Текст книги "Шрамы на сердце (СИ)"

Автор книги: Артур Шайдуллин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава 1 °Cпасение

Интерлюдия 3

«День рождения выдалось на славу. Да, именно так. Таких шумных именин у меня еще не было!» – первая мысль после пробуждения была такой же неясной, как и холодное августовское утро.

Моросил дождь, наполняя подол неправильно установленной палатки водой. Промокший насквозь свитер безумно отяжелел и пах водкой.

Небо, еще несколько часов назад украшенное россыпью звезд, спряталось за тяжелыми и похожими на брови стариков облаками.

Пришедшее ощущение пережитого праздника наполнило душу грустью. Потухший костер подсознательно отождествлялся с этой грустью. Головная боль на ее фоне казалась ничтожным пустяком.

Спрятав палатку и остатки пиршества под орешником, четверка хороших друзей, смеясь друг над другом, двинулась по размытой дороге. Грязь собиралась под подошвами, не давая четко поднимать ноги.

В прозрачном пакете лежали подарки. Дешевый одеколон, обдававший крепким сладким ароматом. Рамка для фотографии. Набор для бритья. Раскладной нож, с уже сломанной открывалкой. Дождевая вода смыла все надписи на красочных открытках.

«Ну, Матвей, это было круто! Отлично зажгли! Праздник на славу!» – Эдик болтал без умолку.

«А я все-таки трахнул Женьку! Если бы только видели эти груди!.. Дыньки… Божественно!..» – вот и Альфред-Казанова ожил. От него удушливо пахло новым одеколоном Матвея. Из кармана торчали бретельки красных трусиков.

Стрингам черноволосой Женьки было суждено остаться забытыми в бардачке старого «Москвича» – первой машины Матвея. Через три месяца он подвозил ее до университета. Ее удивление было запредельным, когда она в поиске шариковой ручки натолкнулась на знакомую вещицу.

Эта сука хохотала так, что, пожалуй, еще чуть-чуть, и она сделала бы кое-что не хорошее прямо на сидение. «Извращенцы!.. – она хохотала, когда выходила из машины. Она даже рассказала обо всем встречавшим ее подругам.

Когда Матвей, развернувшись, выезжал на проспект, над ним смеялись уже полдюжины ярко накрашенных первокурсниц, забыв о необходимости ежеминутно надувать пузырь из жвачки.

Интересно, как его угораздило влюбиться в нее?

К черту!

После дня рождения Матвей пришел домой, сменил одежду и отправился пасти деревенское стадо. Дождь лил до обеда, что особенно радовало – стадо не разбегалось и держалось плотной кучей.

В горле раскаленным комком обустроилась жажда. Она мучила до обеда, пока чинивший неподалеку комбайн механизатор не угостил его холодным чаем с лимоном.

Жажда – жестокая штука.

Высохшие губы не проронят ни слова, без стакана холодной воды…

Что там говорили в изъезженном рекламном ролике?

Жажда – все?

Сукины дети, вы были чертовски правы!

1

Холод камня не давал заснуть достаточно долго. Запах обгоревшего мяса впивался в нос и дразнил желудок.

Где-то в такой же ловушке – на островке, окруженном всепожирающей лавой – выли волки. Нестройный хор обезумевших животных терзал натянутый тетивой нервы.

«Было бы прекрасно, если вы заткнулись!..» – последняя мысль Матвея, растворилась в отдаленном уголке сознания, прежде чем волна судорог охватила его тело, и он потерял сознание.

* * *

Анна шла рядом…

Они гуляли по парку, по желто-красному ковру из кленовых листьев. Матвей хотел взять девушку за руку, но она убежала от парня. Звонкий смех терялся среди стройных деревьев.

«Догоняй, Матик!

Догоняй!..»

Она убегала все дальше и дальше. Ровный и быстрый шаг Матвея никак не хотел превратиться в бег.

Кафе «Золотой дельфин». Безлюдно. Анна уже сидит за столиком в углу. Официантка включила кофеварку и переключила телевизор с канала моды на музыкальный.

Замечательное заведение. Здесь всегда варят отличное кофе.

