Текст книги "Золотая скрижаль (СИ)"

Автор книги: Асия Караева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– Так когда сможете отправиться в путь, доблестные джигиты? – заискивающе пролепетал ростовщик.

– Да хоть завтра, – ответил Джулас, протягивая руки к деньгам.

Индус прикрыл монеты рукой, и, продолжая улыбаться, произнес:

– Как только будете готовы выехать, заберете монеты. А остальное заплачу после вашего возвращения. Вам надо встретиться в Мерве с купцом по имени Гариб. Он передаст вам несколько редких камней, которые зашьете в свои халаты и привезете мне. Найдете купца там, где продают ахалтекинских скакунов. Он не пропускает ни одного такого базара.

– Хорошо, – согласился Джулас. – Сообщу с каким караваном и когда отправимся.

Караваны проходили через Мерв очень редко. Прошел почти месяц после разговора с индусом, когда Джулас смог выполнить свое обещание. Он сообщил ростовщику, что через три дня уедет с караваном, направляющимся в Мешхед через Мерв.

Еркин попробовал предостеречь Джуласа:

– Хитрый индус чего-то не договаривает. Нас ждет какая-то неведомая опасность.

Но беспечный сарт не слушал мальчика. А когда ростовщик отдал молодому сарту половину вознаграждения и простил все долги, Еркин понял, что уже ничего не исправить.

Джулас протянул мальчику несколько серебряных тенге.

– Виноват, что проиграл толстого кота и прекрасного аргамака. Я – твой вечный должник. Но чувствую, что поездка в Мерв принесет удачу. Я отплачу тебе за них втройне.

– Эх, Джулас, – вздохнул Еркин, – мне не нужны твои серебряные монеты. – Ты отнял у меня то, что не покупается и не продается. Но знаю, что ты сделал это не из злого умысла. Твоя самонадеянность и беспечность стали виной моей потери. Не мне быть твоим судьей.

У Еркина на лице была грусть и в то же время такая убежденность в своей правоте, что Джулас даже не нашелся, что ответить. Они молчаливо побрели на окраину города, где проводили уже много ночей у костра рядом с бурлящей рекой, много столетий питавшей цветущие оазисы славного города Карши.

[1] Аламан – разбойничий набег у туркмен, аламанщик – разбойник, грабящий караваны.

8

Глава 8. Неожиданная встреча в городе-призраке

Покинув плодородные земли Кашкадарьи, караван шел по туркменским пустыням по направлению к Персии. Бескрайние пески, названные черными, вселяли ужас. Здесь почти не было растительности, только иногда встречались редкие кусты саксаула. Растение было отличным топливом и спасало Джуласа и Еркина холодными ночами. Вместе с другими участниками каравана они разжигали костер, изредка балуя себя бодрящим горячим чаем.

Иногда на пути попадались черепа верблюдов и лошадей, и даже останки людей. В туркменской пустыне на караваны нередко нападали. Грабили, убивали сопротивлявшихся, уводили в рабство оставшихся в живых. Это происходило так часто, что песок не успевал засыпать разрубленные саблями обезображенные тела.

Они находились в дороге много дней, запасы воды закончились. Караван-баши предупредил караванщиков, что до следующего колодца около двух дней пути. Ни Джулас, ни Еркин ничего не ели. Оставалось несколько лепешек, но они были не в силах поднести даже маленький кусочек к иссохшему рту – так мучила жажда. Казалось, лучи палящего солнца вот-вот сожгут дотла изнуренных людей и животных. В пустыне стояло горячее марево. Вдруг вдали показались очертания огромного города с высокими пальмами и цветущими садами, стоящего на берегу полноводной реки. Это был странный город, в нем не было ни мечетей, ни минаретов. Диковинные здания поражали неописуемой красотой.

– Не удивляйся, – сказал Джулас Еркину. – Это мираж. Я частенько видел миражи. Хотя признаюсь, что подобный вижу впервые. Старые опытные караван-баши рассказывали, что в некоторых местах в пустыне можно увидеть призраки погибших древних городов. Возможно, перед нами древний Мерв. Увы, по поверьям такой мираж сулит недоброе.

