Текст книги "Очаровательное самоубийство в кругу друзей"

Автор книги: Арто Паасилинна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Глава 14

Сонный крестьянин Урхо Яаскеляйнен вошел в сарай. Было только шесть утра, но уже пора приступать к работе в коровнике. Коров надо накормить, подоить, навоз вывезти, потом отправить рогатых на выгон.

Урхо Яаскеляйнен, тридцатилетний житель Са-во, был искренне предан земле и жил в захолустной деревеньке Рёнттейккёсалми. Урхо унаследовал от родителей довольно богатую ферму с двадцатью гектарами земли, на большей части которой росли трава, кормовое зерно и сахарная свекла. Коров было двенадцать. Можно бы держать и больше, коровник-то новый, да и корма участок давал в избытке, но что делать с таким количеством молока? Двенадцать коров требовали ухода, а рабочую силу взять неоткуда. В газетах теперь редко писали о безработице. Разве что батраку платить, а то все безработные так и пропадают без вести в архивах биржи труда. Хорошо, если летом приедет на недельку ревизор-замерщик. Пока он замеряет землю, можно наскоро смотаться на Тенерифе. Но и такая скромная помощь предлагалась отнюдь не каждый год.

Урхо вымыл всем коровам вымя и установил доильные аппараты. Молоко заструилось в цистерну. Вообще-то эта работа была обязанностью жены, Кати, но от этой бабы в фермерских делах никакого проку. Девушки на выданье сразу после школы уезжали из деревни Рёнттейккёсалми, да и сам Урхо жену взял не из села, а то так бобылем и остался бы. Несколько лет назад на сельскохозяйственной выставке в Пиексамя-ки ему повезло. Но это как посмотреть… В компьютерной базе нашлась горбатая городская девушка Кати, родом из Хельсинки. Кати хотела переехать в деревню, ей нравилось ездить на лошади и заниматься натуральным хозяйством. Раньше она работала помощницей в баре на улице Пенгеркату.

Но сельскохозяйственным работам Кати так и не выучилась. Дойка вызывала у молодицы стойкое отвращение. Коров она боялась, свиней терпеть не могла, потому что отвратительно воняют. С мая до поздней осени из носа у Кати текли сопли. У нее была аллергия почти на все: на шерсть коров, на полевую траву сурепку. Она так боялась цветочной пыльцы, что к сену даже близко не подходила. От резиновых сапог у нее потели ноги, это тоже мешало работе. Зато ребеночка, который все время требовал молока, Кати состряпать сумела, дело-то нехитрое. Из бывшей помощницы в баре вышла отличная повариха: она баловала Урхо сосисками с пюре и фрикадельками с французской картошкой. Иногда по воскресеньям Кати удивляла Урхо, подавая на стол бифштекс по-барски!

В это утро Урхо Яаскеляйнен был не в лучшем настроении. Кати, как всегда, еще спала. Она любила говорить, что в баре ей не нужно было вставать ни свет ни заря. И если она хотя бы час работала сверхурочно, ей это компенсировали. А разве Урхо платит ей за то, что она посреди ночи встает готовить ему завтрак? В общем, язык у Кати – что помело.

Как-то раз представитель сельской общины предложил Урхо купить компьютер для обработки фермерской документации, но Урхо эта идея не воодушевила. Он потерял доверие к компьютерам уже тогда, на выставке в Пиексамяки.

Урхо вывел свое стадо на улицу и отправился с ним на пастбище через поле к дальнему выгону.

Печальный Урхо гнал свое двенадцатиголовое стадо по грязной дороге. От травы, покрытой утренней росой, шел пьянящий аромат, но настроение Урхо от этого не улучшалось. В глубине его сердца засело отвращение к жизни. Иногда Урхо даже подумывал наложить на себя руки. А может, сперва застрелить Кати и дочку, а потом и себе пулю в лоб? Если всю неделю водку в себя вливать, потом что угодно сделаешь.

Урхо Яаскеляйнен настолько погрузился в мрачные мысли, что не заметил, как наткнулся на армейскую палатку, стоявшую прямо посреди поля. Он удивился: что бы это значило? Неужели в Юва начались военные учения? Только этого не хватало! Какая-то армия будет топтать его поле и квартировать на свежей кормовой траве, которая как раз в самом соку!

