Текст книги "На воре шапка горит"

Автор книги: Артем Кораблев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

На воре шапка горит

– Ленин абсолютно крутой. Бесподобный. Во такой! Руку тянет и по колено в земле. Типа, золотой. Жаль, вы его так и не видели. А утром Петрович проснулся, вышел, замечай, во двор. Ну я не знаю там – по нужде или уже совсем. Глядит, Ленина нет, а от того места, где он стоял, только следы по грядке. Глубокие такие. Ушёл, да! У Петровича чуть крыша не поехала: Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить.

Рассказчик сверху оглядел свою аудиторию, в запале он встал, сопровождая изложение событий отчаянной жестикуляцией. Неясно, удовлетворило ли его выражение лиц слушателей, но он продолжил:

– И главное, я тоже не въеду, кому он на фиг сдался – такого громилу тащить? Он почти с Петровича ростом… и литой. Внутри пустой, правда, но все равно ведь тяжелый. Как они его уперли? И главное, зачем? Для прикола?

Аудитория ожила, охотно дав вовлечь себя в диспут.

– Ясно, для прикола.

– Приколись! Он за сто кило будет.

– Да ну, поменьше.

– Говорю вам, за сто!

– Ну, может и так. Только крутой прикол того стоит. Ты не согласен?

– Нет, я согласен. Прикол – это святое. Только ведь тяжело же.

– Любишь кататься, люби и саночки возить.

– Так ведь лето. На санях бы я еще понял.

– А может, они его на машине?

– Какая машина! – рассказчик размахался руками не хуже дирижера. – Это около Петровича – то машина?! Да у него два кобеля на участке – ризен и кавказец Нерон. Они на каждый шорох брешут, а ночью на машину – те более. Нерон – сущий дьявол. Я вообще не понимаю, как мимо таких монстров пройти можно. Да еще с Лениным на плечах. А они его точно на горбу перли, по крайней мере до дороги. Или… Или до Дубков! Точно! Это кто – то из наших, из поселковых! Чтобы над Петровичем посмеяться. Наверное, знакомый, вот псы и не брехали. Он сейчас в каком – нибудь погребе или сарае стоит, этот Ленин.

– Как в Мавзолее.

– Ну, только литой.

– Круто.

– Абсолютно круто, – согласился рассказчик, присаживаясь там, где стоял. – Но тяжело.

– Да чего ты как дятел: тяжело, тяжело. В прошлом году на Илью Пророка и Лагунова «Оку» на гараж затащили. Он во дворе ее оставил – погода хорошая. А крыша у гаража плоская. Утром вышел из дома – «Ока» на крыше гаража. Понял? И тоже все для прикола. На Илью – то Пророка только для прикола и тырят.

– Да знаю я, знаю. Не первый год в Дубках. Наши дачники все, что можно, в эту ночь прячут, и половина поселка не спит. А ведь все за оградой, и сторож… Знаю я ваши обычаи. Только это в августе. А сейчас начало июля.

– Ну и что, что июль, Ленин – то – не «Ока». Кто его не ради прикола потянет. А ради хорошего прикола…

– Ладно, согласен, – неожиданно сдался рассказчик, он же и главный спорщик.

Махнув рукой, повесил лобастую, немного даже квадратную голову, и яркий отблеск костра на просвет выкрасил розовым его оттопыренные уши.

– Согласен, что Ленина для прикола, – подтвердил он, но и добавил: – А тарелку на прошлой неделе свинтили тоже, что ль для прикола?

– Могли и ее для…

– А кабель еще срезали – тоже прикол, да? – оборвал на сей раз все тот же рассказчик – спорщик. – Нет, тарелку с кабелем для прикола не могли. Туда и забраться – то ой как нелегко. Забор там высокий, стена дома. А если бы еще и собака?

– Так нет же собаки.

– Была до прошлой недели, пока все там жили. А потом они куда – то укатили и пса с собой взяли. И опять ведь Петрович погорел, его приглядывать попросили, ну, за бабки. Он первый и заметил, что тарелка исчезла. И ее еще вынести надо было из поселка, он ведь огорожен, и сторож на воротах.

– Ну, тарелка – не Ленин.

