Текст книги "Знание-сила, 2003 №11 (917)"

Автор книги: авторов Коллектив

Жанры:

Газеты и журналы

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Назад к карточке книги

Много дорог ведет на вершину

В России элита всегда была и помимо номенклатуры. Писатели, актеры даже в сталинские времена поднимались не номенклатурно-бюрократическими путями. Хотя и принято говорить, что в те времена великими писателями и актерами «назначали», но поднимались-то они благодаря собственному таланту, а потом из них действительно выбирали наиболее угодных режиму и включали в состав номенклатуры. Была и торгово-криминальная элита, близкая власти: с большими деньгами и в те времена можно было войти во власть с заднего входа.

После падения советской власти вся структура элиты и механизмы ее образования изменились. И хотя значительная часть элиты собственников – представители старой партийно-хозяйственной номенклатуры, это сегодня во многом вопрос чисто исторический. Став собственником, бывший партийный деятель все-таки попадает в новую среду, где правила отношений, способы выживания, условия успеха иные, чем были в коридорах партийной власти. Да и не все нынешние собственники пришли из номенклатуры, кое-кто разбогател благодаря собственной ловкости, удаче, выдумке.

Наконец, еще один канал пополнения элиты – демократический. Хотя он в последнее время сокращается, все-таки приход в элиту через выборы остается возможен. Только демократическим путем мог попасть наверх, например, Жириновский.

Ну и, разумеется, остается собственно номенклатурная элита – люди, занимающие видные посты в вертикали исполнительной власти. Эта группа большая, мощная, переплетенная старыми связями. И все-таки влияние ее только кажется беспредельным, оно ограничено. Не у этой элиты все деньги, а деньги стали большой силой. Нету нее и всей полноты власти: через выборы до сих пор наверх могут прийти неугодные высшей номенклатуре люди.

Кто же сегодня входит в российскую элиту? Давайте определим это чисто формально: пять или десять процентов самых богатых, самых известных, имеющих высокий формальный статус (академик, генерал и так далее) и имеющих реальную власть, реальное влияние на принятие решений. Чаше всего отобранные по разным критериям «верхние» пять – десять процентов совпадают.

В современном обществе очень важно наличие многих элит, которые взаимодействуют между собой, вступают в весьма сложные отношения, то поддерживают друг друга, то противостоят.

Если бы остался всего один канал вертикальной мобильности, по которому только и могла формироваться элита, это было бы ужасно. Доведенный до логического конца любой принцип продвижения, становясь одним-единственным механизмом мобильности, может привести к чудовищным последствиям. Представьте себе, что, кроме демократического, другого пути наверх нет. Только через выборы можно стать одним из элиты. Наверху, я вас уверяю, оказалось бы чрезвычайно много дураков и негодяев. Что хочет бабка, копающаяся в огороде, от властителей страны? Она хочет, чтобы Россия была великой, до зубов вооруженной на страх соседям, и одновременно она хочет, чтобы на рынке все было и по доступным ценам. Как все это взаимосвязано, что для этого нужно и какую цену за выполнение подобных желаний необходимо заплатить всем, в том числе и ей самой, она не знает и об этом не думает. Она вообще обо всем этом думает только время от времени, на досуге. Так за кого она проголосует? Естественно, за того, кто ей все это обещает, то есть или за дурака – он же ломает голову над подобными материями не на досуге, а все время, и если ничего иного не надумал, значит, точно дурак, – или за мошенника. Когда французы голосовали за Ле Пэна, они вряд ли задумывались над тем, хотят ли они сами выполнять ту работу, которую они уже переложили на плечи иммигрантов, и что им делать с падением рождаемости до грани режима простого воспроизводства, кто через лет десять – двадцать будет кормить их стариков.

Эта система обязательно должна быть уравновешена другими. Например, выборы по партийным спискам – это уже не чисто демократический принцип: у партий есть своя бюрократия, которая подбирает кандидатов на выдвижение в элиту по определенным рациональным основаниям. Но чисто бюрократический принцип продвижения нам хорошо знаком: начальник, как правило, не любит рядом с собой того, кто его умнее, идет подбор на понижение, только из «своих», прежде всего на основании преданности.

