Книга притчей Соломоновых
Пс. – Псалтырь
Рим. – Послание к римлянам
Сирах. – Книга премудрости Иисуса, сына Сирахова
Тимоф. – Послание к Тимофею
Тов. – Книга Товита
Фессал. – Послание к фессалоникийцам
Филипп. – Послание к филиппинцам
Царств. – Книга Царств
Эфес. – Послание к эфесянам
Жизнь и деяния Святых Бессребреников Космы и Дамиана[1]
По изд.: L.Deubner. Kosmas und Damian. Leipzig – Berlin, 1907.
Во дни царствия Господа нашего Иисуса Христа к окончанию пришло всякое заблуждение и почитание демонов. Во времена те жила некая благочестивая и богобоязненная женщина по имени Феодота. Все дни жизни своей она придерживалась всяческого благочестия и, живя по заповедям Божиим, родила святых Косму и Дамиана. Когда они родились, блаженная Феодота растила их во всяческом благочестии и обучила Священному писанию. А Дух Святой вразумил врачебной науке, чтобы исцеляли по слову Евангелия “всякий недуг и [40] всякую немощь[2] не только в человеках, но и в скотах”, так что исполнилось реченное пророком: “Человеков и скотов хранишь Ты, Господи”[3]. А недуги, которые врачевали Косма и Дамиан, таковы: именем Иисуса Христа слепым они возвращали зрение, хромым способность ходить, увечных делали здоровыми, изгоняли демонов и по дарованной им благодати исцеляли всякую немощь в теле человеческом. За врачевание никогда не брали они ни с кого мзды: ни с богатого, ни с бедного, исполняя заповеданное Спасителем: “Даром получили, даром давайте”. [4]
В дни те жила некая женщина по имени Палладия, прикованная к постели недугом. Она истратила все деньги, но не получила облегчения от ходивших к ней врачей. Услышав о врачевании и исцелениях, которые совершали Косма и Дамиан, женщина, обратившись к ним с верой, попросила прийти к ней. А святые рабы Христовы Косма и Дамиан, увидев веру ее, с готовностью пришли и помогли ей. Когда женщина узнала, что исцелилась благодаря их помощи и приходу, она восхвалила Бога, даровавшего им венец целений; зная же, что они никогда не брали ни с кого мзды, ни с богатого, ни с бедного, ибо исполняли заповеданное Спасителем, Палладия украдкой подносит Дамиану три яйца; когда же он отказался их принять, женщина пала перед ним на колени и уговаривала его со страшными клятвами, и святой Дамиан взял от нее те три яйца, чтобы не пренебречь клятвой, ибо женщина закляла его Господней силой. Святой Косма, узнав об этом, весьма опечалился тем, что брат его взял те три яйца, и велел после своей смерти похоронить врозь с ним. Той ночью Господь во сне явился своему слуге Косме, [41] говоря: “Зачем ты так сказал? Брат твой взял те три яйца не как мзду, но взял их, будучи заклят Моим именем, не смея пренебречь клятвой, ибо женщина закляла его именем Моим”.
