Текст книги "Дзержинский"

Автор книги: Арсений Тишков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

Конечно, основная часть практической работы по претворению в жизнь этих решений ложилась на ВСНХ, тресты, фабрики, заводы, шахты. На ВСНХ, а следовательно, и на него как на руководителя ложилась и тяжесть ответственности за подъем тяжелой индустрии и строительство электростанций. Но ведь это задача общегосударственного значения, и Феликс Эдмундович выходит с предложением создать Высшую правительственную комиссию по металлопромышленности. Такая комиссия (ВПК) была создана в марте 1924 года, и Дзержинский назначен ее председателем. В ее состав вошли: Председатель ЦКК и нарком РКИ В. В. Куйбышев, Председатель Госплана Г. М. Кржижановский, нарком путей сообщения Я. Э. Рудзутак, нарком финансов Г. Я. Сокольников и секретарь Всесоюзного Центрального Совета Профессиональных Союзов А. И. Догадов[82]82
  Позднее состав комиссии был расширен и пополнен руководящими работниками ВСНХ, партийными и советскими работниками с мест.


[Закрыть].

«Пусть попробует теперь Каменев мариновать предложения такой авторитетной комиссии», – думал Дзержинский, вспоминая о том, как Совет Труда и Обороны, председателем которого после смерти Ленина стал Каменев, с декабря 1923 года и до создания ВПК не решил ни одного принципиального вопроса по работе металлопромышленности.

Линия партии ясна, задачи тоже, но развитие металлопромышленности наталкивалось на огромные трудности. Тут были и изношенность оборудования, и недостаток средств, и нехватка квалифицированной рабочей силы (лучшие свои кадры рабочий класс отдал фронтам гражданской войны), и низкая производительность труда. Наконец, отсутствие достаточного опыта у многих хозяйственников, ставших во главе трестов и предприятий.

Но рабочий класс – в этом Дзержинский был уверен – быстрее и легче преодолел бы эти трудности, если бы не путались под ногами троцкисты и присоединившиеся к ним сторонники других оппозиционных групп и течений. Разбитые в ходе ими самими же затеянных дискуссий, осужденные высшим партийным органом – съездами партии, они стремились использовать свое положение в государственном аппарате, чтобы срывать или тормозить меры, намеченные партией.

Вот тут-то Дзержинский и столкнулся вновь с приписанным ему ранее предложением о закрытии заводов. Это было 5 апреля 1924 года, вскоре после его прихода в ВСНХ. На междуведомственном докладом о положении и перспективах металлопромышленности выступал член правления «Главметалла» Вейцман. И совершенно неожиданно, как выход из тяжелого положения, в котором находится металлопромышленность, среди других мер он предложил закрыть 13 лучших заводов, в их числе «Красный путиловец» и Луганский. Вейцман обосновал предложение тем, что они-де нерентабельны, содержание их обходится слишком дорого государству.

Дзержинский был поражен. Год назад XII съезд партии отверг эту идею Троцкого. Казалось бы, вопрос решен. И вот опять. И хотят, чтобы и он подписался под таким предложением.

– Кто предложил закрыть эти заводы? – спросил Дзержинский председателя правления «Главметалла» Судакова.

– Предложение закрыть заводы исходило от вашего заместителя Пятакова. Он же назвал «Красный путиловец». Кто конкретно называл другие заводы, подлежащие закрытию, не помню.

– О закрытии заводов не может быть и речи. Это метод смазывания вопроса, а не его разрешения, – резко ответил Дзержинский. И, постепенно накаляясь, добавил: – Я запрещаю в дальнейшем говорить об этом! А вас, – Дзержинский обратился к Пятакову, – я попросил бы согласовывать такие вопросы со мной, прежде чем выносить на широкое обсуждение.

Пятаков склонил голову в знак того, что принял замечание к исполнению. Никто не заметил, как зло сверкнули при этом его глаза.