– Согласен. Можно и через забор перекинуть.

– А может, она тоже в поселке, в подвале или сарае.

На это замечание не последовало никакого ответа, только все тот же спорщик пожал плечами. У небольшого костерка, успешно разгонявшего ещё неглубокую тьму подкрадывающейся июльской ночи, наступила почти тишина. Только сухо постреливали уголья, да без умолку и отовсюду звенели неутомимые цикады.

– Эй вы, уже без пяти одиннадцать, – нарушил затишье незвонкий, но ясный девчоночий голос. – Я пойду. А вы как? Сидите?

Вопрос обращался к четырем подросткам, чьи скорчившиеся у земли фигуры свет костра вырезал из тьмы в скульптурную группу.

– Я тоже пойду, – вскинулся квадратноголовый спорщик.

Одна из скульптур ожила и вскочила.

– Вот заодно и проводишь, – прозвучало от земли у костра.

И снова наступило затишье. Двое, девочка и мальчик, молча скрылись в тени ночи.

– Димон! – выкрикнул кто – то от костра секунд через пятнадцать. – Димо – он!

– Ну?! – отозвалась ночь. – Чего?

– Завтра на реку приходи, но не рано, часов в двенадцать. Или даже в полпервого лучше.

– Ладно, как договорились.

И опять тишина и цикады.

Когда поле слева и лесок справа остались уже позади, а дорога поделилась на две, девочка сказала:

– ну давай, пока. Тебе налево.

– Нет, я провожу.

– Опять споришь.

Этого не было видно, но слышно – она усмехалась.

– Да нет, не спорю. Просто… – он так и не нашёл нужного объяснения.

– Иди, иди. Бабка твоя не спит.

– Да ну ее на фиг, – в мальчишеском баске прорезалось недовольство.

– Родителям твоим потом расскажет.

– Да на фиг бабку пошли вместе.

– Ну, как хочешь. Я не заблужусь.

И он поступил, как хотел. Как очень даже хотел, несмотря на непременные осложнения в грядущем. Пошел провожать ее до села. А заблудиться он тоже не боялся, не первое лето здесь. Но впервые так необычно. Все не так, как всегда. Уже с самого июня, только как – то враскачку, не спеша – почти бездарно. Зато в июле… Этот июль ему не забыть никогда.

Глава I
У ГИБЛОГО МЕСТА

Дрын – дррын – дррын – чих, и заглох.

– Вася, ну ты не давай столько газа!

– Да я не даю.

– Нет, даешь.

– Да не даю я, честное слово.

– Нет, даешь, я же слышу. Дай – ка я.

– Погоди еще.

Дррын – дррын – дррррын – ды– ды – чих – заглох.

– Ну, Вася! Дай я. Ты не так все делаешь.

Два часа уже со своим драндулетом возятся, и все одно и то же. Бросив скептический взгляд в сторону малины, где за натянутой рабицей скрывался источник шума, Митя вразвалку спустился по ступенькам с маленького крылечка. Невольно слушая неутихающий спор соседей, прошел между грядками до сарая. Как обычно, погромыхивая старым цинковым корытом на гвозде, вбитом в дощатую стенку, извлек из темноты и тесноты свой велосипед. Этот не подведет, по крайней мере пока новый.

Оседлал его уже за калиткой. Влезал по – девчачьи, не на разгоне с педали через седло, а стоя на месте, наклонив, через раму. Да – а, вторая крука молока после обеда – это уже перебор. Но сырнички… Какие бабуля забацала сырнички! Они и виноваты.

Дррын – ды – ды – ды – чих – заглох.

– Ну что, убедилась?

– Ну почему – у—у? Я же все правильно делала.

Ну не рубят люди в технике ни хрена, а туда же. Скорее, скорее отсюда. Митя нажал на педали. Все быстрее удаляясь по потрескавшемуся, изрытому глубокими неровными выбоинами старому асфальту третьей линии дачного поселка Дубки от шума мотора, бензиновой гари и своей дачи.

Вернее, когда он родился, эта дача уже была, и была бабкиной. А еще вернее, когда – то, черт – де когда, получил здесь шесть соток дед. Поставил сборную хибарку, потом умер. С тех пор дача бабкина, и Митя живет на ней каждое лето, естественно, вместе с бабушкой. Родители же только «наезжают» по выходным, в лучшем случае на неделю – полторы во время отпуска.

