Текст книги "Лаки Лючано: последний Великий Дон"

Автор книги: Артем Рудаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

Глава 9
Большая двойная игра

Приближалось Рождество 1928 года. В Нью-Йорк пришла настоящая зима. Уличная грязь скрылась под снежным покровом. Предновогодний театральный сезон на Бродвее был в самом разгаре. Нью-Йорк наводнили всемирно известные знаменитости и заокеанские дивы. Мюзиклы, концерты, танцевальные шоу ежедневно проходили при полном аншлаге. Именно в эти дни жизнь Чарли Луканиа обогатилась новой судьбоносной встречей.

Фешенебельный ресторан «Копакабана» славился на весь Нью-Йорк своим стриптизом. Девушки в этом заведении были как на подбор – молоденькие, стройные, очень красивые. Весьма разборчивые, они удостаивали вниманием только тех мужчин, чей годовой доход составлял как минимум полмиллиона долларов. Известный остряк Уолтер Уинтшелл говорил об этих девчонках следующим образом: «Их прекрасные глаза подобны рентгеновским аппаратам. Сквозь пиджак они видят точное количество долларов в вашем бумажнике». Каждый уважающий себя магнат предпочитал снимать девочек только в «Копакабане». Рынок интимных услуг действовал здесь бесперебойно. Достаточно было передать через официанта задаток любой понравившейся вам танцовщице.

Чарли Луканиа часто бывал в «Копакабане». Его хорошо знали официанты, девушки и сам управляющий Ральф Грэхем. Для него всегда оставляли свободный столик и еще один – для его телохранителей. Как обычно, Чарли появился в ресторане около восьми часов вечера. Заказанный коньяк ему принесли мгновенно. «Сухой закон» находился за пределами этих стен. Весь зал наблюдал за выступлением девушки, которая грациозно и сладострастно исполняла знаменитый «танец живота». Чарли распечатал гаванскую сигару. Вышколенный официант, почтительнейше изогнувшись, поднес ему горящую спичку. Прикурив, Чарли устроился поудобнее и стал смотреть на сцену.

Девчонка была хороша. Он никогда раньше ее здесь не видел. Опытным взглядом Чарли определил, что танцовщица – явно заграничный товар. Американки тощие, а у этой были роскошные формы при идеальной фигуре – редкое сочетание. Чарли заинтересовался. Еще некоторое время понаблюдал за ней, потом взмахом руки подозвал управляющего.

Управляющий подобострастно наклонился к Чарли:

– У вас превосходный вкус, мистер Лючано. Эта девушка – русская графиня. Ее имя Гай Орлова.

– Гай? Но это не русское имя, – заметил сицилиец.

– Совершенно верно, мистер Лючано, это ее псевдоним. Под этим псевдонимом она выступала в лучших кабаре Парижа. Но ведь сейчас центр мира – в Америке. Поэтому она переехала к нам.

Чарли задумчиво произнес:

– Значит, русская…

– О да, – подтвердил Грэхем, – русские женщины красивы. В них есть аристократическая утонченность, которой недостает американкам. Говорю это как специалист.

Будучи завсегдатаем ресторана, Чарли хорошо знал правила поведения. Он вынул из бумажника сто долларов:

– Передайте ей это.

Управляющий ответил слащавой улыбочкой старого ловеласа:

– Немедленно после окончания номера.

Отпустив его, Чарли погрузился в сладострастные грезы. Ему еще не приходилось спать с женщиной эдакого восточного типа. Наблюдая за ней, он ощущал растущее вожделение. Длинные ноги, роскошная задница, пышная грудь – все в этой женщине вызывало желание. Чарли никак не мог дождаться ее ухода со сцены. Наконец, под бурные овации великосветских развратников, Гай Орлова закончила свой танец.

Когда управляющий принес Чарли назад его сто долларов, великий гангстер нахмурился:

– Черт возьми, что она там возомнила о себе, эта девка? Вы сказали ей, кто я?

– Разумеется, мистер Лючано.

– И что же?

Грэхем замялся:

– У этих русских необычный ход мыслей. Наверное, мисс Гай до сих пор считает себя графиней, а не стриптизершей. Она в плену иллюзий. Игра воображения сильнее здравого смысла.