Урхо отдернул дверь палатки и рявкнул: «Подъем!» Голос у Урхо был поставленный, командный, ведь когда-то он служил в Векараярви и даже получил звание младшего сержанта.

Младший сержант Яаскеляйнен удивился пуще прежнего, когда из палатки вместо солдата выполз ворчащий с похмелья офицер. Урхо не на шутку испугался: и впрямь полковник в полном обмундировании, на воротнике по три золотые звездочки, да еще в сопровождении шумной толпы. Урхо Яаскеляйнен инстинктивно вытянулся по стойке «смирно» и отрекомендовался:

– Господин полковник! Младший сержант Яаскеляйнен, дивизия один плюс двенадцать…

Урхо выпалил все это и смутился. Черт возьми, он же давно гражданский, хозяин этого поля и всей фермы. С чего это он расшаркивается перед каким-то незнакомым солдафоном? Покраснев, Урхо Яаске-лайнен отступил к стаду. Какого черта, он бы еще и о коровах доложил.[11]11
  В Финляндии фермеры обязаны ежегодно сообщать о количестве рогатого скота, которым они располагают.


[Закрыть]

Полковник Кемпайнен протянул ему руку и спросил, что это за деревня.

Урхо ответил, что полковник и его компания в Рёнттейккёсалми, на земле Яаскеляйнена. Хороши путешественники! Даже не знают, куда пришли.

Самоубийцы постепенно проснулись и собрались вокруг полковника и фермера.

«Гражданские», – определил Урхо. Женщины и мужчины. Большая компания. Урхо подсчитал: из палатки вылезло по крайней мере человек двадцать. Делать этим городским нечего, кроме как вытаптывать поля порядочных людей!

Полковник спросил, как далеко отсюда до ближайшей деревни или города, Хейнолы или Лахти.

Урхо Яаскеляйнен ответил, что это провинция Юва. Хейнола далеко, Лахти еще дальше. Ближайший город – Миккели, недалеко и до Савонлинны и Вар-кауса. Да и до Пиексамяки тоже.

– Ага… это важно… я-то думал, что мы к западу от Миккели. Вот куда дорога вывела. Никогда не знаешь, где окажешься. Значит, мы расположились на вашем поле?

Про что я и говорю. Без спросу, да еще посередь лучшего травостоя.

Не волнуйтесь, мы возместим ущерб, – щедро пообещал полковник.

Урхо Яаскеляйнен проворчал, мол, деньгами утоптанное поле не поправишь. А что, если приспособить народ к работе? Ее на ферме навалом.

– Шут с ними, с деньгами! А вот если свеклу проредите… Глянь, как все поле истоптали.

Самоубийцы сказали, что с удовольствием возьмутся за полевые работы, если хозяину нужна подмога.

Работа на земле – весьма эффективная терапия. Но сперва надо позавтракать и где-нибудь помыться. Есть ли здесь поблизости озеро, где можно искупаться?

– Да воды-то в Саво хватает, – обрадовался Урхо, который уже подсчитывал пользу от прореживания свеклы силами неожиданно появившихся помощников. В его распоряжении оказалось больше двадцати праздных туристов, некоторые из которых, правда, уже немолоды, но ничего… будут работать в меру своих сил, потихоньку-полегоньку…

Компания отправилась купаться на пруд в Рёнт-тейккёсалми. Потом съели походный завтрак на поле перед палаткой. Проректор Пуусари и автовладелец Корпела тоже явились к завтраку. Проректор выглядела немного вялой и избегала взгляда полковника. Для нее, как и для Корпелы, оказалось сюрпризом, что они добрались до самой Ювы. Корпела спросил, проезжал ли он через Миккели. Никто, даже полковник, этого не помнил. Может, они попали в Юву по какой-то объездной дороге через Ристиину и Анттолу? Бог знает…

Когда все отправились на свекольное поле, Хелена Пуусари спросила полковника, что случилось ночью. Ей полегчало, когда она услышала, что полковник отнес ее в автобус и положил на сиденье.