Кофе и сыр с большими отверстиями. Ламбер – Матвей никак не мог запомнить его сорт. Но она знала, что он любит.

Горячее кофе становится холодным и пахнет глиной.

Кап-кап… По щеке стекает капли дождевой воды.

* * *

Галлюцинации сменялись одна за другой, терзая мозг. Изредка Матвей приходил в себя, но ненадолго. Спина стала мягкой, избавившись от зеленой корки.

Боль в области груди привела Матвея в чувство. Ток пробежал по его телу, несколько раз пометавшись между кончиками волос и пальцами ног. Писатель широко раскрыл глаза и набрал воздуха настолько чудовищной дозой, что приступ кашля не заставил себя ждать. Он хотел подняться, но пара сильных рук уложила его обратно.

Внушительных размеров шприц отошел от его грудной клетки. Руки поднесли к его рту алюминиевую кружку дымящегося… кофе.

Накрашенные ногти с ярким рисунком… Знакомый аромат духов.

Анна накрыла Матвея одеялом. За ее спиной полный мужчина снял перчатки, закрыл коробочку с ампулами и, уложив все в ящик, встал на ноги. Она обняла его, прижавшись к его грязному телу. – Я нашла тебя! – На ее глазах появились слезы.

В нескольких метрах от них на раскладном стуле сидел Эмиль. Укутанный в одеяло, он дрожал, словно только что вышел из проруби.

– Как ты нашла нас? – спросил Матвей.

Девушка целовала его грязные щеки, лоб, теребила его волосы.

– Это все Боммель, – на вопрос ответил мужчина, сделавший укол. – Боммель поработал на славу.

– А кто это?

Немецкая овчарка, бегавшая неподалеку, услышав свою кличку, прильнула к ногам хозяина.

– Кофе вам категорически противопоказан. Я вколол вам адреналин. Вам нужно согреться – для этого нужно поесть. Разогнать кровь. – Мужчина в куртке спасателя помог Матвею встать, – вас ищут все, солдаты, спасатели, ваши студенты, волонтеры. Но они ищут далеко отсюда. Спасибо Петру Николаевичу. Зрение у него острое. Разглядеть с такого расстояния дым – это фантастика.

– Петр Николаевич – наш пилот. – Анна повела Матвея к посаженному на опушке вертолету. А это – Аркадий Ильич – врач института медицины катастроф.

– Мы с Боммелем делаем свою работу, – спасатель помогал идти Эмилю. – У Анны были ваши вещи – Боммель быстро взял след. К тому же дождя почти не было – след не успел «остыть».

2

Аркадий Ильич оказался очень общительным и веселым. Он все время шутил и одобрительно похлопывал спасенных по плечу своей нечеловечески широкой ладонью. Под аккуратным носом чернела копна ухоженных усов, забавно приходившая в движение, когда мужчина улыбался. Утепленная куртка делала его фигуру еще полнее.

– Давайте, лопайте, мужики, – проговорил он, протягивая две миски с дымящимся бульоном. В нем плавали увесистые кубики картошки, кольца лука и весьма аппетитные куски мяса. На краях миски лежали толсто нарезанные ломти белого хлеба. – А я пока свяжусь с начальником штаба. Самые масштабные за всю нашу работу с самого девяносто… – врач задумался.

– Четвертого, – подсказал пилот и протянул рацию.

Аркадий Ильич сухо доложил об успешном результате.

«Отличная работа, Селиверстов! Молодцы!» – последняя фраза командира прозвучала особенно четко и громко.

После того как спасенные мужчины сложили опустошенные миски в сумку, пилот завел двигатель. Вертолет оторвался от земли, приминая к земле траву шквалом воздуха от широких винтов.

Большая площадь тайги, примерно с четыре футбольных поля, была выжжена начисто. Большой черный эллипс пепелища окольцовывали белые столбы – деревья, очищенные от коры и веток.

«Она пыталась охотиться без поводыря» – подумал Эмиль.

Большая куча золы – все, что осталось от полусферы-лаборатории и военной базы. Неподалеку, на дне ущелья лежало обуглившееся тело. Над ним уже кружил вертолет, выбирая удобное место для посадки.