– Ладно, передайте ей тысячу долларов. Только потому, что она КОГДА-ТО БЫЛА графиней, – подчеркнул Чарли. Управляющий исчез и вернулся с запиской: «Я не продаюсь за гроши». В ответ на грозный взгляд сицилийца Грэхем только развел руками:

– Мистер Лючано, к сожалению, я не распоряжаюсь ее телом.

Некоторое время гангстер пытался свыкнуться с мыслью, что шлюха отказалась от тысячи долларов. Упорство этой девчонки начинало ему нравиться. Как сицилиец, он в глубине души считал, что есть вещи, которые сильнее денег. Дружба. Честь. Репутация. Похоже, в характере этой русской имелись кое-какие сицилийские черты. Чарли решил изменить тактику действий.

Гай Орлова сидела возле зеркала и расчесывала свои чудесные каштановые волосы. Любуясь своим хорошеньким личиком, она думала, что с такой внешностью нигде не пропадет. По ту и по эту сторону Атлантического океана богатые мужчины не давали ей проходу, но Гай не устраивало знакомство на одну ночь. С мечтой о любви она, женщина практичная, давно уже рассталась, зато стать женой какого-нибудь миллионера была бы не прочь. За этим она и приехала в Соединенные Штаты, ибо здесь сосредоточились все капиталы мира.

В дверь постучали. Трое носильщиков внесли огромные корзины с розами. «Самой красивой леди Нью-Йорка» – было сказано в записке. Гай жеманно улыбнулась:

– О! Это совсем другое дело.

Чарли вошел к ней, преобразившись из пресыщенного купца в галантного кавалера. Гай обернулась. У Чарли внезапно дрогнуло сердце: вблизи ее красота просто ослепляла.

– Ах, это вы? Но я уже ответила на ваше предложение. Меня оно не интересует. Если бы я принимала все предложения, подобные вашему, то уже давно была бы миллионершей.

– Все продается на этом свете, детка, – ласково сказал Чарли, – все имеет свою цену. Поверь, я знаю, о чем говорю. Мне это известно, как никому другому.

– Мистер Лючано, я много слышала о вас. Вы пользуетесь здесь весьма скандальной славой. Я хорошо понимаю, что значит отказать вам. Но я – русская дворянка, а не шлюха из Гринвич-Виллидж. Это очень большая разница, поверьте. Волею обстоятельств я вынуждена показывать свое тело мерзким толстосумам, которые, глядя на меня, пускают слюни. Но ни один из них меня не достоин.

Чарли усмехнулся:

– А может, я буду достоин?

– Мне надо очень много, – предупредила Гай.

– Неужели вы меня пугаете?

– Вы понимаете, что я имею в виду. Не в моем характере ложиться в постель с кем попало.

Чарли протестующе поднял руки:

– О, нет, я не пытаюсь затащить вас в постель. Это можно сделать без проблем с любой другой. Я пришел пригласить вас на ужин.

– Это уже лучше, – отозвалась Орлова.

– Вы очень гордая, – язвительно заметил Чарли.

– Я обязана быть гордой в силу моего происхождения. Графы Орловы всегда были особами, приближенными к императору. Богатства нашей семьи не уступают вашему состоянию. Мы с вами на равных.

– Так было, – поправил Лаки, – но это в прошлом.

Гай сухо ответила:

– Рано или поздно все станет на свои места. Я получу назад фамильный дворец и поместья.

– Вам придется долго ждать.

Орлова резко возразила:

– Мистер Лючано, неужели вы всерьез верите, что можно построить рай на земле? Чтобы не было ни бедных, ни богатых?

– Имея достаточно денег, можно все.

– Ах, я говорю не об этом! – с досадой сказала Гай. – Вы слишком американизированы, мистер Лючано, несмотря на ваше итальянское происхождение.

– Сицилийское, – уточнил он.

– Да, да, – она рассеянно кивнула, – поймите же: быдло, пришедшее к власти в России, неминуемо должно захлебнуться в собственном дерьме. Ни одно государство не может существовать без элиты. Подумайте, Россию покинули лучшие умы!

– Все это слишком сложно для меня, – пожал плечами Чарли, – я не политик, я бизнесмен. Давайте поговорим о чем-нибудь более приятном. Кстати, вы принимаете мое приглашение?

На лице Гай застыла вежливая, безразличная улыбка:

– Да.

