Текст книги "Знание-сила, 2001 № 02"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Выживание на фоне кризиса. Агропромышленная Россия

С. Петрик. «Фермер», 1992г.

Плач о погубленном реформами сельском хозяйстве давно стал привычен. К середине 90-х оно оказалось на дне кризиса. Коллективные хозяйства сократили производство почти на две трети. Доля сельского хозяйства в валовом внутреннем продукте упала более чем в два раза. Стало очевидно, что большинство бывших колхозов и совхозов, привыкших к госдотациям и госзаказу, не вписались в рынок. Есть ли надежда на выход из кризиса, и каким он видится?

Кризис в общественном сельском хозяйстве сопровождался переходом населения на самообеспечение продуктами питания в деревнях и даже в городах. В статистических сборниках цифры в графе «хозяйства населения» увеличились с четверти всей агропродукции в 1900 году до 60 процентов в 1999 году. Очевидно, что подобный переход на полунатуральное хозяйство для страны, где три четверти населения живет в городах, а более трети – в крупных городах, явление кризисное и временное.

В 1997 году впервые после непрерывного спада 1990-х годов наметилась стагнация производства, причем не только в отдельных регионах, но и в целом по России, и, что особенно важно, даже зафиксирован прирост продукции коллективных хозяйств. Стало очевидно, что перелом все же наступил. Даже сам факт, что после длительного непрерывного падения сельское хозяйство стало зависеть, как прежде, от погодных условий, обнадеживает. Растениеводство выросло особенно заметно. Из животноводческих отраслей быстрее выходит из кризиса птицеводство.

Что же происходит в сельском хозяйстве сейчас? Каковы региональные различия в самочувствии предприятий? Занимаясь профессионально изучением АПК, мы каждый год ездим в разные регионы страны, собираем статистику и, что важнее, разговариваем с людьми от высших начальников в администрациях областей и директоров предприятий до механизаторов, доярок и бабушек, копаюших свои огороды. Комплекс проблем АПК в разных масштабах от предприятий до страны в целом и будет рассмотрен в этой статье на примерах Московской и Рязанской областей.

Как выживают колхозы в глубинке?

Ситуацию в Касимовском районе, расположенном на севере Рязанской области, cpajy раскрывает тот факт, что из 23 коллективных предприятий только одно имело в 1999 году урожайность зерновых выше 14 ц/га и лишь у восьми хозяйств надои молока от одной коровы получились хотя бы на среднероссийском уровне – около 2 тонн в год. Половина хозяйств находится на стадии полного упадка, скот практически вырезан, люди не получают зарплату годами. Но колхозы (теперь АО или ТОО) сохраняются, формально распалось только одно хозяйство. Это типичная российская глубинка, где ни районное начальство, ни руководители более удачливых предприятий не могут сказать, что делать с теми тремя четвертями коллективных хозяйств, которые не вписались в новые условия. И закрыть их нельзя – ведь это не город, за ними – люди, которым негде больше заработать. Значительная часть земель в таких хозяйствах заброшена, поля зарастают лесом.

Но за счет чего удается выживать тем единичным хозяйствам, которые и сохранили производство, и умудряются быть прибыльными? Колхоз имени Ленина дает треть картофеля и пятую часть молока всего района. Удои от одной коровы в нем совсем не характерны для глубинки – 4,3 тонны молока в год. Причины его успеха кроются на 90 процентов в личности руководителя, которая с женской осторожностью отказалась от кредитов, задушивших многие хозяйства, но при этом поставила задачу повышения продуктивности и снижения себестоимости продукции – только так можно добиться рентабельности. Ведь даже при средней продуктивности производство молока рентабельно. Главные тромбы – это сбыт и получение денег с покупателей, которые часто расплачиваются с большой задержкой или бартером. В целом в глубинке в наилучшем положении оказываются те, кто смог превысить средние по району показатели и выбиться в лидеры. Это пять-шесть хозяйств. По сути, все общественное производство вытягивают единичные хозяйства-лидеры.

Возникший в 1990-х годах «дикий рынок» выявил неожиданную и удивительную вешь: переизбыток обрабатываемых сельскохозяйственных земель. И переизбыток коллективных сельхозпредприятий тоже, особенно на периферии областей при малой плотности населения и неразвитой инфраструктуре. Это, правда, не вяжется с долго существовавшим дефицитом продуктов. Но дефицит этот был связан с плановой системой распределения продовольствия, большими потерями продукции, достигавшими 40 процентов, и низкой производительностью труда и земли. А оказалось, что около четверти периферийных хозяйств, вписавшихся в новые условия, вполне способны обеспечить продовольствием население своих регионов. Но не крупнейших городов.

