Текст книги "Русская драматургия ХХ века: хрестоматия"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)

[В это время на улице раздается стук топоров, и задняя часть учреждения падает. Появляются двое рабочих, которые упрекают собрание («А нам говорили, что тут давно чистое место и никого нету… Вы нам весь путь загородили»). Где-то вдалеке торжественно звучит шарманка. Торжественная музыка.]

Мюд (поет вдалеке).

В страну далекую Собрались пешеходы, Ушли от родины В безвестную свободу. Чужие всем – Товарищи лишь ветру… В груди их сердце Бьется без ответа.

<…> Стерветсен и Серена одиноко стоят средиликвидированного, поверженного учреждения.

Серена. Папа, что все это такое?

Стерветсен. Это надстройка души. Серена, над плачущей Европой.

1930

Н.Ф. Погодин (1900–1962)

Родился Н. Ф. Погодин [19]19
  Настоящая фамилия Стукалов.


[Закрыть]в крестьянской семье. С 14 лет вынужден был зарабатывать себе на жизнь. Первые публикации относятся к 1920 году. В качестве корреспондента сначала газеты «Трудовой Дон», затем «Правда» и др. пишет очерки о героях-современниках, которые потом перешли и в его пьесы. Образ коллективного героя представлен в пьесе «Темп» (1929) о строительстве Сталинградского Тракторного завода. Публицистическое начало его пьес было отмечено современными критиками. Его пьесы стали называть «сценическими очерками» и соотносили их с его же газетными материалами на ту же тему. «Поэма о топоре» (1930) показывает борьбу за выработку нержавеющей и кислотоупорной стали на Златоустовском заводе. Композиционная структура пьес напоминала газетную полосу, самостоятельные короткие эпизоды связаны единой целью. Сам драматург расценивал это свойство сценического очеркизма как синоним правды в искусстве.

Обращение к современности требовало индивидуального героя: появляются пьесы «Мой друг» (1932) – о пуске автомобильного завода, «Аристократы» (1934) – о «перековке» бывших бандитов и вредителей на Беломорском канале. Колхозному строительству посвящена пьеса «После бала» (1934). При постановке этой пьесы ведущим в спектакле стал мотив народного бала. Драматург разрабатывает образ современника, новый образ «положительного героя». Эти «обыкновенные» люди, их героизм – будничное явление. Судьба страны – для них личная судьба.

Критика отмечает, что Погодин «движется от документального к комедийному фантазированию», но время диктовало иные приоритеты. Так, пьеса «Шуба английского короля» (1936), выполненная в трюковой манере, была переделана в строго реалистический сценарий фильма «Тайга золотая».

В 1936 году Погодин участвует в закрытом конкурсе по созданию в драматургии образа Ленина к 20-летию Октября. Его трилогия «Человек с ружьем» (1937), «Кремлевские куранты» (1940, вторая редакция – 1956), «Третья, патетическая» (1958) была провозглашена классикой советской драматургии. Образ вождя в пьесах вполне соответствовал хрестоматийному облику. Он возражал против трактовки своих пьес как «историко-революционных», утверждая, что изображал «воздух времени». Даже в этой серьезной теме Погодин остается верен своим прежним принципам. Дух времени, перемен и возможностей карнавального обновления присутствует в пьесах.

События, отраженные в этих пьесах, тесно связаны с историей России. Так, финал империалистической войны изображен в пьесе «Человек с ружьем», окончание Гражданской войны – в «Кремлевских курантах», которой в 1943 году была присуждена Сталинская премия. В «Кремлевских курантах» автор раскрывает метафору молчащих, а затем оживших кремлевских курантов. Однако претензии к драматургу все-таки были: вместо деятельности вождей в пьесе отражен случайный эпизод – ремонт часов на Спасской башне. Параллельно с официальной тематикой Погодин пишет на иные темы: «Джиоконда», «Моль» (обе – 1939), последняя – пародия на салонные пьесы о светских львицах.

Военная тема у Погодина не представлена сколько-нибудь известными пьесами, личных военных впечатлений у него не было. Он обращается к прошлому в пьесе «Минувшие годы» («Тридцатые годы», «Молодой лес», 1947). Укреплению советской семьи посвящена пьеса «Бархатный сезон» («В конце лета», 1949). Разоблачает американскую демократию пьеса «Миссурийский вальс» (1949). Борцы с буржуазными авторитетами в науке предстают в пьесе «Когда ломаются копья» (1953). В «период оттепели» драматург пишет пьесу «Рыцари мыльных пузырей» (1953), где воссоздается эпоха доносов, и пьесу «Верность» («Черные птицы», 1957) о возвращении реабилитированного ученого. В конце 1950-х годов Погодин, возглавляя журнал «Театр» (1951–1960), поддерживает молодых драматургов и режиссеров (В. Розова, А. Володина, Г. Товстоногова, А. Эфроса, О. Ефремова). Его перу принадлежит более 40 пьес, в том числе одноактных, а также сценарии к известным кинофильмам (например, «Кубанские казаки», 1950, Государственная премия СССР, 1951).

