Текст книги "Как сражалась революция"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Героические дни

Шестнадцатилетним юношей в 1904 году вступил в Омскую организацию РСДРП, примкнув к большевикам.

Один из организаторов вооруженного восстания за установление Советской власти в городе Самаре. Соратник М. В. Фрунзе по борьбе с армиями Колчака. Вместе с С. М. Кировым руководил обороной Астрахани, участвовал в освобождении Средней Азии.

В начале 1920 года я, будучи членом Реввоенсовета Туркестанского фронта,-был командирован из Ташкента в Закаспии для того, чтобы форсировать операции против деникинцев, которые там орудовали уже в продолжение нескольких месяцев. Происходил настоящий своеобразный танец на месте вдоль линии железной дороги: то противник занимал станцию Кизил-Арват, то эта станция бралась нашими войсками. Борьба шла лишь по тоненькой полосе вдоль линии железной дороги, так как кругом были непроходимые безводные пески.

Подготовка к рейду

К моменту моего приезда в Кизил-Арват уже был разработан план захода противнику в тыл. Операция предстояла необыкновенно сложная: надо было по голой пустыне провести большое количество войск и абсолютно все брать с собой – снаряды для артиллерии, патроны, продукты и даже воду, потому что кругом не было ни одной капли воды.

Даже корм для лошадей и верблюдов надо было также везти с собой, так как в пустыне не было ни травинки. Это безмерно увеличило обоз. Требовались тщательные подсчеты верблюдов, лошадей, необходимой воды, корма для животных. Нормы питания были взяты очень жесткие. И все же выходило, что при огромном обозе воды, пищи для людей, корма для животных хватало только на путь в один конец. Отсюда понятна опасность операции; в случае неудачи мы все должны были погибнуть в пустыне, так как на обратный путь у нас не осталось бы ни пищи, ни воды, ни корма. Это делало подготовку к операции крайне ответственной.

Мы ночами просиживали над разработкой мельчайших деталей, так как самая незначительная мелочь, не предусмотренная в плане, могла погубить все дело.

Наконец все было кончено, и однажды на рассвете мы двинулись в глубину пустыни.

На станции Кизил-Арват остался отряд, который получил задание: в определенный день, когда мы будем атаковать противника на станции Айдын, выступить вперед но линии железной дороги и атаковать передовые части противника.

Поход в пустыне

В нашем отряде, вышедшем в тыл противнику, было четыре тысячи лошадей. У нас были все виды оружия: две батареи артиллерии, конница, пехота, огромный обоз. Мы шли четверо суток, шли день и ночь, так как судьба операции заключалась в ее быстроте. Если бы противник как-нибудь обнаружил нас, то гибель всех была бы неизбежна.

Условия пути были кошмарные, особенно днем. Стояла невыносимая жара, температура доходила до шестидесяти градусов, воды мало, на каждого полагалось в день лишь по три стакана – нельзя было не только освежиться водой при этой температуре, но даже полностью утолить жажду. Особенно в кошмарных условиях была пехота: несмотря на большие обозы, мы не могли разместить всего по вьюкам на лошадях и верблюдах, и многие вещи красноармейцы несли на себе. И все же... В конце четвертых суток мы очутились около безлесной и песчаной горы, за которой находилась станция Айдын. Нам нужно было обойти эту гору и выйти на линию железной дороги.

Нас обнаружили

Была ночь, часов двенадцать. Удар мы решили нанести на рассвете. Таким образом, у нас оставалось часа два для передышки. Мы остановились бивуаком, подкрепили свои силы последними остатками воды и пищи и только начали собираться в последний поход, как вдруг увидели спускавшихся с горы конных разведчиков неприятеля. Их было человек пять. Ничего не подозревая, они спустились до половины горы. Нам ничего другого не оставалось, как отправить им вслед кавалерийскую разведку, которая перехватила бы их и не дала возможности противнику обнаружить нас. Десять лихих разведчиков помчались наперерез неприятелю. Мы с большим напряжением наблюдали в бинокли эту сцену и, к ужасу своему, увидели, что разведка противника заметила погоню и быстро начала удаляться за гору. У них были, конечно, все преимущества. Свежие лошади давали возможность уходить со значительно большей быстротой, чем шла погоня. Расстояние между ними росло, и в конце концов разведка неприятеля скрылась из глаз.

