Текст книги "Сорок бочек"

Автор книги: Артем Ледовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Записки Пугача.

20.10.2000 г.

Я опять не позвонил домой. И я опять забыл позвонить на работу. С таким подходом я могу смело рассчитывать на досрочную безвременную пенсию без содержания. Напоминаю себе: "Обязательно позвони домой! Обязательно позвони на работу!" Какой же я растяпа!

Но какова история Темина! Мне казалось, что вижу прекрасно и улицу эту и дом с вывеской "KAMYNSKI

ANTIKVAE". Вижу, как проныра-приказчик с этой своей оттопыренной губой ругается с чернорабочими в грязных фартуках.

И, наконец, эта монета! Так и стоит перед глазами. Чудеса! Это все пиво. Так пить нельзя! Я пьян и сейчас. Как, впрочем, и вчера, и позавчера.

Что с картиной? Не могу понять. Может я и ошибаюсь, но, по-моему… [далее неразборчиво]…и

Серега этот тоже…

Чудо-библиотека! Сказочная! Поселился бы здесь у Темы и читал. Все! Спать! Надо сказать Теме про картину, не забыть бы…

Ночь, как обычно, была темной и короткой. И трамваи, как обычно, загремели свои рейсы в пять утра.

Старательно выдавливая зубную пасту на щетку, Тема ясно представлял себе, как эта зубная щетка выметает последние следы похмелья изо рта. Он долго-долго вычищал каждый уголок, загаженный утренним синдромом. Кто-то вдруг раздраженно постучал в двери ванной. Кто-там, скороговоркой невнятно выговорил Тема. Казалось, что это был Алекс. Он что-то доказывал, убедительно меняя тембр голоса и размер речи. Немешай-немешай, улыбнулся Тема. Высовывая язык он чистил щеткой с пастой уже и его. Алекс вдруг страшно и неправдоподобно застонал. Стоны были все громче и явственней, иногда перемежевываясь с нераборчивым матом. Ой, кричал Алекс, ой-ей-ей!

Ясно было, что ему срочно необходимо в ванную комнату.

Сейчас-сейчас, пробормотал Тема. Сейчас иду, прошептал он. Подожди, сказал он, не слыша своего голоса, и проснулся.

Где-то на кухне истошно вопил Алекс. Тема перевернулся на другой бок, "Опять минеральной не купили, идиоты," пробурчал он под нос и понял, что уже окончательно проснулся и больше не уснет. Он свалился с кровати и направился на кухню, навстречу из дверей выдвинулся

Алекс. Под мышкой у него была свежая бочка пива; в глазах – тоска.

Десятая бочка.

Алекс протянул Теме запотевший бокал. Тема жадно выпил до дна и с посоловевшими глазами принялся наблюдать, как Алекс терпеливо наливает пиво себе. В комнату прошлепал Пугач, он был прической растрепан и ногами бос. Забрав у Алекса бокал, он сделал несколько глотков и, приоткрыв один глаз, произнес:

– Ловушку проверяли?

Все дружно поднялись и проследовали в ванную комнату. Толпясь в дверях, смотрели, пытаясь фокусировать взгляд.

Воды в ванной не было. Плотик позитионировался гордо и очень центрально. Пельмень куда-то и почему-то пропал.

– Смыло. – убедительно сказал Пугач.

– Предлагаю считать это вызовом – веско сказал Алекс.

Тема ладонями сжал виски, он допускал, что еще спит.

– Пойдемте жарить пельмени, хлопцы. – произнес он. – Плотный завтрак никому из нас не помешает.

Колдуя над импровизированной фритюрницей, Пугач в пол-голоса рассуждал о коварстве крыс, акцентируя внимание на скудости продуктовых запасов, и на необходимости пополнения оных. В этот момент вдруг выяснилось, что пополнять запасы в общем-то не за что, финансовый кризис наступил одновременно с продовольственным. Решив не загружать себя подобными проблемами на голодный желудок, друзья ссыпали свежепожаренные пельмени в один котел и направились в гостинную.

Ели медленно, вдумчиво.

– Итак, – произнес Тема. – Нам нужны пельмени. Самый очевидный способ добычи пельменей это обмен их на денежные знаки в специально отведенных местах.

