Текст книги "Каждый раз, когда мы влюблемся 3 (часть 3)"
Автор книги: Author Unknown
Жанры:
Разное
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Каждый раз, когда мы влюбляемся
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
81
82
83
84
85
86
87
88
89
90
91
92
93
94
95
96
97
98
99
100
101
102
103
104
105
106
107
108
109
110
111
112
113
114
115
116
117
118
119
120
121
122
123
124
125
126
127
128
129
130
131
132
133
134
135
136
137
138
139
140
141
142
143
144
145
146
147
148
149
150
151
152
153
154
155
156
157
158
159
160
161
162
163
164
165
166
167
168
169
170
171
172
173
174
175
176
177
178
179
180
181
182
183
184
185
186
187
188
189
190
191
192
193
194
195
196
197
198
199
200
201
202
203
204
205
206
207
208
209
210
211
212
213
214
215
216
217
218
219
220
221
Каждый раз, когда мы влюбляемся
книга третья (часть третья)
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Элиз Вюрм «Каждый раз, когда мы влюбляемся» книга третья, часть третья
Посвящается Джулиану МакМэхону
Глава 1
– Я счастлив, – Сказал ему Сакурай за утренним чаем. – Я успокоился; я не мог спасти сына!
Странно для Лино прозвучали его слова.
– А ты думал, что мог?
Сюзанна Маккоркл пела рядом с ними «Summer»1…
– Я должен был!
Сюзанна пела «Лето» с наслаждением. Он вспомнил, как Элизабет сказала ему «Лето – это Ты, ты, Лино!»…
ЛЕТО – ЭТО ТЫ.
– Да, – Подумал Лино. – Ты!
– Кто, если не я!? – Сказал Сакурай. – Кто, если не отец!? Матери слабы, Лино; однажды услышав первый плач своего ребенка, они слышат его всю жизнь!
Лино поразили его слова.
«Лето» – звучало рядом с ними, – «ЛЕТО»!
– Мой отец говорил мне: «Сюкумэй» (судьба): живи храбро!
Хання-сан посмотрел на Сад камней.
– Жить храбро? Я всю жизнь был храбрым! Сейчас я хочу жить как отец, переживший своего ребёнка… Сюкумэй… говорят, есть такое проклятие, пережить своих детей.
Он сделал паузу, а потом:
– Я слышал, твоя жена любит розы…
Лино встретил его взгляд.
– «Roseira Botão de Gente» – есть такое Фаду2… Эта песня о… Розе – о бутоне розы, о ребёнке, который был зачат в любви.
Сакурай встал, подошёл к окну тясицу3, сложил руки за спиной.
– Каору4 просит меня усыновить мальчика. Я боюсь. Вдруг я и его не сберегу?!
Лино отпил японского чая Гэммайтя5 с Сентя Данран6.
– Не думай о том, чего ты не можешь знать!
Лино встретил Мэри возвращаясь, домой…
Они улыбнулись друг другу.
– Ciao!
– Salut!
– Как дела?
– Хорошо. А у тебя?
– Хорошо!
Она смотрела на него всё так же, любя, и он почувствовал нежность.
Вик Дамоне пел в итальянском кафе «I should care», Вик пел: «Мне не плохо/Мне даже хорошо/Я тебе благодарен»7…
Они сделали заказ: «Холодный кофе» для Мэри, и «Кубинский кофе» для Лино.
– Гермес…
Она прикоснулась к его руке.
Они заглянули друг другу в глаза.
– Ты скучаешь по мне? – Спросила его Мэри. – Иногда…
– Иногда.
– Почему ты не говоришь мне «он там из-за тебя»?
– Он там из-за себя!
Странно она посмотрела на него…
– Знаешь, за что я… дорожу тобой? Ты понимаешь!
– Наше расставание не значит, что я перестал тебя понимать, Мэри.
– Почему?!
– Потому, что я тебя помню! Потому, что если мы забыли тех, кого любили… это значит, что мы их не любили!
Мэри посмотрела на него очень ласково.
– «Брось свою девственность. Что тебе в ней? За порогом Аида/Ты не найдешь никого, кто полюбил бы тебя/Только живущим даны наслажденья любви; в Ахеронте/После, о, дева, лежать будем мы – кости и прах»8…
Она мучительно улыбнулась.
– Всё кости и прах!
«Год Дракона» на экране телевизора… Микки Рурк, Джон Лоун, Эриан – капитан Уайт блуждает по Китайскому кварталу…
– Я так не думаю, Мэри…
Лино вспомнил, как Сюзанна Маккоркл пела «лето – это Ты»…
Как сладко звучало это слово «лето»!
Он заглянул в её синие глаза.
– Я не хочу так думать!
