Текст книги "Золотая скрижаль (СИ)"

Автор книги: Асия Караева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

6

Глава 6. Долгожданная цель становится проклятием

Присоединившись к купеческому каравану, наши путники ехали медленно за вереницей верблюдов, чинно передвигающихся мерным неторопливым шагом. Вдруг Еркин увидел несколько юрт, а рядом с ними табун лошадей, мирно пасущийся на сочной траве. Из очагов кибиток шел дым, вкусно пахло готовящейся едой, громко лаяли собаки. Мальчик узнал родной аул, расположенный у чистого звонко журчащего ручья – обычное место их летнего кочевья. Радость охватила Еркина. Он спешился и вбежал в юрту деда. В ней ничего не изменилось – всё так же была украшена тускиизами[1] с витиеватым орнаментом. На стенах висело вяленое мясо, кувшины для кумыса и оружие. У стен – тяжелые сундуки, покрытые войлочными накидками с яркими узорами. Только в юрте никого не было. Тут Еркин увидел на пороге мать. Он бросился к ней, но та отпрянула, не узнав его.

– Это же я, Еркин, – пытался выкрикнуть мальчик. – Но из сухого горла не вылетело ни звука.

Мать же смотрела на него испуганными, удивленными глазами.

И тут Еркин очнулся. Понял, что глубоко заснул, убаюканный монотонным ходом каравана. Оглянувшись вокруг увидел рядом с дорогой ухоженные сады и вспомнил, что находился в Бухарском эмирате, очень далеко от родных степей. А вскоре показался длинный каменный мост над бурлящей рекой, через который они въехали в славный город Карши, один из самых богатых в Бухарии.

– Мне нужно найти медресе Бикей, – настойчиво попросил Еркин своего нового друга Джуласа.

– Подожди, сначала умойся и перекуси, – ответил ему молодой уроженец Карши. – Нельзя идти в благочестивое место голодным и грязным.

Услышав увещевания Джуласа, Ирфан усмехнулся, пробормотав себе под нос:

– Ну, и святоша!

Однако Еркин послушался молодого сарта, который привел наших путников в караван-сарай.

– Я всё время в пути и останавливаюсь в караван-сараях. Мне незачем иметь свое жилище, – объяснял Джулас. – Здесь весело и всегда есть с кем поговорить. Сейчас сниму самые большие покои и закажу лучшее кушанье в Карши. Будете моими дорогими гостями.

В караван-сарае им отвели просторное помещение, устланное мягкими пестрыми коврами. В центре на углях уже заваривался чай. А потом прислужник расстелил дастархан, положил на пол множество подушек и принес горячий жирный плов, пирожков и сладостей. Угощение было на редкость вкусным, как и обещал Джулас.

После трапезы Еркин напомнил своему новому другу о медресе Бикей. Тот неохотно поднялся, и они направились к медресе. Карши показался Еркину не менее прекрасным, чем Бухара и Самарканд. В городе росло много деревьев, а особенно поразили Еркина высокие величественные тополя. По многочисленным арыкам бурно бежала вода, орошающая роскошные сады, в тени которых весело щебетали довольные сытые птицы.

Подходя к красивому сооружению, Джулас поведал Еркину о том, что медресе было построено обыкновенным жителем:

– Великий хан одарил титулом бия и богатством простого узбека за то, что тот помог заблудившемуся на охоте правителю. Простолюдин оказал ему удивительное гостеприимство в своей бедной юрте, даже не ведая о том, что почивал могущественного хана. – Иди же в медресе, – поторопил Джулас мальчика, – а я вернусь в караван-сарай.

Еркин вошел в медресе и спросил, как найти мудреца, которого называли Чистый сердцем.

Молодой мулла посмотрел на него с удивлением и даже с некоторым испугом.

– О, мальчик, улем[2] отошел в лучший мир три дня тому назад.

– Я пытался найти его в течение нескольких месяцев, а опоздал всего на три дня! – воскликнул ошеломленный Еркин.

– О да, бедный отрок, ты опоздал, – с грустью в голосе вторил ему молодой мулла.