Библиография

Анастасьев А.Трилогия Погодина. М., 1964.

Холодов Е.Пьесы и годы: Драматургия Погодина. М., 1967.

Холодов Е.Слово о Погодине: Воспоминания. М., 1968.

Кремлевские куранты
Пьеса в четырех действиях, одиннадцати картинах

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Ленин.

Дзержинский.

Рыбаков – матрос.

Забелин – старый инженер.

Забелина – его жена.

Маша – их дочь.

Чуднов – крестьянин.

Анна – жена Чуднова.

Роман – их сын.

Лиза – их сноха.

Маруся, Степка – их дети.

Казанок – деревенский звонарь.

Старший, Бородатый, Подручный – рабочие.

Нищая старуха.

Старушка с ребенком.

Дама с вязаньем, Дама испуганная, гости Забелиных.

Скептик,

Оптимист

Кухарка Забелиных.

Председатель домкома.

Военный.

Секретарь у Ленина.

Глаголев – эксперт.

Машинистка.

Часовщик.

Английский писатель.

Торговка куклами.

Красноармеец.

Прохожий.

Духовное лицо.

<…>

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Картина первая

Иверские ворота в Москве. Часовня с неугасимыми лампадами. Апрельский вечер. Толстая краснолицая женщина торгует куклами. Здесь же бегает взад и вперед человек в бекеше – спекулянт. Проходят москвичи. Они одеты пестро и бедно. Живут на голодном пайке. Торговка куклами. Куклы атласные, шелковые, парчовые. Лучший подарок детям. Любая кукла – семьсот пятьдесят тысяч. Незаменимый подарок детям! Проходит духовное лицо. Идет медленно, глаза опущены.

Духовный ( тихо, но внятно).Кресты золотые, литые, старинные меняю на муку.

Прохожий. А колокола не меняешь?

Духовный. А что, разве есть покупатель?

Прохожий. Ты самую Иверскую божью матерь продашь, ирод! <… >

Картина вторая

Комната в гостинице «Метрополь». Комната эта давно потеряла гостиничный вид. Здесь великое множество газет и книг, разложенных в беспорядке. На столе спиртовка, черный хлеб, чайник, стакан и пачки с патронами. Над кроватью на стене карабин, сабля, револьвер в кобуре. Маша Забелина в пальто и шапочке стоит у дверей. Рыбаков в глубине комнаты перелистывает какую-то книгу. Маша долгое время с усмешкой наблюдает за ним.

Маша. Зачем вы заперли дверь?

Рыбаков. Затем, чтобы сюда никто не вошел.

Маша. Неправда…

Рыбаков молчит.

Откройте дверь. Я уйду.

Рыбаков. Не открою.

Маша. Это неприлично. Вы меня унижаете.

Рыбаков. А смеяться над человеком прилично?

Маша. Я не смеюсь над вами.

Рыбаков. Вы здесь просидите три дня и три ночи: пока не ответите мне серьезно, искренне, я вас не отпущу. <… >

Маша. Что?

Рыбаков. Я люблю вас. Вы знаете.

Маша. Не смейте мне говорить о вашей любви. Мне противно вас слушать.

Рыбаков. Противно?

Маша. Да. <…>

Картина третья

Лес. На опушке у озера. Охотничий шалаш. Начало весны. Ночь перед рассветом. У входа в шалаш висит фонарь. Рядом на огне греется вода в чайнике. У огня возится крестьянин – егерь Чуднов. Опираясь на старинное ружье, стоит деревенский звонарь Казанок.<… >

Рыбаков. А где Ильич?

Чуднов. На озеро ушел. Рыбаков. Один?

Чуднов. Не беспокойся, мы кругом охрану выставили. Садись. Сейчас чай поспеет. Только у меня заварка из морковки, чем она воняет – не поймешь. Эх ты, времечко, ничего нет: ни чаю, ни сахару, ни керосину.

Рыбаков. Чего жалуешься? Разве я не знаю?

Чуднов. Рыбаков, в Москве у нас ничего такого не случилось?