Раньше здесь было здорово. Ребят знакомых полно. Все на великах. Гоняли они по линиям поселка и окрестностям до темноты. И вдоль леса, и через лес по просеке до соседних дач, и на запруду на пляж, и по шоссейке через другой лес до самой трассы на Москву. Только в Зараево не совались, всегда объезжали стороной, там местные, на них нарвешься – мало не покажется.

Теперь все не так. В поселке – пустота. То есть бабки – дедки живут, в огородах копаются, картошку окучивают, прячут под полиэтилен огурцы, яблони унавоживают, а стоящих чуваков Митиного возраста – днем с огнем не найти. А что поделаешь? Стасик с родителями за границу укатил то ли на лето, то ли навсегда. Валерка «бананов» за год нахватал. Чтобы в следующий класс перейти, весь июнь в Москве просидел., бегал в школу к учителям двойки свои отрабатывать. Сейчас уже июль, но он так и не приехал, только два раза на выходные с родителями. Говорит, разве что в августе, когда у матери его отпуск, на недельку – другую заявится. Даже Вадика нет, вообще непонятно почему. А Ташковы, Серегины родители, дачу тут вообще продали.

Есть еще новые, те. Что по другую сторону шоссейки на бывшем заболоченном лужке коттеджи построили. Но у них своя компания. Держаться особняком. Родители на крутых тачках приезжают, детки на драндулетах с мотором катаются. А на всех старых дачников не то чтобы свысока смотрят, а как бы вообще не смотрят. Живут себе и живут. И тусуются также – с той стороны шоссе за заборами.

Короче, тоска. Нет никого., потому что Васечка с Тасечкой не в счет. Хоть и под самым боком, толку с них, что с козла молока. Таська – на год младше и не от мира сего. Дылда, на голову выше своего старшего братца, и ноги, как у взрослого мужика. Сороковой размер – лыжи, а не ноги. Васечка – Митин ровесник, но скучный человек. Все больше дома на даче сидит, с участка – только на запруду да за покупками в магазин, а если куда – то еще, то с родителями. И так каждое лето было, пока им с Таськой в этом году папаша не купил драндулет.

Хороший драндулет, как у тех, что за шоссейкой. Четырехколесный мотобайк, то есть, по – нашему, мотоцикл на черырех колесах. Ну да хоть горшком обзови, а все равно драндулет – он и есть драндулет. Или, по – Митиному, драндул. И теперь на нем то Тасечка, то Васечка, то оба вместе целыми днями гоняются. Только Мите – то что? А ничего. Как были для него соседи чужими людьми, так и остались.

А вот были бы они как все, ну, как Стасик, Вадька, Валерка, тогда он, Митя, им бы их драндулет в полчаса наладил. Ну не в полчаса, так за час, зато навсегда. Если что не так, к Петровичу бы сбегали. Вон его дом с краю. Отовсюду видать, и если что кому потребуется – всегда к Петровичу. Самый нужный тут человек. И не в дерене, и не дачник, а все у него есть, потому что сам по себе – фермер. И ведь Васька – то тоже к нему бегает, хотя и по другой статье, а помощи попросить насчет драндулета никак не допетрит.

Вот и возятся они с Таськой уже второй день. Ну, их дело. Эх, сейчас бы ему эту машинку, уж больно педали тяжко идут. Сырнички с молоком после обеда – перебор. Но он им не завидует, нет. Он вообще никому не завидует. Это его принцип. Он независтливый человек.

А пилить – то еще изрядно, по лесной шоссейке до трассы и там через мост, да в объезд проселком до Зараево и перед самым финишем в горку. Никогда бы туда не поехал, кабы не день рождения. Собственный, можно сказать. Лучший праздник. Осталось – то всего три недели, и хочется, чтобы удался. А для этого и надо ехать в Зараево – там телефон. А по телефону он свяжется с Беном и Тошкой. И тогда еще можно будет спасти лето. Одним, двумя днями, но можно! Будет что вспомнить…

Но педали крутить после такой еды все равно тяжело. Да еще по жаре. Слава богу, хоть шоссейка лесом пошла. После Зараево – сразу на речку.

