Текст книги "Лаки Лючано: последний Великий Дон"

Автор книги: Артем Рудаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)

Артем Леонидович Рудаков
Лаки Лючано
Последний Великий Дон

АРХИВНАЯ СПРАВКА НЬЮ-ЙОРКСКОГО ДЕПАРТАМЕНТА ПО ПРОТИВОДЕЙСТВИЮ ОРГАНИЗОВАННЫМ ФОРМАМ РЭКЕТА

«Сальваторе Луканиа, профессиональный преступник, год рождения – 1897-й. Место рождения – Леркала-Фридди, Кальтаниссетта, Сицилия. Регистрация Федерального Иммиграционного Комитета от 15.05.1906. В криминальном мире известен под прозвищем Чарли Счастливчик Лючано (фотография прилагается).

СВЕДЕНИЯ О СУДИМОСТЯХ:

1) 1916 год, торговля наркотиками, Восточный округ, Манхэттен.

2) 1921 год, незаконное ношение оружия, Джерси-Сити, штат Нью-Джерси.

3) 1923 год, торговля наркотиками, Центральный округ, Манхэттен.

4) 1928 год, вооруженное ограбление, Южный округ, Бруклин.

5) 1936 год, создание преступной организации, штат Нью-Йорк.

С 1936 года к нему применена формула “враг общества номер один”.

КРИМИНАЛИСТИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

В активную преступную деятельность втянут с 14 лет. При совершении преступлений выступает как организатор, мозговой центр. Имеет широкую сеть контактов в криминальной среде Восточного побережья, ряда южных штатов, региона Больших Озер. Прямые сферы преступной деятельности: незаконные азартные игры, организованная проституция, индустриальный рэкет. Косвенно замешан в крупномасштабном наркобизнесе.

ОПЕРАТИВНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

В криминальном мире имеет официальный статус главаря преступного сообщества “Семейство Массерия”, координирует деятельность преступных организаций на территории тридцати штатов. Возможно, осуществляет коллегиальное управление всеми формами организованной преступности в целом по Америке».

Подготовил:

старший офицер-инспектор Уильям Скотти.

Глава 1
Счастливое детство

Девятилетним мальчишкой Сальваторе Луканиа прибыл в Америку в трюме грузового парохода. Его отец – Антонио – сумел скопить достаточно денег только на оформление необходимых бумаг для себя, жены и пятерых детей. На билеты не осталось ни единой лиры. Впрочем, покинуть нищую Сицилию даже в трюме было неслыханной удачей. Для сицилийцев того времени Америка стала национальной мечтой. Многим не хватало целой жизни, чтобы собрать сумму, необходимую для переезда. Остров покидали самые ловкие, оборотистые и предприимчивые.

Семейство Луканиа обосновалось в Манхэттене, в трущобах Ист-Сайда, где за время второй волны иммиграции широко раскинулись кварталы итальянского гетто – Малая Италия.

Подобно большинству иммигрантов-новичков, Антонио боготворил Америку и еще не догадывался, что суровые законы жизни везде одинаковы. Чтобы уже окончательно сделать детей стопроцентными американцами, он изменил имена всех на американский лад: старший, Джузеппе, стал Джозефом, Франческа – Фанни, младшие Бартоло и Консетта – Бертом и Конни. Проблемы возникли только со средним – Сальваторе. Будущий король гангстеров уже в девятилетием возрасте открыто презирал американцев. После дерзкого заявления: «Если у меня будет имя, как у янки, тогда я тоже буду янки, а я не хочу быть янки, потому что все янки – придурки» – отец врезал непокорному сыну здоровенную затрещину и пригрозил выпороть. Но маленький Сальваторе упорно стоял на своем.

Школа на 109-й Восточной улице, в которой учился Сальваторе, внешне напоминала двухэтажный барак.

Под ржавой жестяной крышей этого «дворца просвещения» собрался настоящий Вавилон – все «цвета» иммиграции. Учителя воспринимали работу в гетто, как наказание божье; эти крикливые, одетые в рванье мальчишки и девчонки, говорящие на всех языках мира, кроме английского, были глубоко безразличны классным наставникам. Единственной государственной структурой, которая всерьез «заботилась» о детях иммигрантов, была, разумеется, полиция.

