Текст книги "На воре шапка горит"

Автор книги: Артем Кораблев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Глава II
НАРУШЕНИЕ РАСПИСАНИЯ

Он проводил ее только до Зараева и там еще совсем немного по первому переулочку. Возле выхода на главную улицу села она его завернула.

– Все, я дальше сама. Иди назад. Поздно.

– Да ну, время еще детское. Вот провожу…

– Не проводишь, я не хочу. Не надо дальше. Уже проводил. Все, Дима, иди домой, ладно?

Он понял, что ловить ему сейчас тут больше нечего. Да и усылали его не жестоко, а по – человечески. К тому же она права, действительно поздно. Длинный, нескончаемый день почти закончился. Осталась только дорога домой и еще разговор с бабушкой. Да что там этот разговор, такие дни и вечера того стоили. Только вспомнить тусклый июнь… да ведь в июне – то и вспоминать нечего!

Каждый день тогда начинался для Мити одинаково, однообразно тускло проходил и так же заканчивался. Можно сказать, что он жил по расписанию, только это «расписание» никак не объяснялось его пристрастием к дисциплине. Скорее, он жил так просто со скуки и скучал, потому что так жил.

Вставал он ни рано, ни поздно – часов в десять. Бабушка уже в это время готовила завтрак. Около половины одиннадцатого он завтракал. Потом думал, чем бы ему заняться, или ехал на велосипеде за молоком и хлебом. Около полудня, оставив бабушку готовить обед и, если позволяла жара и самочувствие, ковыряться на огороде, Митя отправлялся купаться на речку. Всегда на запруду и стараясь сделать это так, чтобы кто – нибудь из соседских бабок не навязал ему в нагрузку своих мелковозрастных внучат. Почти всегда ему это удавалось, и в компании мелкоты на речку к запруде отправлялись Васечка и Тасечка. Васечка слыл там за главного, потому что был в этой компании самым старшим и все взрослые в поселке считали его самым ответственным. Любовь Андреевна все уши прожужжала Мите, какой Васечка хороший, как ему можно доверить серьезное дело и что он уж наверняка найдет себя в жизни, сто процентов – поступит в институт, а вот Митя непременно загремит в армию. Митя чувствовал, что вряд ли сосед его во всем этом виноват, но все равно злился и на бабку, и на хорошего Васечку.

После купания Митя обедал. Потом читал. Потом слонялся по поселку или по двору. Очень редко чем – нибудь помогал бабушке, если попросит. Обычно же ноги приводили его Николаю Петровичу, у которого в зарешеченных вольерах сидели порой с полдесятка, а то и больше собак. Большинство из них стаффорды. Петрович стаффордов разводил, но оставляли у него еще кого угодно на передержку, то есть за какую – то мзду Петрович содержал в своих вольерах чужих собак разных пород, пока их хозяева мотались по командировкам или отдыхали в отпуске.

У Мити тоже был свой лопоухий четвероногий друг Семен – такса. Но родители заперли этого друга в московской квартире. Он только – только оправился после жестоких покусов. Семена в мае порвал во дворе доберман. Пес потом чудом выжил, и теперь все просто тряслись над ним. Да еще бабушка: «Не надо мне его. Опять все грядки изроет»,

Поэтому отвести душу в общении с меньшими братьями Митя этим летом мог только у Петровича. А тот, как назло, в июне затеял перестройку вольеров, и никаких собак там уже не было. Разве что сидел на цепи здоровенный охранник, кавказец Нерон, и вечно шастал по двору приблудившийся, брошенный кем – то кудлатый и задиристый ризен Дантес. Оба признавали только Петровича.

С такими не договоришься, но хоть с хозяином поболтать. Это дело Николай Петрович любил не меньше Мити и знал все или почти все окрестные новости. Вплоть до криминальных – как враждуют друг с другом бригады наемных строителей из различных мест, где и какая разборка была, у кого чего умыкнула шпана из Зараева и как ладит местная мафия с милицией. Короче, у Николая Петровича Митя находил хоть какую – то отдушину в череде беспросветной повседневности. А так… Скука.

И вот «тот раз» у гиблого места вдруг изменил для Мити течение летнего времени. Он его перекроил и нарушил – дни растянулись почти в бесконечность, а недели превратились в мгновения.

