Текст книги "Путь к Золотистой"

Автор книги: Артем Колчанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Артем Колчанов
Путь к Золотистой

Глава первая: «Игла»

Это был крошечный зальчик на периферии нашего подземного посёлка, дальше уже ничего не было, только сплошная гранитная скала. Зал выжгли плазмой в монолите тогда, когда посёлок ещё только строился, а строился он очень поспешно, почти что без планов и проектов. И, в конце концов, получилось так, что он оказался вовсе ненужным, впрочем, как и многие другие, построенные в то время. Никто и никак не оборудовал его, не обживал, разве что в самом начале проложили вентиляцию, а потом наверно просто позабыли о его существовании. Но зато здесь никто не бывал кроме нас – мальчишек, да и мы бывали здесь не так уж часто, разве что тогда, когда очень уж хотелось побыть в одиночестве. Мы так и называли его – Зал одиночества. Сегодня побыть в одиночестве захотелось мне, вот я и пришел сюда. Первым делом повесил на свисающую с потолка проволоку фонарь, который забирал на перезарядку, потом, повинуясь какому-то не до конца понятному внутреннему импульсу, включил его на полный накал. И фонарь загорелся просто ослепительно. Перекрытый мелкой, поблескивающей металлом, сеткой, раструб вентиляционной системы едва заметно выступал из камня в метре от пола. Из него несильно и приятно тянуло свежим, прохладным воздухом. Я передвинул к раструбу старое, потёртое кресло, которое мы давно притащили сюда из жилой зоны посёлка, где оно ожидало отправку в утилизатор. Забрался на него вместе с ногами (в нашем посёлке, даже здесь, в его необжитой части, было образцово чисто, так что ногами я не испачкаю ни кресла, ни себя). Здесь, в зале, отделённом от поверхности двумя сотнями метров, фонарь светил так ярко, словно бы само солнце сподобилось сойти под землю. От этого света я прикрыл глаза, и мне невольно показалось, что будто бы воздух из вентиляции – настоящий ветер, а фонарь – настоящее солнце, и тут же, словно бы наяву, увидел то, что сейчас могло быть только сном, но не было им, когда-то это было реальностью и осталось в памяти:

Жёлтое, лучистое и по-летнему яркое солнце светит с такого высокого и такого бездонно-голубого неба, красное же солнце только собирается восходить и его ещё не видно, лишь светится на востоке тускло-багровая и совсем неяркая на фоне дня полоска зари. Мне наверно лет шесть-семь, я по-детски беззаботен и думаю, что всё и всегда будет только хорошо, и не может быть никак иначе, а, точнее говоря, я вообще-то даже и не задумываюсь об этом, зачем ребёнку думать о таком. Я сижу на большом тёмно-сером и плоском камне, привалившись спиною в тонкой рубашке к неровной и прохладной коре дерева. Затаив дыхание, я слушаю, как очень тихо шелестит ветер в древесной кроне. Но вот на крылечко выходит мама. Я широко ей улыбаюсь, хотя и точно знаю, что сейчас она будет меня ругать, ведь ругает-то она меня не всерьёз, а любя: "Вик, ну что мне с тобой делать, опять ты сидишь на земле, не можешь хоть один день побыть чистым и аккуратным ребёнком". А я в ответ на это оправдываюсь, шутя и дурачась, это стало для меня и мамы самой настоящей игрой…

– Вик, – негромко прозвучало у меня над самым ухом. От этого я вздрогнул, и чуть было не вскочил.

– Вик, спишь что ли? – было сказано уже намного громче и гораздо насмешливее.

Это был не кто иной, как Серёжка. Серёжка – мой двоюродный брат, парень тринадцати с половиной лет от роду – почти что мой ровесник, всего лишь на год он меня младше. Серёжка – самый близкий для меня человек, наверно даже ближе родителей. Брат и друг в одном лице, просто Серёжка.

– Не, Серёж, что ты, не сплю, конечно. Просто мне сейчас кое-что вспоминалось.

