Текст книги "Лаки Лючано: последний Великий Дон"

Автор книги: Артем Рудаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

Глава 3
«Банда четырех»

В тюрьме молодому сицилийцу пришлось туго. Тех, кто идет по первой ходке, обычно мучают и травят. Сначала заключенные называли его Саль, потом переименовали в Салли, а огромный, заросший густым волосом Джим Сэнд, по кличке Тарантул, мотавший двадцать лет за убийство, захотел сделать его своей «любовницей». Сальваторе, которому предстояло отсидеть всего лишь год, не хотел неприятностей и пытался сдержаться. Но его разумную покладистость приняли за трусость. Маленький, щуплый, он вдруг оскалился, как волк, бросился на Джима Тарантула и мгновенно выколол ему оба глаза. Этот инцидент был настолько устрашающим, что тюремные охранники воздержались от представления рапорта и списали увечье Сэнда на несчастный случай. Ни один заключенный больше не осмеливался задевать сицилийского волка. В свою очередь, Сальваторе старался вести себя тихо в надежде на досрочное освобождение.

На этот раз все получилось так, как он рассчитывал. По прошествии семи месяцев Сальваторе Луканиа получил свободу и прощение. Видимо, те, кто держал его под замком, посчитали, что он в достаточной мере исправился. Но, как бы там ни было, для себя Сальваторе твердо решил, что больше не станет связываться с наркотиками. Это дело представлялось ему слишком ненадежным.

За воротами тюрьмы стояло такси. С радостным ревом из салона выскочили Фрэнк Костелло, Мейер Лански и Багси Сигел: «С возвращением, Саль, с возвращением!» Рассматривая друзей, Сальваторе отметил про себя, что они одеты с подлинно гангстерским шиком: лихо сдвинутые на бок фетровые шляпы, яркие галстуки, длиннополые плащи.

– Ну, как идут дела, ребята?

– Отлично, черт побери, отлично! Едем, мы приготовили для тебя кое-что особенное.

Торжество в честь возвращения Сальваторе состоялось на съемной квартире в Центральном округе Манхэттена. Фрэнк Костелло с гордостью показал ему ящик французского шампанского «Моэ Шандон», которое стоило бешеных денег – пятьдесят долларов за бутылку – и было по карману только очень богатым людям.

– Смотри, все самое лучшее – для тебя, – хрипел Костелло, – это напиток миллионеров, дружище.

Сальваторе был действительно растроган и прочувствованно произнес:

– Хорошо, когда есть друзья. Настоящие друзья.

Багси открыл бутылку и разлил вино. Костелло поднял бокал:

– Саль, я пью за твою долгую и свободную жи…

Глаза сицилийца внезапно сверкнули демонической яростью. Не контролируя себя, он вскочил и как следует тряхнул Фрэнка за лацканы дорогого пиджака.

– Вот что я скажу тебе, приятель…

Отпустив ошеломленного Костелло, он обернулся к притихшим Багси и Мейеру.

– Вот что я скажу всем вам… С сегодняшнего дня вы будете звать меня Чарли. Чарли, запомнили? А если кто все же не запомнил, пусть пеняет на себя: имя такого придурка я напишу на его могиле.

Пока Фрэнк, Мейер и Багси пытались сообразить, что это вдруг случилось с Сальваторе, тот одним глотком осушил бокал шампанского, выпив таким образом сам за себя, за свое новое имя. Смущенный Костелло вновь поднял бокал:

– Гм, о’кей. Нет проблем, Чарли, я пью за твою долгую и свободную жизнь.

– За тебя, Чарли, – присоединились Багси Сигел и Мейер Лански.

Сицилиец довольно кивнул и выпил вместе со всеми. Праздничный вечер завершили в одном из самых фешенебельных борделей на 42-й улице. Это заведение славилось своими девочками на весь Нью-Йорк.

– Мы «Банда четырех», – втолковывал друзьям Фрэнк Костелло, – потому что нас теперь четверо.

Это была старинная традиция преступного мира Нью-Йорка, да и не только Нью-Йорка: находить для своих шаек звонкие, крутые названия. Такие, чтобы у законопослушных осликов тряслись поджилки.