А Дзержинский перешел к очередным вопросам, полагая, что инцидент уже исчерпан. Он не знал, что эта была заранее задуманная провокация. На совещании он впервые со всей остротой поставил вопрос о поднятии производительности труда и в качестве примера привел Сормовский завод, где трудилось столько же рабочих, как и до войны, – одиннадцать тысяч, а продукции выпускалось в четыре раза меньше. Нет! Не в увеличении государственных кредитов и не в закрытии лучших заводов путь к рентабельности, а в повышении производительности труда, снижении накладных расходов и цен на промышленные изделия.

По его предложению совещание высказалось за то, чтобы каждый завод имел свой счет в банке и самостоятельный баланс, который позволил бы определить размеры его рентабельности или приносимого убытка.

Дальше начались события покрупнее и посерьезнее.

1 ноября 1924 года Феликс Эдмундович прочел в «Правде» статью Сокольникова. Народный комиссар финансов доказывал нецелесообразность форсирования роста крупной индустрии. За этим последовало предложение сократить выпуск изделий металлопромышленности почти вдвое.

14 ноября 1924 года по предложению Народного комиссариата финансов Совет Труда и Обороны сократил производственную программу металлопромышленности с 306 до 270 миллионов рублей. Была распущена и Высшая правительственная комиссия по металлопромышленности.

Дзержинский глазам своим не верил, читая это постановление. Сократить. Вопреки решению съезда партии?!

Конечно, было бы проще и спокойнее выполнять сокращенную программу, но Дзержинский решил не сдавать позиций. Он сам попросил назначить его председателем правления «Главметалла» и взял руководство металлопромышленностью непосредственно в свои руки.

Сколько энергии надо было потратить на изыскание внутренних ресурсов, чтобы в условиях сокращенной программы не потушить новую домну на Макеевском заводе, пустить домну на Надеждинском, увеличить выпуск меди, не допустить, казалось бы, неизбежного сокращения сельскохозяйственного машиностроения!

В эти трудные для металлопромышленности дни Феликс Эдмундович Дзержинский обратился за помощью к рабочему классу. Так он поступал всю свою сознательную жизнь.

21 ноября 1924 года Дзержинский выступил с докладом «Металлопромышленность – основа нашего хозяйства» на V Всесоюзной конференции профессионального союза металлистов.

– Я глубочайшим образом уверен, – говорил он, – что если мы именно в металлопромышленности вопрос поднятия производительности труда из плоскости споров и общих рассуждений перенесем в цех, мастерскую, к станку и там поставим вопрос, как улучшить, как поднять производительность труда в данном цехе, при данном станке, с данными рабочими, то именно там мы найдем на них надлежащий ответ. Именно там кроются колоссальнейшие источники средств.

Феликс Эдмундович рассказал, как повсюду растет спрос на изделия металлопромышленности. Отовсюду шли сообщения в ЦК, ВСНХ и «Главметалл» о недостатке металла и металлоизделий. Многие местные советские и партийные органы настойчиво требовали расширить программу металлопромышленности.

– В этих условиях сокращение программы не имеет под собой никакой почвы, – заключил Дзержинский.

Конференция рекомендовала составить перспективный план развития металлопромышленности, положив в основу рост спроса на металл.

Борьба вокруг программы металлопромышленности достигла особого накала в январе 1925 года.

7 января Совет Труда и Обороны, возглавляемый Каменевым, принял решение о дальнейшем сокращении темпа роста металлургического производства в стране. Программа СТО предполагала сокращение темпа роста металлургии юга в четыре раза и Урала в три раза по сравнению с предшествующим годом. Сокольников продолжал чинить препятствия не только росту металлургии, но и восстановлению основного капитала всей промышленности. Он и его единомышленники предлагали вместо роста отечественной металлургии и машиностроения увеличить ввоз готовых машин и других изделий из-за границы.

«Они говорят: «так дешевле», но за этим «дешевле» кроется превращение СССР в аграрный придаток развитых капиталистических стран, усиление экономической, а стало быть, и политической зависимости от них», – возмущался Дзержинский.