– Я совсем ничего не помню… не надо было столько пить. Скажите, ночью я вела себя нескромно?

Полковник уверил Хелену, что она вела себя вполне корректно, предложил ей руку и проводил на утреннее купание к заросшему кувшинками пруду Рёнттейккё.

Самоубийцы прожили в деревне Рёнттейккёсал-ми три дня.

Днем прореживали сахарную свеклу и ели приготовленное хозяйкой Кати Яаскеляйнен пюре с сосисочным соусом. Вечерами сидели у костра на берегу пруда Рёнттейккё и вели душеспасительные беседы.

Здоровая сельская жизнь пришлась им по душе. Они остались бы на ферме у Яаскиляйнена и дольше, но свеклы хватило только на три дня.

Когда они собирались уезжать, Урхо Яаскеляйнен, который уже знал о главной цели их путешествия и успел подружиться со своими помощниками, произнес с тоской:

– Я б тоже с радостью туда поехал, на Нордкап-то, чтоб себя убить… да ведь лето у крестьян – это самое страдное время. Не успеваю в дорогу. А чё, ежели возьмете с собой хозяйку мою? Кати, она ж свободна… поехала б… Я в этом смысле не прочь мелкого жениного туризма.

Но полковник его не поддержал. Как он успел заметить, госпожа Яаскеляйнен не страдала жаждой самоуничтожения в такой степени, чтобы отправиться с ними в северную экспедицию.

– Ну, нет так нет… я токмо предложил, – разочарованно протянул Урхо Яаскеляйнен.

Компания забралась в автобус, и Корпела повел его в направлении Савонлинны. Там можно будет прихватить с собой хозяина и служителя судна внутренних вод, если его все еще интересует самоубийство. И коль скоро они будут в Саво, надо заглянуть и в пару других мест, адреса которых нашли в папке. В автобусе еще много свободных сидений.

Проректор Пуусари предложила зайти в цветочный магазин, заказать надгробный венок и отправить в город Котка на могилу покойного Яри Косунена. Ведь первого покойника из их группы уже, наверное, похоронили.

Стали это выяснять, благо в автобусе был радиотелефон. Релонен позвонил по нескольким номерам в Котку и узнал, что Яри Косунена будут хоронить во вторник, то есть послезавтра. Погребение пройдет тихо, на новом кладбище. У матери Яри случился нервный срыв, когда она услышала о смерти сына, и ее отвезли в больницу для душевнобольных. Но на похороны сына ее, может быть, отпустят. Эти сведения дал регистратор Евангельско-лютеранского общества Котки. Яри похоронят на собранные пожертвования, так как у его матери нет ни имущества, ни близких родственников. Регистратор рассказал, что Яри жил с матерью в съемной двухкомнатной квартире на окраине города. Все, что ему удавалось заработать, он тратил на авиамодели и воздушных змеев. Его даже прозвали дурачком-воздухоплавателем.

Полковник предложил поехать на похороны. Было решено проводить товарища в последний путь.

В архивной папке вычитали, что в Кюменлааксо живут только два потенциальных самоубийцы. Но все равно туда тоже постановили заехать и познакомиться с ними. А может, и взять их с собой на север.

Глава 15

В домике на окраине Саво муж бил преподавателя домоводства Эльзу Таавитсайнен. Электрик Пааво Таа-витсайнен был до крайности ревнив и страдал манией преследования. Эльза была вся в синяках, на голове у нее торчала огромная шишка. Женщина лежала на полу и горько плакала. В семье было два ребенка-подростка, мальчик и девочка. Дочка сидела на кровати в спальне, оцепенев от страха, и вздрагивала каждый раз, когда мать в коридоре вскрикивала от ударов. Сын нервно хихикал в гостиной. Он втихую успел глотнуть пива из отцовской бутылки.

Насилие входило в еженедельную семейную рутину. Его мишенью всегда была мать, обвиняемая в греховодничестве. По словам Пааво, она была дурой, вечно ничего не помнила, транжирила деньги, бегала по мужикам, не умела готовить, хоть и преподавала домоводство. Отличалась ленью и неопрятностью. Плохо воспитывала детей. На супружеском ложе была холодна и вообще испортила всю жизнь мужу и детям.

