Текст книги "Русская жизнь. Мужчины (январь 2009)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

VI.

Через неделю после крушения Западно-Сибирское следственное управление на транспорте Следственного комитета при прокуратуре России официально объявило, что больше не будет сообщать прессе никаких подробностей расследования (расследования катастрофы, разумеется; дела о незаконной охоте по статье 258 УК РФ до сих пор нет). Выглядит это как попытка замять, может быть, самое скандальное дело о браконьерстве в истории России, но, очевидно, что никакого заминания уже не получится – делом озаботились и международные организации экологов, и Росприроднадзор, и Бог знает кто еще, и если следствие вдруг докажет, что обнаруженные среди обломков вертолета бараны погибли в результате падения на их стадо потерпевшей крушение машины (а алтайские официальные лица выдвигали и такую версию!), едва ли это сможет погасить скандал. Маловероятно и то, что федеральные власти, в том числе и прокуратура, станут помогать алтайским, если тем захочется спустить дело на тормозах, – до сих пор главным алтайским лоббистом в Москве был полпред правительства республики Анатолий Банных, которому сегодня явно не до того, чтобы бегать по московским кабинетам в поисках защиты. Поскольку большую часть своего свободного времени Анатолий Банных проводит в Китае и Тибете (он всерьез увлекается буддизмом), наверное, исхода дела он будет ждать не в России. Возможно, он уже давно уехал куда-нибудь в Лхасу.

VII.

Вертолетную охоту традиционно принято считать негуманной, нечестной. Настоящая охота – это поединок охотника и жертвы с неочевидным исходом, а когда у охотника преимущество в воздухе, и жертва беззащитна – это уже не охота, это убийство.

Случай у Черной горы это представление опровергает. Иногда условия бывают вполне равны, и кто беззащитен в действительности – еще большой вопрос. Но если бы духи древнего Алтая или гипотетический егерь по прозвищу «ворошиловский стрелок» оказались менее расторопными, и вертолет с охотниками без происшествий вернулся бы в Бийск, никто бы, конечно, ничего не узнал – и даже не потому, что охотникам пришлось бы что-то скрывать; вряд ли Александр Косопкин постеснялся бы повесить у себя на даче (в четырех километрах от комлевского кладбища) на стене рога добытого им архара. Виктор Каймин так бы и выигрывал суды о защите чести и достоинства, а Анатолий Банных так бы и лоббировал алтайские интересы, вывозя московских чиновников на вертолетную охоту в горы. Эта охота оказалась настолько показательной и скандальной, что может возникнуть впечатление, будто мы имеем дело с чем-то невероятным, экстраординарным. Как будто какие-то маньяки, рождающиеся раз в несколько столетий, впервые в истории использовали вертолет по такому назначению. В этом, собственно, заключается системный дефект любого громкого дела – чем оно громче, тем труднее не забыть о том, что ничего невероятного, в общем, не случилось, просто вот этим конкретным людям не повезло – на них обратили внимание. А если бы не обратили?

Покойный Косопкин, природоохранитель Каймин, кавалер церковных орденов и сибирский мастер Банных – это именно что обыкновенные чиновники. Типичные. Родные дети постсоветской номенклатуры и внуки номенклатуры советской, которая, кстати, и научилась первой охотиться с вертолетов. Правда, советские обкомовцы охотились все больше на волков (см. известную песню Высоцкого) или, если хотелось совсем запредельной экзотики, – на сайгаков, которых в степях Казахстана и России всегда было в избытке. Краснокнижные животные объектом номенклатурной охоты, как правило, не были – люди с партбилетами по нынешним временам вообще выглядят вполне праведно.

Обидно будет, если результатом алтайской охоты станет даже арест выживших ее участников – дело ведь совсем не в них. Убитые архары будут полностью отмщены, только если власть в России полностью и навсегда избавится от советских и постсоветских номенклатурных привычек, а это на нашем веку вряд ли возможно, и тем архарам, которые пока остались в живых, стоит посоветовать как можно скорее эвакуироваться куда-нибудь в зоопарки Западной Европы – жизнь в России не перестанет быть опасной, даже если кого-нибудь посадят.

* ВОИНСТВО *
Александр Храмчихин
Армия слабых

О биологии и социуме

То, что военная служба является традиционно мужским делом, писать вроде бы и незачем. Банально до пошлости. С другой стороны, а это все еще верно? По крайней мере, применительно к европейской цивилизации, частью которой Россия была, есть и будет? Разумеется, со своей спецификой.