Лицо Джуласа стало серьезным и даже грустным. Еркин еще не видел обычно неунывающего сарта в таком подавленном настроении.

Наконец караванщики нашли реку Мургаб, слепая дельта, которой то появлялась, то терялась в песках. Путники набрали вдоволь воды не только для питья, но даже для омовений. Скоро был готов душистый желто-зеленый чай, а подогретые лепешки казались вкуснейшей в мире пищей.

– Пустыня способна перевернуть сознание человека, – пробормотал пожилой купец, – приглашенный к костру общительным Джуласом. – Еще недавно, сидя в караван-сарае и вкушая отменный плов, я бы и не притронулся к застаревшим, покрытым пылью лепешкам. А сейчас после долгих дней в пути они кажутся манной небесной. Так и в жизни, мы не ценим простых незатейливых вещей, и только когда приходит беда, молим Всевышнего вернуть нам потерянный мир, до этого казавшийся обыденным и скучным.

На следующий день караван достиг Мерва. Когда-то процветающий мегаполис, называемый на Востоке Шахиджан, «Душой Царей», теперь лежал в руинах. Еще не так давно разрушенный бухарцами город начал было восстанавливаться, как новые войны с хивинским ханством приостановили его возрождение. Тем не менее, здесь, как и в богатейших бухарских городах, везде были чайханы, где можно было вкусно поесть и отдохнуть на великолепном туркменском ковре, покуривая кальян и попивая крепкий зеленый чай.

К Мерву было проведено несколько оросительных каналов от реки Мургаб, которая раньше протекала через весь город. Но река изменила русло, и теперь Мерв, переживший разрушения многочисленных завоевателей, медленно умирал от нехватки воды, а безжизненная пустыня подступала всё ближе к городу.

Джулас узнал, где можно купить знаменитых туркменских аргамаков – ахалтекинских скакунов. И они с Еркином направились на базар. К их удивлению, хороших скакунов почти не было. В основном продавали истощавших неказистых лошадей.

– Не судите строго, – вдруг раздался за их спиной чей-то глухой голос.

Джулас и Еркин обернулись и увидели старика-бедуина, которому беспечный сарт проиграл манула и аргамака.

– Эти лошади никогда не подведут, – продолжал бедуин. – Они могут пройти очень большое расстояние без еды и воды. А самых лучших скакунов туркмены всегда оставляют себе. Они скорее продадут своих жен и детей, чем любимую лошадь. Рад, что вы оказались достаточно храбрыми и решились приехать в Мерв по поручению индуса-ростовщика. А теперь следуйте за мной.

Старик привел их в кибитку, которая снаружи ничем не отличалась от простых туркменских кибиток. Но внутри она поразила причудливыми вещами. На стенах висели шкуры леопардов, кинжалы с рукоятками из слоновой кости и странные сабли с клинком серповидной формы – древние египетские хопеши.

Старик хлопнул в ладоши, и в кибитку зашла женщина, лицо которой было полностью скрыто за черным покрывалом. Она поставила на низкий стол миски, полные варенной баранины. Изголодавшиеся Джулас и Еркин принялись с жадностью есть.

– Хотите получить обратно манула и прекрасного аргамака? – спросил старик.

– Да, – громко чавкая, – ответил Джулас. – Хочу их отыграть.

– Их нелегко будет отыграть, – проговорил бедуин, лукаво улыбаясь. – Но я готов вернуть их благородному Еркину в обмен на то, что он когда-то получил в далекой затерянной в песках крепости.

Еркин вздрогнул и промолчал.

– Нет, я отыграю и толстого кота, и аргамака, – настаивал Джулас.

– Ну, что ж, – согласился старик, – я не в праве ни в чем отказывать долгожданным гостям.

Он достал кости и уже приготовился их бросить, как его остановил Джулас.

– Э-э, нет, многоуважаемый и достопочтенный Гариб, позвольте мне играть моими костями.

– Пожалуйста, – благосклонно согласился старик.

Они начали играть. Джулас проигрывал. Играли до глубокой ночи. Не в силах бороться с усталостью, Еркин заснул.