Вот хотя бы следующий день после «того раза», Митя и сейчас помнит его во всех мельчайших подробностях.

Проснулся он раньше бабушки, кое – как промаялся до завтрака. Проглотил горячую яичницу. От чая с пенками клубничного варенья отказался. И удрал со двора.

И все будто в лихорадке или под гипнозом, словно очарованный, подвластный чужой, неведомой до той поры воле. Он даже не думал, куда его ноги несут. Очухался у запруды, где на двух маленьких пляжиках – песчаном с его стороны и травянистом на противоположном берегу – только – только начали собираться купальщики и загорающие. Только тут он признался себе, зачем сюда пришел.

Признался или понял, какая разница. Он пришел сюда потому, что беспощадная июльская жара сгоняла к запруде всех, кто искал от нее спасения, и тех, кто этой самой жаре радовался. Значит, и ОНА могла оказаться тут.

Могла, но ее пока не было. Что ж, он решил подождать.

Вообще – то Митя загорать не любил. Скучно и жарко, и всякие там насекомые. Но он с полчаса провалялся на траве, не отрывая глаз от зеленого пляжика. Даже не окунался. За это время к реке немало народа пришло, а иные уже это место покинули. Только та, которую он искал, среди них так и не появилась.

«А может, она там? – подумал вдруг Митя. – У гиблого…»

И тут же вскочил так, что на него обернулось с пяток ближайших купальщиков и загорающих. Ноги рвались пуститься в бег, поскорее на место вчерашнего вечернего купания, но даже не разум, а что – то еще, какие – то особенности его характера заставляли ноги умерить пыл. И поэтому шел Митя странно, рывками, то прибавит быстрым шагом, срывающимся на бег, то словно угаснет, ссутулится и медленно семенит. Таким ходом люди порой отыскивают туалет, когда очень приспичит.

Все ж он довольно быстро до кустов у гиблого места дошел. Потому что недалеко было. Удачно на сей раз миновал заросли крапивы и очутился там, где вчера. На той самой площадочке. Никого ни на ней, ни на противоположном берегу, ни в реке не было. Только валялся у самой осоки его перочинный нож, как раз в том месте, где он вчера прятался.

А ведь он и не заметил, что потерял эту нужную и совсем не дешевую вещь – настоящий швейцарский нож с двумя лезвиями, с маленько, но острой пилкой и отверткой, – и дома не заметил, и утром не спохватился. Удивительно. Раньше он не был таким рассеянным.

Подобрав ножик, Митя сунул его в карман, еще раз огляделся и сам улегся на траву, скрывшись за стеночкой осоки. Нет, он не собирался тут лежать и ждать, будто в засаде, – может она сюда больше и не придет никогда или объявится через неделю. Он просто лежал и думал, как теперь быть и где искать? Других мыслей почему – то и не было.

Видел он ее впервые вчера в Зараево. В Зараево и надо идти. Да ведь ему и так туда надо!

От удивления Митя сел. Надо же, он уже забыл, что собирался сегодня позвонить Бэну. Еще просил его мамашу передать, чтобы тот никуда не ушел. А сегодня… Отсто – ой. Интересно, сколько сейчас времени? Может уже пора? Он сказал, что позвонит Бену около часа. Даже если еще рано, все равно пора, потому что ему «вот так» надо в Зараево. И все к одному. Митя опять вскочил.

В Зараеве он был уже минут через пятнадцать, самое большее – двадцать. Для скорости форсировал реку вброд, держа узел с кроссовками и одеждой над головой. Так он сэкономил огромный крюк, который делал обычно на велосипеде. Пожалуй, он не мог даже припомнить, когда последний раз появлялся на улице этого села в пешем порядке, без железного коня о двух колесах.

Пыльные улочки Зараева, как и обычно, не изобиловали людьми. Все те же бабки, не местные смуглые и темноволосые строители, следующие к магазину за покупками на всю бригаду. От силы парочка встречных всклокоченных каких – то, зараевских уже, мужиков – не то спросонья, не то с похмелья. Ну, еще ребятня. Этих – то достаточно, все же летние каникулы. Но только самые младшие, остальные на речке.