Если Эльза пыталась защищаться, это вызывало У мужа припадок бешенства и еще большую агрессию. Если смирялась с семейным рабством, это тоже не помогало. Старайся не старайся, наказание было неотвратимо.

Эльзе Таавитсайнен было всего тридцать лет, но выглядела она как старуха. Она была вконец сломлена и измождена, ни на что уже не надеялась. Будущее рисовалось ей ужасным. Ночью она не могла спать, даже если днем ее не били.

После Ивана Купала Эльза увидела в газете то самое объявление. Оно ее тронуло до глубины души. «Думаешь о самоубийстве?» – спрашивалось в газете. Эльза, как никто другой, могла утвердительно ответить на этот вопрос. Вскоре она получила письмо с приглашением на семинар в Хельсинки. Рискнула и поехала. Соврала, что отправляется в столицу на недельную конференцию преподавателей домоводства.

Встреча в «Певчих» дала Эльзе Таавитсайнен утешение и такую поддержку, на которую она уже и не рассчитывала. Она прослушала доклад о самоубийствах и способах их предотвращения, смогла спокойно поесть и поговорить о деле с понимающими людьми.

После семинара Эльза Таавитсайнен присоединилась к ядру группы самоубийц. Они сходили на кладбище и в Сеурасаари. Ночью забрели на остров где-то в районе Ееспоо, где жили богатые люди. Ее спутники забрались в какой-то гараж и заперлись там. Эльза не решилась идти с ними.

Потом появился злой охранник с овчаркой. Эльза в ужасе убежала. Тут подоспели полиция и «скорая помощь». Эльза не знала, что там произошло. На следующее утро она вернулась домой. Больше ей никто не звонил и не писал. Недоверчивый муж выяснил, что в это время в Хельсинки не было никакой конференции по домоводству. Его чудовищная ревность обернулась настоящей бурей. Остатки ее человеческого достоинства были растоптаны.

Эльза Таавитсайнен лежала на полу в коридоре, свернувшись комочком, и страстно желала только одного – смерти. Тогда Эльза обрела бы долгожданный покой.

В этот момент с улицы послышался автомобильный гудок. Потом раздался звонок в дверь. Муж крикнул из комнаты:

– Иди, шлюха, умой свою морду перед тем, как открыть дверь!

Эльза была не силах встать, лишь приподнялась настолько, чтобы открыть дверной замок.

В дверях стоял полковник Кемпайнен. Он помог несчастной женщине подняться с пола. Лицо Эльзы было в крови, одежда разорвана, чулки разодраны. Одной туфли не было.

– Полковник Кемпайнен! Помогите мне… Эльза Таавитсайнен зарыдала и бросилась к полковнику.

Полковник отвел Эльзу в автобус. Проректор Хелена Пуусари взяла заботу о ней на себя. Из автобуса вышли мужчины: Корпела, Сорьонен, Лисманки, Корванен. Муж Эльзы выбежал во двор, начал буйствовать и попытался ударить полковника, но его быстро успокоили. Он обвинял спасителей Эльзы в том, что они нарушили их домашний покой. Мальчик и девочка равнодушно, словно посторонние, следили за происходящим с лестницы. Обезумевшая от страха Эльза пряталась за спинками сидений. Хелена Пуусари сидела рядом и успокаивала ее.

Полковник Кемпайнен и фельдфебель в отставке Корванен что-то внушали электрику Таавитсайнену, при этом Корванен сидел у него на груди, а электрик под ним извивался.

На шум сбежались соседи и стали кричать, что такой жизни никто не выдержит и Таавитсайнена давно пора сдать в полицию. Кто-то даже пошел звонить.

Полковник попросил соседских мужиков подержать Таавитсайнена до приезда полиции. Они пообещали и поблагодарили полковника за то, что он вмешался в это дело.

