Текст книги "На воре шапка горит"

Автор книги: Артем Кораблев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

– Мы так не договаривались! Это уже лажа! – возмущенно встрял новый голос, и Митя узнал Никиту. – И так, в натуре, отдаем за копейки!

– Однако братец у тебя крутой, – еще раз хохотнул покупатель. – Шучу, шучу. Я принесу эти деньги. Значит, завтра в это же время. Эх, жаль расставаться! Ладно, я пойду.

– Мы проводим, – угрюмо произнес Серега, Никитин брат.

И почти сразу – скрип петель. Мишка еще сильнее навалился на Митю, так, что тот испугался, вдруг просто случайно тот перережет ему горло. Но этого не случилось. Тяжело ухнула гаражная дверь, выпустив людей наружу. В молчании троица пошла к дому, Митя видел со спины их неясные черные силуэты. Все скрылись в темноте.

Прошло еще некоторое время, прежде чем Мишка ослабил хватку, а потом и вовсе отпустил Митю, сделав шаг назад.

– Ну что, придурок, – сказал он, – поговорим, да?

– О чем? – спросил Митя.

– Об этом!

Тяжелый удар чугунным утюгом обрушился Мите на челюсть слева, второй утюг прилетел справа и врезался в скулу, третий двинул снизу, прямо в подбородок, затылок гулко пробил по металлу, и Митины ноги сложились сами, как у старого плюшевого мишки, из которого наполовину высыпались опилки.

Он открыл глаза и закрыл их в ту же секунду, ярким светом резанула ничем не прикрытая мощная лампа без абажура. Внутри глаз поселилась почему – то синяя змейка спирали – возбуждение на сетчатке. Защитив глаза ладонью, Митя открыл их снова.

– Очухался, придурок, – отметил голос Мишки его возвращение к жизни. – Значит, так. Я сейчас уйду ненадолго. Ты тут сиди тихо. Я буду неподалеку. Станешь шуметь, приду – зарежу.

Для подтверждения слов он дернул Митю за грудки и сунул ему под нос острое блестящие лезвие. Митя узнал свой собственный швейцарский ножик, и неожиданно сразу накатили слезы. Так неожиданно, что он не смог сдержать их, глубоко задышал, засопел, скривился, и капли соленой влаги смочили ему ресницы.

Мишка довольно ухмыльнулся.

– Ноешь, сучонок.

Митя застонал от злобы, мгновенно сменившей горесть, и это помогло. Он превозмог слезы. Ведь плакал – то не от страха.

– Сиди тихо, – еще раз повторил Мишка. – Вернемся, решим, что с тобой делать.

Он вышел и запер дверь, гремя задвижкой и замком снаружи. Потом погас свет, значит, и выключатель на улице.

Митя сел, он находился теперь в полной темноте, но при свете успел понять, где его закрыли. Все тот же гараж. Положение отчаянное. Вот тебе и полная свобода действий.

Митя сплюнул в сторону на невидимый пол вязкой кровавой слюной. Крови – полон рот, давно его так не били. И башка гудит, будто колокол. Надо же, как Майк его вырубил. Он попробовал встать, и это получилось, хотя и не без труда. Ноги все еще были ватные, к горлу подступила тошнота.

– Ничего, – просипел он сам для себя. – Все фигня, кроме пчел.

Где – то здесь должно было быть то, что он так искал. Митя хотел это хотя бы пощупать. Сделав два шага в предполагаемом направлении, он на него наткнулся. Мотобайк оказался всего в двух шагах. Митя склонился над ним и, как настоящий слепой, принялся ощупывать машину.

– Значит, не заводится, – пробормотал он. Сначала они зажгли свет. Потом гремели замком.

Потом кто – то засмеялся. Потом распахнулись двери.

Они были втроем.

– Бе са мэ мучо! Гляди, уселся, – ухмыляясь, сказал брат Никиты.

– Играется, – буркнул Майк.

– Эй! – понял все Никита. Поздно. Митя дал по газам.