В отдельном кабинете для них сервировали роскошный стол. К шампанскому «Моэ Шандон», которое в связи с прохибишеном стоило триста долларов за бутылку, подали устриц на льду. Это было только началом лукуллова пиршества. Чарли не сводил глаз с Гай, одетой в сногсшибательное вечернее платье. Ее умение держаться вызывало у него откровенное восхищение.

– Вы хорошо говорите по-английски, – похвалил Чарли.

– Еще я знаю французский и немецкий, – ответила Гай, – так было принято у нас в семье.

– Могу я узнать ваше настоящее имя?

– Конечно. Меня зовут Наташа. Но я прошу вас никогда не произносить это имя. Оно принесло мне одни несчастья.

Чтобы стать ей немного ближе, Чарли попросил:

– Расскажите мне о России.

Глаза Гай затуманились.

– Россия… – вздохнула она, – Россия безгранична. Эта страна не имеет конца и начала. Она, как вечность, молчалива и нетленна…

Чарли уже не различал слов. Ее голос действовал на него как-то странно успокаивающе и затрагивал такие струны его души, о существовании которых он даже не подозревал. С юных лет Чарли считал всех женщин потаскухами, каждая из которых имеет твердую, фиксированную цену. Но теперь пришлось немного пересмотреть взгляды на жизнь. Выяснилось, что он знает все о шлюхах и ничего не знает о женщинах. А еще выяснилось, что между двумя этими словами существует весьма ощутимая разница.

Рождество и Новый год Чарли встречал в компании Гай. Заметив, что он всерьез увлекся одной женщиной, друзья реагировали на это по-разному. Джонни Торрио, который в свое время убрал Джима Колоссимо по аналогичной причине, опасался, как бы Чарли не размяк от любви. Мейер Лански, все в жизни рассматривавший с позиции: выгодно-невыгодно, не уставал поражаться: «Чего он в ней нашел?» Один лишь Багси Сигел, бабник из бабников, сказал: «Понимаю тебя, дружище, ты знаешь, со мной творится то же самое. Есть тут одна блондиночка, я по ней просто с ума схожу», чем безмерно удивил Чарли. Первая ночь, проведенная с Гай в канун нового 1929 года, убедила его, что он не ошибся в выборе. Гай занималась любовью страстно и самозабвенно. Ни одна даже самая опытная проститутка, не могла вызвать у Чарли такую гамму чувств и ощущений. После той грязи, которая его окружала весь день, он отдыхал душой, засыпая в объятиях Гай. Она стала ему необходима.

В мае 1929 года Чарли предложил Гай поехать с ним в Атлантик-Сити.

– Как-то не верится, что мы поедем туда просто так, – проницательно сказала она.

– Чтобы жить в роскошном отеле, нужно много работать, – парировал он.

Чарли ничего не скрывал от своей женщины. Она была в курсе всех его дел. Похоже, ей это даже нравилось. В ее присутствии он часто разговаривал по телефону с известнейшими гангстерами. Особенно ей нравилось слушать компрометирующие сведения о чиновниках. На Луканиа работала специальная команда, которая копалась в грязном белье всевозможных шефов и боссов. Чтобы доставить Гай удовольствие, Чарли подключал параллельный телефон и они вместе слушали, какие половые извращения по вкусу некоему конгрессмену или сколько денег просадил на скачках некий лейтенант полиции.

В ночь перед отъездом Чарли не мог уснуть.

– Тебя что-то беспокоит? – спрашивала Гай.

– В Атлантик-Сити будет большая сходка, – медленно, как бы нехотя ответил он, – такой еще никогда не было. Уважаемые люди съедутся со всей страны. Если я смогу убедить их в необходимости перемен, мое имя войдет в историю.

Гай не на шутку обеспокоилась. Раньше Чарли не говорил ничего подобного.

– Понимаешь, – продолжал он, – я с детства верил в свое предназначение. Vocazione. Не знаю, как мне это приходило в голову, но иногда я чувствовал: еще немного, и я сделаю что-то… – Чарли запнулся, пытаясь подобрать необходимые слова, – чего никто не делал до меня и никто не сделает после. Теперь время пришло.

– Что ты задумал?