Рыбаков. Чего – такого? <…>

Чуднов. Тише, Рыбаков. Я его шаги слышу. Он сам идет сюда…

У Чуднова движение вперед по направлению к Ленину. Рыбаков поднимается.

Картина четвертая

В избе Чудновых. Чистая половина избы в три окна. В проходе, у сенец, русская печь. Лавки, стол, божница и на стене меж лубочными картинами и семейными фотографиями портрет Ленина, дешевая и плохая литография. Старуха Чуднова Анна и ее сноха Лиза прибирают избу. Дети Лизы, Маруся и Степка, восторженно перешептываются. <… >

Лиза. Господи, чистые рубахи хотела на них надеть, глянула, их и чинить нельзя.

Анна. Лизавета, что ж ты прохлаждаешься? Не завесить ли нам иконы? А то пускай, к чему это притворство.

Лиза вышла было, но вернулась.

Лиза. Идут!

Анна. Кто да кто?

Лиза. Ленин и папаша! <… >

Роман. Позвольте, Владимир Ильич… позвольте, товарищ Ленин, просить вас выступить у нас на митинге. А также просить вас в Пролеткульт откушать чаю.

Анна. Нет уж, Владимир Ильич, чай пить в Пролеткульт не ходите. У них там и самовара порядочного нет.

Ленин. А что? Может быть, не стоит идти в Пролеткульт? Мы и здесь чаю напьемся, а? Позвольте мне остаться здесь. И хорошо бы нам без митинга обойтись.

Вбегает Рыбаков.

Рыбаков. Подстрелил! Трех птиц подстрелил… (Показывает уток.)Я подождал ветерка с поля и не обманулся… под ветром все воды открылись. (Чуднову.)Вот тебе и туман.

Ленин (сокрушенно).Тихон Иванович…

Чуднов. Сознаю, Владимир Ильич…

Ленин. Утки… Настоящие дикие утки. Мы с вами философствовали о причинах туманов, непогод и прочих стихий, а он подстрелил…

Анна. Что же ты, егерь! Осрамился.

Чуднов. Не говори, мать! А вы, Владимир Ильич, как я понимать могу, нынче охотой совсем не занимались. Ленин (удивленно).Неужели? Чуднов. Мне так оно показалось. <… >

Слышен колокольный звон.

Картина пятая

Кремлевская набережная и бульвар. Ночь. Редкий слабый свет фонарей. На скамейке под деревом сидит Рыбаков. Сначала он насвистывает, потом начинает петь.

Рыбаков (старательно поет).<…> (Задумывается, встает.)Если без трубы найду Марс, тогда да… Если не найду, то нет… (Долго смотрит на небо и напевает.)

Появляется Ленин. Узнает Рыбакова.

Рыбаков. Владимир Ильич?

Ленин. Саша Рыбаков, что вы здесь делаете?

Рыбаков (очнулся).Почему вы один, без охраны?

Ленин. А я от них убежал.

Рыбаков. Как же вы от них убегаете?

Ленин. Этого я вам не скажу. Секрет старого конспиратора. У меня, видите ли, было очень длинное заседание, и я теперь скрылся, чтобы немного погулять. Часы забыл на столе. Мое появление здесь, так сказать, правомерно. А ваше? Почему вы один, в полночь… Звезды считаете?

Рыбаков. Считаю… не буду отнекиваться.

Ленин. Влюбились, товарищ Рыбаков?

Рыбаков. Влюбился.

Ленин. Пойдемте вместе гулять, товарищ Рыбаков. Медленно идут.

Время у нас жестокое, страшное, теперь как будто и не до любви, но вы не бойтесь… Любите себе на здоровье, раз это случилось. Только я вам хочу дать один совет. Вы не старайтесь по-новому любить. Любите по-старому, товарищ Рыбаков. Слыхал я про эти новые отношения. Пока что, кроме безобразия и распущенности, ничего не получается.

Рыбаков. Безобразия я сам видел.

Ленин (вдруг остановился, взял за локоть Рыбакова, тихо, интимно спросил).А ведь хорошо любить? Чувство-то удивительное?

Рыбаков. Да, Владимир Ильич, удивительное. <…>

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Картина первая

Бульвар у памятника Гоголю. На скамейке сидит старушка, рядом детская коляска. <…> Появляются Маша и Рыбаков. Идут порознь. <…>

Рыбаков. Я третий день на ногах. Я часовщика искал. Маша. Так. Нашли причину! Лучше уж придумали бы что-нибудь другое. У вас была одна забота – починить часы! Рыбаков. Совершенно верно, одна. Маша. Благодарю.

