Текст книги "Социальное предпринимательство в России и в мире: практика и исследования"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Со злоупотреблениями при коммерческом использовании лошадей сталкивалась наш социальный предприниматель Наталья. В одном случае ей удалось подобрать и выходить совместно с волонтерами брошенную умирающую лошадь. В другом – к судьбе упавшей на городской площади больной лошади, принадлежащей другому предпринимателю, удалось привлечь внимание журналистов и общественности – собственник вынужден был ее вылечить и предъявить для медицинского обследования. В связи со своим вниманием к уходу за животными и непримиримостью к жестокому обращению с лошадьми Наталья и сама подверглась ложному обвинению за чужую жестокость к лошади. Но поскольку ее деятельность отличается большой открытостью, а свидетелями работы являются множество самых разных людей, от ложного обвинения ее защитили инвалиды, волонтеры, а затем и представители городской власти.

Самый развернутый вариант профессионального взаимодействия и профессионального развития вплоть до создания новой профессиональной специализации на базе научного поиска и его практической апробации демонстрирует кейс театральной педагогики. Здесь мы видим соединение профессиональных знаний в области педагогики и театральной режиссуры на базе устойчивой научной традиции. На ее основе создана и отработана методика обучения учителей новому знанию – режиссуре педагогического пространства. Подробный анализ этого кейса с позиций исследования становления новой профессии проведен коллегой и соавтором данной книги И. Поповой [Попова, 2010]. В этом кейсе мы наблюдаем борьбу театральной педагогики за самостоятельную профессиональную юрисдикцию, которая велась как на поле социального предпринимательства, так и в диалоге с государством за официальное признание дисциплины в системе профессионального педагогического образования. Профессиональные аспекты этого кейса фактически были раскрыты в предыдущем разделе при обсуждении моделей социального предпринимательства, поскольку в профессиональном утверждении новой дисциплины состояла сердцевина замысла социального предприятия. Поэтому на нем не стоит еще раз подробно останавливаться. Мы видим здесь, как и в других кейсах, положительную связь между результатами социального предпринимательства и профессиональным развитием в виде нового направления профессиональной специализации, но с отрицательным результатом – вынужденный отказ от социального предпринимательства означал также отказ от притязаний на профессиональную юрисдикцию нового направления. [67]

Каково значение профессиональной принадлежности, профессиональных знаний и опыта в создании и функционировании социальных предприятий?

Во-первых, в социальном предпринимательстве предшествующий профессиональный опыт и квалификация предпринимателя имеют прямое отношение к потребностям целевой группы клиентов или особенностям продукта, который им предлагается, в отличие от стандартного бизнеса, где руководителем более востребованы знания законов экономики, финансов, продвижения продукции на рынок. Эта особенность социального предпринимательства отражает первоочередной характер потребностей клиентов, связанных с их социальными проблемами, в частности по сравнению с другими, коммерческими задачами предприятия.

Во-вторых, задача социального предпринимателя сложнее, чем задача обычного бизнеса, поскольку его замысел предполагает изменение неблагоприятного положения целевой группы клиентов, в каком-то смысле, изменения сложившегося социального порядка в отдельно взятой сфере, который является достаточно устойчивым и не мог быть до сих пор поколеблен в рамках государственных предприятий, бизнеса или НКО. Для того чтобы такую задачу попытаться решить, нужна не просто смекалка или фантазия, но хорошее знание деталей и нюансов как самой проблемы, так и обстоятельств, которые ее поддерживают. Поэтому совершенно естественно, что предложение идеи социального предприятия и разработка механизма ее реализации чаще всего приходит изнутри профессиональной сферы, которую эта идея или этот механизм затрагивают в повседневной профессиональной практике, во взаимодействии с заинтересованными целевыми группами и коллегами, занятыми сходными профессиональными задачами.