Серёжка ничего не спросил, а только внимательно и понимающе посмотрел на меня своими большущими голубыми глазами и заставил подвинуться. Когда же я нехотя освободил ему место, он устроился рядом со мной, в жалобно заскрипевшем от такого бесцеремонного обращения с ним, кресле. Серёжка знал и понимал меня лучше кого бы то ни было, может быть даже лучше меня самого.

– Ну что ты снова разгрустился, Вик. Пойдём лучше в зал, мячик немного погоняем, там уже все мальчишки собрались, только тебя не хватает.

– Не хочу, – поморщился я, – каждый день одно и то же: с утра учёба, потом зал, мячик, фильм… Серёж, разве тебе это ещё не надоело?

Серёжка громко и понимающе вздохнул, было ясно, что он во всём согласен со мной, но вслух сказал другое:

– Ну, Вик, нас ведь всё-таки ждут.

– Салаги-то? Серёж, им, по-моему, что с нами, что без нас, одинаково просто и хорошо. Придумают что-нибудь, развлекутся и без нас… ну не хочется мне.

Тут нужно сказать, что мальчишек в почти полностью покинутом людьми последнем диверианском посёлке, осталось только шесть человек. А нашего с Серёгой возраста не было никого. Остальные мальчишки были, по нашему общему с Серёжкой мнению, салагами, в возрасте от пяти и до восьми лет и, если говорить честно, всерьёз я их не воспринимал никогда. Наверно потому, что они вообще не помнили жизни наверху, а знают один только этот подземный посёлок, где стерильный, всегда теплый кондиционированный воздух и мягкий, не слепящий глаз, искусственный свет. Они не знают, что такое настоящий ветер, потому что никогда не ощущали его на своей коже, что такое настоящий дождь, потому что никогда не попадали под него. И они никогда не видели собственными глазами настоящего, теплого и живого солнца, а если и видели, то не помнят об этом. И они не знают, да и не могут знать, каково бывает человеку, который когда-то видел солнце и снова хочет его увидеть, не на холодном экране, не через линзы и зеркала перископа, а своими собственными глазами.

– Снова ты, Вик, ничего не хочешь, – сказал Серёжка тихо, почти шёпотом.

В ответ я отрицательно мотнул головой, немного виновато улыбнулся, и тихо сказал:

– Я хочу увидеть солнце, Серёж, очень хочу.

Серёжка ничего не сказал в ответ, а только посмотрел мне в глаза. И без всяких слов было понятно, что он так же, как и я, до боли тоскует по солнцу, небу, ветру и дождю. И тогда я сказал ему то, что услышал от взрослых сегодня утром, в разговоре вовсе не предназначавшемся для моих ушей:

– Знаешь, Серёж, сейчас у нас на Дивере почти что зима, оба солнца в соединении.

– Сейчас у нас зимы не бывает, – отмахнулся Серёжка, – сам знаешь, там наверху одно только чудовищное лето.

– Пусть это и не настоящая зима, но не всё ли нам равно, настоящая или не настоящая. Планета понемногу уходит от красного солнца и потихоньку остывает. Сейчас перед рассветом температура падает почти до сорока градусов. Ну а сорок – это же, Серёж, вообще ерунда после тех двухсот, что были полгода назад, мы бы сейчас смогли выйти наверх просто вот так, без скафандров.

В глазах у Серёжки тотчас же загорелся ясно различимый огонёк любопытства, он меня прекрасно понял. Понял и то, чего я сейчас хочу и, слегка улыбнувшись, спросил:

– Ну и когда мы с тобой пойдём?

– Наверно можно было бы попробовать завтра, перед самым рассветом, – поделился я с ним своим только что придуманным планом.

– А когда у нас сейчас рассвет? – поинтересовался он.

– Полчетвёртого ночи или что-то около того, не раньше. Нам придётся выходить за час до рассвета.

– Нужно будет взять с собой накидки из металлки, воды побольше и по фонарю.

– Фонари можно и не брать, наверху нам и без них будет светло. Ирра сейчас почти полная, да и вообще всё небо светится, красное-то солнышко всё ещё очень близко, мы до сих пор не вышли из его внешней короны…

– Вик, а шифры замков ты не забыл?