Мотобайк взревел и кинулся в дверь взбесившимся зверем. Сергей увернулся лишь чудом. Все они что – то кричали вслед, но что – он не расслышал. Митя вновь вырвался на свободу.

По крутой дуге, по какой – то рыхлой земле, может быть, по огороду, Митя вырулил на мотобайке к воротам. Ему хватило времени соскочить и распахнуть их, прежде чем хозяева выбежали из – за угла дома. Он был уже снова в седле и, не удержавшись от последней издевки – правая рука согнута в локте, кулак сжат, поднят вверх, ладонь левой руки на сгибе правой, – опять по газам и с ревом за ворота.

Не говори "гоп", учил его папа. Едва Митя выехал на дорогу, ту самую, по которой пришел сюда за Сергеем и "сосущим пиво", он увидел приближающуюся фару и даже сквозь шум мотора мотобайка услышал рокот. Сюда мчался Лысый.

На секунду Митя притормозил и услышал еще, что кричат у него за спиной.

– Лысый! Лысый! Держи его, Лысый!

"А пусть догонит!" – обрадовался Митя и повернул в другую сторону.

Ровная дорога кончилась, начались ухабы проселка.

Митя срочно включил фару. Он скакал по колее, подлетая порой на полметра, уже стоя и пружиня на полусогнутых ногах, чтобы не отбить зад и не вылететь прочь из седла. Он мчался в ночи и смеялся. Сбылась мечта идиота, он мчался на мотобайке! Только в этот момент Митя признался себе, что давно хотел этого.

И у него сразу здорово получалось, когда он на мгновенье обернулся, то увидел ныряющую фару мотоцикла далеко за спиной.

"Как же, – позлорадствовал Митя. – Догнали на колымаге".

И все же Лысый держался неплохо, он сел на хвост. Зацепился. Расстояние между ними не уменьшалось, но и не увеличивалось. Стоило теперь Мите ошибиться, не то что врезаться куда – нибудь, а только заглохнуть ненадолго – все, Лысый догонит. И тогда кто кого. Почему – то Мите казалось, что в рукопашной победителем выйдет Лысый. Поэтому он собрался и еще внимательнее стал следить за дорогой.

Эта был один из тех путей в Бузырино из Дубков, который он отвергал из – за его длины. Вся дорога полем да лесом – ни деревень, ни ментов и почти вообще никого, а уж ночью – то и подавно.

Вот он и в лесу. Как быстро! Здесь Митя потерял на время своего преследователя из виду. Даже рокот заглушила зеленая масса. Две черных стены по краям дороги – ели, сосны, осины, а кажется, что в ущелье. Он уже остерегался гнать, как по полю, много поворотов, и не видно, что там, за изгибом дороги. Если Лысый сумеет прибавить, может догнать. Скорее бы лес кончился. Но лесная дорога была не только извилистой, а еще и длинной.

Один раз Митю на повороте так кинуло в сторону на кочке, что он проехался несколько метров на двух боковых колесах. К счастью, не перевернулся.

– Еще немного, да кончайся ты, – бормотал он себе под нос, беседуя на ходу и с собой, и с лесом.

Митя выскочил из лесного ущелья, и сразу все стало светло, гладко и хорошо. Потому что на небе луна, потому что там, где кончался лес, сразу начиналась шоссейка, потому что он понял, что победил. А еще через несколько мгновений он увидел крыши Дубков и отдельно ферму Петровича. Он свернул к ним опять на проселок, больше напоминающий бездорожье, но это уже не имело никакого значения. Вон освещенные ворота, вон какая – то машина возле них, и громогласно брешет Нерон на звук мотобайка..

У проходной Митя остановился, заглушил мотор и спрыгнул на землю.

"Ба – а! Да это же менты на "УАЗе".

И они тоже удивились и обрадовались Мите.

– А ты откуда взялся, такой красивый? – спросил невысокий сержант, выскакивая из правой дверцы автомобиля. – Стой – ка, стой – ка, что это у тебя за драндулет?