– К сожалению при отсутствии этих самых знаков у нас ничего не получится. – съехидничал Пугач.

– Ты зришь в корень, мой друг. – не смутился Тема. – Нам нужны деньги, которые в свою очередь могут быть обменены на товары и услуги.

– И кому же ты хочешь предоставлять эти товары и услуги в субботу, когда ничего кроме ЗАГСов не работает? – не унимался Пугач.

Наступила неловкая пауза, во время которой каждый нашел себя в сосредоточенном разглядывании интерьера и предметов гардероба.

– Вот именно. – вскричал вдруг Алекс. – Им-то мы услуги и предложим!

– Я должен предупредить тебя, дружище. – произнес Тема сурово. -

Выкуп невесты – это просто традиция, реальных денег там никто не платит.

– А могут еще и морду набить. – добавил Пугач.

– Да нет же, не надо никого похищать! – загорячился Алекс. – Я где-то читал, что раньше в Европе была такая профессия – сочинитель стихов. Я думаю, каждый из нас в состоянии написать небольшенькую эпиграмку на заданную тему. Мы и напишем их для невест, а женихи нам за это денег заплатят!

Несколько секунд друзья истратили в молчании, разглядывая Алекса.

– Голова! – наконец широко улыбнулся Тема.

– Молодец! – не удержался от похвалы и скепичный Пугач. – Поехали стихи писать!

Субботний день славен для многих минчан не только отсутствием необходимости посетить рабочее место, но и бесконечными кортежами свадебных автомобилей, перевязаннных лентами и бантами, декорированных переплетеными кольцами в самых неожиданных местах.

Свадьбы, бракосочетания, шумные пиры и благочестивые чествования влюбленных. Минские свадьбы имееют свои неповторимые особенности.

Многим, например, не понятны пристрастия молодых к проявлению радикального патриотизма в свадебный день. Почему-то в такое, казалось бы, праздничное знаковое время жених и невеста стремятся скорее попасть не в опочивальню для молодых и не за праздничный стол, и, уж конечно же, не устремиться в длительное свадебное путешествие за горы, да за моря. Молодожены размеренным парадным шагом посещают военно-патриотические мемориалы и места массовых захоронений. В пямятной скорби склоняются в подвенечных нарядах над памятниками и возлагают к их ступеням цветы и венки.

Простите автору его иронию. Не со зла, а по неразумению только.

Но вернемся к нашим героям, которые после короткой поездки на

Минском метрополитене, заплатив за проезд тридцать рублей каждый, оказались перед массивными створками дверей в городской ЗАГС.

– Орган записи актов гражданского состояния. – потирая ладони, произнес Алекс. – Ну что ж, друзья мои, давайте разделимся и начнем наш нелегкий труд уличных пиитов.

– Я боюсь, – сказал Тема.

– Я тоже, – немедленно поддержал Пугач.

– С кем я связался, – закатил очи горе Алекс. – Смотрите, джентльмены, как просто и непринужденно зарабатывается хлеб служителями Психеи и Мельпомены.

Алекс решительно направился к небольшой толпе, стоявшей чуть поотдаль от входа в ЗАГС. Он непринужденно опустился на колено, завязывая шнурок. Какое-то время он потратил на завязывание второго шнурка, лихо перескочив на второе колено, затем, приблизился к затрапезного вида даме в фиолетовых трико и, вставив ей в ухо свой длинный нос, что-то страстно прошептал. Та зарделась, и театрально вскинув руку, указала куда-то в сторону. Алекс поймал ее руку и прильнул в лобзании. Исчезнув на… раз, два, три, четыре, пять секунд, он вернулся, пересчитывая мзду.

– Что это было? – спросил Тема. – Пять рублей за поцелуй неаппетитной руки?

– Это был маркетинг, позиционирование рынка. – отмахнулся Алекс.

– Послушайте, джентльмены, какой опус я сочинил невесте за деньги жениха. – он достал исписанный каракулями клочок бумаги.

Света.

Я не вижу бела света,

Если не с тобою Света.

И твержу я непрестанно:

"Будь со мной всегда, Светлана!"

 
Если ты гуляешь где-то,
Я весь день ищу ответа.
Не спасает и газета,
Где же ты гуляешь Света?
 