Ничего больше не спросив, Еркин с угрюмым видом побрел назад к караван-сараю. Он сам не ведал, как оказался в огромном прекрасном саду, раскинутым на берегу реки. Уже смеркалось. Рядом с мальчиком никого не было. Еркин развязал тесьмы и раскрыл сверток, который дал ему карлик из крепости. Блеснули тончайшие пластины из чистого золота, на которых был вычеканен то ли замысловатый орнамент, то ли текст на непонятном языке. Еркин задумался. Надо возвращаться обратно в родные степи. Если сможет найти затерянную в пустыне крепость, то вернет скрижаль карлику. А если нет, тогда привезет ее в свой аул, и там аксакалы подумают, как поступить. А пока он решил спрятать скрижаль в дупле старого трехствольного тутового дерева.

– Что за странное путешествие! Ведь я ничего и не добился, – размышлял Еркин. – Не смог найти лекаря в Бухаре, а возвращаться в этот город после побега из зиндана опасно. Может привезти лекаря из Карши? Но кто согласится отправиться в далекую степь без хорошего вознаграждения? Значит, всё было напрасно и совсем не так, как я предполагал, когда отправлялся в путь. Каким же наивным я был…

Вернувшись в караван-сарай, Еркин нашел купца, собиравшегося в Бухару. Мальчик дал ему записку для Амиры. В записке он спрашивал прекрасную арабку, подозревает ли она кого-то в убийстве эфенди.

Джулас играл в карты.

– Сегодня мой выигрыш велик, как никогда. Самое время посетить чайхану. Там хорошо накормят и повеселят, – предложил веселый сарт.

Джулас с Еркином отправились в чайхану, а Ирфан остался в караван-сарае.

– Что мне делать в этом праздном и никчемном месте? – недовольно бурчал себе под нос дервиш.

В чайхане было уютно, пол устлан коврами, а посетители полулежали на скамейках, покуривая чилимы и медленно попивая горьковатый чай.

Так в бездействии прошло много дней, пока у Джуласа не закончились деньги. Их вскоре выкинули из караван-сарая за неуплату, а молодой сарт оставался всё таким же невозмутимым и веселым, как и прежде.

– А чем плох ночлег под открытым небом? – размышлял он, лукаво улыбаясь. – Звезды светят ярче, чем лампады в душной комнате караван-сарая, а ветер дарит прохладу.

Ирфан ничего не сказал, только посмотрел с грустью на Джуласа.

Еркин терпеливо ждал, когда Джулас наконец-то сможет договориться о том, чтобы взять его с собой в караван, отправляющийся в Хиву. А оттуда уже не так далеко до родных степей Еркина. Но беспечный сарт не торопился наниматься на работу караванщиком.

Тогда Еркин решил заработать денег на базаре вместе с танцующим манулом. Как только мальчик заиграл на домбре, а манул закружился в танце, около них собралась огромная толпа. Вскоре их осыпали монетами. Жители Карши оказались еще более щедрыми, чем бухарцы. Так повторялось день за днем, и судьба каждый раз улыбалась им. Но потом как в старом, уже не раз снившимся кошмаре, всё повторилось как в Бухаре. Когда после очередного представления, Еркин собирал монеты, он вдруг увидел приближавшихся сарбазов.

– Манул, беги отсюда! – только и успел крикнуть Еркин мохнатому другу. Сарбазы схватили мальчик.

И снова его вели по немощеным пыльным улицам, а толпа с любопытством смотрела на маленького мальчика с домброй.

Еркина бросили в зиндан. Заключенных здесь было меньше, чем в бухарском зиндане, но условия содержания такие же жестокие: холод, зловоние, укусы клопов. Два раза в день приходил стражник, давая каждому провизию, которую оплачивали родственники заключенных. Большинство узников получало только пиалу с рисом и воду. Одному зажиточному купцу приносили иногда плов с кусочками баранины. Еркин уже несколько дней оставался без еды. От слабости у него кружилась голова, и он даже не мог встать на ноги. Только на пятый день стражник дал ему немного риса с сухими фруктами, кишмишем и курагой.

– От твоего друга Джуласа, – сообщил стражник мальчику.