Когда братья явили множество чудес и знамений, святой Дамиан почил в мире и удостоился венца вместе со всеми святыми. Святой Косма совершал исцеления не только в городе, но и в пустынях призревал на бессловесных, так что все твари, страдающие каким-нибудь недугом, шли за ним следом. Придя в одну местность, он увидел верблюдицу, покалеченную диаволом, и призрел на нее, и уврачевал, и отпустил восвояси. Явив множество чудесных исцелений и знамений в пустынях и в городе, святой Косма тоже почил и удостоился венца со всеми угодниками Христовыми. Великая толпа стекалась к его останкам. Люди сомневались, не зная, где и как похоронить святого, но вдруг прибежала верблюдица, крича и человеческим голосом говоря: “Люди Божии, вы видели множество чудес и знамений святых и славных рабов Христовых Космы и Дамиана, и не только вы, но и мы, твари, данные вам в услужение. Потому, благодарная им, как все, я прибежала возвестить вам, что Господь дал слуге Своему Косме откровение – братья не должны быть разлучены друг с другом, но покоиться рядом”. Весь народ, окружавший останки святого, услышав это, воздал хвалу Богу, открывшему тайну через бессловесную тварь, наделенную человеческой речью; Косму похоронили рядом с братом в месте, называемом Фереман. [5] Эти братья по крови и по вере до сего дня продолжают совершать исцеления. [42]
Когда их похоронили в месте, называемом Фереман, некий живший там землепашец во время жатвы пошел работать на свое поле. Страдая от жары, он скрылся под деревом, чтобы там найти прохладу. Когда землепашец крепко заснул, в открытый рот ему вползла змея и попала в желудок его. Он проснулся и, не зная о случившемся, поспешил на поле работать. Вечером он возвратился в дом свой, и домашние, приготовив ему еду, поставили перед ним и он поел, и попил, и лег спать на постелю свою. Только землепашец заснул, змея стала терзать ему внутренность, а он закричал. Все пробудились, и оглядывали его, и не могли понять, какая ему приключилась болезнь. Землепашец же вскричал громким голосом говоря: “Боже святых Космы и Дамиана, помоги мне”. А так как змея еще сильнее стала терзать его он побежал в место, называемое Фереман, где покоились святые, и вскричал громким голосом, говоря: “Боже святых Космы и Дамиана, помоги мне” Услышав это, слуги Господни Косма и Дамиан навели на землепашца глубокий сон, чтобы изгнать из него начальника зла, диавола в образе змеи, той же дорогой, которой он вошел. Когда святые стали изгонять змею, она высунулась изо рта его, чтобы выйти. Весь народ видел это чудо, сотворенное святыми. Когда же змея целиком вышла, человек тот проснулся и вскричал, говоря: “Пусть никто не поднимет руку на змею, ибо ей приказано уйти в геенну”. При этих словах его змея исчезла.
Был некто по имени Малх. Он постоянно пребывал в храме святых Космы и Дамиана и видел чудеса творимые ими. Собираясь в далекий путь, он пришел в дом свой и сказал жене: “Пойдем в храм святых [43] Космы и Дамиана”. Она же, услышав это, охотно последовала за мужем. Когда же они пришли в место, называемое Фереман, Малх сказал жене своей: “Вот, я собираюсь в далекий путь и поручаю тебя святым Косме и Дамиану. Оставайся в доме своем, и вот тебе условные слова, и, когда Господь захочет, я пошлю за тобой и возьму тебя к себе”. Сказав так, этот человек отправился в путь, а жена его возвратилась в дом свой. Спустя немного дней диавол, зная условные слова, которые муж сказал жене своей, оборотился юношей и, придя к ней, предстал перед женщиной и сказал ей: “Вот, муж твой послал меня, чтобы из этого города я отвел тебя к нему”. Так как она не хотела идти, диавол сказал ей условные слова. Женщина ответила ему: “Я узнаю эти слова, но не могу пойти за тобой, ибо муж поручил меня святым Косме и Дамиану. Но