Маленькие американцы жестоко высмеивали иностранных пришельцев. Такие же нищие, они отличались от цветных только тем, что ели гамбургеры – а не, скажем, спагетти – и разговаривали по-английски без акцента. Но даже этих ничтожных различий было достаточно для начала травли. Дети с той и другой стороны объединялись в шайки, на переменах устраивали настоящие побоища. Это была не просто национальная вражда, а способ заработать несколько лишних центов, вывернув карманы поверженного врага. После уроков маленькие гангстеры подстерегали мальчиков побогаче, грабили их и с наслаждением избивали. В этих «бесплатных школах» могли научить чему угодно – кроме того, для чего их, собственно, создавали. Добавим, что ограбленные мальчишки собирали компанию друзей и брали жестокий реванш. Эти детские войны продолжались бесконечно, из поколения в поколение.

В каменных джунглях этой «адской кухни» десятилетний Сальваторе Луканиа чувствовал себя, как рыба в воде. Каждое утро, собираясь в школу, он брал с собой заточку и кусок свинцовой трубы. Эти предметы заменяли ему учебники с тетрадями. Где бы зашибить деньжат побольше, утруждаясь при этом поменьше, – вот что его интересовало. Смуглый, темноволосый, как все сицилийцы, с угольно-черными глазами, Сальваторе обладал истинно сицилийским характером: горячий, очень темпераментный, он, в случае необходимости, умел сохранять несокрушимое хладнокровие. На посвящении в банду сицилийских мальчишек без колебаний разрезал ножом свою ладонь. Когда поймали паренька-калабрийца из соперничающей шайки, капо вложил в руку Сальваторе железный прут и сказал: «Бей». Даже сами подельники потом признали, что он перестарался.

Калабрийцы, поклявшиеся отомстить за своего брата, выловили Сальваторе примерно через месяц.

В темном переулке не горел ни один фонарь. Прутья в руках калабрийцев упруго стегали воздух. Рыча как загнанный зверь, Сальваторе отступал назад. Неизвестно откуда к нему вдруг пришла уверенность, что все будет хорошо. Какая-то неведомая сила заставила покрепче сжать в руках свинцовую трубу – и швырнула его вперед, прямо на стенку калабрийцев. Руки работали без участия мозга. Будто в забытьи, Сальваторе услышал громкий крик боли. Дорога была свободна. Калабрийцы исчезли где-то в темноте. Сальваторе выбросил на свалку забрызганную кровью трубу.

Этот случай заставил его поверить в свое предназначение – vocazione. Он не должен был уйти из того переулка. Если бы не чудо…

Он решил, что пойдет по своему собственному пути и никого другого это не касается. Очень быстро Сальваторе понял, что групповые ограбления невыгодны. Жалкая добыча раскидывалась на нескольких подельников, и в итоге получалось по два-три цента «на клюв». Сальваторе пришел к мысли, что ему необходимо найти свой собственный источник доходов. Уже в то время его отличала редкая для такого юного возраста наблюдательность.

Вся шпана в школе хорошо знала, что евреи не любят драк. Поэтому чаще всего нападали именно на евреев. Но только один Сальваторе сделал из этого правильные выводы. За несколько центов в день он стал предлагать потенциальным жертвам свою защиту. После того как однажды вечером Сальваторе отдубасил свинцовой трубой троих ирландцев, попытавшихся ограбить его «пациента», еврейские мальчики из других классов потянулись к нему с предложениями платить за защиту. Дело пошло, клиентура стремительно расширялась. Сальваторе пришлось нанять еще нескольких «горилл» из числа ребят покрепче. Каждый обязан был отстегивать ему процент со своих доходов. Теперь у Сальваторе была собственная банда «зубастых» мальчишек. Чистить карманы евреев становилось опасно, земляки-итальянцы, известные своим антисемитизмом, называли его «жидовской подстилкой», но Сальваторе, посмеиваясь, спокойно отвечал: «Вы, тупицы, просто завидуете мне».