Лино улыбнулся Мэри.
– Мне понравились слова: «Как Вы можете доверять человеку? Человек может измениться из-за капли дождя, упавшей на голову»9… Это правда. Не думай о жизни плохо, лето обязательно придёт!
– «Лето»?
Он отпил кофе.
– Облегчение!
Кофе было вкусным, кофе по-кубински называют ещё и «кофе по-дьявольски» – Дьявол любит сладкое…
Лино хотел зайти к Жану, но… пошёл к Элизабет.
Он улыбнулся – ноги сами шли к ней!
Лино вспомнил «Как мы назовём нашу дочь, Лино?
– Как ты захочешь… Пусть всё будет так, как ты хочешь!
– А так может быть?
– Может!
– В этой жизни?
– Во всех этих жизнях! Сколько жизней ты пережила за свои тридцать девять лет, и сколько ещё переживёшь!
– Мне не тридцать девять, мне двадцать девять!
– Ха-ха-ха!»…
Сейчас он подумал, ты права, девочка моя, мы все на десять лет моложе!
Скоро, уже скоро, их дочь придёт в этот мир! Это всегда было для него загадкой, рождение, – желание Души прийти в этот мир! Почему загадкой? Потому, что… жизнь страшна!
Лино вспомнил «Мой отец говорил мне: „Сюкумэй“ (судьба): живи храбро!»…
Сакурай сказал ему в тясицу «Ягоды вишни/налились пурпурным соком./Сын у нас родился…»10
Мы отцы, Лино, почти боги – Бог создаёт человека, чтобы он жил. Жив человек и Бог жив!
Он сделал паузу, отпил чаю.
– Приходи на рандори11.
– Ты продолжаешь тренироваться? – Удивился Лино.
– Я продолжаю Путь, Лино.
Сакурай съел Анмидзю12.
– Курс лечения не может заставить меня изменить себе!
Он тоже съел Уиро13.
– Очень вкусно! Спасибо!
Сакурай улыбнулся, а потом:
– «То есть мы знаем, например, что предрассудок о Боге произошел от грома и молнии, – вдруг рванулась опять студентка, чуть не вскакивая глазами на Ставрогина; – слишком известно, что первоначальное человечество, пугаясь грома и молнии, обоготворило невидимого врага, чувствуя пред ним свою слабость»14…
Он пил белый чай Баймудань («Белый пион») из пиалы с изображением Сунь Укун – Царя Обезьян15.
– «Предрассудок о Боге»… Был ли Он нам врагом? И были ли мы слабы?.. Мне часто говорят: «извини, я бы слаб, ты должен понять, я всего лишь человек»!
Глаза Сакурая тоскливо погасли.
– Это не слабость, Лино, это – чрезмерная сила!
– Что ты слушаешь?
– Whirr.
– Whirr?
– WHIRR16!
Они улыбнулись друг другу, Лино и Паоло.
– Элизабет дала мне свой iPod. Она у тебя не жадина!
Это имя… Лино почувствовал, как его сердце вспыхнуло!
Он вспомнил «Люди придают Судьбе… человеческую натуру, но, Лино, в ней нет ничего человеческого!»…
Whirr в iPod’e Элизабет… «Ease».
Это было трудно, лечить Паоло самому, самому курировать курс лечения! Это было труднее, чем он ожидал!
Сеанс химиотерапии продолжался…
– Ваше желание быть вместе… возможно, это тоска. – Сказал ему Паоло. – Я начинаю думать, что любовь – это тоска!
Лино вспомнил «Скажи, что я не сплю!
– Почему тебе кажется, что ты спишь?
– Ты рядом!»…
– Я тоже тоскую, – Сказал ему Паоло. – По любви, по нежности! Я понял: чем старше становишься, тем больше нуждаешься в любви!
Лино смотрел на него, смотрел…
Он был прав, Паоло.
– Сюкумэй, – Подумал Лино. – Живи храбро!
– Я буду жить, – Сказал ему Сакурай. – Я это знаю. Мы все будем жить, Лино!
– Все?
Сюзанна пела рядом с ними «Лето,/Когда мы пьём вино на пляже, на закате»…
– Мы не умираем, сэмпай; мы уходим отдыхать!
Лино улыбнулся.
– Не уходи! Дай мне спасти тебя!
Он вспомнил «Пожалей меня, Господи, живи!»17…
Элизабет сказала ему «Человек-с-искусанными-губами, Иуда, в ужасе; везде одни кресты!»…
– «Jinsei no imi wa ato ni natte minai to wakarimasenga, mazuwa ikinakereba narimasen»18… – Сказал ему Сакурай. – Это правда; я пережил сына, но я хочу жить!