если хочешь, взойди в храм их и, возложив руку на престол, подтверди мне, что не сделаешь мне ничего дурного”. А начальник зла, диавол, охотно согласился, решив презреть могущество святых, и, взойдя в храм, возложил руку на жертвенник и сказал: “Клянусь могуществом святых Космы и Дамиана, я не сделаю тебе ничего дурного, но, уведя отсюда, передам тебя мужу твоему”. Она же, заставив его поклясться, охотно последовала за ним. Когда они пришли в какое-то место, куда не ступала нога человеческая, диавол набросился на сидящую на лошади женщину, чтобы убить ее. Она воздела глаза к небу и вскричала громким голосом, говоря: “Боже святых Космы и Дамиана, помоги мне, ибо по вере в вас я последовала за этим человеком. Скорее поспешите прийти мне на помощь и спасите от руки кровожадного диавола”. Когда она так вскричала, [44] вот появились святые в образе всадников и толпа народа. А начальник зла, диавол, увидев их, побежал к круче и бросился оттуда вниз, и все кости его рассеялись в разные стороны, и ад раскрыл пасть свою, и пожрал его, и исполнилось реченное Давидом: “Рыл ров, и выкопал его, и упал в яму, которую приготовил. Злоба его обратится на его голову, и злодейство его упадет на его темя”. [6] А слуги Христовы, Косма и Дамиан, взяв ее за руку, отвели в дом ее. Тогда они рассказывают ей: “Мы – Косма и Дамиан, в которых ты уверовала. Поэтому мы поспешили прийти тебе на помощь и спасти от руки кровожадного диавола”. Услышав это, женщина задрожала, и простерла к ним руки, и, ликуя сердцем, сказала: “Господь, Бог отцов моих, Авраама, Исаака, Иакова, [7] и их благого семени, Ты умерил жар пещи трем отрокам и обратил его в росу, [8] Ты спас в театре Феклу, [9] Ты, Господь Бог, не презрел меня, рабу Свою, и избавил от руки кровожадного диавола через угодников Своих, святых Косму и Дамиана. Потому восхваляю и славлю тебя, Бога всяческих, ибо царствие Твое, сила и слава Отца и Сына и Святого Духа ныне и присно и во веки веков. Аминь”.
Палладий. Лавсаик. Отрывки
(420 г.)
(Текст переведен по изданию: The Lausaic History of Palladius ed. D.C.Butler, Cambridge, 1898 = Texts and Studies. Contributions to Biblical and Patristic Literature ed. by Robinson, VI, 1—2, 1904.)
16
Был там [10] некто другой из старшего поколения по имени Нафанаил. Его я уже не застал в живых, ибо он почил за пятнадцать лет до моего прихода, но, встретившись с теми, кто подвизался и жил вместе с ним, я расспрашивал о добродетели этого мужа. Мне показали и его келию, в которой никто больше не живет, ибо теперь она недалеко от поселений, а построил он ее, когда отшельников здесь было немного. И вот что мне рассказывали о нем: Нафанаил постоянно пребывал в своей келии и не отступал от этого правила. [46] Тогда-то в первый раз его стал обольщать демон, который всех обольщает и вводит в соблазн, и Нафанаил решил оставить свою первую келию. И, уйдя, он построил другую ближе к селению. Спустя три или четыре месяца, как келия была готова и Нафанаил в ней поселился, ночью является диавол с бичом, как у палача, в обличии одетого во вретище воина и начинает громко хлопать своим бичом. Блаженный Нафанаил в ответ стал говорить: “Кто ты, который творит это в моей келии?”. Демон отвечал: “Я тот, кто изгнал тебя из прежней келии, и вот я пришел заставить тебя бежать и из этой”. Нафанаил, поняв, что был прельщен, возвратился в первую свою келию. И 37 лет он не переступил ее порога и противился демону. А тот столько всякого сделал праведнику, принуждая его выйти из келии, что невозможно рассказать об этом. Среди прочего было и такое: дождавшись прихода семерых святых епископов, которые прибыли то ли по предусмотрению Божию, то ли по диавольскому искушению, диавол едва не заставил блаженного отступить от обета. Когда епископы