После окончания холодной войны у военной службы отняли сакральность, она объявлена такой же профессией, как и все остальные. На самом деле, это верно лишь в том случае, если армия никогда не будет воевать. Правда, тогда не очень понятно, для чего она вообще нужна, почему на ее содержание надо тратить деньги. Если война, все-таки, не исключена, то военная профессия принципиально отличается от других, поскольку больше ни одна профессия не подразумевает обязанности умереть, но сейчас говорить об этом просто неприлично. Это запрещают европейский пацифизм и российский цинизм.

Защищать Родину? Что за бред? Кого это защищать, олигархов?! «Дорогого Леонида Ильича», а до этого Иосифа Виссарионовича с Лаврентием Павловичем защищать можно было, а олигархов почему-то никак невозможно. Впрочем, наверное, и Ильича с Виссарионовичем и Павловичем не нужно было защищать, сейчас бы баварское пиво пили, а Родина там, где мне хорошо. Такой взгляд на жизнь, как ни странно, не противоречит ненависти к Америке, навязываемой агитпропом, но данная ненависть отнюдь не означает желания защищать Родину даже в том не сильно вероятном случае, если на нее вдруг нападет эта самая Америка. Искусственно раздуваемый шовинизм заведомо не имеет к патриотизму никакого отношения, более того, он ему противоположен.

Защищать свою семью? Массовость современных армий вообще слегка размыла для военных данную задачу, получается, что все военные защищают все семьи страны. Но дело, естественно, не в этом, а в том, что нынешние семьи не очень хотят, чтобы их защищали, наоборот, они чаще требуют, чтобы их не защищали ни в коем случае.

Мужчина, вообще-то, обязан быть сильным, но получается это все реже. Отчасти по объективным обстоятельствам. Сильных мужчин в России повывели и повыбили за славный ХХ век. В войнах, революциях, репрессиях, пьянках. Их разными способами психологически уничтожали наши разнообразные режимы (то запрещали думать и говорить, то ломали устоявшуюся жизнь, разом лишая всего). И получилось.

Поскольку природа пустоты не терпит, на место сильных мужчин пришла такая всероссийская беда, как сильные женщины, наши жены и матери.

Конечно, в краткосрочном плане эти сильные женщины стали не бедой, а спасением России, если бы не они, у нас сейчас уже страны бы не было. Но в плане долгосрочном сильные женщины – именно всероссийская беда. Они доломали и добили мужчин окончательно. Сильной женщине ведь защита не нужна, она сама будет защищать мужчину, от чего он полностью и безвозвратно перестает быть мужчиной.

Я слухам нелепым не верю. Мужчины теперь, говорят, В присутствии сильных немеют, В присутствии женщин сидят. О рыцарстве нет и помина. По-моему, это вранье! Мужчины, мужчины, мужчины, Вы помните званье свое!

Это из песни времен позднего застоя, еще времен «дорогого Леонида Ильича». То есть уже тогда стало ясно, что дело плохо. Пела эту песню, разумеется, женщина. Судя по голосу, сильная. Песня дела, как и следовало ожидать, не спасла. Ситуация с тех пор лишь усугубилась.

Популярнейший в современной России лозунг – матери не должны отпускать своих сыновей в эту проклятую армию!!! Что значит – не должны отпускать? Ребенок – не частная собственность матери, даже маленький ребенок. Тем более, если ему уже 18. Хотя, взглянем правде в глаза, наши замечательные, сильные и самоотверженные матери добились того, что их сыновья являются детьми не то что в 18, но и в 38, и даже в 58. «Обязанность родителей – довести детей до их пенсии». В этой шутке доля шутки крайне невелика, эта поведенческая модель реализуется в российских семьях сплошь и рядом. Дети на самом деле служить в армии не должны. Правда, если кругом только дети, то служить вообще становится некому. Когда общество состоит из сплошных детей (особенно, если подавляющее большинство мужчин остается детьми), недолго оно протянет. То, что искусственное поддержание взрослых в психологическом состоянии детей – не забота о них, а преступление перед ними (слово «преступление» здесь – не метафора и гипербола, а констатация факта), не понимает почти никто из родителей.

В том же направлении работают сильные женщины в роли жен и подруг. Правда, все менее понятно, а зачем им нужны мужчины, коих они сами целенаправленно ломают и превращают в ничто. Здесь налицо очевидное логическое и поведенческое противоречие, которое явно имеет неразрешимый характер. Впрочем, почему неразрешимый? Оно вполне разрешается путем создания женщинами семей без мужа. А теперь, все чаще, и без ребенка. Семьи из самой себя.

