Текст книги "Три кольца (СИ)"

Автор книги: Артем Рыбаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Глава 12

Ошарашенный сверхсекретными новостями, я сидел на переднем сиденье «моего» «Тигра» и, жуя кулебяку, бездумно пялился в окно. Ни Тушканчик, ни Говорун, ни выцепленный им в местной «дежурке» и хорошо знакомый мне Сергей, носивший звучное и странное прозвище Свистопляс, вопросов не задавали, резонно посчитав, что когда надо, начальство в моём лице всё скажет.

Оценив по окончании беседы имеющийся в нашем распоряжении транспорт, мы с «дядей» Виталиком одновременно пришли к выводу, что от добра добра не ищут, и трофейные «тигры» очень кстати. Мало какой из автомобилей мог позволить держать скорость в восемьдесят километров по нынешним «дорогам». БТР или «бардак» [73]73
  Жаргонное название БРДМ – бронированной разведывательно-дозорной машины.


[Закрыть], пожалуй, смогли бы, но ближайшая такая машина в полусотне километров от нас – аж в Торжке. И для дальнего скоростного рейда «восьмидесятка» хуже подходит, так что остались, как говорится, «при своих». Ввосьмером мы легко разместились в двух «газах», и ещё место для припасов и гостей осталось.

Прощание вышло скомканным – из остающихся, кроме Андреича, только Гедеван был в курсе стоящей перед нами проблемы, а вот остальные наши «братья» пребывали в счастливом неведении, и потому весьма удивлялись, когда по распоряжению «главных бугров» грузили в наши машины крайне дефицитные РПГ и выстрелы к АГСу. Но кто-то из присных Андреича удачно «проболтался», что мы сегодня уже вертолёт сбили и на очереди – бронетехника противника, так что лишних вопросов никто не задавал. Ещё меня немного нервировала Елизавета, на протяжение всей погрузки тихо стоявшая у крыльца опорного пункта и не проронившая ни единого словечка, что было на неё совершенно не похоже. Я даже подумал тогда, что может, всё у нас и наладится…

Мы уже давно проехали и Тверь и Эммаус, когда на обочине показались два стоящих следопытских «уазика», рядом с которыми подпрыгивал персонаж в камуфляжном одеянии, размахивавший над головой какой-то тряпкой белого цвета.

– Тормозим? – лениво спросил Свистопляс, бывший у нас за водителя.

Я кивнул, и наш вездеход остановился, не доехав пару метров до «плясуна».

– Привет, брат! Что за танцы с бубном? – спросил я незнакомого мне парня лет двадцати, приоткрыв дверь.

– Привет! Ты Заноза?

– Ну, допустим, что я… И что?

– У меня две новости для тебя.

– Валяй.

– Наши нашли тот английский рыдван, что вы догонять должны были.

– И где? – спросил я, больше, чтобы поддержать беседу.

– Да тут бухточка одна хитрая есть, аккурат в пяти кэмэ от Изоплита, напротив Клещёво почти.

– А там следы катера… – закончил я за него.

– Верно! А ты как догадался? – парень был удивлён.

– Интуиция, брат, – это великая вещь! – пришлось отшутиться, дабы не обидеть «салажонка». – Вторая новость какая?

– С нами связались «аналитики» и попросили попросить вас включить рацию… – похоже, он совсем смутился, так что даже язык стал заплетаться, но краснеть настала пора мне.

– Спасибо за напоминание! Удачи! – я захлопнул дверь и потянулся к радиостанции.

– Ба, Илюха, ты рацию забыл включить! А я думал, что мы «молча» поедем, – подначил меня Мур. – Слышь, Говорун, это он, скорее всего, список гостей на свадьбу обдумывал, вот и забыл.

– И когда свадьба? – поинтересовался обычно крайне неразговорчивый Фёдор. – А то я не слышал…

Показав Ване кулак, я успокоил Дейнова:

– Федь, ты что, Тушканчика не знаешь? Балаболит он. Нескоро свадьба.

– А на ком жениться собрался, Илья? – похоже, идея пристроить меня в хорошие женские руки пришлась Говоруну по вкусу.

– Да не нашёл ещё пока, не парься. Как найду – тебе обязательно скажу.