– Сейчас самое время действовать, Чарли, – продолжал Костелло. – Наша 108-я улица считается территорией Рика Альфано [3]3
  Энрико Альфано, неаполитанец, возродил «каморру» на американской земле. Был убит сицилийцами из семьи Саетта. Все его владения перешли к победителям.


[Закрыть], но он боится даже нос высунуть из своей норы – люди Саетты и Чиро Террановы охотятся за ним по всей Малой Италии.

Чарли Луканиа кивнул:

– Я кое-что слышал об этом. В Хэмптоне говорили, что сицилийцы начали большую чистку – ripulitura.

– Не чистку, – покачал головой Костелло, – идет большая война. Дон Игнацио Саетта открыл кран крови. Он хочет стать «numero uno». Все пять семейств его поддерживают. Пока. Дальше совместных действий против каморры у них договоренности нет. Я так думаю: когда Альфано исчезнет, сицилийцы начнут рвать друг друга.

– У них на это хватит ума, – пренебрежительно ответил Чарли. Несмотря на свое сицилийское происхождение, он отказывался уважать Общество Чести и его сильно устаревшие законы.

– Пока идет война, у нас есть шанс прибрать к рукам уличный рэкет. Габолотты [4]4
  Габолотты– в переводе с сицилийского – сборщики дани.


[Закрыть]боятся выходить на работу – сицилийцы убивают каждого, неважно капо ли, солдат ли. Уже две недели никто не платит за защиту во всем квартале. Мы могли бы заняться этим. Дело стоящее.

Чарли немного подумал.

– Но если сицилийцы победят, то займутся уже нами. Ведь это будет ИХ ТЕРРИТОРИЯ. А если победит каморра, с нас сдерут шкуру живьем. Такие вещи не прощают.

– Я все продумал, – заторопился Костелло, – война ведь не закончится завтра, а за это время мы, во-первых, создадим себе имя и, во-вторых, сделаем достаточно денег, чтобы потом прибиться к какой-нибудь сильной команде. Тогда нас никто не тронет.

– Что же это за шайка, о которой ты говоришь? – поинтересовался Чарли.

– «Банда пяти точек», конечно! Ты же знаешь этих ребят. Их ведет Джо Массерия, у них почти сотня стволов. А еще связи в «Сицилийском союзе» – Массерия-то сицилиец.

Чарли не торопился с ответом.

– Пожалуй, сработает, – наконец сказал он, – тут главное – вовремя уйти из-под удара.

– Мы будем держать руку на пульсе, дружище, – отозвался Костелло.

Идея Фрэнка в самом деле оказалась неплохой. Мейер Лански и Багси Сигел согласились с этим.

Через несколько дней «Банда четырех» принялась за работу. Владельцы игорных притонов, содержатели дешевых борделей и прочая уголовная шушера в неаполитанском квартале немного расслабились, заплыли «зеленым жиром», поскольку дон Альфано давно не присылал к ним своих людей. Лавочники и лоточники, с которых вторую неделю не взимался налог за покровительство, оживились, повеселели, стали вкладывать излишек денег в расширение своего дела, тогда как раньше эти деньги текли в карман босса местной каморры.

Но идиллия оказалась кратковременной. Вместо усатых пичотто на оставшуюся бесхозной добычу набросились молодые гангстеры.

С «клиентами» разговаривали коротко, жестко, внушительно. Чарли Луканиа взывал к их благоразумию. Фрэнк Костелло демонстративно играл двумя револьверами и хищно улыбался. Экспансивный, кровожадный Багси Сигел хватал испуганных людей за шиворот и яростно тряс – так, что у несчастных громко клацали зубы. Мейер Лански взял на себя ведение бухгалтерии – его стихией были финансы и цифры.