– Это не мой, – тут же сознался Митя. – Но я его

не угонял. Наоборот, возвращаю.

А потом чудеса начались такие, что Митя не знал просто, что и думать. Ворота открыл Толян, а не Виктор – это было, конечно, не чудо, хотя Толян должен быть в отпуске. Потом пришел подгулявший Петрович на пару с таким же Кобзарем, добрым – добрым, и это выглядело много чуднее. Но когда из милицейской машины вылезли Бэн и Тоша, Митя присел на мотобайк от изумленья. Силы ему изменили.

Глава XIV
МОЛЧАНИЕ БОЛТУНА

– Ты дурак, Попандопуло! – громко ругался Бэн. – Они подставили тебя, а ты сидишь и молчишь!

Митя сидел и молчал.

– Ты дурак… – в который раз начал Беньяминов.

– Не кричи на него, – осекла Тоша.

И Бэн после этого тоже замолчал, будто только и ждал, чтобы его остановили. Теперь они молчали втроем, потому что Тоша тоже ничего больше не говорила.

До приезда автобуса оставалось еще минут десять. Еще вчера Митя мечтал бы в такой момент, чтобы автобус опоздал, а лучше, чтобы вообще не пришел. Но сегодня он был даже рад, вернее, не столько рад, сколько внутренне согласен, что его друзья уезжают. Он хотел остаться один. "Ну вот, все закончилось", – сказала Тоша, когда они вчера, нет, уже сегодня ночью заняли после всех многочисленных событий и последующих объяснений свои раскладушки под тентом. Митя смолчал, но уже тогда он знал, что для него еще закончено не все. Но только для него одного, и тут ему никто не поможет.

Вообще – то объяснения Митя выдал этой ночью скудные. Катковым вообще ничего почти не сказал – забирайте мотобайк, и "спасибо" не надо. На вопросы милиции – чуть больше. Где взял? В лесу нашел, с той стороны и приехал. Как так – нашел? Возвращался с дискотеки, шел через лес, зашел в кустики, а там мотобайк тот самый. Место не помню – темно было. Как узнал тогда, что тот самый, если темно? Луна была. Зачем в кустики, если в лесу и один? По – другому не умею, стесняюсь. Как завел без ключа? Провода на зажигании оторвал, соединил, как надо, и приехал. Откуда знаешь, как надо? В кружок ходил, вот и все. Почему морда битая? С мотобайка навернулся.

Конечно, не поверили. Ну и что? Ему – то какое дело.

Были еще сбивчивые объяснения у ворот и даже благодарности от Кобзаря и Петровича. Потому что "Витька прокололся", когда Петрович по Митиной наводке пришел продавать ему "задешево" несуществующую зимнюю резину. После своего прокола Витька сознался под нажимом Кобзаря и Петровича, что вынес и спрятал шины заранее, в ночь своего последнего дежурства перед отпуском, и еще сделал так, чтобы все подумали, будто кража случилась в дежурство напарника. Какие другие методы давления на вора использовали Петрович и Кобзарь при получении показаний, осталось тайной. Но в результате всего Виктор в Дубках сторожем уже не работает. Кобзарь вернул свою зимнюю резину. А дяде Толе пришлось вернуться из отпуска почти на полторы недели раньше положенного времени.

Хуже всего было с бабушкой. Нет, когда Любовь Андреевна увидела Митину расписанную физиономию, она только губы поджала и сделала ему на скулу холодную примочку, хотя все равно уже было поздно. Но вот когда она узнала, что они все вместе были на дискотеке и Бэна с Тошей забрала милиция, – тут казалось, что Любовь Андреевна в один миг потеряла веру во все человечество. И вообще вот – вот наступит конец света. От внука она ничего другого уже не ожидала, но чтобы такое учудил Алеша Беньяминов! Однако и она легко успокоилась, когда выяснилось, что Тошу и Бэна задержали вроде бы по недоразумению, вообще ни за что, и даже довезли потом до Дубков.