Свое решающее слово по вопросу о сокращении или увеличении темпов роста металлопромышленности должен был сказать Пленум ЦК РКП (б), открывшийся 17 января 1925 года.

Дзержинский представил на обсуждение Пленума обстоятельный доклад – «Положение и перспективы металлопромышленности». Большая часть доклада была посвящена обоснованию необходимости расширения программы.

Начались прения.

Дзержинский сосредоточенно ждал возражений, готовый дать сокрушительный отпор оппонентам.

Но большинство выступавших членов ЦК его поддерживают.

Председатель Центрального Исполнительного Комитета, «всесоюзный староста» Михаил Иванович Калинин, оглядывая сквозь очки своими близорукими добрыми глазами зал, говорит об огромном значении металлопромышленности для развития сельского хозяйства; заместитель председателя Реввоенсовета Фрунзе решительно высказывается за увеличение производства меди и цветных металлов; начальник Военно-Воздушных Сил Баранов настаивает на развитии различных отраслей металлопромышленности, необходимых для авиации. Дзержинского поддерживают председатель Всеукраинского Центрального Исполнительного Комитета Петровский и председатель Совнаркома Украины Чубарь.

На трибуну Пленума поднялся председатель Центрального Комитета профсоюза металлистов Лепсе.

– Сейчас, – говорил Лепсе, – «Главметалл» имеет председателя, работа которого дает нам всем полную уверенность в том, что развитие металлопромышленности успешно продвигается вперед… Предложения, которые делал товарищ Дзержинский, являются глубоко продуманными. Союз металлистов целиком их поддерживает, чтобы поставить на необходимую высоту металлопромышленность. Пленум ЦК должен их поддержать.

Сокольников выступил в защиту своей позиции, но – это было ясно всем – голос его не отражал мнения партийных масс и прозвучал диссонансом общему настроению, царившему на Пленуме.

Пленум одобрил в основном доклад Дзержинского и признал необходимым дальнейшее расширение металлургической промышленности в соответствии с потребностями рынка. ВСНХ было дано право разрешать заводам расширять производство в пределах до 15 процентов сверх программ, утвержденных СТО. ЦК предложил приступить к разработке плана восстановления основного капитала, переоборудования и постройки новых заводов (за что особенно бился Дзержинский). Вопрос о металлопромышленности решено было включить в повестку дня предстоящей XIV партийной конференции.

XIV партийная конференция, а затем и XIV партийный съезд окончательно подтвердили курс на индустриализацию страны, развитие производства средств производства и образование резервов для экономического маневрирования.

Дзержинскому приятно было вспомнить о том, что тезисы его доклада о металлопромышленности, представленные XIV партийной конференции, были приняты без всяких изменений в качестве ее постановления. Значит, правильно сумел он отразить в них линию партии, ее волю.

Прошло около двух лет после его прихода в ВСНХ и год е того момента, как он возглавил «Главметалл». Можно подвести итоги. За истекший 1924/25 хозяйственный год вся промышленность возросла по сравнению с предыдущим 1923/24 годом на 62 процента, превысив в два раза плановые предположения. Еще разительнее были успехи металлопромышленности. Здесь рост за год был более чем вдвое.

Так вопреки предсказаниям врагов, вопреки их надеждам Советская страна без посторонней помощи, своими собственными силами восстанавливала свою промышленность. Феликс Эдмундович задавал себе вопрос: «Откуда эта сила, почему ожидания наших врагов не оправдались?» И сам же отвечал на него:

– Эта сила, которая неизвестна буржуазным странам, которая неизвестна предателям рабочего класса, эта сила есть воля рабочего класса, если эта воля оплодотворяется и одухотворяется великими идеями коммунизма. Коммунизм и Коммунистическая партия, руководящая рабочим классом, передовой отряд рабочего класса, объединяющая весь рабочий класс, – вот эта сила обеспечит нам победу!