В большинстве случаев договор заключали мгновенно. Некоторых убеждали стволом пистолета, приставленным ко лбу. Парочке упрямцев Багси прострелил ноги. Сыновья пострадавших поспешили выложить сумму, указанную гангстерами. Касса «Банды четырех» быстро наполнялась. Не ограничиваясь рэкетом притонов и торговцев, они вошли в долю к местным пушерам. Разумеется, применив соответствующие методы убеждения. С этой публикой пришлось повозиться: торговцы зельем, как известно, люди грубые и вспыльчивые. Для Сигела снова нашлась работа – надо было проучить одного несговорчивого пушера, который зашел настолько далеко, что настучал на своих нежелательных компаньонов. Полиция не успела принять меры. Заявитель просто исчез. Бесследно. На счету Багси это было уже третье убийство. А ему тогда исполнилось всего лишь шестнадцать лет! Вокруг лилась кровь, гремели выстрелы, взрывались динамитные шашки, неаполитанцы и сицилийцы убивали друг друга в уличных сражениях. И пока что никому не было дела до того, в чьих руках сосредоточен рэкет на 106-й Восточной улице. Масла в огонь подлила удачная операция боевиков Альфано. Им удалось застать врасплох самого главного из своих врагов: в ноябре 1916 года был убит дон Игнацио Саетта. После чего кровопускание продолжалось в еще больших масштабах. Ребята из «Банды четырех» ни о чем не беспокоились до тех пор, пока через полтора месяца в войне не обозначился заметный перевес сицилийцев. Чиро Терранова, по прозвищу Король Артишоков, возглавивший семью после смерти дона Игнацио, все-таки сумел достать босса неаполитанцев.

Шансов на победу у каморры к тому времени уже не осталось. Это было ясно каждому. Организацию разъедало предательство. Чтобы спасти свою шкуру, несколько капореджиме организовали в заговор и выдали своего дона сицилийцам под гарантию сохранения собственной жизни. О том, что сделал Чиро Терранова, в Нью-Йорке говорили еще долго.

На 107-й Восточной улице Король Артишоков имел персональный клуб, главным образом служивший местом для сходок. Здесь же, в подвале, устраивали жестокие казни, а трупы, по сицилийскому обычаю, закладывали в фундамент [5]5
  Когда в 1920 году это здание сносили, рабочие обнаружили в фундаменте скелеты двадцати трех человек.


[Закрыть]. Но казнь, которую придумали для Энрико Альфано, применялась первый и последний раз. Вооружившись мясницкими топориками, двое палачей из семейства Саетта изрубили его, живого, на мелкие куски. Это изуверство наблюдали боссы всех пяти семейств сицилийской мафии в Нью-Йорке – Айяле, Бальзамо, Массерия, Маранцано и сам Чиро Терранова. Неаполитанские капо, в награду за оказанную услугу, получили по пуле в затылок. «Если они предали своего дона, могут предать и меня», – здраво рассудил Король Артишоков.

С разгромом каморры в Малой Италии раз и навсегда завершилась борьба за власть между национальными мафиозными кланами. Отныне здесь безраздельно господствовала сицилийская мафия. А все прочие общины: апулийская, кампаньская, калабрийская – подчинились диктату Общества Чести. Впрочем, война отнюдь не прекратилась. Сицилийские боссы хорошо понимали, что всякая империя остается прочной до тех пор, пока захватывает все новые и новые территории. Самый агрессивный из них, Фрэнк Айяле, начал вторжение в зону влияния ирландской банды «Белая рука». Немедленно в Манхэттене возобновились вооруженные разборки с кровью и стрельбой.

Лански, Костелло, Сигел и Луканиа вовремя сориентировались, кто же одержит победу, и заблаговременно изъяли все деньги из уличного оборота. За несколько дней до гибели Альфано они прекратили все операции по рэкету. Вскоре на 108-ю Восточную улицу пришли люди Чиро Террановы. В кассе «Банды четырех» остался капитал в три с половиной тысячи долларов – сумма по тем временам довольно значительная. Но деньги до тех пор остаются деньгами, пока делают новые деньги. Это первое правило бизнеса было отлично известно молодым гангстерам. Мейер Лански даже предложил внести всю сумму на счет в Банке Соединенных Штатов под десять процентов в год. Но все остальные восприняли идею Мейера как шутку и долго смеялись. Смеха ради Костелло пошел еще дальше – наведался в банк. Но вернулся оттуда очень серьезным.

– Парни, спасибо старине Мейеру, я нашел то, что нам надо. А нам сегодня надо что? Какое-нибудь громкое дело, чтобы создать себе по-настоящему крутую репутацию, и еще несколько штук наличными. Так?

Осторожный Чарли Луканиа заметил:

– Все это так, Фрэнки. Но что нам для этого надо сделать?