Спать после всего этого они легли очень поздно, то есть рано, потому что уже светало.

Уезжали Тоша и Бэн пятичасовым. Вот он и появился, пока вдалеке, но с каждой секундой все ближе. Потом постоит еще минут десять на остановке, все – таки конечная, и повезет Митиных друзей в Москву. А он останется.

– Дмитрий, – 'совсем необычно обратился Алексей Беньяминов к своему страдающему другу, – ты подумай, что может получиться, если ты так никому ничего и не расскажешь. Ваську побили, ты следующий. А меня и никого вообще рядом нет.

– Больше не побьют, – убежденно ответил Митя.

– Я это уже слышал. И вот – факт на лице.

Бэн указал на "факт" пальцем, а Митя невольно пощупал распухшую скулу и провел языком по длинной ране на внутренней стороне губы, рассеченной при ударе о зубы.

– Больше не побьют, – упрямо повторил Митя.

– Не побьют, – горячо и в то же время немного насмешливо вмешалась вдруг Тоша, причем обращаясь не к Мите, а к Бэну. – Знаешь, что будет? Он к ним сам побежит. Они с ним поговорят и купят. Не за деньги купят, а как дурачка, за него самого. Покаются, он их и простит.

– Мить, но ведь они ж тебя за придурка держали… – затряс рукой Бэн.

– Оставь его, – второй раз вмешалась Тоша. И Бэн опять замолчал.

Митя с благодарностью посмотрел в глаза девочке, которые та и не подумала прятать, глаза уже не смеялись. "Кажется, она все понимает, – подумал он. – Ну да это же Ангелевская".

Когда подкатил автобус, они разговаривали уже о другом. И Тоша, и Бэн, смеясь, благодарили хозяина за "прекрасные деньки".

– Торт поели, покупались, – перечисляла Тоша все вкушенные дачные прелести, – на дискотеку сходили, в милиции побывали. Спасибо за все тебе, Митенька.

– Спали почти под открытым небом, – добавил Бэн.

– Нет, этого я никогда не забуду, – категорично заявила Тоша.

И только когда автобус уже был готов к отправлению, все пассажиры разместились в салоне и последним поднимался туда Бэн, он обернулся на лесенке.

– Я завтра приеду, – пообещал он. – Самое позднее послезавтра. Тошку отвезу, с родителями переговорю и приеду.

Митя кивнул. Двери захлопнулись перед самым носом его друга. Автобус уехал.

Он возвращался к Дубкам не спеша, не глядя по сторонам, а все больше под ноги в желто – серую дорожную пыль. Лишь изредка Митя поднимал голову и быстро окидывал взглядом местность, чтобы сориентироваться, где он находится в данный момент и не пора ли уже поворачивать в сторону поселка. Так и добрел до Дубков, а потом и до своего участка.

Любовь Андреевна встретила его проницательным взглядом с веранды.

– Чего? – спросил Митя.

– Проводил?

– Проводил.

– Ну так к тебе еще гости.

– Кто? – не поверил Митя.

– Девочка какая – то. Я ее в дом приглашала – не хочет. Под тентом сидит. С полчаса тебя уже дожидается.

На неверных ногах, со звоном в ушах и, быть может, даже покачиваясь, Митя отправился под тент.

На одной из разложенных раскладушек сидела Людка нога за ногу и беззаботно лузгала семечки. Вылитая галка. Митя ждал не ее, но ему полегчало. К другой встрече он сейчас был не готов.

– Здорово, – первой поздоровалась гостья.

– Привет, – отозвался Митя.

Людка беззастенчиво и не скрываясь изучала фонари на Митиной физиономии.

– Здорово, – подвела итог своих наблюдений, поменяв ударение в слове на первый слог.

Митя усмехнулся и промолчал, раз пришла, пусть сама говорит зачем.