К пригорку перед Зараево Митя приехал весь мокрый, хоть выжимай. А пригорок немаленький, и не то чтобы очень крутой, но длинный и ухабистый. Ну да ничего, на велике восемнадцать скоростей, пощелкав переключателями, он подобрал нужную комбинацию и закрутил педали в два раза чаще, зато легко. Так и пополз, а сзади уже слышался гул. Он крутил педали и полз, а гул превращался в рев, и он уже знал, что это за рев, и даже знал, что сейчас произойдет. И произошло, все так и случилось, как раз посредине подъема на пригорок его обогнал драндулет с Тасечкой и Васечкой, лихо скачущий на больших дутых шинах по неровной дороге. Что в гору ему, что с горы – прет как танк. Все – таки в этот момент Митя слегка им позавидовал.

Когда он наконец добрался до самого верха пригорка, с носа и бровей соленым градом падали теплые капли, а от драндулета с Тасечкой и Васечкой давно уже след простыл. Пыль, правда, еще не осела, но даже тарахтения этой чудо – машины Митя нигде не слышал. Не давая себе передыху, сгоряча, он еще поднажал на педали и в два счета проичался по узкому извилистому переулочку между невысокими заборами. Вылетел на главную улицу села, круто повернул налево и еще через сто метров оказался на маленькой площади, где стоял продуктовый магазинчик – приземистая коробочка из стекла и бетона, там же рядом палатка со всякой дребеденью – от шоколадок до сигарет, еще один магазинчик, где торговали хозяйственными товарами (гвозди, стиральный порошок, лампочки), почти никому не нужный ларек с книгами, газетами, календариками, ручками и прищепками для белья, и наконец у глухой боковой стены продуктового магазинчика нужный ему телефон – автомат. Кстати, бесплатный. Набирай и звони.

Подле автомата людей, к счастью, не было, но зато на противоположном конце площади Митя увидел Тасечку и Васечку, тоскливо – озабоченно суетящихся у молчаливо – бездвижного средства передвижения.

«Заглох!» – про себя нехорошо позлорадствовал Митя и не смог сдержать кривоватой улыбочки.

Он быстро зарулил за магазинчик, прислонил велосипед к шершавой бетонной стенке, на которой въевшаяся серая пыль постепенно замещала облупившуюся желтую краску, нырнул под крышу кабинки и набрал номер телефона квартиры Алеши Беньяминова, своего лучшего школьного друга. Как назло того не оказалось дома. Об этом Митю оповестила Лехина мамаша.

– А когда он будет? – с трудом скрывая досаду, поинтересовался Митя.

– А кто его спрашивает? – ответили ему вопросом на вопрос.

– Ну – у… Ну Попов.

– Ах, это ты, Митя, – голос Лехиной мамы сразу потеплел.

Но потом последовало то, чего Митя и опасался. Она стала расспрашивать – где его дача, да с ведома ли родителей приглашает туда Митя Алешу, да будут ли родители на даче во время дня рождения, да не помешает ли им Алеша, да удобно ли ему будет там гостить несколько дней, да как добираться, да как выбираться, да есть ли река, да не опасно ли в ней купаться, да чего нужно привезти из Москвы и прочее, прочее. Но Митя ей все это сразу простил, потому что понял: Леха приедет! Родичи его не против! А это главное, ведь все могло быть и по – другому. После весенних похождений Бена его вообще теперь мало куда пускали. Но к нему, к Мите… Сердце звонившего наполнилось теплотой и гордостью, когда мамаша Бена сказала: «Только потому что к тебе, Митя. Но ты уж присмотри за ним, ладно?» Это за Беном – то! Полный прикол.

Ответив на все вопросы и пообещав позвонить завтра в такое же время, чтобы переговорить непосредственно с приглашенным, Митя с ликующим сердцем повесил трубку.

Потом еще звонил Тоше, но на сей раз вовсе безрезультатно – никто не подошел.