Как только зажиточный купец услышал имя Джуласа, то громко расхохотался и язвительно заметил:

– Так харамзаде[3] Джулас тебя оклеветал и засадил в подземелье! Он частенько обыгрывал меня в кости. По всему Карши о нем ходит недобрая слава.

– Ничего подобного, – возразил купцу одетый в лохмотья худой человек с болезненным бледно-желтым лицом. Джулас – весельчак и добряк. Как только выигрывает у какого-нибудь богатея, тут же пирует и щедро кормит всех, кто просит об угощении.

Так они еще долго спорили, а Еркин размышлял о своей участи: 'Была ли правда в словах купца, что Еркина бросили в зиндан из-за клеветы Джуласа? Но какая от этого выгода Джуласу? Быть может, он хотел забрать у мальчика Арслана? Ведь он не раз в шутку просил Ирфана продать ему прекрасного аргамака. Каким непонятным и жестоким оказался новый мир, который так жаждал познать Еркин, покидая родной аул. Он предполагал, что в пустыне может столкнуться с лишениями, непогодой и голодом. Но не знал, что в человеческом мире ждало гораздо больше опасностей.

Погруженный в тягостные мысли, Еркин вспоминал родную степь, вольный ветер, играющий гривами их многочисленных лошадей и их уютные юрты, дарящие тепло суровой зимой. Что ждать на чужбине вдали от близких, не ведающих о его злой участи? Никто не вызволит его из тюрьмы. Неужели ему суждено сгнить в этом страшном подземелье, так и не увидев родных?

Так думал Еркин, даже не замечая, как слезы ручьем текли по его щекам.

– Мальчик, сядь здесь, рядом с окном, – ласково обратился к нему седовласый старик-узник.

Он взял Еркина за руку и подвел к закрытому решеткой отверстию, выходящему на улицу. Из отверстия струился солнечный свет, и было слышно, как там, на свободе, звонко щебетали птицы.

Тут загрохотал засов и вошел стражник. Он внимательно осмотрел заключенных, и, наконец, заметив Еркина, сделал мальчику знак рукой следовать за ним.

– Неужели меня освободят? – промелькнула счастливая мысль у Еркина.

Мальчик семенил за стражником по длинным темным коридорам, пока не оказался в просторном чистом помещении, в котором сидел тщедушный человек с жиденькой бородкой в синей чалме и роскошном расшитым золотом халате. Лицо человека было апатично, а взгляд тускл и холоден.

– Кто ты и откуда? – спросил тщедушный человек Еркина.

– Я – Еркин, сын Атымтая, внук Кайрата, правнук Ескали, праправнук Жолдаса… – и мальчик назвал имена предков до седьмого колена. – Мы кочуем близ великой реки Сырдарьи. Я отправился в Бухару, чтобы найти хорошего лекаря для деда.

– Сопровождал ли ты из Самарканда в Шахрисябз тюре Алима Салимбека Карима?

– Нет, – ответил Еркин. – Я сопровождал в Шахрисябз только эфенди.

– Какого эфенди? – раздражительно поморщившись, переспросил Еркина тщедушный человек.

– Благородного эфенди из прекрасного города Самарканда, – со всей искренностью ответил мальчик.

– О, хитрый кочевник, нечего прикидываться слабоумным. Отвечай прямо на мои вопросы и не вздумай увиливать и запутывать правосудие и чиновников святейшего эмира, – зло прошипел тщедушный человек.

По телу Еркина пробежали мурашки. Судя по всему, чиновник не понимал и не хотел понимать Еркина, и у него не было никакого желания узнать правду. Однако после некоторого молчания мальчик собрался с силами и решился защищаться.

– Я сопровождал в Шахрисябз эфенди из Самарканда. Увы, не знаю его имени. Но знаю, что он владел серебристым аргамаком по имени Арслан, которого ему подарил отец. По пути в Шахрисябз эфенди заехал в небольшое горное селение. А я в это время ожидал в пещере недалеко от перевала Тахта-Карча. Тем же вечером лошадь Арслан принесла в пещеру окровавленное тело эфенди.

Чиновник эмира с ненавистью посмотрел на Еркина, а потом произнес:

– Как ты смеешь рассказывать сказки?

– Но я говорю вам сущую правду, – пылко возразил мальчик.