– Я хочу создать новую Организацию, в которую войдут все банды Америки. Это будет во много раз круче, чем мафия. Вся нелегальная деятельность сосредоточится в наших руках. Ни один доллар не пройдет мимо нас. Мы будем контролировать бизнес, политику, промышленность во всей стране. Мы купим каждого полицейского, каждого прокурора, каждого судью. Наши люди будут заседать в конгрессе и в сенате. Может быть, нам даже удастся продвинуть своего человека в Белый дом. А что, это Америка, здесь нет ничего невозможного. У нас достаточно денег, чтобы профинансировать избирательную кампанию любого человека. У нас есть люди, обязанные нам. И тогда мы будем править этой страной так, как нам захочется.

Гай невольно отодвинулась. В темноте глаза Чарли горели адским огнем. От него исходила темная, пугающая сила. Почувствовав страх женщины, он засмеялся:

– Вот тогда я смогу нарядить в «бетонные бушлаты» всех этих старых мерзавцев, которые отравляют мне жизнь… Так ты поедешь со мной?

Конгресс гангстеров состоялся 16–19 мая 1929 года в Атлантик-Сити, на территории Никки Джонсона. Без преувеличений можно сказать, что с него началась новая эра организованной преступности в Америке. То, что предлагал Чарли, было просто и гениально. Все преступные группировки должны на равных правах войти в новое сообщество, условно именуемое «синдикат». Управление этой махиной осуществляет Высший Совет, состоящий из семи самых авторитетных боссов, кандидатуры которых единогласно утвердит «высокое собрание». Назначение Высшего Совета – отстаивать интересы всего сообщества в целом, не допускать развязывания междуусобных войн, по справедливости решать споры между бандами и уничтожать всякого, чьи действия создают угрозу безопасности синдиката. Каждый из семи членов Высшего Совета, помимо управленческих функций, головой отвечает за свой, конкретный участок работы, который выделит ему конгресс. Оценив выгоды этой идеи, боссы были готовы носить Чарли на руках. Ведь каждый из них теперь обладал абсолютно неограниченной властью в своих владениях. Любая конкурирующая банда автоматически противопоставляла себя всему синдикату и была заведомо обречена. Кроме того, следует упомянуть еще об одном, очень важном событии. Конгресс гангстеров в Атлантик-Сити вызвал к жизни чудовищного кровавого монстра, который войдет в историю под названием «Корпорация убийств» [20]20
  В среде гангстеров это название никогда не употреблялось. Его придумали и ввели в обиход журналисты. Гангстеры использовали другое название: «Бруклинское объединение».


[Закрыть]. Ее создателем стал Лепке Бачелтер, поскольку подходящие головорезы нашлись на его территории, в Бруклине.

…Это случилось в октябре 1927 года. Эйби Рильз, по прозвищу Кид Твист пришел к своему боссу Мейеру Шапиро и потребовал долю в игорном бизнесе. Взбешенный босс приказал телохранителям спустить Кривого с лестницы. Банда братьев Шапиро крепко держала в руках Браунсвилл, пригородный район Бруклина. Казалось, у Рильза был только один выход – как можно скорее уехать из Нью-Йорка. Вместо этого он сплотил вокруг себя небольшую шайку готовых на все парней и объявил войну братьям Шапиро. При первой же попытке убрать Мейера Шапиро Рильз был ранен, а двое его сообщников убиты. Однако конкуренты рано праздновали победу. Кривой Эйби заключил союз с бандой сицилийских беспредельщиков из пригорода Оушен-Хилл, которой руководили два Фрэнка – Хэппи Мойон и Дашер Аббандандо. Совместными усилиями Рильз и Мойон одержали победу в войне. Сразу же между молодыми чрезмерно жадными главарями возник конфликт. От взаимного истребления их удержал Лепке, здраво рассудивший, что бьющую через край энергию обоих боссов лучше направить в иное русло. На сходке он сказал им: «Ребята, у меня есть для вас хорошая работенка» – и заставил помириться, пригрозив, что в противном случае пристрелит того и другого. Так, через некоторое время, было создано «Бруклинское объединение», или «Корпорация убийств».