V слабых хозяйств есть разные перспективы. Они могут: а) быть присоединены к сильным, поскольку тем не хватает земель; б) приобретены переработчиками, хотя последние предпочитают иметь дело с сильными предприятиями; в) сдавать свои земли в аренду или продавать их в тех регионах, где на землю есть спрос; г) разделиться на мелкие и индивидуальные хозяйства; д) резко уменьшить или вообше прекратить обработку земель, создать кооперативы по заготовке сена, сбору грибов, ягод (особенно подходит для лесной глубинки). Кризис 1990-х, по сути, привел в соответствие возможности хозяйств по обработке земель и содержанию скота с их реальной деятельностью. Главное, не надо искусственно подталкивать хозяйства к распашке площади большей, чем та, на которой они способны обеспечить приличную продуктивность, и требовать от них содержания поголовья скота большего, чем они способны достойно прокормить, то есть не поддерживать дотациями нерациональную специализацию предприятий, как это делалось долгие годы при социализме.

В глубинке также наблюдается избыток перерабатывающих производств. Большинство из них простаивает или выполняет передаточные функции. Из 24 молокозаводов Рязанской области реально работают только два, остальные собирают молоко у хозяйств и населения и переправляют его в крупные города. Однако, если для скоропортящейся продукции нужны даже только передаточные инстанции, то, по словам самих работников мясной промышленности Рязанской области, семь мясокомбинатов ей не нужны. На весь регион хватило бы двух трех, но с новыми технологиями и разумным управлением.

Таким образом, на предприятиях причины успеха или провала во многом связаны с личностью руководителя. Даже в глубинке на фоне полного краха соседей можно добиться успеха, если грамотно руководить и не ждать подачек и указаний сверху.

Типичная область России

Поднимемся на ступеньку выше, перейдя на другой масштаб исследования, и посмотрим, есть ли объективные факторы, влияющие на результаты сельского хозяйства и не зависящие от личностных особенностей председателей и директоров?

Рязанская область – как маленькая Россия. В ней есть и тайга на севере в Мещере, и лесостепи, и степи на юге. Как и в России, главный город смешен к западу региона, а рядом – Подмосковье, которое по своей моши составляет такой же контраст с Рязанщиной, как Россия с Европой.

Каждый регион активно обменивается продукцией с другими, в городах велика доля импорта. Но если сравнить общий объем потребления продуктов населением и собственное производство, то окажется, что сельское хозяйство области (как и во многих других областях России) даже после сильного падения производства вполне способно обеспечить свое население молоком, яйцами, картошкой и даже вывозить их. Где же эти предприятия, на которых все держится?

Четверть административных районов-лидеров производит половину мяса, молока и картошки, более 90 процентов яиц и овощей, то есть концентрация производства довольно велика. Это административные районы двух типов: пригородные вокруг областного центра Рязани, и южные, причем первые чувствуют себя даже лучше, несмотря на то, что уступают южным по плодородию почв.

Иными словами, и на уровне районов наблюдается то же, что видно было при анализе предприятий: производство стягивается в наиболее жизнеспособные ареалы. Только жизнеспособность имеет здесь уже объективные причины и связана либо с наиболее благоприятными природными предпосылками, либо с влиянием городов… Кризис лучше выдержали хозяйства, расположенные ближе к областному центру. Это характерно для всех регионов России, но особенно заметно в ее Нечерноземной части.

Квазитюненовский ландшафт в России

Подобный феномен характерен не только для России, Его впервые описал немецкий помещик Тюнен еще в 1826 году (И. Тюнен. «Изолированное государство в его отношении к сельскому хозяйству и национальной экономике. Исследование о влиянии хлебных цен, богатства почвы и накладных расходов на земледеление»). В модели Тюнена по мере приближения к городу, расположенному на абсолютно однородной равнине, меняются специализация, интенсивность и продуктивность сельского хозяйства. В основе его модели лежит понятие о ренте по положению как частном случае экономической ренты.

В Европе и Северной Америке распределение интенсивности сельского хозяйства достаточно долго соответствовало закономерностям, вытекаюшим из Тюненовской модели. Но начиная с 1960-х годов в связи с совершенствованием средств транспорта, способных перевозить скоропортящуюся продукцию на большие расстояния, и субурбанизацией (переселением горожан на постоянное место жительства в пригороды) центрально-периферийные различия в сельском хозяйстве стали размываться, и сейчас о них мало кто вспоминает.