Рыбаков. Будет вам, Маша, сердиться на меня. Я сюда рвался через дикие препятствия. Сажусь в трамвай – остановка. Почему? Току нет. Прыгаю на грузовик – в Котлы едут. Сажусь на пролетку, квартал проезжаю – свисток. Что такое? Извозчик без номера. В Трамоте не зарегистрирован.

Маша. Что вы говорите? «Трамот», «пролетка»…

Рыбаков. Трамот – это транспортный отдел, пролетка – транспорт. Поймите, Маша, что мне поручено найти часового мастера, чтобы пустить в ход кремлевские куранты…

Маша. Рыбаков, вы чудак. Неужели вы воображаете, что все люди должны знать об этом. Я же ничего не знаю!

Рыбаков. Ничего не знаете, а обиделись. За что же тут обижаться?

Маша. Ну хорошо, а мастера вы нашли?

Рыбаков. Нашел. Но если б вы знали, чего это мне стоило. Кому не скажешь, какие часы требуют ремонта, – все пугаются… Один древний, неслыханной древности часовщик в колпаке сел на пол, накрыл голову руками и сказал: «Стреляйте, но я не пойду!» От Марьиной рощи до Пресни я прощупал старую Москву и наконец нашел такого часовщика, что сам прихожу в недоумение. Он сегодня будет в Кремле, но боюсь, волнуюсь…

Картина вторая

В доме Забелиных. Рабочий кабинет Антона Ивановича, где давно уже никто не работает. Вечер. В кабинете сидят Забелина и ее гости: дама с вязаньем и ее муж – оптимист, дама испуганная и ее муж – скептик. Входит Маша.

Забелина (Маше).До сих пор работала?

Маша. Работала.

Забелина. Иди скорее поешь.

Маша. Не хочу.

Забелина. У тебя нехороший вид. Надо подкрепиться. Маша. Не надо. После подкреплюсь. (Здоровается с гостями.)

Оптимист. Вы где работаете, Маша? Маша. В Помголе.

Оптимист. А это что же такое – Помгол? Маша. Мы оказываем помощь голодающим.

Оптимист. Так ли уж печально обстоят у нас дела, как об этом говорят?

Маша. Очень печально. Голод развивается, как всемирный потоп!

Скептик. Не всемирный, а всероссийский. За границей белыми булками кормят скотину, а у нас голод наполовину сокращает население. Докажи, что я преувеличиваю.

Входит Забелин. <… >

Забелин. Дикари захватили цивилизованное судно, перебили всех белых людей, команду выбросили за борт, сожрали все запасы… Нуте-с, дальше что? Кораблем надо уметь управлять, а они не умеют. Социализм пообещали, а с какого конца его начинать – никто не знает. <… >

Стремительно входит кухарка.

Кухарка. Матрос пришел… Забелиных спрашивает.

Дама испуганная. Матрос? Зачем матрос?

Скептик. Не знаешь, что ли, зачем приходят матросы?

Забелина. Ах, не пугайтесь, пожалуйста! Это, наверное, не матрос.

Кухарка. Я не слепая… матрос как есть… сердитый…

Скептик. У меня при себе нет никаких документов. Не уйти ли нам с женой через черный ход?

Дама испуганная. Я боюсь уходить. Матросы нас могут поймать и заподозрить в бегстве.

Забелина. Не пугайтесь, пожалуйста… Он не матрос, в нашем смысле. (Маше.)Что же ты? Иди встречай! <…>

Входят Маша и Рыбаков.

Маша. Господа… (Запнулась.)

Забелин. Что же ты замолчала? Ты перепугалась, что при твоем госте назвала нас господами? Погоди, я тебя научу, как надо говорить. Ты скажи «товарищи»… и твой гость не будет шокирован.

Маша (Рыбакову).Я вам говорила… папа всегда надо мной подтрунивает. (Окружающим.)Вот мой знакомый, Александр Михайлович Рыбаков… Он воевал… видел много интересного…

Скептик (здороваясь с Рыбаковым).Безмерно счастлив!

Дама испуганная (рассматривая Рыбакова).Я не понимаю, вы матрос или штатский?

Рыбаков. Был матросом, но воевал на материке. Теперь демобилизовался.

Дама испуганная. А зачем же вы носите матросский костюм? Мы думали, что к нам обыск, а это вы пришли в гости.

Рыбаков. Почему же обыск? Я никогда не подумаю, что ко мне обыск.

Скептик. Это понятно. Вы завоевали материк.

Рыбаков. До полного завоевания еще очень далеко.