– Не верю! – Пугач был ошеломлен, он выхватил клочок бумаги из рук Алекса. – Ты на такой бред не способен!

– Но экономический эффект налицо, не правда ли? – невозмутимо произнес Тема. – Молодчина, Алекс! – Он хлопнул Алекса по плечу и подошел к другой толпе сочувствующих и шаферов предлагать свои услуги.

Через полчаса друзья встретились у входа в метро и, перебивая друг друга, обменялись впечатлениями об успехе коммерческого предприятия.

Алексу в довесок к невесте Светлане попалась невеста Маша.

 
Маша.
Всех прекрасней в мире Маша!
Ты Венер Милосских краше!
От любви к тебе сгорая,
Я сегодня обещаю
Быть тебе достойным мужем,
Не валяться пьяным в луже.
На руках носить повсюду
Я тебя все время буду.
 

Пугачу попались Серафима и Настя:

 
Серафима.
В платье неотобразима
Подвенечном Серафима.
А жених глядит ревниво:
Красота неотразима.
Плачут клоуны и мимы
От счастливой той картины,
Как же наша Серафима
В день свой свадебный красива.
 

 
Настя.
От невзгод и от несчастий
Ограждаю тебя, Настя,
И любовию своею
Я в мороз тебя согрею.
А когда придет весна,
Не забуду тебя я.
 

Темин поэтический дар приглянулся жениху некоей Тани:

 
Таня.
Я тебя люблю Танюша,
Как обжора любит кушать,
Как японец любит суши,
Я тебя хочу, Танюша.
Ты красивая такая.
Носорогом подбегая,
У твоих колен ласкаясь,
Громко, радостно залаю.
 

– «Носорогом подбегаягромко, радостно залаю.»? – протянул Пугач, он улыбался.

– Говоришь, "а когда придет веснане забуду тебя я"? – хохотал, парируя, Тема. – Гнусные коньюнктурщики!

Алекс весело ржал. Идея была хорошая, и успех был очевиден.

Вырученные от реализации стихов деньги были вручены Пугачу, и друзья отправились домой продолжать пивную осаду, приняв решение заглянуть по дороге в магазин.

Прелесть Минска не только в безумно красивых женщинах, которые теплые весенние или осенние дни выходят на улицы с единственнной и исключительной целью – радовать глаз мужчины. Прелесть города Минска также и в его милой уютной чистоте, в приветливости улиц и проспектов. Самое лучшее развлечение в вечернее время – это прогулка по главному проспекту, где расстояние легко скрадывается за интересным разговором с попутчиком. Любой минчанин расскажет вам об этом, вспомная вечера прогулок в разных компаниях, где было место и студенческой беготне от лекции до лекции и романтическому променаду от трепетного ожидания встречи до первого поцелуя у подъезда. И, естественно, кому же, как не нашим друзьям знать об этом!?

Веселая компания в какие-нибудь полчаса поместила свой путь от

ЗАГСа до магазина, где Пугач, как обычно, обиженно ворча на ограниченный выбор, пополнил запасы клуба сорока бочек пельменями, растительным маслом, сметаной и консервами. У самого дома друзья на мгновение потеряли Алекса, который внезапно, кого-то увидев, быстро пересек улицу, бросивши приятелям "я вас догоню". Остаток пути они преодолели без него.

Одиннадцатая бочка.

Пугач открыл новую бочку и разливал пиво по бокалам. После непродолжительной, но очень энергичной прогулки бокал пива был очень к месту. Тема, погрузившись в кресло, откуда выпирали его огромные колени, охватил голову руками и внимательно наблюдал за пугачевыми движениями по наполнению бокалов. В прихожей мелодично зазвенел колокольчик звонка.

– Это – Алекс. – Тема вырвался из кресла и пошел открывать дверь.

За дверью обнаружился не только Алекс. Его сопровождала девушка очень миловидной внешности. Вот только глаза были слишком накрашены.

И губы, пожалуй, тоже.

– Целоваться неудобно, – про себя прокомментировал Тема, а вслух сказал:

– Здравствуйте, меня зовут Артемий. Можно без отчества. И не верте ничему, что рассказал про меня этот незадачливый субъект.