Тщедушный человек поморщился, а потом приказал стражнику отвести Еркина обратно в зиндан.

Прошло много дней, а вскоре Еркин совсем потерял ощущение времени. Из решетчатой отдушины, рядом с которой его разместил добрый старик-узник, он видел кусочек неба. Теперь оно почти всегда было серым. Шли дожди, а потом тяжелыми неуклюжими хлопьями повалил снег. Птицы больше не пели.

В один угрюмый зимний день Еркину сообщили, что он обвиняется в убийстве тюре Алима Салимбека Карима, которого мальчик сопровождал из Самарканда в Шахрисябз, и которого якобы убил, когда тюре спал в пещере недалеко от перевала Тахта-Карча. А убил с той целью, чтобы забрать у достопочтенного тюре прекрасных аргамаков, серебристого и буланого. Еркину объявили, что его казнят.

Мальчик не понимал, как могла произойти такая несправедливость. Ему было одновременно страшно и горько. Он вспомнил, как в Бухаре казнили узников Арка. Неужели и его ждет та же участь? Перед глазами возникла картина хрипящего и бьющегося в судорогах осужденного, которому перерезал горло палач. Но так ли страшна боль? Ведь она проходит, как и всё в жизни. Страшно перенестись в другой мир. Какой он, этот переход? Быть может еще ужасней, чем земная боль. Попадет ли он в лучший мир, заслужил ли его, или его ждет ад? Раньше он не представлял себе, что это такое. Старик-узник говорил, что, если Еркин никого не убивал и не грешил, тогда нечего бояться, он попадет в джанну[4] – дивный сад.

– Там под тенью изумрудных деревьев будешь пить сладчайшие напитки и есть вкуснейшую еду, – успокаивал его старый узник.

А дедушка Кайрат говорил когда-то Еркину, что в смерти нет ничего страшного, что умерший человек просто воссоединяется со своими предками. Так может не стоит бояться казни, если есть другой мир, намного лучше земного? В нем, наверное, нет места страху, страданиям, предательству и несправедливости. Так думал бедный мальчик.

Кроме Еркина в зиндане было еще несколько заключенных, приговоренных к смерти.

Один из них посетовал:

– Я подвергался разным пыткам, но самая страшная из них – ожидание смерти. Сама смерть будет для меня облегчением. Скорее бы уже…

На что старик-узник сказал:

– Нас всех приговорили к смерти в тот самый час, когда мы вступили в этот мир. И кровожадного разбойника, и луноликую девушку в самом расцвете, и даже святейшего эмира. Приговор может быть приведен в исполнение в любую минуту и любым способом. Может оттого нет на этой земле человека, который бы ощущал полное счастье, будь он даже самым сытым и богатым. Счастливы только отрешенные от мира сего.

Наверное, бедный старик, который всё время был добр к Еркину, предчувствовал, что скоро ему придется умереть. Через несколько дней он скончался. От старости или от тяжелых условий тюрьмы, никто не знал.

Один из узников сошел с ума. Его крики и вопли терзали их как днем, так и ночью. Потом стражник вложил ему в рот деревянную распорку, но стоны несчастного и неистовое бряцанье цепями постоянно будили по ночам. Когда же наконец безумного повели на казнь, у всех вырвался вздох облегчения.

Иногда Еркину снились кошмары, а иногда его уставшая душа спала так мирно и безмятежно, что его не будили ни громкие голоса заключенных, ни грохот тяжелых засовов темницы, ни даже укусы клопов. Мальчику казалось, что его грел теплый пушистый манул.

Джулас всё также прилежно снабжал Еркина рисом и сухими фруктами. Еркин теперь думал, что зря подозревал молодого сарта в предательстве. Мальчик надеялся, что Джулас также заботился о мануле и об Арслане. Аппетита у Еркина не было. Он отдавал половину своей еды другим заключенным. Он сильно похудел, у него часто кружилась голова, а мысли путались. Недомогание стало его благословением. Не осталось сил думать о смерти, и страх больше не терзал душу. Из отдушины он видел, что небо снова стало ярко голубым, а по утрам его будил веселый щебет птиц. Там на свободе царствовала весна.