– Наш ночной экстремал, – рассеянно проговорил Матвей.

– Стоило переждать одну ночь, и все было бы в порядке, – сказал Эмиль.

– Вы пролежали под камнем двое суток, – вы профессор вероятно спали. Сон – защитная реакция на холод. Плюс усталость. А писатель был все время без сознания. На базе вас уже ждут медики. Долетим минут за пятьдесят.

3

Матвея сразу же уложили на носилки. Над головой возникла система и по узкому каналу капельницы потекла прозрачная жидкость. Писателя спешно укатили в госпиталь. Анна держала его за руку и бежала рядом.

Эмиля проводили в одну из немногочисленных палат на первом этаже. Санитар принес аккуратно сложенную чистую одежду. На осмотр это оказался спортивный костюм и футболка.

– Раздевайтесь до пояса, – скомандовала с ходу зашедшая в палату женщина врач.

Около получаса она ощупывала каждый миллиметр тела Эмиля. Измерила давление, пульс. Посветила фонариком в зрачки. Отстучала молотком по коленям. Затем настал черед фанидоскопа. Она отслушала грудную клетку. Профессор послушно встал на весы, затем лег под рентген.

После всех обследований его проводили в душ. Эмиль неуклюже разворачивался под струей воды, пытаясь высвободить каждую складку кожи от таежной грязи. Он размышлял, о том, что сейчас врачи делали с Матвеем – ведь его дела обстояли намного хуже.

Простояв под горячей водой около сорока минут, Эмиль насухо вытерся больничным полотенцем и облачился в чистую одежду.

– Вы в полном порядке. Вам нужно отдохнуть, восстановить физические кондиции, набрать оптимальный вес. Мы понаблюдаем за вами пару дней, – женщина улыбнулась и вручила Эмилю больничную карту. Пройдете в регистратуру: вас определят в палату.

– Спасибо. А где тут у вас телефон?

– Там же… Кстати, чуть не забыла. Незадолго до вашего прибытия разговаривала с вашей супругой по телефону. Вашу дочь перевели в другую клинику. Она чувствует себя хорошо. Я обещала ей перезвонить после того, как осмотрю вас. Но учитывая то, что вы в неплохой форме, думаю, вы сами с этим справитесь.

– Да, вполне. Я могу идти?

Женщина кивнула.

Эмиль буквально выскочил из кабинета. Он бесцеремонно протянул руку за стойку и достал телефон. Никто из медсестер, словно привычные к такому поведению не обратил на это внимания.

4

Положив трубку после долгой беседы, профессор подошел к медсестре.

– Я могу навестить своего товарища? – спросил Эмиль.

– Да, конечно. Второй этаж двести третья палата. Ваша – напротив. Двести шестнадцатая, – ответила смуглая медсестра. Она выдала профессору тапочки, мыло и рулон туалетной бумаги. – Чуть позже вам занесут постельное белье. Если что, обращайтесь.

– Спасибо, вы чрезвычайно любезны, – Эмиль добродушно улыбнулся. Взяв со стойки «комплект для пребывания» он направился к лестнице. Профессор достал из кармана пробирку с зеленоватой жидкостью. Подержав в ладони, он пару раз встряхнул ее. Стая маленьких пузырьков потянулась к пробке и растворилась так же внезапно, как и появилась.

Новость о найденном средстве заметно обрадовало Карину. Он промолчал о том, что не знает о том, как им пользоваться, но это было не особо важным. Профессор был готов испытывать не только на мышах, но и на себе.

Дверь палаты Матвея была приоткрыта. Писатель лежал под толстым одеялом. Загробная бледность еще не сошла с его лица. На ногтях виднелись ярко зеленые полосы. Анна сидела рядом, и как только Эмиль вошел, она повернулась к нему.

– Профессор, у вас правда есть лекарство? – спросила она.

Эмиль подошел к Матвею с другой стороны кушетки и достал пробирку.

– Средство есть. Рецепта по применению нет, – проговорил он. – Но я в короткое время испытаю на мышах. Все будет отлично. Как ты себя чувствуешь?

– Лучше. Правда, ощущения сродни похмелью. Пульс выстукивает степ-ритмы. Главное, судорог нет. Как ты?