– Я скажу, что нам надо сделать. Взять банк – вот что нам надо сделать! – И Костелло торжествующе оглядел подельников. Они пока помалкивали. Слишком уж неожиданно свалилась на их головы эта идея.

– Допустим, – проскрипел Мейер Лански, – а какой банк ты предлагаешь взять?

Костелло с готовностью ответил:

– Банк Соединенных Штатов, ясное дело. Я был там сегодня. По-моему, это местечко давно никто не грабил. Там слабая охрана, всего лишь четыре человека: двое на входе и двое в кассовом зале. Между собой они никак не связаны. Если отключить двоих у входа, те, которые в зале, ничего об этом не узнают. Мы можем взять их тепленькими.

– Двое из нас могут заранее пройти в холл, – внезапно произнес Чарли.

– Верно! – подхватил Костелло. – А когда мы вырубим двоих у входа и влетим в холл с оружием, те из нас, кто там уже будет, просто направят пушки на остальных легашей. Я думаю, нам даже стрелять не придется.

– Подожди, – перебил хладнокровный Лански, – получается, двоих из нас потом опознают. Ведь заранее нельзя войти в холл с маской ha морде: Пари держу, копы через час уже будут знать, кто обчистил банк.

– Можно изменить внешность, – вмешался Сигел, – надеть парик, приклеить усы.

– Но все-таки надо подготовиться как следует, – упорствовал Лански, – зайти, посмотреть, все пощупать. Нельзя такое крупное дело делать сгоряча.

Фрэнк Костелло согласно закивал:

– Само собой, Мейер. Ведь я же не сказал, что мы пойдем туда завтра.

Банк ограбили через неделю. Без сучка без задоринки. Как и предполагал Костелло, без единого выстрела.

На краденой машине с поддельными номерами подъехали к зданию «Банк оф Юнайтед Стейтс». Сначала из авто вышли загримированные Лански и Сигел. Подождав три минуты, Фрэнк Костелло и Чарли Луканиа надели маски, взяли обрезы, вместительный саквояж и одним рывком подскочили к двум полицейским, стоявшим в дверях. Действительно, этот банк давно не грабили, и стражи порядка держались очень раскованно, даже оружие у них оказалось незаряженным. Ударами прикладов обоих горе-охранников загнали внутрь, там их связали. Когда двое грабителей ворвались в зал с криками: «Спокойно, это ограбление!» – ни один охранник не смог даже шевельнуться, так как почувствовал на виске холодный ствол револьвера. Очистив кассу, грабители исчезли.

Улов оказался приличным – восемь тысяч долларов. С такими деньгами «Банда четырех» могла смело рассчитывать на уважение в преступном мире. Все полосы газет заняло сообщение об этом дерзком налете. Фрэнк Костелло, способный лучше всех вести переговоры (друзья в шутку называли его Дипломатом), отправился в штаб-квартиру «Банды пяти точек» на стыке Бродвея и Бауэр-стрит. Это была одна из самых мощных организованных группировок Нью-Йорка, ни в чем не уступавшая таким известным бандам, как «Белая рука» Денни Михана или «Верная рука» сицилийцев. Костелло объяснил, кто он такой, кто его друзья, уплатил вступительный взнос – по тысяче долларов за каждого [6]6
  Подобная традиция существует и в российском криминалитете. При вступлении в банду новичок «по понятиям» обязан заплатить так называемые «влазные».


[Закрыть]. В их пользу говорило также то, что преступление не было раскрыто.

Весной 1917 года «Банда четырех» присоединилась к «Банде пяти точек», из которой вышли такие известные гангстеры, как Джонни Торрио и Джузеппе Массерия. Перед ними открылась дорога к успеху в преступном мире.

Глава 4
Начало прохибишена [7]7
  Прохибишен– жаргонное название «сухого закона».


[Закрыть]

В апреле 1917 года Соединенные Штаты вступили в первую мировую войну, тем самым создав для молодых бандитов большие проблемы. Самому старшему из них – Фрэнку Костелло – в то время исполнилось 26 лет. Чарли Луканиа приближался к совершеннолетию. В Америке тогда вошли в моду разговоры о патриотизме. Это слово не сходило со страниц газет и языков обывателей. «С ума все посходили!» – ворчал Мейер Лански. «Страна самоубийц», – поддакивал Сигел. Фрэнк Костелло сострил по этому поводу: «Мы – патриоты собственных карманов». Но им стало не до смеха, когда они получили повестки с требованием явиться на призывной пункт.