8

Весна 1924 года была ранняя и дружная. Начало апреля, а на подмосковной даче, где жили Дзержинские, снега уже как не бывало, ярко зеленеет молодая травка под ногами, на деревьях под теплыми лучами весеннего солнышка набухают почки, вот-вот покажутся из них маленькие, нежные листики.

Софья Сигизмундовна ходила по саду, наслаждаясь ярким весенним днем.

Она услышала, как у ворот остановился автомобиль, хлопнула дверца. Через минуту в саду показался высокий, худой, сутуловатый мужчина в элегантном пальто в фетровой шляпе. Он шел навстречу Софье Сигизмундовне, широко улыбаясь, снимая на ходу шляпу.

– Вячеслав Рудольфович, неужели и вы тоже не можете к нам запросто, без бумаг? – говорила Софья Сигизмундовна, указывая глазами на увесистый портфель гостя. – Только что уехал Чайванов, оставив у Феликса кучу документов из ВСНХ, теперь вы хотите его мучить, а ведь он в отпуске и должен отдыхать и лечиться.

– Да ведь он сам требует, – оправдывался Менжинский, – ну, предположим, я не приеду, так он примчится в Москву, вы же его знаете. Но, пожалуйста, дорогая Софья Сигизмундовна, не волнуйтесь. Я привез «хорошие» бумаги и постараюсь развеселить Феликса Эдмундовича.

И действительно, спустя некоторое время из кабинета Феликса Эдмундовича раздался веселый смех.

Он не мог удержаться от смеха, хотя и читал весьма серьезный документ – докладную записку начальника контрразведывательного отдела ОГПУ Артузова о ходе работы по делу зарубежного центра савинковского «Народного союза защиты родины и свободы» (НСЗРиС), делу под кодовым названием «Синдикат-2».

Докладная запаска сообщала о «нелегальном» путешествии по Советскому Союзу прибывшего из-за границы эмиссара Савинкова Фомичева. Фомичев всерьез верил в то, что встречается с настоящими «врагами Советской власти» и что его пребывание в СССР сопряжено с большой для него опасностью, тогда как встречался он с чекистами, которые контролировали каждый его шаг и оберегали от случайного провала. Комизм ситуации подчеркивался весьма серьезным, по-официальному сухим тоном, к которому прибегал Артузов.

– Я вижу, Артузов с большим мастерством водит за нос таких матерых конспираторов, как Савинков, – говорил Дзержинский, подписываясь под напечатанным крупными буквами словом «утверждаю» на плане дальнейших мероприятий, цель которых заставить Бориса Савинкова приехать в Советский Союз.

– Артузов – один из ваших учеников, Феликс Эдмундович, – отвечал Менжинский, забирая утвержденный план. – Подобные комбинации, насколько мне не изменяет память, вы проводили еще в восемнадцатом по делу казанского отделения НСЗРиС и при разоблачении Локкарта. Но ученик действительно талантливый, да и его заместители Пиляр и Пузицкий тоже под стать ему, умные контрразведчики.

Проводив Менжинского, Феликс Эдмундович не пошел работать. Остаток дня решил провести с семьей. Он был в отличном настроении, и Софья Сигизмундовна была благодарна Менжинскому: сдержал слово, отвлек Феликса от тяжелых дум о металле.

Феликс Эдмундович и Софья Сигизмундовна сидели на своей любимой садовой скамье и наблюдали, как невдалеке на лужайке играют Ясик, его товарищ Володя Овсеенко и племянница Феликса Эдмундовича Зося.

Зося была самой старшей в этой компании. Из угловатого подростка, каким встретил ее в двадцатом году в Харькове Дзержинский, она превратилась в красивую, стройную девушку с тонкими, «Дзержинскими» чертами лица. Зося часто гостила у дяди. Она к этому времени уже окончила рабфак и перешла на второй курс Харьковского финансово-экономического политехникума. Была активной комсомолкой.

Феликсу Эдмундовичу вспомнилось, как в 1922 году он старался приучать шестнадцатилетнюю Зоею к систематическим занятиям. Однажды он сказал ей:

– У меня к тебе большая просьба. Не можешь ли помочь мне в одном деле?