– Конечно, не забыл. Но не оказалось бы так, что их уже сменили.

Шифры замков я сумел выведать ещё полгода назад, сразу после того, как ушел на Терцию последний звёздный транспорт. Тогда мы с Серёжкой стащили со склада по скафандру, и всерьёз собрались выбраться наверх. Но это приключение завершилось, даже не начавшись как следует. Включив скафандры, мы, сами того не зная, вместе с ними включили и маяки-ответчики, которыми они оснащены. А по сигналам маяков, тотчас же появившимся на диспетчерском экране, нас без промедления выследили и перехватили. И солнца мы тогда так и не увидели…

Серёжка поёрзал в кресле и спросил, искоса взглянув на меня:

– Мы ведь тогда до дверей так и не дошли, откуда им знать то, что и шифры нам известны, и зачем возиться, меняя их. Вот только бы и сейчас не перехватили?

– Не должны, Серёж, мы же не будем надевать скафандры. Да и к тому же, по-моему, у них сейчас и без нас забот хватает. Лишь бы самим себя не выдать, тогда уж точно перехватят.

Договорились мы обо всём сразу же, это совсем не сложно – договориться, когда хочешь одно и то же. А остаток дня провели в ожидании ночи. И я почти что и не запомнил, чем мы занимались днём. Сначала всё же погоняли мячик с малышнёй, Серёжка убедил меня заняться этим. Потом, наверно уже в десятый (если не в двадцатый) раз посмотрели старый фантастический фильм, кристалл с которым мы нашли уже довольно давно. Этот фильм почти сплошь состоял из приключений, салаги смотрели его, затаив дыхание. В этом фильме один мальчишка, мой ровесник, остаётся один на невероятно огромном корабле-звездолёте, потерпевшем страшную и малопонятную аварию на другом краю галактики. Он остаётся один и не может вернуться на Землю. Но рядом чужая планета, только что открытая и почти что неизученная. Он высаживается на неё, планету, на которой живут люди-инопланетяне, испытывает массу приключений и, переживает множество бед и злоключений, но всё же находит выход и возвращается домой, на Землю, где потом становится знаменитым капитаном разведки. Я видел этот фильм уже не один раз, а множество (раз двадцать – точно), но и сегодня смотрел с ничуть не меньшим интересом, чем в первый. Это была фантастика, причём не самая качественная, но у меня почему-то создавалось впечатление, что это самая что ни на есть реальность. Наверно потому что в фильме не было ни малейшего намека на свойственную жанру наигранность и стереотипность. Серёжка же под конец фильма откровенно задремал, и потом над ним все ребята смеялись, но он на них не обиделся. Серёжка редко на кого обижался всерьёз, а если и обижался, то быстро забывал.

За днём наступил вечер, его мы провели дома у Серёжки. Поиграли в кибершахматы, пару партий между собой, а потом вдвоём сыграли одну с кибермозгом посёлка (последнюю естественно проиграли, как всегда, не тот мы противник, чтобы всерьёз тягаться с большим кибермозгом). После шахмат мы вдвоём читали старинную книгу, напечатанную ещё на бумаге, которая была полна захватывающих приключений. Потом я позвонил по видеофону домой и предупредил папу и маму, что ночевать остаюсь у Серёжки. Настроение у папы было хорошее, и он мне без всяких вопросов разрешил, правда, в заключение не забыв предупредить о том, чтобы всё было без фокусов, он-то прекрасно знал, чем иногда заканчивается то, что начинается именно так. Тетя Лиина, Серёжкина мама, накормила нас ужином, а в десять вечера, несмотря на наши бурные протесты, заставила отправиться спать. Спать мы сегодня не собирались, но сон оказался сильнее и довольно быстро сморил нас.