Девушка отрекомендовалась, как Таня. Алекс немедленно принялся убеждать Тему в случайности и неповторимости их встречи, снимая обувь и прикидывая мысленно, верит тот, иль увлечен. Тема был увлечен и красен от стараний быть погостеприимнее. Из гостиной вышел

Пугач, коротко поздоровался с Таней, та охотно ответила, обозвав

Пугача по фамилии. Стало быть, уже знакомы. Пугач отправился за дополнительным бокалом по случаю гостьи.

Зазвонил алексов телефон, тот мгновенно ответил, повышая голос из-за шума. Вот так галдящей компанией все и вошли в гостиную, которую уже давно пора бы обозвать пивной, да все недосуг.

Телефон Алекса звонил, не замолкая. Алекс делал страшные глаза и шипел раздраженно, "Тише, вы! Тише!". Он с кем-то ласково ворковал, зажав не занятое телефоном ухо рукой, чтоб лучше слышать. Поглядывая на Тему, он таинственно улыбался. Друзья тем временем развлекали гостью развеселыми ненавязчивыми рассказами о том, как появились сорок бочек, и как рады они неожиданной, но своевременной помощи в потреблении пива. Тема, взгромоздясь на стол и закрыв глаза, декламировал свой недавний свадебный опус перепосвятив его девушке.

"Носорогом подбегая…", повторяла, очень мило улыбаясь Таня, ласково переименованная Темой в Танюшу.

– Темище! – зашипел откуда-то снизу Алекс. – Сейчас еще гости придут!

– Будем только рады! – Тема решительно слез со стола.

Пиво разливалось по бокалам. За общим шумом Тема чуть было не пропустил звонок в дверь.

– Началось! – прихватив Алекса за рукав, Тема отправился встречать вновь прибывших.

Пришли две девушки и были представлены Теме, как Лена и Юля. Они были, словно, антиподами друг другу, одна – блондинка в белой легкой курточке и голубых джинсах с отчаянными веселыми глазами. Другая – жгучая брюнетка в узких черных кожанных брюках и такой же черной жилетке с обнаженными руками, реагирующая на Алексовы шутки до обиды серьезно ("Юленька, а чья это кожа? Нет-нет, не говорите, мне кажется, я уже догадался." – все это со страшными глазами). Пока

Тема совершал почетный эскорт к пивным местам, в дверь снова позвонили, на этот раз открывать бросился Алекс. Он привел с собой еще двух девушек: одна, в очках и с короткой прической, висела у

Алекса на руке и однообразно твердила, "Ты меня не помнишь. Какой ужас! Ты меня не помнишь!" Алекс представил ее, как Наташу. Вторая оказалась давешней Ирой, жутко смущенной отсутствием давешней Ксюши.

Пугач принялся разливать пиво большой компании, и скоро от бочонка не осталось ничего. Тема, не дослушав Алексову затянувшуюся шутку, забрал бочонок у Пугача и пошел на кухню за новым.

Возвращаясь он услышал как Таня критиковала своего последнего ревнивого мужа. Алекс комментировал:

– А ты, стало быть, с логикой "пусть тебе хуже будет", немедленно нашла себе альтернативную мужскую компанию?

– Лешка! Ты же знаешь, что все не так просто! – смутилась Таня.

– Откуда ж ему знать, – вмешался сходу Тема. – Он у нас совсем глупый. – Он потрепал Алекса по голове свободной рукой, второй протягивая Пугачу бочонок.

– Я замужем второй раз, – объясняла Таня. – Про первого говорить не буду, чтобы не расстаиваться.

– Не расстраивайся. Давай, сразу со второго.

– Так вот. Ситуация совершенно комичная, приходит утром сосед этажом ниже и грит, что у меня течет вода в ванной. Я ему грю, что у меня ничего не течет. А он, ессно, грит, давайте посмотрим. Мы смотрим, он забирается по ванную и начинает там что-то вертеть.