Хелена Пуусари спросила Эльзу, не хочет ли та взять из дома какие-нибудь вещи. Эльза сначала не решалась, но при поддержке проректора и полковника в конце концов отважилась войти в дом. Она взяла с собой сумочку, кое-что из одежды, паспорт и деньги. Больше у нее ничего не осталось. Все было разбито вдребезги за годы семейной жизни. Уходя, Эльза не обняла детей, да и они на нее даже не смотрели. Во двор въехала полицейская машина.

Так распалась семья Таавитсайненов. Полиция взяла на свое попечение мужа, клуб самоубийц – жену. Первого ждала тюрьма, вторую – смерть. Дома остались двое детей-подростков: бесчувственный мальчик и жестокая девочка.

Автобус въезжал в центр города Савонлинна. Эльза Таавитсайнен заснула на заднем сиденье.

Проректор Пуусари попросила заехать в аптеку и цветочный магазин. Для Эльзы она пожертвовала аптеке свой рецепт на успокоительное, а в цветочном заказала венок. На шелковой ленточке она попросила написать текст: «Памяти пионера. Его последователи». Потом позвонили Микко Хейкинену, попечителю судна, и договорились встретиться в доке.

Глава 16

Автобус ехал по восточному мосту Савонлинны. Док для сломанных кораблей нашли быстро. Ржавое судно стояло на сваях. Самоубийцы осмотрели корабль и пришли к выводу, что оно ни за что на свете не поплывет. Удивительно, что судно вообще вернулось из последнего плавания. Оно погубит всю компанию в первом же рейсе. Но такая скорая смерть почему-то уже никого не радовала.

В док въехал дребезжащий пикап, и из него вышел Микко Хейкинен, 45 лет, учитель информатики в техникуме города Савонлинна. Хейкинен поставил свой драндулет в тени шикарного автобуса Корпелы и подошел поприветствовать самоубийц, столпившихся вокруг его прогулочного судна. Он был экипирован в грязный комбинезон, на голове – фуражка, на ее козырьке большими буквами написано: WARTSILA.[12]12
  Крупная финская компания по производству дизельных моторов для кораблестроения.


[Закрыть] Лицо загорелое от солнца, огрубевшее от холодных ветров. Очевидно, Хейкинен был с похмелья – от него несло прокисшим вином. Руки слегка дрожали, когда он приветствовал полковника.

Кемпайнен объяснил Хейкинену, что они – то самое общество самоубийц, откуда звонили ему и спрашивали про корабль. Сейчас они держат путь на север, но сперва хотели бы посмотреть летнюю Финляндию и уладить кое-какие дела.

Хейкинен рассказал, что судно имеет 26 метров в длину и 6 в ширину, выдерживает 145 пассажиров, а места хватает на сто пятьдесят, во всяком случае, раньше хватало. Двигатель мощностью 68 лошадиных сил. Судно ходило из Саймы в Петербург еще до Первой мировой войны. В 1973 году Хейкинен купил его на аукционе за смешную цену и думал, что это выгодное приобретение. Но время показало, что корабль только усложнил жизнь Хейкинена.

Хейкинен приставил к кораблю стремянку и залез на борт. Полковник и еще несколько мужчин последовали за ним. Хозяин показал пассажирские каюты. Они были в плачевном состоянии: лак на панелях давно облупился, а кое-где они вовсе прогнили и едва держались. Прислоняться к ним не хотелось. Капитанскую рубку Хейкинен когда-то привел в порядок. Руль был начищен до блеска, а рупор для отдачи приказов в машинное отделение сиял, как солнце. Корабельный колокол мелодично зазвенел, стоило Хейкинену дернуть за шнурок. Но на этом ремонт верхней палубы и закончился. Кричать в этот рупор не имеет смысла, снизу все равно никто никогда не отвечает, – уныло заметил капитан.

По чугунным ступенькам компания спустилась в машинное отделение. Там повсюду валялись части старого пароходного механизма. Хейкинен зажег светильник и рассказал, как он потел над этой машиной в общей сложности тринадцать лет. Он отлил новые подшипники, вычистил все части и изготовил новые.