– Конечно! – обрадовалась Зося.

– Но это не так просто.

– Я постараюсь сделать все, что нужно.

– В таком случае возьми вот эту книжку. Меня просили сообщить, какого я о ней мнения, но ты знаешь, как я занят. Я прошу тебя хорошенько прочесть ее и рассказать мне, о чем в ней сказано, хороша ли она?

Книжка, на вид тоненькая, оказалась очень трудной для чтения. Стараясь понять ее, Зося убедилась, как мало она знает. «С тех пор, – писала впоследствии Софья Владиславовна, – у меня начался сдвиг в учебе, я поняла, что мне надо серьезно заниматься».

В тот же вечер у Дзержинского состоялся один разговор: Владимир Владимирович Овсеенко запомнил его на всю жизнь. К нему, тогда совсем юному комсомольцу, Феликс Эдмундович неожиданно обратился с вопросом:

– Скажите, Володя, во что коммунист должен верить?

Вопрос Володе показался странным. Как комсомолец он, конечно, был ярым атеистом, распевал с товарищами «Мы на небо залезем, разгоним всех богов» и не верил ни в бога, ни в черта. Уж не разыгрывает ли его Феликс Эдмундович? Володя замялся, не зная, что ответить.

– В коммунизм он должен верить, я так считаю. Не только по книгам, но всем своим существом коммунист должен быть уверен в победе революции, – сказал Феликс Эдмундович.

И по тому, как он сказал, Володя понял, что это очень серьезно.

Уехал домой Володя, спит в своей комнате Ясик, улеглась Зося с книгой в руках, а Феликс Эдмундович в спальне снова засел «часок поработать перед сном». Рядом Софья Сигизмундовна, помогает ему выверять таблицы. Как в Кракове, когда вместе готовили партийную почту в Россию.

Так проходил у Дзержинского отпуск. Правда, он считал отпуск несвоевременным, но товарищи знали, что выбрать время для отдыха ему самому никогда не удастся, и Политбюро, не считаясь с его протестами, обязало отпуск взять.

За неполный месяц пребывания на даче Дзержинский написал двадцать семь деловых писем, принял участие в пяти совещаниях. Там же, во время отпуска, им был составлен план работы Высшей правительственной комиссии по металлопромышленности. В пояснительной записке к плану Дзержинский предлагал привлечь к работе в ВПК «в первую очередь людей из других ведомств и учреждений, заинтересованных в удешевлении изделий металлопромышленности и ее упорядочении, не связанных с ее рутиной и могущих искать и не бояться новых путей».

Савинкова арестовали. Этого зубра контрреволюции привел из Парижа, как теленка на веревочке, чекист А. П. Федоров, отлично разыгравший роль одного из руководителей несуществующей антисоветской организации «Либеральные демократы». Савинков поверил в существование этой организации и в возможность своего выезда в СССР под чужим именем. Его обнадежили доклад благополучно возвратившегося в Париж Фомичева и письма другого эмиссара, Павловского. Он не знал, разумеется, что они написаны под диктовку чекистов!

– Уважаю ум и силу ОГПУ! – воскликнул Савинков, когда его доставили на Лубянку. И начал каяться.

Накануне судебного процесса с ним разговаривал Дзержинский. Савинков убеждал Дзержинского в том, что он разочаровался в белом движении, считает свою борьбу с Советской властью роковой ошибкой и хочет искупить ее честным трудом.

Феликс Эдмундович выслушал его внимательно и сказал:

– Мало, Савинков, разочароваться в белых и зеленых, надо суметь понять и оценить красных,

Савинков принял совет и постарался доказать это в суде.

«Белое движение разбито не только физически, но и идеологически и морально, – писала в передовой газета «Известия» 30 августа 1924 года. – Его наиболее решительный сторонник признал, что это движение антирусское, антинародное, что это движение антикрестьянское и антирабочее, что оно может быть только при поддержке иностранного капитала и что оно может быть только шпионской организацией иностранных генеральных штабов».