Он предлагал свое покровительство всем евреям подряд. И только однажды получил резкий отказ. Худощавый, узкоплечий, бледный от недоедания мальчишка, ниже его на целую голову, злобно сверкнул глазами и хладнокровно ответил: «А пошел ты…» Этого мальчишку звали Мейер Суховлянский. Он славился способностью производить в уме сложные арифметические действия с многозначными числами и даже заработал кличку Счетная Машина. Рядом, сжимая в кармане нож, стоял другой еврей – Бенни Сигел. Красивый, даже немного франтоватый, хорошо сложенный, с модной прической и редкими для евреев голубыми глазами, он сопровождал старшего на год Мейера везде и всюду. Репутация Сальваторе Луканиа была отлично известна обоим. Они приготовились к неприятностям. Но сицилиец не стал поднимать шум. Неожиданно он рассмеялся и хлопнул Мейера по плечу:

– О’кей, я буду поддерживать тебя задаром, раз ты такой смелый.

Мейер отпрянул в сторону.

– Я же тебе сказал: засунь свою поддержку в задницу. Я в ней не нуждаюсь.

И опять сицилиец промолчал. Эти двое поразили его воображение. Впервые он встречал таких стойких, бесстрашных типов. И решил их запомнить. На будущее. Ссориться с ними не входило в его планы.

Эту сцену наблюдали многие мальчишки. Уважение, которым пользовался Сальваторе Луканиа, отныне распространялось на Мейера Суховлянского и Бена Сигела.

Школа осточертела Сальваторе в первый же учебный год. Его манила улица. На улице можно было заработать больше денег. А деньги – это самое главное, что есть в жизни, что превращает жизнь из пытки в удовольствие. Деньги позволяют есть досыта, носить красивый костюм, исполняют любое желание, но что важнее всего – дают независимость и власть над людьми. Забросив школу, Сальваторе со своими ребятами начал новую жизнь. Он решил заняться рэкетом прямо у себя в квартале. Но для начала следовало отвоевать территорию у других банд. Сальваторе думал, что договориться по-хорошему не получится. В конце концов, сам будучи главарем, он понимал, что это вопрос чести – дать по мозгам тому, кто лезет в твой карман. И решил напасть первым. В один день его ребята прошли по всей 107-й улице, избивая и калеча конкурентов. Эта дерзкая операция удалась на славу. Пятнадцатилетний Джимми Люко, местный молодой авторитет, вышел из больницы только три месяца спустя. К тому времени на «небосклоне» 107-й улицы зажглась новая «звезда» – по имени Сальваторе Луканиа. Предложения всем лавочникам он делал самолично. Поскольку хорошее начало – это половина дела, Сальваторе решил начать с лавки Капорелли.

Марио Капорелли был известным грубияном. Его кулаки больше походили на две тыквы. Но устрашающие габариты Капорелли не испугали Сальваторе Луканиа. Придя в лавку, он разговаривал решительно и властно.

– Синьор Капорелли, я хочу заключить с вами сделку.

Лавочник невольно раскрыл рот.

– Мне стало известно, что ваше дело может серьезно пострадать. Я мог бы решить все ваши проблемы. И сейчас, и потом. За пять долларов в неделю.

Капорелли наконец оправился от удивления, побагровел и крикнул:

– Пшел вон, щенок! Уши надеру!

Сальваторе Луканиа не стал настаивать. Сплюнув на чисто вымытый пол, он спокойно ответил:

– Скоро я приду к вам еще раз. Но тогда цена будет больше. Семь долларов.

Прежде чем лавочник успел выскочить из-за прилавка, юный рэкетир исчез. Тогда ему недавно исполнилось 13 лет!

На следующий день Марио Капорелли не нашел в окнах своей лавки ни одного целого стекла. Выругавшись в адрес «проклятых щенков», Капорелли за десять долларов вставил новые стекла. К утру их опять разбили. Когда же история повторилась в третий раз, Капорелли кое-что понял. Мало того что лавочников в Малой Италии обдирала мафия, им еще добавляли проблем шайки уличных сорванцов. Лоточники и мелкие торговцы наркотиками, чтобы иметь возможность спокойно работать, вынуждены были откупаться от юных бандитов небольшими суммами. В Ист-Сайде так было повсюду. Просить у мафии защиты от двенадцатилетних мальчишек было немыслимо.