Забелин. А когда придет полное завоевание?

Рыбаков. Очевидно, при социализме.

Забелин. В каком году?

Рыбаков. Простите, этого я вам сказать не могу.

Забелин. Не можете открыть вашу тайну?

Рыбаков. Просто не знаю.

Забелин. Ага.

Входит кухарка.

Кухарка. Пришел председатель домового комитета.

Забелин. Один?

Кухарка. Нет, не один.

Забелин. Не один?

Кухарка. С ним какой-то военный… сердитый!

Председатель домового комитета часто постучал в открытую дверь. Его голос: «Нельзя ли войти?»

Забелин. Можно, можно…

Входит председатель домкома, за ним военный в форме тех времен.

Председатель домкома. Гражданин Забелин, они-с приехали лично за вами!

Забелин. Давно жду.

Военный. Если нетрудно, поторопитесь!

Забелин. Давно готов.

Военный. Пожалуйста.

Забелин. Не более одной минуты… (Делает общий поклон.)Жена некстати созвала вас… Простите… (Жене.)Прощай!

Забелина (дает мужу узелок).Да воскреснет бог…

Забелин. Благодарю. Ну, я пошел… Военный. Автомобиль стоит во дворе.

Забелин. Понимаю.

Забелина. Антон, нельзя так!

Председатель домкома, военный и Забелин уходят.

Антон! Не пущу я его!.. Берите и нас! Ведите меня! (Вдруг кричит.)А ордер? Верните председателя! Председатель!

Председатель домкома возвращается.

А ордер вам дали?

Председатель домкома. Не сомневайтесь. Все чисто и правильно… Комар носу не подточит! (Уходит.)

Забелина. Ну вот, Машенька, и осиротели мы…

Маша (Рыбакову).Вы знали, что отца арестуют?

Рыбаков. Ничего не знал. У меня такое впечатление, что это не арест.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Картина первая

Кабинет Ленина в Кремле. Ленин, Дзержинский. Ленин некоторое время работает за столом, потом звонит. Входит секретарь.

Ленин (секретарю).Попросите ко мне инженера Забелина. И разыщите нашего эксперта инженера Глаголева… он здесь рядом, в Совнаркоме.

Секретарь уходит, входит Забелин.

Инженер Забелин?

Забелин. Да.

Ленин. Антон Иванович!

Забелин. Да.

Ленин. Здравствуйте. Прошу вас, садитесь! Садитесь!

Забелин садится. Молчание.<… > Входит инженер Глаголев.

Глаголев. Здравствуйте.

Ленин (Глаголеву).Георгий Иванович, вы лично не знакомы с инженером Забелиным?

Глаголев. До сих пор встречаться нам не приходилось.

Ленин (Забелину).Познакомьтесь, Глаголев Георгий Иванович – наш эксперт.

Забелин. Да. До сих пор мы с ним не встречались.

Глаголев. Инженер Забелин в курсе дела?

Ленин. Нет, не совсем. По-моему, инженер Забелин не представляет себе, по какому поводу мы его побеспокоили. Ну, не будем терять времени. Это ваша область, уважаемый товарищ, прошу, докладывайте.

Глаголев. Докладывать в данном случае затруднительно, потому что такие люди, как инженер Забелин, не нуждаются в агитации по части энергетического развития России… (Забелину.)Не так ли?

Забелин. Нуте-с!

Глаголев. Но, однако, вы должны знать, что нас, революционеров-большевиков, всегда волновали вопросы коренного технического переустройства всего хозяйства России.

Забелин. Но вы… простите, что прервал вас… вы – инженер… и старый инженер, не так ли?

Ленин (лукаво усмехнувшись).А что?.. Вы хотите сказать, что старый инженер не может быть революционером? Вот видите – может. (Глаголеву.)Продолжайте, пожалуйста.

Глаголев. Как инженер и как революционер одновременно, я со всей энергией готов проводить в жизнь идею электрификации России.

Ленин. И не в отдаленном будущем, а теперь… Так ставит вопрос Центральный Комитет нашей партии.

Забелин. Нуте-с… И что же? Ленин. А этот вопрос позвольте обратить к вам.

Забелин. Ко мне? Почему ко мне?

Ленин. А потому, что вы, как специалист дела, можете нам помочь. Но специалисты дела, увы, настроены по-разному. Продолжайте, пожалуйста.

Глаголев. Есть старая версия, что у России нет будущего для развития электрификации по ее природным ресурсам. Не дальше, как вчера, как сейчас с вами, мы беседовали с одним крупнейшим ученым… не буду называть его имени. И что же он утверждает?! «Рельеф страны плоский… Течение рек медленное… Зимой реки замерзают…» Ниагарских водопадов, как в Америке, у нас нет. Значит, ни одной порядочной гидростанции мы построить не можем.