– На Лизе Фёдоровне, на ком же ещё. Федь, ты его не слушай, он мозги нам пудрит! – снова встрял неугомонный Тушканчик. – Ты ж сам видел, как они в столовке ворковали, даже нас выгнали!

Обычно я на дружеские подколки реагирую более чем спокойно, сам пошутить и подшутить люблю, но то ли нервное напряжение сегодняшнего дня сказалось, то ли груз взваленной на меня Андреичем ответственности, а может и что ещё повлияло, но я заорал на старого друга:

– Мур, чертяка американский! Прекрати свои шуточки, иначе до Столицы пешком пойдёшь!

Иван хихикнул, но замолчал, а Говорун спросил, как ни в чём не бывало:

– Так куда едем, кэп?

– Если «кэп», то надо говорить не «едем», а «идём»! Уж тебе, как питерскому, положено это знать.

– А я не питерский, я – гатчинский, – совершенно серьёзно ответил Фёдор. – И мне тогда только семь месяцев исполнилось, вот и не помню я ничего.

– Извини, что напомнил! – в который раз я забываю, что многие люди не любят, когда вспоминают «времена до Тьмы». Далеко не всем повезло так как моей семье, а ведь и у нас в Столице остались родственники и друзья. Отец буквально в первый свой рейд постарался разыскать хоть какие-нибудь следы. Без особого, впрочем, успеха. Кто погиб во время первого удара, разделив судьбу ещё, как минимум, пяти миллионов человек, другие были унесены Исходом, когда немногие уцелевшие – больные, обожженные, испуганные люди сплошным потоком ехали и шли прочь от догорающего мегаполиса, вливаясь в поток других бедолаг. По результатам исследований, в Москве уцелело тогда не больше нескольких тысяч человек. Ещё некоторое количество жителей столицы были вне города, подобно нам, но последовавшие затем холода и разгул анархии уничтожили три четверти оставшихся. Как однажды грустно пошутил Виталий Андреевич: «Сбылась мечта россиян – москвичи вымерли!» За почти тридцать лет и он, и отец, несмотря на свои немаленькие возможности, нашли только четверых своих знакомых.

И точно так же судьба обошлась с обитателями других крупных городов. Я знаю, поскольку сам пять раз ходил в дальние рейды, доходил до Смоленска на западе и Рязани на юге, видел развалины Петербурга и Казани, Нижнего Новгорода и Ярославля. И другие из наших тоже видели. Не так много, конечно, но не зря Тушканчик так обижается, когда кто-то его происхождение упоминает. У нас почти везде американца на клочки голыми руками разорвут, если только он не в танке сидеть будет, хотя, если в танке – то тоже разорвут. Вместе с танком!

– Мы к Городу едем, на юго-восточную окраину, потом – в область, – отвлёкшись от невесёлых мыслей, ответил я.

– Тогда два варианта есть… Какой выберем?

– Через север поедем. Ты не знаешь, у Яхромы мост починили?

– Да, ещё в том году. Не видел разве? Вроде в рейд недавно ходил?

– Я напрямки мотался, по Волоколамке.

– Значит сейчас до Клина, а там – налево. А уж потом решим или по мосту, или в Дмитрове – по наплавному.

– Да.

Связавшись по радио с Гедеваном, я доложил о предполагаемом маршруте, записал частоты и позывные следопытских групп, «работающих» там, и мы поехали дальше.

* * *

…Вот уже шесть часов мы в пути, места вокруг хорошо знакомые, водитель – хороший и дороги более-менее проезжие, а потому за это время мы добрались аж до Радонежа. И это если учесть, что кусок Большого Кольца от Каменки до Сергиева Посада уже лет пять как пришёл в полное запустение, и мы добирались местными дорожками.

Вообще, нынешняя дорожная сеть довольно сильно отличалась от старой, неплохо знакомой мне по рассказам «наших» стариков. «Быстрые дороги» со множеством сооружений люди первые лет десять в порядке поддерживать не могли, и мосты и путепроводы обветшали, асфальт растрескался и был унесён снегом и водой и о магистральных шоссе, гордо рассекавших пространство, говорили разве что высокие насыпи, заросшие кустарником. Даже основная транспортная артерия, делившая нашу Общину на две неравные части, бывшая до Тьмы «федеральной трассой М-10 «Москва – Санкт-Петербург»» представляла собой широкую расчищенную полосу, аккуратно посыпанную щебёнкой с редкими участками, выложенными разноформатными бетонными плитами. Что уж говорить о краях малонаселённых? Хотя отец мне как-то говорил, смеясь: «В старое время отрезок от Твери до Новгорода считался самым плохим, а теперь наоборот – только он и работает нормально».