Когда Сальваторе Луканиа вновь появился в лавке, Капорелли скрепя сердце согласился платить. После непродолжительного торга они сошлись на пяти с половиной долларах. Для Сальваторе это была первая огромная победа. Вскоре еще несколько торговцев купили его защиту. Доход Сальваторе достиг огромной цифры – двадцать долларов в неделю. Для тринадцатилетнего мальчика это были приличные деньги. Его авторитет в банде был непререкаем. Под руководством Сальваторе маленькие гангстеры взяли под контроль всю 107-ю улицу и даже распространили свою экспансию на соседнюю, 106-ю. Шайка, созданная Сальваторе, имела репутацию одной из самых «зубастых команд» в Ист-Сайде наряду с такими мощными бандами подростков, как «Гудзонские дворники», «Чудища» и «Черные жабы». Теперь у него был свой личный «бизнес», он стал занятым, «деловым» человеком и редко появлялся дома.

Сальваторе широко зажил в штаб-квартире своей банды, которая располагалась в заброшенном складе на южной окраине Малой Италии. Подражая взрослым гангстерам, ребята курили дешевые сигары, пили не менее дешевое виски, нанимали для развлечений дешевых проституток и резались в клоб – гангстерский покер. Но Сальваторе не останавливался на достигнутом. Его видели среди торговцев наркотиками, причем обсуждающим с ними какие-то дела. Или в подпольных притонах мафии, где он просил у «солдат» дона Игнацио Саетты работу для своей банды. На сходках главарей подростковых банд, распределявших и перераспределявших территорию. В опиумокурильнях Чайна-Тауна. Вот это была жизнь!

Очередной конфликт из-за переулка между 107-й и 108-й улицами вылился в кровопролитную разборку. Неаполитанцы пустили в ход огнестрельное оружие. Были ранены двое из банды Сальваторе. На сходке горячие головы призывали громить неаполитанский квартал. Более хладнокровный Сальваторе рассудительно заметил: «Да, мы можем это сделать. Но потом они отомстят нам. Этому не будет конца, а наши дела пострадают. Я думаю, лучше с ними договориться по-хорошему. А за кровь они заплатят нам выкуп».

Главарь конкурирующей банды, девятнадцатилетний Франческо Кастилья, пришел на встречу в сопровождении верных телохранителей. Все они были широко известны за пределами Малой Италии.

Эдди Кастилья – ловкий угонщик и отличный стрелок.

Уилли Моретти – с лицом ангелочка, любитель скабрезных шуточек, душа компании, но вместе с тем и крепкий уличный боец, отчаянный задира. Никто лучше его не умел в нужный момент отвлечь на себя внимание полицейских.

Оуни Мадден – англичанин – его уважали за исключительную смелость. Он не колеблясь шел на риск, был трижды ранен, на одной только голове у него насчитывалось восемь шрамов от ударов ножом.

Из всех четырех неаполитанцем был только Моретти. То, что эти парни, такие разные, работают в одной упряжке, заставило Сальваторе призадуматься. Он и раньше не очень-то уважал своих сицилийцев за косность и шаблонность мышления. Для него национальность, религия и язык общения с тем или иным парнем значения не имели. В его глазах всякий человек оставался человеком, пока вызывал уважение к себе. Безразлично, был ли он евреем или сицилийцем.

Тот самый злополучный револьвер 38-го калибра, из которого пустили кровь двум сицилийцам, выглядывал из-под распахнутого пиджака Франческо Кастильи. Сальваторе стало ясно, кто стрелял. Франческо сразу же заявил, что сожалеет о своем поступке. По его словам, первыми в драку полезли сицилийцы. Их было больше, и поэтому Франческо, чтобы сохранить свою жизнь, открыл огонь.

– Но я, – добавил главарь неаполитанцев, – стрелял так, чтобы ранить, а не убить.

Невысокий, широколобый, коротко подстриженный, он говорил тихо, похрипывая, и был настроен вполне мирно.

– Мы можем проворачивать свои дела, не мешая друг другу, – произнес Сальваторе.

Кастилья охотно согласился.

– Я из Козенцы, что в Калабрии, – доверительно сообщил он и представил сицилийцу своих друзей.