Шествуя по главной улице Зараева, Митя то и дело озирался по сторонам. Увы, тщетно. Той, которую он искал, нигде не было. Вскоре Митя оказался там, где был вчера – на площади с магазинчиками и навесной полукабинкой телефона – автомата. И здесь пустынно. Лишь чей – то автомобиль у дверей продуктового.

Позвонить, что ли Бэну? Авось, на этот раз он дома. Честно говоря, Митя вдруг заскучал. Как – то расстроился. Сразу навалилась на него досада, пустота и усталость.

Бэн оказался дома, сам подошел к телефону. Разговор получился довольно коротким, но содержательным. Леха Беньяминов заверил своего друга, что обязательно приедет к нему в гости на день рождения, но Тоше от имени будущего новорожденного звонить не захотел. Сказал: «Сам звони. Я не могу. И ты должен знать почему», конечно, Митя знал. Бэн Тоше нравился, но он влюбился в другую девочку. И это бы еще ничего, только Бэн тогда повел себя не самым красивым образом. И хоть извинился потом перед Тошей, да осадок в душе остался, и прежде всего у него самого. Ну и сам виноват! А не позвать Ангелевскую на свой день рождения Митя Попов не мог. Попрощавшись с Бэном, не вешая трубку, он надавил на рычажок телефона – автомата, да так и застыл на мгновение, вспоминая Тошин телефон. Вечно он путает – двадцать три – тридцать два, или наоборот?

– Ну ты, давай, или – или… – заставил Митю вздрогнуть чей – то голос у него за спиной. Митя оглянулся. Без улыбки, но с насмешкой в глазах, на него пялился один из вчерашних спутников той девочки, которую он искал.

– Чо, не понял? Ты или звони, или дай мне брякнуть.

– Пожалуйста, – Митя повесил трубку и вежливо отошел в сторонку.

Парень занял его место у телефона. Митя отошел еще дальше, чтобы не мешать чужому разговору, но совсем не ушел, хотя, по его мнению, это было бы сейчас самым разумным. Не к чему дальше испытывать судьбу, крутым героем Митя себя никогда не ощущал. Однако что – то его удерживало. Не позволяло уйти просто так. Скорее всего самолюбие, потому что трусом он тоже себя не считал.

Парень дозвонился сразу, и, пока он беседовал, Митя топтался у закрытого ларька с прессой и книгами, делая вид, что изучает разнообразные, но одинаково цветастые обложки печатной продукции. На парня он старался вообще не смотреть, но нет – нет да и поглядывал. И как – то раз встретился с ним взглядом. Почему – то Митя почувствовал, что в этот миг парень говорил про него. И Митю это не порадовало. Он поскорей отвернулся к ларьку. До его слуха долетали лишь редкие, самые громкие обрывки фраз, отдельные слоги или слова. Митя старался и вовсе не слушать, поэтому, наверное, и пропустил, когда парень закончил свой разговор.

– Ну ты будешь звонить – то? – опять заставил вздрогнуть Митю все тот же голос.

– А? Буду, – зачем – то отчитался Митя.

У Тоши опять никого не оказалось дома, и Митя даже с некоторым облегчением выслушал не самую долгую серию длинных гудков. Парень – то не уходил. Это Митя спиной чувствовал. Когда повесил трубку и повернулся, так и оказалось. Тот стоял в трех шагах и ждал.

– Что, не дозвонился? – спросил парень.

– Не дозвонился, нет никого, – опять отчитался Митя.

– А ты откуда? – Новый вопрос незнакомца не дал ни опомниться, ни уйти.

– То есть? – Митя не понял смысла.

– Живешь где? К кому приехал в Зараево?

– А – а… Нет, я в Дубках. Дача.

– Значит, дачник, – подвел итог парень. – Много вас тут дачников летом. – И добавил скороговоркой потише: – Слышь, дачник, помоги починить мотоцикл. Ты вроде рубишь?

Такое предложение Митю застало врасплох.

– Ну – у, я – а—а, – совсем уже было стушевался он и вдруг согласился: – Ладно, а где?

А в груди вдруг как екнет: «Может, это судьба?»

Парень же явно остался доволен Митиным ответом и быстро продолжил:

– Здесь недалеко, на Учительской.

