Текст книги "Русская жизнь. Август (август 2008)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Олег Кашин
Принципиальный кузнец

Случай в Челябинске

I.

На следующий день после случая с Полиной Алексей пошел к матери Сергея Долгачева Людмиле Петровне. Представился знакомым Сергея, который зашел выразить соболезнования. Людмила Петровна гостю удивилась – думала, у сына нет друзей.

– Любая мать будет защищать свое дите, но она мне сказала, что давно знала, что ничем хорошим его жизнь не закончится. Плакала, конечно, но не так чтобы «на кого ты нас покинул», а как-то сдержанно. Я посидел полчаса и ушел.

К Людмиле Петровне Алексей Бурилов ходил, чтобы проверить себя – станет ли ему жалко человека, которого он убил. Оказалось – нет, не жалко.

– Вы зря говорите «человек». Человек так себя вести не будет. Я вообще не знаю, как его называть. По идее – монстром, но тоже как-то странно – это не монстр, так, червяк какой-то.

38– летний Сергей Долгачев и в самом деле был не самым удачным гостем для детского дня рождения -ни с сестрой Алексея Натальей, ни тем более с ее старшей дочерью Кристиной, по случаю 16-летия которой Наталья принимала гостей, он знаком не был. Накануне познакомился с девушкой (ее имени Людмила Петровна не помнит), пили пиво на пустыре, потом пошли к ней. А на следующий день новая подруга позвала Долгачева в гости к Наталье. Он нарвал цветов и пошел в гости.

II.

Алексей на день рождения племянницы опоздал – хоронил друга, которого накануне зарезали на улице из-за мобильного телефона и кошелька с 500 рублями. Настроение было соответствующее, и даже пить с гостями он не стал – сел в стороне с пакетом сока и, как вспоминает, «думал о чем-то своем». Застолье проходило во дворе двухэтажного барака, в котором живет Наталья с дочками Кристиной и Полиной. Гостей было немного – одноклассница Кристины, супружеская пара – друзья Натальи, еще одна подруга семьи и та девушка (ее имени Алексей тоже не знает, говорит, что «такой же монстр, только женского пола»), которая привела Долгачева. Познакомиться с Долгачевым Алексей не успел, он в тот вечер вообще ни с кем не разговаривал.

III.

Людмила Петровна Долгачева, в общем, правильно говорила, что жизнь ее сына не закончится ничем хорошим. «Вся его жизнь – одна большая беда», – говорит и мне Людмила Петровна. Живет она одна в маленькой комнате в коммуналке, второй муж умер, младшая дочь вышла замуж и уехала в Кустанай. В Казахстане некоторое время (сколько – мать не помнит) жил и Сергей – к сестре он уехал после того, как пропил квартиру. В Кустанае пытался торговать на рынке какими-то продуктами, а заработка не было, работу бросил, но на рынок ходил каждый день – подрабатывал грузчиком, деньги пропивал там же. Однажды подрался, получил пять проникающих ножевых ранений, неделю пролежал в реанимации и вернулся к матери с инвалидностью. Два года жил в ее комнате, лечился («Всю пенсию на лекарства для него тратила», – жалуется Людмила Петровна). Этой весной сказал матери, что нашел работу – где-то грузчиком, но, как говорят соседи, врал и на самом деле нигде не работал.

IV.

Алексею Бурилову – 31 год, работает он в маленькой мастерской на территории мебельного комбината. Вдвоем с приятелем делают металлические двери. Приятель ездит по городу, развозит заказы, а Леха что-то постоянно режет, варит, сверлит и ругается с местным электриком, который почему-то именно к Алексею любит ходить поболтать.

– Это, как Децл пел, достали коммунисты, фанатики, фашисты. С утра до вечера одно и то же: Горбачев, Ельцин, великую страну просрали. Ну сколько можно? Я ничего не просрал и мне самому насрать на их величие. Работать надо. Вот я семь лет уже работаю с металлом, нашел свое призвание – кузнец. С тем, что на квартиру мне никогда не заработать, я смирился, но все равно стараюсь, и меня в городе знают – я все умею.

