Текст книги "Цивилизации Сахары. Десять тысячелетий истории, культуры и торговли"

Автор книги: Аттилио Гаудио

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Туат, находившийся в 20–25 днях пути верхом от различных мусульманских государств Африки – Феса, Туниса, Томбукту, Тлемсена, – был крупным центром Западной Лфрики. Арабские караваны, прибывавшие с побережья с грузом пшеницы и ячменя, а из Египта с бесконечными вереницами верблюдов и скота, встречались здесь с караванами, доставлявшими золотой песок из Томбукту и соль в брусках из Тегаззы. Способ добычи каменной соли в Сахаре не изменился: в Тауденни, вместо Тегаззы ставшим центром добычи соли, пласты соли разрезаются на бруски размером один локоть на три, похожие на большие плиты белого мрамора, прорезанного серыми жилками. На них ставят клеймо владельца, пишут имена мусульманских святых, украшают рисунками, обвязывают узкими кожаными ремнями и в таком виде подвешивают попарно на спину верблюда.

Большим спросом пользовалась у чернокожего населения также медь. Ее ввозили из Византии через Александрию – Триполи – Тунис – Сеуту в слитках, брусках, тонких пластинах или в виде проволоки; начиная с XII в. медь была одним из основных грузов генуэзских кораблей, а в XVI в. венецианцы загружают ею свои галеры, направлявшиеся в Черную Африку.

Африканцы давали за медь золотой песок или растительное масло, по ценности почти не уступавшее овечьему, хотя его получали из дерева карите. Медь служила также деньгами: на медные пластинки покупали мясо и топливо; за бруски и слитки получали рабов или пшеницу.

Арабы знали, что по ту сторону Сахары, в стране, которую называли Гана, много золота. В IX в, первые мусульманские торговцы обосновались в Аудагосте, конечном пункте транссахарской дороги из Марокко, а также в Гане.

Развитие торговых отношений между севером и югом через пустыню немедленно привело к резкому подъему добычи драгоценного металла в рудниках Галам-Бамбук. Добыча золота производилась примерно в течение семи веков, в среднем по девять тонн чистого золота в год. До XVI в. вся транссахарская торговля зиждилась на золоте, арабы подчинили Западную Африку своему культурному и религиозному влиянию именно для того, чтобы получать это золото.

Нынешние Мавритания и Мали превратились в их «Дальний запад», и они беспрестанно бороздили его в обоих направлениях с караванами верблюдов и рабов.

Аудагост представлял собой главный рынок по продаже золота на юге Сахары; здесь за все расплачивались золотым песком; слитки золота в этом городе были лучшего качества, чем в любой другой стране мира. В Северную Африку оно вывозилось очищенным или вытянутым в крученую проволоку. Арабы севера ценили золото не меньше, чем чернокожие жители юга соль. Недаром в городах Сахеля соль, доставлявшаяся караванами с севера, продавалась на вес золота. Царь Ганы и его народ владели значительными богатствами.

Конские попоны, отделка щитов и мечей, драгоценности, которыми были украшены волосы принцев крови, все, вплоть до ошейников и бубенчиков их собак, было изготовлено из массивного золота! Золотой песок находился в стране в свободном обращении, но все самородки принадлежали царю. В средние века Тадмекка была, по-видимому, первым городом в Западной Африке, где начали чеканку денег.

Внешняя торговля золотом Ганы и Мали с Северной Африкой проходила в четырех различных направлениях, но главная дорога по-прежнему вела через Мавританию на Саджильмаасу, куда суданское золото «прибывало целыми караванами». Прежде чем грузить золото на верблюдов, его превращали либо в слитки, либо в украшения, либо в крученую проволоку, либо в динары. Золотой песок перевозился только от места добычи до рынка сбыта на вывоз. Купцам вообще запрещалось приближаться к золотым рудникам; по царскому указу, одни лишь торговцы-вангара имели право хранить и перевозить необработанный металл.