А ранним утром мальчик почувствовал чье-то теплое дыхание у своего лица. Это был Манул. Но как он изменился! Сильно отощал, блестящая пушистая шкура поблекла и местами вылезла. А большие желто-зеленые глаза были наполнены грустью и испугом. Мальчик прижал бедное животное к себе, пытаясь дать ему тепло и защиту. Манул тихо заурчал.

Когда Еркин вышел из кибитки, он увидел серебристого Арслана, встретившего мальчика радостным громким ржанием. Лошадь была такой же прекрасной, как и прежде.

Тут послышался звонкий смех Джуласа.

– Видишь, как и обещал, я отыграл твоего кота и аргамака. Теперь старик даст нам свои редкие камушки, и мы отправимся в Карши забрать остальную часть вознаграждения у индуса-ростовщика.

– Благодарю, Джулас, – пролепетал Еркин. – Но как же тебе удалось выиграть у старика?

Джулас усмехнулся:

– Когда-нибудь научу тебя нескольким секретам. Тогда сможешь покупать вкуснейшие угощения и жить в лучших покоях караван-сараев.

Тут в кибитку вошел старик-бедуин.

– Передам вам камни в старом городе. Прячу их в потайном месте.

– Хорошо, – нисколько не задумываясь, ответил Джулас. – Отправимся туда, достопочтимый Гариб, как только пожелаете.

– Я собираюсь после полудня, – ответил старик. – А пока можете прогуляться по окрестностям этого умирающего города.

Так они и сделали. Джулас шел быстрым шагом впереди, Еркин следовал с серебристым аргамаком, а позади семенил на коротких лапах манул. Многие в городе смотрели на странное шествие с разинутыми ртами.

Наконец, найдя безлюдное место и спрятавшись от беспощадного солнца под высоким тополем, Еркин сел и заиграл на домбре. Он был безумно рад, что смог вернуть манула и Арслана. Ведь уже не надеялся их увидеть. Мальчик заиграл на домбре так весело и задушевно, что манул без команды мальчика пустился в пляс.

Вдруг Еркин поймал на себе взгляд текинца[1], сидевшего на лошади недалеко от дерева. У него было смуглое, почти черное от солнца лицо с глубоким шрамом на одной щеке, на голове красовалась большая мохнатая баранья шапка. Текинец, почти не мигая, смотрел острыми, как у хищной птицы глазами на удивительное представление, а иногда его взгляд устремлялся на прекрасного аргамака. К своему ужасу Еркин прочел в глазах текинца жадность и желание обладать. Встревоженный Еркин перестал играть. А текинец, заметив замешательство мальчика, усмехнулся, стегнул нагайкой лошадь и быстро ускакал вдаль, оставив после себя только клубы пыли.

К полудню они вернулись в кибитку Гариба.

– Самое время забрать драгоценные камушки, – обратился старик к Еркину и Джуласу.

Еркин и Джулас сели на Арслана, а старик поехал на вороном ахалтекинце, который по красоте и грациозности ничуть не уступал Арслану. Вороной быстро скакал по жиденькой траве, в которой веселыми огоньками мелькали красные маки и лиловые колокольчики. Перед ними проплывали полуразрушенные цитадели, храмы и усыпальницы могущественных правителей. Давно покинутые сооружения древнего города до сих пор потрясали величием.

– Это останки былого великолепия когда-то цветущей и плодородной страны Маргуш[2], – проговорил Гариб глухим голосом. – И хотя сейчас ее столица кажется всего лишь призраком, поверьте, она не умерла. Глубоко под землей еще дышит великая цивилизация Авесты.

Старик остановил вороного аргамака у мощных стен разрушающейся крепости. Они привязали коней и вошли в небольшой зал с резными арочными сводами. Затем старик повел их по лабиринту длинных коридоров, и они оказались в полуподвальном сыром зале с низкими потолками и тяжелыми железными дверьми, видимо, ведущими в другие помещения. Манул, всё это время бежавший за Еркином, тоже пробрался в полуподвал и лег у ног мальчика.