– Ну пошли, – для верности кивнул Митя. Он знал, что это соседняя улица.

Уже по дороге, когда они молча пылили по жесткой, угаженной курицами колее поперечного безымянного переулочка, Митя на секунду испугался, а вдруг он не сможет починить этот мотоцикл? Не справится. И сразу же подумал: «А какая разница? Дело – то не в мотоцикле».

Двор, куда привел его новый знакомый, выходил на Учительскую самыми обычными для Зараева деревянными воротами, не глухими, а такими же, как и остальная ограда, зарешеченными штакетинами. Через такие ворота всегда все видать и внутрь, и наружу. Во дворе никого не было, и дверь в самый обычный деревенский дом тоже была закрыта. Казалось, что хозяева вовсе куда – то ушли.

– А собаки там нет? – спросил Митя, когда парень взялся за верхнюю перекладину маленькой калиточки, присоседившейся сбоку к воротам.

– Нет, – буркнул парень, не оглянувшись и пробормотал: – Был бы дома.

Они обогнули бурый неприметный домишко – расстроенный сруб, обшитый вагонкой, – и прошли по дорожке, мимо каких – то неизвестных Мите цветов на неухоженной клумбе и немногим более ухоженного огорода к неказистому дощатому сараюшке с плоской односкатной крышей. Вот в это строение дверь была распахнута настежь, а изнутри доносились звуки тихой возни.

– Лысый! – не заходя в темное нутро, с улицы окликнул кого – то парень.

Внутри сараюшки что – то металлически звякнуло, и на пороге, щурясь на солнечный свет, появился худой, высокий и сутулый, весь какой – то лохматый приятель нового Митиного знакомого. Митя узнал его, этот парень тоже был вчера на площади, когда Митя чинил драндулет.

– Ты че привел его? – невежливо поинтересовался тот, кого только что несправедливо окликнули Лысым. – На хрена?

– А ты что, починил уже? – последовал ответный вопрос.

– Не – ет.

– Ну, а чо тогда? Где спасибо?

– Он еще ничего не сделал.

– Сделает, обещал. Верно? – Парень быстро обернулся и глянул Мите прямо в глаза.

Митя поспешно кивнул.

– И спасибо придется сказать, – пояснил опять, поворачиваясь к Лысому, парень. – За то, что привел специалиста.

– Ух ты, – изумился Лысый и больше ничего не добавил, только отступил немного внутрь сарая и в сторону, как бы приглашая войти.

– Входи, как тебя?.. – посторонился и парень, пропуская вперед гостя – специалиста.

– Дмитрий, – наконец представился Митя.

– Ух ты, – опять почему – то изумился Лысый.

– Димон, значит, – расставил все точки приятель.

Самого его звали Никитой.

Мотоцикл был очень старым, хотя и не совсем ржавым. Митя подступил к нему с внутренним содроганием и ужасом. И вскоре понял, Лысый тоже боится этого стального старика с мотором. Об этом Митя догадался, когда увидел, что хозяин только и сделал, что поотвинчивал некоторые детали, которые можно было легко установить обратно. Открутил их бездумно и бессистемно, так, чтобы хоть что – то сделать, авось поможет. То же, что с виду казалось сложно устроенным, Лысый и вовсе не трогал.

Митя тоже не чувствовал никакой уверенности в успехе. Однако глаза боятся, а руки делают – он решил разобрать этот агрегат по винтикам, но найти неисправность. Наверное, ему просто повезло. Меньше чем через полчаса он, именно он, а не Лысый, который тоже пристроился на корточках рядом с машиной – ветераном, догадался, почему не заводится мотоцикл.

– Карбюратор не дышит! – почти радостно выкрикнул он и повторил потише, но все еще плохо справляясь с охватившим его возбуждением: – Не дышит карбюратор.

– Да? И что теперь делать? – уныло поинтересовался Лысый. – Мотоциклу кранты?

– Ни фига подобного, – горячился Митя. – Надо навестить… короче, я знаю кого надо навестить.

Он бодро выпрямился и даже хлопнул мотоцикл по кожаному седлу.

Навестить Митя мог только Петровича. Только Петрович мог помочь уму сейчас и советом, и делом.