Через секунду вода течет отовсюду. Он сидит на полу весь мокрый. Я стало быть тоже. Я грю ему, простите, давайте я вам рубашку утюгом высушу. Он мне грит, вы мне лучше штаны высушите. Я грю, снимайте ваши штаны. Я переодеваюсь, сушу ему штаны, но тут звонит в дверь муж. Я говорю соседу, вы, на всякий случай, залезьте в шкаф, мало ли что, вдруг, муж неправильно все поймет. Сосед залезает в шкаф, а я открываю мужу дверь. Я у него спрашиваю, может, он забыл что-нибудь.

А он грит, что ничего не забыл, просто сегодня у него выходной.

– Я даже слушать дальше не хочу! – заявила Лена. – Все понятно!

– Чуть-чуть осталось, – законючила Таня.

– А вы знаете, чем замечателен матриархат в некоторых странах? – риторически вопросил Алекс.

– Пугач, давай пожарим пельменей, а? – жалобно попросил Тема. -

Гости же, а у нас стол не накрыт.

– Ой, мальчики, я так есть хочу! – поддержала Ира.

– Хорошо, сейчас пожарим пельмени, – согласился Пугач. – Я только бочку открою.

– …Должность вождя сохранялась за мужчинами, но духовными матерями племен были женщины. Их, кстати, так и звали – "духовные матери". Они контролировали распределение экономических благ между домами и призывали, так сказать, хорошую погоду в засуху…

Двенадцатая бочка.

Ледяная бочка коротко пшикнула, открываясь. Пугач, Тема, Ира и

Наташа прихватив с собой наполненные бокалы переместились на кухню.

Друзья – дабы нажарить пельменей, девушки – выкурить по сигарете и составить компанию. За легким флиртом Пугач и Тема поведали подругам о своем походе в места записи актов гражданского состояния и о своих приключениях в пробе пера.

– Циники вы, – сказала Наташа. – Для многих людей этот день самый значительный в жизни. А вы же издеваетесь от множества ума. Не хорошо это. Гаденько.

– Мы хоть и циники, но, заметь, удовлетворили потребности народа.

– парировал Тема и толкнул локтем Пугача, чего, мол, не поддерживаешь?

– Вы были бы молодцами, если бы не издевались, – обиженно поддержала Наташу Ира.

– Благими намерениями устлана дорога в ад, Тема. Никогда не забывай об этом, – сказал Пугач.

– Неужели вы и вправду так плохо относитесь к браку? – пылко спросила Ира.

– Я боюсь, что это довольно распространенная болезнь мужской молодости, – дипломатично сказал Пугач.

– Не льсти себе, Пугач, – возразил Тема. – Ты не так молод, чтобы иметь себя в виду. Дело, наверное, не в браке. А, точнее, не только в браке. Дело в том, верит ли человек в любовь. Вот Пугач, например, не верит. Или притворяется, что не верит. Пугач верит в дружбу. Или, опять-таки, притворяется, что верит. Как, например, ты, Наташа, определишь любовь? Найдешь какую-нибудь толковую дефиницию?

– Любовь – это сердце бьется или замирает, это мысли только об одном, это кровь к лицу, это… не знаю. Хочется руками показать.

– Но боишься, возможно, плечи вывихнуть, – улыбнулся Тема.

– Я вашу тему не поддерживаю, – сказал Пугач. – Ничего толкового из этого не получится. Я пойду лучше к алексовы лекции о Соломоновых островах послушаю, – с этим Пугач удалился, унося с собой свежепожаренные пельмени.

– Ты, Наташа, не дала дефиницию любви. Ты рассказала, как ты физически чувствуешь себя, когда любишь. Не так? – Тема отхлебнул пиво и поставил бокал на стол.

– Дай-ка я попробую, – сказала Ира. – Любовь – это психологический феномен, вызванный патологической психической привязанностью одного человека к другому, вызванный, скажем, особым обменом веществ. Как? Подойдет?

– Пусть будет покамест, – сказал Тема. – Мы совсем недавно с хлопцами затрагивали эту тему. Признаться, не пришли к компромиссу.

А послушайте-ка, девчата, одну интересную историю. История небольшая, но про любовь. Только, вот, бокалы вновь наполним.