А год спустя на ту же приманку попался и Сидней Рейли, заочно приговоренный советским судом к расстрелу еще в восемнадцатом году как ближайший помощник Локкарта. Рейли, которому тогда удалось благополучно бежать из России, теперь сам прибыл в Москву нелегально по каналам Монархической организации центра России (МОЦР), контролируемой ОГПУ.

– Сам удивляюсь, как это нам удалось, – говорил Артузов, докладывая об аресте Рейли Дзержинскому. – Удивительно, что Рейли поверил в «силы контрреволюции» после ареста и суда над его другом Савинковым.

– Тут нет ничего удивительного. Его, как в свое время и Савинкова, ослепила классовая ненависть. Им так хочется свергнуть Советскую власть, что они готовы желаемое принять за действительность. Поэтому Рейли переоценил силы контрреволюционного подполья и троцкистской оппозиции, на которую он тоже делал ставку.

Оказавшись в тюрьме, Рейли обратился с письмом к Дзержинскому. «После прошедших со мной разговоров выражаю согласие дать вам вполне откровенные признания и сведения относительно организации и состава великобританских разведок и поскольку мне известны такие же сведения относительно американской разведки, а также лиц в русской эмиграции, с которыми мне пришлось иметь дело».

Показания Сиднея Рейли были использованы Советским правительством в ноте правительству Англии по поводу подрывной деятельности, проводимой британскими специальными службами в СССР.

Дзержинский несколько раз перечитал справку об антисоветской деятельности одного из инженеров ВСНХ. ОГПУ просило санкции на его арест. Феликс Эдмундович взял ручку, обмакнул в чернила перо и… отложил.

– Улики бесспорны, но он хороший специалист. Может принести большую пользу. Знаете что, Вячеслав Рудольфович, – сказал, оживляясь, Дзержинский, – оставьте его мне, я его переломлю. Многих людей можно приобрести и заставить работать честно, не доводя дело до суда.

Подобные разговоры у них уже были, и Менжинский знал, что Дзержинский сумел «переломить» не одного в прошлом контрреволюционно настроенного специалиста.

Менжинский уехал, а Феликс Эдмундович долго еще думал над давно волновавшим его вопросом: как в интересах социалистического строительства сплавить воедино революционный энтузиазм рабочего класса со знанием и опытом старой технической интеллигенции? Конечно, активных контрреволюционеров придется еще изолировать. Но на пути стояли не только консерватизм и антисоветские настроения части старых специалистов. Правильному и полному их использованию мешало недоверие к ним, нежелание учиться у них, бытующее среди советских хозяйственников и рабочих.

Этот вопрос Дзержинский решил поставить в своем докладе «О металлопромышленности» на XIV партийной конференции. Он говорил:

– Я должен сказать, что без знаний, без учебы нашей собственной, без уважения к людям, которые знают, без поддержки технического персонала, без поддержки науки, которая именно имеет целью поднять нашу промышленность и подвести научную базу под производственные процессы, мы без этого не сможем выполнить той задачи по поднятию производительности труда, которая перед нами поставлена. Как же мы подходим еще сейчас к техническому персоналу? У нас очень много пережитков в этой области. Мы помним еще то время, когда держали дубинку в руках и должны были держать для того, чтобы не позволить им изменять, а кто изменяет, того стукнуть и уничтожить. Остатков той психологии, которая была тогда уместна, у нас еще очень много держится до сих пор.

Дзержинский уловил шум в зале, остановился и спросил:

– Может быть, вам несколько странно, что я, председатель ГПУ, такие речи говорю?

Ответом был дружный смех.

– Но вы тем более должны прислушаться к тому, что говорит в этой области председатель ГПУ!

На этот раз уже не смех, а аплодисменты покрыли его слова.