– После обеда, – пообещал он новым знакомцам.

– Чего после обеда? – не поняли его парни, но спросил Лысый.

– После обеда я приеду сюда на велосипеде, и мы его оживим. – Митя опять хлопнул по седлу мотоцикла.

Лысый с Никитой переглянулись.

– Ты уверен? – скорее для верности задал свой вопрос хозяин мотоцикла.

– Ну – у, процентов эдак на пятьдесят или больше, – Митино возбуждение быстро угасло. Нет, он по – прежнему верил в Петровича, но вдруг подумал, что может быть еще и другая неисправность. Устранив одну, он не исправит другую. И тогда…

– Это много, – снисходительно кивнул Никита. – Ладно, только знаешь, как лучше…

Он опять переглянулся со своим товарищем.

– У нас тут на «после обеда» кое – что намечается. Лучше ты к вечеру приходи. Часиков в восемь, а еще лучше к половине девятого. И не сюда, а знаешь куда… На карьер за фермой. Ну знаешь, где ферма? Там нутрий разводят. Ну вот, а за фермой, дальше, карьер.

– А – а—а, знаю, – закивал головой Митя. – За кладбищем.

Он действительно вспомнил это место, на котором бывал лишь пару раз и то проездом во время велосипедных прогулок прошлых лет. Он там даже никогда не останавливался.

– За старым кладбищем, – уточнил Никита. – Там больше уже не хоронят.

– А где? Карьер – то большой.

– Там есть коробка от трансформатора. Ящик такой железный с черепом и костями. Увидишь, прямо возле дороги. Туда приходи, мы тебя сами найдем, – пообещал Никита.

На том они тогда и расстались, только в тряпочке да в пакете Митя унес с собой карбюратор.

В Петровиче он не ошибся. Петрович, как обычно, выручил и помог. Хотя и спрашивал, где Митя выкопал это барахло, да советовал сдать его в музей. Митя только краснел, пыхтел упрямо молчал. Однако Петрович увлекся и тоже засопел над узлом мотореликвии у верстака. Посопел – посопел и вдруг, ни слова не говоря, ушел куда – то за угол дома. Вернулся минут через пять. «На, – сказал, – сам ставь прокладку, барахольщик». Он протягивал зажатую в двух пальцах толстую картонку, фигурно вырезанную ножницами. «Поставишь, и заработает, – уверил Петрович. – Классический дефект. Старая превратилась в труху, вот и не фурычит».

Потом Митя маялся. Но не как всегда, от безделья, а много сильнее – от бездельного ожидания. Часа четыре маялся, если не больше. И за обедом, и после обеда, и до самого того момента, как стрелки старых бабушкиных настенных часов в столовой не расположились под углом в 120 градусов, ограничивая сектор последней трети циферблата. Ровно в восемь часов вечера Митя вышел из дома.

Жара спала, но дневного света на улице почти не убавилось, разве только едва заметно почернели ветви у кустов смородины и крыжовника, словно их кто – то подретушировал. И все же до сумерек было не так уж далеко, а вот до настоящей темноты – часа два с половиной, не меньше. «Успею вернуться», – подумал Митя, перекидывая с разбегу ногу через седло своего велосипеда уже за калиткой.

Главную примету конца пути, ящик от трансформатора, он тоже разыскал без проблем. Затормозил и соскочил с велосипеда, еще не полностью остановившись. Огляделся. Никого. И тихо, странно тихо. Только какая – то птица кричит, нудно так и надсадно, в ветвях высоких деревьев, корнями вцепившихся в могильную землю старого кладбища.

Перед кладбищем огромная яма с неровными очертаниями краев – забытый карьер. Чего тут выбирали? Похоже, песок. Кроме песка, и нет ничего. Вот только свалка уже намечается.

Митя прислонил велосипед к ящику трансформатора. Отошел на два шага в сторону и опять остановился, руки в боки и озираясь. Не видать никого. Покричать, что ли? Или, может быть, он рано приехал? Или его попросту накололи? Повернувшись спиной к карьеру, он окинул взглядом просторы.