История про любовь, рассказанная в субботний вечер

Темой в компании Иры и Наташи, а впоследствии присоединившихся к ним Алекса, Пугача,

Лены, Юли и Тани

В январе 1858 года со стороны Смоленска к Менску подъезжает карета. Мимо верст бежит четверка рысаков, подминая под себя свежий снег. Карета с дворянским гербом, по которому любой знаток узнал бы род Соколовских из-за дубовых листьев на фоне гор. В карете, на медвежьей шкуре, сидит, закутавшись в шинель Андрей Кириллович

Середа-Соколовский, герой нашей истории. Высокий черноволосый офицер с красивым чуть-чуть слишком эмоциональным лицом и умными живыми глазами без этой деревянной мужественности.

Не будем тратить время на догадки и досуды о том, что делает

Андрей Кириллович, молодой и образованный дворянин, в такой глуши, как Менск. Вернемся на пару месяцев назад в Санкт-Петербург, где

Андрей Кириллович был представлен очаровательной молодой вдове графа

С. на балу у Бергенов. Экое совпадение – графиня С. и добрый молодец поручик Середа-Соколовский вместе, кто бы подумал. Если вы думаете, что те времена чем-то отличались от наших свободных нравов, то спешу вас разочаровать – это далеко не так. Они оказались близки друг другу задолго до окончания бала. Мало того, он даже не узнал ее имя до окончания всей истории, звал ее просто "графиня". Быть может, он и не знал о том, что почтенный граф был не так давно убит в Крыму в совершенно глупой стычке, и что траур графиня еще не относила – это ей вменял в вину весь свет. Не место ей было на этом балу. А, впрочем, что случилось, то случилось. Андрей Кириллович был человеком молодым, красивым в своих ранних тридцатых годах. Одевался в военную форму по случаю звания, хотя и нигде-то он не служил и честь свою особенно не держал. Поэтому мы и не задаем себе напрасных вопросов о том, как же так получилось? Она должна была влюбиться в

Андрея Кирилловича и влюбилась, а он особенно этому не мешал.

Я не останавливаюсь на внешности графини и ее подробных характеристиках, ибо это не важно. Да-да, она была молода и, возможно, красива, или она была молода и поэтому красива, но она была лишь причиной для скорейшего отъезда Андрея Кирилловича из

Санкт-Петербурга. Почему? Попробую объяснить. Представьте себе большой вместительный дом со множеством комнат, где живут, скажем, триста человек. Все дело в том, что каким бы большим не был этот дом, все эти триста человек живут, едят, спят, читают книги и новости в газетах вместе. Куда бы ты ни пошел, в любом месте ты встретишь одного из трехсот. И о чем же вы будете говорить? О странствиях? О поэзии? Нет! Вы это обсудили еще на заре вашего знакомства! Вы поговорите о сегодняшнем меню, и о том, что сказал хозяин дома своей фаворитке, и как на это отреагировал ее муж, его любовница, ее муж, его любовница, ее муж… Постойте! А кто же ее муж? Это вы! Как тесен мир! Теперь вы понимаете почему он уехал? Он не хотел этого романа. Это было что-то мимолетное, о чем он бы наверняка забыл наутро. Но она влюбилась в него, а он пропустил тот момент, когда он еще мог бы сказать "я" вместо "мы", когда он еще мог бы уйти с друзьями в небольшой запой и стать отвратительным для нее. Он расслабился на волнах фортуны и позволил судьбе затянуть себя чуть-чуть дальше, чем обычно. Вот результат – бедняжка стала делиться своим счастьем со всеми подругами и знакомыми. Бедная женщина! В этой забавной игре в любовь она начала проигрывать сразу после того, как первой сказала "я люблю тебя", потому что он не ответил ей тем же. О чем это я? Да! Все триста человек на фоне укоризненно качающей головой графини промывают нашему Андрею

Кирилловичу все кости. Кто же такое выдежит? Наш герой не был большим смельчаком, он принял решение покинуть сцену. Оно было для него не самое выгодное, но самое простое.

Андрей Кириллович едет в северо-западный край не просто так.