Настроение наше поколебалось. Противник не будет уже застигнут врасплох. Он будет иметь возможность подтянуть силы из Красноводска, с одной стороны, с передовых позиций – с другой, и дать сильный отпор. А это значило нашу гибель. Тем не менее не оставалось другого пути, и первое, что надо было сделать,– это немедленно взорвать путь и телеграфную связь как впереди станции Айдын, так и в тылу. Немедленно две группы были направлены для выполнения этих задач.

Я поехал с группой, которая была направлена в тыл противника. До линии железной дороги мы домчались в течение трех часов. Было совершенно очевидно, что разведка, обнаружившая наш отряд, могла достигнуть своего штаба значительно раньше. Тем не менее оказалось, что на линии железной дороги в тылу станции не было никакой охраны. Нам легко, без всякого сопротивления, удалось взорвать и железнодорожный путь и телеграфную связь, тем самым прервав возможность сношения штаба деникинской дивизии с Красноводском.

Как потом выяснилось, другой разведке, которая должна была взорвать путь впереди станции Айдын, не посчастливилось. Она наткнулась на большой отряд, охранявший железнодорожный путь. Таким образом, с передовыми своими позициями штаб деникинской дивизии сохранил связь.

Мы переходим в наступление

Вскоре подошли наши части, которые, перевалив через большую гору, отделявшую наше становище от станции Айдын, сосредоточились на маленькой возвышенности непосредственно около станции. Для нас было непонятно отсутствие каких бы то ни было приготовлений противника к обороне.

Мы начали громить станцию Айдын и все эшелоны, стоявшие в ее районе, из артиллерии. Повели наступление пехотой, оставив кавалерию в резерве для того, чтобы использовать ее в нужный момент.

Противник начал проявлять себя только после того, как засвистели наши пули, загремели наши снаряды. Началась было у него паника, но скоро была приостановлена, и он начал отстаивать каждую пядь своей позиции. Однако перевес явно склонялся на нашу сторону. Мы продвигались ближе, кольцом охватывая станцию Айдын.

Вдруг мы заметили, что с передовой позиции в подкрепление противнику идут два бронепоезда и большой эшелон пехоты. Противник, умело высадившись, прямо из вагонов бросился на наш фланг. Был такой момент, когда наш правый фланг немного дрогнул, но умелым маневрированием сил командование группы предотвратило отступление правого фланга, и в конце концов после ожесточенного боя мы приблизились к станции Айдын настолько близко, что из пушек в упор расстреливали противника.

Победа

Наконец наступил момент, когда враг побежал. С горки было видно, как противоположная часть пустыни, совершенно ровная, как скатерть, начала усеиваться огромным количеством бегущих людей. На этой же ровной скатерти мы заметили небольшой конный отряд, человек десять, убегавший с поля сражения. Как потом выяснилось, это был генерал Литвинов, командующий дивизией противника, со своим конвоем. Мы пустили свою кавалерию, которая усыпала скатерть пустыни огромным количеством убитых и раненых. К сожалению, она не сумела догнать отряд генерала Литвинова, мчавшийся на превосходных лошадях со скоростью значительно большей, чем могли дать наши утомленные лошади.

Победа была полная. Огромное количество солдат сдалось. Был захвачен штаб противника со всеми документами и материалами, со всем людским персоналом, были захвачены два броневика и огромное количество артиллерийского оружия и продовольствия.

Огромная тяжесть спала с плеч тех, кто рискнул предпринять эту трудную операцию.

У нас было сравнительно мало жертв. Красноармейцы получили возможность вдоволь поесть, попить, отдохнуть.