– Как же ты управляешь неаполитанцами, если сам калабриец? – полюбопытствовал Сальваторе. Кастилья широко улыбнулся:

– Дружище, какая разница, ведь главное в человеке не национальность, а то, что есть у него в башке.

С этими словами Франческо выразительно постучал по своей макушке.

Главари конкурирующих банд быстро нашли общий язык. Они уже подумывали обтяпать кое-какие совместные дела, но беда нагрянула с той стороны, откуда ее не ждали.

Полиция неоднократно приходила в дом Антонио Луканиа с предупреждением, что его сын Сальваторе смывается с уроков и ведет довольно подозрительный, с точки зрения закона, образ жизни. Отец уже не решался драть сына ремнем, как делал это раньше, и только просил: «Одумайся, пока не поздно». Но школа совершенно не входила в планы Сальваторе.

По распоряжению окружного инспектора подготовительных классов 14-летний Сальваторе Луканиа был помещен в одно из бруклинских учреждений по перевоспитанию трудных подростков. К тому времени он часто фигурировал в полицейских сводках. Комиссар Бреннан вынес приговор: два года исправительной «трудотерапии». Массивные железные ворота захлопнулись за спиной Сальваторе. Так закончилось его детство.

Глава 2
Розовая юность

В 1912 году Сальваторе Луканиа вышел на свободу. После двухлетнего пребывания в бетонном ящике он долго не мог привыкнуть к яркому солнечному свету. В кармане не было ни цента. До дома пришлось идти пешком через весь Бруклин и половину Манхэттена. Ноги, за время отсидки отвыкшие от ходьбы, мучительно болели. Сальваторе часто останавливался, чтобы отдохнуть. На 107-ю улицу в Малой Италии он добрался только к вечеру.

Дома его встретили довольно равнодушно. Отец уже давно махнул рукой на своего среднего и вместо приветствия проворчал: «A-а, явился». Братья и сестры, стремившиеся стать добропорядочными американцами, тоже отнеслись к Сальваторе с равнодушием. Мать была единственным человеком в семье, который обрадовался его возвращению.

На улице тоже многое изменилось. Сальваторе не смог собрать свою старую шайку. Многих бывших подельников он вообще не нашел. Кое-кто из них уже успел крепко привязаться к героину и потерять человеческий облик, некоторые погибли в уличных драках, другие мотали срок в тюрьме, а остальные скрывались от полиции или присоединились к другим бандам. Сальваторе остался один. Зарабатывать как раньше он не мог. Пришлось смириться с этим и подыскивать себе работу.

Неожиданно его выручили старые связи в еврейском гетто. Ребята, которых он защищал четыре года назад, не забыли об оказанной услуге. Из всех сицилийцев в школе на 109-й улице один только Сальваторе не называл их «иудами». При посредничестве старых знакомых он устроился на работу к Максу Гудману, владельцу небольшого магазинчика дамских шляпок. Гудман и его жена Софи испытывали к юному сицилийцу искреннюю симпатию. Он не особенно утруждался, работая курьером. Хозяева платили ему приличные деньги, часто приглашали на ужин в семейном кругу, а когда Сальваторе, с отлично разыгранным, подлинно актерским мастерством, рассказал сердобольной мадам Софи о своих проблемах с родителями, ему отвели отдельную каморку в задней части магазина. В обстановке сытости и достатка Сальваторе скоро забыл проведенные за решеткой два кошмарных года и стал подумывать о том, как бы заняться более серьезным делом, достойным мужчины.

Приняв свой обычный деловой вид, Сальваторе снова вышел на улицу. Он не забыл друзей из неаполитанского квартала, но хотел прийти к ним не просто только что освободившимся ничтожеством, а уважаемым человеком. В черном костюме, с розой в петлице. С бумажником, полным денег. Этого требовала его мужская гордость.

Неделя – и Сальваторе уже был своим в подпольных игорных притонах. В этих местах крутились деньги – большие по меркам Ист-Сайда – и собирались преступники всех мастей. Сальваторе умел слушать и быстро уяснил, что самый выгодный бизнес – это героин.

В то время один весовой грамм белого порошка стоил пятьдесят долларов. Чистый товар можно было достать через оптовиков из Чайна-Тауна. В любом количестве, только плати. Большинство пушеров [1]1
  Пушер– торговец наркотиками.