Однажды Еркин услышал грохот тяжелого затвора. Ему казалось, что на сей раз грохот сильнее обычного, и у мальчика почему-то екнуло в сердце. Непонятное предчувствие, появившееся у него, не было ужасным, скорее наоборот.

Стражник подошел к Еркину, схватил за руку и повел по длинным темным коридорам. Мальчик снова оказался в просторном чистом помещении, в котором его когда-то допрашивал тщедушный человек. На этот раз Еркина приветствовал другой чиновник – молодой человек с аккуратно подстриженной бородкой.

– Благодари Аллаха, по воле которого, правосудие смогло разобраться в этом темном и сложном процессе. Эмир пересмотрел твое дело и заключил, что ты невиновен. Так что отныне ты свободен. Наш благородный правитель также решил простить твой побег из бухарского зиндана. Так как ты еще слишком молод, он верит, что ты образумишься. Молись же за всемогущего и справедливейшего эмира.

Ошеломленный Еркин сначала ничего не сказал, но потом слабым дрожащим голосом спросил чиновника:

– А кто же убил эфенди?

– Алима Салимбека Карима, которого ты сопровождал из Самарканда в Шахрисябз, убил страшный заговорщик. Его долго мучила совесть, после чего, видимо, устрашившись гнева Аллаха и ждущих его адских мучений, он приехал в Бухару и признался в своем преступлении. Его бросили в бухарский зиндан и в начале февраля казнили.

– Скажите, пожалуйста, как его звали, – поинтересовался Еркин.

– Его звали Ирфан. Он скрывался под видом дервиша.

– Ирфан… – в изумлении прошептал мальчик, но больше ни слова не сказал чиновнику эмира.

Еркина выпустили из тюрьмы и вернули домбру. Мальчик дошел до базарной площади, где долго в оцепенении стоял на ослабевших ногах, слушая крики торговцев, шум толпы и возмущенный рев тяжело навьюченных верблюдов.

[1] Тускиизы – у казахов настенные ковры с вышитым орнаментом.

[2] Улем – признанный знаток теоретических и практических сторон ислама, а также уважительное прозвище ученого человека.

[3] Харамзаде (перс. и узбекский) – ругательное слово, означающее незаконнорожденный, а также пройдоха, плут, мошенник.

[4] Джанна (араб. «сад») – в мусульманской мифологии наиболее частое обозначение рая.

7

Глава 7. Письмо, проясняющее события прошлого, запутывает еще больше

Еркин направился к городскому саду. На деревьях уже показались первые нежно-зеленые листочки, игриво и бойко перекликались между собой птицы, воздух был необыкновенно свеж и почему-то пах разрезанным арбузом. Природа радостно просыпалась. C тех пор как мальчик покинул родные края, прошел почти год.

Еркин искал старое дерево, в дупле которого спрятал скрижаль. Он отчетливо помнил мощное трехствольное тутовое дерево. Вскоре он отыскал его. Мальчик опустил руки в дупло, но скрижали не было.

– Как это могло случиться? – прошептал он в отчаянии, хватаясь за голову.

Оглушенный новым ударом судьбы, Еркин просидел весь день в саду, не замечая ни шума бурлящей реки, ни ласковых лучей весеннего солнца. Очнулся только, когда огромный темно-розовый солнечный диск медленно опускался в реку.

– Куда же теперь идти и что делать? – размышлял Еркин. – Смогу ли найти Джуласа? Надо попытаться.

И мальчик решительно зашагал к караван-сараю, чтобы расспросить купцов, не знают ли те что-нибудь о веселом сарте, который обыгрывает в кости богатых торговцев.

Еркин подошел к гостиному двору, когда уже смеркалось. Здесь всё было по-прежнему. Заманчиво пахло пловом и пряностями. В комнатах у остановившихся купцов зашедшие гости громко разговаривали, обсуждая новости и рассказывая друг другу об удивительных приключениях, происшедших с ними в далеких краях.

Дверь в одну из комнат была полуоткрыта. То и дело раздавался смех и звучала речь на самых разных языках: на узбекском, фарси, арабском и пушту. Расторопные слуги забегали в комнату, неся всевозможные яства. Еркин остановился. К его несказанной радости он узнал голос Джуласа и его раскатистый смех. Ни минуты больше немедля, мальчик вошел в помещение.