Резолюция

Нас удивляло, почему генерал Литвинов, несмотря на то что мы были явно обнаружены, не принял мер обороны, которые могли бы решить вопрос в пользу противника. Ответом на этот вопрос явился документ, найденный нами в штабе дивизии: разведчик такого-то дивизиона доносит генералу Литвинову, что он в четырех километрах от станции Айдын обнаружил огромное количество красных, причем он видел все виды оружия, вплоть до артиллерии. Подпись – разведчик такой-то.

На этом рапорте значилась резолюция генерала Литвинова:

Арестовать паникера. Чтобы в четырех верстах могли очутиться красные – это исключено.

Генерал Литвинов.

В партизанских отрядах Крыма

Известный полярный исследователь, руководитель первой советской научно-исследовательской станции на дрейфующей льдине в Центральной Арктике, доктор географических наук, контр-адмирал, дважды Герой Советского Союза. В годы гражданской войны активный участник гражданского движения во врангелевском тылу.

В 1920 году я был в Николаеве комиссаром оперативного отдела штаба морских сил Юго-Западного фронта. Летом сюда приехал старый друг Алексей Васильевич Мокроусов. Мокроусова я крепко любил за его кристальную честность, смелость и отвагу. Он был одним из боевых командиров, который водил красногвардейские отряды против Корнилова, Каледина и Деникина, громил белогвардейцев под Киевом. Все его уважали за необычайную храбрость и беззаветную преданность революции и народу.

Мы встретились и долго и задушевно беседовали. Мокроусов интересовался тем, что делается в Крыму. Затем так же неожиданно, как появился, исчез.

Вскоре после этого командующий морскими силами Юго-Западного фронта Измайлов выезжал со своими штабами инспектировать Азовскую флотилию. Вместе с ним в Ростов выехал и я.

И вот здесь снова встретил Мокроусова. Он уже возвращался из Харькова. От него узнал, что Закордонный отдел ЦК партии Украины и штаб Юго-Западного фронта поручили ему организовать повстанческую революционную армию в тылу у Врангеля. Мокроусов ехал в Крым и собирал людей для десанта. Разговор у нас был короткий.

–    Согласен поехать? – спросил Мокроусов.

–    Согласен,– ответил я.

Измайлов тотчас оформил откомандирование меня в распоряжение Мокроусова, и я сразу включился в работу.

Подготовка

Мокроусов отправился в Революционный военный совет Кавказского фронта. Там он предъявил приказ о том, чтобы ему срочно дали для переезда в Крым катер. Кое-кто из военных и даже один из членов Реввоенсовета так скептически отнеслись к этому делу, что чуть не в глаза называли нас авантюристами. Один из них говорил:

–    Куда вы пойдете в тыл Врангеля, когда все Черное море находится в его руках, когда там ходят десятки иностранных военных кораблей?

Мокроусов настаивал на своем:

–    Мы верим, что сделаем свое дело, несмотря на то что Врангелю помогает

Антанта. Люди, которые со мной, ни перед чем не остановятся. Доверие партии оправдаем.

Катер нам нашли на Кубани. Но и тут ухмылялись:

–    Вы на этой скорлупе собираетесь пробраться в Крым?

Мы отшучивались:

–    Где уж нам. Рыбу пугать разве...

Через три дня выехали в Краснодар.

Здесь в Реввоенсовете 9-й Кубанской армии получили катер «Гаджибей», погрузили его на железнодорожные платформы и выехали в Новороссийск.

В Новороссийском порту получили второй катер – «Витязь». Мокроусов предложил изменить внешний вид его, чтобы обмануть белых. Сделали из тонкого железа вторую трубу – фальшивую. Корпус и трубы покрасили в серый цвет. На дальнем расстоянии «Витязь» теперь казался миноносцем.

Подготовка проходила в большой тайне. Местные организации считали, что наши катера принадлежат береговой охране.

Много пришлось повозиться с моторами, чтобы не подвели при переходах.

Горючее (бензин) имели только для одного катера. Для второго потребовался уголь, но его было мало, и мы повсюду собирали макуху. Нагрузили катер макухой до самой трубы.

В Крым решили идти ближайшим путем: от Анапы. Для этого на двух катерах направились из Новороссийска в Анапу.