Гариб хлопнул в ладоши, и в помещение вошла дюжина воинов. Поверх кольчуги на них были надеты черные туники, а их головы обмотаны белыми шарфами. Их лица отличались необыкновенной бледностью и были так похожи, будто все они – братья.

– Не бойтесь, – ласково произнес старик. – Они здесь только для того, чтобы защищать нас.

Затем старик обратился к Еркину:

– О, необыкновенный отрок, ты являешься счастливым обладателем золотой скрижали. И даже не ведаешь, что может дать тебе свиток. Здесь, в Маргуше, помогу тебе прочитать древний язык. И тебе откроются не только несметные сокровища, но и могущество, которым не обладает ни один смертный. Дай же мне скрижаль, и мы вместе познаем ее силу.

– У меня нет скрижали, – пробормотал Еркин.

Старик нахмурился, лицо его сморщилось.

– Как ты смеешь меня обманывать, дерзкий отпрыск! Где же скрижаль?

Еркин молчал. Тогда старик схватил манула и приставил кинжал к горлу испуганного животного.

– Если не скажешь, где скрижаль, перережу горло твоему вонючему зверю.

– Не трогайте его! – взмолился Еркин, – только манул и знает, где находится скрижаль. Когда я был заточен в зиндан, дервиш Ирфан перепрятал скрижаль, и теперь только манул знает, где она находится.

Удивленный старик разжал свои руки, и манулу удалось высвободиться.

Вдруг послышался конский топот, и в одно мгновение около двадцати всадников на могучих ахалтекинских жеребцах ворвались в подземелье и начали рубить своими кривыми саблями черных воинов. Не прошло и несколько минут, как обезглавленные тела защитников старика Гариба лежали в лужах крови на каменном полу. Только старику удалось избежать жуткой участи. Как только всадники проникли в подземелье, старик проворно открыл железную дверь, ведущую в другой зал, и спрятался в нем. Тяжелая дверь с шумом за ним закрылась.

Еркин узнал текинца со шрамом на лице, который наблюдал за танцующим манулом, когда мальчик играл на домбре под тенью высокого тополя.

– Свяжите их, – приказал текинец своим людям. – И будьте осторожны со зверьком, накиньте на него сеть.

Так Джуласа и Еркина с примотанным к мальчику манулом в сети повезли в глубь туркменской пустыни далеко-далеко от древней Маргианы.

[1] Текинцы – одно из крупных туркменских племён.

[2] Маргуш (или греч. Маргиана) – название древней страны, находившейся в бассейне дельты реки Мургаб на территории современной Туркмении. Упоминается в Авесте, а также известна по знаменитой Бехистунской надписи оставленной царем Дарием I в первом тысячелетии до н. э.

9

Глава 9. В плену у отчаянных сынов пустыни

Они находились в пути всего два дня. Но эти дни показались Еркину и Джуласу вечностью. Конечно же, они слышали об отчаянных туркменских аламанщиках, грабящих караваны и уводящих в рабство людей. Рынки рабов были как в Бухаре, так и в Карши. Продавали христиан и персов-шиитов, ведь они считались неверными. Но все знали, что под видом шиитов частенько продавали и суннитов. А в туркменских пустынях, вдали от бдительного ока чиновников и многочисленных шпионов бухарского эмира, никто не смог бы доказать, что Еркин и Джулас – сунниты.

Текинец с глазами хищной птицы, заметивший в Мерве серебристого аргамака и удивительного кота, танцевавшего под домбру, недолго думая, договорился со своими собратьями, как захватить лакомую добычу. Они следили за Еркином и Джуласом, а в древней разрушающейся крепости текинцы воспользовались удобным случаем, чтобы заполучить молодых рабов, великолепных аргамаков и чудесного кота.

Из небольшого текинского оуба[1], куда привезли Еркина и Джуласа, был виден горный хребет Копетдаг, с которого еще не сошел снег. По другую сторону хребта лежала Персия. Несколько громадных мохнатых алабаев с громким лаем встретили всадников. А любопытные женщины, украшенные ожерельями из персидских серебряных монет, высыпали из кибиток вместе с детьми. Связанных Еркина и Джуласа бросили в загон с овцами. Текинец с хищными глазами присвоил себе серебристого аргамака, ведь он был сардаром[2] аламанщиков. И забрал себе манула. Как разделить остальную добычу – вороного аргамака и двух рабов, еще не было решено.