Проснулся я от того, что Серёжка не без удовольствия толкал меня острым локтём в бок. В Серёжкиной комнате стоял полумрак. Висевший на стене ночник горел только в четверть накала. Серёжка молча указал на часы – было время собираться, если мы не передумали и по-прежнему собираемся побывать наверху именно сегодня. Мы не стали одеваться, и без того будет жарко, взяли только накидки из металлоткани, длинные блестящие, сделанные ещё два года назад, но конечно же не для вылазки наверх, а для новогоднего карнавала. Плюс к этому, Серёжка прихватил большую пластиковую флягу для воды. Кеды из мягкого пористого пластика взяли в руки и как были в одних трусах, на цыпочках, чтобы не шуметь, выскользнули из квартиры.

Посёлок спал. В коридорах горело только тусклое и слегка красноватое ночное освещение, но всё равно, даже при таком освещении всё было отлично видно, для наших целей оно подходило лучше, чем дневное. Серёжка наполнил флягу водой из крошечного фонтанчика на пересечении коридоров и повесил на ремень через плечо. Не говоря друг другу ни слова, мы обулись, а потом осторожно и почти бесшумно, двинулись к выходу. По пути нам никто и не встретился – ночь не то время, чтобы гулять. Да и не так уж много сейчас в посёлке людей, чтобы нашелся любитель ночных прогулок. Пройдя чуть больше километра, мы добрались до тамбурного коридора.

– Давай, – шёпотом сказал я и легонько подтолкнул Серёжку к шифратору замка.

Серёжка молча посмотрел по сторонам, лишний раз убедился, что никто за нами не следит, положил руки на клавиатуру, быстро набрал сложную комбинацию цифр и символов, которую заранее выучил наизусть. А я сразу же, как только шифр был набран, повернул большой, блестящий металлом рычаг и не без труда отодвинул в сторону массивную заслонку двери.

– Быстро, – всё так же шёпотом скомандовал я, и мы побежали по длинному, едва освещённому коридору, жалея по пути, что не взяли хотя бы один фонарь.

На переборку тамбура я налетел всем телом, настолько неожиданно она появилась прямо передо мной из темноты, хорошо ещё, что лицо не разбил. Серёжка налетел на меня, шёпотом чертыхнулся и принялся на ощупь искать шифратор. Но вот шифр набран, и дверь сдвигается в сторону, медленно и словно бы неохотно. За дверью сразу же начинается круто идущий вверх металлический винт лестницы аварийного подъёма, которым мы и собираемся воспользоваться. Неаварийным подъёмом был большой и быстрый лифт, скрытый за соседней дверью, но лифтом в нашем положении мы подняться наверх не можем, потому что он контролируется автоматикой, а она тут же просигналит о нашей попытке дежурному по посёлку. Мы побежали по лестнице вверх, и она показалась нам почти что бесконечной. Нелегко бегать вверх по лестницам на такой большой и тяжелой планете, как наш Дивер, здесь сила тяжести больше земной на целую треть. Хоть мы и родились здесь, и эта тяжесть для нас привычная и даже родная, но всё же мы не какие-то сверхмускулистые монстры, а обычные люди. Мы едва ли преодолели половину подъёма, когда Серёжка окончательно запыхался и запросил у меня пощады и остановки, хотя бы на пять минут. Я с ним согласился, потому что чувствовал себя только на самую малость лучше, чем он. Мы сели на металлические ступеньки и несколько минут потратили только на то, чтобы отдышаться и прийти в себя.

– Нет, Вить, если так и дальше бежать, то наверху мы просто упадём, как загнанные лошади, и нам будет не то, что не до солнца, а вообще на всё наплевать.

– Ладно, Серёж, больше спешить не будем, – снова согласился я, – меня и самого чертовски измотал этот затяжной забег.

И мы пошли дальше, хоть и быстро, но уже особо не торопясь. Но когда мы добрались до выхода, наши ноги гудели, а в ушах отчётливо слышался шум крови. В верхнем тамбуре было уже по-настоящему жарко. Мы попили воды из фляги, потихоньку пришли в себя и постарались хоть немного привыкнуть к жаре. И только после всего этого Серёжка попросил, указывая на наружную дверь:

– Можно, я открою?