– Я думал, – Продолжал Паоло. – Я всё-таки думал, что вы не должны быть вместе!
– А сейчас? – Спросил его Лино. – Что ты думаешь сейчас?
– Я не хочу думать, я хочу жить!
Странно для Лино прозвучали его слова…
– Я как Охотник на оленей19, я…
– Что «ты»?
– Я не могу то, что мог раньше; я не могу жить спокойно!
– Почему? Из-за смерти?
– Из-за жизни, Лино, из-за жизни!
Yung Alxx20 в iPod’е Элизабет… «Besideme»…
– Я проверю твои показатели21…
– Я не хотел, чтобы ты становился врачом, – Вдруг сказал ему Паоло. – Я не хотел, чтобы ты устал!
Yung Alxx – «A b s e n t»…
Сакурай сказал ему: «В моей трагедии, я вижу шанс. Я вижу шанс… hi o miru yori akiraka da22!».
– Шанс? – Спросил его Лино.
– Я не хочу умереть из-за сына, я хочу из-за него жить!
Странно Лино почувствовал себя…
Он понял, что Сакурай сказал ему «жизнь полна неизбежностей».
Лино вспомнил «Вы всё взяли?
– Да, мою жизнь и мой ад»23…
– It was a good party, – Усмехнувшись сказал Паоло. – Yes, it was!24
Ich hab die Nacht geträumet
Wohl einen schweren Traum.
Es wuchs in meinem Garten
Ein Rosmarienbaum.
Ein Kirchhof war der Garten,
Das Blumenbeet ein Grab,
Und von dem grünen Baume
Fiel Krön und Blüten ab.
Die Blüten tät ich sammeln
In einem goldnen Krug,
Der fiel mir aus den Händen,
Daß er in Stücke schlug.
Draus sah ich Perlen rinnen
Und Tröpflein rosenrot.
Was mag der Traum bedeuten?
Herzliebster, bist du tot?
Элизабет смотрела «Watashi wo Hanasanaide»25 – Аясе Харука, Миура Харума, Мизукава Асами…
Странная вещь, такая же странная, как и «Остаток дня»26!
– Если обнять друг друга, – Говорит Кёко27. – Всё исчезает.
– ЕСЛИ ОБНЯТЬ ДРУГ ДРУГА… – Подумала Элизабет. – ЕСЛИ ОБНЯТЬ…
Она вспомнила «Algernon ni Hanataba wo»28 и Алину говорящую ей «А вы читали „Цветы для Элджернона“? Главный герой рассказа умственно отсталый молодой человек. Он кажется людям смешным, и они смеются над ним, а он не понимает. ОН ПРОСТО НЕ ПОНИМАЕТ!»…
Голос Тома Йорка рядом с ними… «Повреждение слуха»29…
– Я тоже не понимаю… знакомьтесь; – Алина Элджернон!
Усмешка, прохладная как тающее мороженное.
Том пел «Ты не можешь ошибиться/В моих глазах/В моих глазах/Ты не можешь ошибаться»…
– Я люблю Микки Рурка, – Вдруг сказала она. – Вы любите Микки, Элизабет?
– Безумно!
– О, эти сладкие 90-е годы!.. Portishead «Glory Box»… Шерон Стоун…
Алина счастливо рассмеялась…
Элизабет удивилась; прошлое делает Алину счастливой.
«ALGERNON NI HANATABA WO»
– После операции Чарли умнеет, – Сказала Алина. – И я думаю: поумнеть это хорошо или плохо?
– Вы имеете в виду «помудреть»? – Смутилась Элизабет.
– Я имею в виду… мне было плохо, когда я не понимала, а когда поняла, стало ещё хуже!
– Из-за чего?
– Из-за себя.
– «Из-за себя»?
– Всегда из-за себя, Элизабет!
Элизабет поняла её, улыбнулась ей.
– Наш отец… Лино и мой – Бальтазар… никто никогда так не страдал из-за себя, как он!
Элизабет тепло погладила Алину по руке.
– В сердце человека живёт червь; – волк из старой индейской сказки, два волка: Ум и Душа. Умом он всё понимал, а в душе… для Души, мадам, главное – любить!
– Называйте меня «Алина»!
– Любовь спасает Душу от безумия… Алина.
– Да, – Задумчиво сказала бывшая жена Лино. – Этот мир… le enfer30.
Элизабет вдруг сказала ей:
– У Франца Кафки есть рассказ «Прометей»…
Алина удивилась.
– «О Прометее существует четыре предания. По первому, он предал богов людям и был за это прикован к скале на Кавказе, а орлы, которых посылали боги, пожирали его печень, по мере того как она росла.
По второму, истерзанный Прометей, спасаясь от орлов, все глубже втискивался в скалу, покуда не слился с ней вовсе.