Полевая дорога, сбегающая с косогора из – под его ног, режет пополам зеленое поле до самой речки. Воды не видать, лишь заросли ивняка, извиваясь, повторяют рисунок узкого русла. На другом берегу перед лесом – дачные дома и участки Дубков. Митя попытался отыскать среди них крышу своего. Ага, вот она! Рядом с той, на которой тарелка спутникового телевидения, что повесили по весне новые жильцы, купившие дачу у Ташковых. Огромная такая тарелища – локатор, а не антенна. А где же хозяйство Петровича?

– Димон! – непривычно окликнул его со спины голос, который он уже знал.

Митя обернулся.

Так и есть, из – за ближайшего края обрыва высунулись плечи и голова Никиты.

– Димон, ты что там увидел? – Никита улыбался.

– Да нет, ничего, – улыбнулся и Митя. – То есть отсюда мою крышу видать.

– Че – го? – от удивления Никита вылез весь из карьера. – Кры – ышу?

– Ну да, там Дубки, и крышу видать. Ну, моей дачи.

– Ну – ка засвети, – Никита приблизился.

– Во – он. Вон та, – Митя вытянул руку с прямым указательным пальцем в сторону дачного поселка, – рядом с тарелкой. Видишь?

– Красная, что ли?

– Нет, зеленая.

– Ах, вот эта. А с тарелкой чья? Не твоя?

– Нет, это Ташковых. То есть они дачу продали, а это тех, что купили. Там сейчас вообще никого нет, уехали отдыхать куда – то.

– Значит, не твоя тарелка – то? – зачем – то переспросил Никита.

– Не моя.

– Жать, а у меня, знаешь, где дом? Вон… Эх, блин, отсюда не видать. Ну да все равно я там не живу.

Митя понял, где «не живет» его новый знакомый. Маленькое сельцо, на которое указывала рука Никиты, было на другом берегу реки, но скрывалось за ее поворотом и под косогором.

– А что обещал, сделал? – спросил Никита.

– Ага, – Митя снова довольно улыбнулся.

– Молодец, похвалил Никита и крикнул громко: – Лысый! Я же говорил!

Никто не отозвался, а Никита положил одну руку Мите на плечо и пригласил:

– Димон, давай к нам в яму.

– Куда? – настала Митина очередь удивляться.

– В карьер, – Никита подтолкнул его вперед.

– А велосипед? – уперся было Митя.

– Ну и его тоже.

С края карьера, по довольно крутому, но не отвесному склону внутрь ямы тянулись несколько двойных дорожек, оставленных шинами мотобайка. У Мити сразу мелькнула шальная мысль сползти вниз по песку на велосипеде, но остановила возможность позорного падения. Все – таки крутовато будет и в прямом, и в переносном смысле. Спустился так, с великом на плече.

Дно карьера не было ровным и напоминало поверхность планеты Марс из фантастического кинофильма – песчаные холмики, углубления, ложбинки. Здесь тоже было много следов от протекторов, очевидно, эту песчаную яму кто – то облюбовал для упражнения в езде, а то и для соревнований. В середине карьер немного сужался, наподобие неровной восьмерки. Никита и Лысый, который ждал уже в самом низу, повели Митю в дальнее кольцо этой вырытой в земле «цифры». Обогнув один из холмиков, повернули налево и пошли вдоль почти отвесного глинистого обрыва стенки карьера. Здесь попадалось особенно много всякого хлама, очевидно, сброшенного сверху. Какая – то гнилая фанера, битый шифер, мотки цепляющейся за ноги проволоки, какие – то ржавые гнутые трубы. С велосипедом идти среди всего этого было не так уж и удобно.

Неожиданно Никита остановился.

– Ну вот мы и дома, – загадочно произнес он.

Митя удивился, но промолчал. Жить здесь, по его мнению, было еще хуже, чем просто идти.

Лысый тем временем нагнулся и откинул за край большой, квадратный, почти целый лист волнистого шифера. Митя чуть было не ахнул, под этой «дверью» скрывался вход в настоящую пещеру.

– Ну как? – заглянул ему в лицо Никита.

– Клево, – выдавил Митя.

– Милости прошу в апартамент, – картинно, хотя и не совсем грамотно пригласил Лысый. Сам же пригнулся и полез в дыру первым, нарушая все правила этикета и гостеприимства, потом – Никита и уж последним – Митя.