И все же, выкатывая велик из – за угла, едва сдержался, чтобы не крикнуть «ура», «вау!», «иес!» или еще чего – нибудь поглупее да попронзительней. И хорошо, что сдержался, потому что привлек бы к себе ненужное внимание местных, которые появились на площади и теперь стояли в пяти шагах от Васечки и Тасечки, с ленивым интересом наблюдая за их мучениями. А щеки у Васечки уже пошли розовыми пятнами, Таська же вся посерела как – то, и нос у нее еще больше заострился. Они копошились вокруг своего драндулета, как Шурик с шофером из «Кавказкой пленницы» у строптивого автомобиля, только ишака не хватает, а местные посмеивались, перебрасывались шуточками и ненароком подходили все ближе и ближе.

Их было четверо – трое парней и рыжая девчонка, которую Митя вроде бы никогда здесь и не видел. А может, видел, только не обращал внимания, потому что старался всегда избежать близкого общения с этой опасной для него публикой. То есть девочек он как раз не опасался, но рядом с местными девочками обычно крутились местные мальчики, а это уже куда как серьезно.

Митя не расслышал на расстоянии очередной шуточки кого – то из местных, но очень хорошо услыхал громкий взрыв смеха, последовавший за этим, и тут же увидел Таськин взгляд – она обернулась, – растерянный и испуганный, а взглянула она в тот момент прямо на него. И он попался. Он с ней встретился взглядами и теперь уже не мог отказать в помощи. Просто не простил бы себе этого. Больше не рассуждая, Митя решительно пересек сельскую площадь, катя свой велосипед сбоку от себя за руль.

– Расступитесь – ка, мужики, – решительно произнес он, протискиваясь между двумя парнями, уже вплотную подступившими к горе – автомеханикам.

– О, еще один, – отметил его появление девчачий голос. Парни пока промолчали, а в лица им Митя смотреть не хотел. Так безопаснее.

– Вась, подержи велосипед, – скомандовал он, и его тихий веснушчатый сосед по даче безропотно принял руль. – Так, дай – ка я посмотрю, – подбодрил себя Митя, склоняясь над машиной.

Классная все – таки это была тачка. Такого красивого исполнения движка Митя еще не видел. Все аккуратненько, все компактно, все просто, все на месте, все видно, все понятно сверхрационально. Разве сравнишь с нашими? Несколько мгновений он им просто любовался, а потом взялся за поиски неисправности. Нашел он ее быстро, собственно, и неисправности никакой не было, как он и думал, просто один всего контакт с зажигания на корпус ослаблен. Как мотор заработает, драндул начинает трясти, контакт в какой – то момент размыкается и «чих» – глохнет. А потом контакт как – то там зацепится, можно и покататься, но тоже до поры, до хорошей кочки. Через три минуты Митя поджал контакт, сам завел драндулет, и тот больше не думал ни чихать, ни глохнуть. Только тут Митя заметил, что местные все еще стоят рядом, но молча, и смотрят на него. Одна рыжа девчонка отвернулась и первой нарушила молчание, лениво протянув:

– Ну пошли, что ль? Встали здесь столбами.

Парни все так же, не проронив ни слова, развернулись, и вся четверка удалилась по главной улице.

– Спасибо, Митя. Большое тебе спасибо, – затарахтела Таська. – Если бы не ты, мы бы здесь навсегда застряли.

– Да ла – адно, – отмахнулся он. – Если что, обращайтесь. В тачках я немного кумекаю.

Это было правдой. В том районе Москвы, где живет Митя, есть детский автоклуб, который он действительно посещал в этом учебном году два раза в неделю с сентября по январь. Потом бросил. В кружок принимали с двенадцать лет, он пришел туда в тринадцать, чтобы научиться водить автомобиль. На за четыре месяца сидел за рулем только однажды. То есть за рулем он сидел каждую неделю и даже крутил его в право – влево, в декабре даже выполнил норму кандидата в мастера спорта, но руль этот был на стенде, а все остальное – и автомобиль, и дорогу – заменял компьютер. Настоящего же автомобиля в кружке пока не было. Лишь несколько раз в году кружковцам позволяли немного покататься по площадке с инструктором районной автошколы, которая как – то была связана с кружком и иногда давала на денек один из своих автомобилей. Но катались в основном самые старшие, а Митя таковым тогда еще не был. Вот со следующего года, после этого лета, он тоже получил бы право ездить на настоящем автомобиле. И даже слышал, что собственный автомобиль кружку вроде бы уже обещан кем – то из спонсоров. Только ждать ему надоело, и он ушел. Но кое – чему все – таки научился. И сейчас это пригодилось. Пустячок, а приятно. Митя знал – это не только потому, что он не облажался с мотором, а еще и потому, что не струсил.