По третьему, прошли тысячи лет, и об его измене забыли – боги забыли, орлы забыли, забыл он сам.
По четвертому, все устали от такой беспричинности. Боги устали, устали орлы, устало закрылась рана.
Остались необъяснимые скалы»…
An autumn for crippled children рядом с ними… «Autumn again».
– Я думала – в прошлом, я думала: остались только необъяснимые скалы… Я повторяла судьбу моего отца; я не пошла за моей любовью! Она позвала меня, а я испугалась; испугалась ада непонимания других людей! Я её предала сама того не желая, и совершив предательство, потеряла себя!
Элизабет сделала паузу под полным сожаления взглядом Алины.
Оно поразило её, это сожаление, сожаление от женщины, которая не должна была сожалеть ей – казалось, была не способна… пожалеть.
– Цена предательству – потеря себя, вечная тоска, Зима всех зим!
Колченогие дети – An autumn for crippled children и их «Ещё раз осень», бесконечная осень…
Элизабет вспомнила «Ничего ему не нужно было, кроме покоя, кроме конца, ничего ему не хотелось, хотелось только остановить и уничтожить это вечно вертящееся колесо, эту бесконечную вереницу картин. Он хотел остановить и уничтожить себя самого… Но что потом? Потом будет пауза обморока, или забытья, или смерти. А сразу же после этого ты снова очнешься, снова должен будешь вбирать в себя сердцем потоки жизни, а глазами страшную, прекрасную, ужасную череду картин, бесконечно, неотвратимо, до следующего обморока, до следующей смерти. Но она, может быть, лишь пауза, лишь короткая, крошечная передышка, а потом всё пойдет дальше, и ты снова будешь одной из тысяч фигур в дикой, хмельной, отчаянной пляски жизни. Увы, прекратить это нельзя было, конца этому не было»31…
– Потом я вышла замуж, не сразу, но вышла. Мы прожили вместе одиннадцать лет! Так я расплатилась за моё предательство – я потеряла дочь!
Печальное понимание в глазах Алины…
– Ким меня осуждает, Алина.
– Рик тоже меня осуждает, Элизабет – оправдания всегда перемешаны с ложью32, поэтому… не будем оправдываться!
Элизабет захотелось сказать Алине:
– Вы похожи на Лино, он тоже не любит драм.
– Гермес их не выносит! – Тепло усмехнулась Алина. – ОН НЕ ВЫНОСИТ ПРОИГРЫШИ СМЕРТИ!
Как странно это прозвучало для Элизабет…
Она подумала, понимала ли я тебя до конца… Гермес?
И возможно ли оно, понимание до конца?..
Что это значит, понимать кого-то до конца?
– Каждый раз, когда они умирают, он начинает сначала! – Сказала Алина. – Нет ничего труднее начала – Неизвестности всех неизвестностей!
Она посмотрела на афишу «L’important c’est d’aimer»33.
– Mes nuits sont plus belles que vos jours34…
henace35 рядом с ними… «so sincere».
– МОИ НОЧИ ПРЕКРАСНЕЕ ВАШИХ ДНЕЙ! Его дни прекраснее наших; он всё равно их спасает!
Кёко наблюдает за человеком. На ее лице нет эмоций. У нее есть миссия – двадцать лет назад Кёко, Томо, и Мива жили в интернате «Йоко», директор которого Камигава Эмико сказала детям, что с момента их рождения у них есть миссия…
– Смерть всё прощает, – Сказала Алина. – Люди и боги не прощают, а смерть – да!
Она сжала руки в кулаки.
– «ОН ТЕПЕРЬ ОБВЕЛ УГРЮМЫМИ ЗЕНИЦАМИ ВОКРУГ; ТАИЛИСЬ В НИХ И НЕНАВИСТЬ, И СТРАХ, И ГОРДОСТЬ, И БЕЗМЕРНАЯ ТОСКА»36…
Лино пришёл домой с розами «Ebb Tide»…
Он обнял её, прижал к себе.
– Элизабет!
– Здравствуй, любимый!
Элизабет прижалась к нему.
– Я всегда был один, – Вдруг сказал ей Лино. – Все были с кем-то, а я был один!
– Я тоже, – Поняла его она. – Все были одни, и я была одна!
В гостиной они сели на диван, обнялись.
– Любимая!
Они прижались друг к другу.
– Мой нежный мальчик!
– Я скучал!
– Я тоже! Безумно! Я безумная женщина, Лино; я скучаю по тебе даже тогда, когда ты рядом!
– И я, Элизабет, девочка моя, и я скучаю по тебе даже тогда когда ты рядом!
– Мы безумцы, счастье моё?
– Нет, дорогая, мы – влюблённые!