Достигнув больших торговых центров Сахеля, золото переходило из рук черных, занимавшихся перевозкой грузов, в руки тех арабо-берберов или других средиземноморских жителей, которые специализировались на транссахарской торговле и на импорте-экспорте.

Мошенничество и обман не были редкостью. В Гане, Аудагосте, Томбукту, Валате, Тадмекке, Гао и в других местах в контакте с торговцами, вывозившими золото, работали весовщики и ювелиры; в их обязанность входило засвидетельствовать получение золота, взвесить его и подготовить для перевозки через Сахару в слитках, монетах или драгоценностях. В процессе очистки металла потеря равнялась примерно 8 %. Поэтому цены на очищенное золото были выше. B Валате контроль за торговлей суданским золотом монополизировали евреи. Когда все операции по покупке и oбработке золота заканчивались, его упаковывали в "герба" и нагружали на верблюдов. Каждое животное перевозило в среднем 127,5 кг золота.

Аудагост – самый древний центр караванной торговли – в течение трех веков служил отправным пунктом караванов в Сиджильмаасу. В числе прочих товаров из Марокко сюда доставлялись красная медь, шерстяные одежды, тюрбаны, стеклянные бусы, связки дров, москательные товары, духи, финики и каури. Каури – раковины с Мальдивских остров в Индийском океане. Когда-то очень давно их завезли в Африку, и они сразу же стали играть здесь роль денег.

Сиджильмасса была одним из тех пунктов, откуда раковины попадали в Судан. В средние века почти во всех торговых городах Южной Сахары сделки проводились при помощи каури. Некоторые купцы богатели на том, что ввозили каури с востока через Марокко. Согласно ал-Омари, в XIVb. в Мали, Томбукту и Гао за один золотой динар давали 1150 каури.

В Аудагосте медь и марокканские ткани обменивались на золотой песок, серую амбру и на щиты из шкуры антилопы мохор (туареги Ахаггара и в наше время пользуются подобными щитами). Суммы оборотов достигали порою огромных размеров. Ибн Хаукал видел на руках одного бербера, жителя Аудагоста, расписку купца из Сиджильмассы на 40 тысяч динаров, что равно примерно миллиону новых франков!

Начиная с XI в. дорога из Сиджильмассы заканчивалась уже не в Аудагосте, а в Мали. Его жители также разбогатели на торговле с другими суданскими городами, куда они перепродавали товары, ввозимые из Северной Африки. Город был заселен множеством ремесленников и купцов различных национальностей.

Отношения с христианскими странами Конец Х в. совпал с ослаблением мусульманских держав в Африке и в Испании; их флот уже не господствовал на море. В это же время начались военные походы христиан на Сардинию и Сицилию. Итальянские республики и княжества воспользовались этим для восстановления своего влияния в бассейне Средиземного моря и для обеспечения безопасной торговли с Магрибом. Генуя, Пиза, Папский престол, Венеция усиленно действовали в этом направлении. Спустя некоторое время между мусульманами и христианами были заключены официальные договоры о торговле и мореплавании.

Ал-Бакри и Идриси рассказывают об обмене, который в то время совершался в портах Тунис, Бужи, Мелилья, Сеута, Танжер, Сале и др. Шерсть, кожи, кораллы, сушеные фрукты, мед, воск, скот, рабы, зерно служили главными предметами вывоза для обмена на европейские ткани, скобяные товары и оружие.

Ранее заключенные договоры возобновлялись, как правило, на прежних условиях: взимание таможенной пошлины в размере 10 %; совершение сделок только в указанных городах с таможенными конторами; определение прав каждой стороны беспристрастно в случае кораблекрушения, банкротства и т. п., а также права юрисдикции, обязательного для обеих сторон (так, ответчику почти всегда удавалось добиться от истца согласия на разбор дела в суде с судьями-соотечественниками); правила исполнения консульских обязанностей; права христиан в их фундуках; наконец, борьба обеих сторон с пиратством.

