Текст книги "Как сражалась революция"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Наблюдая за ним, нельзя было не восхищаться его удивительной простотой и скромностью, умением вызвать собеседника на откровенный разговор, по душам. С кем бы он ни встречался, с командиром или с рядовыми бойцами, Михаил Иванович ни словом, ни жестом не подчеркивал своего высокого положения... Беседуя, он вроде бы между прочим подмечал, что у бойца не в порядке обувь, не пришита пуговица. А потом с частных, бытовых вопросов как-то незаметно переводил разговор на общие, рассказывал о положении в стране, о жизни рабочих и крестьян, разъяснял задачи Красной Армии...

Рано утром 27 мая мы отправились в 4-ю дивизию. М. И. Калинин вручил Почетные Красные знамена ВЦИК. Из 4-й мы отправились в 11-ю кавдивизию. В ней много бойцов из рабочих губерний, и поэтому их встреча с М. И. Калининым прошла особенно сердечно. Михаил Иванович рассказал бойцам о положении в стране и на фронте, призвал их до конца выполнить свой долг перед советским народом.

С яркой ответной речью выступил комиссар дивизии К. И. Озолин...

На обратном пути Михаил Иванович расспрашивал меня об Озолине, высказывая восхищение его мужеством, проявленным на Южном фронте.

Это был последний день пребывания у нас дорогого гостя. После небольшого отдыха мы проводили его, попросив передать от конармейцев привет и добрые пожелания Владимиру Ильичу.

Комсомолец Вася

Член Коммунистической партии с 1918 года. В боях против белочехов начальник Симбирской Железной дивизии. Во время операций по разгрому Колчака командующий Первой Революционной армией, затем командир конного корпуса на Западном фронте, о боевых действиях которого повествуется в этом рассказе.

Красные стрелы на карте

–    Ну, как думаешь, Вилумсон, возьмем Вильно? – спросил я начальника штаба корпуса, войдя в большую комнату, где размещался полевой штаб.

–    Конечно, возьмем,– уверенно ответил тот.

–    Титаев, ну-ка дай-ка карту!

Ординарец притащил измятую, местами изорванную, исчерченную красным карандашом десятиверстную карту. Видя ее печальное состояние, Вилумсон улыбаясь сказал:

–    Придется, товарищ комкор, снова переменить вашу карту. Кажется, эта уже пятая.

Упрек был справедлив. Я действительно варварски обращался с картами, графически изображая на них ход своих мыслей. Это был не рисунок, а кривые, ломаные линии, понятные только мне одному.

–    Погоди, дружок, сначала окончательно исчерчу ее, а потом уже переменим,– ответил я и вооружился толстым цветным карандашом.– Ну, докладывай обстановку.

Вилумсон вытащил из полевой сумки донесения начальников дивизий и стал их читать ровным, спокойным тоном, будто речь шла о самых скучных и эбыденных вещах.

Пока он читал, я наносил расположение частей на карту.

–    А что известно о противнике?

–    О противнике? – И Вилумсон тем же ровным тоном продолжил: – Вторая дивизия белополяков занимает оборонительный рубеж Озерное дефиле – река Вилия с передовыми частями в Подбродзе. На станции Подбродзе бронепоезда. От товарища X. из Вильно получено сообщение, что в городе строятся оборонительные сооружения и лихорадочно формируются добровольческие части, даже... женские батальоны...

–    Женские батальоны?! – с удивлением переспросил я.– Неужели с женщинами придется воевать?!

–    Да, товарищ комкор, очевидно. Они формируют женские легионы из дочерей и жен буржуа и офицерства.

–    Вай-вай...– пробормотал стоявший у дверей мой второй ординарец Хачи.

–    Молчи! – сердито оборвал его я и, обращаясь к Вилумсону, прибавил: – Об этом никому ни слова. А вы, Хачи и Титаев, ничего не слыхали.

Понятно? – И вновь Вилумсону: – А как насчет гарнизона и укрепления Вильно?

–    Ничего не известно.

–    Где же главные силы противника?

–    Очевидно, на реке Вилия.

–    Что же ты предлагаешь?

–    Я думаю, необходимо боем выяснить силы противника на Вилии. Надо послать туда по меньшей мере бригаду от каждой дивизии.

–    А как насчет атаки Вильно?

–    Сейчас трудно что-либо сказать. О силе гарнизона и характере укреплений ничего пока не известно.

–    Послушай, а где наш комсомолец-белорус, которого прислал к нам товарищ Мясников?