после посещения Нафанаила выходили из его келии, он не сделал ни шага, чтобы проводить их. Диаконы говорят ему: “Ты надменно поступаешь, авва, [11] что не провожаешь епископов”. Он же говорит им: “Я умер и для владык моих епископов, и для всего мира. У меня есть сокровенная цель, и Бог ведает сердце мое, потому и не провожаю их”. Диавол, потерпев тут поражение, за девять месяцев до кончины святого преображает облик свой и принимает вид мальчика лет десяти, погонщика осла, везущего корзину с хлебами. Поздним вечером оказавшись вблизи келии [47] Нафанаила, диавол сделал так, что осел упал, а сам стал кричать: “Авва Нафанаил, смилуйся надо мной и подай мне руку”. А праведник услышал голос мнимого мальчика, отворил дверь и, стоя в келии, стал говорить ему: “Кто ты и чего хочешь от меня?”. Он говорит: “Я – прислужник такого-то брата и везу хлебы, ибо у него вечеря любви [12] и наутро в субботу нужны будут приношения. Молю, не оставь меня, чтобы меня не растерзали гиены, ибо в местах этих много гиен”. Блаженный Нафанаил молча стоял, смущенный сердцем, и рассуждал в уме своем, говоря: “Я должен преступить либо заповедь Господню, либо свое правило”. Однако он положил, что лучше в посрамление диавола не нарушать правила, которое соблюдал столько лет, и, сотворив молитву, говорит позвавшему его мнимому отроку: “Послушай, дитя. Я верую, что Бог, которому я служу, в нужде твоей пошлет тебе помощь, и не причинят тебе вреда ни гиены, ни что другое. Если же ты – искуситель, это откроет мне Бог”. И, затворив дверь, отошел в глубину келий. Демон, посрамленный поражением, скрылся в вихре и шуме, какой поднимают скачущие и бегущие онагры. [13] Таков подвиг блаженного Нафанаила, таково житие, таково скончание дней праведника.
19
Некто по имени Моисей, чернокожий эфиоп, был рабом одного сановника. Господин прогнал его от себя из-за его великого своенравия и необузданности, ибо рассказывали, что Моисей дошел и до смертоубийства. Мне должно говорить и о злых [48] делах Моисея, чтобы показать, какова была после его добродетель, его покаяния. Рассказывали даже, что Моисей был главарем разбойничьей шайки. Нрав его виден в том, что, желая отомстить одному пастуху, который однажды вместе со своими собаками помешал ему ночью в каком-то деле, Моисей, чтобы убить пастуха, обходит место, где тот пас свои стада. Ему донесли, что пастух на том берегу Нила, и, так как река разлилась и была около мили [14] в ширину, он зажал в зубах нож, повязал вокруг головы хитон и так переплыл реку. Пока Моисей плыл, пастух успел спрятаться, зарывшись в песок. И вот, зарезав четырех отборных баранов и связав их веревкой, Моисей тоже вплавь вернулся назад. Придя в какую-то хижину, он разделал баранов, лучшее мясо съел, и продал шкуры, чтобы купить вина, и выпил целую сайту, а она равняется примерно 18 италийским секстариям, [15] и ушел за 50 миль туда, где находились его сотоварищи.
Этого столь закоренелого разбойника подвигнул наконец какой-то случай удалиться в монастырь, и таково было его покаяние, что вскоре Моисей привел ко Христу и самого с юных лет сообщника в злых своих делах, диавола, согрешавшего вместе с ним. Рассказывают, что в те времена разбойники, не зная, кто он, напали однажды на Моисея, когда он отдыхал в своей келии. Было их четверо. Он связал их всех и, взвалив на плечи, словно мешок соломы, принес в собрание братьев, сказав: “Мне нельзя никому причинять вред, что повелите с ними делать?”. Так разбойники покаялись и, узнав, что это тот Моисей, который некогда был известен и знаменит среди разбойников, восславили Бога и [49]тоже отверглись мира, потому что обратился сам Моисей, рассудив так: “Если он, столь сильный муж и славный разбойник, убоялся Бога, зачем же нам откладывать свое спасение?”.