В Анапе

Когда подошли к городу, местные работники решили, что высаживается белогвардейский десант. В исполкоме мы никого не застали.

–    Где председатель? – спросили у сторожа.

Он ответил:

–    В город пришли белые, и все скрылись.

Узнав, что катера наши, а мы – свои, собрались члены исполкома. Переговоры с ними вел Мокроусов.

Мы с Колей Ефимовым разобрали и собрали мотор на «Гаджибее». Теперь уже были за него спокойны.

Все было готово.

Стоял прекрасный августовский день. Рыбаки наловили много кефали и стали угощать нас:

–    Морячки, возьмите рыбки, покушайте.

Мы хотели заплатить, но рыбаки ни за что не хотели брать деньги.

Митя Соколов, большой весельчак, замечательный и преданный товарищ, собрал всю рыбу в мешок и, взвалив его на плечи, направился в местную пекарню. Немного погодя он, сияющий, возвратился с противнем в руках, еще издали крича:

–    Ну, братки, навались на кефаль!

Аппетит у нас был зверский, и мы на прощание вволю покушали жареной рыбы.

Штурман Жора

В Новороссийске мы пригласили штурманом бывшего мичмана царского флота, носившего кличку «Жорж». Он слыл за человека, прекрасно знающего Крымское побережье, а нам нужно было найти удобное место для десанта. Но этот Жорж оказался горьким пьяницей. Он был настолько неравнодушен к спиртному, что, когда следовало залить компас чистым спиртом, мы приставляли к нему наблюдателя, чтобы спирт вместо компаса не попал в рот Жоржа. Именно этот Жорж и подвел нас.

Мы шли на двух катерах. Мокроусов командовал «Витязем», а мне поручили «Гаджибей». Наступила ночь, стало совсем темно. «Витязь» шел первым, я – сзади. Скоро должны быть берега Крыма, но в темноте ничего не было видно.

Вдруг «Витязь» резко замедлил ход. Оказывается, Мокроусов узнал феодосийскую бухту. Я быстро подошел к «Витязю».

–    Ваня,– говорит Мокроусов,– давай за мной отсюда полным ходом. Мы влипли, тикать надо – попали в бухту к противнику. Приготовьтесь на всякий случай к бою...

Вот что наделал хваленый штурман Жора.

Саша-перископ спасает нас

Пришлось уходить снова к кавказским берегам. Уходить надо было быстро, чтобы до рассвета покинуть зону неприятеля, но когда мы подошли к Керченскому проливу, вышла из строя машина на «Витязе». Пришлось взять его на буксир, и мы поплелись дальше черепашьим шагом.

На фарватере пролива в погоню за нами из Керчи вышел военный транспорт. Мокроусов подал команду:

–    Приготовить бомбы и пулеметы к бою!

Из-за «Витязя» мы, естественно, не могли идти полным ходом. Тут бы и был нам конец, но, к нашему счастью, нам повезло. На палубе «Гаджибея» стоял Саша Григорьев, неимоверно высокий человек, и белогвардейцы издали приняли «Гаджибей» за подводную лодку, а Григорьева за перископ. Второй же катер с фальшивой трубой они приняли за миноносец. Испугавшись миноносца и подводной лодки, транспорт прекратил преследование.

Мы повернули и столь же размеренно, как и прежде, пошли к кубанским берегам.

Начинаем все сначала

В Анапе вновь закипела работа – началась новая подготовка десанта. Прежде всего оставили вышедший из строя «Витязь» и все свои усилия сосредоточили на «Гаджибее». Работали по 16 часов без сна и отдыха.

Опять с Колей Ефимовым перебрали мотор и подготовили его к переходу.

Ночью загрузили «Гаджибей» пулеметами, бомбами, патронами, запаслись горючим и на рассвете вышли в море. Уходили так конспиративно, что в спящей Анапе никто не видел, в каком направлении мы скрылись.

В море

В первые часы погода была замечательная, мотор работал исключительно хорошо.