– Давай, открывай, – согласился я.

Мы поднялись, Серёжка взялся за рычаг и, немного помедлив в нерешительности, распахнул наружную дверь, здесь не было шифратора и не нужно было вводить коды. Но от того, что я увидел в этот момент за этой дверью, меня буквально помутило. От самого порога и до горизонта расстилалась пустыня, самая что ни на есть настоящая, каменистая, голая, безжизненная, освещённая каким-то нереально-призрачным светом, равномерно льющимся со всего неба. Я знал, что так оно и должно быть, не раз видел и в перископ, и на обзорном экране. Но ведь знать, что это есть, и видеть вот так, собственными глазами – совершенно разные вещи. И в глубинах своего подсознания, я наверно не верил тому, что видел и знал, безнадежно надеялся на то, что это неправда, злой и неудачный розыгрыш… Где ты сейчас, древний, роскошный, почти что сказочный сине-зелёный лес, лес моего детства? Где тебя искать? В какой стране, на какой планете, возле какого солнца, в какой галактике? Я не знаю этого. Знаю только то, что, сколько не ищи, не найдёшь. Никогда и никому не дано найти того, что перечеркнуто временем и осталось только в невозвратном прошлом. Прошло всего каких-то семь лет, и тебя уже нет, нет даже следов, будто бы ты вообще здесь когда-то был. Сейчас ты остался только в нашей памяти…

Серёжка взял меня за руку обеими руками и потянул за собой:

– Пойдём, Вик, посмотрим наши дома, а то рассвет уже совсем скоро.

Сейчас мне совершенно не хотелось смотреть на то, что осталось от дома, где жил когда-то с родителями, до того, как мы переселились под землю. Но и обижать Серёжку я не хотел, поэтому и пошёл за ним. Вопреки всем моим ожиданиям, дом оказался точно таким же, как и семь лет назад. Гладкие, матово-белые стены, большие окна, низенькое, в две ступеньки, крылечко. Но вот вокруг изменилось всё, стало до жути чужим. Нет больше ручья, который весело журчал неподалеку, не стало чистых и ухоженных аллеек, в которых мы с Серёжкой когда-то играли. Ну и конечно же не стало Земного Дерева, когда-то нависавшего своей могучей кроной над крышей дома и крыльцом, даже никаких следов не осталось, что оно когда-то было здесь. Серёжка быстро взглянул на меня, словно бы говоря: "Я сейчас, на одну минутку". И убежал в свой дом, который был неподалёку. Я же в дом не пошел. Мне не хотелось будить воспоминания ещё сильнее. Я сел на тот самый камень, на котором когда-то любил сидеть и который вспоминал вчера в Зале одиночества. Сейчас здесь было не так жарко, как мне об этом представлялось. Едва ли сорок градусов, если бы столько было не ночью, а днём, тогда нам незачем было бы покидать планету… Но нет, днём, когда оба солнца, одно за другим, поползут к зениту, тут будет стоять невыносимая жара, при которой кипит вода и невозможна никакая открытая жизнь.

До сих пор я не могу до конца понять, почему эта беда случилась с нашей планетой, нашей Родиной, нашим Дивером. Ведь всего лишь каких-то семь лет назад здесь было так чудесно. Конечно же, я знаю об этом из школьного курса, но не понимаю до конца. Орбиты планет в системе двух солнц редко бывают стабильными, для этого нужно строгое соблюдение целого ряда условий. Наш Дивер и оказался, по докладам открывшей его экспедиции разведки, одним из таких редких и почти невероятных исключений. Большая и тяжелая, но в тоже время очень похожая на Землю живая планета. Она двигалась в этой системе по сложной резонансной орбите, оставаясь достаточно удаленной от солнц, и повторяя свой путь каждые шесть с половиной лет. Все произведенные расчёты показывали, что орбита останется стабильной. По крайней мере несколько миллионов лет планете ничто не должно было угрожать. Дивер включили в план заселения, он обладал выгодным галактическим месторасположением. В перспективе он должен был стать звёздной базой, планетой звездолётчиков и строителей звёздных кораблей. И эта перспектива начинала бурно воплощаться в жизнь, здесь были построены посёлки и целые города, сооружён большой космодром, начато строительство на орбите Дивера крупнейшего во всём Содружестве космодрома-платформы и грандиозных верфей во внешнем астероидном поясе. Население планеты превысило миллион человек и быстро росло, сюда охотно летели переселенцы, здесь было много детей… Но произошла катастрофа, природный катаклизм, который люди не могли предугадать. И она перечеркнула всю перспективу, все планы, проекты и надежды. Известные всем законы тяготения дали сбой, небольшой, но ощутимый, достаточный для того, чтобы орбита спонтанно изменилась, и Дивер начал медленно, но неумолимо приближаться к жёлтому солнцу…