Немного посовещавшись, решили завернуть всё же в Посад, отдохнуть у тамошних монахов, а заодно и новости узнать. Довольно давно по всему региону наладили компьютерную сеть – отдалённый аналог древнего Интернета, но воспользоваться терминалом мы перед выездом не успели, к тому же от людей новости и сплетни узнавать – оно надёжнее как-то. А у меня ещё и знакомцы в Софринской бригаде среди высокопоставленных иноков имелись. Виталий Андреевич их в шутку «ментомонахами» называет. Но только среди своих.

Сказано – сделано, и через четверть часа мы уже подъехали к первой заставе Посада, стоящей в том месте, где от Ярославского шоссе ответвлялось шоссе Московское. Из монументального блокпоста, построенного из бетонных блоков, вышел здоровенный, под два метра, детина с нашивками старшего инока на рукаве серой камуфляжной куртки и большим крестом на чёрной вязаной «скуфье» [74]74
  Скуфья, скуфия(от греч., «чаша») – повседневный головной убор православных духовных лиц всех степеней и званий. Представляет собой небольшую круглую чёрную, мягко складывающуюся шапочку; складки надетой скуфьи образуют вокруг головы знамение креста.
  В древнерусской церкви скуфью носили, по древнему обычаю греческой церкви, не только священники, но и диаконы для прикрытия головы, на маковке которой выстригался небольшой круг (гуменце).
  Фиолетовая бархатная скуфья даётся представителям белого духовенства как награда – вторая после набедренника. Значение награды скуфья получила с 1797 года.


[Закрыть]. У нас, правда, такие шапочки называют по-другому – «менингитками». Но в чужой монастырь со своим уставом лезть не следует, и, навещая посадских или других каких соседей, живущих отличным от нашего укладом, я старался себя контролировать.

– Старший боевой инок Громовержцев, начальник дорожной заставы, – поприветствовал нас здоровяк, поправив «семьдесят четвёртый» «калашников» со складным прикладом и подствольником, при его габаритах выглядевший совсем несерьёзно.

– Как в Твери дела?

«Хм, опытный мужик, сразу опознал! – отметил я про себя. – Хотя для соседей в этом особой проблемы нет – новый «тигр» из Арзамаса, на всех «горки», стволов до хрена… И гадать не надо».

– Следопыт Заноза, начальник рейдовой партии, – представился я в ответ, показав жетон. Надо понимать, что окно я открыл ещё на подъёзде к посту – без проверки посадские в город мало кого пускали, хоть и славились жалостливостью «Христа ради». Правда, это – больше к «домашним» монахам, а не к «боевым».

– Приветствую достославного путешественника! – некоторая вычурность речи была свойственна подавляющему большинству обитателей этого анклава, включавшего в себя все территории от Софрина на юге до Плещеева озера на севере, и от Дмитрова на западе до Киржача на востоке. – Вы к нам по делу или проездом?

– Можно сказать, что по делу. Не подскажешь, наставник Никодим сейчас в городе?

– Да, у себя должен быть, на тренировочном подворье.

Я, вспомнив некоторые детали, попросил:

– Не в службу, в дружбу, звякни, скажи, что к нему в гости Заноза приехал.

– Обождите, – и, махнув рукой кому-то во втором укреплении, инок скрылся в ДОТе.

«Сразу видно, что жизнь тут спокойнее стала, – пришло мне на ум. – Раньше, чтобы подъехать к этому блоку, надо было преодолеть лабиринт из бетонных надолбов под прицелом минимум трёх пулемётов, а сейчас – благодать, но пропуск в «Цитадель Света» всё равно лучше заранее получить…»

«Цитаделью» мы между собой называли территорию Троице-Сергиевой Лавры. Давным-давно, я уже сейчас и не вспомню точно в каком году, один из молодых Следопытов, побывавший в экспедиции и прочитавший перед этим Толкина, так впечатлился увиденным в Сергиевом Посаде, что сравнил древний монастырь и его обитателей с Гондором. Так с тех пор и пошло. И многие здешние обитатели сами использовали этот топоним. Брат Никодим – точно.