Почему же в России этот центрально-периферийный градиент так задержался? Такой субурбанизации, как на Западе, у нас пока нет. Зато велик именно в пригородах спрос на землю дачников, садоводов, владельцев коттеджей. Казалось бы, этот спрос, как и в западных странах, должен делать невыгодным сельхозпроизводство в пригородах. Но этого не происходит. Попробуем обозначить специфические для России условия, определившие подобную пространственную организацию сельского хозяйства.

Прежде всего, это тип заселения или освоения пространства, характерной чертой которого служит разреженность городской сети, в первую очередь сети городов, способных оказывать цивилизующее воздействие на свое окружение. Сказывается и общая запущенность сельской местности. То есть селяне как бы добирают в городе то, чего они не могут получить на месте. Поэтому сельское население в пригородах стабильно росло, а глубинка за последние десятилетия потеряла от половины до двух третей своего населения. Важно учесть, что речь идет не только о количестве людей, но и о качестве трудовых ресурсов. Ведь из глубинки в города и пригороды уезжали наиболее молодые трудолюбивые, предприимчивые люди.

Валовая продукция сельского хозяйства с единицы сельхозугодий, 1998 год, тыс. руб/га.

Все эти особенности учитывали и власти, которые, с одной стороны, стягивали новые и технологически прогрессивные объекты сельского хозяйства в ближайшие пригороды, то есть туда, где они давали наибольшую отдачу. С другой стороны, они постоянно поддерживали дотациями периферийные, безнадежно убыточные хозяйства. Все вместе это «закрепляло» иждивенчество глубинных хозяйств и только усиливало их отставание. Не могла не сказаться и долговременная монополия городских пишевых предприятий: один-два завода перехватывали основные потоки сельхозпродукции в областях, стягивая их опять же к центру.

Все это и способствовало тому, что и сельское население, и инвестиции в сельское хозяйство стягивались поближе к городу. Здесь же – максимальная продуктивность и отдача вложений. Тем не менее в России речь идет скорее о квазитюненовских ландшафтах, нежели о содержательном соответствии оригинальной модели, так как Тюненовская модель основана на рыночных условиях, а у нас похожая география сложилась при плановой экономике.

И. Пиросмани. «Белая свинья с поросятами»

Разные пути выживания

Будем двигаться дальше вверх по масштабной лесенке и попытаемся обозреть общероссийские тенденции.

Кризис сельского хозяйства нельзя трактовать только как часть общего экономического кризиса страны 1990-х годов. Это итог эволюции колхозно-совхозного сельского хозяйства в XX веке с низкой производительностью коллективных хозяйств и привычной к государственному протекционизму. В России нынешнему обвалу сельского хозяйства предшествовали замедление роста, стагнация, переходящая в 1980-х годах кое-где в спад производства, нараставшее отставание продуктивности земель и скота от Запала, огромные структурные диспропорции. Отток населения из села, связанный с ростом городов, требовал перехода к новым технологиям и новым хозяйственным механизмам, как это было во многих развитых странах. Вместо этого «размазывали» по территории огромные средства* все активнее применяли административные рычаги. Поддержание роста производства требовало неоправданно большого объема финансирования. Таким образом, реформы начались на фоне разрастающегося внутреннего кризиса сельского хозяйства, который был резко усилен разрушением сложившейся системы сбыта и поставок продукции, либерализацией цен и уменьшением финансовой поддержки убыточных предприятий. Сами предприятия, несмотря на переименования и формальное разделение земель на паи, изменились мало.

Приведенные региональные примеры показывают, что выжить смогут не все коллективные хозяйства. До 1999 года прибыльной была только пятая часть коллективных хозяйств. Сейчас, по мере выхода из кризиса, их число растет. Половина хозяйств сохраняет жизнестойкость и способность подняться с колен при благоприятных условиях. Стратегии в отношении остальных, особенно тех, где уже разворовано имущество, нет.

Путь выживания коллективных хозяйств связан прежде всего с поиском оптимального для каждою региона сочетания капиталистических и социалистических принципов. В выбранном пути может быть больше социализма: директор – хороший менеджер, умеющий найти нишу на рынке и организующий труд по привычным колхозным правилам– Может быть больше капитализма, как в знаменитой деревне Маслово на Орловщине, где право голоса зависит от числа акций-паев. Но часто практикуется и третий вариант, когда паи колхозников скупают администрация и особенно директор, становясь, по сути, хозяином предприятия.