Джулас сидел на пестром ковре вместе с другими игроками в кости. Один из игроков поразил Еркина своей одеждой. Вместо чалмы его голова была покрыта белоснежным шарфом, который прикрывал половину лица, как у аравийских бедуинов. На нем не было халата, как у жителей Средней Азии. Он был одет в просторную белую тунику, поверх которой накинут атласный плащ темно-красного цвета.

Наконец Джулас заметил Еркина.

– О, небеса! – так громогласно прокричал молодой сарт, что гости вздрогнули. – Наконец-то тебя выпустили из проклятого подземелья! Я всегда знал, что рано или поздно это произойдет, – радостно восклицал Джулас. – Что же стоишь в проходе? Садись и ешь. Удача сегодня невероятно мне сопутствует. Я уже выиграл столько, сколько самый усердный бек богатейшего вилаята Бухарии не соберет за целый год.

– О, дорогой Джулас, как же рад снова тебя видеть! – пролепетал Еркин. – Скажи только, что стало с моим пушистым толстым котом и с прекрасным аргамаком Арсланом?

Мальчик не осмелился спрашивать об Ирфане. В комнате было слишком много людей.

– Твой толстый кот нисколько не похудел и даже прибавил в весе. Он находится сейчас вместе с серебристым Арсланом. Прекрасный аргамак спокойно стоит в конюшне караван-сарая и его кормят, как человека лепешками из кукурузной муки, поджаренными на бараньем сале, – ответил Джулас, подкрутив черные, как смоль усы и весело подмигнув Еркину. – Конюшни в столь поздний час уже заперты, но ранним утром сможешь убедиться в правоте моих слов.

Еркина посадили рядом с Джуласом и тут же накормили вкуснейшим пловом. После чего принесли сладости и сушеные фрукты. Свежезаваренный чай подносили каждые десять минут. По мере того как увеличивался выигрыш Джуласа, рос и его счет у хозяина караван-сарая.

Насытившись, Еркин задремал. Он проснулся, когда в комнате Джуласа почти не было гостей. При тусклом свете свечей мальчик увидел сумрачное лицо бедуина – древний старик с очень бледным лицом и правильными тонкими чертами. Но страшно встретиться взглядом с его спокойными черными глазами. Казалось, они пробуравливали насквозь, проникая в самую душу.

Вскоре игра закончилась. Все покинули комнату, включая и странного чужестранца. Джулас еще долго сидел на ковре, глубоко задумавшись. Еркин никогда не видел его в таком мрачном настроении. Однако мальчик не осмелился ничего у него спросить и снова погрузился в глубокий сон.

Еркин проснулся только к полудню, такими измотанными были его душа и тело после нескольких месяцев мучительного пребывания в подземелье. В комнате никого. Мальчик вышел во двор караван-сарая. Весенний день был теплым. Высокое небо поражало яркой голубизной.

– Конюшни, наверное, уже давно открыли. Побыстрее бы увидеть милого пушистого манула и прекрасного Арслана, – решил Еркин, предвкушая радостную встречу с друзьями.

Он обошел все конюшни, но ни Арслана, ни манула в них не оказалось.

– Что могло произойти? – удивлялся взволнованный мальчик. – Ведь Джулас уверял вчера, что с манулом и Арсланом всё хорошо и что они в конюшне.

Еркин вернулся в комнату Джуласа, в которой угрюмо прождал молодого сарта до самого вечера. Ожидание было неимоверно тягостным, мальчику показалось, что его недавнее тюремное заключение закончилось быстрее.

Наконец Джулас вернулся. Вид у него был странный. Обычно уверенный в себе, молодой сарт на сей раз выглядел растерянно и немного подавленно. Видно, что всеми силами пытался скрыть свое настроение от Еркина. Мальчик долго за ним наблюдал, ничего не спрашивая.

– Ты, наверное, ничего не ел? – поинтересовался сарт и заулыбался.

Еркин ответил вопросом на вопрос:

– Джулас, в конюшнях нет ни Арслана, ни толстого кота. Скажи, где они.