Когда-то в 1795 году после третьего раздела Речи Посполитой его отцу, Кирилле Петровичу Соколовскому, досталось за военные заслуги имение в триста душ недалеко от Радашковичей. Там, в большом красивом доме, построенном Кириллой Петровичем для себя и своей молодой жены, Анны Васильевны Середы, в году тысяча восемьсот двадцать шестом родился наш Андрей Кириллович. Рос и взрослел, как сотни юных дворян в тех краях. В 1832 году ему повезло – мать вывезла его в Менск к дядьке, Поликарпу Петровичу Соколовскому, который приезжал к отцу взять денег в долг, а в это время крестьяне в имении подняли бунт, забили отца кольями и повесили его на огородах. Анна Васильевна не выдержала бы вида раззоренного и обгоревшего дома по слабости душевного равновесия, поэтому Поликарп

Петрович опять оказался к месту, – он навел порядок в имении и устроил похороны брата. Обезумевшую от горя невестку и потерявшегося без родительского участия племянника он решил забрать с собой в

Санкт-Петербург. Благо, что по тем временам они считались семейством состоятельным, и Поликарпу Петровичу новая родня была далеко не в тягость. Анна Васильевна вскорости скончалась. Как говорили, сердце горя не выдержало. Хотя, кто же правду скажет? Сейчас мы этого уже не узнаем. Может быть, Поликарп Петрович был слишком строг с ней? А может, и она сама, не дождавшись своего часа, решила прекратить те испытания, что послал на нее с маленьким сыном Бог?

Андрей Кириллович едет в свое имение, которое уже приведено в порядок, поставлено на ноги его дядей, приносит неплохой доход. Уже отстроен новый дом вместо сожженого, в котором прошли Андреевы первые шесть лет жизни. Шесть лет – слишком мало, чтобы эта земля стала для него родной. Он, наверное, ничего и не помнит из того, что было. В его глазах он просто едет отсидеться, переждать, пока не пройдет весь этот нежелательный шум. Он вернется к своей прежней жизни, буквально, через месяц-другой. Опять в Петербург, к друзьям-поэтам, любовницам, библиотекам, театрам, к тому, без чего он не представлял себе нормальной жизни. Представьте себе жизнь без электричества, центрального парового отопления, без интернета, дискотек, университетов, кинотеатров, телевидения, привычной компании, песен-плясок, пина-колады. Представили? Ну и как? Вот такая жизнь поджидала нашего Андрея Кирилловича в его родовом имении. Но он пока еще не доехал и храбрится, ему кажется, что все не так страшно. Месяц-два – не так много.

В Менске он останавливается в гостинице, пьет чашку горячего чая с сушеным сыром, встречается с управляющим, честным малым, довольным своим местом и жалованьем. Андрей Кириллович просит приготовить дом к его приезду, коротко перечисляет, что необходимо купить, что куда поставить. Управляющий, не зная каким местом лучше продемострировать пану свою преданность, выпрашивает пять дней на все про все. Андрей

Кириллович не возражает; он хочет ознакомиться с городком и посетить двух-трех знакомых с визитами вежливости для вручения рекомендательных писем.

Здесь наступает кульминация завязки нашей истории – в гостинице

Андрея Кирилловича догоняет письмо его друга князя Н., который извещает нашего героя о том, что графиня, не выдержав разлуки с любимым, умерла, отравившись ядом. Князь настоятельно рекомендует

Андрею Кирилловичу в ближайшие несколько лет не появляться на горизонте Санкт-Петербурга и Москвы, так как ближайшая родня и друзья покойной графини питают к нему весьма неприязненные чувства.

Все это рекомендуется, естественно, для собственного блага Андрея

Кирилловича в связи с тем, что несколько особенно горячих молодых дворян уже ищут его, для того, чтобы ударить труса перчаткой по лицу. Так и написал: "ударить труса перчаткой по лицу".

Вообразите, в каком смятении пребывает наш герой – графиня мертва, дома его ждут кровавые дуэли и всеобщая ненависть, друзья, пусть и корректно, но зовут его трусом. Он в панике. Он запирается в своей комнате в гостинице, он не ест и не пьет, он ходит из гостинной в спальню, сжав ладонями виски, и твердит, не переставая,

"Что же мне делать, что мне делать?!" Он потерян и разбит. Мысли его разрозненны, и он даже не пытается взять себя в руки. Он думает о графине, теплоте ее руки, краске ее губ и ланит и никак не может представить ее, лежащей в гробу. Затем, он в мыслях о себе, о своей низости, трусости. Он гадок сам себе, он воображает себя вернувшимся в Санкт-Петербург, и в мельчайших подробностях наблюдает свою смерть на дуэли. Возможно, смерть наступит не сразу, а от тяжелого ранения после нескольких недель кошмарных мучений. Как страшно, страшно! Он в ужасе от живости таких видений.