К вечеру пошли большие волны.

Мокроусов весь день стоял за рулем, а мы с Колей Ефимовым по очереди следили за мотором. Волны то и дело заливали катер, и все мы еле успевали вычерпывать из него воду.

От сильного напряжения Мокроусов устал и попросил:

–    Ваня, подмени меня.

Я стал за руль и вел катер, следя за компасом. Тот компас совсем не был похож на современный, которым оборудованы корабли нашего времени. Он помещался в деревянном ящике, и в нем горела свеча, чтобы освещать его.

Вдруг послышались сильные перебои мотора. Оказывается, Коля Ефимов от усталости задремал. Насос и охлаждение испортились, мотор перегрелся.

Я бросил руль и остановил катер.

Наступили тревожные минуты; все затаили дыхание. Надо было разобрать грубку охлаждения, чтобы пустить мотор. Дали ему остыть. Потом вместе с Колей разобрали и собрали мотор и начали его запускать. Но он не идет, да и только. А ведь я тогда физически был очень здоров. Один из наших братков– Гриша Кулиш, обращаясь ко мне, говорит:

–    Ванечка, дорогой, может быть, тебе кружечку винца дать, чтобы он пошел?

Народ был замечательный, умел бодро шутить и в трудные минуты.

Мотор исправили и пошли дальше.

Коля Ефимов почувствовал себя сконфуженным, а я мотора уже не доверял никому.

Мокроусов сидел у компаса и руля.

Шли далеко от берегов. По расчету убедились, что нам нужно идти еще часа три-четыре, чтобы попасть на побережье в район Судака.

Высадка

Прошло часа три. Из темноты показались контуры берега, черные горы. Мы круто повернули, градусов на 45, и пошли по направлению к берегу. Что ожидало нас там – мы не знали. У нас все было готово к бою: пулеметы, винтовки.

Мокроусов скомандовал:

–    Тихий ход!

Я дал тихий. Подошли вплотную к берегу... Прислушались... Никого нет... Выскочили из катера. Двое товарищей выбрали место, куда сложить снаряжение и боеприпасы. Это было одно из ущелий около деревни Капсихор (ныне Морское). Чтобы скрыть следы десанта, «Гаджибей» пришлось затопить. Хорошие пловцы Сергей Муляренок и Николай Ефимов отвели катер подальше от берега и там пробили днище. Сами вплавь возвратились к нам.

Все чувствовали сильную усталость, отнимались руки и ноги. Никому не хотелось есть, все мечтали хотя бы часок поспать. Выставили часового, пристроили пулемет, подготовили бомбы, возле себя положили винтовки и прилегли кучей, как барашки.

Когда местные крестьяне узнали, что мы красные, они принесли нам поесть – молока, сметаны, хлеба и винограда, рассказали, где находятся белогвардейцы. Ночью нам дали подводы и проводили в лес к партизанам...

Крымская повстанческая

Собранная Мокроусовым повстанческая революционная армия наносила Врангелю серьезные удары. Белогвардейское командование вынуждено было отозвать с фронта целую дивизию для борьбы с нами. Был придуман план, каким образом уничтожить партизан. Воинские части из Феодосии, Судака, Ялты, Алушты, Симферополя стали окружать лес. Нам грозила верная гибель, если бы не выручили нас наши смелые товарищи.

Партизан-разведчик Поцелуев с группой товарищей (все были одеты в форму белогвардейских войск с погонами) выследили и поймали полковника генерального штаба Боржковского. Как выяснилось из найденных у полковника документов, он являлся начальником штаба временного фронта по борьбе с партизанами. Проверка остальных документов дала не менее важные сведения о готовящейся по уничтожению партизанской армии операции.

Партизанские отряды под самым носом белогвардейцев вышли из окружения и забрались в горы. Оттуда мы продолжали беспрерывно тревожить белых.

Еду в Советскую Россию

Положение наше было довольно тяжелым. В то время, конечно, у нас не было никакйх средств радиосвязи, не было и авиации. Нас окружали хорошо подготовленные, вооруженные войсковые группировки противника. Надо было связаться с командованием красных и доложить об обстановке, согласовав свои планы со штабом Южного фронта. Надо было получить также средства для дальнейшей борьбы в горах Крыма.