V.

Когда стемнело, гости стали расходиться. Наталья ушла в дом, именинница с подружкой – куда-то тусоваться уже без взрослых, а Алексей с мобильным телефоном бродил туда-сюда вдоль барака – разговаривал с родственниками парня, которого в тот день хоронили. Собеседник положил трубку, Алексей услышал гудки, положил телефон в карман, но гудки почему-то не прекратились.

– Потом понял, что это не гудки, а такой писк, как мышь пищит. Я послушал – вроде мерещится, – и пошел в дом. И вот что-то заставило меня обернуться, смотрю, а в кустах голый мужик стоит. Что за ерунда?

Барак Натальи находится на достаточно оживленной улице Курчатова между экономическим колледжем и его общежитием. Улицу он не украшает, поэтому двухэтажное здание и примыкающая к нему помойка по периметру очень плотно засажены деревьями и кустами – с улицы барака не видно. Увидев голого мужика, Алексей негромко выматерился и шагнул по направлению к кустам. Мужик обернулся и спокойно сказал:

– Убью, сука.

Алексей узнал Долгачева.

– Я стою и вижу, что вот эта мразь наглым образом подминает под себя мою племянницу. Смотрит на меня, а сам рукой у нее под платьишком лазит. Полина пищит и тоже смотрит на меня. И я стою и думаю: ну что это такое? У меня обостренное чувство справедливости, я очень принципиальный человек, и думать я не стал – подошел к нему, тупо взял за волосы и понес. Куда Полина убежала, я даже не видел – я вообще ничего не видел, меня потом спрашивали: «Слушай, как ты его десять метров пронес? Он же тяжелый». А я не помню, как я его пронес и откуда силушка взялась. Просто взял, как мешок с говном, и несу. Он пытался что-то шепелявить, но я его, честно говоря, не слушал. Озверел я на тот момент.

Дальше Алексей говорит, что пришел в себя уже на свалке – Долгачев лежал перед ним и не шевелился.

– Я пощупал ему пульс – жив. Достал сотовый, набрал 112, никто не отвечает. Думаю – е-мое, сейчас кто-нибудь пройдет мимо и подумает, что я его прячу. Выбежал на дорогу – гаишники едут. Остановил машину и кричу им: «Забирайте педофила!»

Скорая помощь и милиция приехали через десять минут. Долгачев был еще жив, его увезли в первую горбольницу, с Полиной осталась женщина-психолог, а Алексея отвезли в отделение милиции, составили протокол и сразу отпустили, сказали только ждать вызова в прокуратуру.

В больницу Долгачева доставили после полуночи, а в половине первого он, не приходя в сознание, скончался.

VI.

Когда человек рассказывает о том, как очнулся, уже увидев перед собой неподвижное тело, – верить ему необязательно. Скорее всего, такую форму изложения Алексею посоветовали адвокаты, чтобы переквалифицировать статью обвинения с «превышения пределов самообороны» на «причинение тяжкого вреда здоровью в состоянии аффекта».

Тяжкие телесные повреждения, которые получил Долгачев перед смертью, – это, во-первых, разрыв тонкого кишечника, и, во-вторых, – кровоизлияние в мозг, причем кровоизлияние, как говорят врачи, произошло раньше разрыва кишечника и было вызвано сильным ударом в затылок.

– Про затылок ничего не знаю, – говорит Алексей. – В затылок – это запрещенный удар. Я запрещенные удары хорошо знаю, я в спецназе служил, в подразделении «Кобра». Бить умею, но нарочно убивать я бы его не стал.

Алексей спрашивает, когда начнется интервью. Я отвечаю, что оно уже началось, и показываю блокнот.

Он удивляется – а где, мол, камера? Когда телевидение приходило, журналисты с камерой были. Я еще раз говорю, что пишу для журнала, Алексей смеется.