В-третьих, профессиональная деятельность и профессионализм отличаются сложным характером труда, длительностью профессиональной подготовки и разработкой профессиональных барьеров на «вход», определяемых качеством знаний и умений человека, претендующего на работу в конкретной профессиональной сфере. В подобных условиях параллельно с техническими формируются этические стандарты – особая трудовая этика и приверженность избранной профессии. Это служит основой поиска лучшей практики и лучших результатов оказания услуги для удовлетворения потребностей целевой группы населения как содержательной потребности деятельности, а не как реакции на материальный стимул. Подобная социальная ответственность профессионалов является благоприятной питательной средой как для создания идеи социального предприятия, так и для использования профессиональной кооперации и профессиональных сетей в его работе.

В-четвертых, одно из необходимых свойств профессионального труда в отличие от более широкой сферы трудовой деятельности – профессиональная автономия и свобода действий в пределах соответствующей компетенции. Это обусловлено значительной долей умственного труда и необходимостью свободного сочетания накопленных знаний (короткое определение профессий – деятельность, основанная на знании, экспертная работа – knowledge-based occupation, expertise). [68] Такой труд в меньшей степени подлежит внешнему контролю при помощи стандартизации и разделения на мелкие операции и в большей степени ориентирован на инновации, применение новых идей и творческих подходов, что с учетом сказанного ранее способствует предложению социально-предпринимательских проектов для решения социальных проблем, находящихся в сфере компетенции профессионала. Все вместе создает благоприятные условия для реализации социального предпринимательства, прежде всего в тех областях экспертных услуг, которые напрямую связаны с социальными потребностями людей и решением их наиболее острых проблем, т. е. в отраслях социальной работы, здравоохранения, образования, культуры и проч.

6.3. Рынок и социальные сети

Если рынок понимать как встречу многих покупателей и продавцов для обмена товарами или услугами, который регулируется свободным колебанием цен и имеет денежное выражение, то у него немного пространства в деятельности социальных предприятий. Прежде всего потому, что свободный товарный обмен обычно служит одним из частных механизмов, используемых для обеспечения финансовой устойчивости социальных предприятий и непрерывности предоставления ими социальных благ. Однако он мало что объясняет в их организационных моделях и тем более в нахождении необходимых для деятельности ресурсов. Если же использовать более широкое определение, рассматривающее рынок как поле взаимодействий организаций в современных экономиках, связанное с обменом благ и установлением взаимных обязательств, то оно уместно и для описания социально-предпринимательской деятельности. Однако под таким углом зрения может оказаться, что «рынок – это все» [Радаев, 2006, с. 18] или почти все. [69] Почему товарно-денежный обмен, возникающий на основе колебаний спроса и предложения товаров и услуг, не охватывает существа социально-предпринимательской деятельности?

Это объясняется рядом обстоятельств. Во-первых, социальное предпринимательство по своему определению нацелено на решение (ослабление остроты) социальной проблемы, а не на достижение прибыли, поэтому его результативность оценивается прежде всего по социальному, а не экономическому эффекту, хотя отсутствие удовлетворительных экономических результатов (позволяющих поддерживать независимость и самоокупаемость предприятия) может стать барьером для получения искомых социальных. Во-вторых, свободный обмен товарами, денежные ресурсы используются в ходе социального предпринимательства как одно из средств обеспечения непрерывности социальных услуг, но далеко не единственное, а подчас и не главное средство, что определяется хозяйственной моделью социального предприятия и избранной сферой деятельности. В-третьих, для социального предпринимательства характерно заполнение сфер, не занятых стандартным бизнесом, поэтому оно может либо вынужденно использовать ресурсы, которые не имеют наличной экономической ценности, но приобретают таковую лишь в их руках в результате соединения их творческих усилий, социального, культурного и прочего капитала. В-четвертых, и это связано с предыдущим, многие отношения обмена, осуществляемые в рамках социального предпринимательства, не имеют рыночного характера даже с точки зрения второго из приведенных выше определений рынка. Они могут быть не только лишены товарно-денежной формы, как, например, бартер, но иногда не предполагают и установления четких взаимных обязательств. Примерами могут служить: устойчивое использование волонтерского труда, обмен дарами, добровольный неэквивалентный обмен (когда каждый делает для другого то, что может, и тогда, когда сможет, а баланс передаваемых сторонами благ изначально несопоставим либо неравноценен). Использование социальным предпринимательством нерыночных ресурсов и форм обмена – средство преодоления ресурсной недостаточности и встречается также в странах с развитой рыночной экономикой, что отмечают многие исследователи [Starr, MacMillan, 1990; Woolcock, 2001; Baker, Nelson, 2005; Di Domenico, Haugh, Tracey, 2010].