Хоть это может показаться странным, но Следопыты были, по большей части, людьми начитанными, не зря же я вспомнил про тот книжный магазин, и молодыми, отчего некоторые наши словесные построения вызывали оторопь у чужаков. К примеру, когда посадские воевали с владимирскими в двадцать шестом году, то мы даже в официальных отчётах называли этот конфликт «Войной за Кольцо» или «Войной Кольца». Почему? Да потому что камнем преткновения тогда стал город Кольчугино с его предприятиями, а творчество древнего английского писателя было популярно. Воевали же местные долго и упорно, и было за что! Завод по выпуску генераторов и электродвигателей, кабельный завод, предприятие «Кольчугинская сельхозтехника», делавшее отопительные котлы, работавшие на отходах деревообработки, бетонный завод. После почти пяти лет войны до кого-то всё же дошло, что ещё немного, и воевать станет не за что, и ранее непримиримые враги пошли на попятный. Четыре года назад это было. Мы так обрадовались! Ведь до того на восток Московской области приходилась добираться через «Зону Смерти» – выжженные американским ударом западные и южные районы. Слишком много до Тьмы там было стратегических и военных объектов.

Буквально через пару минут Громовержцев вышел наружу и, подойдя к машине, протянул мне пропуск:

– Отец Никодим ждёт вас. Куда ехать, знаете?

– Да, конечно! Спасибо, и удачи вам!

– Храни вас Господь! – по знаку инока шлагбаум поднялся.

* * *

Проехав мимо института военной вирусологии (да-да, несмотря на всю свою веру, посадские сохранили это учреждение!), мы подъехали к самому городу. После Тьмы население здесь выросло раз в пять, если не больше. Выжившие из Москвы, Мытищ, Королёва и множества других подмосковных селений постарались перебраться как можно дальше от пепелищ, и многие остались здесь навсегда. Вначале их размещали во всяких санаториях и пансионатах, восстанавливали заброшенные детские лагеря (отец ещё называл их «пионерскими», но к северной Пионерии они никакого отношения не имели, я проверял). Потом начали строить свои дома, и теперь почти вся территория между Московским шоссе и железной дорогой была застроена. А на старой карте здесь отмечены только рощи и поля. Да и дальше, на месте почти полностью сведенного Копнинского леса, тоже всё застроено. Я бы, кстати, не смог здесь жить – «железка» ведь у посадских уже много лет работает! Даже местные «добытчики» в Столицу на дрезинах и мотрисах [75]75
  Автомотриса(от фр. аutomotrice, «самодвижущаяся») – автономный железнодорожный вагон с двигателем внутреннего сгорания (ныне практически всегда дизельным, ранее встречались также бензомоторные автомотрисы) мощностью от 150 до 750 кВт. Автономные вагоны с электродвигателями являются также автомотрисами, но часто именуются «электромотрисами». Автономный поезд из нескольких дизельных вагонов, работающих по системе многих единиц, называют дизель-поездом.
  Автомотрисы, электромотрисы, рельсовые автобусы и дизель-поезда не являются самостоятельным видом транспорта, а используются в качестве подвижного состава для пассажирских перевозок на регулярных пригородных, внутригородских и нерегулярных второстепенных железнодорожных линиях, а также в качестве служебного (ремонтного, путеизмерительного и др.) транспорта.


[Закрыть]катаются. Ну, не совсем в Столицу, но до Пушкино доезжают, а там всего полтора десятка вёрст до Внешнего Кольца. Знаю – наши «стекольщики» люто им завидуют.

До тренировочного подворья – в прошлом спортивного комплекса «Луч», нам надо было проехать через весь центр Посада, мимо «Цитадели».

Как я уже говорил, посадские были людьми радушными, и, если бы не их повышенная религиозность, то контакты между нашими «государствами» были гораздо теснее. А так на каждом шагу кресты-распятия, по любому поводу богослужение или крестный ход – на мой взгляд, непонятно, когда они работать успевают! Правда, народу у них много – точнее, столько же, сколько у нас, но на почти втрое меньшей площади, и болота реже встречаются.