– Меня Никита просил к тебе зайти, – словно прочитав эту мысль, объяснила свое появление Людка. – Очень просил. Он тебя этой ночью ждать будет за карьером у кладбища. Там где всегда.

Митя молчал.

– Он один будет, и ты один приходи. На разговор, – добавила Людка.

Митя молчал.

– Да, – будто что – то еще вспомнила она, – велел передать, чтобы ты не боялся. Драться они не будут.

Митя опять только усмехнулся.

– Так что передать – то? – Людка встала с раскладушки. – Придешь или нет?

– Приду, – распечатал свои уста Митя. – Только, может быть, долго придется ждать, пока бабушка не уснет. Сложно теперь все после вчерашнего.

На это уже усмехнулась Людка. Потом сунула руку в карман своих шорт и сделала шаг навстречу Мите.

– Еще это, – сказала она немного по – другому, не так подчеркивая свою независимость, как прежде. – Аленка просила передать.

У Мити снова екнуло сердце.

– На, – Людка протянула ему раскрытую ладошку, на которой лежал его швейцарский перочинный ножик.

Повинуясь как сомнамбула, Митя медленно взял его.

– Бывай, – бросила Людка и мимо остолбеневшего Мити быстро направилась к калитке.

– Стой, – обернувшись, он успел поймать ее за руку.

– Ну чего? – Людка остановилась, но повернула лишь голову.

– А у Мишки… Она ж Мишке его подарила. Людка вырвала руку и повернулась вся.

– Ты о чем? – спросила она, зачем – то еще подбоченясь.

– Ну нож этот. Я же его у Мишки видел.

– Больной, что ль? – Людка покрутила пальчиком у виска. – У Мишки свой такой же. Еще прошлым летом у какого – то приезжего отобрал. Бывай, – повторила она, решительно отворачиваясь. – Провожать не надо.

Но Митя об этом и не думал. Он еще постоял так, с ножом в руке, немного, потом сунул его в карман и лег на раскладушку.

Костер между ними горел совсем небольшой, слабенький. То ли Никита поленился собрать много дров, то ли в долгом ожидании Мити он спалил большую часть собранных сучьев и теперь экономил топливо. Как бы то ни было, но более хилого костра в яме у кладбища Митя еще не видел.

Они сидели по разные стороны от огня и общались через него. Митя сам так сел сразу, когда пришел, специально. И с того момента не проронил еще ни одного слова.

Щурясь на еле живое пламя, а быть может, таким способом пряча глаза, Никита резонерствовал, при этом, по старой памяти, называя своего собеседника Димоном.

– Я понимаю, обидно. Конечно, обидно. Но кое в чем, старик, ты и сам виноват. Знаешь, Димон, я ведь тебе с самого начала симпатизировал, ты мне нравился. Остальные не в счет. Майк там, Гарик, Лысый… Видишь, я их всех разогнал, чтобы только с тобой одним встретиться. Ты мне и сейчас… Ну, как бы тебе… Ты мне по душе. Но понимаешь, Димон, есть в жизни такие вещи, которые тебе пока недоступны. Нет, не потому, что кто там глупее или умнее, просто живем мы по – разному. Ты там, мы здесь, и жизнь здесь другая. Вот это ты должен понять. Сложно здесь, очень сложно. Но это наш мир. У тебя вот отец, мать, у меня тоже мать, отец умер. И, кроме матери, никто не работает. А что она заработает – ничего. Ну и не в этом дело. У Лысого вон, считай, вообще только тетка, и та старая. А у нас даже дом второй еще есть в Бузырино, от деда остался, ну ты вчера его видел. В общем… Да…

Никита, как видно, сбился с мысли и, пошуровав в костре цельным, не горелым еще сучком, подбросил его в огонь.

– Короче, – решительно сказал Никита, сложив руки на коленях и глядя Мите в лицо, – что ты хочешь? Что ты молчишь все? Давай говори. Для этого ведь ты и пришел.