В России это свойство тем более распространено, что здесь у малых предприятий и НКО (эти формы – наиболее вероятная организационная база социальных предприятий) значительно меньше располагаемых ресурсов и более слабая рыночная инфраструктура, чем у их западных коллег. Как следствие – в деятельности социальных предприятий в России больше нерыночных сегментов и больше использования «подручных средств» [Di Domenico, Haugh, Tracey, 2010], а объем услуг имеет сравнительно меньшие масштабы. В-пятых, поскольку социальная сфера (социальное обеспечение, услуги здравоохранения, образования, культуры и др.) в России традиционно является предметом преимущественно государственного регулирования и государственной собственности, влияние конкурентного рынка отходит на второй план. В этом случае услуги, предоставляемые клиентам, может оплачивать за клиента государство. Но даже там, где они оплачиваются самими клиентами, государство участвует в формировании цепочки стоимости, как хорошо иллюстрирует пример АНО «Пролог». Такое совмещение государства и рынка в литературе принято называть квазирынком [Шишкин, 2000; Андрущак, 2005; Корытцев, 2009]. Данный термин используется и в положительной коннотации – как дебюрократизация, повышение эффективности социальных услуг и их приближение к потребителю, и в отрицательной – как псевдорыночный механизм, имитирующий, но не обеспечивающий конкуренцию и результативность, и в нейтральной – для обозначения смешанной системы регулирования в социальной сфере [Le Grand, 1991; Laville, 2003; Pinker, 2006; Bode, 2007; Lewis, Smith, Harrison, 2009 и др.].

Характерным примером нерыночных взаимодействий служит опыт Конного центра. Деятельность этого социального предприятия без достройки недостающих организации экономических ресурсов за счет даровых источников вообще была бы невозможна. В ней отсутствует стандартный наем сотрудников, поскольку, по словам руководителя, организация не может им платить даже скромную зарплату. Между тем организация самоокупаема и достаточно устойчива. Что является источником даровых ресурсов? Особые социальные отношения людей, объединенных любовью к лошадям и убежденностью в важности социальных услуг, которые с помощью лошадей оказывает организация инвалидам и детям с особыми потребностями. Эти особые социальные отношения сложились во многом благодаря оказанию Натальей бесплатных социальных услуг нуждающимся в них людям и структурам, включая государственные.