[Закрыть]в Ист-Сайде были евреями. Они имели налаженные контакты с поставщиками и собственные маленькие «лаборатории», в которых размешивали порошок мелом, мукой или сахарной пудрой. То, что затем попадало к наркоманам, содержало не более пятнадцати процентов исходного продукта. Дело, в общем, не сложное – так считал Сальваторе.

Для начала он занялся поиском клиентов для мелких пушеров. За каждого ему платили по пятнадцать долларов. Такая мелочевка не устраивала Сальваторе. Он мечтал о работе с торговцами среднего, а еще лучше – высшего звена. Но для этого нужно было постараться, создать себе репутацию и тогда, рано или поздно, его заметят действительно серьезные люди. Помимо поиска клиентов, Сальваторе взялся за другую работу – подыскивал помещения для притонов. Но реально крупное дело ему удалось провернуть почти год спустя.

К Сальваторе обратился начинающий пушер Ральф Ноланд с просьбой найти хорошего поставщика. Сразу смекнув, какие перспективы это сулит, сицилиец предложил свой вариант:

– Да, я знаю человека, у которого есть хороший товар. За качество я ручаюсь – не менее восьмидесяти процентов. Но здесь одна проблема: он не работает с незнакомыми людьми. Сомневаюсь, что он захочет иметь с тобой дело. Ведь ты только начинаешь свой бизнес. Никто не защитит тебя, если ты попадешься полиции.

– Сальва, как только дело наладится, я без проблем куплю себе поддержку.

– Вот именно: «если наладится», – назидательно изрек Луканиа.

Ноланд спросил:

– Ты можешь как-нибудь договориться с этим типом?

Сальваторе сделал вид, что размышляет.

– В принципе, я мог бы это уладить, – наконец произнес он, – риск общения с тобой я готов взять на себя. Думаю, на таких условиях ты получишь товар. Столько, сколько нужно. У того парня свои принципы: он любит оставаться в тени. Пусть думает, что имеет дело со мной.

Это было в порядке вещей. Каждый, кто крутился в бизнесе на наркотиках, прежде всего заботился о себе и стремился свести риск к минимуму.

Через посредников работать было менее рискованно, чем напрямую. А посредник всегда имел право на свою долю прибыли. Ральф Ноланд кивнул: «О’кей, я согласен».

Вскоре к Сальваторе обратились еще несколько пушеров. Теперь, когда он открыл собственную линию, его уже не могли не заметить.

По вечерам Сальваторе любил проводить время в небольшом ресторанчике с громким названием «Палас Парадайз» на 65-й улице. Джазовый оркестр играл модный фокстрот. Здесь было полно смазливых девочек, готовых запрыгнуть на колени к любому парню, чей костюм стоил дороже пятидесяти долларов. У Сальваторе никогда не возникало с ними проблем. Он угощал шампанским очередную пассию, – хорошенькую блондинку Джесси, – когда в зале появился шикарно одетый мужчина. От него исходил яркий блеск, необычный для дешевых заведений такого типа. Блестела набриолиненная прическа, бриллиантовая заколка на ярком галстуке, сверкал перстень на мизинце. Этого парня никогда здесь раньше не видели. От него пахло деньгами. Большими деньгами.

Не обращая внимания на оценивающие взгляды, мужчина направился к стойке и что-то спросил у бармена. Из рук в руки перешла банкнота в десять долларов. Бармен услужливо изогнулся и указал пальцем на Сальваторе Луканиа.

Джесси вдруг сложила губки сердечком и восхищенно произнесла:

– О!

– Прошу прощения, детка, – прогудел за спиной Сальваторе густой, чуть хриплый мужской бас, – я хотел бы пару минут потолковать с этим парнем. Надеюсь, ты не будешь возражать?

– Конечно, конечно, мистер. – Джесси поспешно вскочила. Ее глаза затуманились. Костюм этого мужика стоил по меньшей мере пятьсот долларов, да еще камней на нем было тысячи на полторы!

Сальваторе обернулся и внимательно рассмотрел незваного собеседника. Мужчина был евреем. Это сразу бросалось в глаза. Массивный подбородок и губы, узкие, как лезвие ножа, указывали на жесткий характер.