–    Вася, что ли?

–    Вот-вот, Вася. Где он?

–    Он здесь, в Свенцянах. Я его видел сегодня в ревкоме.

–    Вызови его ко мне.

Вилумсон вышел в коридор, чтобы позвонить в ревком. Наклонившись над картой, я измерил расстояние до Вильно, одновременно чертя красным карандашом все новые стрелки. Они шли до реки Вилия, до Вильно, до литовской границы.

Опасное задание

Хачи притащил керосиновую лампу, коробку сигар. Я закурил. В густых клубах дыма как будто вырисовывались контуры плана атаки. Через полчаса моя карта покраснела и посинела от многочисленных стрел и резко изменила свой вид. Река Вилия истекала жирным слоем синего, и некоторые пункты просто утонули в этой синеве – их нельзя было распознать без помощи лупы; не жалел я и красного цвета, постепенно обводя им синие места. Мыслями я витал где-то на подступах к Вильно, машинально насвистывая какой-то назойливо приставший мотив. Вдруг за моей спиной раздался чей-то молодой голос:

–    Разрешите войти, товарищ комкор?

Я обернулся. Передо мной стоял восемнадцатилетний коренастый юноша, блондин, небольшого роста, в черкеске. Его светло-серые глаза смело смотрели на меня. Он держал в левой вытянутой вниз руке папаху, а правую руку приложил к голове. Фигура его застыла в уставной неподвижности, ему не свойственной.

–    А, это ты, Вася?

–    Так точно, я. У вас, товарищ комкор, накурено больно. Разрешите окно открыть?

–    Ну что же, открой.

Вася открыл окно. Я указал ему на стул. Он молча сел. Дым потянулся в окно.

–    Скажи, ты давно служишь в армии?

–    Никак нет. Начал здесь, у вас, в третьем корпусе.

–    Оно и видно,– усмехнулся я.

–    Откуда, товарищ комкор?

–    Ну хотя бы из того, что, сняв папаху, правую руку ты приложил к обнаженной голове. Ведь по-военному это не полагается.

–    Виноват, товарищ комкор.– Вася встал, и рука его предательски потянулась к обнаженной голове.

–    Садись, все это ерунда. Дело не в этом. Скажи лучше, откуда ты родом?

–    Я, товарищ комкор, из Столбцов. Работал в комсомольских организациях Белоруссии. Товарищ Мясников направил в ваш корпус. Назначили меня в политотдел. Оттуда попал в Шестидесятый кавполк. Служу на должности секретаря при военкоме.

–    Какой ты национальности и знаешь ли польский?

–    Я, товарищ комкор, белорус, польский язык знаю хорошо. Служил четыре года вместе с отцом у помещика Четвертинского.

–    Вот что, Вася. (Он сразу же напряг свое внимание.) Хочу поручить тебе важное, но опасное задание... Садись, садись. Я полагаюсь на тебя, верю в твою комсомольскую честность. Слушай: нам предстоит атаковать Вильно. Силы и намерения гарнизона, характер укреплений, воздвигнутых в городе, все это нам неизвестно. Твоя задача – подробно узнать все, что может помочь нам. Все, что узнаешь, следует сообщить мне не позднее тринадцатого июля, то есть через два дня в местечке Подбродзе, что в двадцати двух километрах севернее Вильно.– Я показал ему на карте.– Сможешь?

Его юношеское лицо, лучистые глаза внушали доверие. И я поверил, когда он твердо сказал:

–    Смогу! Клянусь честью, смогу!

–    Ну, а как же ты все это сделаешь?

Перейдя к делу, Вася тут же забыл благоприобретенную дисциплину. Жестикулируя сильными короткими руками, он с жаром излагал свой план действий, явно импровизируя:

–    Переоденусь в гражданское платье. Поеду верхом до передовой. Брошу лошадь и сдамся в плен. Скажу, что убежал из большевистского ада. В Вильно узнаю все и приеду в Подбродзе, где подожду вас до...

Я прервал Васю:

–    Так у тебя ничего не выйдет. Во-первых, до Вильно восемьдесят километров. Если даже противник пропустит тебя беспрепятственно, ты попадешь в Вильно через сутки, то есть в лучшем случае в ночь на двенадцатое. Во-вторых, тебя не пропустят. Думаю, что будут таскать по штабам для допроса и выяснения личности. Наконец, одному будет очень трудно узнать все подробности о противнике в Вильно: это не так легко, как кажется. Кроме того, где уверенность в том, что ты тринадцатого попадешь в Подбродзе?