Серёжка медленно вышел из дома. По нему сейчас было ясно видно, что он не рад тому, что посмотрел на остатки прежней жизни, не настолько далекой, как может кому-то показаться, но уже прошедшей и неповторимой. Но я помнил её, эту жизнь, и Серёжка тоже помнил. Ему было шесть лет, когда мы ушли под землю от страшного, растущего с каждым днём диска солнца, от его злых испепеляющих лучей, от огненного дыхания чудовищного всепланетного пожара… Серёжка молча посмотрел по сторонам и, неожиданно улыбнувшись, сказал:

– Вик, помнишь, тут ручей бежал, а вон там был наш пруд?

Я хорошо помнил и ручей и пруд. Собственно, это был даже не пруд, а одно только название, что пруд – лужа длиной метров восемьдесят, шириной – тридцать и два метра глубины в самом глубоком месте. Но нам он тогда казался очень большим и страшно глубоким. Там всегда можно было купаться, даже не спрашивая у родителей разрешения, что мы и делали.

– И мы с тобой там купались, каждый день, и не по разу, – я тоже улыбнулся.

– А ты меня ещё и плавать учил.

– Когда и сам почти что не умел.

– И мы один раз чуть не утонули… – Серёжка сел на камень рядом со мной. Несколько минут мы просто сидели и молчали. – Вик, а транспорт-то точно придёт? – Перескочил он на другую тему.

Это была не наша тема. Транспортный корабль должен был прибыть на Дивер ещё месяц назад, чтобы забрать нас, последнюю группу людей, остававшихся на планете, и доставить на Терцию, куда большей частью и перебазировалась наша колония. Но корабль не пришёл, и никто не знал, почему он не пришёл. Это стало постоянным и серьёзным поводом для мрачных мыслей у взрослых. Но нас это мало занимало. Даже если корабль и не придёт, мы от этого не погибнем, наш посёлок способен обеспечить нас всем необходимым не на одну сотню лет. Разве что планета упадет на солнце, но вроде бы, согласно новой, недавно разработанной, теории тяготения такого не должно произойти. Но кто сейчас верит теориям, после того, что случилось с планетой семь лет назад? Если старая теория оказалась неточной, то и новая тоже может дать сбой.

– Придёт, обязательно придёт, – ответил я, немного подумав, и добавил, – нас ведь не бросят, люди людей в наше время не бросают.

– Но ведь они же месяц назад должны были прилететь, а до сих пор нет ни корабля и никаких известий.

– Мало ли какие проблемы могли появиться у других звёзд.

Серёжка кивнул в ответ, и ещё немного помолчав, неожиданно для меня предложил:

– Вить, давай, прямо сейчас, сходим на космодром?

– Туда же больше часа топать, – возразил я ему, – а рассвет уже совсем скоро, изжаримся ведь.

– Не изжаримся, не сразу ведь, как солнце взойдет, страшная жара сделается. А мы только посмотрим, и сразу же обратно.

Я прекрасно понимал, что идти на космодром сейчас – это натуральнейшая глупость, и даже не просто глупость, а дурной, никому не нужный риск. Но в этот момент всё мое здравомыслие просто куда-то отодвинулось. Меня словно бы что-то тянуло на космодром, как магнитом, и я сразу же согласился:

– Идём, но только придётся поспешить.