– А я думал, интервью – это когда телевидение. Ко мне уже с НТВ приезжали, я потом передачу видел, очень интересно. После моего интервью показали, не помню, в каком это городе было, педофила, который семерых детей изнасиловал и получил за это четыре года. Если бы не я – этот монстр, может быть, вообще год условно получил бы. Он же Полинку не успел изнасиловать и тем более не убил. И как бы он тогда себя чувствовал? Чувствовал бы себя победителем. А мы бы сидели и боялись. Наташа и так после того дня неделю из дома сама не выходила и детей не выпускала – боялась. А если бы он остался жив? Безнаказанность порождает новые преступления. Я не дал совершиться безнаказанности.

VII.

В следственном отделе по Советскому району Челябинска говорят, что вопрос о содержании Бурилова под стражей даже не рассматривается – с тем, что он был прав, избивая Долгачева, здесь не спорит никто.

На следующей неделе Алексей поедет на психологическую экспертизу, которая, как говорят в следственном отделе, со стопроцентной вероятностью признает его находившимся в момент убийства в состоянии аффекта. «Состояние аффекта – понятие широкое, вы же понимаете, – говорит один из сотрудников следственного отдела. – Там, например, шашлыки жарили, прямо во дворе ножи острые лежали. То, что он не побежал за ножом, – достаточное доказательство аффекта».

VIII.

В день похорон сына Людмила Петровна Долгачева встать с постели не смогла и на кладбище не поехала. О том, как и почему погиб сын, она узнала из передачи местного телевидения, – в милиции, когда она получала справку, разрешающую забрать тело из морга, ей сказали, что он просто погиб в драке.

Спрашиваю Людмилу Петровну, верит ли она в то, что ее сын – насильник. Она почему-то отвечает:

– Я хотела, чтобы он стал художником. А он на металлурга учиться пошел.

Спрашиваю, гордилась ли она когда-нибудь своим сыном, отвечает, что нет, не гордилась.

IX.

Алексей Бурилов хочет, чтобы его судили присяжные – в этом случае свои шансы на оправдание он считает бесспорными. Вероятно, так и есть – жизнь убитого им Долгачева была вполне никчемной, а закончилась и вовсе позорно.

Прав Бурилов и в том, что, останься Долгачев жив, наказали бы его мягко, и такая ситуация никого бы не устроила. Оспаривать поступок Алексея Бурилова не получается никак – с какой стороны ни посмотри, парень все правильно сделал.

Но когда на вопрос: «Как вы себя чувствуете, убив человека?» – он спокойно отвечает: «А что такого? Нормально чувствую», – почему-то делается неприятно.

* ВОИНСТВО *
Александр Храмчихин
Незнаменитая война

Маньчжурская наступательная операция 1945 года

Войну с Японией в августе-сентябре 1945 года с точки зрения освещения в отечественной литературе можно назвать странной. Или забытой. Или незнаменитой. Причины этого понять сложно.

Она ведь никак не была похожа на «странную войну» между Германией и союзниками в 1939-40 годах, войну без войны. И на нашу «незнаменитую» финскую тех же лет, с катастрофическими потерями при очень скромных успехах, она тоже была абсолютно не похожа. Война с Японией по пространственному размаху, темпам наступления советских войск, соотношению потерь своих и противника не имела себе равных за весь период Второй мировой. Не только для Советской армии, для всех армий, участвовавших в войне. Хотя Вторая мировая уж точно не страдала от дефицита грандиозных по размаху операций. Только в ходе этой операции, единственный раз за войну, нам удалось реализовать предвоенный лозунг: «Бить врага малой кровью на его территории». Более того, именно этой операцией Вторая мировая и закончилась.

Тем не менее про Маньчжурскую наступательную операцию у нас пишут немного. Более того, ни день начала операции (9 августа), ни день ее формального окончания, ставшего одновременно и последним днем Второй мировой, не отмечаются как дни воинской славы РФ. 9 августа мы празднуем день победы русского флота над шведским у Гангута. Значение и масштабы гангутской победы в нашей историографии откровенно преувеличены, со значением и масштабами победы над Японией они точно несопоставимы. День позора (23 февраля 1918 года) не просто объявлен одним из дней воинской славы, но и стал Днем защитника Отечества. А в Маньчжурии, оказывается, никакой воинской славы не было.