Пещера оказалась совсем небольшой, меньше кухни в малогабаритной квартире Тоши Ангелевской. А в высоту и того меньше, в полный рост выпрямиться было невозможно. Но покрытый досками потолок подпирали столбы, и стены были обшиты фанерой, наверное, за этой фанерой тоже были столбы или доски. Даже пол у этого укромного убежища имелся, собранный из кусков старого линолеума и рубероида. Из «мебели» – несколько ящиков, один ящик – стол, на нем пепельница – консервная банка.

– Ну как? – снова спросил гостя Никита.

– Клево, – повторился Митя.

– Это, Димон, наш бункер. – В голосе Никиты послышалась настоящая гордость. – Мы с Серегой его вдвоем раскопали.

– И Гарик в конце помогал, – добавил Лысый, после того как Митя узнал его настоящее имя.

– Присаживайся, – пригласил гостя Никита, – будь как дома.

Они расселись на ящиках.

– Одно неудобно, – продолжал Никита, – костер тут разводить плохо. Дышать тогда нечем. Дым почему – то наружу вообще не выходит.

– Выходит, – не согласился Серега Лысый, – только не сразу, сначала наберется здесь, а потом выходит.

Никита только криво усмехнулся, потом добавил:

– Ну, может, и к лучшему. Костер лучше разводить на природе, а зимой мы сюда и не ходим.

– так надо печку придумать, – предложил Митя, а про себя подумал: «Как генералы песчаных карьеров». Он знал, что есть такой фильм и книга, но смотрел только спектакль в театре Спесивцева, на который они ходили зимой всем классом. Спектакль Мите понравился, и он целый месяц мечтал пожить в такой же пещере, как те «генералы». Может быть, еще и поэтому теперь он был почти восхищен увиденным.

– Да – а, клево, – еще раз протянул он, разглядывая близкий потолок.

Лысому же явно уже надоело сидеть тут в бездействии. Он встал со своего ящика и выглянул наружу, да так и остался у самого входа, согнувшись и сунув руки в карманы.

– А не боитесь, – спросил Митя, – что мотобайщики вашу пещеру отыщут. – Следов – то полно.

– Да, они здесь гоняют, – согласился Никита. – Только мы специально копали там, где свалка и стенка отвесная. Здесь они вообще не ездят. Но я согласен, надо их как – нибудь поучить. Только вот никак не отловим. По селу, блин, гоняют быстро. А тут как – то не заставали. Когда приходим, они уезжают. Вот если бы мотоцикл бегал.

– Да, – вспомнил Митя, – что обещал, – он положил на ящик – стол пакетик с исправленным карбюратором. – Поставить надо, как было.

– Лысый, – позвал Никита, не трогаясь с места, – возьми эту штуку, тебе принесли.

Тот только отмахнулся, не оборачиваясь, голову он вообще высунул наружу.

– Лысый! – опять крикнул Никита.

– Идут, идут, – прозвучало вместо ответа, Серега быстро нырнул внутрь, не глядя схватил пакетик и тут же выбежал.

– Кто там? – спросил Митя.

– Наши, – улыбнулся Никита. – Пошли тоже.

Сердце Мити подкатило к самому горлу, застряло там в тесноте и забилось мелко и не в такт. Быть может, приближался тот миг самой желанной встречи, ради которой он все и затеял.

– Вылазь, – привела его в чувство команда Никиты. – Давай наружу, костер не здесь разводить будем.

Митя поспешно выбрался из пещеры и никого не увидел, даже Лысого. Только откуда – то со стороны кладбища налетели ритмические волны музыкального ветра из динамиков невидимого магнитофона.

– Пошли, Никита подтолкнул Митю в спину, – ща будешь знакомиться.

Они пересекли оставшуюся часть карьера и поднялись по проседающему под ногами песку наверх к кладбищу. Митя здорово поотстал, потому что катил еще свой велосипед.

Кладбище, которое с дороги, казалось, начинается прямо за карьером, на самом деле отделялось от края ямы полоской зеленого лужка, в половину ширины футбольного поля, с высокой, наверное, никогда не кошенной травой. Лишь потом начинались ограды первых могил под сенью раскидистых деревьев, все больше берез, реже сосен. Единой внешней ограды у кладбища не было, многие могилы тоже густо заросли высокой травой не хуже лужка, за некоторыми еще ухаживали.