– Я должен прямо сказать: мы рассматриваем их часто только как наемников. Я думаю, неправилен такой подход. Мы можем их завоевать как коллег, как тех товарищей, с которыми мы вместе работаем. Вопрос относительно того, чтобы мы подняли на высшую ступень науку и создали товарищеские условия работы нашему техническому персоналу, является основной задачей, без которой мы окончательно победить в экономическом отношении буржуазную Европу не сможем!

Техническая интеллигенция отвечала Дзержинскому на доверие доверием. Когда коммунисты «Главметалла» решили обсудить директивы XIV партконференции, на партийное собрание явились все беспартийные специалисты и приняли активное участие в обсуждении. А на организационном собрании Общества по изучению проблем межпланетных сообщений в президиум общества наряду с К. Э. Циолковским, Ф. А. Цандером и другими известными учеными и инженерами был избран и Ф. Э. Дзержинский.

9

Терпению партии пришел конец. В январе 1925 года Пленум ЦК РКП(б) сделал Троцкому категорическое предупреждение и освободил его от обязанностей председателя Реввоенсовета, так как дальнейшее пребывание его на этом посту могло отрицательно повлиять на боеспособность Красной Армии. Долго не могли решить, где его использовать, наконец в мае он был назначен членом президиума ВСНХ.

Свою работу в этом генеральном штабе советской промышленности Троцкий начал с докладной записки на имя Председателя ВСНХ Дзержинского, в которой предостерегал его против взятых темпов развития промышленности и предсказывал экономический кризис. Троцкого поддерживал Каменев. Он даже сформулировал его позицию в виде лозунга – «Реже шаг!».

– И это он пишет в тот момент, когда наша промышленность уже приближается к довоенному уровню, а вместе с тем во весь рост встает задача возобновления и расширения основного капитала. Забот и без того по горло, а тут еще с Троцким возись, – возмущался Дзержинский в разговоре с Манцевым и Менжинским.

– Меня удивляет, что Троцкий только недавно требовал сверхиндустриализации, а тут вдруг так резко переменил фронт, – сказал Манцев.

Дзержинский перетянул на хозяйственную работу в НКПС, а затем в ВСНХ большую группу чекистов. Манцев тоже работал теперь в ВСНХ членом президиума и заведующим отделом торговой политики.

– Да что вы удивляетесь, Василий Николаевич?! Троцкий – это же фигляр. Как Петрушка в балагане. Прыжок с поворотом на сто восемьдесят градусов, и вуаля, пожалуйста – «реже шаг», – при последних словах Вячеслав Рудольфович сделал руками жест, какой делает акробат после удачного прыжка. – Все дело в том, – продолжал Менжинский, – что Троцкому важна не столько индустриализация, сколько повод для новых нападок на линию партии.

– Но ведь Пленум потребовал от него полного и безоговорочного отказа от какой бы то ни было борьбы против идей ленинизма. Он предупрежден, что может поставить себя вне Политбюро, и даже устранен от работы в ЦК, – усомнился Манцев.

– И все-таки прав Вячеслав Рудольфович. Троцкий не остановится перед нарушением решения Пленума ЦК, как не остановился ранее перед нарушением решений партийных съездов, но Пленум постановил прекратить дискуссию, и я не хочу втягиваться в открытую полемику с ним, – говорил Дзержинский. – Пусть ответом ему будет мой доклад на III Всесоюзном съезде Советов.

И зачем только его направили в ВСНХ? – снова вырвалось у Дзержинского.

– А куда же еще, как не под гласный надзор председателя ОГПУ, – пошутил Менжинский.

На III съезде Советов Дзержинский сделал обстоятельный доклад о положении промышленности СССР. Многочисленные цифры и диаграммы подводили к единственно правильному выводу:

– Главнейшая и основная задача, которая стоит не только перед промышленностью, но и перед всем народным хозяйством и перед правительством, – это наметить в дальнейшем меры к тому, чтобы рост развития промышленности не только не был ослаблен, но был усилен и догнал потребности всего народного хозяйства.