Немногочисленные уцелевшие слабые женщины могут позволить мужчине почувствовать себя мужчиной. Правда, только в том случае, если такой женщине встретится сильный мужчина, коих, как уже было сказано, чем дальше, тем меньше. Гораздо вероятнее (просто исходя из количественного соотношения), что она встретит слабого мужчину, от чего будет полная беда обоим. Однако и от сильного мужчины, если он ей все же попался на жизненном пути, слабая женщина может попросить защиты себя «здесь и сейчас», а вот на защиту Родины она его ни в коем случае не отпустит. По крайней мере, приложит все усилия, чтобы не отпустить.

Возможно, женщине вообще так положено, особенно слабой (то есть, скажем откровенно, нормальной женщине, ибо сила для женщины – отнюдь не достоинство). И, наверное, и раньше женщина не во всех случаях благословляла мужчину на ратные подвиги.

Несколько лет назад я прочитал книгу английского историка Энтони Бивора «Падение Берлина». Вот цитата из нее (речь идет о положении в Берлине в конце апреля 1945 года). «В подвалах домов стало появляться все больше солдат и офицеров, переодевшихся в гражданскую одежду. „Дезертирство стало теперь вполне обычным, даже оправданным явлением“, – отмечала 23 апреля в дневнике одна из берлинских женщин. Она думала в тот момент о трехстах спартанцах царя Леонида во время сражения при Фермопилах, о котором им рассказывали еще в школе. „Может быть, и найдется сейчас триста немецких солдат, – продолжала она, – которые будут вести себя подобным образом, но остальные три миллиона военнослужащих – нет. По своей природе мы, женщины, не приемлем героизма. Мы практичны и разумны. Мы оппортунисты. Мы предпочитаем видеть мужчин живыми“».

Моя реакция на эту фразу была, наверное, абсурдной: я возмутился позицией этой берлинской женщины. То есть оскорбился за немецких солдат, коих, естественно, с детства воспринимаю и до конца жизни буду воспринимать как врагов. Но здесь дело было в принципе: как это так «не приемлем героизма»?! Что значит «практичны и разумны», в конце концов, ваши мужчины защищают вас, женщин (в данном случае забудем про то, что немцы были агрессорами)! Но, видимо, такая позиция была распространена всегда, на протяжении всей истории человечества. Просто раньше ее не слишком афишировали, ее было принято стыдиться.

А сейчас этого стыдиться не принято, теперь этим уже даже принято гордиться. Таким образом, ситуация сильно усугубилась. При этом на Западе она, видимо, несколько отличается от нашей. Там родители не до такой степени уродуют детей, гораздо лучше, чем у нас, понимая, что должны помочь им стать взрослыми, именно в этом их родительский долг, а не в том, чтобы довести их до пенсии. Зато там есть такие замечательные вещи, как феминизм и политкорректность, окончательно добивающие мужчину. Фактически, он объявляется виновным в том, что является мужчиной. Соответственно, мужчина в такой ситуации обязан затаиться, замаскироваться и никак своих мужских качеств не проявлять.

До нас эта западная специфика пока не добралась, но хватает и своей, описанной выше. Кроме того, в последние годы к ней добавился такой фактор, как целенаправленная дебилизация населения через «ящик». Она действует независимо от пола, но мужчина, утратив способность и желание не только что-то делать, но и вообще думать, окончательно превращается в некое жвачное животное, которое позволяет делать с собой все что угодно. Забавно, что это животное может самого себя считать очень даже «крутым».

Соответственно, воинская профессия начинает умирать. Она не просто больше не сакральна, она теперь элементарно неуважаема. Она утратила для человека смысл и мотивацию. Если умирать больше не за что, профессия военного становится атавизмом. Ко всему прочему, она низкооплачиваема. Это относится отнюдь не только к Российской армии, это относится и к западным армиям. Разумеется, тамошним военным платят в разы больше, чем нашим, но гораздо меньше, чем своим гражданским, работающим в бизнесе, промышленности, на транспорте, в сфере обслуживания. Все чаще можно прочитать сообщения о том, что американская, британская, австралийская армии, в последние годы испытывавшие острейший дефицит личного состава (в первую очередь – из-за войн в Ираке и Афганистане), сейчас вздохнули с облегчением. Всемирный экономический кризис привел к резкому росту безработицы, и лишившиеся работы пошли в армию. Исключительно от безысходности. То-то высокий моральный дух будет у такой армии, в которую идут от безысходности. И как быстро отвалят из нее подобные «защитники Родины» (или «свободы и демократии»), как только кризис пойдет на убыль, оставив там полных люмпенов, которым даже во время экономического подъема деваться некуда из-за неконкурентоспособности на рынке труда.