Функцией этой организации были исключительно заказные убийства. Она специально создавалась как инструмент влияния на тех, кто не желал подчиняться Высшему Совету. В любой необходимый момент каждый гангстер любого уровня мог быть уничтожен специалистами «Корпорации». Будь то Аль Капоне или какой-нибудь Джо Смит. Согласившись на создание Высшего Совета, боссы уже не могли отказаться от создания карательного органа при Высшем Совете – и, к тайной радости Чарли Луканиа, сами надели петлю себе на шею. Поскольку «Корпорацию убийств» создал Лепке, он вполне закономерно вошел в состав Высшего Совета – как ответственный за исполнение приговоров. Теперь Чарли через своего друга Бачелтера мог направлять и контролировать все заказные убийства на территории Соединенных Штатов. Хотя хитрый сицилиец очень ловко представил Высший Совет в качестве коллегиального органа, на деле это означало утверждение его личной власти над синдикатом, так как всю верхушку составляли его близкие друзья – Лански, Торрио, Костелло, Бачелтер, Сигел и Анастасиа. В этом смысле весьма спорным представляется тезис о том, что Лаки Лючано упразднил должность капо ди тутти капи и уравнял мафию с прочими преступными организациями. Кем же он был, как не самым настоящим боссом всех боссов? Без его ведома никто ничего не решал, даже когда он отбывал срок в Даннеморе. Что касается равноправия, то не секрет, что примерно до 1960 года мафия монопольно контролировала сбыт наркотиков, на пушечный выстрел не подпуская к этому бизнесу евреев и черных. Игорные империи Лас-Вегас, Гавана и Рино также прибрала к рукам мафия, грубо потеснив еврейских гангстеров. Огромные деньги стекались в карман одного-единственного человека – Лаки Лючано.

На конгрессе в Атлантик-Сити не присутствовал ни один из двадцати четырех главарей сицилийской мафии, не только потому, что Чарли Луканиа – всего лишь капо в семье Массерия. «Усатые папаши», как называли молодые гангстеры традиционных мафиозо, немедленно бы внесли сумятицу в переговорный процесс, прежде всего – по причине присутствия евреев. Их просто обошли, и никто не сожалел об этом. Подавляющее большинство боссов имели проблемы с мафией, чем Чарли Луканиа не преминул воспользоваться. Он предложил (когда наступит подходящий момент) убрать всех «усатых папаш» по всей стране, а на их место поставить молодых капо с более прогрессивными взглядами. Таким образом планировалось раз и навсегда обезопасить синдикат от мафии. После некоторых колебаний боссы поддержали идею Чарли. С этого дня они были крепко повязаны с ним. Их жизнь, их смерть держал в руках именно Чарли, от которого теперь зависело все. Он вернулся из Атлантик-Сити королем новых банд. В честь этого события Чарли устроил шикарный банкет в ресторане «Сарди’с» на 44-й Западной улице и подарил Гай бриллиантовое колье стоимостью пятьдесят тысяч долларов. Однако праздничное настроение ему испортил Джо Массерия.

Авторитет Чарли Луканиа рос день ото дня, и это не давало покоя Джо Боссу. Уже дважды он пытался поставить на место слишком шустрого капо, а тот игнорировал сделанные предупреждения. Но это было еще полбеды. Обладая политическими связями на самом высоком уровне, с людьми вроде Хиннеса и Альберта Смита, Луканиа ни разу не задействовал их в интересах своего босса. Вот это было совершенно недопустимо! Массерия назначил Чарли встречу в отеле «Барбизон плаза» один на один. Он приехал на место без телохранителей и сразу вскипел, когда увидел своего капо в компании Фрэнка Костелло:

– Я же сказал, один на один, мать твою!

Чарли спокойно парировал:

– Джо, ты неудачно выбрал место. Здесь я у себя дома и, сам понимаешь, имею право делать, что хочу. Фрэнк – мой друг. А я не хочу выставлять за порог своего друга.

– Ладно, хрен с ним, – буркнул Массерия, – пусть знает, с каким типом водит дружбу. Меня не устраивает все, что ты делаешь, Сальваторе. Ты вечно куда-то ездишь, с кем-то там треплешься за моей спиной. Почему я узнаю об этом от посторонних людей? Ты что, не знаешь закон Организации: ни шагу без разрешения босса?

– Я ездил в гости к своему другу Никки Джонсону, – ровно ответил Чарли, – дела здесь ни при чем.

– Вот как? А твой бизнес с пойлом? Почему я не имею с этого ни цента?