И сейчас нашей маленькой колонне преградила путь какая-то религиозная процессия – впереди несли здоровенный медный крест, над головами развевались хоругви, а возглавлял шествие православный священник с медным сосудом, которым он покачивал, окружая себя дымом. Кажется, это называется кадило, но я не уверен, если честно. Толпа была внушительная, человек триста, если не больше. В основном женщины, но и мужиков хватало. Вышли они справа, со стороны главной железнодорожной станции и заняли весь проспект Божественного Откровения, по которому мы и ехали. Карта мне подсказала, что ещё двадцать девять лет назад проспект этот был «Красной Армии», но никто из местных это название при мне ни разу не употреблял, из чего я в своё время сделал вывод, что переименовали его в первые годы после Катастрофы. Шествие, скорее всего, направлялось к Цитадели, до которой отсюда было чуть меньше километра, а это значило, что в ближайшие полчаса нам тут проезда не было.

«Вот, блин горелый! Вляпались на пустом месте», – ругнулся я про себя и спросил сидевшего за рулём Мистера Шляпу:

– Знаешь, как объехать?

– Не вопрос, командир! – оптимистично ответил Саша. – Через вокзал ихний, а там мимо Гостевого двора и по Вознесенской обгоним этих. А не обгоним, так до Валовой доберёмся и там проедем.

– Ну, если знаешь, так поехали, нам спешить надо.

Буквально через десять минут и полтора километра мы действительно выскочили на главный проспект Посада, обогнав толпу верующих метров на триста, и спокойно покатили дальше, любуясь величественной картиной Троице-Сергиевой Лавры.

Через пару километров мы свернули на так и оставшуюся непереименованой улицу Матросова, и я скомандовал:

– Саш, вот сюда, к КПП сворачивай. Да, за этим большим зданием.

Перед воротами «тигры» остановились, и я вылез наружу. Бросив взгляд на огромный металлический медальон, изображавший букву «Л», вписанную в стилизованное солнце, и надпись «луч», располагавшуюся в левой нижней части я направился к двери пропускного пункта.

Внутри, у турникета сидел смутно знакомый мне дюжий инок, который, разглядев меня, встал с табурета и радушно поздоровался:

– Здравствуйте, Илья Васильевич! Как здоровье ваше?

– И тебе не хворать! – сказал я в ответ. – Я к отцу Никодиму.

– Так точно. Наставник мне уже звонил, – и он покосился на чёрный телефонный аппарат, стоявший на тумбочке. – Машины ваши снаружи оставьте и проходите. И автоматы.

– Спасибо тебе, отрок Николай, – я вспомнил, как зовут этого бойца, как и то, что пару лет назад по просьбе Никодима проводил здесь семинар по рукопашному бою на ограниченном пространстве, и этот парень был в числе занимающихся.

Высунувшись в дверь, кликнул своих ребят, и мы степенно, по одному, прошли через турникет.

В большое здание, бывшее в прежние времена плавательным бассейном, нам не надо, келья Никодима была в другом здании. И как раз от него нам навстречу поспешал невысокий и щуплый монашек. Увидев меня, он широко заулыбался и радостно замахал руками, приветствуя.

Я улыбнулся в ответ:

– Привет, Ахметка! Как жив, как здоров?