Каждую страну представлял консул, который пользовался правом юрисдикции и административной властью над своими гражданами. Мастерские и конторы одной страны располагались всегда рядом; там же находились часовня и кладбище, а также дом консула с помещением для приемов, с секретарями и охраной.

Это была нейтральная территория или, скорее, частичка родины, где ее подданные жили своей политической и религиозной жизнью.

В течение XIII в. страны Южной Европы заключили несколько договоров с новыми берберскими династиями, в основном на условиях, указанных выше.

К концу XIII в. связи между христианскими странами Средиземноморья и мусульманской Африкой стали ослабевать. В следующем веке этот процесс усугубился из-за непрекращающихся войн между берберскими правителями и последующей анархии, а также из-за кризиса политической власти в таких отдаленных городах, как Триполи, Бужи и др. Тем не менее отношения между Европой и Африкой не прекращались и в течение XIV в. были заключены новые договоры.

В XIV в. берберы ввозили: соколов и других ловчих птиц, резное дерево, деревянную утварь, медь, олово, железо, сталь, золото, серебро, драгоценности; оружие, копья, кольчуги, панцири, каски и т. п.; скобяные, галантерейные товары; изделия из стекла, бумагу различных сортов; лаки, мастики, краски; ткани и сукна из Бургундии, Лангедока, Флоренции, Англии; шелк и бархат; злаки, пряности, духи, москательные товары, вина; суда и снасти.

На вывоз шли: рабы-мусульмане, основным рынком их продажи являлась Генуя; лошади, соленая рыба, всевозможные кожи и шкуры, дубильная кора (для красителей); соль, сахар, воск, мед, злаки, оливковое масло, сушеные фрукты; ткани, ковры, шерсть, хлопок; плетеные изделия, металлы, оружие; кораллы и бакалейные товары.

Таможенная служба представляла собой один из главных институтов берберского государственного аппарата. Ее руководителями, имевшими как юридические, так и административные права, часто были принцы крови. Требовалось немало опыта м осторожности, чтобы поддерживать права государства, не притесняя при этом купцов, и улаживать всевозможные конфликты между мусульманами и подданными различных стран.

В XV в., воспользовавшись ослаблением республик Пизы и Генуи, Венеция возглавила торговлю с берберами и заключила с ними один из последних дошедших до нас договоров (1456 г.).

Флоренция, завоевав Пизу и купив Порто-Венере у Генуи, стала, в свою очередь, морской державой и заняла вскоре второе место в мире. Договор 1423 г. с Тунисом, поставил ее в один ряд с другими государствами. В 1455 г. новый акт уравнял старые права генуэзцев с правами Флоренции.

В первой половине XV в. Арагон продолжал поддерживать хорошие отношения с берберами, возникшие с давних времен. Барселоне удалось даже получить у Хафсидов права на добычу кораллов.

В это же время начала набирать силу и французская торговля. Франция поняла, какую выгоду она может получить от обмена с Востоком, и Монпелье и Нарбонна стали центром этих операций.

Соперничество и войны между европейскими странами, очевидно, оказали пагубное воздействие на торговые отношения христианских стран Средиземноморья с Африкой. Тем не менее в начале XVI в. генуэзские купцы все еще держали своих торговых представителей в Боне, Тунисе, Триполи, а также в Сеуте и других портах Магриба. В Колло они грузили на корабли кожи и воск, в Сторе – зерно, в Боне – масло и повсюду – сукно.

Глава III
ЛЮДИ и ГОРОДА ДОЛИНЫ ДРА

Джебель-Сарго и люди аит-атта

Джебель-Сарго – горный массив, протянувшийся более чем на 100 км; от Высокого Атласа его отделяет р. Дадес, а от Антиатласа – среднее течение р. Дра.