Костелло и Луканиа здорово влипли. Оба подлежали мобилизации. Их приписали к 77-й пехотной дивизии армии США. Но ни тот, ни другой не желал воевать – ни 9 немцами, ни с кем бы то ни было вообще. У них были дела поважнее. Что же касается Багси Сигела и Мейера Лански, то на призывном пункте им сказали, что они «еще слишком молоды для ужасов войны».

– Обхохочешься, – заметил на это Багси.

Фрэнку удалось увильнуть от призыва, причем он не потратил на это дело ни цента. Еще в детстве дешевый врач-практикант неудачно удалил ему миндалины. Всю оставшуюся жизнь Костелло разговаривал тихо и хрипло. Врачи обнаружили у него хроническую болезнь горла и решили, что армии США не нужны такие хлюпики. Единственный физический недостаток принес Фрэнку огромную пользу.

Иначе обстояло дело с Чарли. Он был вполне здоров, и его признали годным к строевой службе. День за днем друзья Чарли проводили в раздумьях, как бы избавив его от солдатской лямки. Почему вдруг Чарли должен подохнуть ни за что ни про что? Он ничего не имеет против немцев, а немцы ничего не имеют против него, Им нечего делить! Осталось только найти способ одурачить военных врачей. Багси Сигел, красавчик, наиболее искушенный в возможностях слабого пола, предложил свой вариант решения проблемы:

– Чарли, тебе надо подхватить хорошенький триппер – и дело в шляпе. Это совсем просто, а главное, обойдется очень дешево.

Идея Багси не вызывала у Луканиа особого восторга. Для сицилийского мужчины венерическая болезнь – это позор, infamita. Такой тип в Сицилии становился изгоем. Чарли, хотя и считал себя человеком прогрессивных взглядов, но кое в чем оставался по-настоящему закоснелым сицилийцем, деревенщиной, напичканным предрассудками.

– А что, это идея, – заметил Костелло.

– Ничего лучшего мы все равно придумать не сможем, – подтвердил Лански.

Умом отдавая должное аргументам друзей, в душе Чарли отчаянно противился. Чтобы не пасть слишком низко в их глазах, сицилиец стал рассуждать практически:

– Эта дрянь не нужна мне ни за какие деньги. За два месяца меня вылечат и все равно заарканят.

– Не совсем так, – поправил Костелло, – смотря какой врач займется твоим лечением. Можно сделать так, чтобы у тебя капало круглый год, а если надо – до самого конца войны. Уж будь уверен: найдется док, который поможет тебе в этом деле. Я беру это на себя.

– Да чего ты кипятишься, Чарли, – уговаривал Мейер Лански, – война ведь не продлится больше года. Я читал сводки в газетах. Немцам уже нечего жрать.

Благодаря настойчивости Мейера сицилийца удалось уговорить. Багси Сигел занялся поиском подходящей проститутки. Фрэнк Костелло сделал широкий жест – взял на себя все расходы. Чарли оставалось только подцепить заразу.

Багси быстро нашел то, что надо. Опустившаяся, грязная шлюха, наркоманка, в свои двадцать пять лет выглядевшая на все сорок, она вызвала у Чарли Луканиа здоровое отвращение. Багси оправдывался, что ничего почище найти не мог: в публичных домах таких дешевок не держат, равно как избавляются от тех, кто болеет тяжелой формой гонореи и теряет «товарный вид». Но выбора не было. Чарли получил от девки то, что хотел [8]8
  По утверждению различных источников, Сальваторе Луканиа в дальнейшем переболел венерическими заболеваниями от 4 до 7 раз.


[Закрыть]. Военным врачам пришлось изменить формулировку в медицинском заключении. Чарли признали «временно освобожденным от призыва на военную службу».