Брат Ахмет, чернявый и горбоносый подобно большинству своих соплеменников был местной достопримечательностью. Сразу после Катастрофы большинство «весёлых людей с гор» с лёгкостью вспомнили давние традиции предков и начали жизнь абреков [76]76
  Абрек(вероятно, от осетинского abrФg– «скиталец, разбойник», карачаевского абрекъ, чеченского обургили черкесского абрек– «молодец, удалец»; считается, что корни слова абрекведут к древнеиранскому слову, обозначавшему «бродяга, грабитель») – человек, ушедший в горы, живущий вне власти и закона, ведущий партизанско-разбойничий образ жизни. Термин распространён на Северном Кавказе, в Грузии также абраг. Абрек принимал на себя обет избегать всяких жизненных удовольствий и быть неустрашимым во всех боях и столкновениях с людьми. Срок обета иногда бывал довольно долгий – до пяти лет, в течение которого абрек отказывается от всех прежних связей, от родных и друзей; абрек не имеет ничего заветного и ничего не страшится.
  Русские называли абреками любых «немирных горцев». Золотым веком абречества стало время Кавказской войны и период после её окончания. Наиболее знаменитыми абреками этого времени были чеченцы Назир-абрек и Вара, а также Атабай Карачаевский. Абреки терроризировали российские власти на Кавказе и местных жителей, сотрудничавших с ними. Во время Кавказской войны и восстаний 1860–1877 годов районы действия абреков совпадали с ареалом исторического распространения «наездничества» (так российские дореволюционные авторы называли вооружённые набеги конных дружин горских князей): Алазанская долина в Грузии, земли казаков в Терской и Дагестанской областях. Набеги совершались в весенние и летние месяцы. Абреки образовывали отряды от нескольких десятков до нескольких сотен человек, которые сжигали селения, грабили и при возможности похищали их жителей. Объектом нападений абреков нередко были селения, где проживали их кровные враги. Кроме набегов и грабежей на большой дороге абреки нападали на крепости и убивали русских офицеров. Например, в 1872 году ими был убит начальник Хасавюртовского округа. Абреки образовывали профессиональные шайки, жившие разбоем.
  Абреки занимались набегами и вымогательством. Владельцы нефтяных промыслов, расположенных вокруг Баку, уплачивали ежегодно за «охрану» до 200 тыс. рублей; владельцы рыболовных «ватаг и станов» на береговой полосе Каспийского моря выплачивали преступникам «налог» до 100 и более рублей каждый; владельцы Куринских и других больших рыбных промыслов платили до 1000 и более рублей в год. Город Хасавюрт, в котором проживал начальник округа, прокурор и другие должностные лица и дислоцировался целый полк, платил двум разбойникам две тысячи рублей в год за охрану


[Закрыть].

Причём большинству из них не пришлось прилагать к этому никаких усилий – сплочённые и до этого группы горцев просто в открытую стали делать то же, что прежде делали скрытно – грабить. Нашему сообществу повезло – слишком мало у нас было «этнических организованных преступных групп», как называли такие объединения писатели минувших времён. А немногочисленные владельцы магазинов и придорожных кафе, стоявших у «Большой дороги» и так жили с соседями в мире. А вот посадским довелось хлебнуть с этими бандами лиха. Как рассказывал мне отец Андрей, Главный пастырь Софринской бригады, менты (тогда они ещё монахами не стали) денно и нощно мотались по всей территории, пытаясь защитить переселенцев и местных. «Представь себе, Илюшка, – говорил он мне, – мы за месяц столько же патронов расстреляли, сколько в Чечне за год не тратили! Сорок семь человек убитых и сто семьдесят раненых, и это – без ополченцев и мирняка!»

А годовалый Ахмет был захвачен во время одной из стычек. Вся его семья, включая мать и сестёр, стреляла по софринцам до последнего. Разъярённые бойцы уже собрались прислать окопавшимся на втором этаже большого кирпичного особняка «Шмелей» [77]77
  Реактивный пехотный огнемет РПО «Шмель», прозванный в Афганистане « шайтан-труба» – советский (позже российский) огнемёт одноразового применения. Переснаряжению не подлежит. Представляет собой снаряд-ракету, начинённую огнесмесью. Предназначен для поражения укрытых огневых точек противника, вывода из строя легкобронированной и автомобильной техники, уничтожения живой силы противника. Прицельная дальность стрельбы огнемёта с диоптрическим прицелом – 200 м. По фугасному воздействию 93-мм граната огнемёта на основные виды целей не уступает 122-152-мм артиллерийским снарядам. При взрыве высокотемпературный импульс сопровождается резким перепадом давления, образующимся из-за детонации топливо-воздушной смеси.
  Уничтожает всё живое в объёме до 80 куб. м; площадь поражения от 50 кв. м на открытой местности до 80 кв. м в замкнутом пространстве. Укрытые цели выводятся из строя из-за перепада давления даже без пробития преграды, если только они не герметизированы. Стрельба возможна по амбразурам ДОТов, легкобронированным целям и т. д.
  Разработан в 1970 годах в Конструкторском бюро приборостроения. Принят на вооружение ВС СССР в конце 80-х гг, придя на смену огнемёту «Рысь».
  Состоит на вооружении в огнеметных подразделениях войск радиационной, химической и биологической защиты, морской пехоте России, спецназе, в армиях СНГ и стран – бывших участников Варшавского договора.