Короче говоря, в элиту люди должны попадать разными путями, по разным лестницам.

Элит сейчас больше, чем было, и каналов, по которым они формируются, тоже больше. Высшая власть у нас чисто бюрократическая; будущее страны во многом зависит от того, сможет ли она «прикрыть» другие пути наверх, кроме бюрократического. Она явно пытается эго сделать: и расправиться с ставшими слишком самостоятельными олигархами, и «удавить» более или менее независимую прессу, телеканал, радиостанции, и подчинить собственному контролю выборы, и создать бюрократический вариант коммунистической партии – «Единую Россию». Опирается при этом власть прежде всего на российскую культуру, на систему норм, ценностей, представлений, привычек миллионов людей, систему, которая складывалась столетиями и на протяжении этих столетий постоянно воспроизводилась.

А противодействует власти в этом совершенно иной, чем прежде, мировой климат. И совсем другое восприятие не нами выдвинутых и выстраданных ценностей. Сам Путин, по– моему, искренне стремится к рынку. Столь же искренне, похоже, он стремится и к другим вещам противоположного свойства, но, я думаю, он не видит туг противоречия.

Думаю, много путаного и в других головах. Общество не видит, каков реально существующий режим; оно живет в нем и не вполне ясно представляет его себе.

Идет борьба ценностей. Одни начинают все более и более доминировать в мире, совсем другие усиливаются в России. Какие победят – непонятно. Но теперь уже никто всерьез не думает о возвращении социализма.

Я полагаю, все-таки в конце концов победит общемировая тенденция – к нравам человека, к ослаблению контроля государства над тем, что его, государства, не касается, к сосуществованию и взаимодействию разных элит, сформированных по самым разным принципам. Альтернативной идеологии нет, а в России исторически все базируется на сильных идеологиях, будь то «православие – самодержавие – народность» российской монархии, будь то коммунистическая идея. Сейчас возврат к бюрократическому всесилию оправдать нечем, нет таких идей.

Почему современная российская элита не может вывести на площадь пять миллионов человек и тем самым остановить войну в Чечне? Период миллионных митингов миновал. Это все было в эпоху перестройки.

Перестройка – эпоха революционная, люди ждали перемен и искали себе новых лидеров. Тогда восхождение совершалось с необыкновенной легкостью.

Но это неизбежно должно было кончиться разочарованием. 90 процентам из тех, кого собирались слушать толпы народа, сказать было особо нечего. Перечитайте знаменитый сборник «Иного не дано» – очень средненькая книга. А шуму было!

Сейчас не смотрят по сторонам и не видят в любом профессоре, который готов рассказать, как жить хорошо и не жить плохо, своего духовного вождя. За стадией маниакальной обязательно следует стадия репрессивная. Был горячечный маниакальный период. Сейчас люди устали. Нет результатов, нет и веры, что они могут что-то изменить, если выйдут на площадь.

Чеченская проблема достаточно сложна. С какими лозунгами выходить? Даешь переговоры? С кем и о чем? Даешь независимость Чечне? Под таким лозунгом вы вряд ли соберете пять миллионов.

Если бы, как когда-то каждый день честно объявляли, сколько людей там погибло – военных, боевиков, мирных жителей, сколько людей пропало без вести, – такие цифры наверняка произвели бы впечатление. Так делали в самом начале конфликта, а теперь рассказывают только о том, что еще несколько человек подорвались, а сколько ежедневно погибают в Москве от бандитов или в дорожно– транспортных происшествиях? Эта война может идти еще лет сто. Но вот если она будет тянуться до времени, когда мы войдем в новый неизбежный горячечный этап всеобщего возбуждения по совсем иным причинам, вот тогда и пять миллионов на улицы выйдут.

А такой период обязательно наступит.

Скорость света: исчерпаны ли парадоксы?

Не успела в восьмом номере журнала появиться подборка сюжетов об экспериментах со скоростью света_г а в десятом – статья о новой космологической карте, как в редакцию поступил материал, объединивший эти темы. Сомнения в постоянстве скорости света, с чем пытаются разобраться в опытах земных, неожиданно пересеклись с теоретическим поиском в епархии космологов.