Это неприступная естественная крепость, над которой вздымаются ввысь черные скалистые пики, достигающие 2375 м в высоту. Никому и никогда не удавалось победить людей аит-атта в их цитадели. В Бугафере, охраняющем подступы к этому дикому району, стоит небольшой одинокий памятник. Он был воздвигнут в честь капитана Бурназеле, французского офицера и чиновника, который 23 февраля 1933 г. пал в безуспешной попытке «усмирить» этих кочевников, свободных испокон веков.

На остроконечных вершинах массива Сарго люди аит-атта построили крепости, которые окружены естественными укреплениями из раскаленных мелких камней, затрудняющих доступ даже верблюдам. Здесь в случае опасности, грозящей извне, они хранят урожай садов и пальмовых рощ. Духовная столица аит-атта – Игхерм-Амердар, где знать вершит суд над вассальными племенами. Здесь все недвижно и сурово. Ландшафт изрезан хаотичным перемежением пестрых гор и пересохших уэдов. Черные вулканические осыпи и вертикальные утесы отливают металлическим блеском. Ни единому растению не удается пустить здесь ростки: солнце сжигает всё, повсюду царят покой и тишина. Лишь иногда за холмиком или в выемке прячутся редкие группы пальм, которые кажутся нереальными. Кроны у них часто желтые, видно, что они погибают от жажды. Но на заре или в сумерках этот дикий пейзаж, где после Аллаха неограниченными хозяевами чувствуют себя люди атта, окрашивается в самые разнообразные цвета.

Кажется, что его оживляет небо. Поражает контраст между высокими оголенными склонами гор и зеленым, благоухающим ковром, расстилающимся у подножия Джебель-Сарго, на котором тут и там высятся укрепленные поселения аит-атта. Здесь природа возвращает все то, в чем она отказала другим местам: пение птиц, прохладу вод, травы и пальмы, успокаивающую тень миндальных, фиговых и абрикосовых деревьев.

Западная цивилизация совершенно не проникла в жизнь аит-атта. Она не вступала на караванные тропы, ведущие в Джебель-Сарго, не открывала массивных ворот ксуров. Почти не изменились освященные традицией обычаи и украшения женщин, приковывающие к себе взгляд. Берберская архитектура Марокко – живая история очень древнего и простого общества. Каждая касба, укрепленный поселок, ксур с гордостью демонстрируют высокие стены и башни из высушенного кирпича. Чувствуется, что они представляют собой государство в государстве, маленькую общину, которая живет и всегда жила замкнуто, полагаясь исключительно на собственные силы. Жителей этих маленьких «берберских республик» связывает солидарность и кровные узы. Проникнув внутрь такого маленького городка, видишь все то, из чего складывается их неяркая свободная жизнь: мечеть, площадь, где собирается маленький базар, немногочисленные лавочки, несколько ремесленных мастерских, школа, где изучают Коран, дом для приезжих.

В пальмовой роще у подножия Джебель-Сарго работают только бывшие рабы. У аит-атта все еще, много чернокожих крепостных. В районе Туруга они живут в отведенном для них ксуре в нескольких километрах от города, который населяют их хозяева-берберы. Ни один чернокожий ребенок, ни одна харратинка из этого подобия «гетто» не осмелились бы пройти внутрь крепостной стены Туруга. Их место в поселке либо в пальмовой роще, где они, главным образом женщины, занимаются сельским хозяйством.

В экономическом плане положение черного крепостного мало чем отличается от положения любого сельскохозяйственного рабочего. Он получает такое же вознаграждение, т. е. пятую часть урожая. Он может оставить своего хозяина и ксур, когда это ему заблагорассудится, и отправиться на поиски работы в большие города на севере страны или даже во Францию. Большинство, однако, предпочитает свою участь неизвестности, ожидавшей бы их в подобного рода предприятии. Состояние крайнего невежества, в котором они пребывают, и безденежье также способствуют тому, что они боятся остаться без надежной крыши над головой и пропитания, боятся покинуть свой мирок, единственно известный им с самого рождения, с его традициями, праздниками, друзьями и покровителями.