– Ты плохо смотрел. Еще сегодня утром они там были, – уверил его сарт, удивленно посмотрев на мальчика, а потом ненароком отведя взгляд. – Давай сначала закажем плов, а потом выясним, куда они делись, – после некоторой паузы предложил Джулас.

– Нет, сначала, узнаем, куда пропали толстый кот и Арслан, – настаивал Еркин.

– Ну, хорошо, – неохотно согласился Джулас. – Раз ты такой же упрямый, как маленький ослик, пойдем проверим, куда они пропали.

Пока они шли к конюшням, Еркин поинтересовался у молодого сарта, знал ли тот что-нибудь об Ирфане.

– Безумный дервиш уехал куда-то через некоторое время после того, как тебя посадили в зиндан, – ответил Джулас. – Оставил тебе записку на арабском. Так что не имею ни малейшего понятия, что он написал. И знаешь, он только прикидывался наивным и нищим, ведь оставил мне с десяток старинных золотых монет. Попросил платить за твое кушанье в тюрьме, а также содержать Арслана и толстого кота. И ни при каких обстоятельствах их не продавать и не играть на них в кости. Тут голос Джуласа осекся, и он виновато посмотрел на Еркина.

Страшная догадка пронеслась в голове мальчика.

– Так ты проиграл толстого кота и Арслана в кости? – в ужасе прошептал Еркин.

– Не беспокойся, я уже договорился с ростовщиком-индусом. Он занял мне несколько тенге, и я сегодня же их отыграю, – убежденно заверил мальчика Джулас.

– Кому ты их проиграл? – спросил Еркин.

И тут он вспомнил вчерашний вечер и бледное лицо старика-бедуина в сумрачных отсветах свечей.

– Ты проиграл их чужестранцу из далеких аравийских пустынь?

– Да, – дрожащим голосом ответил Джулас.

– Пойдем же скорее и разыщем бедуина! – вскричал Еркин.

– Я уже повсюду искал, – признался сарт, – он как будто испарился. И никто во всем Карши не видел его и ничего не слышал.

– Хорошо, – сказал Еркин. – Дай, пожалуйста, записку, которую оставил Ирфан.

Джулас протянул ему записку. Она была написана человеком, прекрасно владеющим искусством каллиграфии. Судя по всему, Ирфан действительно выдавал себя не за того, кем являлся на самом деле.

Вот что было в записке:

'О, благородный и отважный Еркин,

Мне поручили сопровождать тебя до самой великой степи, но к тому времени, когда прочтешь письмо, меня, уже не будет в живых.

Нас, хранителей древнего знания, больше не осталось. Не пытайся искать в пустыне невидимую для других крепость с прекрасным садом. Ее больше не существует. Акиф ибн Амир аль-Галиб успел только послать меня, чтобы помочь тебе. Увы, я не мог тогда всего раскрыть. Зло подстерегает везде и трудно предвидеть, где оно прячется. Темные силы будут преследовать тебя и готовить козни, но, знай, они не могут тебя убить, ибо ты являешься ключом к потайной двери.

Опасайся Амиру. Она оклеветала тебя в убийстве эфенди и засадила в зиндан. К моей удаче ее друг, звездочет, больше не в милости у эмира. Поэтому надеюсь, что смогу убедить чиновников эмира, что я – убийца эфенди. Когда меня казнят в Бухаре, ты будешь освобожден из зиндана Карши.

Что касается скрижали, я решил перепрятать ее – возможно, за тобой следили. Манул покажет, где она находится. Я не мог доверить ее местонахождение ни одному человеку.

Мудрец Чистый Сердцем отравлен. А тебе надо увезти скрижаль подальше от городов и эмиров, далеко в степь. Твой народ будет теперь ею обладать. Так распорядились небеса.

Твоя душа поможет раскрыть и прочитать то, что будет необходимо.

Всего не могу раскрыть…

Добрый Джулас будет подмогой тебе. Он – ловок и изворотлив, но его душа чиста и в ней нет коварства.

Да поможет тебе Всевышний!'

Еркин несколько раз перечитал записку. Значит то, что сообщил чиновник эмира – правда. Ирфана казнили в Бухаре, так как он признался в убийстве эфенди. Несчастный дервиш пожертвовал жизнью, чтобы спасти Еркина от смертной казни. Еркин был ошеломлен, сердце сжалось от боли, вспоминая Ирфана.