– Я так тебя ждала, Лино!
– Я знаю. Я знаю, что ты меня ждешь!
В его голосе прозвучала тоска.
– Я всегда это знаю!
Он заглянул ей в глаза.
– Я знаю, что должен к тебе вернуться!
– «Должен»?
– Мы живем только потому, что ты меня ждешь, а я к тебе возвращаюсь!
В доме было очень тихо, Лино спросил её:
– Где все?
– Рик и Алина гуляют с Джулио, Паоло спит.
– Как он, Элизабет?
– Переживает. Переживает из-за того, что его тошнит – боится, как он выразился «опозориться».
Лазурно-голубые глаза её любви, потемнели, стали цвета ночного Океана.
– Я сказала ему: это дом твоего сына, а не чужого человека!
– «Сына»?
– Ты сказал мне: «он всегда был рядом, как хорошая мать».
– Да, был!
– Отцы тоже бывают матерями, да, Лино!?
– Как Сакурай?
– Лучше.
Они заглянули друг другу в глаза.
– А ты, Лино?
Его глаза посветлели, вспыхнули нежностью.
– И я!
И они смотрели друг на друга, смотрели…
– Ты сегодня очень молчаливый, мальчик мой!
– Хочу, чтобы говорила ты!
– Я?
– Ты!
– Я так соскучилась…
Ямочки на его щеках…
– Скажи мне это ещё раз!
– Я соскучилась, Лино!
Элизабет ласково поцеловала его – ямочку на его щеке.
– Как наша дочь, любимая?
– Лучше!
Глаза Лино вспыхнули.
– Ты всё понимаешь…
– Я должна.
– «Должна»?
– Мы живём только потому, что нас понимают; ты – меня, а я – тебя!
В кухне Элизабет поставила розы в вазу…
Лино помог ей – обрезал листья и стебли, добавил флористический консервант.
Он был таким молчаливым после встречи с Сакураем, но оставался собой – нежным мужчиной и чутким человеком.
– Не оставляй их на солнце, – Ласково сказал ей Лино, и с нежностью посмотрел на синие цветы. – Они его любят, но они от него умирают.
Элизабет смутилась.
– Розы похожи на человека, дорогая; чуть что, они умирают!
Как он хорош, этот зрелый мужчина! Его взгляд, его улыбка – он пожил, он знает, как прекрасна и ужасна жизнь!
– Человек всегда чуть что, умирает, – Продолжал Лино. – Можно жить, а он умирает!
Он улыбнулся, страшно улыбнулся.
– Человек не прощает, Элизабет, он никогда никому ничего не простит! Роза не прощает солнце за то, что оно её убивает, а человек – не прощает человека!
– Ты тоже не прощаешь? – Почувствовала его Элизабет.
– Знаешь, я бы… воскресил Бальтазара, чтобы его убить!
Эта страшная улыбка на его алых губах, бешеный взгляд…
– Я же имею право его убить!? Он меня… раздавил.
Он вдруг спокойно сказал ей:
– У Вагнера Тангейзер проникает в грот Венеры и добивается её любви. Смертный Тангейзер проводит свою жизнь в наслаждениях. Приходит время, и он вспоминает о Земле. Он вспоминает обо всех земных крестах, и понимает, что вечное наслаждение не подходит для смертного! Тангейзер хочет обратно – обратно к Богу и к страстям человеческим!
Нежная усмешка.
– Человек великолепен, Элизабет; даже любя, я не могу ничего забыть!
Элизабет показалось, что Лино сказал ей «человек великолепен, Элизабет; даже ненавидя, я не могу не любить!».
– Да, – Подумала она. – Человек великолепен…
Она вспомнила, как Паоло сказал ей «Иногда мне кажется, что её корабль тоже упал на солнце!»…
Боль в его голосе…
– У Рея Брэдбери есть рассказ «Космонавт»; если она погибла на Венере, я больше никогда не смогу смотреть на Венеру! Марс… что, если это Марс?! Я забуду его, как человек забывает человека!
Сейчас Элизабет подумала, когда человек хочет забыть человека, он его проклинает. Не проклиная не забыть, – все земные кресты начинаются здесь, в памяти!
Она вспомнила «У Вагнера Тангейзер проникает в грот Венеры и добивается её любви. Смертный Тангейзер проводит свою жизнь в наслаждениях. Приходит время, и он вспоминает о Земле. Он вспоминает обо всех земных крестах, и понимает, что вечное наслаждение не подходит для смертного! Тангейзер хочет обратно – обратно к Богу и к страстям человеческим»…
Элизабет подумала, «вечное наслаждение не подходит для смертного»… А что для него подходит? Щемящее сердце? Боль души?..