Не спрашивая разрешения, мужчина уселся на место Джесси.

– Ты – Сальваторе Луканиа?

– Может быть. – Сицилийцу вдруг стало не по себе. Кто этот тип и откуда он? Чего хочет? Сальваторе пожалел, что не взял с собой оружие. Незнакомец, казалось, прочел его мысли.

– Тебе не о чем волноваться, – успокоил он, – я пришел только поговорить.

И щелкнул пальцами:

– Бой, виски для меня и моего друга! Самое лучшее!

Сальваторе невольно следил за движением руки, на которой сверкал бриллиант в четыре карата.

Кельнер мгновенно принес заказ:

– Самое лучшее, что у нас есть, сэр. Только для вас.

Мужчина бросил ему два доллара. Хотя по виду незнакомец был вылитый гангстер, но говорил нарочито вежливо, без грубых слов и жаргона:

– Прежде всего я хотел бы представиться: Джордж Скоплон. Ты, надо думать, слышал это имя.

– О, конечно, мистер Скоплон, – сердце Сальваторе лихорадочно заколотилось, – еще бы!

Скоплон улыбнулся:

– С этой минуты я для тебя просто Джордж. Давай обойдемся без снобизма, о’кей?

Сальваторе не знал, что такое снобизм, но тем не менее утвердительно кивнул головой.

Биг Джордж Скоплон входил в число десяти самых крупных торговцев наркотиками в Ист-Сайде. В разных кварталах Манхэттена на него работали около пятидесяти мелких пушеров. Для устранения конкурентов или нежелательных свидетелей он пользовался услугами собственной бригады наемных убийц. Годовой оборот организации Скоплона достигал огромной по тем временам суммы – четырехсот тысяч долларов. Биг Джордж владел тремя дорогими автомобилями, имел недвижимость в престижном Северном округе, вкладывал деньги в игорные притоны и публичные дома. Неприкосновенность его бизнеса обеспечивали друзья из полиции и окружного муниципального совета. То, что человек такого масштаба обратил внимание на Сальваторе Луканиа, было прямо-таки сверхъестественной удачей.

– Вот что я хочу сказать тебе, парень, – неторопливо басил Скоплон. – С некоторого времени я наблюдаю за тобой, за тем, как ты делаешь свою работу, и мне это определенно нравится. У тебя есть хватка и голова на плечах. Ты можешь далеко пойти. Но только при одном условии: если тебе помогут друзья, у которых имеются необходимые связи с нужными людьми. В нашем бизнесе ты не первый день и поэтому понимаешь, что это значит… Без надежного прикрытия ты не протянешь долго. Я узнавал, в полиции уже есть на тебя досье. И если ты не изменишь методы своей работы, то в скором времени здорово влипнешь. Так вот, дело в том, что недавно с одним из моих ребят случилось несчастье и теперь его место свободно. Он работал по линии доставки.

Сальваторе понимающе склонил голову:

– В нашем деле всякое случается, Джордж.

– Да, все мы рискуем, но игра стоит свеч. Короче говоря, я предлагаю тебе работать на меня. Будешь получать двести монет в неделю.

Названная цифра заворожила Сальваторе. При всем старании за то же время он мог заработать не более сотни. И, не раздумывая, дал ответ:

– О’кей, я с вами.

Работа, которую предложил Биг Джордж, оказалась несложной. Сальваторе мог заниматься ею, одновременно продолжая служить курьером в магазине Гудмана. Только теперь, когда ему поручали доставить какой-нибудь даме заказанную шляпку, Сальваторе прятал за ленточкой две-три ампулы с героином. А прежде чем передать шляпку заказчице, забегал на минуту в заранее условленную бильярдную или бар, где в обмен на стекляшки получал от наркоманов деньги. Сальваторе купил дорогой кожаный бумажник, в котором никогда не бывало пусто. Он шагал по улицам с высоко поднятой головой. Он уже становился большим человеком. Пришло время нанести визит в неаполитанский квартал.

На 108-й Восточной улице Сальваторе не нашел своего друга Франческо Кастилью. Мать не захотела объяснить, куда делся ее сын. Эдди тоже не было дома. Сальваторе пришлось выложить десять долларов, чтобы всезнающие уличные мальчишки привели его к Уиллу Моретти. Никогда не унывающий неаполитанец на этот раз был мрачен.