Пути выживании связаны и с географическими факторами, прежде всего с плодородием земель и с экономикогеографическим положением. И прежде, и сейчас результаты сельскохозяйственной деятельности сильно зависят от местоположения, на севере или на юге, близко к городу или в забытой Богом глубинке. В южных районах и земли лучше, и людей на селе осталось больше. Их товарное хозяйство, лишившись госзаказа, поначалу пострадало сильнее. Но юго-запад страны от Белгородчины до Кубани и Ставрополья – это полнокровное, благоустроенное село, густая сеть дорог и относительно высокие (по российским меркам) урожаи. Их подъем несколько задерживался по сравнению с Нечерноземьем, но уже сейчас его признаки заметны, и он будет гораздо более бурным и значительным при создании благоприятных условий. Однако это весьма консервативный (по взглядам населения и по экономической политике) «красный пояс» страны, где удачливые рыночные хозяйства находятся под сильным административным прессом и вынуждены отчаянно маневрировать.

Агропромышленная «связка»

Пищевики тоже переживали не лучшие времена. Спал производства составил почти половину, при том что число предприятий увеличилось в четыре раза. Это означает, что пострадали от кризиса традиционные заводы при появлении множества малых предприятий, как новых, так и отпочковавшихся от прежних. Сильнее всего пострадали молочная и мясная промышленность. Падению производства продуктов способствовало также и обнищание населения. И все же пищевая промышленность в начале кризиса пострадала несколько меньше, чем другие отрасли. А с 1997 года производство растет.

До кризиса 1998 года она испытывала бум западных инвестиций, занимая второе место после топливной промышленности. Мировые пищевые гиганты сформировали в России свои сети. Главная притягательная сила для инвесторов была связана с быстрой оборачиваемостью средств, высокими прибылями «живыми деньгами» и устойчивым спросом, ведь кушать надо каждый день. После кризиса появились новые факторы. Падение прибыльности импортных операций и боязнь потерять налаженный российский рынок заставили иностранных инвесторов строить пищевые предприятия на месте.

Какое дело до всего этого сельскому хозяйству? Вообше-то прямое: пищевая промышленность, если она претендует на завоевание рынка и хорошее качество, требует расширения местной сырьевой базы – а это и вложения средств, которые теперь идут от пищевиков, и рабочие места. Примеров достаточно. Пивзавод «Балтика» уже начал выращивать ячмень в Ленинградской, Новгородской и Псковской областях. Завод «Эрманн» в Раменском районе Подмосковья требует ежедневно 300 тысяч литров свежего молока, которое предприятие собирается закупать у местных хозяйств, отбираемых по конкурсу. Самая мощная российская молочно-соковая компания «Вимм-Билль-Данн» инвестирует пять миллионов долларов в переоснащение ферм, на которых закупается молоко для комбинатов компании Она действует главным образом через Лианозовский комбинат, но купила также и Раменский молокозавод. Этой программой будут охвачены десятки хозяйств. Развитием сырьевой базы серьезно озабочены и мясокомбинаты, поскольку производство мяса упало особенно сильно, а импорт замороженного мяса растет в цене.

Таким образом, спонтанное объединение производителей и переработчиков сельхозпродукции в вертикальные структуры обозначалось во второй половине девяностых достаточно четко. Долгое противостояние города и деревни заканчивается. Именно города, как экономические полюса развития, помогают сельскому хозяйству подняться на ноги. Но опираются они на крепкие хозяйства, что также усиливает сегрегацию последних.

Обеспеченность населения молоком, производимым в своем регионе, 1997 год (Москва и область, С.-Петербург и Ленинградская область)

Фермеры или личное подсобное хозяйство?

Число фермеров после бурного роста в начале 90-х годов в последние годы падает. В 2000 году их, тем не менее, осталось 260 тысяч. Доля фермеров в производстве крайне мала – 2-3 процента сельхозпродукции. По оценкам большинства областных администраций Нечерноземья, спроса на земли фондов перераспределения, созданных именно для фермеров, во второй половине 90-х годов почти нет.

Спонтанное преобразование сельского хозяйства России пошло по пути роста не фермерских, а личных подсобных крестьянских хозяйств. Работники хозяйств и пенсионеры имеют право забрать свой земельный пай в собственность. Но при расширении земель для личного хозяйства (до 1-2 гектаров) во все не нужно забирать пай и тем более оформлять юридически новую хозяйственную единицу – фермера, облагаемого множеством налогов. Сельские жители часто ведут свое хозяйство, не выходя из колхоза (АО, ТОО).