Этого момента Митя и ждал, поэтому и молчал. Никита исчерпал себя и перешел к делу. Но будет ли он играть с открытыми картами?

– Я не сам пришел, – напомнил Митя. – Это ты меня позвал. Поэтому я ждал, когда ты скажешь зачем.

– А затем я тебя и позвал, чтобы ты мне сказал, что ты хочешь.

– Васю кто бил?

– Его и спроси. Пусть он сам тебе это скажет, если тебе это нужно.

– Он не помнит. Вообще не помнит, как его били. Это Майк?

– Блин. – Никита повесил голову. – Ну тем более, какая тебе разница?

– Ладно. Бывай, – Митя встал, использовав Людкино прощальное словечко.

– Сядь, – тут же указал пальцем за костер Никита. – Я говорю, сядь. Серега его бил, мой брат. Митя сел.

– Только второй раз я это говорить не буду, – покрутил головой Никита.

– Достаточно, – успокоил его Митя. – А я уж стал думать, что Майк.

– Это потому, что тебя он бил и еще ножичком попугал. Нет, этого пацана Майк не трогал. Его вообще никто не должен был трогать. Но Серега, вечно он, эх!.. – досадливо оборвал фразу Никита. – Я ведь только сказал ему, что к Лысому папаша вот этого пацана приходил – и все. Ну, думаю, попугает парня, глядишь, и прекратится суета. А он его сразу по рогам. И не видел никто из нас, не знал даже… – Никита потряс головой: мол, полное недоразумение. Впрочем, Митя ему поверил и следующий вопрос задал совсем о другом.

– А нож у Майка… Он у него давно?

– Ты что, думаешь, Мишка, что ли, людей режет? – криво улыбнувшись, спросил Никита. – Что он, дурак, что ль. Или что, он с этим ножом кого – нибудь грабит? Да таким перышком только грязь из – под ногтей выковыривать, он тебя просто на испуг брал, чтобы ты замолчал. Он боялся, что шуметь будешь и сделку сорвешь. Клиент зашухерится, и все. Но ты еще хуже сделал… Ладно, речь не об этом. Нож у него этот всегда с собой, понял. Это не финка, вообще ничто. Там меньше десяти сантиметров лезвие, ну да ты его видел. Никакой мент не имеет права даже отобрать его. Обычный перочинный ножик.

– Я понял, – кивнул Митя. – Я только хотел знать, давно он у него или нет.

– Блин, я опять не въеду. Ну год, полтора. Какая разница?

– Теперь никакой. Не бери в голову.

– Трудно с тобой, – честно признался Никита. – Порой я тебя не понимаю. Чего ты хочешь – то?

– Чего я хочу? – усмехнулся Митя. – Этого ты не можешь. Ты просто этого не умеешь. Не дано тебе, понял? И никому из вас не дано. Даже… – тут Митя прикусил язык.

– Ну давай, давай договаривай, – подбодрил его Никита. – Ты про Алену хотел сказать. Дурак ты, Димон, понял. Ты думаешь, ты очень умный и все про всех знаешь. Ни фига ты не знаешь. Ни фига.

– Ну почему, – не согласился Митя. – Я многое про вас знаю. И то, как вы Ленина, о котором я вам рассказал, у Петровича через забор утащили, а чтобы кобелей отвлечь, Ладу Людкину к забору привязали, когда у собаки течка была. Самый дальний угол выбрали. Потом Ленин на баллонах до самого Бузырина поплыл. Вот где он теперь, правда, не знаю. То ли на пункте сбора цветного металла, то ли в том же гараже, где и я сидел. Не приметил, темно было, да и не до этого. Еще я знаю, как вы мотобайк по доскам из овражка через забор перекатили, опять же, все у меня насчет этой тачки выведав. И сколько он стоит, и где стоит, все я вам выложил. Для этого я и был вам нужен, а потом еще для того, чтобы знать, как воров ищут. И я знаю, что это ты все придумал, даже как меня посильнее еще раскрутить, ведь это ты Мишку уводил, чтобы я с Аленой остался в Зараеве. А то, что я дурак – это точно, потому что я верил, что вы друзья. А вы… Суки вы все, а не друзья.