На военном совете было решено послать надежного человека в Советскую Россию как представителя Крымской повстанческой армии.

Мокроусов говорит мне:

– Ваня, тебе надо ехать. Лучше тебя никто не сделает.

Раз надо – никаких разговоров.

Сережа Муляренок написал на машинке мандат. В нем было написано, что тов. Папанин является уполномоченным Крымской повстанческой армии и командируется в Советскую Россию с особым заданием. Всем советским учреждениям надлежит оказывать всемерное содействие в выполнении возложенной на него задачи. Мандат подписали: командующий Крымской повстанческой армией Мокроусов и начальник штаба Погребной.

Затем Мокроусов написал в центр отчет. Сергей Муляренок его зашифровал. Ну, а хранить как?.. Достали аптекарскую резинку. Конверт с отчетом я положил выше колена и прижал к ноге резинкой. Вместе с конвертом Сережа передал мне капсулу со стрихнином.

– Держи на всякий случай,– сказал он,– чтобы белым не достаться живым. Если будешь ранен и не сможешь уйти – уничтожь доклад и проглоти стрихнин.

Решено было, что пробираться я буду через Новороссийск.

Всюду каратели

По заданию Мокроусова один из местных партизан взялся организовать мою переправу в Советскую Россию. Вдвоем двинулись через лес к морю.

Все побережье усиленно охранялось контрразведкой: белогвардейцы боялись, что большевики высадят десант.

Пришли в деревню Туак (ныне Рыбачье), расположенную недалеко от Судака. Здесь узнали, что деревня окружена несколькими эскадронами и контрразведчиками. Подпольный комитет арестован.

Мой проводник забеспокоился:

–    Нужно уходить. Мы окружены со всех сторон, сейчас будет облава.

С величайшими предосторожностями пробрались в деревню Ускут (ныне Приветное). Отсюда только два дня тому назад ушел карательный отряд. На глазах матерей были убиты их сыновья, не желавшие идти в армию Врангеля. Настроение было подавленное. И все же нас крестьяне встретили радушно, накормили, напоили.

Оказывается, высадка нашего десанта не прошла незамеченной. Затопленный нами «Гаджибей» был выброшен волнами на берег, и по нему белогвардейцы узнали о нас. Они считали, что высажен большой десант, готовятся новые, поэтому усиленно охраняли берега, всюду стояли посты контрразведки, патрулировала кавалерия. И здесь на берегу моря, у самой деревни, стояла охрана. Для безопасности меня решили спрятать в курятнике.

Тревожная это была ночь. Куры чуть не оказались предателями, так как кудахтали всю ночь. Живя в лесу, мы порядком набрались вшей, а тут еще куры мне их добавили. Да и в той рваной и грязной шинели, которую крестьяне дали на подстилку, их кишело несчетное число. Словом, было не до сна. Здесь в сарае родился у нас со спутником новый план...

Путешествие с контрабандистами

Как известно, белогвардейцы забирали у крестьян все, начиная с лошадей, коров и кончая курицами. Поэтому население готово было за бесценок продавать свои продукты, чтобы только они не достались врангелевцам. Этим пользовались контрабандисты. Несмотря на строгую охрану берегов, они беспрепятственно покупали и вывозили муку: белогвардейцы получали за это хорошие взятки. Мы решили, что единственный возможный ныне путь в Советскую Россию – это путь через Трапезунд с помощью контрабандистов.

Мой проводник договорился, что за тысячу николаевских рублей контрабандисты перебросят меня в Трапезунд. Меня посадили в мешок, засыпали мукой и отнесли на лайбу. Так я бесследно исчез из Крыма, даже жители деревни не знали, куда же я делся.

На рассвете, в открытом море, слышу, капитан говорит:

– Давай сюда большевика, хочу на него посмотреть.

Мешок развязали. Я вылез, весь перепачканный мукой, да еще и ростом не вышел. Капитан был разочарован.