[Закрыть], когда молодой отец Андрей, носивший в ту пору лейтенантские погоны и бывший командиром штурмовой группы, услышал негромкий детский плач. «Представляешь, заглянул я за угол, а он там сидит. Голожопый, в одной рубашонке. Над ним пули визжат, мат до неба стоит, а он сидит и тихонько так поскуливает… Ну и не выдержал я – заорал ребятам, чтоб прикрыли, и к нему. А эти как ждали – из всех стволов как дали, но, спасибо Богородице, не попали. Ну а там я уж из дома выскочил и в грязь вместе с Ахметкой закопался. Тут уже и наши жахнули!».

По словам всё того же отца Андрея, «Ахметом» мальчонку назвали сами бойцы, были предложения переименовать его на русский лад, но он настоял на сохранении «национального» имени. И вот уже двадцать семь лет живёт в Посаде русский боевой монах брат Ахмет, правая рука местного тренера и наставника отца Никодима. А поскольку мы с последним весьма дружны, то для Ахмета я – старший брат, и, сойдясь поближе, мы с чувством похлопали друг друга по плечам и даже приобнялись.

– Илья, ты хоть бы предупредил, что приедешь! – с непритворным возмущением сказал он.

– Извини, в спешке ехали, не успели.

– А что такое? Проблемы какие-нибудь? – Ахмет даже остановился. – Ты скажи, поможем, сам знаешь! – импульсивность характера соответствовала происхождению, но акцента у него не было вовсе.

– Всё хорошо, друг, не переживай. По следу нехорошего человека идём да потеряли его.

– Вы? Потеряли?! – изумился он. – Не верю!

– Хитрый, словно лиса, попался – водой ушёл!

Мы подошли ко входу, и инок распахнул дверь:

– Вы, ребята, проходите, отец Никодим ждёт, а я пока до трапезной дойду, насчёт обеда распоряжусь.

Отказываться мы не стали, дабы не обидеть хорошего человека, но и привычка экономить свои припасы в каждом Следопыте в кожу и в кости въелась. Про все «кладки» не скажу, но у первых восьми, ещё заставших пешие и конные рейды – точно!

Предложив ребятам обождать на лавках в «предбаннике», я разулся и толкнул массивную дверь в тренировочный зал. Никодим был здесь.

– Отроки, поприветствуем гостя! – зычным голосом скомандовал он, заметив меня в дверях.

– Здрав будь-и-благослови-тебя-Господь! – хор молодых, сильных голосов.

– И вам не хворать, Божьи воины! – я знал, что такое обращение им очень нравится.

– Алексий, над партером поработайте, – бросил Никодим своему помощнику и, раскинув руки в стороны, пошёл ко мне.

Надо сказать, что зрелище было впечатляющее – размахом плеч наставник если и уступал мишке, то не намного. А вот росту был среднего, на пару сантиметров пониже меня. Но силы в нём… Мы, когда первый раз подрались (в шутку, конечно), долго под впечатлением были. Иноки и Следопыты тогда об заклад бились, кто выиграет. С их стороны – грешно, а с нашей – глупо, к тому же проиграли все, и те, кто на Никодима ставил, и те – кто на меня. Поскольку ничья случилась.

Я, признаться, будучи весьма самоуверенным молодым человеком, сам не ожидал тогда подобного результата, ведь до встречи с Никодимом у меня «большой шкаф всегда громко падал». Но первая же плюха от этого «квадрата», как я про себя называл противника, снесла мой далеко не вялый блок, и только винчуновская привычка работать корпусом позволила мне «слить» удар и устоять на ногах. Впрочём, и моя стремительная контратака оказалась для оппонента полной неожиданностью. Получив раз пять по всяким неприятным местам, монах с трудом разорвал дистанцию и, постояв пару минут друг напротив друга, мы рассмеялись и, поклонившись, пошли обниматься. С тех пор десять лет прошло, а дружба наша только крепнет.