Одно из объяснений такой странности – малочисленные собственные потери. Всего двенадцать тысяч погибших и пропавших без вести, в семь раз меньше, чем у противника. Как-то это не по-нашему. По-нашему – это когда своих трупов до небес. В разы больше, чем у противника. Подобное объяснение кажется абсурдным, но, однако, оно находит некоторые подтверждения. Например, Белорусская наступательная операция Советской армии летом 1944 года была, видимо, лучшей нашей операцией в войне с Германией. Однако она тоже оказалась почти такой же забытой, как и Маньчжурская. Наши потери в Белоруссии были, конечно, несравненно выше, чем в Маньчжурии, но – редкий случай – ниже, чем у немцев. А ведь это же как-то неправильно. Наши потери должны быть значительно выше, именно тогда операция и канонизируется (Москва, Сталинград, Курск). Официально, конечно, операции канонизируются за их «переломное значение», но у нас до сих пор не решили, что же явилось «коренным переломом» – Москва, Сталинград или Курск. А в таком случае непонятно, чем хуже Белорусская операция, в ходе которой была стерта в порошок группа армий «Центр», или Маньчжурская, в ходе которой аналогичная судьба постигла Квантунскую армию. Получается, что именно «недостаточность» собственных потерь мешает канонизировать операцию.

Применительно к войне с Японией есть, конечно, и другое объяснение «незнаменитости». В войну с Германией мы безусловно внесли основной вклад – именно на Восточном фронте немцы понесли три четверти своих потерь. С другой стороны, мы сами понесли от этой войны запредельный по масштабам ущерб, война проехала по нашей территории от Волги до Большого Кавказского хребта. От войны с Японией наша территория и мирное население вообще не пострадали. И наш вклад в разгром Японии основным считать нельзя. Это чрезвычайно задевает самолюбие. Наш вклад по определению должен быть главным. Значительная часть отечественных историков пытается доказать, что роль Советской армии была решающей и здесь. Но поверить в это сложно. Все-таки США, Великобритания, Австралия и Голландия начали воевать с японцами 7-8 декабря 1941 года. Начали крайне неудачно, как и мы в войне с немцами. И так же, как и мы, переломили ситуацию и задавили японцев массой. Но не массой людей и танков (в морской войне это лишнее), а массой самолетов и кораблей. Экономические потенциалы США и Японии оказались несопоставимы. В результате несопоставимыми оказались и военные потенциалы сторон. К августу 1945 года американцы с союзниками полностью разгромили ВВС и ВМС Японии, они безнаказанно громили уже саму метрополию, причем на города Японии обрушивались массированные удары не только стратегической, но и авианосной авиации США и Великобритании. Флот союзников совершенно свободно гулял у самых берегов Японии. А она, к тому же, задыхалась из-за полного отсутствия топлива, поскольку ВМС США полностью перерезали коммуникации между самой Японией и Индонезией, где японцы добывали нефть.

Кроме англосаксов, силы японцев поглощал Китай. Гоминьдановские войска воевали исключительно плохо, а коммунисты Мао Цзэдуна не воевали вообще, ожидая, когда японцы и гоминьдановцы истощат друг друга. Японцы захватили почти весь восточный Китай. Но до конца разгромить его Японии не удалось. Огромная территория и многочисленное население Китая требовали очень значительного количества японских войск для осуществления его сколько-нибудь эффективной оккупации.

Квантунская армия, дислоцированная в Маньчжурии, на территории созданного Японией же государства Маньчжоу-Го, была единственной частью японских ВС, которая с декабря 1941 года не принимала участия в боевых действиях. Однако из-за прогрессирующего ухудшения для японцев ситуации на всех фронтах эту армию к августу 1945 года раздергали для укрепления группировок в Китае, на Тайване, на Окинаве, Гуаме, Филиппинах. Туда отправлялись, разумеется, наиболее боеспособные части, их заменяли плохо вооруженные дивизии, укомплектованные новобранцами и призывниками старших возрастов из числа японских колонистов в Маньчжурии. Реальная численность личного состава не превышала 700 тысяч человек. Квантунская армия к августу 1945 года практически не имела боевой авиации (остались только старые учебные машины), танков было очень мало, а по своим характеристикам японские танки не шли ни в какое сравнение ни с советскими, ни с американскими.