«Банда пяти точек» имела влиятельных покровителей в полиции. Если же иногда какой-нибудь чрезмерно принципиальный офицер доводил дело до суда, в ход пускались политические связи. В отличие от Старого Света, где должность судьи занимают по назначению, в Америке совершенно иная система – выборы. Так что изначально всякий судья является либо республиканцем, либо демократом, поэтому воздействовать на него при помощи необходимых политических рычагов проще простого. За многие годы ни один головорез из «Банды пяти точек» не был казнен или хотя бы заперт под замок пожизненно. Эта банда стала хорошей школой для самых авторитетных преступников в Америке. Наиболее известным выходцем из этой манхэттенской команды был Джонни Торрио. Он начинал обычным наемным убийцей, а к сорока годам достиг вершин преступного мира – стал «советником» Джима Колоссимо, босса сицилийской мафии в Чикаго. Но даже став большим человеком, Джонни Торрио не забыл своих старых друзей в Нью-Йорке. Он хорошо знал двух самых многообещающих молодых главарей мафии – Чиро Терранову и Фрэнка Айяле. Мафия уважала его, несмотря на неаполитанское происхождение. Элегантный, одетый с несомненным вкусом, обладающий хорошими манерами, он всячески избегал характерной для гангстеров вульгарности. Благодаря своему врожденному аристократизму Торрио легко находил общий язык с большими шишками американского бизнеса и политики, известными своей корпоративной замкнутостью. Часто посещая штаб-квартиру «Банды пяти точек», Джонни высматривал новые имена и рекрутировал талантливую молодежь. Человек проницательный, Торрио сразу распознал в Чарли Луканиа и Фрэнке Костелло будущих лидеров. Умны, хладнокровны, расчетливы – так он охарактеризовал молодых гангстеров. Как истинный мафиозо, Торрио брезгливо отвернулся от двух евреев – Багси Сигела и Мейера Лански. Костелло был искренне восхищен своим знаменитым земляком и отныне старался во всем ему подражать, приобретая тот дипломатический лоск, который впоследствии окажет неоценимую услугу всему преступному миру в целом.

Посиживая в компании своих учеников в клубе Чиро Террановы на 107-й Восточной улице, Торрио рассуждал:

– Помяните мое слово: придурки из Вашингтона скоро додумаются ввести «сухой закон». Вой, который подняли антиалкогольные лиги вокруг этого дела, становится уже нестерпимым – впору затыкать уши.

Луканиа и Костелло только хлопали глазами:

– Но что это значит, Джонни?

Торрио с наслаждением отхлебнул из бокала дорогого французского коньяку и ответил:

– Неужели вы не догадываетесь? Ну, ничего, ребятки, я не виню вас, что вы еще низко летаете. Смотрите сюда, – Торрио щелкнул пальцем по хрустальному бокалу, издавшему мелодичный звон, – бутылка такого коньяка сейчас стоит двадцать пять долларов. Теперь представьте, что парламент принял закон, запрещающий употребление спиртного.

Луканиа тонко улыбнулся:

– Джонни, ты разыгрываешь нас. Как такое может быть? Помню, мой папаша выхлестывал в день по две бутылки вина, а по сицилийским меркам это даже нельзя считать выпивкой. В Америке люди пьют так, что закон, запрещающий пьянство, просто не имеет смысла. Это все равно что запретить дышать или трахаться.

– Умница, мальчик, – глаза Торрио удовлетворенно сверкнули, – все так: нельзя запретить дышать. Это ты очень хорошо сказал. Но, видишь ли, в Америке очень много особого рода придурков, которые называются аскетами. Они не пьют, не любят веселых женщин и хороший покер. И в жилах у них – сельтерская вода вместе крови. Но вся штука в том, что среди этих больных людей много шишек, настоящих perronovantes, есть даже сенаторы.

Костелло и Луканиа с горящими глазами слушали разглагольствования Торрио. Как хотелось им в тот момент знать так же много и с легкостью рассуждать о таких сложных вещах, как политика и психология!

– Они вполне способны протащить этот закон через обе палаты парламента. Что тогда произойдет?

Молодые гангстеры задумались. Для них это было слишком сложно.

– Для начала я бы сказал, что янки меньше пить не станут, – задумчиво произнес Чарли.

– Так, так, очень хорошо, – подбадривал Торрио, – дальше!