В своем постановлении съезд Советов признал необходимым дальнейшее усиление темпов развития промышленности и в первую очередь расширение металлической промышленности.

Разумеется, Председатель ВСНХ занимался всеми отраслями народного хозяйства, а не только металлопромышленностью. Но тяжелой индустрией – в первую очередь.

– Некоторые товарищи тут также спрашивали: «Почему вы напираете на тяжелую индустрию, почему вы не разворачиваете легкую индустрию?»

Тяжелая индустрия обеспечивает рост легкой индустрии, и для того, чтобы легкая индустрия могла расширяться… мы должны соответственно заблаговременно подготовить и расширить нашу тяжелую индустрию, – так говорил Дзержинский на конференции московских большевиков в преддверии XIV партийного съезда.

XIV съезд партии вошел в историю как съезд индустриализации. Генеральная линия партии на индустриализацию страны вырабатывалась и последовательно развивалась в решениях съездов, конференций и пленумов ЦК РКП (б), проходивших и до XIV съезда. В этой коллективной творческой работе партии немалую роль сыграли доклады, выступления и статьи Феликса Эдмундовича Дзержинского.

– Феликс Эдмундович вырос в крупнейшего экономиста партии. Он дает партии такие постановки экономических проблем, которые при своем решении двигают хозяйство страны колоссальными шагами вперед. Не найдется ни одной проблемы, которая была бы поставлена развитием народного хозяйства с весны 1921 года, в которой не принимал бы самое непосредственное участие Дзержинский, – так говорил своим товарищам по ВСНХ заместитель председателя правления «Главметалла» В. И. Межлаук, вернувшись со съезда[83]83
  О Ф. Э. Дзержинском, как первом из большевиков, который после В. И. Ленина поставил широко проблему реконструкции промышленности, кроме В. И. Межлаука, пишут в своих воспоминаниях бывшие члены Политбюро ЦК ВКП(б) А. И. Микоян и А. А. Андреев, делегат III съезда Советов Н. П. Богданов. Доктор исторических наук С. С. Хромов, автор обстоятельной монографии «Ф. Э. Дзержинский во главе металлопромышленности», пишет: «Можно смело утверждать, что в первые годы после смерти В. И. Ленина никто из членов ЦК партии столь основательно не разрабатывал проблем тяжелой индустрии, как это сделал Феликс Эдмундович Дзержинский».


[Закрыть].

Трудно даже перечислить все проблемы, в разрешении которых принимал участие Дзержинский. И одна из основных – ей он придавал огромное значение – это привлечение масс рабочих к выполнению стоящих перед промышленностью задач.

«Кто не ставит себе в своей практической повседневной работе этой задачи – вовлечение этих масс в число сознательных участников производства, – тому не укрепить, не наладить нашей государственной промышленности… Если хозяйственник не знает массы, не умеет стать ее вождем, не сумел завязать с ней постоянных живых связей, то он не может быть ни хорошим членом партии, ни хорошим хозяйственником. Формой этого общения с массой и являются производственные совещания», – писал Дзержинский еще в июне 1924 года правлениям синдикатов, трестов и красным директорам предприятий.

Он двинул вперед развитие целого ряда отраслей промышленности, которые или вовсе не существовали, или находились в зародышевом состоянии. К ним относятся тракторостроение, автомобилестроение, авиапромышленность, цветные металлы, сельскохозяйственное машиностроение, судостроение и другие. Неоднократно Дзержинский входил в правительство с просьбами запретить импорт тех или иных машин (например, тракторов), если их может изготовлять отечественная промышленность.

– Я не против ввоза вообще. Обойтись без импорта мы не можем. Но ввозить из-за границы надо то, что будет содействовать достижению нашей экономической самостоятельности, а не толкать нас в кабалу к заграничным капиталистам, – объяснял Дзержинский свою позицию.

И он добивается решения о строительстве тракторного завода в Сталинграде и завода сельхозмашин в Ростове-на-Дону.

С этих позиций Дзержинский подходит и к вопросу о концессиях.