– Знаешь, о чём я думаю, когда смотрю на умирающих? – Вдруг сказал ей Лино. – Я думаю: наверное, Бог, смотря на человека, думает; как тебя понять?
– Ты тоже думаешь об этом!? – Вновь почувствовала его она.
– Да, любимая, я как все тигры Христианства; я люблю кресты, но издалека!
Он обнял её за плечи – они смотрели на полуночные розы Ebb Tide, бархатно-пурпурные, словно в облаке дыма.
– Ты их не понимаешь?
– Нет, жена, я понимаю их слишком хорошо, но я прошу: объясни!
– Что «объясни»?
– Почему мы умираем из-за любви, почему мы из-за неё не живём!
Глава 2
– Он так расцвёл с вами… – Сказала ей Алина.
И вновь звучало это слово «он» – Алина не называла Лино по имени.
– Он стал… меня понимать.
– Понимать? – Удивилась Элизабет.
– Я была готова умереть, чтобы удержать его, а он готов жить, чтобы удержать вас!
Элизабет смутилась.
Она вспомнила «Почему мы умираем из-за любви, почему мы из-за неё не живём»…
Элизабет подумала, Алина права? И Лино готов жить ради меня, но ради себя?!
Она вспомнила Сен-Шарль и Жана говорящего ей «Я думал, что живу из-за неё, но с вами я понял, что живу из-за себя – человек всегда живёт из-за себя, Элизабет, и я живу из-за себя, я живу из-за неё, но из-за себя»…
– Знаете в чём соль? – Вдруг сказала ей бывшая жена Лино. – Я так любила его, что мне было всё равно, что из-за этого кто-то страдает!
Усмешка.
– А вам не всё равно, вы понимаете: никто не должен страдать из-за того, что мы любим, никто!
Элизабет посмотрела на Лино и Рика следящих за игрой Кака по телевизору…
– Я не так благородна, как вы думаете, мадам, мне просто удавалось себя обуздать.
Алина улыбнулась.
– «Не отчаивайся, один из воров был спасен. Не обольщайся, один из воров был проклят»37…
Ласковый взгляд.
– Вы хороший человек, Элизабет; хорошим всегда больно от несовершенства этого мира и самих себя!
Они сидели в креслах расположенных рядом, Элизабет пила зелёный чай, а Алина – коктейль «Кайрос»…
– В браке с Гермесом я искала утешение от одиночества, которое всегда испытывала в семье моих родителей…
Алина отпила клубничного коктейля из бокала блюдце.
– Знаете, есть такие семьи… каждый из нас жил своей жизнью.
– Знаю. – Поняла её Элизабет. – У меня тоже была такая семья, сначала с отцом, а потом с бывшим мужем.
Алина посмотрела на неё заинтересованно.
– Почему вы разошлись?
Элизабет лукаво улыбнулась.
– Он был как туфли, шикарные туфли, но только я знала, как они мне жали!
Алина засмеялась.
– Как жестоко!
– Да, – Иронично согласилась с ней Элизабет. – Я была жестока.
– Нет, не вы, – Очень ласково сказала ей Алина. – Жизнь жестока!
– Жизнь?
– У меня много шикарных платьев, Элизабет, но большинство из них невозможно носить!
Элизабет взяла свою пиалу цинцы и отпила чаю Тайпин Хоукуй («Главарь обезьян из Хоукена»).
– Хочешь быть спокойным? Будь один. – Сказала Алина. – Хочешь быть счастливым? БУДЬ ОДИН!
Элизабет вспомнила «Твой отец был недобр к себе. Когда человек недобр к себе, он не может быть ни с кем»…
Алина тоже была недобра к себе.
Она подумала, откуда в нас это дьявольское – дьявольское непонимание: нас уже за всё наказали!
Тогда, в Блэк Оак, Бальтазар сказал ей «Посередине мёртвого потока/Мне встретился один; весь в грязь одет,/Он молвил: кто ты, что пришёл до срока?»38… Человек, Элизабет, то был Человек!
Он похудел, Бальтазар… похудел, сильно, страшно – падре Амару стал словно тень.
– «Кажутся выпяченными/Плотно сжатые губы/Мастера игры в го»39…
Он посмотрел на неё, демон Врубеля, с глазами жадными и жуткими, с тонкими пальцами в перстнях.
– Нас, людей, уже за всё наказали, дочь – рождением на этой земле, нас наказали!
Музыка Янне Перттула рядом с ними – «Heroin and your veins»…
Бальтазар вдруг прижал руку к груди – к своему больному сердцу.
– Почему? Почему? Почему?!
Он ударил себя в грудь, заплакал.
– Почему она меня не поняла?!