На этого Моисея восстали демоны, стараясь ввергнуть в привычный ему блудный грех. Так они его искушали, рассказывал он, что едва не свели е избранного пути. И вот, представ перед Исидором великим, подвизавшимся в Ските, [16] он поведал ему о прении, которое имел с демонами. И Исидор говорит ему: “Не печалься – это высший чин демонов, и потому они с великой силой теснят тебя, что жаждут того, к чему привыкли. Ведь как пес, который привык не уходить со съестного рынка, когда же рынок закроют и никто ему ничего не даст, не идет туда и близко, так демон, если ты будешь тверд, отчаявшись, отступится от тебя”. И вот Моисей ушел и с того часа стал вести более суровую жизнь, особенно же воздерживался от пищи и ничего не ел, кроме двенадцати унций [17]сухого хлеба, исполнял тяжелую работу и творил пятьдесят молитв. Но, изнурив тело, он продолжал пылать и видеть грешные сны. Снова он явился к какому-то другому святому и говорит ему: “Что мне делать – грешные видения души, привыкшей к наслаждению, мрачат мне ум?”. Тот говорит ему: “Ты не отвратил мыслей своих от подобных видений и потому покоряешься им. Бодрствуй и бессонно молись – и тотчас освободишься от них”. Моисей, услышав это наставление, вернулся в свою келию и дал обет всю ночь проводить без сна и на ногах. И вот, оставаясь в келий около шести лет, он все ночи стоял посеред келий и молился, [50] не смыкая очей, но не мог одолеть соблазна. Тогда он опять положил себе жить иначе, и, выходя по ночам, шел к келиям старцев и великих подвижников, и брал водоносы их, и тайно наполнял водой. Ибо отшельники носят воду издалека – одни за две мили, другие за пять, третьи за полмили. В одну из ночей демон подстерег Моисея, и, не в силах обороть, ударил палкой по чреслам, когда тот наклонился над колодцем, и оставил в беспамятстве, и Моисей не понимал ни того, что претерпел, ни того, от чьей руки. На другой день кто-то пришел зачерпнуть воды, и нашел его лежащим там, и сказал великому Исидору, пресвитеру [18] Скита. И вот тот поднял Моисея и отнес в церковь. И около года Моисей так хворал, что тело его и душа с трудом оправились. И великий Исидор говорит ему: “Перестань, Моисей, сражаться с демонами, ибо и мужеству, и подвигу положена мера”. Тот говорит: “Не перестану, пока не оставит меня диавольское наваждение”. Исидор говорит ему: “Именем Иисуса Христа да пропадут видения твои. Приобщись спокойно Святых тайн. [19] Дабы ты не тщеславился, что оборол страдание, должно тебе подчиниться”. Моисей возвратился в свою келию. Около двух месяцев спустя спрошенный Исидором, он ответил, что более уже не терпит страданий. Моисею дарована была такая благодать на демонов, что он страшился их менее, чем мы простых мышей.
Такова жизнь Моисея эфиопа, который был причтен к лику великих отцов. Он скончался семидесяти пяти лет, будучи в Ските пресвитером, и оставил после себя семьдесят учеников.
[51]
22
Кроний, святой Иерак и многие другие рассказывали мне о том, что я намереваюсь изложить, то есть: некто Павел, неученый землепашец, на редкость незлобивый и простой, был женат на очень красивой, но злонравной женщине, которая долгое время тайно от Павла грешила с каким-то человеком. Неожиданно возвратившись с поля, он застал их за постыдным делом – Провидение путеводило Павла ему на благо. Он, засмеявшись, говорит им: “Так, так. Воистину, мне это все равно. Иисус свидетель, я отказываюсь от этой женщины, забирай ее вместе с ее детьми, а я уйду и стану монахом”. Не сказав никому ни слова, Павел обходит восемь монастырей и, пришедши к блаженному Антонию, стучится в дверь. Тот выходит и спрашивает его: “Что тебе надо?”. Павел говорит ему: “Я хочу стать монахом”. Антоний отвечает на это: “Здесь ты, шестидесятилетний старик, не можешь быть монахом. Лучше возвращайся в деревню, работай и проводи жизнь в трудах, благодаря Бога. Тебе ведь не перенести тягот пустыни”. Опять старик отвечает: “Я буду делать все, чему ты меня научишь”. Антоний говорит ему: “Сказано тебе, что ты стар и этого не можешь. Если непременно хочешь быть монахом, иди в общежительный монастырь со многими братьями – они скорее снизойдут к твоей немощи, а я ведь живу здесь один, ем не чаще, чем по однажды в пять дней, и то не досыта”.