– Мы раскручивали большое дело в пакгаузах Вест-Сайда, – рассказывал Моретти, – работали все вместе: Фрэнк, Оуни, Эдди и я.

– Кто это – Фрэнк? – перебил Сальваторе.

– Франческо, кто ж еще, – удивился Моретти, – ты разве не знаешь, что он заделался янки, изменил имя и фамилию? Теперь он Фрэнк Костелло.

– Туда, где я был два года, новости не доходили, – объяснил Сальваторе, – я не мог этого знать.

– Ты, я смотрю, снова в деле?

– Да, мои дела идут неплохо. А где все-таки Фрэнк? Его мамаша как воды в рот набрала, когда я спросил о нем.

Моретти усмехнулся:

– Она такая же, как все. Считает, что можно вкалывать за две сотни в месяц и при этом быть довольным жизнью. Но Фрэнки так не хотел. И никто из нас не хотел так. А в нашем деле, сам знаешь, как в покере – иногда везет, иногда нет. Фрэнку не повезло. Чертовы легаши пришили ему незаконное ношение оружия. Он сейчас мотает срок в Вельфе-Айленде. А Эдди, не будь дурак, смылся, чтобы переждать. Правильно, пусть все уляжется, а там мы снова возьмемся за дело.

В полном молчании оба итальянца допили бутылку отличного французского коньяка «Хеннесси».

Фрэнк Костелло вышел на свободу в июне 1916 года. Как только за спиной хлопнула железная тюремная дверь, он дал себе клятву: «Больше никогда» [2]2
  В дальнейшем Фрэнк Костелло неукоснительно соблюдал эту клятву. Действительно, после 1916 года он никогда больше не попадал за решетку.


[Закрыть]. За полтора года, проведенных в камере, он успел о многом подумать. А теперь его торжественно встречали подельники. Фрэнк был приятно удивлен, увидев среди них старину Сальваторе.

В честь возвращения Фрэнка устроили настоящий банкет с музыкой, шампанским и девочками. Костелло и Луканиа делились друг с другом тюремным опытом, долго обсуждали детали будущей совместной работы. Сальваторе встретился с Мейером Суховлянским, который к тому времени тоже американизировал свою фамилию, став Лански, и его неразлучным другом Беном Сигелом. Имя Сигела уже гремело в еврейском гетто, хотя ему было всего лишь четырнадцать лет. Около месяца назад он участвовал в вооруженном ограблении и, прикрывая отход подельников, застрелил двух человек. Именно тогда к Сигелу прилипло прозвище Багси. В среде нью-йоркских гангстеров-евреев право на ношение этой клички имели самые опасные и беспощадные бандиты, убийцы. Никто не мог сказать, что Бенджамин Сигел получил ее незаслуженно.

Сальваторе Луканиа познакомил Багси и Мейера со своими друзьями-итальянцами. Костяк будущей банды, таким образом, сформировался. Но судьбе было угодно распорядиться иначе.

12 июня Сальваторе задержали полицейские из отдела по борьбе с наркотиками. Копы появились в бильярдной на Четырнадцатой авеню в не самый подходящий момент – когда сицилиец извлек из дамской шляпки ампулу с героином. Сальваторе не мог знать, что все эти наркоманы давно известны полиции.

Его взяли с поличным. В ампуле содержалось два грамма 35 %-ного героина. Понимая, что дело дрянь, Сальваторе все равно держал рот на замке, надеясь на помощь босса. Через две недели состоялось заседание манхэттенского уголовного суда. Сальваторе Луканиа признали виновным. Даже заступничество Биг Джорджа Скоплона и поручительство Макса Гудмана ничего не изменили. Улики были настолько явными, что избавить Сальваторе от тюрьмы не смог бы даже господь бог. Единственное, чего удалось добиться Биг Джорджу, – это максимально скостить срок. Вместо положенных в этом случае «от трех до восьми» Луканиа приговорили к одному году заключения в исправительной тюрьме Хэмптон-Фармс. Остаток своей юности Сальваторе провел за решеткой.