Митя углядел спину обогнавшего его Никиты немного в стороне, справа; тот быстрым шагом прочесывал траву в направлении угловой могилы. Как раз оттуда, теперь уже совсем отчетливо, и слышалась музыка. Неожиданно и очень быстро фигура Никиты стала укорачиваться, и он словно вошел в землю. «Там еще одна яма» – догадался Митя и поспешил туда же.

Яма оказалась неглубокой, не яма даже, а углубление в форме воронки с черным пятном посередине. Там, очевидно, часто разводили костер. И сейчас двое ребят, в одном из которых Митя узнал Лысого, колдовали около кучки сухих сучьев. Никита лежал, опершись на локоть, ногами к будущему костру, прямо на траве рядом с еще одним парнем, темноволосым и крепким. Митя в досаде и замешательстве задержался на мгновение у самого края воронки, потому что опять это все были не те люди.

Велосипед он там и оставил, а сам спустился и прилег рядом с Никитой, который тут же познакомил его с Гариком – тем, что колдовал у костра вместе с Лысым, и с Майком – своим соседом по травке.

Вот теперь уже действительно вечерело. Даже перепелка где – то в поле за кладбищем заладила свое «спать пора, спать пора». Митя услышал ее, когда Майк переворачивал в магнитофоне кассету. Успела птичка крикнуть рефреном раз пять, и снова бодрая, малость приблатненная попса убила все окрестные звуки. Разгорелся костер, выгнал из воронки серые сумерки и уплотнил их вокруг полутемной стеной. Около огня народился маленький мир. В нем на Митю никто не обращал внимания. Он лежал себе и лежал, но без первобытного уюта, что селится у живого костра. Навалилась тоска.

Зато они, его новые знакомые, болтали, смеялись и переругивались из – за ерунды. «Чужие какие – то, – думалось Мите. – И на фиг я сюда приперся, карбюратор им притащил. Теперь и не уедешь просто так. Они меня водили в свое логово».

– Эй, банда! – вторгся извне чей – то радостный оклик. – Заждались, соколики?!

В два голоса посыпался девчачий смех.

– Ух, йо! Ух, йо! – не то завздыхал, нетто заохал в ответ Гарик. – Не, ну ва – а—ще. Не, ну вы меня напугали.

Две девчонки, обе невысокие и стройные, сбежали по склону воронки, и тоже присели на траву. Одна темноволосая, востроносенькая, с небольшими и тоже острыми быстрыми глазками, так и вертит головой туда – сюда – на галку похожа, но симпатичная. Вторая – она…

– Нет, Люд, ну, Ален, – все не мог успокоиться Гарик. – Ну напугали вы. А если бы я умер или. Не дай бог, заикой сделался? Это было бы преступление.

– За тебя много не дадут, – беспечно отмахнулась та, с которой искал встречи Митя. – Нас оправдают.

– пепси принесли? – спросил Никита.

– На! – в его сторону полетел тугой баллон с бурой жидкостью.

Никита попытался поймать бутылку в воздухе, но не сумел, и та, отскочив от ладони, бухнулась между ним и Мишаней.

– Ух ты, холодненькая! – обрадовался Никита, отыскав пузатую беглянку на траве.

– Как всегда, – откликнулась темноволосая.

– Как вам это удается?

– Секрет фирмы, – ответила вторая, та самая. – О, это у вас кто?

– А это наш мастер.

– Ах, он уже ваш, – узнала Митю и удивилась девчонка. – а я думала, что он только дачникам их машины чинит.

– Нет, теперь только нам. Знакомьтесь: Димон, а это Алена и Люда, – всех перезнакомил Никита.

«Алена», – наконец разобрался Никита.

– Не, ну правда, Люд, – пристал теперь оправившийся от испуга Игорек, – почему у вас всегда пепси холодная? Вы же ее днем покупаете. Где у вас холодильник?

– Я знаю, где у них холодильник, – неожиданно вмешался в разговор Митя и сам ужаснулся собственной смелости.