Забелин. Так мог сказать только невежда.

Ленин. Нет, простите, он авторитетный ученый… Акционер одной электрической компании. Забелин. Или мошенник.

Дзержинский. Это другое дело.

Ленин. А почему – мошенник? Вы докажите.

Забелин. Можно попросить карту России?

Ленин. Да, конечно.

Глаголев раскладывает на столе карту.

Забелин. Я берусь указать вам десяток мест, где мы можем сейчас, в естественных условиях, строить электростанции на белом угле… Вот и вот… а здесь разве нельзя?

Ленин. Что это?

Забелин. Днепровские пороги.

Ленин. А где же здесь можно строить?

Забелин. Я считаю, что где-то в низовьях, но не у моря, конечно.

Ленин. А хорошо бы здесь, у самого моря, воздвигнуть огромный электрический замок… Знай наших!

Забелин. Возьмите эти торфяные районы… Ангара на востоке… Эльбрус на Кавказе… А если построить плотину на Волге?

Ленин. Где на Волге? Это очень интересно. Я ведь волгарь.

Забелин. Да вот, у Жигулей… Я говорю по памяти, но по моим старым расчетам энергия Волги заменит половину донбасского угля.

Ленин. Вы можете составить нам на эту тему общую записку?

Забелин. Я затрудняюсь. Я давно не занимался подобными вопросами.

Ленин. Чем же вы занимались?

Забелин. Ничем.

Дзержинский. Вы говорите неправду. Инженер Забелин торгует спичками.

Ленин. Как – спичками?

Дзержинский. Инженер стоит на улице и торгует с рук.

Ленин. Оптом торгуете или в розницу? По коробочке?.. Слушайте, это несчастье! Это стыд и срам, батенька! В наше время спичками торговать… За такие штуки надо расстреливать… Как хотите! <… >

Ленин сердито отошел прочь и не ответил.

Дзержинский. От жизни отстали, так, что ли?

Забелин. Большевик из меня не получится.

Дзержинский. А мы вас не в партию приглашаем.

Забелин. В России предположено построить социализм, а я в социализм не верю.

Ленин. А я верю. Кто из нас прав? Вы думаете, что вы, а я – что я. Кто же нас рассудит? Ну вот давайте спросим у Дзержинского. Он скорее всего скажет, что я прав, а вы – нет. Этого вам достаточно?

Забелин. Я понимаю. Мои слова для вас – детский лепет.

Ленин. А вы разве меньшевик-эсдек? Эсер? Читали «Капитал» Маркса, изучали «Коммунистический манифест»?

Забелин. Да, конечно, я плохо разбираюсь.

Ленин. Как же можно верить или не верить в социализм, если вы в нем плохо разбираетесь?

Глаголев. Вы товарища Кржижановского знаете?

Забелин. Да, знаю.

Глаголев. И ничего не слыхали о его работах в области наших планов электрификации?

Забелин. Слыхал… доходило…

Ленин. Он мне говорил, что у вас громадный опыт электрика, что вы умеете решать блестящие проекты, а вы спичками торгуете. Какая дикая вещь!

Забелин. Брошу. Не буду.

Дзержинский. Слава богу! <…>

Забелин кланяется и идет к двери.<… > Входит секретарь.

(Секретарю.)Отправьте инженера Забелина домой в автомобиле… Немедленно отправьте.

Забелин и секретарь уходят.

Сотни, и тысячи, и миллионы еще сидят у нас без дела. Какой он саботажник. Просто одичал от безделья и свихнулся. Как вы думаете, Георгий Иванович, пойдет к нам работать инженер Забелин?

Глаголев. Я думаю, что пойдет, Владимир Ильич.

Ленин. Пойдет, но трудно ему будет привыкать, очень трудно.

Глаголев. Я вам больше не нужен, Владимир Ильич?

Ленин. Нет, Георгий Иванович, благодарю вас.

Глаголев уходит. Входит секретарь.

Я вас слушаю.

Секретарь. Пришел часовщик… его по вашему указанию прислал Рыбаков.

Ленин. Введите его сюда.

Секретарь. Сию минуту. (Уходит.)

Ленин. Мне спать не дают куранты… Молчат! Надо обязательно их пустить!

Входит часовщик.<…>

Часовщик. Сию минуту. Я готов. (Берет и открывает свой саквояж, торопливо надевает лупу.)