На эту армию обрушилась мощь 1,7-миллионной группировки советских войск. Группировки, состоявшей из регулярных частей, прошедших войну с Германией, обладавших высочайшей боеспособностью, богатейшим боевым опытом войны с чрезвычайно сильным противником, отличным вооружением в количествах, в разы превосходящих японское. Исход сражения был вполне очевиден. Главным противником советских войск стали горы и пустыни, а не японцы. Например, Шестая гвардейская танковая армия Забайкальского фронта за первые три дня операции прошла 450 км (абсолютно фантастическая цифра), почти не встречая сопротивления. Остановилась она только потому, что транспортная авиация не успевала снабжать армию топливом.

Немецкие войска до мая 1945 года оказывали исключительно упорное сопротивление нашим войскам. Оно осталось таковым даже тогда, когда положение Германии стало абсолютно безнадежным. А вот когда англосаксы открыли в Европе второй фронт и в конце июля 1944 года вырвались с нормандского плацдарма на оперативный простор, немцы стали сдаваться им в массовом порядке. В случае с Японией ситуация оказалась прямо противоположной. В Бирме и на островах Тихого океана японцы с исключительным упорством (которое можно назвать фанатизмом, а можно – героизмом), почти никогда не сдаваясь в плен, сопротивлялись многократно превосходящим войскам США и их союзников. Как известно, отдельные японские солдаты продолжали воевать в джунглях тихоокеанских островов до 80-х годов ХХ века. В августе 1945 года в Маньчжурии лишь в отдельных местах японцы оказали упорное сопротивление нашим войскам (например, в Муданьцзяне, который штурмовали войска Первого Дальневосточного фронта). Зато сдача в плен носила массовый характер. В целом ряде случаев перед советскими морскими и воздушными десантами численностью в несколько сотен человек капитулировали без единого выстрела японские гарнизоны численностью в несколько десятков тысяч человек.

Отчасти, конечно, такое поведение японцев можно объяснить тем, что 16 августа японское правительство объявило о капитуляции. Однако, например, на Курильских островах японские войска воевали и после этой даты. Впрочем, вопрос о том, почему Япония капитулировала, для нас является особо болезненным. Очень хочется понять, что стало главной причиной решения о капитуляции – наше вступление в войну 9 августа или американские атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки 6 и 9 августа соответственно. Не решен отечественной историографией и сопутствующий вопрос – до какой степени нужно клеймить американцев за атомные бомбы.

Примерно до 1943 года англосаксы очень даже хотели, чтобы СССР атаковал Японию (то есть Маньчжурию), оттянув таким образом японские войска из Бирмы и с Тихого океана. Зато мы принципиально не могли этого сделать – все ресурсы уходили на войну с Германией. По мере того как неизбежность поражения как Германии, так и Японии становилась абсолютно очевидной, союзники, ставшие таковыми исключительно по принципу общности противника, все больше задумывались о переделе послевоенного мира. Поэтому у Сталина укреплялась уверенность в том, что атаковать Японию нужно обязательно, а у американцев и англичан все чаще появлялись мысли о том, что хорошо бы справиться с Японией без советской помощи. По этому поводу у англосаксов возникла серьезная дискуссия между политиками, желавшими, чтобы СССР не вступал в войну с Японией, и военными, доказывавшими, что без участия Советской армии разгром Японии затянется до 1946, если не до 1947 года и обойдется, как минимум, в миллион жизней американских и других союзных военнослужащих.