– При этом правительство закроет все заведения, торгующие спиртным, – подал голос Костелло. Торрио взволнованно заерзал на стуле и закивал головой так, что хрустнули шейные позвонки. Чарли Луканиа сделал первый, очень существенный вывод:

– Получается, вся торговля спиртным станет нелегальной.

– И? – спросил Торрио. Молодые гангстеры неуверенно посмотрели друг на друга.

– Тот, кто займется этим… – начал Чарли.

– По уши утонет в долларах, – развивал идею Фрэнк.

– Черт возьми, да это же золотое дно! – громко воскликнули оба.

Торрио рассмеялся.

– Ага, поняли теперь? Я не ошибся в вас, мои маленькие друзья. Вот вам слово старика Джонни: вас ожидает большое будущее. Но только смотрите, никому – ни слова. Время еще не пришло. Вы первые, кому я рассказал об этом. Во всей организации я пока что единственный, не считая вас двоих, кто додумался до этого. Так что держите ушки на макушке. Почаще читайте газеты и слушайте радио. Я чувствую, что-то готовится.

Торрио прикрыл глаза. Чарли и Фрэнк смотрели на него как зачарованные. Благодаря ему они стали на голову выше всех остальных.

Через несколько дней Джонни возвращался в Чикаго. На вокзале Гранд-Сентрал его провожали самые известные гангстеры Нью-Йорка. Луканиа и Костелло по праву молодых друзей тоже попали в их число. Оба ожидали от Торрио хоть какого-то намека на то, что делать дальше. Но Джонни держался как обычно. Будто между ними никогда не было никакого разговора в клубе Чиро Террановы. Он был поглощен своими мыслями и рассеянно попрощался с друзьями.

После отъезда Торрио молодые гангстеры собрались, как в старые добрые времена, вчетвером и решили действовать самостоятельно. Багси и Мейер сразу смекнули, какие возможности заложены в «сухом законе». Все четверо вскоре были в курсе драматических перипетий борьбы за его введение. Их немало позабавило заявление Вайнера Векслера, президента одной из антиалкогольных лиг: «Алкоголь должен исчезнуть в нашей стране, как кайзеризм в мире. Алкоголь разрушает патриотические чувства, потому что пиво ставится превыше родины». Ну при чем же тут, спрашивается, пиво?

Именно Векслер сформулировал в качестве восемнадцатой поправки к конституции проект федерального закона, запрещающего продажу спиртных напитков на период войны. Джозеф Уолстед, конгрессмен от штата Миннесота, внес законопроект на обсуждение в нижнюю палату. Так появился на свет пресловутый закон Уолстеда, прозванный прохибишеном.

Комизм ситуации достиг апогея, когда «сухой закон» был утвержден в сенате. Произошло это 21 ноября 1918 года, то есть ровно через десять дней после Компьенского перемирия, когда уже было ясно, что война закончилась. Сам по себе законопроект потерял всякий смысл, ибо должен был культивировать патриотические чувства американцев на время боевых действий. Президент Вудро Вильсон воспользовался правом вето. Тем не менее при повторном голосовании сенаторы вновь приняли его. И вот 16 января 1919 года «сухой закон» вступил в силу на всей территории Соединенных Штатов.

В первые дни эры «сухого закона» в Нью-Йорке царила настоящая алкогольная анархия. Закон нарушали весело, с подлинно американским юмором. По городу сновали катафалки, но вместо покойников в гробах лежали бутылки с джином или виски, провожаемые в последний путь под траурную мелодию похоронного марша. Церемонию «погребения» устраивали в каком-нибудь ресторане или ночном клубе.

Гангстеры тоже веселились, но на свой манер. Их юмор был черным. Известен, например, случай, когда в первый же день прохибишена гангстер-ирландец Уильям Ловетт по прозвищу Дикий Билл явился в свой любимый бар и потребовал виски. Когда парень за стойкой осторожно намекнул ему, что в Америке, мол, со вчерашнего дня «сухой закон», Ловетт пришел в ярость и заорал: «Плевать мне на это, плевать!» Психованный гангстер застрелил законопослушного бармена, после чего перепуганный хозяин заведения принес Дикому Биллу бутылку виски из своих личных запасов. Коллеги Ловетта из банды «Белая рука» долго зубоскалили по этому поводу и рассказывали всем, что «раньше старина Билли мог убить за пятьдесят баксов, а теперь пристрелит любого за бутылку».