Новые дискуссии лишний раз подтвердили высказанный в публикации о карте Уилкинсона тезис о том, что космологам еще рано бросать работу.

Центральное положение теории относительности Эйнштейна (на которой покоится все здание современной физики и космологии) состоит в том, что скорость света в вакууме является предельной скоростью в нашем физическом мире, в нашей Вселенной. И вот эксперименты, как будто бы опровергающие эти утверждения. Где тут зарыта собака?

Каковы же эти эксперименты? Световой луч падает на зеркало, которое расщепляет его на два пучка. Они идут по параллельным путям, собираются на экране и взаимодействуют, так что на экране возникает система темных и светлых колец. Затем в одно «плечо» прибора (на одном из параллельных путей) ставится непрозрачный барьер, допускающий, однако, частичное проникновение света сквозь себя. Это явление называется «туннелированием», или «туннельным эффектом» – световая частица словно бы проходит сквозь барьер по невидимому туннелю.

И что же оказывается? При введении в одно плечо прибора такого барьера прежняя картина на экране нарушается. Она становится такой, как будто луч, идущий сквозь барьер, движется быстрее, чем луч, идущий в вакууме. Вот вам и «свет, движущийся быстрее света».

Эти эксперименты вызвали большой шум, особенно в ненаучных кругах. В кругах же научных эту шумиху оценили, как «много шума из ничего». Почему?

А потому, что в действительности проходящий сквозь барьер поток света, или световой импульс представляет собой группу волн, или «волновой пакет». У него есть пик, и вот он-то проходит сквозь барьер со «сверхсветовой скоростью», – но теории относительности это нисколько не противоречит, потому что никакой информации – сигнала или взаимодействия – этот пик сам по себе не несет.

В самом деле, представьте, что вы передаете с помощью света какую-нибудь букву азбуки Морзе. Чтобы наблюдатель «за барьером» узнал, какая именно это буква, то есть принял осмысленный сигнал, нужно получить ВЕСЬ пакет, от его начала до конца, а не просто его пик. Скорость пика пакета, в сущности, не связана со скоростью волн, составляющих пакет, так же как скорость продвижения пробки, качающейся на проходящих под ней водяных волнах, не отражает скорость движения самих этих волн. Это понимали еще Эйнштейн и его современники. Один из создателей квантовой механики, Арнольд Зоммерфельд, говорил – и как раз по поводу таких экспериментов, – что ключевой вопрос в них состоит в том, чтобы определить, сколько времени занял приход СИГНАЛА, то есть волнового пакета в целом, ибо только это позволяет понять несомый им «смысл». Как показывают расчеты, время распространения сигнала неизменно оказывается меньше скорости света в вакууме.

И все же проблема этим не исчерпана. Уже после того как улеглась первая шумиха, начался новый шум, причем на сей раз – в собственно научных кругах. Молодой португальский физик Жоао Магуехо выступил с утверждением, что «сверхсветовой свет» все-таки вполне возможен. У физиков не было оснований сомневаться в «верительных грамотах» Магуехо, потому что теорию относительности он изучил уже в возрасте 14 лет, его докторская диссертация, защищенная в Кембридже, была настолько глубокой, что ему дали стипендию, которой в прошлом были удостоены нобелевские лауреаты Дирак и Садам, а в мае 1996 года он получил престижную стипендию британского Королевского общества, позволяющую стипендиату в течение десяти лет работать над любой темой и в любом месте по собственному выбору (Магуехо выбрал Имперский колледж в Лондоне).

А кроме того, в отличие от предшественников, Магуехо не утверждал, будто «сверхсветовой свет» возможен в нынешней Вселенной. Его теория (точнее, гипотеза) состояла в том, что такой свет существовал в далеком прошлом, в самые ранние времена после Биг Бэнга. В этом плане теория Магуехо – одна из многих попыток объяснить некоторые трудности современной космологии с помощью допущения, что нынешние фундаментальные константы, вроде той же скорости света, на самом деле являются не вполне постоянными, а менялись в ходе развития Вселенной (а значит, могут снова измениться в дальнейшем). Такие теории разрабатываются сегодня многими физиками, которые по ряду причин не удовлетворены тем объяснением истории Вселенной, которое предлагает господствующая «инфляционная теория».