– Джо, послушай, мы же условились насчет пойла. Это мое личное дело.

– В семье Массерия ни у кого нет личных дел, – отрезал Джо Босс, – лучше не пробуй кинуть меня, малыш. Последний раз я говорю тебе это. Вот, при нем. – Массерия кивнул в сторону Костелло и вышел, громко хлопнув дверью. Чарли и Фрэнк долго молчали.

– Да он из ума выжил, – первым нарушил молчание Костелло.

– Этот псих может всех нас прикончить, – мрачно напророчил Чарли.

– Выход только один – опередить его. – Костелло выразительно провел пальцами по горлу.

– Фрэнки, поверь, я много думал об этом. Убрать человека такого ранга, как Массерия, дело непростое. Время для этого еще не пришло.

Костелло задумался. Но случай был не тот, когда есть несколько вариантов действий.

– Придется идти на поклон к старому Доктору. Больше ничего не остается.

Чарли поежился:

– У черта на голове оба рога одинаковые. Разницы между Маранцано и Массерией нет никакой. Если не считать латыни.

– Хорошо, а что ты предлагаешь?

Луканиа в сердцах выругался по-сицилийски:

– Sono seccato! [21]21
  Мне все осточертело!


[Закрыть]

Но интонация была такая, как надо. Фрэнк Костелло вздохнул с облегчением:

– Слава богу, решили. Вот что я предлагаю, Чарли. В семействе Маранцано есть один тип, Тони Стролло, ты знаешь, старик доверяет ему больше всех остальных. Так получилось, что наш Вито – друг этого Стролло, у них какие-то совместные дела. Вито может выступить посредником с нашей стороны, а Тони – со стороны Маранцано. В этом случае все должно быть о’кей.

Чарли согласился с видимой неохотой.

– Знаешь, Фрэнки, – мечтательно сказал он, – где я хотел бы встретиться с Маранцано? На его похоронах.

Костелло улыбнулся. Чарли шутил, и его это радовало.

– Вот это будет классная вечеринка!

– Ага, – зубоскалил Луканиа, – Маранцано будет отлично выглядеть в деревянном костюме.

Оба итальянца громко расхохотались.

Желая отомстить за прошлые обиды, дон Сальваторе долго поджаривал Чарли на медленном огне. На неоднократные просьбы о встрече не отвечал ни «да», ни «нет», ссылаясь на занятость, а сам уже потирал руки, представляя себе, как Луканиа каждую ночь ложится спать, не зная наверняка, суждено ли ему проснуться. Наконец, вдоволь поводив Чарли за нос, Маранцано назначил встречу на полночь 17 октября 1929 года. Местом встречи стали доки на Статен-Айленде. Вито Дженовезе все это очень не нравилось. Целых четыре месяца он вел переговоры и не верил в искренность дона Сальваторе.

– Чарли, тебе нельзя идти туда одному. Давай я возьму автомат и спрячусь в багажнике твоей машины. Ты тоже возьми оружие. В случае чего мы разделаемся с «усатым папашей». Он придурок, не позволяет своим людям носить «томпсоны». Я срежу всех одной очередью.

– Нет, так нельзя, – запротестовал Чарли, – я дал слово, что приду один и без оружия. Поступить иначе я не имею права. Человек чести всегда держит свое слово.

Неаполитанец Вито, весьма далекий от всех этих сицилийских понятий, пожал плечами:

– Как хочешь. Дело твое.

Ровно в полночь, минута в минуту, Чарли приехал на Статен-Айленд. Сальваторе Маранцано уже ждал его, прохаживаясь взад-вперед по пустому доку. Как полагалось по обычаю, дон обнял Чарли и поцеловал в обе щеки.

– Buon jorno, figlio mio [22]22
  Здравствуй, сынок ( ит.).


[Закрыть].

Однако Чарли не стал целовать ему руку, тем самым демонстративно нарушив неписаный закон мафии. Глаза Маранцано гневно потемнели:

– Я вижу, ты ничуть не изменился.

Луканиа примирительно сказал:

– Дон Сальваторе, у нас это не принято.

Усевшись на ящик, Маранцано процедил:

– Иногда я сильно сомневаюсь, что ты родился на Сицилии.

Чарли начал терять терпение.

– Нам надо поговорить о другом, – довольно резко произнес он.