В 1990-х годах произошло не только расширение личных хозяйств населения в целях выживания на натуральном хозяйстве, но и заметный его переход к мелкотоварному производству. Это и традиционная торговля на рынке, и продажа молока, яиц дачникам, и сдача своей продукции в колхоз, АО или ТОО, то есть включение ее в традиционную цепочку АПК. Например, доля личных хозяйств в производстве молока, согласно статистике, в половине регионов превышает 50 процентов. Сбыт собственной продукции дает существенную прибавку к пенсиям, к пособиям по безработице. Именно поэтому российская сельская безработица – довольно специфический феномен, часто связанный с переключением с работы в колхозе на работу на собственном участке. Тем не менее вклад хозяйств населения в снабжение крупных городов невелик и связан главным образом с частичным самообеспечением картошкой и овощами.

Новая тенденция – это кооперация хозяйств населения и фермеров. У фермеров есть предпринимательская хватка, но с небольшим куском земли им выжить трудно, сельскохозяйственную продукцию везти на большие российские расстояния невыгодно, а для переработки нужно много сырья. Вот это сырье они и находит у родственного им частника. У него высоки производительность и качество, а главное – таких хозяйств много, очень много. Примеров, когда фермер начинает с нескольких коров и минисепараторов для производства молока и творога, а кончает промышленным сепаратором и сбором сырья у окрестного населения, сколько угодно. Очевидно, что это ростки новых форм кооперации, идущей снизу.

Это – та саман вертикальная кооперация, позволяющая сохранять индивидуальные хозяйства, но помогающая им вписаться в рынок при развитии товарно-денежных отношений. О такой кооперации писали ученые известной во всем мире русской аграрной школы в начале XX века, в частности А. Чаянов, и за которую они поплатились жизнью, когда возобладала горизонтальная кооперация, получившая название коллективизации.

И все же подобная кооперация, ориентированная скорее на колхозные рынки, гораздо слабее, чем коллективные предприятия, вписывается в цепочку АПК. Лишь четверть фермеров поддерживают прямые связи с перерабатывающими предприятиями.

Итак, основной опорой продовольственного снабжения городов по-прежнему остаются коллективные предприятия. Они сохраняются и там, где совершенно несостоятельны, например в глубинке, продолжая контролировать землю и выполнять функции собеса без денег, помогая выживать населению. Те предприятия, что так или иначе приспособились к новым условиям (а их большинство в пригородах и от четверти до трети в глубинке), считают, что главным тормозом остаются проблемы сбыта продукции и отсутствие маркетинговых служб. Большинство из них нуждается в лоббировании своих интересов на местном, областном и федеральном уровне, но не в таком лоббиро вании, какое было обесценено коммунистами и аграрной партией, а в разъяснении реальных проблем руководству разных уровней, в том числе и в области закупочной, таможенной и налоговой политики.

Приспособление и возрождение агропромышленного производства идет через отдельные сильные предприятия. Если им не мешать, то они способны стать локомотивами для середняков. В то же время перспективы для слабых при прекращении дотаций неутешительны, хотя некоторые из них имеют шансы выжить при смене специализации и формы.

Возрождение сельского хозяйства идет через вертикальную кооперацию: как «сверху» – от пишевых предприятий и закупочных фирм, так и «снизу» – от сельхозпроизводителей, для переработки и сбыта продукции.

Кризисное состояние АПК России и резкий спад производства привели к обострению проблем продовольственной безопасности в регионах, усиленных проявлениями регионального сепаратизма. Это, в свою очередь, ведет к разрушению и прежде не очень резкого межрегионального разделения труда и раздроблению страны на замкнутые части. Все это противодействует наметившимся в последние годы тенденциям формирования общероссийского продовольственного рынка. Однако действия региональных властей препятствуют вертикальной межрегиональной интеграции. Они заинтересованы в «карманных» корпорациях и завышении цен в регионах-потребителях.

Усиление внутрирегиональных и соседских связей, попытки опираться на собственные силы не только в производстве, но и в переработке продукции способствуют формированию своеобразных региональных агропроизводственных пирамид, в вершине которых находится перерабатывающее предприятие. Подобные региональные АП К могут быть более мощными (типа сырьевых и потребительских цепочек Омского мясоперерабатывающего завода) или менее мощными с более локальными сырьевыми и потребительскими зонами. Но они все активнее завоевывают рынок, конкурируют друг с другом и теснят в глубинке импортную продукцию. Чего, собственно, мы все и ждем от нашего агропромышленного комплекса.