Наблюдаемая нами сегодня Вселенная довольно однородна. Куда ни глянешь – везде галактики или их скопления, причем в разных направлениях картина распределения этих звездных островов примерно одинакова. Кроме того, нынешняя Вселенная является «плоской». Теория инфляции, созданная американским физиком Аланом Тутом, объясняет однородность и плоскость Вселенной весьма дерзким образом. Гут постулировал, что в первые микро-микро– ...-микросекунды после рождения, когда Вселенная была много меньше самой малой микрочастицы, она претерпела чудовищно быстрое раздувание (инфляцию), так что за те же доли секунды стала величиной с грейпфрут. Не буду утомлять цифрами, достаточно сказать, что скорость такого раздувания пространства должна была быть во много раз больше световой. Естественно, это раздувание «раскатало» пространство Вселенной, как хозяйка раскатывает тесто на доске, – до плоского состояния. Что же касается однородности наблюдаемой Вселенной, то тут объяснение Гута посложнее.

Как бы ни был мал доинфляционный объем Вселенной, время его жизни было так мало, что свет – если он и тогда шел с нынешней скоростью – не успевал связать друг с другом все участки этого микрошарика. А поскольку взаимодействия, по Эйнштейну, не могут передаваться со скоростью, превышающей световую, то непосредствен но взаимодействовать друг с другом могли лишь те участочки ранней Вселенной, расстояния между которыми не превышали расстояния, на которое успел со времени рождения пройти свет. Иными словами, это были все те участочки, которые лежали в пределах некой сферы, диаметр которой был как раз равен пути, пройденному светом с момента рождения Вселенной. Поверхность этой сферы была «горизонтом», за который взаимодействия от данных участочков еще не могли передаться. Там, за «горизонтом», находилась другая область, все участки которой были тоже связаны друг с другом физическими силами, но совершенно не были связаны с первой областью. Таких физически изолированных областей в шарике ранней Вселенной могло быть много. Главной их характеристикой было то, что в каждой области (внутри каждого «горизонта») взаимодействия уже успели выравнять все физические условия, но условия между разными областями могли быть существенно различными.

По Гуту, инфляция – стремительное и чудовищное раздувание пространства – привела к тому, что из каждой такой области образовалась своя «вселенная». То, что мы называем нашей Вселенной, есть попросту одна раздутая область, и потому-то физические условия в ней везде однородны. Но где-то жутко далеко этот объем, эта наша Вселенная ограничена своим «горизонтом» (за прошедшие 14 миллиардов лет он успел отодвинуться еще дальше, чем был сразу после инфляции), а там, за ним, находится другая вселенная, другой, ограниченный своим «горизонтом» объем – результат раздутия другой области; а в другом направлении – еще одна, и так далее, до бесконечности.

Иными словами, «Большая вселенная», родившаяся из Биг Бэнга в результате инфляции, напоминает мыльный пузырь, рассеченный внутри многочисленными перегородками, и в его разных областях («за перегородками») физические условия, константы и законы могут быть совершенно разными. В других вселенных может быть вообще пусто. Или там могут происходить какие-то разрушительные процессы, причем они вполне MOiyr со временем вторгнуться, через перегородку «горизонта», и в нашу Вселенную. Наше счастье лишь в том, что эта перегородка так далека от нас, что последствия такого «вторжения», даже если оно уже происходит сейчас, проявятся в наблюдаемой нами части нашей Вселенной лишь миллиарды лет спустя. Мы ведь и «нашу вселенную» видим далеко не вею, а лишь ничтожно малый ее объем.