Этими и другими подобными словами он гнал от себя Павла, а так как тот не отставал, Антоний закрыл дверь и не выходил из-за Павла три дня даже по [52]нужде. А Павел не уходил. На четвертый день Антоний по необходимости открыл дверь, вышел и снова говорит: “Иди отсюда, старик. Что ты докучаешь мне? Ты не можешь жить тут”. Павел отвечает: “Невозможно мне умереть в ином месте, кроме этого”.
Антоний взглянул на него и заметил, что старик не принес с собой ничего съестного – ни хлеба, ни воды – и уже четвертый день наблюдает пост. “Не умирай,– говорит,– и не запятнаешь мне грехом душу”. И впускает Павла.
В эти дни Антоний стал вести такую суровую жизнь, какую не вел никогда и в молодые годы. Намочив ветки, он велит Павлу: “На, сплети, как я, веревку”. [20]Старик работает до девятого часа и с великим трудом сплетает пятнадцать локтей. [21] Взглянув, Антоний остался недоволен и говорит ему: “Дурно сплел, расплети и начни сызнова”. Так Антоний укорял Павла (а тот ведь ничего не ел и по годам был ему ровесник), чтобы, потеряв терпение, старик от него ушел. А Павел расплел веревку и снова сплел из тех же веток, хотя это было труднее, потому что ветки теперь скрутились. Когда Антоний увидел, что старик не ропщет, не малодушествует, не огорчается на него, он смягчился и на закате солнца говорит ему: “Хочешь, съедим по куску хлеба?”. Павел говорит ему: “Как тебе угодно, авва”. Антонию опять понравилось, что Павел не ухватился за приглашение поесть, но предоставил решать ему. И вот Антоний ставит стол и приносит хлеб. Положив хлебцы по шести унций весом, он размочил себе один – ведь они были черствы, а Павлу три. Затем, чтобы испытать Павла, он начал петь псалом, который знал наизусть, повторяет его двенадцать [53]
раз и двенадцать раз читает молитву. А Павел опять усердно молится вместе с ним. Ведь он, мне думается, предпочитал быть пищей скорпионов, чем жить с прелюбодейкой-женой. Когда все двенадцать молитв были прочитаны, они уже поздним вечером сели есть. Антоний съел один хлебец, а другого и не коснулся. Старик ел медленно и еще не кончил своего. Антоний подождал, покуда он съест, и говорит ему: “Бери второй, отец!”. Павел говорит ему: “Если ты съешь, то и я тоже, если не съешь, и я не съем”. Антоний говорит ему: “Мне достаточно: ведь я монах”. Павел говорит ему: “И мне достаточно: ведь я хочу быть монахом”. Антоний снова встает, прочитывает двенадцать молитв и поет двенадцать псалмов. Потом немного спит и опять встает, чтобы с полуночи до рассвета петь псалмы. Увидев, что старик охотно подражает его суровой жизни, Антоний говорит ему: “Если можешь так всякий день, оставайся со мной”. А Павел говорит: “Не знаю, снесу ли большее, а то, что видел, могу без труда делать”. На следующий день Антоний говорит ему: “Вот ты и стал монахом”. По прошествии определенных месяцев Антоний, уверившись, что Павел совершенен душой, хотя по благодати Божией очень прост, строит ему келию за три или четыре тысячи шагов от своей. “Вот ты и стал монахом. Живи теперь один, чтобы испытать искушения от демонов”. Проведя так год, Павел удостоился благодати на бесов и на болезни. Как-то раз Антонию в числе прочих привели одного, особенно люто одержимого бесом: в него вселился самый старший демон, который хулил даже Небеса. Взглянув на бесноватого, Антоний говорит тем, кто его привел: “Это не мое дело, [54] ибо не удостоен власти над главным чином бесов, а Павла”. И вот Антоний ведет их к Павлу и говорит: “Авва Павел, изгони беса из этого человека, чтобы он вернулся восвояси здоровым”. Павел говорит ему: “А что же ты?”