По мере моего разъяснения лицо Васи делалось мрачнее. Огонь в глазах потух. После небольшой паузы он спросил сдавленным голосом:

–    А как же быть?

–    Так вот, ты переоденешься, как сказал, в гражданское платье. На моем автомобиле тебя доставят до деревни Маляты, к литовской границе, а оттуда через Литву до местечка Ширвинты, что тридцать километров северо-западнее Вильно. Вот тут, посмотри на карту. Из Ширвинтов ты проберешься в Вильно. Сейчас восемь часов. Через три четверти часа ты должен выехать. В полночь ты должен быть в Ширвинтах, а к утру в Вильно. Понял?

–    Да! – радостно воскликнул Вася.

–    Слушай дальше. Рано утром явишься в дом на проспекте Пилсудского. Там проживает товарищ X. Скажешь, кто тебя послал и зачем. А затем вместе обдумайте уже план действий в городе. Ночью с двенадцатого на тринадцатое июля, если тебе не удастся проехать через Неменчин в Подбродзе, ты должен попасть обратно в Ширвинты, а оттуда тебя доставят в Подбродзе. В Подбродзе я тебя буду ждать тринадцатого утром. Понял теперь, как надо сделать?

–    Теперь все понял.

–    Сейчас иди переоденься и через тридцать минут зайди за письмом.

–    Зараз! – воскликнул Вася и пулей вылетел из комнаты.

Пришел Вилумсон и подал на подпись приказы и распоряжения. Через две минуты приказы были разосланы. Еще через некоторое время Хачи доложил:

–    Товарищ комкор, на крыльце стоит старый хрыч с палкой, хочет к тебе. Я его не пустил. Орет там.

–    Что за хрыч, Хачи? Зови его.

Через минуту вошел горбатый старик с белой бородой, в очках и с палкой. Он был одет в длинный черный халат с кушаком. В правой дрожащей руке держал палку, на голове простая соломенная шляпа, на ногах ботинки. На первый взгляд он был похож не то на еврея из близлежащего местечка, не то на литовского зажиточного крестьянина. Удивленный таким поздним посещением, я спросил:

–    Что вам угодно?

Старик, выпрямившись, ответил молодым голосом:

–    Зашел за письмом, товарищ комкор!

–    А, Василий, это ты! Фу, черт, тебя совсем не узнать... Ну и ловкач!

Мой бедный Хачи, раскрыв рот, прибавил:

–    Э... э... э... ловко ты меня надул, горбатый черт!

Вошел и Вилумсон. Мы все вместе посмеялись вдоволь.

–    Ну, желаю тебе успеха, мой молодой старик. Не забудь адреса товарища X. Номер дома, квартиру, проспект Пилсудского. Тринадцатого утром жду тебя в Подбродзе. Вот тебе еще немного польских марок, пригодятся.

–    Спасибо. Прощайте.

Я обнял Васю и проводил его к выходу. Внизу уже шумел заведенный мотор автомобиля. Через пять минут машина скрылась в ночи.

На подступах к Вильно

Тринадцатое июля. Полдень. Солнце палит безжалостно. Душно, как перед дождем. Начдив 10 утром сообщил, что его части с боем подходят к реке Вилия. Остается ликвидировать подбродзинские пробки. В двух километрах южнее

Подбродзе идет бой. Наступает 15-я кавдивизия. Кругом визжат пули и рвутся снаряды, пролетая над нашими головами. Утром поляки, потеряв Подбродзе, отошли на юг и теперь, в предсмертной агонии дерутся, как загнанные львы. Несколько минут назад начальник штаба получил донесение о том, что двукратная атака 2-й кавбригады не имела успеха. Кавбригада отошла в ближайший лес для перегруппировки.

Я, Вилумсон и мой ординарец Титаев расположились на высокой колокольне польского костела, находящегося на южной окраине Подбродзе. Хачи остался внизу с лошадьми. Внизу у северной стороны костела в пешем строю построены комендантская команда и команда связи.

Сверху хорошо видна окружающая местность. Я смотрю в бинокль. Вилумсон, прислонившись к деревянному столбу, что-то пишет в своей полевой книжке. Кажется, он готовит радиодонесение. Титаев, держа в руке трубку полевого телефона, то и дело кричит:

– Алло! Алло! Что? Не слышно? Что? Плохо слышно! Фу, черт!