Большой общий праздник для них – тот день, когда они отправляются к аит-атта за своей долей ячменя и фиников. Мужчины и женщины поют и танцуют всю ночь. Их самый любимый танец – тауна: женщины в темно-синей одежде становятся в круг и играют на тамбуринах и цимбалах. А мужчины под этот аккомпанемент прыгают внутри круга.

Берберские города Тамгрут и Несрат

Все, кому приходилось путешествовать по югу Марокко, хранят незабываемое воспоминание о Загоре и о долине уэда Дра в ее нижнем течении. Действительно, от Агдзы до Мхамиды, между почти девственными отрогами Джебель-Сарго и подступающими к Сахаре скалами Джебель-Бани современный турист открывает для себя то же волшебное и таинственное Марокко, которое очаровывало путешественника с давних времен, несмотря на то, что в Загоре оборудована взлетная площадка, а большой отель Марокканской национальной службы туризма распахнул перед приезжими двери… Однако Загора – это еще не вся область, а ведь очень часто плохо осведомленный или не располагающий временем путешественник пользуется только этим основным маршрутом. Тем самым он теряет возможность познакомиться с прекрасными берберскими городами, подобно драгоценным камням вставленным в оправу из пальмовых рощ – Тамгрутом и Несратом.

В свой первый приезд в Тамгрут я увидел, как среди восхитительной пальмовой рощи подобно миражу внезапно возник прекрасный город, окруженный мощными зубчатыми стенами, внутри которых сверкали и переливались белоснежные минареты и покрытые синими изразцами крыши дворцов и мечетей. Вид этого города и его архитектура не имели ничего общего ни с суровыми берберскими касбами, ни с глинобитными деревнями в областях Дра и Тафилалет.

Дети, купавшиеся в уэде, журчавшем среди пальм, со смехом и криками проводили меня в город. По обеим сторонам длинных и узких улиц стояли высокие строения с богато отделанными входами. По улицам проходили женщины с янтарными ожерельями и серебряными браслетами. Они оживляли площадь, где прибывшие с караванами торговцы раскладывали на земле ковры, покрывала из разноцветной шерсти и шелковые ткани из Марракеша.

Дети подвели мою лошадь к дому каида, который приветствовал меня словами:

– Добро пожаловать в мой дом.

Вскоре, вытянувшись на бархатных подушках, я наслаждался традиционным чаем, заваренным с мятой.

Хозяин поведал мне, что Тамгруту удалось сохранить неизменным свой облик только благодаря тому, что ни один чужеземец никогда не правил им и не жил в нем.

Даже французы, которые в течение 20 лет сохраняли контроль над этой областью, не имели своего наместника в этом городе. После получения независимости ни освободительная армия, ни королевская марокканская армия не держали в Тамгруте гарнизона. Гражданская власть, которой официально облечен главный каид в Загоре, фактически осуществляется лицами, избираемыми местным населением в соответствии с берберскими обычаями и традициями. Одна из основных причин духовной и политической неприкосновенности, которой пользуется этот город, заключается в том, что здесь находится большая завийя (высшая мусульманская школа, основанная одним из религиозных братств).

После того как были разрушены Семара и Сахарский университет, основанный Ма ал-Айнином, она стала самой известной в Марокканской Сахаре. Сюда направляются ученики из самых отдаленных областей Атласа и Южного Марокка, чтобы слушать знаменитых учителей литературного арабского языка, теологии, истории ислама, морали и коранического права.

Во время увлекательной прогулки по городу каид представил меня этим учителям. Каждый мулла находился в окружении нескольких десятков студентов, одетых в коричневую джеллабу, которые, сидя вокруг него на циновках, благоговейно слушали наставления своего учителя или хором повторяли отрывки из лежащих у них на коленях книг.