Дорога к космодрому была в отличном состоянии. Широкая полоса из серого, уплотненного и оплавленного грунта, с ней абсолютно ничего не сделалось после катастрофы. Шли мы быстро, и рассвет нас застал уже на самом краю огромного взлетно-посадочного поля. Сначала горизонт стремительно подёрнула красная дымка зари, а потом над ним показался тускло-багровый краешек красного солнца, такого близкого сейчас и непривычно огромного. На его выползающем на небо диске даже невооруженным глазом были видны тёмные пятна и яркие факелы вечно бушующей поверхности. Это было такое зрелище, которое мало кто из людей мог наблюдать собственными глазами, без телескопа и без какой бы то ни было защиты.

– Ой, – Серёжка остановился одновременно со мной, пораженный открывшейся перед нами картиной, – оно такое громадное.

– К тому же очень близкое и очень опасное, – добавил я и протянул Серёжке накидку, – на, надень, а то сейчас следом за красным солнцем и жёлтое покажется.

Не успело ещё красное солнце полностью выбраться из-под горизонта, как над ним уже показался и краешек жёлтого. Свет солнц смешался, стало так светло, как раньше бывало наверно только в летний полдень, а может быть и ещё светлее. И в этом свете весь пейзаж преобразился, сделался настолько нереальным, словно бы мы оказались на абсолютно чужой и чуждой людям планете.

Сейчас нам нужно было как можно быстрее бежать обратно, в посёлок. Если уж только что взошедшие солнца светят настолько опаляюще, то что будет тут через час, когда они поднимутся ещё выше. Наши отражающие накидки оказались просто игрушками, солнца нагрели их в один момент. И я прекрасно понял, что камни под ногами, да и сам воздух, уже очень скоро станут просто обжигающе горячими, и до посёлка нам не добежать ни за что. А мы были уже на космодроме. На всём его огромном поле возвышался только один корабль – внутрисистемный транспорт, один из тех, которые когда-то использовался для обеспечения орбитальных строек, но уже не один год назад заброшенный. В этот момент я подумал, что если попасть на него, то у нас появится верный шанс, на любых кораблях действует автономная система жизнеобеспечения, а автоматика всегда должна поддерживать корабль в исправном состоянии, даже если им и не пользуются. Но вот о том, как попасть на корабль, я не имел представления…

В полумиллионе километров от планеты пространство охватила лёгкая, но быстро нарастающая дрожь, искажающая и преломляющая свет далёких звёзд, оно искривилось, надулось, словно воздушный шарик, лопнуло и скрутилось тугим вихрем. И вот, в самом центре этого вихря, яркой вспышкой какого-то запредельного, не существующего в природе оттенка, начал выход в нормальное пространство мощный межзвёздный корабль. Какую-то долю секунды он весь пылал ярчайшим сверхзвёздным огнем, потом его светящаяся оболочка раздулась и лопнула, словно мыльный пузырь, и корабль окончательно вошел в нормальное пространство после дальнего внепространственного перехода.

– Поздравляю экипаж с прибытием к нашей первой цели, – негромко сказал командир, высокий светловолосый мужчина, которому на вид никто не дал бы больше двадцати пяти, если бы не глаза, глаза много повидавшего и пережившего человека. На самом деле он был стар, стар настолько, что никто из не знакомых с его историей людей и не догадался бы насколько. За все свои жизни он переменил столько имен, что никто кроме него самого и не знал, как же его зовут на самом деле. Никто не знал и того, что сейчас он носил то, под которым родился и которое носил всю свою очень долгую первую жизнь – Артур Рикст, астрокапитан звёздного космофлота, – под нами планета Дивер. Мы должны сделать то, что должны, круг обязательно должен замкнуться, иначе под вопросом будет не только наше будущее, но и наше прошлое, да и само наше существование окажется под большим вопросом… Ну, ладно, хватит слов, приступаем к делу. Расписание один, выход в точку визуального контакта.