По идее, эти социальные отношения должны объясняться явлением и категорией социального капитала, по крайней мере в интерпретации Бурдье, который акцентировал внимание на тонкости грани и взаимных переходах («конвертируемости») социального капитала и экономического капитала, социального капитала и культурного капитала [Бурдье, 2002]. В то же время и Бурдье, и ряд других теоретиков социального капитала (например: [Burt, 1997; 1992]) видят в основе социального капитала социальные «связи», понимаемые как связи с «сильными мира», с «полезными» людьми, занимающими сколько-нибудь заметное и важное положение в обществе. Такое одностороннее понимание социального капитала плохо объясняет роль социальной сети, сформированной вокруг Натальи и ее Конного центра. Особенность организации в том, что неформальная социальная сеть, из которой черпаются человеческие ресурсы, состоит из людей, не занимающих на социальной лестнице заметных позиций, это, например, – инвалиды, заинтересованные в услугах, студенты, увлеченные конным спортом и лошадьми, и проч. Именно они обеспечивают постоянный приток волонтеров в организацию и замещают наемных работников, на которых у организации нет средств. Таким образом, организация не только иллюстрирует значительное пересечение состава социальной ценностной сети с составом клиентов, волонтеров и работников [Mair, Schoen, 2005], но также скрепление отношений между ними и предприятием преимущественно неформальными обязательствами. На столь необычном и нерыночном «контракте» основано поддержание большинства жизненно важных функций социального предприятия. При этом собственно «рыночный» блок взаимодействий находится в основном в стороне от его деятельности (продажа жеребят, щенков, оказание платных услуг по прокату лошадей в летний сезон). В этом разведении функций обеспечения самоокупаемости и социального обеспечения Конный центр «Аврора» похож на чешское предприятие М. Черноцки Energeia, рассмотренное в главе 2, хотя встроенность в систему современных рыночных отношений у последнего неизмеримо выше, что, конечно, обусловлено большими масштабами и более богатой ресурсной базой Energeia. Немаловажный момент отличия в ресурсной базе – иной состав социального капитала лидеров организаций. Черноцки до создания социального предприятия был руководителем СМИ, знаком с многими представителями деловых кругов, большую часть времени работает в столице в условиях более развитой экономической среды, что повышает шансы рыночного посредничества в ресурсном обмене и возможности комбинации рыночных ресурсов. Многого из перечисленного лишен Конный центр «Аврора». В то же время связывать использование социальных ресурсов человека для достижения экономических результатов исключительно с неразвитыми экономическими условиями регионов и стран ошибочно. Слишком много исследований в индустриально развитых странах доказывают высокую значимость социального капитала предпринимателей для достижения экономического успеха [Coleman, 1990; Burt, 1992; Nahapiet, Ghoshal, 1998; Anderson, Jack, 2002; Westlund, Bolton, 2003 и др.]. Более того, наблюдения показывают, что в экономически депрессивных регионах и странах ресурсы человеческих отношений, таких как доверие и взаимопомощь, также оказываются подорваны [Woolcock, 1998].

На ценностной сети стоит остановиться особо. Она является частным случаем социальной сети, в которой выделяются отношения признания и одобрения целей и результатов деятельности предприятия. Ценностная сеть легитимирует и поддерживает высокую репутацию Конного центра и его руководителя (Натальи) в глазах более широкой общественности: журналистов местных СМИ, читателей этих СМИ, представителей власти, жителей города. Из кого она состоит? Ценностная сеть социального предприятия во многом совпадает с людьми, включенными во взаимодействие с ним, будь то клиенты, партнеры или волонтеры. В то же время сюда могут входить также спортсмены-конники, специалисты-коневоды, любители животных, социальные работники и другие люди, имеющие в чем-то сходные интересы и(или) характер деятельности, но не включенные в прямое взаимодействие с предприятием, если они одобряют то, что делает Наталья в области заботы о лошадях и заботы о людях. Эта поддержка и моральное одобрение укрепляют в социальном предпринимателе и работниках организации уверенность в важности и общественной значимости выбранного дела. Уникальность Конного центра состоит в том, что разделяемые ценности, к которым относится любовь к лошадям и несколько идеалистичные представления о важности социальной миссии, реализуемой с их помощью, осуществляют те функции, которые в стандартных рыночных условиях выполняют сложные технологии, контракты и материальное стимулирование, т. е. скрепляют различные элементы организации в единое целое.