Декан медресе, который сам был учеником и последователем Ма ал-Айнина, согласился показать мне сокровища школы. Перед нами раскрылась тяжелая дверь, и ученый старец провел нас в большую библиотеку, где, покрытые пылью веков, казалось, спали горы рукописей, пергаментных свитков, посланий, книг в богатых кожаных переплетах. Свыше 40 тыс. сочинений было собраны в зале, которого еще не касался взгляд неверного.

На каждой странице Корана огромных размеров золотом запечатлены священные стихи. Юридические трактаты, относящиеся к первым векам хиджры, и берберские тексты по обычному праву – гордость этого религиозного братства, спасшего их от жажды разрушения, владеющей человечеством, – были заботливо перевязаны ремнями, отделанными серебром.

Каид прервал мое молчание, предложив войти в куббу, где покоится прах святого, покровителя города.

Этот небольшой мавзолей – чудо магрибинского искусства: мозаичный пол, стены, завешанные полотнищами и коврами, вытканными и окрашенными вручную; покрытые резьбой и золотыми украшениями сводчатые потолки покоятся на колоннах, обшитых красным деревом с резными арабесками. Каждый год здесь собираются паломники всех берберских племен юга.

На маленькой улочке, где пахло древесными опилками и жареным барашком, каид показал мне мастерские горшечников. Ремесленники, сидя на земле, на том самом месте, где, вероятно, сидели еще их отцы и деды, мнут глину, придавая ей форму, и раскрашивают изделия, делая все это вручную. Затем изготовленные подсвечники, амфоры, масляные лампы и безделушки – верблюды в миниатюре – они обжигают на костре из пальмовых ветвей.

Мы приближались к большой мечети, когда из крытого прохода с пением появилась толпа молодых мужчин и женщин, размахивающих пальмовыми ветками.

– Они празднуют окончание учебы одного из учеников медресе, который только что получил титул муллы – объяснил мне каид и пригласил последовать за толпой.

В центре кортежа на белой лошади ехал молодой человек, чье лицо было скрыто под белым покрывалом. Лошадь вел под уздцы его друг, раскачивавший в правой руке курильницу, из которой распространялся пряный дым ароматических снадобий, окутавший всадника и наполнивший благоуханием всю улицу. Впереди, смешавшись с девушками, одетыми в лучшие наряды голубого и белого цвета и увешанными украшениями, направляли картеж два бывших ученика, размахивавших высоко поднятым – выше пальм – марокканским национальным флагом. Все остановились перед могилой марабута; молодой человек сошел с лошади и, откинув покрывало, поцеловал надгробный камень.

«Да благословит тебя и твоих детей милосердный Аллах и наш святой Мулаи Афиз, покровитель Тамгрута, и да ведет тебя по правильному пути свет всемогущего до самой твоей смерти», – пожелали юноше его соотечественники на берберском языке; тем самым они приветствовали в его лице преемственность духовной традиции, которой на протяжении многих веков славился их город.

Мусульманское гостеприимство известно всем, и хотя всего несколько часов назад я был для всех чужим и незнакомым, меня пригласили за праздничный стол в дом получившего диплом юноши, как если бы я был одним из его близких. Когда вместе с каидом я вошел внутрь городского жилища, передо мной предстал скрытый от посторонних глаз образ жизни этого необычного города.

Проходя по улице мимо похожих друг на друга домов Тамгрута с массивными фасадами и маленькими закрытыми дверьми, невозможно себе представить всю прелесть их внутренних помещений, где в парадных залах выставлены оригинальные произведения чисто берберского ремесленного искусства. Все эти изделия из дерева, металла, шерсти и кожи являются отражением ослепительного африканского солнца и жизнерадостности его жителей. Нигде не видно открытого пола, шум шагов, смягченный бабушами, которые мы надели у входа взамен своей обуви, тонул в восхитительных коврах из козьей и верблюжьей шерсти.