Ленин. Видите ли, тут ваши инструменты не подойдут.

Часовщик. Мои инструменты?

Ленин. Вам потребуются ключи иного размера…

Дзержинский. Там, по-моему, в механизме пуды, сотни пудов.

Часовщик. Я же часовых дел мастер. Ленин. Вот вам и придется ремонтировать кремлевские куранты.

Часовщик. Кремлевские часы на Спасской башне?!

Ленин. Да, батенька мой, кремлевские часы на Спасской башне. Возьметесь?

Часовщик. Люди их сделали, люди их поломали, люди их должны заставить ходить.

Ленин. Но когда люди их делали, песни «Интернационал» не было. Теперь нам нужно научить куранты играть «Интернационал». Научите?

Часовщик. Попробуем заставить.

Ленин. Завтра же и приступайте к работе. <…>

Картина вторая

В кабинете Забелина в тот же вечер. Те же лица, кроме Забелина, Маши и Рыбакова. <… > Зажигается свет. В дверях стоит Забелин. <… > Вбегает Маша.

Маша. Папа! (Прильнула к нему.)<…>

Забелин. Маша, сядь… никуда не пущу. (Взяв в руки книгу.)Антон Забелин. «Электротехника». Машка, ты еще совсем маленькой была, когда я этот труд писал. Бывало, придешь сюда и скажешь: «Папа, ты пишешь? Ну, я тут посижу…» Посидишь вот здесь, а потом мне на закорки залезешь, и мы с тобой по кабинету носимся. А теперь ты у меня большая, умница, и отец робеет перед тобой. <… >

Маша. Папа, говори, что произошло?

Забелин. Убили твоего Забелина, сразили… Я не сразу, а только по дороге понял весь объем их идей.

Маша. Расскажи спокойно, я ничего не знаю, понять тебя не могу.

Забелин. Не торопи, Маша. До завтра мы с тобой все обдумаем до полной ясности. Я ведь завтра должен дать ответ… <… >

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Картина первая

Огромный, во всю сцену, старинный зал. В углу у дверей метла и куча мусора. Где-то у стены рыночный стол, черное кресло и простая табуретка. На столе телефон. Забелин ходит по комнате, посвистывает. Переставил табуретку к окну, секунду посидел под окном. Вскочил, взял метлу и снял из угла паутину. Бросил метлу. Опять стал ходить по комнате и посвистывать. Входит Маша. Она здесь впервые. Удивленно осматривается. <…>

Маша. Откуда такое странное кресло?

Забелин. Сейчас с чердака снял. Сугубо готический стиль. Старая дрянь. В сарае стоит карета с гербом. В этом доме я сам чувствую себя экспонатом. Здесь бегают крысы, толстые и наглые, как спекулянты у Иверской. Они меня презирают.

Маша. Ты только не сердись.

Забелин. Я не ангел и не простофиля, принимающий бытие как величайшее одолжение. Иди домой, нового ничего не скажешь. <… >

Маша порывается что-то сказать.

Не смей меня перебивать! Как ты не понимаешь, что я лопаюсь от злости оттого, что не могу немедленно, как мне было предложено Лениным, немедленно в буквальном смысле приступить к работе. Да, я дал слово и готов его сдержать… хочу, понимаешь? Мечтаю выполнить. Но я могу сделать это через людей, то есть в живом общении с живыми существами, а их вокруг меня нет… Ау! Слышишь? Эхо… и больше ничего.

В дверях появляется Рыбаков, в руках держит пишущую машинку.

Забелин. Смотрите, это он! Конечно же, это он!.. Позвольте, вы условились? Что же молчите? Условились? Так и отвечайте. Вы хоть поздоровайтесь, сударь. Чем обязан радости вновь видеть вас?

Рыбаков. Я прислан к вам сюда работать.

Забелин. Вы присланы сюда работать? Пожалуйста, садитесь, вот вам мое кресло, приказывайте.

Рыбаков. Напрасно, честное слово, у вас такая ирония. Меня послали вам помогать.

Забелин. А что за предмет вы принесли? Пишущая машинка?

Рыбаков. По пути в одном месте взял… то есть одолжил…

Забелин. Может быть, отнял?

Рыбаков. Не без этого…

Забелин. Ставьте ее куда-нибудь.

Рыбаков. Сейчас что-нибудь придумаем. Это пока. Вы сами понимаете.

Забелин. Не старая машина… Ремингтон. Позвольте, а кто же будет работать на ней?

Рыбаков. Я одолжил ее вместе с машинисткой. Сейчас придет.