Еркин и Джулас пролежали без движения и без пищи два дня. А на третий день текинец-сардар со шрамом на лице зашел в загон. Он стал что-то быстро говорить на туркменском. Еркин и Джулас плохо понимали, о чем говорил текинец.

Заметив это, текинец перешел на узбекский:

– Не знаю, как вы, жалкие псы, стали обладателями серебристого аргамака, но, если конь будет отказываться от еды, клянусь Аллахом, убью одного из вас.

– Дай сначала нам поесть, – слабым голосом ответил ему Еркин, – а потом я накормлю Арслана. Он берет пищу только из наших рук, либо моих, либо Джуласа. Если рядом с ним не будет друзей, гордый конь выберет голодную смерть.

Текинец ничего не сказал. А через несколько минут пожилая рабыня-персиянка принесла воду и лепешек. Когда они немного утолили голод скудной пищей, текинец развязал Еркина и привел в свою кибитку. Прекрасные красочные туркменские и персидские ковры украшали ее, на стенах висели сабли, кинжалы и ружья, а в остальном это было довольно скромное жилище.

– Сколько не бил твоего чудесного кота, он никак не хочет танцевать, – пожаловался текинец.

Сердце у Еркина сжалось от боли, когда услышал эти жестокие слова.

– Кому же захочется танцевать после побоев? – укорил мальчик текинца.

Тот промолчал.

– Чудесный кот танцует только под мою музыку, – сказал Еркин. – Если хочешь много за него получить, тебе надо продать кота вместе со мной. И вместе с серебристым аргамаком, иначе конь умрет от тоски. И вместе с Джуласом. Представь, как много сможешь за нас выручить. А в противном случае, рискуешь, что животные погибнут. Ты потеряешь большой куш. Подумай еще, что только очень богатый человек способен на такую покупку, – продолжал Еркин. – Где ты собираешься нас продавать?

– Неужели ты, бесстыдный раб, думаешь, что расскажу тебе о своих планах? – вспылил текинец.

– Если будешь продавать нас в Бухарии, а именно там богатые покупатели, у тебя могут быть проблемы. В бухарском эмирате самому эмиру известен мой танцующий кот. Как бы не была лицемерна Бухара, но ее чиновникам известно, что я – суннит. А единоверцев запрещено продавать в рабство.

Сардар задумался.

– Ну, тогда продам тебя в Хиве. Хивинский хан давно враждует с Бухарой, и Хива частенько страдает от набегов северных кочевников. Так что для хивинцев ты – враг, а значит, можешь быть рабом, – расхохотался текинец, довольный своей находчивостью.

Для Еркина даже такой исход был неплохим. Ведь Хива находилась не так далеко от его родных степей. А главное, что расчетливому текинцу необходимо продать их всех вместе одному покупателю: и Еркина, и Джуласа, и прекрасного аргамака, и манула. Значит, их не разлучат.

Пока текинец искал покупателя, они жили в оубе и постепенно у них появились некоторые привилегии. Так как Джулас кормил и ухаживал за Арсланом, а Еркин за манулом, они могли теперь свободно ходить по селению. Оно было окружено небольшой глиняной стеной. А за стеной возвышались высокие могильные курганы, но они не имели никакого отношения к предкам текинцев. Даже местные старейшины не знали, принадлежали ли могильники другому туркменскому племени, ранее жившему в этих местах, или были воздвигнуты другим народом, населявшим древний край много сотен лет тому назад.

Кроме лошадей текинцы владели верблюдами. На своих быстрых и выносливых конях они воевали, а верблюдов использовали для перевоза мешков с мукой, рисом и ячменем, а также саксаула – основного топлива пустыни.