– Звонил домой. Дочь перевели в другую клинику. В кишечнике паразит. Нужно полагать зеленого цвета. Как и у тебя. Полгода лечили кожу… Подумать страшно.

– Старик говорил, у твари новый хозяин. Оно будет продолжать убивать.

– Сейчас есть более важные вещи, – парировал Эмиль. – Жизнь моей дочери, твоя жизнь. К тому же ты уже не холостяк.

– Это ты в точку.

Эмиль позаимствовал у Анны сотовый телефон и вышел в коридор. Он предполагал, что у его знакомых в военном ведомстве есть для него новости.

Он был прав.

5

Они смотрели друг другу в глаза и молчали. Анна теребила его волосы, гладила пальцами лицо, обводя контуры обветренных губ и поредевших бровей. Взгляды держались, даже когда медсестра устанавливала капельницу с глюкозой и поправила подушку.

Изредка из конца коридора доносились возгласы профессора. Эмиль оживленно беседовал по телефону, иногда утихомиривая свой пыл, повинуясь шиканью медсестер.

«Черт, черт, черт!

Да, как, же так?

Сукины дети! Сукины дети!..» – снова и снова слышалось из коридора.

Запах таблеток, крема после бритья, дымящейся овсяной каши, легкий аромат духов Анны наполняли воздух больничной палаты.

Матвей лежал неподвижно, словно боясь потерять волну блаженства, от соприкосновения чистой кожи со свежей выглаженной пижамой. К тому же зуд в кровеносных сосудах сошел на нет, а к нему писатель успел привыкнуть.

Невольно он взглянул на блокнот и ручку, лежавшие на столе. Матвей сглотнул и отвел взгляд.

– Хочешь поработать? – Анна потянулась к столу, – я могу приготовить тебе рабочее место.

– Нет, не стоит, – Матвей остановил девушку, – хочу нагулять аппетит. Я настолько голоден до творчества, что написал бы пять-шесть глав, не вставая со стола.

– Ну, как хочешь, – Анна вернулась к кушетке.

Эмиль вернулся в палату через полчаса. Растерянно протянув Анне телефон, он присел на табуретку.

– Там, наверное, осталось мало денег на счету, – проговорил он, смущенно кивая на мобильник.

– Нечего страшного, – ответила Анна.

– Хороших новостей нет. Военные сейчас утверждают, что создание военной базы и лаборатории не было санкционировано ими, и это дело рук частных компаний из Европы и Штатов. Но множество военачальников лишилось погон. В основном те, которые нам помогали. Все настолько засекречено, что нас не будут допрашивать. То есть, свидетелей происшествия нет. По их логике, если мы начнем, что-то говорить, нас сочтут за сумасшедших. Лишний шум им сейчас ни к чему. Все ученые и охранники погибли. Многих даже не опознали.

– Оно на свободе. Через лет двадцать оно будет размером с Москву, через сто с область, – сказал Матвей.

– Если вы расскажете об этом, вас примут за параноиков. – Анна поднесла к Матвею тарелку с кашей. Писатель задумчиво поковырял ложкой и принялся за еду.

Молчание не успело раскинуть сети – в дверном проеме показалась голова медсестры.

– К вам посетитель, – проговорила она, смутившись от всеобщего внимания.

– Вы кого-то ждете? – спросил Эмиль. В ответ он получил только пожатие плечами.

На пороге показался толстый мужчина, в котором Матвей и Эмиль не без труда узнали охранника, сброшенного с вышки. Он с ходу протянул часы Виктора Эмилю.

– Я хорошо понимаю, что сейчас вы меньше всего ожидали увидеть меня. – Лейтенант смущенно пытался найти место рукам. – Мне нужна ваша помощь. Он приподнял штанины, обнажив позеленевшие ноги. У меня есть сбережения, машина, дом. Я могу заплатить, только помогите мне!

– Мне интересно, как вам удалось выжить? – спросил Эмиль, передавая часы с разбитым стеклом Матвею.

– Я нес вахту на вышке, когда начался пожар. Но я слишком поздно начал убегать. И подцепил эту заразу. Я видел тело вашего друга и…

– Кто их убил? – бесцеремонно перебил лейтенанта Матвей.