Но время шуток быстро прошло. До сознания общественности наконец дошел тот факт, что спиртное ДЕЙСТВИТЕЛЬНО запретили. В Вашингтоне была создана специальная федеральная служба, занимавшаяся контролем за надлежащим соблюдением «сухого закона». Пятнадцать тысяч новоиспеченных агентов разъехались по всей стране, навешивая замки на ворота пивоваренных и винных заводов, складов, на двери магазинов, лавок и забегаловок. В барах и ресторанах были разрешены к продаже только безалкогольные напитки. Так, будто в насмешку, в Америке появилось полуторапроцентное пиво и четырехпроцентное шампанское. Американцы наконец осознали, какое неслыханное бедствие свалилось на их головы, и лихорадочно бросились запасаться спиртным. Даже те, кто имел репутацию трезвенников. Владельцам винных заводов, магазинов и баров пришлось выдерживать настоящую осаду. Жаждущие выпивки клиенты обступили их плотной стеной, ибо запретный плод, как известно, сладок.

Никогда в Америке не пили так, как в первые недели «сухого закона». Люди стремились как следует надраться напоследок. Цены на алкоголь мгновенно подскочили в пять-шесть раз. Но это не умаляло ажиотажного спроса. Распродавая обыкновенное виски за бешеные деньги, розничные торговцы спиртным только вздыхали. Вот кабы знать да вовремя запасти пару тысяч ящиков, легко было бы сделать на этом целое состояние. Так возник своеобразный «эффект бумеранга». «Сухой закон», принятый с задекларированными благими целями, обернулся десятилетием вопиющих беспорядков и разгулом бандитизма, доселе невиданным в Америке.

Лански, Сигел, Костелло и Луканиа отпочковались от «Файв пойнтс ганг» и возродили свою старую «Банду четырех». В отличие от большинства гангстеров, они сразу разобрались в происходящем. Надо было действовать, пока не поздно. Сразу же возникли три вопроса.

Если производство алкоголя запрещено, то много ли его еще осталось? Как его заполучить и организовать доставку? И, наконец, после получения и доставки, кому его продавать? Надо признать, вопросы были несложные и на них нашлись простые ответы.

До «сухого закона» оптовые и розничные торговцы алкоголем хранили свой товар на складах. Как только закон вступил в силу, они вынуждены были передать свои склады федеральным агентам. В результате на окраинах Нью-Йорка скопились миллионы гектолитров спиртного. Первое время на таких складах не было надежной охраны. Все усилия «Банда четырех» направила на поиск этих «золотых местечек». Около десятка складов находилось здесь же, в Манхэттене, в портовой зоне. Фрэнк Костелло, у которого лучше всех был подвешен язык, по-приятельски пообщался с одним из охранников. Получив двадцать долларов, коп окончательно размяк и позволил Фрэнку осмотреть склад.

– Ребята, да там тысячи баксов просто под ногами валяются! – взволнованно рассказывал Костелло своим друзьям.

– А охрана? – спросил, как всегда, осторожный Мейер Лански.

– Пустяки: пять или шесть легашей, все в дымину пьяные, сидят там, ни черта не делают и только хлещут дармовое виски. Мы с ними легко справимся. Надо быстрее, пока нас никто не опередил. Слишком уж это легкая добыча.

Чарли Луканиа поинтересовался:

– А что там, на этом складе?

– Выбор, как в ресторане! – захохотал Костелло. – «Джонни Уолкер», «Девере», «Хай энд драй», «Голден Уилдинг».

Гангстеры навострили уши. Каждое из этих названий стоило многих тысяч долларов.

– Мой новый приятель Хью, – шутил Костелло, – один из этих насквозь проспиртовавшихся ирландцев, рассказал мне, что склад принадлежал какому-то типу по имени Уайт, Ричард Уайт. У него был свой большой магазин на Фултон-авеню. Лучшие сорта английского виски! Кстати, чуть не забыл, нам понадобится грузовик.

– Грузови-и-ик? – весело протянул Багси Сигел. – Это совсем неплохо звучит.

– Для такого дела нам нужны еще люди, – задумчиво сказал Чарли.