С ценностной сетью частично совпадает социальная сеть организации. О важности пересечения социальной, ценностной и клиентской сетей, а также человеческих ресурсов организации писали Дж. Мэйр и О. Шон в исследовании успеха трех известных примеров социального предпринимательства – банка Grameen, Секемской инициативы и Мондрагонских кооперативов [Mair, Schoen, 2005]. В то же время качественные характеристики и различия ценностной и социальной сетей в этой работе не конкретизированы. Можно предположить, что для ценностной сети основой общности являются разделяемые убеждения и идеалы, тогда как в социальную сеть организации входят не только «единомышленники», но также люди и организации, имеющие с социальным предприятием и его сотрудниками формальные отношения. При этом в обеих разновидностях сетей есть сегменты разной «плотности» взаимодействия, участники очных и заочных контактов. Так, элементами ценностной сети могут быть и люди, с которыми в той или иной степени себя идентифицирует социальный предприниматель, и те, кого он рассматривает как моральный авторитет. Другими словами, в широком круге ценностной сети могут быть люди, с которыми непосредственные контакты не поддерживаются: например, у которых Наталья когда-то училась, с кем она когда-то советовалась, которые когда-то помогали ей, но также, возможно, и не знакомые непосредственно, но повлиявшие на выбор социальной миссии организации. В то же время в социальную сеть организации входят все участники контактов с членами организации, осуществляющиеся в связи с разными сторонами ее деятельности, включая клиентов и «шапочных» знакомых, имеющих к ней отдаленное отношение. В литературе освещено немало исследований структуры и свойств социальных сетей.

Важной чертой социальных сетей, как видно из предыдущего, является их неоднородность. Если структура социальных сетей еще подлежит анализу посредством сопоставления формальных характеристик и количественных измерений (см. например: [Гранноветтер, 2009 (1973); Putnam, 2001]), то качественная неоднородность ценностной сети представляет серьезные проблемы для ее определения. Например, одни могут видеть главное назначение Конного центра в работе с инвалидами, другие – в прививании людям любви к лошадям как средстве гуманизации человеческих отношений, третьи – в привлечении внимания общественности к условиям содержания животных и их защите. Все это имеет прямое отношение к деятельности организации, но может быть основано на разных ценностях и убеждениях, в чем их общая основа? Ценностная сеть – это не партия, и она не формируется на основе непротиворечивой и последовательной программы. Признание социальной значимости организации и ее морального авторитета – вот что придает единство различным элементам ценностной сети, таким образом, не только ценностная сеть формирует организацию, но и организация – ценностную сеть.

Почему эти вопросы рассматриваются в контексте рынка и экономического поведения социальных предприятий? Во-первых, социальные сети образуют базу социального капитала, конвертируемого в экономический капитал. Во-вторых, в случае недостатка ресурсов и заполнения социальным предприятием незанятого рынком пространства оказания социальных услуг ценностные связи скрепляют отдельные элементы деятельности предприятия в совместную целесообразную деятельность, формируют единство организации. В-третьих, экономическая деятельность хозяйствующих субъектов не является изолированной от социальных отношений и институтов, среди которых она создается и развивается. Это соображение важно не столько как общая констатация связи «всего со всем», сколько в качестве обоснования социальной укорененности различных форм производственной кооперации и предпринимательской стратегии предприятий [Polanyi et al., 1957; Grannovetter, 1985; Nahapiet, Ghoshal, 1998 и проч.]. Однако в социальных предприятиях социальные факторы результативности проявляются более выпукло и наглядно.

Одним из направлений изучения трансформации социальных ресурсов в экономические результаты социальных предприятий и предпринимательства в целом служит развитие и уточнение концепции социального капитала. Различение ценностных сетей в общей совокупности сетей – не единственный способ дифференциации социальных сетей и исследования влияния, которое они производят, будучи переработаны в ресурс хозяйственной деятельности. Вариантом дифференцированного подхода к социальному капиталу и выявлению его подструктур является различение социального и культурного капитала (П. Бурдье). Его определение социального капитала сосредоточено на общем принципе взаимодействия субъектов и не сводится к набору свойств сети: [70] «Социальный капитал представляет собой совокупность реальных или потенциальных ресурсов, связанных с обладанием устойчивой сетью более или менее институционализированных отношений взаимного знакомства и признания, иными словами, с членством в группе» [Бурдье, 2002, с. 66].