Спрятавшись за столбом, я внимательно изучаю поле предстоящего боя. Вот впереди, в двух километрах южнее Подбродзе, на открытой поляне, через которую проходит шоссе на Вильно, виднеются польские полевые окопы, насыпи и засеки. Поляков пока еще не видно. Но вот изредка там и сям начали показываться отдельно движущиеся фигуры людей. Люди что-то тащат и что-то перемещают с одного фланга на другой. С нашей стороны впереди видны отдельные скачущие всадники. Эти всадники то останавливаются, то снова скачут, исчезают и снова появляются в поле моего зрения. Это дозоры кавалерийских частей. С правой стороны поляны тянется густая роща, а левее, в пяти километрах впереди, виден лес, откуда беспрерывно стреляет вражеская артиллерия.

Бух... бух... бух...– глухо вторит эхо.

Жж... жж... жж...– разрывая воздух, через головы наших всадников несутся снаряды.

Бах... бах... бах...– рвутся они где-то рядом, разворачивая землю и оставляя глубокие воронки.

Несколько снарядов попало в Подбродзе, разрушив дома и постройки. В двух, а вот уже и в трех-четырех местах начались пожары. Языки пламени, разрывая густой дым, тянутся к небу, захватывая все новые и новые кварталы. На пожар никто не обращал внимания. До этого ли жителям? Перепуганные, они спрятались в подвалах, убежали в леса. Минут десять назад я видел, как группа людей с мешками и узлами на плечах входила в каменное толстостенное здание костела, очевидно полагая, что здесь можно спастись от снарядов.

Я продолжал наблюдение. Вилумсон закончил свою работу; вырвав исписанный лист своей полевой книжки, протянул мне. Не успел я взглянуть на бумагу, как с диким шипением польский шестидюймовый снаряд, разорвав воздух, ударился в стену костела – тотчас же последовал сокрушительный взрыв. От сотрясения я упал. Снизу послышались отчаянные истерические крики и ругань. Мне показалось, что все здание колокольни закачалось. Внизу что-то рушилось и горело.

Нас окутал густой едкий дым. Минуты две-три я совершенно не мог говорить. Титаев, уронив из рук телефонную трубку, протирал своими большими кулаками глаза, кого-то отчаянно ругая. Вилумсон, с бледным лицом, обняв столб колокольни, смотрел на меня вопросительно.

–    Все хорошо, что хорошо кончается,– сказал я, с трудом улыбаясь.

Поднявшись на ноги, начал искать свою папаху.

–    Да, это верно,– подтвердил Вилумсон.– Но что там внизу делается? Ну-ка, Титаев, узнай.

–    Алло! Алло!

Телефон шипел, но не отвечал.

Я посмотрел вниз. У южной стороны костела образовалась бесформенная груда камней, щебня, досок и решеток. На земле беспомощно барахтались три лошади. Люди панически бежали в разные стороны от костела. На паперти лежали двое, уткнувшись лицом вниз, рядом с ними сидел красноармеец без головного убора, наспех бинтовавший раненую руку. Было видно, что снаряд разрушил часть стены.

–    Сволочи, даже своего костела не жалеют,– ругался Титаев, посылая по адресу шляхты крепкие слова.

Я молчал. Телефон заработал: дзинь... дзинь... дзинь... Вилумсон взял трубку:

–    Алло! Да, да, я Вилумсон. Что?.. Пленных?.. Хорошо, сейчас!

–    Что там еще такое? – спросил я сердито.

–    Товарищ комкор, начальник связи доложил, что привели большую партию пленных, около тысячи человек. Один из пленных настойчиво требует свидания с вами. Что вы прикажете?

–    Кто такой? Что ему надо? Узнай!

Пока Вилумсон говорил с Гавриленко, я вновь начал смотреть в бинокль. Из нашего леса уже стреляла артиллерия 15-й кавдивизии. Одновременно с этим затрещали ручные пулеметы передовых частей. Это уже предвещало близость наступления.

–    Товарищ комкор! Пленный внизу у аппарата и желает говорить с вами по очень важному делу,– сказал Вилумсон, протягивая мне трубку.

Взяв трубку, я спросил:

–    Кто? В чем дело?

В трубке послышался спокойный и знакомый голос с белорусским акцентом:

–    Товарищ комкор, это я, Вася. Прибыл из Вильно, имею много новостей...

–    Ба! Возможно ли? Неужели это ты? Ну и молодец! Быстро иди наверх. Живо! Живо! – торопил его я.