Поэтому в западных армиях служит все больше иностранцев. Они служат за гражданство. Естественно, они приходят в армию никак не за тем, чтобы умереть, а за тем, чтобы хорошо жить. И в этом случае с боевым духом будут, мягко говоря, проблемы.

И женщин в армиях все больше, как в западных, так и в нашей. Ибо все меньше разницы между мужчиной и женщиной.

Очень хочется понять, насколько нормальна подобная ситуация и к чему она может привести. То есть до какой степени можно идти против природы, которая создала мужчину и женщину разными, ясно и четко разделив между ними функции и полномочия. И потерпит ли природа пустоту и дальше. В смысле – фактическое отсутствие в обществе нормальных мужчин, почти полное уравнивание социальных ролей мужчин и женщин. Сможет ли социальное полностью и окончательно победить биологическое? И не станет ли победа социального поистине пирровой, приведя к краху социума?

Правда, ведь европейский (в том числе североамериканский и российский) социум – не единственный на планете, если он ликвидирует сам себя, на место его придут другие социумы, где социальное еще не совсем победило биологическое. Общества Азии, Африки, Латинской Америки очень разные, но все они гораздо ближе к природе, чем Европа, Россия и Северная Америка. Поэтому их принято считать отсталыми в социальном, экономическом, технологическом плане. Но, возможно, эта отсталость придает им большую устойчивость.

Правда, когда биологическое побеждает социальное, это тоже может вызвать большие проблемы. Как, например, в Китае, где народа стало слишком много. И биологию пришлось ломать силой государства, запрещая гражданам иметь более одного ребенка на семью. То есть то, к чему Европа и Россия пришли добровольно, в Китае навязывается насильно. И теперь победа биологического приводит к тяжелейшим социальным последствиям, которые еще в полной мере себя не проявили.

Одно из таких последствий – в Китае переродили мужчин. Нет, не в российско-европейском смысле, а в самом что ни на есть прямом физическом. Поскольку большинство китайцев стремятся к тому, чтобы единственным ребенком в семье был мальчик (наследник), а пол ребенка можно определить до рождения, то в стране сейчас возник огромный избыток мальчиков и юношей. Их миллионов, как минимум, на 15-20 больше, чем девочек и девушек. Во что это выльется в ближайшие годы – вопрос интереснейший. Ведь в переносном европейском смысле китайские мужчины, как раз, вроде бы, не переродились. Эта нация еще не утратила желания и способности работать и воевать, да и сложную технику осваивает вполне успешно.

А в каких случаях желание и умение воевать оказываются излишними, нам сегодня демонстрирует противостояние Палестины и Израиля.

Будучи несопоставимо слабее Израиля в военном плане, Палестина обладает самым сильным в мире оружием – демографическим. С его помощью ничтожная в военном и экономическом отношении Албания совсем недавно победила несравненно более сильную Сербию. Рано или поздно палестинцев станет настолько больше, чем израильтян, что сдержать их будет просто невозможно.

Надо смотреть правде в глаза – итогом нынешнего противостояния Израиля и Палестины может стать только геноцид. Либо в жесткой форме (уничтожение), либо в мягкой (изгнание), либо, скорее всего, в смешанной форме. Израиль может успеть его провести, пока обладает военным превосходством. Если он этого не сделает, то его проведут палестинцы, когда получат решающее численное превосходство. Разумеется, можно надеяться на то, что в Палестине откуда-то возникнут нормальные государственные институты, работающая экономика и гражданское общество, но пока никаких предпосылок к этому не наблюдается. Соответственно, геноцид становится единственным вариантом решения проблемы. Вопрос только в том, кто его проведет и когда.

А за Израилем ведь может последовать и Европа, только попозже. Ее уже тоже давно и успешно осваивают представители тех обществ, где биологическое, как минимум, не слабее социального.

Впрочем, Европа может успеть переродить тех, кто ее осваивает. То есть брутальные ближне– и дальневосточные мужчины вслед за своими европейскими собратьями падут жертвой социального, утратив биологическую сущность. Очень уж разлагающе действуют свобода, комфорт и консюмеризм. Придут ли на место «падших» новые «варвары» (например, из Тропической Африки)? Или все человечество в конце концов впадет во всеобщий бесполый гедонизм, ведущий ко всеобщему процветанию (всеобщей деградации, ненужное зачеркнуть)? Скоро узнаем, наверное. Тем более, что мы в этом отношении не выпадем из европейского мэйнстрима.