В самом радужном настроении прикатив на дачу, Митя рассчитывал только поставить в сарай велосипед и тут же рвануть на речку. Да не тут – то было. Бабуля придумала мороку. Ей, видите ли, нужен сахар, и прямо сейчас, а то пропадает клубника – дрозды, осы, муравьи и просто гниет.

– Ба! – вполне добродушно возмутился Митя. – ну я же только что был в Зараево возле магазина, чего ты мне про сахар – то раньше не сказала!

– Так ведь ты в обеденный перерыв поехал.

– Ну я бы подождал! Что ж мне, опять туда переться?

– Да на велосипеде ты быстро слетаешь, а у меня клубника пропадает.

– Ух, чтоб ей!

День померк.

– Чтоб ей… А зимой варенье – то любишь, – сразу укорила бабка.

– Да чтоб его!

Бабка отвернулась и молча ушла в соседнюю комнату, через пару минут она появилась, уже снаряженная в дорогу. С кошелкой, в платочке, туфли другие надела и давай, кряхтя, боком сползать по трем ступенькам с крылечка.

– Ладно я съезжу, – не выдержал Митя, грубовато выхватывая сумку из бабушкиных рук. – Деньги где? Ах, вот, – он сам заметил кошелек а дне сумки. – Все, больше ничего не надо.

Через минуту он снова катил в сторону Зараево. «Слетал» действительно быстро. Очередь в магазинчике бывала только за разливным молоком. Таська с Васькой больше не встречались, и выручать никого не пришлось. Но по жаре он так вымотался за две поездки, что и на речку уже не пошел. Приехал, завалился в тень на свою кровать и пролежал так до сумерек, читая про подвиги капитана Блада. Детская какая – то книжка, но Мите она чем – то нравилась. Он перечитывал ее уже который раз. На самом деле Митя хотел все – таки искупаться, но зачитался и опомнился, только когда бабушка позвала его ужинать. Тут – то Митя и взбунтовался. Нет, заявил он, только после купания. Бабушка перешла на запрещающий тон: мол, темнеет уже, скоро ночь, никуда не пойдешь. Но он – то был ее внуком, он тоже умел дуться, упрямиться, настаивать на своем, поэтому на сей раз, несмотря на брюзжание и обещание все рассказать в субботу родителям, взял плавки и ушел.

– Я второй раз разогревать не буду! – успела крикнуть ему вслед Любовь Андреевна.

– И не надо! – откликнулся он. – Я вообще жрать не хочу!

Вскоре Митя уже не жалел, что пошел на речку в такую пору. Кончился жаркий день, поющий звонкими звуками. Смолкли дневные беспокойные пичуги. Не орут даже петухи у Петровича. Собак тоже пока не слыхать. И люди угомонились. Да не так их тут и много, людей, в будни – то. Хорошо. И злые слепни прекратили свои штурмовые атаки на человеческие тела. Лишь цикады да саранча пилят стройный оркестром маленьких скрипочек. А лягушки еще не кваают, не завывают. И летучек пока не видать. Но скоро появятся. На реке он их обязательно увидит. Они часто над водой охотятся.

Лучшее место для купания на этой реке у запруды, потому что там глубоко и достаточно широко, чтобы поплавать и даже понырять. В других местах речушка не глубже, чем по пояс, и шириной в три дальних плевка. Но Митя на запруду не пошел. Оттуда слышались голоса незнакомых людей, а он устал, и ему хотелось побыть одному. Вот если бы Леха был здесь… Или Тошка. Или хотя бы Стас.