В этой ситуации атомные бомбы показались американцам отличным решением. Нужно ли их осуждать за это решение – вопрос сложный. Представим себе, что СССР создал бы атомную бомбу в конце 1943 – начале 1944 года. Да, победа в этот момент уже не вызывала сомнений, но сколько еще надо было до нее пройти! Мы бы избежали соблазна сбросить бомбу, например, на Кенигсберг и Данциг? Ну-ну. Правда, когда американцы дозрели до применения ядерного оружия, машина советского вторжения в Маньчжурию уже была запущена, поэтому предотвратить участие СССР в разделе «японского наследства» не удалось.

Что в конечном счете стало основной причиной капитуляции Японии, понять, по-видимому, не удастся никогда. Скорее всего, Хиросима вызвала у японского командования сильный шок, но это было еще не смертельно. А вот события 9 августа – Нагасаки и советский удар – дали кумулятивный эффект, стало ясно, что сопротивление бесполезно в принципе, спасения больше нет. Японцы не знали, что других атомных бомб на тот момент у американцев не было.

Наконец, еще одним щекотливым моментом, из-за которого у нас так не любят вспоминать войну с Японией, стало нарушение советской стороной Пакта о нейтралитете. Он был подписан СССР и Японией в Москве 13 апреля 1941 года сроком на 5 лет, то есть до апреля 1946 года. Пакт мог быть денонсирован одной из сторон за год до прекращения срока его действия, но это лишь означало, что он не будет продлен на следующие 5 лет. СССР денонсировал Пакт 5 апреля 1945 года, но из-за этого действие Пакта формально не прекращалось до апреля 1946 года. То есть мы не имели права начинать боевые действия 9 августа 1945 года. Сопровождавшие денонсацию обвинения в адрес Японии в нарушении нейтралитета серьезных оснований под собой не имели. В тот момент Пакт был до зарезу нужен обеим сторонам, поскольку у них не хватало ресурсов для войны между собой. У СССР все силы уходили на войну с Германией. В частности, за период с 22 июня 1941 года по май 1945 года из состава Дальневосточного и Забайкальского фронтов на Запад было переброшено 345 тысяч военнослужащих. Япония не могла воевать с нами, не захватив ресурсов на юге, то есть не победив англосаксов.

Конечно, в разные периоды войны Пакт о нейтралитете был нужен сторонам в разной степени. До 1943 года советские дипломаты заглядывали в глаза японским и спрашивали: «Вы ведь не нарушите Пакт, нет?» – «Да нет, не нарушим», – снисходительно отвечали японцы. С 1943 года роли поменялись – теперь японцы просительно заглядывали в глаза нашим, а те снисходили. При этом давали англичанам и американцам твердые обещания, что атакуют Японию через несколько месяцев после разгрома Германии. Обещание было выполнено, потому что это было нужно нам самим. При этом на Токио в течение всей войны (кроме ее заключительной части, когда все стало ясно и безнадежно) очень сильно давил Берлин, требуя напасть на СССР. Но Япония этого не сделала. Нет, не из благородства, просто не получилось. Тем не менее это не отменяет того факта, что Япония Пакт выполнила, а мы – нарушили. Нет, впрочем, сомнений, что так бы поступила и Япония, если бы возможность появилась у нее. Никто ведь не отменял священного принципа Vae victim.

И никто при этом не отменял того факта, что Маньчжурская наступательная операция стала лучшей наступательной операцией Второй мировой. Почти все вышеприведенные оговорки относятся к области политических игр и интерпретаций истории, причем интерпретаций послевоенных, когда бывшие союзники-победители начали холодную войну между собой. И даже относительная слабость Квантунской армии не отменяет пространственного размаха и высочайшего темпа операции в очень сложных природно-климатических условиях, отличной боевой выучки, продемонстрированной советскими войсками. Они научились воевать против немцев и отработали это на японцах. Подтвердив принцип Vae victim. Маньчжурская операция не только завершила Вторую мировую, но и стала самой лучшей демонстрацией мощи Советской армии за всю ее историю. Забывать об этой войне, тем более стыдиться ее в высшей степени странно. Стыдиться надо как раз ее фактического забвения.