* СВЯЩЕНСТВО *
Дмитрий Данилов
Мужи духовные

Попытка классификации

Среди прихожан Русской Православной Церкви мужчин не так уж много. Гораздо меньше, чем женщин. В этом можно легко убедиться – достаточно просто посмотреть на толпу в любом храме в воскресный или праздничный день. Среди разливанного женского моря тут и там возвышаются (или не возвышаются) отдельные мужские фигуры. Выглядят эти фигуры по-разному. Они по-разному одеты, у них разные выражения лиц, по-разному устроена растительность на голове, ведут себя в храме тоже по-разному. Попробуем проанализировать эти различия и выявить некоторые типы современных русских православных мирян мужского пола.

Заранее оговорюсь: некоторые категории мирян я сознательно оставляю за пределами этого небольшого обзора. Так, не имеет особого смысла сколько-нибудь подробно говорить о так называемых «захожанах» – людях, которые приходят в храм редко и случайно. Они, как правило, приходят либо посреди службы, либо когда службы и вовсе нет, покупают некоторое количество свечей, ставят их к образам, выбранным по случайному принципу, и уходят. По сути дела, эти люди принадлежат к церкви лишь формально, по факту крещения. Также воздержусь от высказывания суждений о «VIP-прихожанах» – крупных государственных чиновниках, политиках, олигархах, деятелях шоу-бизнеса. Просто потому, что практически не знаком с этой небольшой, но очень влиятельной прослойкой православных мирян. А остальных – попробуем как-то классифицировать. Разумеется, не претендуя на полноту и «стопроцентный охват».

Крепкий хозяйственник

Наименование, конечно, условное. Мужчина не обязательно богатый или состоятельный, но, в любом случае, крепко стоящий на ногах – в материальном и, шире, социальном плане. Занимается, как правило, чем-нибудь «экономическим». Хозяин или руководитель среднего и малого бизнеса. Менеджер, но не офисно-планктонного типа, а такой, знаете, хваткий, оборотистый, тертый мужичок, знающий, что почем, умеющий «крутиться». Руководящий чиновник приблизительно районного уровня. Квалифицированный, «рукастый» рабочий со сложившейся клиентурой и репутацией, хорошо и стабильно зарабатывающий.

Это люди, абсолютно уверенные в своей правоте и, я бы сказал, правильности. В правильности своей жизни. Это, должно быть, очень комфортное состояние – ощущать себя социально успешным, состоявшимся и одновременно жутко нравственным и духовным. «Мы – соль земли. Мы живем правильно. На нас страна держится». И так далее. Свою социально-экономическую успешность считают чем-то вроде подтверждения собственной праведности. «Бог мне помогает в делах». «Живу правильно, по-божески, поэтому у меня в жизни все хорошо и благополучно».

Как правило, это главы крепких, с элементами патриархальности, семей. На службу обычно приходят с женами и детьми. Они часто активно участвуют в приходской жизни, помогают храму материально, и эта помощь бывает весьма значительной. Представители клира знают их лично и подчеркивают свое уважительное к ним отношение. В свою очередь, «крепкие мужички» относятся к священнослужителям с сильным почтением, совершенно не критично.

В тонкости догматики, аскетики, литургики, канонического права предпочитают не вникать, серьезную православную литературу обычно не читают, считая это слишком сложным для себя, а главное – ненужным. «Духовных академий не кончали», «не наше это дело, священники лучше нас знают». Их духовная практика обычно умеренна до некоторой скудости. Утренние и вечерние молитвы, молитвы перед едой и после еды, регулярные посещения храма, иногда паломничества. В этой среде считается вполне достаточным причащаться четыре раза в год (по многодневным постам), в крайнем случае – раз в месяц. «Мы же не монахи». В таком умонастроении их часто поддерживают священники. «Вы же не монахи». Вообще, этот аргумент – «мы не монахи» – для рассматриваемой категории очень важен.

Ту форму церковной жизни, которая сложилась в нашей церкви к настоящему времени, считают единственно правильной и возможной. «Не надо, нельзя ничего менять». Полный консерватизм.

Вид имеют солидный, во всем облике – основательность, осознание собственной значимости. Одеты тоже солидно, часто стоят на службе в костюмах и при галстуках. Очень редко носят бороду, никогда – длинные волосы (это атрибуты других категорий, речь о которых ниже).

Рискну предположить, что большинству таких прихожан сама по себе религия не особенно интересна. Они ее рассматривают как средство нравственной самолегитимизации, а также как полезное, скрепляющее общество социальное установление. «Надо жить правильно».