Ровно через пять минут Вася, одетый в польское обмундирование, с улыбкой на лице, был в моих объятиях. Целуя Васю, я спрашивал:

–    Вася, что за метаморфоза? Почему ты в одежде польского солдата? Ничего не понимаю. Объясни скорее. То ты в кафтане литовского крестьянина, то в польском обмундировании,– говорил я, смеясь от радости.

–    Позвольте, товарищ комкор, рассказать все по порядку,– ответил насквозь вспотевший и пыльный Вася.

–    Ну, расскажи, расскажи подробно.

Вася начал докладывать. Я вытащил карту и цветной карандаш.

–    Шурка доставил меня к литовской границе, а оттуда я прошел в Шир-винты. В два часа утра одиннадцатого июля на рассвете пробрался в лес и без каких-либо приключений перешел границу. Утром на подводе белорусского крестьянина, спешившего в Вильно с продуктами, попал в город. Соблюдая все предосторожности, ровно в восемь часов утра нашел указанную вами квартиру товарища X.

Товарищ X. подробно спрашивал о вас, о ваших намерениях и о месте нахождения красных частей. Меня покормили и уложили отдохнуть. Уходя, товарищ X. обещал принести одежду и документы. Около двух часов дня, когда я проснулся, около моей кровати уже лежало вот это обмундирование и удостоверение личности на имя Казимира Станиславского из Кракова. С этого момента я превратился в солдата первой секции обоза второго разряда второй польской дивизии. Как все это достал товарищ X., я не знаю и не спрашивал. После обеда он направил меня к товарищу А. на северной окраине города.

В течение ночи втроем мы прорабатывали план наших действий в Вильно на двенадцатое июля. По правде говоря, всю основную работу по разведке укреплений и численности частей товарищи взяли на себя. Мне же поручили сравнительно легкое: узнать, какие части имеются в городе и где расположены их штабы. Благодаря тому, что я хорошо говорю по-польски, мне задание выполнить удалось. Рано утром я вышел на разведку. На улице Пилсудского мне повстречалась молодая красивая легионерка. Одета она была в уланскую форму. Я подошел к ней, поздоровавшись, спросил:

«Не знаете ли вы, пани, где размещается наш штаб?»

Улыбаясь, она спросила:

«А какой ваш штаб?»

Я поспешил ответить, что мне нужен штаб второй дивизии.

«Прибыл из Познани и не знаю, куда явиться».

Она охотно и довольно подробно рассказала мне местонахождение штаба и как туда пройти. Сама она была из штаба женского легиона и по болезни находилась в отпуске. Короче, я с нею познакомился и провел целый день. Мы были в кафе, в городском парке и даже заходили на станцию. На станции она познакомила меня с одним солдатом сто пятьдесят девятого батальона. Мне кажется, я блестяще разыграл роль настойчивого кавалера. Будучи «богаче» их, я изо всех сил угощал и наконец пригласил в кино. В результате собрал много интересных сведений. Ввиду того, что встреча с товарищем X. была условлена на девять часов вечера, я, извинившись, оставил на минуту моих знакомых и вышел с тем, чтобы больше уже не возвращаться в кино.

Ровно в десять вечера я был на квартире товарища X. Здесь меня уже ждали.

В течение одного дня нам удалось выяснить следующее: в Вильно организован штаб обороны города под командованием генерала Барщука. Штаб размещается по улице Пилсудского в доме князя Пляттера. В группу Барщука входят гарнизон города и вторая белорусско-литовская дивизия. Дивизия находится на фронте, штаб ее в местечке Неменчин. В городе имеются: батальон

Виленского запасного полка, новосформированная маршевая рота тридцать седьмого стрелкового полка, запасной батальон Ковельского полка, один батальон лиги женщин, в него вступили жены и дочери офицеров и городской буржуазии.

Кроме этого, в городе расквартированы три эскадрона конницы улан и эскадрон так называемой «татарской Яздис». Имеется одна батарея, отряд танков и один бронепоезд, пришедший вчера из Лиды. Вот и все. Общая численность гарнизона четыре тысячи человек. Солидных укреплений на окраине города нет. Северо-западный мост защищает батальон Ковельского полка. Кое-какие укрепления имеются у Неменчина и по реке Видия восточнее города. Что касается танков, то я видел их собственными глазами на городской площади. Танки небольшие, главным образом французской системы «Рено». В городе чувствуется тревожное настроение, говорят о том, что литовские войска движутся по границе в направлении на Троки, что Пилсудский обещал срочно выслать из Лиды и Гродно подкрепления. Вторая дивизия в основном состоит из литовцев и белорусов, только офицеры из поляков. Солдаты не хотят воевать и очень боятся нашей конницы. В этом я сегодня сам убедился, когда увидел в восьми километрах отсюда, как целый батальон сдался в плен. В Вильно распространяются слухи о том, что на город наступает десятитысячная дикая орда в черкесках под командованием Чингис-хана. Вот, товарищ комкор, все, что я сумел узнать.