Как-то раз он опробовал машину и попытался ее завести, было это в 1982 году. В котле образовалось небольшое давление, золотник лениво задвигался, из трубы на верхней палубе пошел дым. Но что-то было не так. Машина затряслась, сделала несколько оборотов и заглохла. Хорошо еще, что корабль не загорелся во время испытания. Хейкинен разобрал механизм и начал искать поломку. И их нашлось предостаточно. Еще один двигатель в разобранном виде лежал в трюме. Микко Хейкинен пошарил руками в ржавом корыте в носовой части. За годы там набралось целое озеро конденсата. В воде плавало несколько бутылок пива. Хейкинен выудил бутылки из черного масляного бульона и попросил полковника и других самоубийц вернуться на палубу, в капитанскую рубку. Там хозяин предложил гостям пиво. Сам тут же жадно глотнул из горлышка: его кадык сделал несколько скупых движений туда-обратно, глаза на мгновение закрылись. Потом Хейкинен рыгнул и сознался, что из-за этой дырявой посудины стал алкоголиком.

– Я сам превратился в развалину из-за этой посудины. Скоро буду в таком же плачевном состоянии, как и это корыто.

Капитан продолжал свою трогательную историю. Когда семнадцать лет назад Микко Хейкинен купил этот корабль, он был молодым и нетерпеливым романтиком-мореплавателем. Он мечтал привести старое судно в порядок и возобновить пароходные перевозки в Сайма. В самых смелых фантазиях Хейкинен видел себя за штурвалом корабля. Вот он прибывает по Неве в Ленинград и швартует свое великолепное судно рядом с историческим крейсером «Аврора»…

Первое лето Хейкинен с воодушевлением стучал молотком в темном трюме, не видя солнечного света.

Он изготавливал заклепки, сваривал детали, выпрямлял старые и ржавые стальные диски, и так до бесконечности. Но судно было слишком велико, а рабочей силы слишком мало. Все было безнадежно. Корабль ржавел быстрее, чем один человек успевал его ремонтировать.

Все заработки Микко шли на ремонт. Работу учителя информатики Хейкинен совсем запустил. Он чувствовал, что теряет чувство реальности, и начал пить. Дом превратился в мастерскую. Повсюду валялись чертежи и масляные тряпки. Семья начала сторониться сумасшедшего судовладельца. В конце концов, жена подала на развод, забрала детей и ушла. Дом он потерял. Родственники избегали Хейкинена. На работе над ним зло подтрунивали и спрашивали, когда состоится спуск судна на воду. На маленькое Рождество[13]13
  Маленькое Рождество в Финляндии празднуют на рабочих местах и в школах в декабре, до настоящего Рождества.


[Закрыть] Хейкинену дарили бутылочки шампанского, чтобы обмыть судно. Это стало ежегодной традицией – он каждый год получал по пятнадцать бутылок шампанского. С горя он в одиночку выпивал их в темном и сыром трюме своего корабля, а пустые бутылки в гневе разбивал о ржавый борт.

В городе над Хейкиненом смеялись, о нем ходили злые анекдоты, его называли сухопутным капитаном пароходно-корабельной фирмы «Варистайпале». На сорокалетие ему подарили компас, который Хейкинен тут же продал, а деньги пропил.

Короче говоря, эта развалина приносила одни убытки. Надо было покупать инструменты, новые запчасти, платить за док и электричество. Хейкинен был гол как сокол. Вот-вот останется без работы, техникум уже ищет нового преподавателя информатики. Хейкинен признался, что сошел с ума из-за своего корабля. Весной он попытался спустить судно на воду и понял, что гораздо разумнее будет самому утопиться вместе с этой развалиной. Но и это не вышло. Судно намертво приржавело к кронштейну и не двигалось с места, как ни пытался Хейкинен сдвинуть его с помощью гидравлического пресса. Корабль – его проклятие.

Микко Хейкинен допил пиво, сгорбился, закрыл лицо черными от масла руками и не смог сдержать слез. Они стекали по его темным морщинистым щекам на замусоленный комбинезон.

– Я больше не могу, – всхлипывал несчастный – Возьмите меня с собой! Мне все равно, куда вы едете, только возьмите! – умолял он.

Полковник Кемпайнен положил руки на сильные плечи опытного судовладельца и пригласил его в автобус.