– Говорили мне, что ты большой большевик, а оказался маленький,– сказал он и засмеялся.– Давай деньги, со мной договаривались, что ты должен заплатить тысячу рублей николаевских.

У меня было с собой около трех тысяч рублей. Я отсчитал тысячу и отдал капитану. Он заметил, что у меня остались еще деньги.

Отошел я в сторону и сел на мешок. Слышу, капитан сговаривается с командой, как бы ночью меня выбросить за борт и забрать остальные деньги. На мое счастье, я понимал татарский язык, но и виду не подал, что понял весь их разговор. Ощупав спрятанные у меня два револьвера, я решил, что без боя не сдамся.

Несмотря на сильную усталость, всю ночь провел без сна, наготове. Мучительно прошел и следующий день. Не смыкая глаз, следил за каждым движением окружавших меня бандитов.

На вторые сутки на лайбе отказал мотор.

Моторист у них был молодой, неопытный. Возился он, возился, а мотор стоит. «Нет худа без добра»,– подумал я и решил использовать этот случай.

Подошел к капитану и говорю:

–    Капитан, давайте я исправлю мотор.

–    А ты разве механик? – удивился он.

–    Механик.

–    Тогда давай иди, исправляй.

Вижу, починка пустяковая, но делаю вид, что работа большая и трудная. Вожусь и вожусь у мотора... А моторист и не догадывается, в чем дело. Прошло часа два с половиной, мотор зашумел.

–    Чок якши, кардаш [Очень хорошо, брат.],– обрадовался капитан.– Хочешь быть контрабандистом? – спрашивает.

–    Приедем в Трапезунд, посмотрю вашу жизнь, и тогда договоримся.– отвечаю уклончиво.

И опять на палубе сижу, наблюдаю.

Прошло еще два дня. Вдали стали вырисовываться берега. Какая местность, не разобрать, но на Трапезунд не похоже. Из разговоров контрабандистов понял, что идем в Синоп, здесь мука дороже. Вот, думаю, история. До советских берегов добраться можно только через Трапезунд... Что делать?..

В районе Синопа лайба стала на якорь. Я сошел на берег. Вижу – контрабандисты за мной следят. Быстро заработала мысль: каким образом скорее добраться до Трапезунда? Увидел рыбака-турка. Подошел к нему, разговорились. Он, оказывается, раньше часто возил песок в Севастополь. Стал у него выспрашивать, как попасть в Трапезунд.

–    Иди,– говорит,– по берегу и придешь...

На лайбу я все же вернулся, боялся подвоха. Но вечером, когда контрабандисты стали доверчивее, вышел «погулять», и больше они меня не видели.

Пешком в Трапезунд

Шел ходко, все вдоль берега на восток. Ночью поспал немного в скалах. Дождь промочил меня до нитки. На рассвете я поспешил уйти подальше и от этого места.

Через несколько дней попал в Кирасунду. На турецком побережье было много английских и французских шпионов, стояли английские отряды – можно было попасть в их руки. Решил, что безопаснее всего прикинуться нищим. Порвал еще больше шинель, а одежда на мне и так была грязная, оборванная. Я оброс бородой, вид у меня был измученный, жалкий. Денег не тратил, боялся, что без них не проберусь через море, да и чтобы не возбуждать подозрения, так как они были новенькие.

На турецком побережье растет много дикого инжира – ешь сколько хочешь. Им и питался. Прохожие, жалея, подавали иногда кусок хлеба. Шел недели две. Сначала дни считал, а потом и со счета сбился.

Наконец пришел в Трапезунд и сразу же отправился к советскому консулу. Мне купили костюм, феску, переодели турком, побрили, помыли, и стал я неузнаваем. В первую же ночь уходил в Новороссийск большой транспортный буксир. С ним меня и отправили.

Встреча с Фрунзе

Из Новороссийска в тот же день выехал в Харьков. Добрался до Харькова и отправился в Закордонный отдел ЦК КП (б) Украины. Здесь быстро расшифровали отчет Мокроусова.