Корабль резко пошел на снижение, туда, где ночь на планете вскоре должна была смениться днём, туда, где они обязательно должны оказаться. Командир неторопливо вошел в рубку наблюдения:

– Ну, что увидели? – спросил он у наблюдателя, который, по сравнению с ним, выглядел совсем мальчишкой.

– Объекты наблюдения покинули посёлок подземный и находятся сейчас в посёлке покинутом. Похоже, что они и не собираются на космодром.

– Они туда обязательно отправятся, я это знаю.

– Командир, я не могу понять, почему эти двое мальчишек так важны для нас, они ведь никак не могут быть связаны с нашей организацией?

– Ты в этом уверен? Я и сам полностью не знаю всего, чтобы правильно ответить на твой вопрос. Ответить могли бы наверно только Старшие, Дубльком или некоторые из его людей… Я же знаю только то, что младший из них в своё время откроет теллитный саморазряд, и это позволит их кораблям летать по всей Галактике. Старший же станет галактиккапитаном, самым известным в истории командующим Галактической Разведки… но не это главное дело его жизни. И не это самое важное для нас. Ели сегодня эти ребята погибнут, наш круг вряд ли когда вообще удастся замкнуть. А пока круг не замкнут, даже само наше существование нельзя назвать вполне реальным. Сейчас мы существуем и одновременно не существуем, и если нам не удастся осуществить задуманное, то вполне возможно, что мы окончательно перестанем существовать, мгновенно, даже ничего не заметив. Всё, ради чего мы жили и живём, исчезнет вместе с нами, словно бы никогда и не существовало.

– Святые эглы, командир, не пугайте нас, я же знаю, что одна попытка уже была, и оказалась неудачной.

– Да, и та неудача частью лежит и на моей совести. Тогда мы ждали нашего конца, но он не наступил, и мы поняли, что ошибку ещё можно исправить. Огромного труда стоило то, чтобы произвести ещё одну, вот эту попытку. И сейчас мы не имеем права на ошибку, потому что третьей попытки может уже и не быть.

– Так, командир, они направляются в сторону космодрома.

– Так и должно быть, я вижу это во второй раз. Идём на снижение, цель – космодром.

– Вик, смотри, что это такое? – Серёжка, запрокинув голову, смотрел на небо. Там, почти, что в самом зените горела ярчайшая звезда. Но не просто горела, она приближалась к нам, вне всяких сомнений, это заходил на посадку звёздный корабль.

– Это корабль, Серёга, бежим отсюда. Тут близко бункер-укрытие.

Мы припустили со всех ног, но добежать до бункера не успели. Заходивший на посадку звездолёт опустился прямо перед нами, всего в какой-то паре сотен метров. И это заставило нас застыть на месте от изумления. Корабль опустился легко и почти бесшумно, словно призрак – не было ни обычного для посадки оглушительного рёва движков, ни тянущегося из дюз длинного, раскалённого до звёздных температур языка плазмы. Никакой корабль, из известных нам, просто не мог так садиться. Но он не мог быть и призраком – рожденной в мозгу галлюцинацией. Мы ясно услышали треск плит под его опорами, ощутили, как вздрогнула под нами земля. Корабль был настолько же реален, насколько реальны были мы сами.

– Что это за корабль? – сумел выдавить из себя Серёжка.

Что ни говори, а корабль выглядел странно: Сверкающая зеркальной поверхностью, сильно заостренная вверху, но удивительно пропорциональная башня корпуса. Её облик не портило даже явно тяжелое вздутие кормы, на срезе которой выступали четыре мощные маршевые дюзы. От середины корпуса вниз шли четыре псевдокрыла – вытянутые равнобедренные треугольники, оканчивающиеся внизу тонкими, по сравнению с корпусом, опорами. Но, несмотря на явную массивность, корабль казался лёгким и даже каким-то ажурным что ли, с функциональной законченностью всех форм и обводов. А всё это вместе взятое придавало облику корабля какой-то чуждый и даже неземной вид, так наверно мог бы выглядеть корабль нашей мечты из неблизкого и туманного будущего.