– Полковник отдал приказ ну и… Ваш друг тоже бы заражен.

– Вы говорите о Викторе? – Анна взглянула на Матвея, затем на Эмиля.

Писатель кивнул.

– Мы оставили вас связанным на дне оврага. Как вы выбрались? – в голосе Эмиля читались нотки раздражения.

– Он сам освободил меня. Предложил сделку. Карту-допуск вместе ключами от всех лабораторий на часы и тысячу долларов.

– Забрали часы, деньги. А потом сами же его поймали! – гневно выдавил Эмиль.

– Он сам полез на рожон, – лейтенант на миг опешил. – Полез в главную лабораторию, хотя бы маску мог одеть. Его и повязали. Так вы можете мне помочь.

Эмиль неспешно подошел к лейтенанту. Он засунул руки в карманы и выдержал небольшую паузу.

– Нам нужна подопытная мышь.

6

Лейтенант сам растер руку проспиртованной ватой. Легкая дрожь и «гусиная кожа» выдавали его волнение. Нервно перетянув руку жгутом, он отвернулся, чтобы не видеть, как зеленая жидкость из маленького шприца перемещается в его набухшую вену. Эмиль долго прицеливался, прежде чем игла коснулась зеленоватой кожи толстяка.

Все это происходило в туалете госпиталя медицины катастроф, в окружении четырех холодных стен, обклеенными голубой плиткой.

За дверью стоял Матвей, сообщая каждому желающему посетить заветную комнату, о том, что туалет не работает, сантехники только подошли и скоро должны принести табличку.

Лейтенант глубоко и часто дышал, ожидая каких-то спазмов или приступа. Но нечего не было. Он размял руку и приложил ватный диск к маленькому следу от укола.

– Может нужно больше? – спросил лейтенант.

– Я проанализировал состав, благо медсестры здесь добрые, одолжили реагенты и списанные приборы. Два кубика этой дряни убьют слона.

– Действительно, больше не стоит. Только я совсем ничего не чувствую, – лейтенант выбросил ватный диск в корзину. Он подошел к раковине. После пары глотков холодной воды, лейтенант умыл лицо. Он взглянул на свое отражение в прямоугольном зеркале и хотел потянуться к бумажному полотенцу.

Кашель сменился рвотой. Лейтенант упал на раковину, вырвав ее из креплений. Каждая мышца его тела была напряжена. Мужчина поднял штанину. Кожа на икроножных мышцах пульсировала верх – вниз, верх – вниз. Словно под кожей копошились черви.

Забыв о своем задании, в туалет забежал Матвей.

– Дверь! – крикнул Эмиль. Зашедшая следом Анна, легко сориентировалась в ситуации и заперла дверь на шпингалет.

Лейтенанта выгнуло в дугу. Его тело трясло в жутких спазмах. Изо рта текла зеленовато-белесая масса. Через минуту толстяк начал хрипеть. Ему не хватало воздуха, и он судорожно шевелил скулами. Лицо приобрело багрово-зеленый цвет.

Толстяк встал на четвереньки. Его спина была все также изогнута дугой. Он втянул шею. Рот мужчины был раскрыт настолько широко, что челюстная кость хрустнула. Короткий стон вырвался из закупоренной глотки.

Изо рта лейтенанта показалось нечто густое как желе, и слизкое, как улитка без раковины. У твари был колючий усик с короткими шипами. Спинка была увенчана прозрачным гребнем. В длину она была не больше ладони, в ширину около трех сантиметров.

Она с плеском вывалилась на лужу блювотины и с ловкостью угря, устремилась под одну из кабинок. Ботинок Эмиля настиг тварь у канализационного стока.

– Эй, что там у вас происходит? – крик донесся из-за двери. Кто-то усиленно дергал за дверной косяк.

Эмиль кивнул, и Матвей открыл дверь. На пороге стояли медсестры с регистратуры и один из пациентов.

– Ему нужен врач! Ему стало внезапно плохо, и он упал… – Эмиль взвалил руку толстяка на плечо и помог ему встать. – Позовите врача!