В народной легенде говорится, что однажды аист уронил во двор марокканского дома кусочек ковра из Малой Азии и с этого дня женщины ткут такие ковры, похожие на сады. В их красках и рисунках нашел свое воплощение изысканный и утонченный образ этого берберского, но уже не принадлежащего Сахаре края. Здесь есть и охра, напоминающая пересохшие русла уэдов, и башни касб, и зелень пальмовых рощ, и коричневый цвет палаток кочевников, и белизна снегов Атласа и бирюза южного неба.

К вечеру двор заполнили танцовщицы и музыканты, которые до поздней ночи представляли нам эргис. Этот исступленный танец, исполняемый одетыми в белое женщинами, которые под быструю и непрекращающуюся ритмическую дробь барабанов постепенно впадают в состояние, похожее на транс.

Километрах в тридцати к югу от Тамгрута, на берегу уэда Дра, находится еще один берберский город Несрат, такой же свободолюбивый. Его история связана с людьми аит-атта.

От Тамгруга путь к нему лежит вдоль долины Дра через укрепленные деревни Айт-Седрат, Айт-Зери и Феруата до живописного ущелья Таккат-н-Тлектаут, которое служит естественными воротами в область, населенную лектава, также принадлежащую фит-атта.

Лектава (от 3,5 до 4 тыс. очагов, 74 деревни) живут в домах, в хижинах из пальмовых веток или в палатках из верблюжьей либо козьей шерсти.

Население это весьма неоднородно. Среди них есть шерифы (шеффа), марабуты, арабы, берберы санхаджа (главным образом аит-атта), евреи, черные берберы или харратины, и чернокожие рабы. Страна, где обитают лектава, без сомнения, самая богатая во всей долине нижнего течения Дра. Рассказывают об одном марабуте, владеющем 16 тыс. пальмовых деревьев.

Область эта плодородна, так как большинство ее земель орошается. В прошлом она процветала благодаря своему исключительно выгодному географическому положению: она лежит у ворот Марокко, на дороге, ведущей из Томбукту прямо в Марракеш. Здесь проходили караваны, доставлявшие из Судана амбру, мускус, золотой песок, рабов и соль; на таможне, которая в конце XVI в. стояла на границе «Империи шерифов» и охранялась 200 всадниками и 300 аркебузьерами, они платили пошлину.

Эта плодородная область почти никогда не чувствовала себя в безопасности: действительно, на востоке и на западе над ней возвышаются отроги Антиатласа, тогда как на юге, со стороны пустыни, она не защищена ничем. Подобно своим соседним областям, она становилась добычей кочевников, пасущих свои стада вдоль алжиромарокканской границы. Однако оседлые жители Дра часто брали реванш: большинству кочевых племен не удавалось устоять перед очарованием оазисов, так что они нередко оставляли свои кочевья и селились в этой долине. Кочевников становилось меньше, они теряли боевые качества и в конце концов сами становились добычей других кочевников, которые появлялись здесь после них. Этим обстоятельством объясняется как раздробленность социальных групп, которым захватчики не оставляли времени на создание подлинных государств, так и смешение различных этнических элементов в составе населения. Начиная с XIX в. аит-атта сделались почти единоличными хозяевами в долине Дра, придя на смену арабам-макил и берберам зената и санхаджа.

Подобно всем остальным берберским племенам, Несрат отчасти живет по своим собственным древним обычаям (в каждом ксуре – свой обычай) и отчасти по кораническому праву. Обычаи записаны и вручены на хранение нотариусу. Кади и юристы при нем следят за выполнением коранического закона: их приглашают на совет общины – джемаа, когда там возникает спорное дело. Кади получает от племени земли и пальмовые рощи, которые поступают в собственность мечети. Кроме того, когда обращаются к его услугам, он каждый раз получает вознаграждение, впрочем довольно умеренное.