Митя пошел туда, куда они в прошлом году бегали с Валеркой окуньков да пескариков удить и курить в полной безопасности. Там подход к берегу трудный – заболоченная низинка с крапивой, а потом еще кусты ивняка, но проход – то он знал и даже такую тропку, где крапива почему – то совсем не растет. А за кустами есть маленькая площадочка – метра полтора на полтора всего, не больше, и отовсюду прикрыта, с берега – кустами, со стороны реки – высокой осокой да камышом. В том месте река поворачивает и огибает тайную площадочку, растекаясь шире, чем везде, в половину своей ширины у запруды. И поэтому мелко там совсем, чуть повыше колена. Но у противоположного берега, крутого, узкая и длинная яма есть. Там можно поплавать и достать дно, только погрузившись по самую макушку. Тогда ноги касаются пальцами холодного вязкого ила, очень холодного – из – под берега бьют ключи. Купаться туда не ходят. Говорят, там утонул кто – то.

Крапивой он все – таки обжегся два раза, на руке и на щиколотке, между штаниной джинсов и кроссовкой. Ну да не беда. Прохладная вода речушки должна облегчить эти не самые жесткие страдания. Продравшись на площадочку, Митя скинул майку, разулся и стал стягивать джинсы. Запрыгал на одной ноге по мягкой травке и вдруг напоролся на что – то не очень острое, но твердое – больно. Скорчившись, присел. Начал ощупывать больную ногу, нет ли ранки. И в этот миг на другом берегу появился некто. Митя его еще не видел. Но сразу услышал. С края обрывчика покатились в воду комья земли, с тихим плеском достигли цели.

«Чтоб ему!» – затаился за осокой Митя, стараясь больше не пыхтеть от боли.

Почему – то ему совсем не хотелось показываться из убежища. Мешал ему сейчас этот «некто», кем бы тот ни был. Митя так и остался скрюченным за высокой стеной травы и только старательно вслушивался, когда этот тип уйдет наконец. А комья все сыпались и вызывали новые всплески, будто кто – то забавлялся тем, что сбивал их с края обрывчика в реку. Наконец Митя не выдержал и выглянул. Очень осторожно, только немного распрямившись, так что над неровной кромкой стены из осоки высунулась половина его головы.

И сразу увидел чей – то зад, туго обтянутый шортами, да еще голые ноги в кроссовках. Цепляясь за стебли трав на редких кочках обрывистого бережка с другой стороны реки, некто сам сползал к воде, а комья катились вниз из – под подошв его обуви. Достигнув низа обрыва, некто резко выпрямился, а Митя тут же нырнул обратно в укрытие.

Еще несколько мгновений он почти ничего не слышал, только какое – то шуршание. А потом – бултых! – некто бросился в воду.

Странное этот тип выбрал место для купания, досадовал Митя. Шел бы себе на запруду. Впрочем, и он сам тоже тут, но с его стороны берег все же получше. Только вот тот там плещется, а он прячется в траве, и комары уже начинают доставать. «Назло всему пересижу, – решил Митя, – буду купаться в одиночестве».

Что – то он долго…

Митя снова выглянул поверх травы и никого не увидел. Утоп?! Утопился?! Ведь говорят, что место тут гиблое. Митя уже собирался встать и даже приподнялся, когда из воды у самого берега с фырканьем вынырнула голова. Над поверхностью реки мелькнула тонкая рука. Что – то шлепнулось о берег, и тут же этот некто быстро полез из воды. И когда он вылез. Митя узнал его. Вернее, ее, потому что это была та самая рыжая девчонка, которую он видел сегодня в компании с местными парнями. Но сейчас она была одна и…

Медленно, очень медленно Митя пригнулся к траве. А девочка, не замечая его, стала одеваться. Да чего там надевать – то – лето жаркое. Переминаясь с ноги на ногу, она с трудом вползала мокрыми бедрами в узкие шортики. Потом майка, ну, и кроссовки еще. Потом взяла что – то темное с края бережка, то самое, что выловила из реки, и быстро, не оборачиваясь, полезла по обрывчику вверх. Точно ящерка, ловко изгибаясь и словно скользя в сгустившихся сумерках.

Наверху она не задержалась, будто растаяла. А Митя еще несколько минут просидел в полной неподвижности, не чувствуя звереющих комаров, прежде чем тоже разделся и шагнул в прохладу реки.