В письме князя Н. нет ни слова о предсмертной записке покойной графини. Однако, я очень сомневаюсь, что графиня, принимая яд, не позаботилась о том, чтобы ее смерть возымела максимальный резонанс в обществе. Безусловно, она написала предсмертную записку, таким образом отомстив любимому за предательство. Князь Н., хорошо знавший графиню, выражает все свое презрение к Середе-Соколовскому в лаконичном и жестком штиле. Он не упоминает записки графини, он лишь, косвенно обвиняя Андрея Кирилловича в трусости, намекает, что всем все известно. Далее мы видим между строк, что князь предлагает

Андрею Кирилловичу не играть героя, а так же оставаться на положении беглеца, скрываясь от расплаты и презрения равных. Князь дает трезвые советы, чем демонстрирует лояльность дружбе, верность доброму товариществу, но делает это, скорее, для себя, чем для

Андрея Кирилловича, дабы не вступать в пересуды с собственной совестью.

А графиня, если бы попала на небеса, получила бы особенное удовольствие, увидев, что все, задуманное ею, сбывается, как по часам, четко, точно в нужный срок. Она бы видела отчаяние Андрея

Кирилловича, его растерянность, прочла бы на его лице мысли о сюициде, она бы услышала неровное биение мечущегося в страхе сердца.

О, да! Она бы получила полное удовлетворение о такой картины. Весь план ее мести осуществился, впрочем, слишком дорогой ценой.

В описанном плачевном состоянии Андрей Кириллович проводит три дня. Через три дня за ним приезжает приказчик, дабы отвезти его в имение. Но Андрей Кириллович в имение не едет, он говорит приказчику, что доберется сам, и что дела задерживают его в Менске еще на несколько дней. Эта небольшая сцена с приказчиком отрезвляет воспаленный мозг нашего героя, и он понимает, что ему требуется исповедь для того, чтобы просто не сойти с ума. Он сразу отбрасывает мысль о походе в церковь. Внешне спокойный, но бушующий в глубине, он едет на прием к семейству Войнилловичей, представителям старого рода польской шляхты, с которыми был дружен его дядька, снабдивший племянника рекомендательными письмами.

Андрей Кириллович стучит в дверь – открывает слуга. Убедившись, что он попал по адресу, Середа-Соколовский отдает слуге рекоммендательные письма и просит о нем доложить. В гостиной, дожидаясь приема, он пребывает не более четверти часа, когда дверь открывается, и в комнату входит сам старший Войниллович, Александр

Сигизмундович. Невысокого роста, он производит впечатление необыкновенно сильного человека, полностью седой, одет аккуратно по-европейски без излишеств дурного вкуса. Говорит по-русски плавно с еле заметным акцентом.

Они повели в беседе более трех часов за чаем с сыром и вареньем.

Андрей Кириллович старался произвести самое благое впечатление на нового знакомого, не упоминая ни слова о произошедшем в

Санкт-Петербурге. Александр Сигизмундович самым приятнейшим образом удивил нашего героя своей мягкостью, тактом и умением развлечь гостя, особенно не упорствуя на извлечении из него столичных новостей. На том они и попрощались, договорившись встретиться непременно вновь.

Наконец-то мы добрались до того места, где появляется наша героиня. Вам даже не нужно особенно гадать, кто она и откуда взялась. Все, как у Пушкина в "Онегине" или "Капитанской дочке".

Очаровательная молодая, семнадцати лет, дочь Александра

Сигизмундовича и есть наша героиня. Она выросла без матери под железной рукой отца, и потому, быть может, была женственна телом, а не умом, по-мужски расчетливым и пытливым. Она звалась Ядвига и была прекрасна, впитав в себя всю красоту Польши, Литвы и Жамойтии. Эта обезоруживающая белозубая улыбка с ямочками на щеках, серые глаза, пронзительные и озорные, крошечный польский носик, безукоризненная кожа и талия, подчеркивающая высокую грудь. Идеальная мишень для