Но многое оставалось загадкой. Кто, на самом деле, убил эфенди? Арслан сообщал, что убийц было несколько. В записке говорилось о хранителях древнего знания и о темных силах, которые будут преследовать Еркина. Еще мальчик знал, что Амира его оклеветала.

Еркин понимал, что надо во что бы то ни стало разыскать чужестранца и отыграть у него манула и Арслана. Но никто во всем Карши ничего не слышал о старике из аравийских пустынь. Никто его не видел, даже те, кто играл с Джуласом в кости в тот злополучный вечер, когда молодой сарт так позорно проигрался. Будто старик привиделся только им двоим. Единственное, что оставалось реальным от того вечера – непомерный долг Джуласа хозяину караван-сарая. Несмотря на то, что Джулас всё время успешно играл в кости, он был не в состоянии выплатить долг. Их выгнали из караван-сарая.

Неожиданно помог индус-ростовщик – худощавый мужчина лет пятидесяти с неприятным лицом. У него были маленькие бегающие глазки, крючковатый нос с большой бородавкой и короткая жиденькая бороденка. Индус почти весь день сидел в смрадном помещении, подсчитывая, кто и сколько ему должен. Ходили слухи, что половина Карши – его должники, включая сарбазов эмира. Он выходил на улицу только для того, чтобы собирать деньги с должников. Как иноверец не имел права носить пояс, поэтому подвязывал свой халат грубой веревкой. К веревке прикреплял мешочек со счетными палочками. На каждого должника была отдельная палочка, на которой при уплате части долга ростовщик ставил черточку. Несмотря на то, что Джулас уже занял у индуса небольшую сумму, чтобы отыграть манула и аргамака, ростовщик благосклонно давал ему в долг всё больше и больше.

– Зачем он это делает? – изумлялся Еркин.

На что беспечный Джулас отвечал:

– А почему тебя это удивляет? Я – же лучший игрок в кости во всем славном Карши. Еще молод, ловок и силен и всегда могу найти заработок. К тому же, хитрому индусу выгодно, ведь он берет самый большой в городе процент.

Как-то индус-ростовщик позвал Джуласа и Еркина к себе. И угостил удивительным вкусным чаем, сваренным на молоке.

– Все в Индии пьют такой чай, – стал объяснять индус. – Увы, мы вынуждены бежать из нашей прекрасной страны. Гнет белых чужеземцев, захвативших наш благодатный край, становится всё невыносимей. Люди нищают и уезжают в другие земли в поисках лучшей доли. Но мало кто находит счастье на чужбине.

Так сетовал ростовщик. Странно было слышать от него речь, осуждающую гнет. Ведь он сам расставлял сети кабалы другим.

– Могли бы выполнить поручение? – вдруг спросил ростовщик, нервно потирая длинные костлявые руки. Его маленькие глазки забегали.

– Какое поручение? – поинтересовался Джулас.

Индус медлил с ответом.

– Вы должны поехать в Мерв, – наконец выдавил из себя индус. – Знаю, что поездка туда опасна – в туркменских пустынях много отчаянных аламанщиков[1], поджидающих караваны. Но я хорошо заплачу и прощу все долги. С этими словами ростовщик достал палочку, на которой были записаны долги Джуласа. Если согласитесь поехать в Мерв, на ваших же глазах сожгу эту палочку. А как только вернетесь, получите сто серебряных тенге.

– Э, так не пойдет, – тут же оборвал индуса Джулас, почувствовав, что на этот раз сможет повлиять на хитрого ростовщика. – Заплати половину сейчас же.

– О, молодой и строптивый Джулас, неужели больше не полагаешься на свое мужество и опытность караванщика? Неужели тебя, обычно такого храброго, обуздал страх, и не веришь, что вернешься в родной Карши? – пропел индус.

– Я вернусь за остальной половиной обещанного тобой вознаграждения, уж будь уверен. Но нам нужны деньги, чтобы добраться до Мерва.

Индус молчал, криво улыбаясь. Наконец он достал из мешочка серебряные монеты и стал их пересчитывать.