Командующий Южным фронтом Михаил Васильевич Фрунзе был в эти дни в городе: ему сообщили, что я прибыл из тыла Врангеля. Руководитель Закордонного отдела ЦК партии Украины Немченко (Павлов) представил меня товарищу Фрунзе.

Серьезный урок революционной бдительности получил я во время этого свидания с Михаилом Васильевичем. Фрунзе встретил меня настороженно.

–    Вы товарищ Папанин? Здравствуйте! Вы из тыла Врангеля?

–    Да,– ответил я.

–    Вы член партии?

–    Да,– ответил я.

–    Чем докажете?

–    В Центральном Комитете Коммунистической партии Украины должны меня знать, я был комиссаром оперативного отдела штаба морских сил Юго-Западного фронта.

Товарищ Фрунзе тут же поручил своему секретарю связаться с Феликсом Коном, который в то время был секретарем ЦК партии. Через несколько минут раздался телефонный звонок. Из ЦК сообщили: «Папанин – член партии, и последняя его работа – комиссар оперативного отдела штаба морских сил».

Но и это сообщение не удовлетворило Фрунзе.

–    Телефон телефоном, получите в ЦК официальную справку, – сказал Михаил Васильевич своему секретарю.

Откровенно говоря, мне стало не по себе. Вот, думаю, с таким трудом, с таким риском пробирался в Советскую Россию, а тут сразу недоверие, такой холодный прием!..

Невольно вспомнился Ростов, Реввоенсовет Кавказского фронта, где первоначально к нашему предложению высадить десант в тыл Врангеля отнеслись как к авантюре. Неужели и здесь нас считают авантюристами?

Мои мысли были прерваны появлением секретаря, передавшего товарищу Фрунзе пакет, присланный из ЦК партии.

Быстро прочитав полученную из ЦК справку, Михаил Васильевич еще раз пристально посмотрел на меня и, обращаясь ко мне, дружеским тоном сказал:

–    Ну теперь давайте поговорим.

Долго и подробно расспрашивал меня о повстанческой армии. Его интересовало буквально все, до самых мелочей: он придавал исключительно большое значение повстанческому движению в Крыму. Товарищ Фрунзе интересовался количеством бойцов в повстанческой армии, чем мы вооружены, есть ли деньги, как питаются партизаны, как относится к нам местное население. Я еле успевал отвечать на вопросы. Внимательно выслушав меня, Фрунзе спросил, какая нужна помощь красным партизанам Крыма. Я подробно изложил, что необходимо Мокроусову и что требовалось для второго десанта.

Тут же при мне Фрунзе по телефону отдал приказ о выделении средств и оружия для крымских партизан и поручил членам Реввоенсовета Южного фронта товарищам Гусеву и Бела Куну оказать мне полное содействие в скорейшем получении оружия и средств и организации десанта в Крыму. Затем, вызвав Москву, связался с Реввоенсоветом Красной Армии, получил от них разрешение на выдачу мне двух катеров и дал указание командованию Азовской флотилии выделить в мое распоряжение два катера-истребителя...

Тепло распрощавшись с Фрунзе и руководителями Закордонного отдела ЦК Компартии Украины товарищами Павловым и Гавеном, я стал готовиться в обратный путь.

Окрыленный такой поддержкой, я с радостью возвращался к своим браткам, увозя с собой все необходимое для бойцов повстанческой армии и неизгладимое впечатление о славном полководце Красной Армии Михаиле Васильевиче Фрунзе.

Встреча с Фрунзе многому меня научила. Стала понятна его настороженность при первом приеме. Именно так и должен был поступать старый большевик, прошедший суровую школу революционного подполья.

На помощь партизанам Крыма

На третьи сутки я уехал в Ростов, а оттуда в Таганрог, из Таганрога в Новороссийск. Здесь стали собирать бойцов. Много пришло добровольцев. Крепко хранили военную тайну, никто не подозревал, что готовится десант в тыл Врангеля. Из политотдела пришел ко мне Всеволод Вишневский.