Я вторично обнял Васю со словами:

–    Молодец! Спасибо тебе за ценные и своевременные сведения. За твою смелость после взятия Вильно я тебя представлю к награде орденом Красного Знамени.

Краснея от радости, Вася смущенно, но твердо ответил:

–    Рад служить родной Советской Белоруссии!

Смерть героя

Предвидя упорные бои на подступах к Вильно и в самом городе, ровно в 5 часов утра 14 июля я направился в бригаду, обходящую город с северо-запада. Вместе со мною были Титаев, Хачи и Вася. Вначале я не хотел брать Васю с собой, но, уступая его горячей просьбе и думая о том, что он и здесь может быть полезным, захватил его.

В 15—18 километрах от города противник перешел к обороне и начал оказывать сопротивление. Очевидно, генерал Барщук, не желая без боя отдать древнюю столицу Литвы, решил напрячь все свои силы для обороны. Он выбросил на фронт все, что мог, в том числе и необученные, наспех сколоченные добровольческие батальоны, составленные из местного населения. Развернулся ожесточенный бой с переменным успехом.

Во второй половине дня бригада Уединова ворвалась на западную окраину Вильно. Начались уличные бои.

Мой Казбек, весь взмыленный, ретиво догонял головные части. Впереди бригады я увидел громадную фигуру комбрига. Его кабардинская бурка, распахнутая ветром, неслась вместе с ним, как черные крылья, развеваясь вправо и влево. Сзади была видна только папаха да вытянутая вперед рука с обнаженной саблей. Рядом с ним скакали, тоже с обнаженными саблями, командиры полков Смирнов и Балашев.

Подскочив к перекрестку какой-то улицы, мы попали под сильный пулеметный огонь. Стреляли из окна высокого дома. На моих глазах свалились с коней два красноармейца, сраженные вражескими пулями. Одновременно с этим в тридцати шагах впереди меня со страшным треском взорвались брошенные сверху ручные бомбы. Казбек встал на дыбы и перевернулся, я упал с лошади и больно ударился о мостовую. Не медля ни минуты, Титаев подскочил, поднял меня и потащил к воротам дома. Красноармейцы открыли огонь по окнам дома, из которого стреляли.

На мостовой я увидел упавшую лошадь Васи и его самого, неестественно неподвижного. Преодолевая боль, бросился к нему. Дрожащими пальцами приподнял веки его и убедился, что он мертв.

Хачи и Титаев положили тело на землю у ворот. Только теперь я заметил, что вся спина и затылок Васи были изрешечены осколками взорвавшейся бомбы.

...К вечеру, после ожесточенного боя в центре города, на городском бульваре и на южной окраине города поляки окончательно были выбиты из города.

В 19 часов штаб корпуса во главе с Вилумсоном прибыл в Вильно и тотчас же послал по радио командующему Западным фронтом и ЦК Белоруссии следующее донесение:

«Сегодня в 12 часов дня передовые части корпуса ворвались в г. Вильно. После восьмичасового кровопролитного боя под личным руководством комкора г. Вильно взят. 14 июля 1920 года. № 850. Наштакор Вилумсон. Военком Поверман».

Через день, при участии трудящихся города и бойцов корпуса, мы похоронили в городском саду тело Васи.

В последний раз прощаясь с ним, я воткнул в свежий могильный холмик деревянную дощечку с надписью:

ТИШЕ, ГРАЖДАНЕ!

ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ ТЕЛО ВОСЕМНАДЦАТИЛЕТНЕГО ЮНОШИ —

БЕЛОРУССКОГО КОМСОМОЛЬЦА ВАСИ,

ПАВШЕГО ЗА СВОБОДУ И СЧАСТЬЕ ВСЕХ ТРУДЯЩИХСЯ.

В результате удачных боев под Вильно оперативный план контрнаступления, разработанный лично Пилсудским, потерпел фиаско. С этого момента, по словам самого Пилсудского, польские армии неудержимо катились до древних стен Варшавы.