Маранцано пренебрежительно отмахнулся:

– Знаю, знаю, что ты скажешь. Джо Босс – плохой босс. Странно, что ты так долго терпел его ругань. С твоими-то амбициями.

– У меня не было выбора, – угрюмо ответил Чарли.

– Выбор всегда есть, – назидательно изрек Маранцано, – но я не виню тебя. Ибо, как говорили древние римляне: «Еггаге humanum est» [23]23
  Человеку свойственно ошибаться ( лат.).


[Закрыть]. Но никому не позволено ошибаться дважды. Этого я тебе простить не могу.

Чарли молчал, понимая, что для дона настал час торжества. Маранцано придвинулся к нему вплотную, лицом к лицу:

– Я снова смогу доверять тебе только в одном случае: если ты убьешь Массерию.

– Дон Сальваторе, – Луканиа перевел дух, – это моя давняя мечта.

– Не сомневаюсь. Но убить его должен именно ты. Потому что слишком много грехов за тобой накопилось. Никто другой такой чести не достоин.

Чарли не обманывался посулами Маранцано. Старый дон заманивал его в капкан. По законам Общества Чести на убийство человека такого уровня, как Массерия, требовалась санкция глав всех двадцати четырех семейств. Совет донов – Comissione – должен был собраться на тайный сицилийский суд и коллегиально вынести приговор Массерии, если его вина будет доказана. Иной образ действий означал неминуемую смерть для исполнителя убийства. Потому-то мафия и смогла подняться так высоко, что ее ряды не разъедали внутренние разборки. На американской земле еще не было случая, чтобы какой-либо дон погиб от рук сицилийцев. А Маранцано не собирался созывать Comissione. Приказ убить Массерию он отдал самостоятельно с целью сведения своих личных счетов с Джо Боссом.

И первое, и второе противоречило законам мафии. Но после смерти Массерии Маранцано, без сомнения, станет капо ди тутти капи, то есть особой неприкосновенной. Зато Чарли Луканиа в любом случае подлежал немедленной ликвидации. Сразу, как только Массерия покинет этот мир.

– Я не согласен, – твердо ответил Чарли.

– Вот так, да? – Лицо Маранцано исказила гримаса ненависти. – Наконец-то ты снял маску, бамбино. Под ней у тебя змеиная чешуя.

Дон вскочил на ноги:

– Идите сюда!

Груда ящиков в углу с грохотом обвалилась. Оттуда вышли шесть широкоплечих парней, лица которых скрывали цветные платки. Несколько быстрых, режущих ударов – и Чарли Луканиа скорчился на ходу. Его подвесили за руки к потолочной балке.

– Эту ночь ты запомнишь надолго, – зловеще пообещал Маранцано, – если, конечно, останешься жив.

В руке одного из парней тускло блеснул кастет. Чарли ощутил страшный зубодробительный удар. Рот моментально наполнился кровью. В голове помутилось.

– Дай слово, что ты убьешь Массерию, – потребовал дон Сальваторе. Ненависть вскипела у Чарли в груди:

– Пошел ты на хрен, старый дурак!

Не помня себя от ярости, Маранцано выхватил нож и полоснул Луканиа по лицу. Лезвие рассекло кожу от глаза до подбородка. Маранцано хотелось изрезать наглеца на куски, но это была бы слишком легкая смерть. Сдержавшись, дон отошел в сторону.

Палачи сорвали с Чарли одежду. По голому телу застегали ременные пряжки.

– Твою мать! Мать твою! – орал он до хрипоты в легких.

– Заткните ему пасть! – взвизгнул Маранцано.

Кастеты вышибли Чарли все передние зубы. Стены дока поплыли и вдруг бешено закружились у него перед глазами.

– Он отрубился, – констатировал один из палачей. Маранцано приказал:

– Облейте его водой.

Почувствовав холодное прикосновение, Чарли с усилием открыл глаза. Перед ним стоял Маранцано, играя лезвием ножа:

– Ну что, надумал?

Разорванные, залитые кровью губы чуть шевельнулись:

– Козел…

Маранцано отскочил в сторону как ошпаренный. Закончив перекур, палачи потушили о тело Чарли свои сигареты. Он только слабо вздрагивал.