Вдоволь наобнимавшись, мы прошли в каморку наставника.

– Всё бегаешь, Илюшка? – спросил Никодим, доставая из шкафчика стаканы и вазочки с мёдом и вареньем.

– А что делать, служба такая, – мой друг относился к тем немногим за пределами нашего «государства», кто знал как задачи, так и возможности нашего Братства и потому более подробные объяснения ему не требовались.

– А чего к нам прискакали? – щелкнув клавишей доисторической редкости, электрического чайника, монах присел на стул.

– Пришлых гнали, – посвящать даже его во в с е подробности нашего дела я не имел права. – Издалека пришли гости дорогие, аж с янтарных берегов.

– Да ну! – Никодим недоверчиво изогнул бровь. – Всё не успокоятся, ироды? Чего на этот раз хотели?

– Странного. Ты отца Андрея когда увидишь? У меня для него от Виталия Андреевича весточка.

Никодим переменился в лице и смущённо затеребил бороду.

– Что не так, Никодимушка?

– Отче вчера преставился – грусть в голосе монаха была не показной ни разу.

Я опешил, отцу Андрею ведь и шестидесяти не было!

– Болел он, – после долгой паузы произнёс инок. – В феврале месяце слёг, почитай сразу перед днём Русского воинства, да и сгорел в три месяца. В нём едва половина от прежнего осталась. Вы людей на улице должны были видеть – прощаться народ с раннего утра идёт, хорошего человека Господь к себе прибрал…

Я достал маленькую фляжку и, пробормотав «Помянем!», сделал большой глоток. Настойка обожгла глотку, выбив слезы из глаз, но стало легче. Я протянул фляжку Никодиму. Обычно он спиртного не употребляет, но сейчас приложился. Помолчав с минуту, он сделал ещё один глоток и тряхнул коротко остриженной головой:

– Вот так вот, брат. Батя твой два года назад, отче сейчас… Уходят старики. Уходят. Как хоть, Андреич ничего?

– Нормально с ним, здоров и силён пока, вот полковник Поликанов из псковских зимой умер. Сердце.

– Эх, судьба, судьбинушка… На себе вытащили нас, кровь проливая… Прощаться пойдёшь?

– Конечно! Он мне не чужой был!

– Я отведу. Позже. Что за послание? – он перешёл на деловитый тон.

– А кто вместо наставника теперь? Отец Владимир?

– Пока он, а там видно будет.

– Этот поймёт, тоже из прежних. Послание такое: «Трехголовые начали игру. В деле и те, с кем дедушки бились. Юг готов проснуться, и прислал карфагенские яблоки раздора. Солёные уши что-то затевают не во благо всем».

– Вычурно, ничего не скажешь! – хмыкнул Никодим.

– Это что, вначале вообще в стихах было.

– Мне подсказку не дашь?

– Нет. Но своими словами расскажу, что со своего шестка вижу.

– Давай, а я уж мужикам нашим пошепчу.

– Ну, слушай… Всплыли шведы, причём у нас они давно. Базировались между вами и нами. Серьёзно вросли. Кликуха «Дуб» тебе о чём-нибудь говорит?

– Да.

– Так вот, пришлые под него косили. Шалить начали с недетского наезда на меня лично, – заметив удивлённое выражение на лице собеседника, пояснил. – Как барана увезти попытались, еле отбился. Мы их зажали и затрамбовали.

– Охотно верю, – улыбнулся Никодим.

– Но их главный соскочил, причём так хитро, что мы только диву давались. Гедеван его пробил по старым документам и выяснил, что он ещё из «древних». Прикинь, одним из вариантов ухода был вертолёт.

– Щедро, ничего не скажешь!

– А на борту были мальчики со шведскими «собачьими бляхами», не фальшивыми ни разу.

– Весело у вас!

– И у вас – тоже будет. У пришлых – база под Кимрами.

– То есть они могут на все стороны работать.

– Я думаю – недолго, Андреич сказал «фас», потому я и сюда заехал, чтобы вы веселье не пропустили.

– Я понял, Илюха! Вы пока в трапезную сходите с Ахметкой, а я к Старцам нашим пойду.