. Антоний говорит: “Мне недосуг, у меня есть дело”. И, оставив его, опять пошел в свою келию. Старец поднимается и, горячо помолившись, говорит бесноватому: “Авва Антоний сказал – выйди из этого человека”. А бес начал выкрикивать поношения, говоря: “Не выйду, злодей!”. Тогда Павел милотью [22] ударил его по спине и сказал: “Выйди, говорит тебе авва Антоний”. А бес опять еще пуще стал поносить Антония и его самого. Наконец, Павел говорит ему: “Выйдешь, а не то я пойду скажу Христу. Свидетельствую Иисусом, если ты не выйдешь, я пойду скажу Христу, и тогда тебе будет худо”. Бес снова стал изрыгать хулу, крича: “Не выйду!”. Тогда Павел разгневался на беса и в самый полдневный зной вышел из келий, а египетская жара – пещь вавилонская. [23] Стоя в горах на камне, он молится и говорит так: “Ты видишь, Иисусе Христе, распятый при Понтии Пилате, [24] что не сойти мне с этого камня, не есть и не пить до смерти, если ты не изгонишь злого духа из этого человека и не освободишь его”. Не успели уста Павла произнести эти слова, как бес воскликнул: “О, какая сила, меня изгоняют! Простота Павла изгоняет меня, и куда мне деться?”. Злой дух тотчас вышел и, претворившись в огромного дракона семидесяти локтей, пополз к Чермному морю, [25] дабы сбылось реченное: “Явленную веру возвестит праведный”. [26]
Таково чудо Павла, всей братией прозванного простым. [55]
34
В этом монастыре [27] жила другая девушка, показывавшая себя дурочкой и одержимой; все ею настолько гнушались, что даже не сажали за один стол с собой – такое она избрала подвижничество. Она жила на поварне, выполняла всякую работу и, будучи, по пословице, посмешищем всего монастыря, [28] на деле исполняла писание: “Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтоб быть мудрым”. [29]
Голову она повязала вретищем – все же остальные, как уже постриженные, носили наглавники [30] – и так и работала. Ни одна из четырехсот сестер не видела за все годы ее жизни, чтобы эта женщина ела: она не садилась трапезовать, не брала себе и куска хлеба, но довольствовалась сметенными со столов крошками и объедками. Никогда она никого не обижала, не роптала, не говорила ни слова, ни полслова, хотя ее били, наносили ей оскорбления, ругали и сторонились.
И вот святому Питириму, мужу преславному, отшельнику, удалившемуся на Порфирит, [31] предстал ангел и говорит ему: “Зачем превозносишься, что благочестив, а между тем живешь в столь удаленных местах? Хочешь увидеть женщину благочестивее тебя, так ступай в женский Тавенниский монастырь и найдешь там одну женщину с повязкой на голове. Она лучше тебя. Ведь та сталкивается с великим множеством людей, но сердцем ни разу не отступила от Бога, а ты, сидя здесь, мысленно блуждаешь по городам”.
И вот Питирим, никогда не покидавший Порфирита, дошел до того монастыря и просил учителей [56] пустить его в женский монастырь. Те решились ввести его, так как Питирим был прославлен, а к тому же и в преклонных летах. Войдя в монастырь, он старался увидеть всех женщин. Но та не появлялась. Наконец, Питирим говорит монахиням: “Приведите мне всех; ведь одной недостает”. Они говорят ему: “У нас есть еще дурочка на поварне”. Так ведь зовут юродивых. Питирим говорит им: “Ведите и ее, дайте мне взглянуть на эту женщину”. Они пошли, чтобы позвать ее, а она не послушалась – то ли поняла, зачем, то ли получила откровение. Тогда ее ведут насильно. И говорят ей: “Святой Питирим хочет тебя видеть”. Ведь имя его было знаменито.