– Дон Сальваторе, парень того… копыта сейчас откинет, – предупредил один из истязателей. Бросив последний взгляд на беспомощно обвисшее, искалеченное тело, Маранцано распорядился:

– Добейте его.

Палачи послушно намотали ремни с пряжками на огромные кулаки. Железо с чавканьем разрывало мягкую плоть. По рукам мучителей струилась липкая кровь. Жертва не подавала признаков жизни. Маранцано отвернулся и пошел к своей машине.

Тело Чарли завернули в брезент, чтобы не запачкать кровью сиденье. Маранцано курил одну сигарету за другой. Возле съезда с Гиланд-авеню на Хьюгенет-Бич дон решил остановиться:

– Выбрасывайте.

Распахнулась дверь. Почерневший от крови брезентовый кокон шлепнулся прямо в водосточную канаву. Взревел мотор. Автомобиль Маранцано резко рванул с места и скрылся за домами.

Около трех часов утра тело Чарли подобрал полицейский патруль. Копы невольно вздрогнули, когда поближе рассмотрели чудовищно отекшее лицо избитого человека. Они решили, что парень мертв. И если бы не поторопились сообщить оператору, что обнаружили труп, возиться бы с ним не стали. До смены им оставался всего час. Но сработал полицейский рефлекс. Поэтому патрульным пришлось доставить тело в ближайшую больницу. Как оказалось, не зря. Дежурный врач осмотрел его и сказал, что парень еще жив. Можно с уверенностью утверждать, что если бы полицейские знали, кому именно спасают жизнь, то объехали бы это место десятой дорогой. Пролом черепа, одиннадцать выбитых зубов, разрез правой щеки, угроза удаления правого глаза, восемь сломанных ребер, перелом большой и малой берцовой кости, перелом костей левого запястья, раздроблены большие пальцы, разрыв связок правого колена, многочисленные следы порезов лезвиями бритв и ножей на груди, ожоги по всему телу, множество синяков, большое количество разрывов кожных тканей – таков был печальный итог работы палачей Сальваторе Маранцано. Но Чарли выжил.

Первыми своего друга навестили Фрэнк Костелло и Мейер Лански. Даже их каменные сердца дрогнули при виде того, что сделали с Чарли. Оба полезли в карманы за платками, чтобы утереть слезы.

– О, Чарли, ты настоящий счастливчик! – воскликнул Мейер Лански.

– Да, – подтвердил Костелло, – именно счастливчик. Другой на твоем месте уже давно бы подох.

Вслед за мужчинами в палату ворвалась Гай Орлова. Она упала на колени перед одуревшим от боли и морфия сицилийцем.

– Чарли, о, Чарли!

Слезы ручьем хлынули из ее глаз, размазывая тушь по щекам. Больше она не смогла произнести ни слова. Только плакала, прижимая к груди руку Чарли. Костелло и Лански буквально вынесли Гай из палаты – ноги не повиновались ей. С тех пор за Луканиа окончательно утвердилось прозвище Лаки-Счастливчик. Он прославился в преступном мире как человек, сумевший перехитрить саму Смерть.

Три месяца Лаки неподвижно пролежал на больничной койке, мучимый жестокими болями. Его лечили лучшие врачи Нью-Йорка. Впервые за всю свою жизнь он имел возможность спокойно, неторопливо и тщательного размышлять. Прокручивая в голове десятки, а то и сотни вариантов, он мысленно выстраивал практически безошибочную стратегию будущих действий. Когда приходила Гай или кто-то из друзей, он возвращался из той мыслительной прострации, в которой пребывал почти постоянно. За все это время был только один неприятный визит, вызвавший у Лаки приступ раздражения. Явился Тони Морелло, личный телохранитель Джо Массерии, с целью передать ему соболезнования босса. Лаки сделал вид, что находится в отключке. Неловко потоптавшись вокруг него, Морелло поспешил уйти. Луканиа попросил врача об услуге: «Вы запомнили этого типа, док? Если он еще раз здесь появится, скажите, что я на процедурах». К моменту выписки он стал совершенно другим человеком. Более хитрым, расчетливым, безжалостным. Но мало кто из гангстеров догадывался, что выздоровление Чарли Лаки Луканиа означает знамение грядущей великой войны, которая раз и навсегда изменит преступный мир и унесет огромное количество жизней.