Культурный капитал предстает у него в трех ипостасях: 1) как инкорпорированный, воплощенный в состоянии тела и ума человека, он предполагает внутренние усилия и длительность воплощения (один из способов инкорпорирования – домашнее воспитание); 2) как объективированный в материальных предметах и средствах (например, документах и картинах), он может передаваться от человека к человеку, но в отличие от экономического капитала не сводится к независимой от человека форме присвоения, так как имеет свои законы – существует в символической, активной форме и требует адекватного себе обращения и восприятия (например, художественной или научной подготовки, эстетического развития); 3) как институционализированный, т. е. выступающий в форме сертификата или иного общепризнанного свидетельства соответствия культурного статуса его владельца принятым требованиям компетенции [Бурдье, 2002, с. 60–65]. Трансформации культурного и социального капитала будут ниже проиллюстрированы на примере «Музея игрушки».

Дальнейшее уточнение содержания социального капитала ведет к различению все большего числа аспектов и свойств социальных взаимодействий, способных повлиять на достижение экономических результатов организаций. В частности, Дж. Нахапьет и С. Гошал сосредоточились на роли социального капитала в создании и развитии интеллектуального капитала организации [Nahapiet, Ghoshal, 1998]. Для этого они выделяют в социальном капитале три измерения: 1) структурный аспект (характер связей между участниками, их конфигурация в сети и выбор подходящей для них формы организации); 2) когнитивный аспект (язык, символические коды и общие сюжеты коммуникации, формирующие возможности интерпретации событий и обсуждения вопросов, интересующих участников); 3) отношенческий аспект (содержание и качество личных отношений участников в виде идентификации с теми или иными группами, доверия, норм, обязательств). Первое измерение наиболее непосредственно формирует интеллектуальный капитал через доступ к получению, передаче и обмену знаниями. Второе измерение создает конкретные условия доступа к информации, которую можно получить от других – в виде возможностей взаимопонимания, постановки актуальных для сторон вопросов и получения необходимых ответов посредством общего понятийного аппарата, смыслового контекста и общей отсылочной базы обсуждения. Тем самым создаются возможности для накопления и комбинирования знаний. Третье измерение формирует основу для мотивации к получению, обмену и развитию знаний. При этом под интеллектуальным капиталом, который формируется под воздействием социального и обеспечивает успех организации, авторы понимают знания и способность к знанию человеческих коллективов, к которым относятся организации, профессиональные сообщества и группы работников умственного труда [Nahapiet, Ghoshal, 1998, p. 245, 251–256].

Различение «структурного» и «когнитивного», «структурного» и «отношенческого» аспектов для объяснения феномена социального капитала присутствует и в других исследованиях [Burt, 1992; Coleman, 1993; Moran, 2005; Liao, Welch, 2005]. При этом попытки рассмотреть структуру социального капитала с точки зрения формальной конфигурации контактов вызывает критику даже у «формалистского» крыла исследователей (школы Патнэма), которые напоминают, что наличие взаимных контактов и даже их число автоматически не ведут к доверию участников, и аспекты структуры социального капитала должны включать также распределение власти и содержание контактов [Hutchinson, et al., 2004]. В связи с этим некоторые противопоставляют структурный подход социальному капиталу – как изучение формальной конфигурации контактов, и отношенческий подход, рассматривающий качество и содержание отношений [Moran, 2005].