– Я страдала, – Сказала ей Алина. – В семье моих родителей, я страдала!
Она пила коктейль «Кайрос», пила…
– Они не видели во мне человека, Элизабет!
– Почему? – Спросила её Элизабет.
– Так я была им понятна.
Элизабет смутилась, удивилась.
– «Понятна»?!
– Они с Сатурна, а я с Марса, они сказали мне, что это слишком далеко!
Она надолго замолчала, Алина, а потом:
– Вы смотрели «Мое сердце биться перестало»40? Забавно… Тома – главный герой фильма, бандит, возвращается к игре на фортепиано, пытается вернуться.
Она посмотрела на Лино и Рика включивших PS4 и The Order: 1886.
– Теми же руками, которыми он махает битой, он играет на фортепьяно – пытается играть!
Элизабет показалось, что Алина тоже… не знает, что дальше.
Элизабет посмотрела на Лино, на Рика… да, что дальше!
Она подумала, а дальше… всё, что уже было – жизнь!
Элизабет вспомнила «У Вагнера Тангейзер проникает в грот Венеры и добивается её любви. Смертный Тангейзер проводит свою жизнь в наслаждениях. Приходит время, и он вспоминает о Земле. Он вспоминает обо всех земных крестах, и понимает, что вечное наслаждение не подходит для смертного! Тангейзер хочет обратно – обратно к Богу и к страстям человеческим!»…
– Ничего не меняется, – Подумала она. – Жизнь!
– «Ведь от страха страдает всякий, кто боится страдать»41…
Алина смотрела на Лино.
– Я боялась страданий человеческих!
Элизабет удивили её слова.
– Я всегда их боялась! Поэтому я не понимала других людей, я не хотела их понимать, я была как тот дьявол, что бог всему; я видела, как ужасна любовь!
– «Ужасна»!? – С сожалением сказала Элизабет.
– Всё, что Гермес делал, он делал потому, что потерял вас!
Усмешка, яростная усмешка.
– El secreto de sus ojos42… Да, себе не изменишь!
– Простите меня, Алина!
Алина посмотрела на неё с изумлением.
– Я не хотела менять mumpsimus на sumpsimus, что ж… так мне и надо!
Элизабет не поняла её.
– Что вы имеете в виду?
– Иногда нужно пересаживать себя в новый горшок, Элизабет!
Позже Лино играл на фортепиано, а Элизабет слушала…
Звучал Шопен – Prelude in E minor, Op. 28 No. 4
Элизабет вспоминала «Watashi wo Hanasanaide» и Манами говорящую Кёко «Найди то, из-за чего ты почувствуешь благодарность за то, что родилась».
Они хотели поехать к Жану, и не поехали – он, словно уходит от них, всё дальше и дальше!
Элизабет вспомнила «Человек – это живое существо, которое не может довольствоваться своей участью»43…
Да, всё дальше и дальше!
– Провал, – Вдруг сказал ей Лино. – Когда они умирают, я чувствую провал.
Шопен зазвучал остро, страстно.
– Мне понравились слова «Хорошие люди всегда неудачники»44…
Усмешка.
– Да, это так – неудачники!
В его красивом голосе прозвучали гнев и нежность.
– Я всегда был неудачником, – Продолжал он. – Я это чувствовал, некую невозможность, некую предопределённость.
– «Предопределённость»? – Спросила его Элизабет.
– Я знал, что буду страдать. Тангейзер, просясь на землю тоже это знал, но… земная мука сладка!
Она смутилась.
Элизабет вспомнила «Нас, людей, уже за всё наказали, дочь – рождением на этой земле, нас наказали»…
– Блаженство земных мук, – Ласково усмехнувшись, сказал Лино. – Наверное, умирая там, на кресте, Иисус думал; как ты была прекрасна, земля!
– Сожаление, – Поняла его она. – Ничего, кроме сожаления!
Он посмотрел на неё с лёгкой улыбкой.
– О любви – о любви к Кресту.
– «К Кресту», Лино?
– К тебе!
Он закурил свою японскую сигарету, мужчина, одетый в эффектные рваные голубые джинсы «Dsquared» и белую футболку с Тайсоном – Майком Тайсоном…
Он не подошёл, а ей хотелось, чтобы подошёл!
И она почувствовала – да, сладость одной из множества земных мук, имя которой Страсть!
– «Если вы одаренный человек, это не значит, что вы что-то получили. Это значит, что вы можете что-то отдать»45…
Паоло Гаравани держал на руках маленького Джулио, который заинтересовался медальоном на его груди.
– Один человек сказал мне, что Онкология – это… за высокомерие.
Он посмотрел на малыша нежным счастливым взглядом.
– Я был… мудаком?
– Я тоже бываю мудаком! – Лукаво заулыбался Лино.