Главными работниками были рабы-персы и текинские женщины. Они готовили еду, пекли лепешки в конусообразных печах, сооруженных прямо на песке, и искусно ткали ковры, которые ничуть не уступали по качеству и красоте персидским. Что касается мужчин, те занимались набегами. Выросшие в бесплодной пустыне, текинцы не видели ничего предосудительного в разбойничьих походах в богатые персидские селения. Они грабили и уводили в рабство их жителей. Несмотря на свою жестокость, этот отчаянный народ вызывал некоторое восхищение. Высокие, прекрасно сложенные, текинцы были одними из лучших в Азии воинами и могли посоревноваться в бесстрашии только с афганцами. Без колебания рисковали собственной жизнью, чтобы спасти товарища. У текинцев было свое понятие о чести и бесчестии. Если что-то обещали даже в пылу, то всегда выполняли, чего бы это не стоило.

В свободное от походов время мужчины играли на туйдуках и дутарах и пели красивые грустные песни о войнах и любви. На эти сборища иногда приглашали Еркина. Он исполнял на домбре сказания о смелых батырах и сочинял экспромтом песни о туркменской пустыне, о ее гордых и суровых сынах и об их божественных конях. Текинцы с большим вниманием слушали, а когда мальчик научился исполнять местные туркменские песни, его стали приглашать всё чаще. На таких вечеринках мальчика кормили бараньей похлебкой, а иногда даже душистым пловом. Вскоре текинец-сардар разрешил манулу выходить из кибитки и лежать рядом с Еркином. А когда мальчика угощали изюмом, он делился с манулом, после чего довольный дикий кот весело танцевал под домбру. И каждый раз пораженные текинцы в оцепенении с широко раскрытыми глазами смотрели на чудесное представление.

Однажды на такой вечеринке, когда почти все уже спали, Еркину поднесла чай туркменская девочка. Она была дочерью текинца-сардара со шрамом. Мальчик видел ее и раньше, но у него не было возможности с ней заговорить. Она постоянно была занята, то помогала матери ткать ковер, то уходила за пределы деревни собирать саксаул. Она прекрасно ездила верхом и была необыкновенно ловкой, могла управлять самыми капризными лошадьми не хуже взрослого опытного мужчины. Ее звали Гульшен. Еркин слышал, как ее мать и отец громко выкрикивали имя девочки, когда им нужна была помощь.

Остатки золотистого душистого чая в пиале Еркина уже давно остыли, оуб спал, а Еркин всё еще играл на домбре. Свернувшийся в клубок и как обычно насупившийся манул лежал рядом с мальчиком. Вдруг пушистый кот оскалился и злобно зафыркал. Гульшен протянула к нему руку, пытаясь погладить.

– Это дикий кот, его нельзя трогать, – остерег девочку Еркин.

– Но он кажется таким ручным, – возразила Гульшен. – Ведь он умеет танцевать.

– Любовь к изюму заставила его танцевать, – объяснил Еркин.

Гульшен улыбнулась. Ее улыбка была тронута тенью грусти, так же, как и лицо, освещенное догорающим костром.

– Откуда ты родом? – спросила девочка.

– Далеко отсюда, – уклончиво ответил Еркин.

– Можешь ничего не рассказывать, если не желаешь. Понимаю, что ты – наш пленник и что много говорить опасно. Я встречала много пленников и видела их слезы и страдания.

Еркин посмотрел на нее с удивлением: «Неужели она, дочь безжалостного аламанщика, способна войти в его положение и посочувствовать несчастной доли раба?»

Веселого и никогда не унывающего Джуласа полюбили многие жители оуба. Он научил текинцев всевозможным хитроумным трюкам в игре в кости. И те уже жаждали поехать в Мерв попытать счастья и обыграть других незадачливых туркменов.

Джулас и Еркин мечтали о побеге и подолгу обсуждали, как лучше к нему подготовиться. Но если Еркину, забавлявшему текинцев своей игрой на домбре, предоставляли свободу как днем, так и ночью, то бедного Джуласа крепко связывали на ночь и оставляли в одной из кибиток вместе с другими рабами, за которыми поочередно зорко следили текинцы.

Джулас считал, что надо бежать в Карши через Мерв, в то время как Еркину не хотелось возвращаться на юг. Он думал как-нибудь добраться до Хивы, ведь оттуда уже не так далеко до его родных степей.