Забелин. Маша, смотри. Вот уже становится похоже на какую-то контору… (Подумав.)Нет, ничего не похоже.

Маша. Мне, кажется, пора уходить.

Рыбаков. Тут мусор! (Забелину.)Позвольте мне вынести мусор. Некрасиво.

Забелин. Святая наивность! Кого вы думаете перехитрить?

Рыбаков. Почему – перехитрить? Нельзя же запускать помещение.

Забелин (строго).Молодой человек, почему же при мне вы делаете физиономии, что не видите друг друга, и скрываетесь от меня, как воры?

Маша. Неправда. Я тебе говорила. Ты знаешь… Я не скрываюсь. И не думала и вообще ничего не хочу. Прощайте.

Рыбаков. А мне по этому поводу сказать можно?

Забелин. Сколько угодно.

Рыбаков. Нельзя рубить дерево не по себе. Я не обижаюсь, что Мария Антоновна сказала, будто я под видом любви к ней выслеживал вас. Что там было выслеживать?

Забелин. Да… Нуте-с?

Рыбаков. Я не об этом. Между нами большая разница в образовании, воспитании. Так я и решил. Ну, я займусь этой маленькой операцией, а то нехорошо. (Идет к двери.)

Маша. Рыбаков…

Рыбаков оборачивается.

Вы правы… Между нами целая пропасть. Вы очень умно рассудили. Незаслуженно обидела вас и прощения просить не хочу.

Но вы всегда по отношению ко мне были удивительно благородны. Теперь я вас попрошу в последний раз – уходите отсюда, совсем уходите. Я никогда не должна слышать о вас. (Бросилась прочь.)<…>

Входит машинистка.

Рыбаков. Вот, Антон Иванович, машинистка, о которой я вам говорил.

Забелин (машинистке).Вы прикомандированы к нам работать… Душевно рад. Забелин. И вы не удивляйтесь, если мы сейчас экстренно начнем работать. Усаживайтесь. (Ходит, думает вслух.)Идея… идея… Нет, мы начнем так-с. Электрификация России является величайшей идеей современности на долгие времена… (Машинистке.)Можно?

Машинистка. Все готово.

Забелин. Я обыкновенно диктую и хожу при этом. Итак, пожалуйста, начнем. «Председателю Совета Народных Комиссаров…»

Картина вторая

Служебный кабинет Ленина в Кремле. В кабинете находятся английский писатель и секретарь. Они сидят друг против друга.

Англичанин. Разрешите посмотреть иллюстрации в этом журнале?

Секретарь. Пожалуйста.

Входит Ленин.

Ленин. Я заставил вас ждать? (Протягивает руку.)Ульянов-Ленин. Милости прошу!

Английский писатель ритуально раскланивается. Ленин приглашает его садиться. Сели. Секретарь уходит.

Слушаю вас.

Англичанин. Я, конечно, не верю рассказам, что вы масон.

Ленин. А в Лондоне еще водятся масоны? Боже мой, какая дичь!

Англичанин (не теряя достоинства).Но мне кажется, что вы плохо знаете русскую жизнь. К вам очень трудно проникнуть. Здесь так много часовых. Как же вы можете иметь связь с вашим народом?

Ленин. Связь с народом от часовых не зависит. <… > Англичанин. Мистер Ленин, я удивлен…

В это мгновение доносится звук курантов – две-три ноты из «Интернационала».

Ленин (прислушиваясь).Чем? <… >

Англичанин. Я слышал, что вы предлагаете план электрификации России.

Ленин (вдруг, удивленно).Как – слыхали?

Англичанин. Я имел беседу с одним господином, который…

Ленин. Я знаю, с кем вы имели беседу. Что же говорит этот господин?

Англичанин. Он остроумный человек, он шутит, он говорит – не «электрификация», а «электрификция». Ленин. Да, он остроумный господин.

Англичанин. Вы мечтатель, мистер Ленин. Перед вами огромная, плоская, замерзающая страна, скорее с азиатским, чем с европейским, населением, страна, испускающая смертельный крик… а вы мечтаете дать ей электричество. Вы странный мечтатель, мистер Ленин!

Ленин. Приезжайте к нам через десять лет.

Англичанин. Но будете ли вы через десять лет?

Ленин (весело).Будем. Не верите? Приезжайте и увидите, что будем. Я мечтатель. Мне кажется, что вообще мы – навеки. <… >

Снова бьют куранты – опять две-три ноты «Интернационала».<…> Английский писатель уходит.

Ленин (задумался и вдруг засмеялся).Какой мещанин!! А?! Какой безнадежный филистер!