Никита терпеливо проглотил оскорбление, только желваки заходили у него под тонкими скулами.

– Нет, Димон, – немного придушенным голосом ответил он на Митино выступление, видимо, и ему теперь приходилось давить эмоции. – Ты дурак не поэтому. А потому, что ничего не заметил. Я заметил, а ты нет. Ведь я когда Мишку стал уводить? Когда увидел, что Алена сама этого хочет. Ты думаешь небось, что я ее о чем – то просил. Ни о чем я ее не просил. Все у вас само собой получалось. А я только не мешал, понял. Нет, вру, то есть забыл. Об одном я ее просил. Чтобы она тебя на дискотеку не приглашала, чтобы ты там не мешался. Но ты хитрей оказался, чем я думал. Но она еще и друзей твоих на дискотеке спасла. Серега, брат мой и дурак, собирался того парня – танцора избить. Аленка просекла и пошла ментам в машине стукнула, что бить их собираются. Ну менты твоих друзей и прибрали, чтобы ничего не было. Вот так. Дурак ты, Димон, дурак и есть.

Никита помолчал, не отрывая взгляда от Митиного лица, которому тот тщетно пытался придать выражение бесстрастности. Это у Мити не получалось, и он сам это чувствовал. Теперь он действительно мог только молчать, чтобы не сорваться.

– Ладно, – выждал нужное время Никита, – оставим. И давай по – другому. Сначала я скажу, что я хочу, потом ты. Так вот, я хочу, чтобы все, о чем мы с тобой говорили, осталось бы между нами. И чтобы никто вообще больше никогда не узнал, что ты про нас знаешь. Ну, про мотобайк, Ленина этого, про того пацана, про гараж… Тогда… То есть я хотел спросить, что ты за это хочешь? Потому что лучше нам все – таки договориться. Хочешь, будем друзьями.

Митя рассмеялся громко и почти весело.

– Нет, я все – таки не думал, что вы меня за такого придурка держите. Ясно уже, что за придурка. Но за такого… Ох, прав Бэн, права Ангелевская.

Митя посмеялся еще, только уже повесив голову, потом согласно ею покивал.

– Хорошо, – сказал он, – давай торговаться, раз вы ничего другого не можете. Значит, хочешь, чтобы я ничего никому. А я хочу за это совсем немного. Во – первых, никто из вашей компании никогда нигде не подходит ко мне и не заговаривает. Во – вторых, никто ни в Зараеве, ни в Бузырине, ни где – то еще никогда пальцем не трогает меня и моих друзей. Моих настоящих друзей, – поправился Митя. – Это касается и моих соседей. Я хочу гулять, где хочу. И жить, как хочу. Что еще? Ленина верните Петровичу. Все.

Митя встал. На этот раз Никита его не удерживал и даже не смотрел на него, глаза вожака зараевской компании были устремлены на угасающий костер, в пекле которого лишь два небольших языка желтого пламени лениво полизывали с двух сторон уже черную сверху, но еще красную снизу головешку. Митя медлил, не уходил.

– Ты принимаешь мои условия? – слишком уж напыщенно спросил он.

– Согласен, – скрипуче и как – то лениво отозвался Никита. – Считай, торг состоялся, – при этом говоривший не изменил позы.

Таким его Митя и оставил. Сам же пошагал не к Дубкам, не к реке, а в поле за кладбищем подышать, побыть одному. Ему было тяжело, даже впервые щемило сердце. Но дышал он недолго. Остановившись на просторе и посмотрев несколько секунд в черные и звездные небеса, вдруг сорвался с места и побежал. Быстрее, чем бегал обычно, и прямо в Зараево. В руке Митя сжимал перочинный ножик. А в голове держал одну мысль: "Надо его вернуть. Если возьмет…"