– В Хиве опасно, – объяснял мальчику Джулас. – Там власть хана, ненавидящего как поданных эмира, так и северных кочевников. Кстати, о какой скрижали спрашивал тебя старик-бедуин, когда привез нас в старую мервскую крепость?

– У меня больше ее нет, – уклончиво ответил Еркин.

– Но ведь старик говорил, что скрижаль способна открыть путь к сокровищам, – настаивал Джулас. – И ты сказал, что манул может показать ее местонахождение.

– Неужели ты веришь в сказки? – укорил своего друга мальчик.

Поняв, что от упрямого Еркина ничего не добиться, Джулас больше не спрашивал о скрижали.

Еркин же тщетно искал встречи с Гульшен. Несмотря на то, что мальчик был в милости у аламанщиков благодаря исполнению туркменских песен и танцам манула, от хищных глаз ее отца-сардара было трудно что-то скрыть. Удача всё же улыбнулась Еркину. Одним ранним утром, когда едва рассвело, мужчины собрались в поход. Надели на себя лучшие халаты, спрятали под кушаком пистолеты и прикрепили ножны с кривыми острыми саблями. К зрелым мужчинам примкнули юноши и пожилые текинцы, кроме самых старых и немощных.

Оуб опустел, и, казалось, даже мохнатые алабаи присмирели и почти не лаяли. Еркин подошел к Гульшен и предложил свою помощь в сборе саксаула. Она согласилась. С тех пор они часто тайком договаривались и уходили за саксаулом за пределы селения. Там они соревновались друг с другом, кто более ловок верхом на коне. И подолгу говорили о лошадях, о безжизненной пустыне, переходящей в неприветливую суровую степь. Странно, как они понимали друг друга. Еркин еще плохо объяснялся на туркменском, перемежая его персидскими и узбекскими словами. Девочка говорила на туркменском, иногда вставляя персидские слова. Еркин еще никогда не видел лица более одухотворенного, живого и притягательного. Ее улыбка, глаза, движения – всё было идеальным, без единого изъяна. Еркина также удивляло и восхищало, что Гюльшен превосходно владела оружием. Она метко стреляла из ружья, умело пользовалась как кинжалом, так и саблей.

– Меня научил отец, – звонко смеялась девочка. – Но я – не единственная девушка в оубе, которая умеет воевать. – Ведь и на нас нередко совершают набеги враждебные племена, например, сарыки. Мою бабушку убили во время междоусобицы двух туркменских племен. Но она погибла не как беззащитная овца, а с оружием в руках, убив одного из нападавших на нас сарыков.

Тем временем в туркменской пустыне царствовала весна. Леденящие ветра стихли, солнце грело с раннего утра, а после немногочисленных, но сильных дождей унылая серая земля покрылась голубым ковром из цветов полыни – золотыми звездочками гусиного лука и великолепными красными и фиолетовыми тюльпанами. Маленькие цветочки эфимеров, этих мимолетных посетителей пустыни, наполняли воздух нежным благоуханием.

Одним из теплых весенних вечеров, когда разноцветные полосы заката еще оставались в небе, Еркин рассказал Гульшен о том, как карлик из крепости в далеких песках Кызылкумов попросил его передать старую скрижаль мудрецу в Бухаре.

– Но мудреца в Бухаре не оказалось. А когда я прибыл в Карши, в мечети сообщили, что мудрец отошел в лучший мир. Потом узнал, что погиб и карлик, и даже помогавший мне дервиш по имени Ирфан. Кажется, что скрижаль приносит несчастье и не дает мне вернуться на родину, – вдруг произнес Еркин, сам удивляясь, что пришел к такому выводу.

Гульшен внимательно выслушала его, а потом сказала:

– Как странно, ведь мне рассказывала легенду о золотом свитке рабыня-персиянка. Я была тогда еще совсем маленькой. Моя мать сильно заболела, и меня убаюкивала старая рабыня.

И Гульшен рассказала Еркину легенду о золотой скрижали и о священной птице Симург.

[1] Оуб – селение у туркмен.

[2] Сардар – главарь разбойников-аламанщиков.