Инфляционная теория объясняет и многие другие особенности Вселенной (в частности, появление в ней звезд, галактик и скоплений галактик), но у нее есть один существенный изъян – она не объясняет, откуда взялось то силовое поле, которое породило инфляционное раздувание. Точнее, она предлагает некое объяснение, но многим физикам оно кажется не очень убедительным. Жоао Магуехо относится к их числу. Он хотел бы объяснить свойства нашей наблюдаемой части Вселенной, не прибегая к гипотезе инфляции. Поэтому он выдвигает гипотезу, что в ранней Вселенной (той, которую Гут называет доинфляционной) скорость света намного превышала нынешнюю. А тогда взаимодействия могли связать между собой не только участочки в одной какой-то области, а во всем шарике ранней Вселенной сразу. Никаких «горизонтов» не было – благодаря этим взаимодействиям Вселенная сразу расширялась как однородное целое. Наблюдаемая сегодня в нашей части Вселенной однородность – не случайная особенность нашей «области», а отражение однородности всей «Большой вселенной».

Как же произошло, что теперь скорость света не меняется и много меньше, чем в ранней Вселенной? Магуехо полагает, что по мере расширения и остывания вселенной скорость света спадала, а когда температура Вселенной достигла некоторого критического значения, произошел «фазовый переход» – что-то вроде превращения воды в лед: скорость света «замерзла» на нынешнем уровне. Объяснение наглядное, но непонятное. Более того – как показали расчеты, оно приводит автора к необходимости допустить, что в ранней Вселенной могли происходить нарушения закона сохранения энергии: энергия могла появляться из ничего и обращаться в ничто. Как ни странно, именно эти нарушения позводили Магуехо «объяснить», как пространство Вселенной могло стать плоским: в момент «замерзания», говорит он, вся избыточная энергия гравитации, которая могла искривить Вселенную, обратилась в ничто, и наше пространство «уплощилось». Но объяснение, купленное ценой нарушения закона сохранения энергии, тревожит физиков не меньше, чем необъясненная загадка «инфляционного поля», и потому большинство коллег не разделяют энтузиазма Магуехо и его единомышленников – Андреаса Альбрехта, Джона Барроу и других (тоже, кстати, крупных физиков).

Гипотеза, развитая Магуехо и Альбрехтом, – один из вариантов того, что сегодня называется в физике и космологии «теориями ПСС> (переменной скорости света). Шум, возникший вокруг именно этой гипотезы, связан не столько с ее какой-либо особой убедительностью, а скорее с энергичной саморекламой автора, который нравится журналистам своим почти детским хвастовством и резкими отзывами о коллегах: «идиоты», «куча тупиц», «сексуально неполноценные» – это лишь немногие из эпитетов, рассеянных в только что вышедшей, вызывающе-скандальной книге Магуехо «Быстрее скорости света, или История одной научной гипотезы» (больше всего в ней достается, понятно, Гуту).

Увлекают журналистов и некоторые далекие выводы из гипотезы Магуехо, размахом своим напоминающие фантастические романы. Магуехо, например, утверждает, что в некоторых областях Вселенной могли остаться участки, где скорость света почему-то сохранила первоначальную «сверхсветовую» величину, и будущие звездоплаватели, покрутившись немного в этих местах, якобы смогут совершить межгалактические перелеты за вполне обозримое время, а вернувшись на Землю, обнаружат, что там прошли не века или тысячелетия, а всего лишь недели или месяцы. Как не увлечься такими перспективами!

К сожалению, нужно сказать, что все исследования космоса, проведенные в последние годы, включая самые недавние – по составлению так называемой Карты Уилкинсона, в которой собрались все точнейшие данные о свойствах и истории Вселенной, – систематически и без исключений подтверждают справедливость инфляционной теории, делая сомнительными все варианты ПСС. Поэтому приходится заключить, что принцип максимальности скорости света, выдвинутый Эйнштейном почти 100 лет тому назад, пока что остается нерушимым. Похоже, что и Магуехо, при всей шумихе вокруг его персоны, – тоже не новый Эйнштейн. Что, конечно, не исключает необходимости внимательно присматриваться к новым идеям, даже самым радикальным. История науки далеко не закончилась на Альберте Эйнштейне и Алане Гуте.

Назад к карточке книги "Знание-сила, 2003 №11 (917)"