– И я! – Весело сказал Рик.
– Никто ничего не знает, – Сказала Элизабет. – НИКТО. НИЧЕГО.
– Человек ничего… или, ничто (?) не контролирует, – Согласилась Алина. – Я читала об опыте жертвы изнасилования, она (жертва) сказала: «Я часто думаю; если бы я тогда оделась по-другому, меня бы не изнасиловали?»…
Она с сожалением усмехнулась.
– Хороший вопрос…
Странно Лино посмотрел на нее…
– Почему ты читала об этом?
Алина удивилась.
– С некоторых пор, другие люди… стали мне ближе.
– Тебя кто-то обидел?
Он посмотрел на неё тяжёлым взглядом.
– Никто, Гермес, никто меня не обижал!
И он смотрел на неё, Лино, смотрел…
Элизабет вспомнила, как Алина сказала ей «Вы умны, вы не считаете, что Гермес только ваш. Он наш – мой, Рика, и всех остальных, кого я не хочу называть по имени. Он наш, а потом ваш. Только потом он ваш!»…
Сейчас Элизабет поняла Алину, да, это правда, сначала Лино её, Алины, а потом её, Элизабет.
Она подумала, прожить с женщиной двадцать лет и не считать её своей?.. своей семьёй, – я бы тебя не поняла!
– Я всегда буду защищать тебя, – Сказал Лино, Алине. – И даже тогда, когда ты вновь соберёшься замуж, приведи ко мне своего избранника, я хочу на него посмотреть!
Они очень долго смотрели друг на друга.
– Не относись ко мне так хорошо, Гермес, я этого не заслуживаю!
– Я тоже, но… одно тёплое слово мы заслужили, хотя бы одно?!
Её глаза покраснели.
– Ты подарил мне сына… спасибо!
– И тебе – спасибо, за всё, что ты мне дала, пыталась дать.
Алина заплакала. Она плакала как мужчина; беззвучно и больно.
– Зачем ты плачешь? – Смятенно сказал ей Лино. – Нам больше не за что друг друга прощать, а ты плачешь!
– А вы смотрели «Сильная жара»46? – Вдруг сказал Паоло, обращаясь ко всем сразу. – Нуар…
Лино и Алина повернули головы в его сторону – за обеденным столом стало тихо.
– Я смотрел, – Сказал Рик. – Когда был маленьким – с папой!
Паоло посмотрел на него с нежностью.
– И что ты помнишь?
– Женщину – женщину с повязкой на лице!
– Я бы назвал этот фильм «Страшная жара» – все женщины, так или иначе, относящиеся к главному герою будут уничтожены фактически им самим, пусть и косвенно!
Паоло сделал паузу, а потом:
– И я думаю: я что, тоже убивал моих женщин?
– Один человек спросил, вернусь ли я, – Сказала Элизабет. – Я сказала ему, что не знаю, что даже если я не вернусь, это не будет значить, что я его забыла. И я его не забыла!
Паоло посмотрел на неё.
– Он сказал мне, чтобы я не возвращалась, – Продолжала она. – Сказал, что он… проклят.
Он посмотрел на неё тоскливо, мужчина с серыми глазами.
– Я сказала ему: я не верю в это дерьмо!
– Почему?
– Потому, что в дерьмо очень легко верить, Паоло.
– Я не жалуюсь, Лиз.
Элизабет улыбнулась – «Лиз»…
– А ты пожалуйся! Знаешь, почему ты болеешь? Ты не жалуешься!
Странно Паоло смотрел на неё…
– А ты жалуешься?
– Toucher47!
Она улыбнулась-усмехнулась.
– Я этому учусь.
Лино заварил улун Дахунпао – («Большой красный халат»)…
– Один человек заболел в пути, – Сказал ей он. – Буддийские монахи напоили его этим чаем, и он выздоровел…
После обеда они отдыхали в патио, у камина.
– Он хотел отплатить им, – Продолжал свой рассказ Лино. – Но они отказались. Прошло время (кто знает, может быть, много времени) и желание отблагодарить в этом человеке стало только сильнее. Он вернулся туда, где был спасён. Он не встретил монахов, но увидел чайные кусты…
Он сделал паузу, загадочно улыбнувшись, и подал ей пиалу из глины с изображением монаха Кэнко.
– Как ты думаешь, жена моя, что он сделал?
– Он продолжил искать монахов?
– Он снял с себя свой красный халат чиновника, и укрыл им кусты чая!
Элизабет удивлённо улыбнулась.
– Почему?
– Потому, что не имеет значения кого или что ты благодаришь, главное… передавать.
– «Передавать»?
– Добро.
Она посмотрела на жёлто-алый огонь в камине…