"Дом племени", в который ведет единственная дверь, делится на две части. Первая занимает восемь помещений на первом этаже, где хранится ячмень, принадлежащий всему городу, и четыре помещения на втором этаже для хранения фиников. Вторая состоит из одной большой комнаты, предназначенной для приема гостей. Кроме того, племени принадлежат и некоторые строения, разбросанные по ксуру. Они служат конюшнями, где приезжие держат своих верховых животных, седла и дорожные вещи, а также пристанищем для бедных путников. Все эти здания находятся в распоряжении лица, носящего титул хогаддем. Он устанавливает очередность, следуя которой жители принимают гостей; у него хранятся ключи от «Дома племени», он же отвечает за все, что там собрано.

В городе имеются две мечети: «Большая мечеть» с минаретом, похожим на минарет в Тамгруте, откуда муэдзин созывает правоверных на молитву, и «Малая мечеть», построенная по обычному образцу мечетей в ксурах.

Для обучения детей построена школа, медресе. Вторая школа предназначена для дополнительных занятий, а также для собраний.

За всеми этими учреждениями закреплено значительное имущество (дома, земли, пальмовые деревья), которое позволяет их содержать. Совет общины управляет этим имуществом через амина (казначея) обеих мечетей, он же и назначает его. Амин нанимает для обработки земель сельскохозяйственных рабочих, по общему обычаю имеющих право на пятую часть урожая.

На доходы от имущества амин покупает масло, свечи, циновки для отправленная служб; он, производит нужные выплаты, в том числе платежи муэдзину. Говорят, что город не счел нужным определять содержание самому амину, потому что «ему принадлежит все».

В кcype почитают мощи трех святых: Сиди Мухаммеда бен Али, мкам, или святилище, которого находится между уэдом и ксуром; Сиди Хамва Али (святилище у ворот Несрата) и Сиди Хассина, кубба которого находится на содержании у общественной казны.

Несрат – вассал племени аит-сфул. Его организация традиционна для всей конфедерации племен аит-атта: им управляет верховный вождь (амгар), назначаемый на один год, совместно с советом (джемаа) знатных людей племени. Кроме того, при этих лицах состоит особый чиновник – амгар л'ар, в обязанности которого входит поддержание повседневной связи племени с его вассалами. Если этот чиновник считает нужным, он приглашает себе в помощь нескольких людей аит-сфул из числа тех, кто слывет хорошим советчиком. Такой совет является временным, и не имеет специального названия.

До полученная независимости Марокко в Несрате по случаю выбора покровителя происходила любопытная церемония, о которой с грустью вспоминают аит-атта.

Совет приносил «жертву» (дебиха, тигерси) у ворот ксура или у входа в дуар (группы палаток по семейному признаку) того племени, у которого просили защиты. Резали барана и делали подношение деньгами совету знати. Кроме того, Несрат преподнес своим покровителям участок земли; на нем в свое время был построен небольшой ксур, где еще и сегодня живут аит-сфул и генанма. Став покровителями какого-либо города, аит-атта обязывались – все это естественно до получения страной, независимости – защищать его от набегов других кочевников. За это покровительство они получали 1/4 часть урожая, собираемого жителями города, и 1/20 часть урожая марабутов.

Beрховный совет драва (жителей области Дра) решает совместно с джемаа аит-сфул все важные дела и разбирает спорные земельные вопросы между жителями города и их покровителями. Джемма ал-амма, как и амгар л'ар, разбирает мелкие межплеменные конфликты; наконец, каждый житель Дра имеет своего собственного покровителя; непосредственно ему он платит заранее оговоренную пошлину, а тот, в свою очередь, отвечает за земли своего вассала. Дважды в год, после сбора урожаев ячменя и фиников, созывается общее собрание совета города и джемаа аит-сфул.