В русле структурных исследований социального капитала развивается концепция «объединяющего» и «связывающего» социального капитала («bridging social capital», «bonding social capital»). Различия во влиянии социального капитала и его последствиях рассматриваются в этом случае в связи с характером объединений, формальных и неформальных, в которых оказываются люди. С понятием объединяющего социального капитала (bridging) ассоциируются гетерогенные сети и добровольные объединения, охватывающих разных по социальному, этническому, демографическому составу людей, а с понятием связывающего социального капитала – гомогенные в социально-экономическом смысле группы. В первых обычно связи более тонкие, менее интенсивные, они отличаются горизонтальной структурой, основанной на очном взаимодействии. Во вторых – связи более «плотные» и интенсивные, считается также, что, будучи основанными на более высоком уровне доверия, они способствуют созданию иерархических структур [Putnam, 1993; Geys, Murdoch, 2008]. Анализ формальных характеристик тех и других нередко приводит исследователей к выводу, что связи первого типа дают уязвимым социальным категориям, желающим изменить свое положение, больше шансов на решение своих проблем и возможности для положительной мобильности, кроме того, они ближе гражданским ценностям, поэтому предпочтительнее для переходных обществ. Связи второго типа, хотя и могут обеспечить более высокую солидарность, доверие и больший объем поддержки, могут консервировать сложившееся status quo, замыкаясь внутри устойчивых социальных групп и не выходя на уровень межгруппового взаимодействия. В этом случае они дают меньше шансов своим членам к существенному изменению сложившегося нежелательного социального или экономического положения. Пищу для подобных гипотез дают не только количественные исследования структуры связей, проведенные Патнэмом в Италии [Putnam, 1993], а затем в США, но и более ранний социометрический анализ межличностных связей Грановеттера [Грановеттер, 2009 (1973)]. В то же время результаты подобных исследований нуждаются в корректном истолковании, которое выходит за рамки настоящей работы.

Многие модели социальных предприятий демонстрируют примеры, когда именно однородные группы, связанные отношениями высокой плотности, могут конвертировать социальный капитал в экономический. Примером служит прежде всего опыт микрофинансирования, когда не один человек, а солидарная и однородная по важным социально-экономическим параметрам группа служит гарантом платежеспособности своих членов, на этом же принципе достигают успеха организации инвалидов. Среди международных кейсов, описанных в главе 2, на этом типе связей построены модели Dessarrollo Comunitario и Lonxanet в Испании, Terra Nova в Бразилии, Chleb Zycia в Польше. В то же время элементы «плотных связей» в однородных группах используются в большинстве представленных международных кейсов и в одном российском – в Конном центре «Аврора». Кроме того, данный тип связей активно используется для активизации интеллектуального капитала и развития внутри компаний [Nahapiet, Ghoshal, 1998; Moran, 2005]. В частности, П. Моран утверждает, что структурный капитал, основанный на конфигурации межгрупповых связей, оказывает положительное влияние на развитие рутинных процессов и повышение качества исполнительских функций, тогда как отношенческий, основанный на плотности внутригрупповых связей, более тесно связан с развитием инноваций. Можно предположить, что недооценка «плотных» связей однородных социальных групп и переоценка «тонких» в неоднородных в ходе преобразовательной деятельности организаций связана с отождествлением социального капитала с набором социальных связей. Между тем социальные связи становятся капиталом только в преобразующей целенаправленной деятельности, что хорошо видно на примерах социального предпринимательства. В то же время представленный обзор подходов показывает, что специфика и содержательная структура социального капитала еще ждут своего исследования.

После экскурса в теорию вернемся к нашим кейсам. Отличный от Конного центра тип социального предприятия представляет деятельность «Музея игрушки» – практически все элементы взаимодействий этого предприятия имеют рыночную форму. На его примере можно наглядно проиллюстрировать рассуждения Бурдье о разных формах капитала. Руководитель «Музея игрушки» В. Санкин конвертировал накопленный культурный капитал, особенность которого определилась не только наследованием отцовской коллекции («объективированный культурный капитал» по Бурдье), но и, по-видимому, воспитанием с детства в духе интереса и знания народного промысла («инкорпорированный культурный капитал»), а также полученный в связи с продолжением семейной традиции коллекционирования социальный капитал (связь с мастерами и коллекционерами) – в экономический капитал. Здесь присутствуют и другие формы культурного и социального капитала (диплом педагога, комсомольские связи и проч.), которые превратились в профессиональные и организационные, а в конечном счете – экономические ресурсы предприятия. Следует при этом обратить внимание, что данная организация отличается наиболее «рыночной» (товарно-денежное оформление сделок, условия свободной конкуренции) бизнес-моделью из всех четырех описанных предприятий. Достижение социальных целей в нем осуществляется почти целиком через куплю-продажу товаров и услуг (закупка игрушек у мастеров – продажа услуг в области музейной педагогики).