Растерявшаяся на миг медсестра («смуглая, как актриса бразильского кино» – подметил Эмиль) быстро взяла себя в руки и побежала к стойке.

– Мне уже лучше, – прохрипел толстяк, вытирая лицо бумажными полотенцами. Он кивком поблагодарил Анну, протянувшую ему весь стратегический запас бумажных полотенец туалета.

Пока Эмиль укладывал толстяка на носилки, Матвей соскреб с пола расплющенного слизняка и отправил его в унитаз. Через минуту у туалета собралось добрая половина персонала госпиталя.

7

– Я не хочу, чтобы ты это видела, – сказал Матвей, взяв Анну за руку.

– Я подожду за дверью, – ответила девушка, – не выдержу такого зрелища.

Эмиль терпеливо сидел в углу, уже давно приготовив все необходимое. Он налил себе сока и медленно потягивал его через соломку. Вспомнив о раздавленной в туалете твари, профессор отложил стакан.

Анна вышла из палаты. Он села на одно из кресел вдоль стены.

– Думаешь, со мной будет то же самое? – Матвей заметно нервничал.

– Но ты ведь готов к этому? Ты сильный мужчина. Я буду рядом. В случае чего не дам захлебнуться. У толстяка сломалась челюсть. Твоего наездника я попробую извлечь пинцетом еще на подходе. Я вколю тебе обезболивающее. Потом через некоторое время эту дрянь. – Эмиль подвинул тележку-поднос с двумя шприцами, ватой и спиртом к койке.

Матвей закрыл глаза. Он чувствовал, как профессор перетягивает руку жгутом, натирает ее спиртом. От прикосновения иглы писатель вздрогнул.

Старательно выдерживая дыхание ровным, он сконцентрировался на приближающейся боли. Матвей ждал, пока она выскочит из своей засады и накроет его. Боль – апофеоз всех его мучений с того момента, как он обнаружил зеленую корку, не приходила.

Прошло около десяти минут. Матвей присел. С равнодушным выражением лица направился в туалет справить большую нужду.

8

– Оно умерло и вышло вместе с… ну, ты меня понимаешь, да? – Матвей лег обратно на койку.

– Все так просто? – Эмиль подошел к писателю сразу же, как тот вышел из туалета.

– Да, оно, наверное, умерло, когда этот маньяк пичкал своими гадостями, – писатель явно чувствовал себя как никогда превосходно. Он с легкостью почистил апельсин и окончил с ним в три укуса. – Есть хочется.

– Я принесу, – Анна выскочила из палаты.

– Мой был огромным. Сантиметров сорок. Господи, как это было больно. Чувствую себя изнасилованным знойным гавайским гомосексуалистом с огромным членом.

Они оба засмеялись. Матвей облегченно откинулся на подушку.

Интерлюдия 4

У смерти страшное лицо. Когда приходит за кем-то, после нажатия на дверной звонок, она кладет свой черный саквояж на пол и выбирает одну из своих ужасных масок. Проходит в гостиную. Кладет саквояж на журнальный стол, затем садится на кресло, с изящной легкостью подбирая черную мантию.

Господи, по иронии судьбы, это любимое кресло того человека, за душой которого она пришла. Смерть прекрасно понимает, что ее здесь ждали. Она сделает глубокий выдох, словно ее визит вынужденный. Словно она бессильна перед этой ужасающей ползучей неизбежностью.

Домочадцы сами того не осознавая благодарны ей за освобождение от томительного ожидания. Благодарны, за возможность выспаться следующей ночью, не беспокоясь о том, что со следующим выкриком смертельно больного нужно будет спешить в его комнату. Благодарны ей за этот, пусть и грустный, исход.

Сделав свое дело, она возьмет свой саквояж и направится к выходу. Напоследок, она взглянет в лицо каждого, кто стоит у смертного одра больного, и каждого, кто ждет новостей во дворе.

Она выдохнет еще раз, когда за спиной один за другим послышаться женские рыдания.

Заприметив кого-то, она бросит монетку, может, чтобы вскоре еще раз вернуться сюда. Переступая порог, она снимет маску и вернет ее в свой черный саквояж.